№4.2023. Светлана Семёнова. Городской комфорт

Озеленение

В начале XIX в. острой общественной потребности в озеленении улиц и площадей города не ощущалось. Горожане традиционно собирались на гулянья в окрестностях города около Успенского монастыря (школа МВД) и Магометанского кладбища. В низинах близ Белой, по сути в городской черте, сохранялся естественный лес из ивы, дуба, липы, клена, черемухи, орешника, калины, над которыми парили раскидистые осокори. Целенаправленное озеленение в Уфе началось в первой половине XIX в. согласно генплану 1819 г. В 1830-е гг. были посажены деревья на бульваре Базарной площади (улица Пушкинская). На плане Уфы 1852 г. обозначены два городских и один частный сад.

Значительно больший размах приняли работы по озеленению в 60–70-е гг. Город раздвигал свои границы, застраивались окраины, уплотнялась застройка старой части Уфы, увеличивалась доля слоёв населения, не имевших собственных садиков (промышленные рабочие, интеллигенция, обитатели многоквартирных домов), для которых ближайшие улицы и скверы являлись главными местами отдыха. В эти годы пустыри, пространства площадей начинают засаживать деревьями.

В 1863 г. на Александровской площади (ул. Маркса, Кирова) посадили 330 деревьев, сделали деревянную ограду, удобрили почву чернозёмом, песком. В 1870 г. городская дума, выделив для этого соответствующие средства из городского бюджета, поручила купцу Блохину устроить Соборный парк и театральный сад, а также оградить деревянной решёткой две аллеи городского бульвара на Верхнеторговой площади. К 1875 г. отмечены также сады за зданием Духовной семинарии (ныне ул. Маркса, 3) и архиерейским домом (на месте Дома Республики), сад батальонного лазарета (северо-запад ул. Гафури и Свердлова). Остался нереализованным проект устройства небольшого дендрария на территории двора губернского музея и статкомитета (ныне здание на ул. Пушкина, 85/1, у Верхнеторговой площади).

По решению городской думы в 1873 г. на Случевской горе (сад Крупской) был разбит и огорожен решёткой цветник. Когда через два года этот сад хотели уничтожить, уфимцы встали на его защиту. Домовладельцы А. С. Листовский, В. В. Шестаков, В. М. Архангельский заявили, что с давних пор эта одна из красивейших местностей Уфы служит весной для жителей единственным местом для гуляний. «Когда городские улицы ещё утопают в грязи», эта возвышенная местность «привлекает уже к себе массы желающих подышать весенним воздухом и полюбоваться ледоходом рек и живописными видами красивых берегов реки Белой». На заседании городской думы в 1900 г. было объявлено, что «в присутствии многочисленной публики 29 июня состоялось торжественное открытие бульвара на Фроловской улице и сада на Случевской горе. Сад этот, по своему образцовому устройству, представляет выдающееся украшение города и хотя он принадлежит губернскому комитету трезвости, но в действительности составляет собственность города, так как открыт ежедневно для бесплатного посещения публики». Открытие нового Случевского сада стало одним из важнейших событий в жизни Уфы. В Случевском саду была сделана деревянная ограда и разбиты дорожки, а на бульваре – мощёные переходы, две липовые аллеи, два боковых проезда в 8 саженей.

Ряд мероприятий по благоустройству города дума провела в 1884 г. В Ушаковском парке (вокруг Башдрамтеатра) посадили 143 берёзки, отремонтировали изгородь и проходные кресты-вертушки, а также музыкальный павильон. В парке требовалось провести ряд работ по укреплению почвы, так как из-за покатости территории и отсутствия водосточных канав вода за последнее время обнажила корни деревьев, которые стали плохо расти, а единственный куст сирени «портят пасущиеся в парке козы». Всё это придавало парку «пустынный вид», хотя здесь были эстрада, качели, площадка для детских игр; была отремонтирована ограда, представляющая собой деревянную решётку на столбах высотой в два аршина, окрашенную масляной краской светло-шоколадного цвета с отводками тёмного оттенка.

В Театральном саду (квартал улиц Тукаева, Матросова, Валиди, Цюрупы) отремонтировали решётку с калиткой. На бульваре на Воскресенской (ул. Тукаева) скосили крапиву и репейник, посадили 126 берёзок. В саду у дома городской управы (Думский сад) отремонтировали решётку забора.

В целом за 12 последних лет века, начиная с 1888 г., городская дума провела ещё ряд мероприятий по озеленению города. Были посажены деревья на двух аллеях Верхнеторговой площади, устроены новые изгороди вокруг них. Благоустроены три городских парка и сада и созданы два новых – на Случевской горе с примыкавшим к нему бульваром и парк народной трезвости в Северной слободе.

Острая необходимость в древесных насаждениях ощущалась в новой Северной слободе «как в пожарном, так и в гигиеническом отношении». Поэтому дума поощряла всех, кто желал посадить деревья в этой местности, лишённой свободной площади для разведения городского сада. В связи с этим место «народных гуляний» у Лагерной горы, где несколько лет назад размещался Уфимский казачий полк, дума предложила оставить под городскую площадь с широким бульваром. В привокзальном районе для укрепления отвесных известковых гор во избежание оползней использовался лес (орешник, рябина, черёмуха и др.). «Этот склон был так крут, что неудобен для заселения, и эти насаждения придадут лучший вид» новому жилому району.

Интересно отметить, что в те времена уфимцы сами проявляли инициативу в озеленении родного города. Так, житель Уфы Базилев «для пользы города» просил разрешить посадить деревья у своего дома во всю ширину уличного тротуара, расположенного напротив Александровской площади. Учитывая такой энтузиазм местных жителей, губернатор Н. М. Богданович в 1897 г. предложил продавать домовладельцам деревья из городского питомника при Ушаковском парке. В 1898 г. дума приняла специальное решение – найти садовника, который бы не только ухаживал за городскими парками, но и давал советы всем домовладельцам по уходу и разведению частных садов и огородов, а также садов при городских училищах.

Частные сады Видинеева (сад Аксакова на ул. Пушкина) и Базилевского (на месте Дома актёров, ул. Театральная и Пушкина), предназначенные для отдыха горожан, находились в центре жилых кварталов и занимали значительно меньшую территорию, чем общегородские. Общая площадь парков и скверов в 1913 г. равнялась 0,35 кв. км.

Кладбища

Немалое место среди забот городских властей по благоустройству Уфы занимал санитарный контроль. За пределы городской застройки выносились кладбища, иные места захоронений. С развитием города места захоронений менялись. Так, с 1770-х гг. до 1824 г. существовало большое кладбище около Успенской церкви. Отдельные захоронения производились у стен церквей и монастырей (иногда в подвалах).

Отвод территории на окраине города для основных уфимских кладбищ был произведён в первой половине XIX в.: в 1830-е гг. для Ивановского (район Дворца творчества школьников) и Сергиевского (иногда его называли Преображенским), в 1852 г. – для Магометанского. Существовало и старообрядческое кладбище (начало ул. Пушкина, данные 1897 г.).

При размещении кладбищ обязательно соблюдалось расстояние до жилой застройки по Строительному уставу – 100 саженей, обустройство их осуществлялось на средства города. С появлением новых жилых районов менялись места, требующие санитарной защиты. Так, в 1893 г. городская дума предложила закрыть старое Иоанно-Предтеченское кладбище (площадь 5 десятин 1500 кв. саженей), оказавшееся в центре жилого квартала. Поэтому было решено расширить Сергиевское кладбище с восточной стороны на 2566 кв. саженей, разбив новую площадь на кварталы, чтобы могилы «рылись в определенном порядке», а также отвести место у Старо-Сибирского тракта для нового кладбища. В начале XX в. западнее последнего разместилось Католическое кладбище.

Скотомогильники

Другими местами, при создании которых было необходимо соблюдение санитарно-защитной зоны, являлись скотобойни. Они размещались только за городом: возле Каменной переправы на реке Уфе и в других местах. Скотобойни принадлежали городу и частным лицам. Например, в 1879 г. с этой целью у города арендовали 1254 кв. саженей, а в 1882 г. разным лицам было отведено 11 участков. Остро стоял вопрос о захоронении нечистот. В 70-е гг. городская свалка размещалась у Сафроновской пристани и близ Черкалихинского оврага (за Башгосуниверситетом).

В случаях чрезвычайных ситуаций – эпидемий, эпизоотии и прочих – городские власти разрабатывали целый комплекс санитарных мероприятий. Например, в 1878 г., когда ожидался массовый падеж крупного рогатого скота, власти сообщали уфимцам, что для своза всяких нечистот и зарытия трупов палого скота отведены места за солдатскими огородами вправо от дороги на Сафроновскую пристань, в Черкалихинском овраге и слева от Сергиевского кладбища в овраге. Городская управа убирала и свозила небрежно разбросанные по городскому выгону разные нечистоты, а трупы зарывались в ямы на должную глубину; зимой устраивались помещения для сжигания трупов скота под наблюдением городских комиссаров и ветеринаров.

В 1899 г. место для захоронения скота отвели у оврага по левую сторону дороги на городские скотобойни. В следующем году оно было переведено к Видинеевскому заводу.

Свалки

Кроме трёх существовавших городских свалок, созданных в 1870-е гг., в 1899 г. были открыты две новые: за конюшней государственного конезавода (район Центрального рынка) и в сухом овраге рядом со старой свалкой по дороге на Сафроновскую пристань. Места свалок окапывались глубокими рвами и огораживались заборами, весной сжигали весь навоз.

Городская дума содержала сторожей для наблюдения за «свозом нечистот» и захоронениями: на скотском кладбище – два человека, на Сергиевском и у свалки в Черкалихинском овраге – три. Несмотря на просьбу уфимцев закрыть эту свалку, дума только усилила здесь контроль.

В 1893 г. из казны была выделена ссуда в 55 тыс. рублей на устройства скотобойни. Предположительно, она размещалась за Сафроновской пристанью. В 1899 г. городская дума издала постановление о закрытии частных скотобоен, не отвечающих санитарным требованиям.

Канализация

С середины XIX в. в быту населения начинает укореняться и такая вещь, как туалет. В первую очередь отхожими местами и канализацией оборудовались общественные учреждения. Например, в 1882 г. торговцы гостиного двора (торговые ряды на Верхнеторговой площади), а собиралось их там до 300–600 человек, обратились к старосте, купцу В. И. Нестерову, с просьбой, помимо существующего «небольшого дурно устроенного сортира», чтобы «устранялась всякая неопрятность внутри гостиного двора», устроить другой с противоположной стороны двора, на углу расположенного там сада. Новый туалет соорудили по «фасадам и планам» городского архитектора из деревянных столбов, обшитых досками.

В некоторых уфимских зданиях начинает создаваться собственная канализация. В городской больнице на улице Телеграфной (завод «Уфимкабель») в 1882 г. для стока грязной воды был вырыт в саду колодец со срубом и насосом для «выкачки воды при наполнении колодца». Грязная вода из здания попадала в колодец по чугунным трубам, проложенным в земле на глубине в одну сажень.

«Тифозный дом», стоявший во дворе больницы, имел благоустроенный туалет: двери обиты клеёнкой по войлоку. Оборудование состояло из двух баков для холодной воды на 50 вёдер, двух выгребных ям, сделанных из брёвен с двойными люками. От печи к стульчику отхожего места проходила железная вентиляционная труба. А в ванные комнаты холодная и горячая вода подавалась по свинцовым трубам с помощью пяти насосов. Грязная вода из ванн выпускалась в отводную трубу по сточным трубам с кранами. Эмалированные раковины, трубы, медные краны были доставлены из Санкт-Петербурга. Вода нагревалась в двух очагах.

Такие же тёплые туалеты с печкой и со всем необходимым санитарно-техническим оборудованием имелись и в других казённых зданиях Уфы: в Присутственных местах, суде, губернаторском доме, где зловоние уничтожалось дорогим порошком доктора Киттары. По распоряжению городской думы обязательным было также устройство тёплых туалетов с вентиляцией и стоком грязной воды по отводным трубам в определённые места или в ближайший овраг в общественных банях.

В 1910-х гг. ассенизационный обоз уже не справлялся с очисткой города, а для строительства городской канализации изыскать средств не удавалось. Значительная часть нечистот стекала по водостокам в р. Белую.

Почта, телеграф и телефон

В 1820-е годы городской почтамт стоял на почтовом тракте, на углу перекрестка нынешних улиц Валиди и Цюрупы. Скорее всего, это был деревянный одноэтажный дом на восемь комнат и с девятью окнами на главном фасаде, как он изображён на одном из проектных чертежей в архиве Санкт-Петербурга.

В XIX веке местонахождение почтовых станций в Уфе менялось, как менялись и их содержатели. В 1840-е годы станции располагались на углу нынешних улиц Октябрьской революции и Цюрупа, в 1870-х гг. – у городской больницы в доме Сергеева, в 1880-х гг. – на северо-восточном углу Верхнеторговой площади. Имеется проект (1869 г.) постройки почтовой конторы в доме Базилевского на углу улиц Пушкинской и Телеграфной (Пушкина и Цюрупы). В 1904 г. в центре города установлены первые 19 почтовых ящиков.

Телеграф в России был открыт для широкой публики в 1855 г. В 1870-х гг. он располагался в доме Белышева на ул. Большой Казанской.

Первая телефонная линия в Уфе была проведена в 1893 году от почтово-телеграфной конторы, она соединила 12 административных зданий, в 1904 году – 230 домов, в 1914 г. – 5 пригородных сел.

ОБЩЕСТВЕННОЕ БЫТИЕ В «МЕЛОЧАХ»

За всю свою историю Уфа имела постоянно один и тот же статус – административного центра края. Поэтому, как мы уже убедились, поступательный характер носило и градостроительное развитие, и рост численности населения. Не было в Уфе каких-либо потрясений, которые могли бы круто изменить жизнь города. Даже появление в 1888 году железной дороги лишь оживило городскую жизнь, раздвинув городские границы, к чему город был вполне готов. Всё это оказало влияние на формирование спокойного уклада жизни уфимцев.

В городе не было крупной промышленности и сложившейся банковской системы. Очень богатых людей тоже не имелось, поэтому никто не строил здесь дворцов и роскошных усадеб. Сословный состав населения был таким же, как и в других губернских городах.

В Уфе сложился учебный, религиозный и культурный центр, поэтому интеллигенция не могла не влиять на материальную культуру города, культуру городского быта.

С XVII в. упоминаются в связи с Уфой дворянские фамилии Артемьевых, Аничковых, Волковых, Вавиловых, Васильевых, Жилиных, Третьяковых, Жуковых, Ураковых, Пекарских и др. Некоторые из них увековечены в названиях современных микрорайонов и окрестных деревень. Другие фамилии были запечатлены в названиях улиц XIX в.: Аксаков, Базилевский, Ханыков, Вавилов, Буданов, Бекетов и др.

О миграционных процессах свидетельствуют такие фамилии, как Пацитти, фон Вакано, Стобеус, Фосс, Вольмут, Юрайтис, Фабер-Файгель, Шейх-Али, Тромпет, Бонье, Гурвич, Штехер, Гутоп, Эверсман и др., а также очень известные и прославленные – Циолковские, Ломоносовы, Евреиновы, Пушкины, Жуковские, Дашковы, Державины, Юсуповы, Кудашевы, Чижовы, Жуковы, Толстые, Курчатовы, Нестеровы, Репины, Суворовы, Мамонтовы, Верстовские, Алябьевы, Бехтеревы и др.

В художественных произведениях, календарях, справочниках и др. местной светской хронике увековечены имена рядовых уфимцев. А в пыльных документах архивов хранится сенсационного характера дополнительная информация о жителях города. Так, купцу Мордвинцеву в 1812 году исполнилось 100 лет, его жене – 85, а младшему сыну – 27. Купец Подъячев был старше своей жены, которая родила ему детей, на 24 года. Были случаи появления незаконнорожденных детей, подкидышей, детоубийства, воровства, бродяжничества и проч. Кого-то представляли к почётному гражданству, к бесплатному обучению и т. п.

Однажды, читая газету, я встретила в ней следующую фразу: «Гоголь убеждён, что общественно-историческая жизнь нации связана тысячами незримых нитей с душевным состоянием каждого человека, она складывается из мелочей» (Ю. В. Лебедев). Я не могу не согласиться с этим. Сотни подобных мелочей придавали губернскому городу Уфе очарование: бой немецких курантов (изготовлены по спецзаказу для Уфы), балкон для оркестра в доме купца Чижова и сфинкс в его саду, домашний театр с гримёрками в губернаторском доме, уличные фонари, электрическое бра в городской думе, зерцало в суде, эшафот у церкви, полосатые сторожевые будки, уличные канавы с крышками, мусорные ящики, общественные туалеты, конные бега по льду Белой, музыкальные павильоны в парке: праздничное украшение фасадов домов зеленью и цветами и вечернее «иллюминирование» дома губернатора сотнями свечей на плошках, чай, фруктовые воды, сбитень и кумыс в киосках и трактирах.

Всеми этими достижениями цивилизации пользовались уфимцы, а в полицейское управление поступали жалобы следующего порядка: от арестанта-дворянина А. Писемского – на смотрителя тюрьмы за оскорбление словами, от купца И. Кондратьева – на городового пристава за оскорбление действием (купец в неположенном месте остановил кучера, чтобы посадить вышедшую из театра больную жену). Соседи подали жалобу на чиновницу Кремлёву, допустившую в доме своем квартирование непотребных женщин, которые пьяные ругались с приходящими извозчиками и своими посетителями и пели неприличные песни. В квартире этих женщин происходили скандалы, сопровождающиеся биением стекол.

Городовой пристав составил акт о том, что трактирщик Каштанов пустил в своё заведение публичных девок, которые, ожидая графин водки, плясали. Хозяин трактира на это замечание пристава возражал, так как законом не воспрещалось иметь бильярд, игры, музыку, даже игры в карты. Не удалось уйти от закона купцу Соловьеву, торговавшему пивом без разрешения.

Уфимцы заявляли в полицию и о пропаже личных вещей: например, коллежский регистратор С. Булгаков – о пропаже двух драповых пальто. Потомственного почётного гражданина Михаила Плаксина за кражу четырех окороков ветчины приговорили к ссылке на житие в Вологодскую губернию. Не церемонилась полиция с должниками и безжалостно описывала их имущество: у купца Наркина – рояль, мебель, зеркало, у сына священника Мамина – подзорную трубу медную «о пяти коленах со стеклом и колпачком на одном конце». Полиция не оставила без внимания тот факт, что прусский подданный Г. Кланк преподавал немецкий язык без разрешения, а чиновника Ветошникова укусила собака Шахурина. Было вынесено постановление: если собака здорова, то обязать хозяина держать её на привязи, а в противном случае распорядиться её убить.

Почтовая контора при участии полиции вскрыла за истечением срока хранения две ценные посылки на имя Нургалея Гатаулина, присланные из Ташкента, весом в 3 фунта, где лежали полотенце, фунт орехов, 26 лотов ягодной пастилы. За незаконный провоз у мещанина А. Лобанова, помимо других вещей, полиция изъяла 10 утиральников (полотенец) холщовых.

Сохранились сведения о том, что провизор и содержатель аптеки Штехер в 1867 году купил в Петербурге и Москве хирургические инструменты – аппараты для приставки рожков, карманные наборы, оловянные мензурки, кровоприёмные чашки, зубные ключи с крючками, спринцовки, клистерные трубки, железные и роговые шпатели (лопаточки для осмотра полости рта).

Уфимцы были ещё и сентиментальны: ремесленники собирали деньги на устройство памятника своему коллеге живописцу Перлину, убившемуся при работах в Успенской церкви. Над имением вдовы коллежского асессора Витковского установили опекунство вследствие её «нетрезвой жизни и расточительства». Вдове чиновника О. Белобородовой удалось выхлопотать средства, чтобы дать трём детям образование за казённый счет.

В источниках встречаются сведения об интересных вещах: в 1875 году извозчик Иванов вёз к пристани греческого иеромонаха Иеронима, к ним бросился мещанин Екимов, прося благословления и говоря, что идёт топиться в реку. Мещанина усадили в тарантас, чтобы отвезти в полицию, но он выпрыгнул и бросился в глубокий колодец. Иванову пришлось спасать беднягу, решившегося лишить себя жизни «от тоски и безнадёжной любви, которую он питал к жившей с ним около 15 лет солдатке Прасковье Киселевой, и не имел о жизни ея мужа никаких сведений, хотел уж на ней жениться, но в это время муж пришёл домой, и она ушла к нему».

Губернское начальство обещало Иванову за этот «человеколюбивый поступок» дать материальное поощрение. Но казна была невелика, к тому же «вследствие Высочайшего разрешения» губернатор должен был отправляться в трёхмесячный отпуск за границу.

В дом губернатора надо было нанимать дворника для набивки погребов льдом, натирки полов воском, заводки и чистки часов. Городскому голове нужно было выдавать годового жалования 1000 рублей (1875 г.), полицмейстеру – 300, рядовому полицейскому – 20, столоначальникам (что-то вроде начальника отдела на современном языке) – от 120 до 240 руб., частному приставу – 100. Заметим, что чернорабочему платили в день 35 копеек, а с лошадью – 90.

Что уфимцы могли себе позволить за эти деньги? Усадьба с деревянным одноэтажным домом с антресолями на 18 комнат и каменными постройками стоила около 1200 руб., железное ведро – 25 коп., рис и макароны – 10 коп. за фунт (409,5 г.).

«Именно в “мелочах” повседневной жизни образуются как положительные, так и отрицательные устремления общественного бытия», – отмечает Ю. В. Лебедев, и с этим нельзя не согласиться.

Во что одевались жители Уфы

По предпочтениям горожан в моде и одежде можно было судить не только об их вкусах, но и о благосостоянии. Так, в 1867 г. канцелярские чиновники и служители суда не могли часто менять свой гардероб: «встречают крайнюю нужду в содержании себя с семействами и не могут приобрести приличного платья». Архивариус имел годовое жалование 70 руб., писец – от 3 до 8 руб. Аршин (0,71 м) обыкновенного сукна стоил 2 руб. 88 коп., подкладочного холста – 9 коп., рубашечного холста – 11 коп. У меня нет сведений о стоимости пошива платья, но цехового портного ремесленной управы оштрафовали за испорченные брюки Зенкова на 17 руб. Управляющий Уфимской палатой госимуществ подполковник Фабер-Файгель носил енотовую шубу за 138 руб.

В одежде уфимцев была масса мелочей, придававших горожанам вполне европейский вид. Сохранились сведения, что жена землемера Матвеева любила украшаться шелковыми французскими лентами, позолоченной брошью, агатовым медальоном, заколкой из бус, шляпкой с французским цветком. В её дорожном сундучке лежала игольница слоновой кости, пузырёк лучшего заграничного кармину (помада, румяна), детский капор из альпака (шерсть горной козы), тику 3,5 аршина.

Солдатская дочь Варвара Епифанова ходила в тунике черного люстрина (тонкая шерсть или хлопок), в барежевой кофте, чулках, с зонтиком и кашемным (кожаным) портмоне, где лежали гуттаперчевые расчески.

Мужчины также придавали своей одежде большое значение. У мещанина Лобанова были суконный сюртук, рубашка александрийская с кружевами, перчатки, носовой платок, а у коллежского асессора Николая Леоновского – ситцевая сорочка с манишкой, сапоги с калошами и часы. Коллежский регистратор Сергей Барзенков носил драповое пальто, Фадеев – чёрных русских овчин на подкладке, его жена – шубку на лисьем меху, дети – гимназическое форменное пальто из драпа на меху, Нургалей Гатауллин – рубаху из красного ситца, брюки бумажного репса.

Наводили порядок в городе полицейские в форме из чёрного, зеленого и серого сукна, в оранжевых перчатках и сапогах. Палач выходил на службу в верблюжьем кафтане, в чулках и сапогах.

Как видим, уфимцы очень серьезно относились к своему внешнему виду и придавали большое значение мелочам и аксессуарам.

На чем ездили горожане (транспортные средства жителей Уфы)

По сохранившимся документам мы можем судить о том, какие транспортные средства находились в распоряжении жителей города.

У купчихи Веры Трифоновны Поповой в 1876 году был описан за долги летний тарантас (четырёхколесная повозка) с откидным верхом, обтянутый снаружи кожей, а внутри – тиком с фартуком (130 рублей), у Фабер-Файгеля – лошадь с тарантасом на железном ходу (70 руб.). Александр Кондратьевич Блохин продал с аукциона двухместную пролетку (легкий четырёхколесный экипаж) на лежачих рессорах (200 рублей) и двухместный шарабан на железном ходу (150 рублей). Лошадь – основной «вид транспорта» Уфы XIX века – стоила немало. Так, 10-летний жеребец был продан за 100 рублей. Самые низкие цены на овёс и сено были с декабря по март: за пуд сена (16,3 кг) – 5–4,5 коп. (в мае – 11 коп.), овса – 18–17 коп. (в мае – 23 коп.).

Немаловажное значение имело и состояние улиц города. В 1870 г. городская дума на ремонт мостовой по ул. Большой Казанской (Окт. революции) выделила 300 руб.

Уфа – город с многовековыми традициями. Вскоре ей исполнится 450 лет. Возникнув как первый город-крепость на территории добровольно присоединившейся к России Башкирии, Уфа со временем превратилась в административный и культурный центр Южного Урала. С одной стороны, история Уфы – это история типичного губернского города Российской империи, с другой – ей присущи самобытные черты, неповторимый рельеф местности.

Как, наверное, успели заметить читатели, мы не ставили перед собой задачи дать исчерпывающее описание истории города, подробно рассмотреть все события, произошедшие в архитектурной жизни Уфы, упомянуть обо всех мелочах, из которых на протяжении более чем четырёх столетий складывалась жизнь уфимцев. Да это и невозможно.