№3.2024. Талгат Сагитов. Дуновения памяти

Перевод с башкирского языка Азамата Сагитова

Продолжение. Начало в № 11 2023 года

Комсомол Башкирии возглавил Юрий Маслобоев. Вазифа Хамитовна стала вторым секретарём. Однажды мне поручили доставить какой-то документ заместителю председателя Совета министров. Должно быть, документы очень ждали – меня тут же провели в кабинет заместителя. Конечно, сам видел его раньше, узнал, а я для него новый человек. Затем он на башкирском языке поинтересовался, из каких я краёв, где работал до этого, какого роду-племени, есть ли отец. Когда сказал, что отец погиб в бою, уточнил, не в башкирской ли кавалерийской дивизии. Нет, сказал, погиб на Калининском фронте. Помолчав немного, задал вопрос, как я отношусь к созданию Башкирской кавалерийской дивизии, объединившей в одно воинское формирование сыновей одной национальности. Как пионер, человек, прошедший комсомольскую школу, воспитанный советской идеологией на идеях и чувствах патриотизма, любви к родине, я уверенно ответил, что это вызывает у нас, у нашего народа, большую гордость за оказанную честь. И вдруг разговор перешёл в неожиданное для меня русло. Не думал ли я о том, что собранные в одном месте соплеменники гибнут в большем количестве от одного удара и одна бомба, один снаряд уничтожает бессчётное число башкир разом? Если бы сыны нашего народа, собранные в этой дивизии, были разбросаны по всему фронту – от Северного Ледовитого океана до Чёрного моря, то многие из них, возможно, остались бы в живых? Я был ошарашен такой постановкой вопроса. Подобной мысли у меня никогда не мелькало. Не смог далеко уйти от стереотипа. А после такой постановки вопроса было над чем призадуматься. И задумался. Сколько же подтверждений правоты слов и мыслей зампреда правительства получил я в доказательство – надо было только внимательнее присматриваться!

В газете «Башкортостан» от 21 июня 2017 года уважаемая в республике Ляля Биишева в статье «Душевная рана ноет до сих пор» пишет так: «Наша маленькая деревенька отправила на фронт 63 человека. Все они были зачислены в 112-ю Башкирскую кавалерийскую дивизию, сражаясь с врагом на самых тяжёлых участках, заняли достойное место на страницах истории. Самое печальное другое: из 63 мужчин вернулись только семь, но и те прожили недолго». Такие горькие, печальные слова могли бы сказать жители любого башкирского села. В подтверждение слов зампреда правительства говорят как цифры, названные Лялей-апай Биишевой (из 63 человек вернулись только 11 процентов), так и информация главного редактора газеты «Башкортостан», писателя Азамата Юлдашбаева, опубликованная в газете «Башкортостан» от 6 июня 2017 года. По итогам майской экспедиции по следам боевой славы 112-й Башкирской кавалерийской дивизии он приводит ужасающую статистику: «...При формировании дивизии в её составе было 81,4 процента башкир. От станицы Обливской (название станицы – Т. С.) до Морозовской первый состав кавдивизии почти полностью уничтожен... Для справки. Расстояние между Обливской и Морозовской всего 75 километров...» Читая всё это, задумываешься, размышляешь. Нелегко это – размышлять. Люди не напрасно говорят: начинаешь думать – ум за разум заходит.

Почему в начале войны из представителей разных народов сформирована 21 национальная дивизия, из которых целых две – башкирские? Почему эти 19 кавалерийских дивизий были раздроблены, переформированы и разбросаны на разные фронты ещё до попадания на линию огня? Почему в боевую единицу преобразуют только Башкирскую кавалерийскую дивизию, в которую объединили сразу оба башкирских подразделения? По какой причине почти 80 лет не слышали и оставляли без внимания обращения жителей Башкортостана, руководителей республики многих поколений о присвоении звания героя генерал-майору Минигали Шаймуратову, в самые тяжелые, трагические годы командовавшему прославленной дивизией, давшей родине 78 Героев Советского Союза и пять полных кавалеров ордена Славы? По информации из источников, просьба о формировании национальной кавалерийской дивизии прозвучала от правительства Башкортостана. Центр, хорошо знавший из истории подвиги, находчивость, решительность, преданность башкирского народа, конечно же, не возражал. Надо защитить, спасти страну. Только разве верность присяге обязательно требует большего количества жертв? Такие вопросы начинает задавать себе каждый, кто размышляет о дивизии, каждая семья, потерявшая в её рядах близкого человека, и каждый ребенок, выросший без отца. И печалясь, и гордясь одновременно.

Встретившись с ветеранами, освежив прошлое в памяти, мы, комсомольцы 70-х, решили в канун 30-летия Победы в Великой Отечественной войне летом 1974 года организовать конноспортивный агитпоход молодёжи в память о погибших в боях и в честь тех, кто вернулся на родину с победой. И обком КПСС, и бюро обкома комсомола поддержали нашу идею. И мы взялись за работу. Вдвоём с Тайфуром Сагитовым – к выводу о необходимости такого похода мы пришли вместе – сидим, ломаем голову, как, по какому принципу будет лучше реализовать предложенное. Для организации похода из необходимого в нашем распоряжении ничего нет. Нет ни коней, молодёжь, ладно, найдём в необходимом количестве; нет ни одежды для участников, ни оружия для всадников, ни знамён; ещё нужно решить вопрос с продовольствием как для участников похода, так и для их лошадей.

Поразмыслив, пришли к выводу, что поход обязательно должен быть в форме эстафеты. Во-первых, в таком случае в этом благородном деле будет задействовано большее количество молодёжи. Во-вторых, каждый район эстафетного маршрута соберет не менее 20–30 лошадей, оденет молодых людей так, как нужно, вооружит – то есть экипирует, обучит их за несколько дней и направит в соседний район. В-третьих, районы привлекут в отряд – а он и на самом деле есть отряд – ветеранов дивизии, агитационно-пропагандистские группы, представителей художественной самодеятельности.

Разработали походный маршрут, переговорили не только с комсомольскими, но и партийными комитетами каждого района, где предстояло пройти эстафете. Комиссаром агитпохода мы назначили Тайфура Сагитова, а командиром – официального представителя – вначале заведующего лекторской группой обкома комсомола Валерия Чарковского, затем инструктора отдела пропаганды, уроженца Ишимбайского района, молодого Юлая Каримова. Ответ на самый основной вопрос – где завершится эстафета? – нам понятен – на станции Дёма, откуда сформированная Башкирская кавалерийская дивизия, получив народное благословение, отправилась на войну.

А вот откуда начать поход? С совхоза «Байрамгуловский» Учалинского района! В республике он был лидером не только по показателям производства, но и по работе комсомольской организации в области спорта, культуры и художественной самодеятельности. Его директор, кандидат технических наук Адигам Ганеевич Шарафутдинов был очень эрудированным, прогрессивным, образованным, умелым организатором, умным, уважающим людей руководителем. (Неслучайно его избирали первым секретарём сначала Мелеузовского, а потом и Ишимбайского городского комитета КПСС.) Наш расчёт оказался верным. А. Г. Шарафутдинов сразу оценил всю важность этого мероприятия, тут же поддержав нашу идею, пообещал, что к намеченному дню всё будет готово. Байрамгуловцы эстафету передадут Белорецкому району – там будет дан официальный старт агитпоходу. В селе Серменево, на земле колхоза имени Калинина, куда ещё в 1919 году приезжал глава государства Михаил Калинин, которого Л. Троцкий прозвал всероссийским старостой. В краю Арслана Мубарякова – героя, создавшего образ Салавата-батыра, прославившего свой народ.

Шли полки башкир в атаку,

Провожал седой Урал,

Впереди на аргамаке

Шаймуратов-генерал...

(«Шаймуратов-генерал», слова Кадыра Даяна, перевод Михаила Дудина).

И конница башкир лихая

На Висле, Одере, Дунае

В борьбе за мир родного края,

Весну Победы приближая...

(«Батырҙар йыры» – «Песня батыров», Назар Наджми).

Ты, гнедой, лети, как птица,

Уноси за облака.

И в краю родном – с тобою,

И в бою с тобой всегда!

(«Скачи, рыжий», слова Нажиба Идельбая).

Этими и другими песнями воодушевлял, поднимал дух, укреплял веру народа, призывал к победе, стремлению вперёд наш выдающийся композитор Загир Исмагилов, серменевский самородок.

Итогом торжественного митинга с участием первого секретаря райкома КПСС Ахмета Каримовича Ахметзянова, первого секретаря комитета комсомола Ихсана Тулебаева, секретаря обкома комсомола Талгата Сагитова звучит команда: «По коням!». Конный поход отправился в 45-дневный путь по 25 городам и районам, вовлекая в это движение более трёх тысяч юношей и девушек. Отряд провожает песня «Урал» в исполнении секретаря комитета комсомола колхоза имени Калинина.

Каждый шаг конного похода освещался на страницах газеты «Ленинец» («Ленинсы»). Невозможно передать всю популярность этого похода, повсеместные ожидания его прибытия, пробуждение исторической памяти, эмоциональное воздействие, его воспитательную силу. Тайфур Сагитов рассказывает о походе в своей книге «Аманат». Будет уместно привести один-два отрывка из произведения Тайфура: «...Видели бы вы, какое грандиозное зрелище, когда отряд конников въезжает в какое-нибудь селение! Традиционно перед домом на скамейках сидят старики. Увидев всадников в будёновках с красным знаменем, старики немедленно встают и отдают военную честь... Кто знает, может быть, у них перед глазами проносится их собственная молодость... Отряд останавливается в центре деревни. Перед собравшимися выступает комиссар, а агитбригада прямо посреди улицы исполняет концертные номера...», «...У меня до сих пор перед глазами бабушка, которая плакала, глядя на нас, когда мы проходили по улицам Стерлитамака...», «...Как забыть такое: встречный автобус, не доезжая метров 100, остановился, и его пассажиры рассеялись по обе стороны дороги, быстро собрали и подарили конникам букеты полевых цветов, после чего продолжили дальше свой маршрут...» Сложно что-нибудь добавить к этим волнующим, живописным строкам. Неповторимый конный поход 1974 года оставил яркий след в жизни республики.

Через годы на одном из концертов Ихсан Тулебаев, сидевший рядом со мной, – тогда он был то ли главой администрации Белорецкого района, то ли уже генеральным директором телерадиокомитета «Башкортостан» – кивнул на поющего со сцены Гали Хамзина: «Вы, наверное, узнаете, Талгат Нигматуллович, – это наш колхозный комсорг, исполнявший песню “Урал” во время старта конного похода. Вы ему ещё совет дали: “Тебе непременно надо учиться, твоё место – на сцене”». Вот и получается, что конный поход взрастил ещё и талантливого певца для нашего народа...

Сегодня День Победы. 9 мая 1973 года. Настроение приподнятое, праздничное. Пришел на работу. Не успел зайти в кабинет, как раздался телефонный звонок. Звонит замзавотделом обкома Сергей Яковлевич Габриелов. «Просматривал сегодняшние газеты? Газету “Башкортостан пионеры” видел?» – «Нет, ещё, – говорю ему, – неужели прошла какая-то ошибка?» – «Да, большая ошибка. “Гитлеровская комната – центр воспитания молодого поколения”». Меня охватил ужас, как, почему так написано?! Остановив мои беспорядочные мысли, Сергей Яковлевич сказал, что нужно делать дальше. «Почту, которую перевозят поездом и автобусами, в Уфе уже не перехватишь. Будем звонить начальникам отделений почты этих районов, секретарям горкомов и райкомов комсомола, чтобы газету задержали на почте, ни в коем случае не донося до читателей». С Сергеем Яковлевичем поделили районы и начали обзвон. Сижу, названиваю, а сам вспоминаю историю, которую слышал от старших. Газета «Кызыл тан», по-видимому, в 1953 году готовила большой материал, посвящённый Сталинградской битве. Чтобы сразу привлечь внимание читателей, поставили крупный заголовок на всю страницу – «Сталинград». Только каким-то загадочным образом выпала буква «Р». Естественно, редактора газеты немедленно уволили, остальным тоже сильно влетело. Цена политической ошибки всегда высока. А в этом случае нам в основном удалось остановить распространение тиража газеты, хотя, возможно, где-то отдельные экземпляры и попали к подписчикам.

Почему произошла такая ошибка: невнимательность это или же сделано намеренно? Начинаем разбираться. Когда материал для номера собран, оформлен макет газеты, определено, какой материал и где будет размещён, тогда к работе приступают типографские наборщики (вручную собирают буквы в слова). По окончании набора распечатывают один экземпляр на простой бумаге в формате газеты – делают контрольный оттиск и направляют в редакцию для проверки. Если ошибок нет, то газету запускают в печать; если что-то выявляют, то отправляют обратно в типографию, чтобы исправить ошибки. Первоначально текст этой статьи был правильно набран: «Пионерская комната – это центр воспитания молодого поколения». Однако там же, двумя строчками ниже в предложении, обнаружили ошибку. Пришлось исправить, после чего снова вернуть в редакцию на проверку. Хотя текст оттиска был бледно-размытым, в редакции увидели, что замеченная ошибка исправлена, но при повторном наборе допущена уже другая. Заново перебирая ошибочную строку, пришлось поправлять и соседние буквы, и вот уже в исправленном тексте наборщики, видя две последние буквы в слове «пионер» – первые четыре были уж совсем размыты, думая, что в канун праздника речь идёт о войне, о Победе, к последним двум буквам вместо «пион» набрали буквы «гитл». Третий образец оттиска страницы снова направили в редакцию, дежурный сотрудник, проверив, что отмеченная ошибка исправлена, разрешил запустить газету в печать. А если бы это произошло в 1937 году? «Когда с одного конца курая капал мёд, а с другого стекала кровь» (Рами Гарипов – T. C.)? Даже подумать страшно... Оказалось, что зловещее эхо проклятой войны до сих пор ходит среди нас. Долго ли ещё?

Слово «война» напомнило мне поездку во главе делегации областного комитета ВЛКСМ из пяти человек в 1972 году в Германскую Демократическую Республику (тогда в центре Европы было такое государство), в друживший с Башкортостаном округ Галле – побратим. До сих пор за границу выезжать не приходилось. Сейчас же я должен ехать в одну из частей страны, которая была зачинщиком двух мировых войн ХХ века. В том числе и Великой Отечественной войны, которая не только меня оставила без отца – унесла жизни более двадцати миллионов наших отцов и дедов, оставила сиротами детей по всей стране. Я, конечно, прекрасно понимаю политику мира, дружбы, проводимой в нашей стране, но не забывается и то, что в детстве, играя в войну, никто из нас не хотел быть «немцем» (для нас в то время слова «немец» и «фашист» были синонимами). В своё время, когда Мустай Карим посещал Федеративную Республику Германия, его ответ журналистам запал в душу. На вопрос: «Как Вы здесь себя чувствуете, всё-таки Вы приехали в страну, начавшую Вторую мировую войну?» мудрец ответил: «Мне кажется, что я бреду по бескрайнему кладбищу, где захоронены двадцать миллионов (и эта цифра изменилась. – Т. С.) моих соотечественников. И что бы ни чувствовал, всё же идешь». Мы тоже с похожими чувствами едем в Галле. По велению нашей Отчизны, отстоявшей свою свободу ценою миллионов жизней, которая стремилась к тому, чтобы не было больше на земном шаре других подобных пожаров, чтобы в отношениях между народами господствовал культ дружбы и мира.

Поехали. В Берлине нас встретили в аэропорту «Шенефельд», о котором слышали из газет и книг. Наш переводчик Рита много лет жила на Украине и недавно переехала в ГДР. Нам с ней легко, раз она знает менталитет советского народа. Не доезжая до Галле, вдали увидели частокол труб – одна другой толще, длиннее; над хребтом из труб ничего, кроме дыма, сажи, газа, не видно. «А-а-а, это гордость нашей страны – нефтекомбинат “Лейна”. Вместе с комбинатом вырос совершенно новый город Галле – Нойштадт размерами со старый. Сырьё туда поступает по проложенному из СССР нефтепроводу “Дружба”». Знакома нам эта нить дружбы: её начало находится у нас, в Башкортостане, близ городов Туймазы, Октябрьский. Переезжая реку Заале (полное название города: Галле на Заале), мы обратили внимание на её полноводность. Однако купание там запрещено, эта река собирает отходы со всех нефтяных предприятий – продолжают экскурсию хозяева.

Ещё один случай вспомнил, пока пересекали мост. В бюро «Спутник» нашего областного комитета работал звезда эстрады Эдуард Рахмангулов, с которым вместе учились в университете. Когда я приезжал из Ишимбая, мы часто встречались, разговаривали. В один из приездов Эдуарда не оказалось на месте. На вопрос: «Где он?» получил ответ: «Он больше у нас не работает». – «Что случилось?» – «Он повез в ГДР группу молодых туристов. Вечером по пути в гостиницу на мосту попались громко хохотавшие немцы. Со словами: “Моего отца убили, а ещё ходите тут, хохочете”, – неожиданно взял и ударил одного из них по лицу». Остальное и так понятно: гражданину СССР, представителю победившей в войне страны, подобным образом вести себя непозволительно. Твои личные переживания, боль, чувства тоски и потери никому не интересны – они могут навредить проводимой твоей страной политике. Так что забудь, если не можешь забыть, спрячь поглубже, скрой где-нибудь в глубине своего сердца... Проклятая война по-прежнему играет людскими судьбами, продолжая их разрушать.

Повсюду, где нас встречали, скандировали лозунги: «Дружба – Freundschaft!» Съездили в сельский кооператив «Кетен» – «Дружба – Freundschaft», приехали на завод по производству велосипедов в городе Зангерхаузен – «Дружба – Freundschaft». Высшая школа сельского хозяйства, детская железная дорога, молодёжная выставка – везде «Дружба – Freundschaft!», «Комсомол – FDJ[1]».

Такая же «Дружба – Freundschaft!» и в городе Бернбург. Привезли для знакомства на городской цементный завод. По цехам завода сопровождал главный инженер, хорошо говоривший по-русски. Жаль, что не запомнил его имени и нигде не записал. Главный инженер вдруг задает мне вопрос: «Как там живут Салават, Ишимбай, Стерлитамак?» Я с недоумением спросил: «А что, Вы когда-нибудь бывали у нас?» – «Да». – «И как давно?» – «Давно уже – в плену. Строили в Салавате комбинат». Возвратившись из плена, выучился, вступил в партию (Единую социалистическую партию Германии – СЕПГ) и сейчас строит социализм у себя на родине. А я снова окунулся в глубины памяти. Действительно, для строительства нефтехимического комбината и будущего города использовали труд многих военнопленных. Как рассказывала Иркэм, в 1947 году будущий тесть, взяв с собой всю свою семью, всех семерых детей, переехал работать в Салават. Соорудили, как все, палатки и жили там. Ежедневно утром и вечером мимо колоннами вели пленных туда и обратно. А дети сквозь щель в заборе смотрели на них: кто со страхом, кто ругал, а кто-то и жалел. Может быть, моя будущая жена и видела этого будущего главного инженера, который в то время шагал в этой колонне...

Небольшая часть военнопленных проживала в казармах у подножия горы Торатау, развалины которых сохранились и сейчас. Можно было бы сказать, что об этом факте особо и неизвестно, но драматург Ралиф Кинзябаев немного приоткрыл завесу в своей пьесе «Эх, друг Байтимер». Если кратко, то немецкий военнопленный, живший в этой казарме, спустя годы разыскивал Байтимера, который хорошо к нему тогда относился, для того чтобы пригласить его к себе в гости в ГДР. В своём письме и про гору задает вопрос: «А стоит ли ещё на месте гора Торатау?» Интересно, было ли у драматурга какое-то чутьё, или законы жанра драматургии сами ставили такой вопрос в этой пьесе, написанной в конце 90-х годов? И первое название этого произведения звучало как ответ на вопрос пленного: «Гора Торатау до сих пор стоит». Но Ралиф Кинзябаев изменил этот заголовок на «Эх, друг Байтимер». Мог ли автор думать, что через пару десятков лет предстоит бескомпромиссная упорная борьба, чтобы всё же можно было утвердительно ответить: «До сих пор стоит!»

По нашей просьбе организовали встречу с выходцами из Башкортостана, несущими армейскую службу в ГДР. Прибыло около 15 ребят, представляющих разные уголки нашей республики. Мы рассказали им о республике, о том, что происходит в их районах и городах, получили их послания родным, услышали их пожелания. Ребята выглядели подтянуто, бодро, излучали уверенность. Ещё рассказал о недавно прошедшем VII съезде ДОСААФ СССР, делегатом которого был и я. И про дважды Героя Советского Союза сокола-аса Мусу Гареева, руководившего работой ДОСААФ республики. И о выступлении наших кумиров: трижды Героев Советского Союза Александра Покрышкина, Ивана Кожедуба, других знаменитых военачальников, космонавтов. О звоне и блеске медалей и орденов, сплошь заполнивших зал своими переливами и яркими бликами, о патриотизме и высоком настрое духа, благодаря которым в этом мире будет спокойствие и тишина. По большому счёту, я поделился всеми своими эмоциями и ощущениями с молодыми соотечественниками, стоявшими сегодня на страже мира. Расставаясь, мы ощущали гордость, глядя на них, будучи убеждёнными, что щит нашей родины прочен и ничто не сможет его разрушить...

Не прошло и двадцати лет, как тогдашний Президент СССР, Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачёв, захлебываясь от болтовни, словами «консенсус», «толерантность», «мир», «свобода личности, свобода слова», «перестройка», «ускорение», «демократия», пуская пыль в глаза партии и народа, разнёс этот щит в щепки. Приглашая Запад, нараспашку открывая им путь в Россию, который он старательно перестраивал, прихорашивал, подметал, смахивал пыль, в итоге заполонив чужеродными западными ценностями всю нашу страну... Под прикрытием глянцевого словоблудия – «права человека» – притащил в страну неравенство, разбой, дискриминацию, бесчестие, безбожие, невежество, бедность и фундамент всего этого «человеческого бесправия» – капитализм.

Пришло время возвращения на родину. На имеющиеся гроши пошли покупать подарки, гостинцы. Сыну Азамату хотел приобрести какую-то военную игрушку – пистолет, саблю или пушку. Захожу в один магазин – нет, в другой – опять нет. Спросил у продавца, где можно купить подобные игрушки. Он ответил: «Таких у нас в ГДР не найдешь. Ни производство, ни изготовление, ни продажа таких детских военных игрушек не разрешены. По закону». Вот, оказывается, как. Видимо, такая осознанная государственная политика проводилась в связи с тем, чтобы у народа страны, начавшей две мировые войны, милитаристский, воинственный дух не пробуждался с детских лет, в принципе не мог бы даже возникнуть. После Великой Отечественной войны приняли решение, что при образовании Федеративной Республики Германия, новое государство не должно иметь собственной армии. Тем не менее в 1954 году армия была сформирована. А на Востоке – в Германской Демократической Республике продолжает действовать закон, касающийся детских игрушек. Не смог привезти сыну игрушку, но главное – «Дружба – Freundschaft»...

Ещё не раз придется побывать в ГДР, может быть, я и об этом расскажу. Главное – «Дружба – Freundschaft»!

Через год получили квартиру. В одном из первых домов микрорайона «Новостройка», позднее названный «Лесопарковый». Отсюда в центр города, где мы работаем и учимся, нет ни дорог, ни автобусных маршрутов. Тем не менее главное – есть жильё. Неплохо продвигается учёба моей Иркэм. Сначала она занималась в классе народной артистки Российской Федерации, широко известной певицы Бану Нургалеевны Валеевой, затем продолжила обучение у известного профессора – Менабени Людмилы Георгиевны. Со студенческих лет начала работать. Студентке 4-го курса поручали обучать вокалу актёрские группы. Видимо, после долгих размышлений о будущем семьи моя Иркэм однажды сказала: «Талгат, через год я оканчиваю институт, хотелось бы, чтобы мы вместе подумали о моей будущей работе». – «Что тут думать, у тебя прекрасный голос, приглашают на серьёзные концерты, тебя ждут и в оперном театре, и в филармонии, везде с руками оторвут», – говорю. «Так-то оно так, только... Ты день и ночь в командировках, с работы поздно возвращаешься. И в дальнейшем, может, придется так работать. Если я пойду в театр, филармонию, поздние вечерние возвращения, запоздалые утренние подъёмы, гастроли... Какой тогда будет наша семья? Кто будет заниматься нашим сыном, одаривать его лаской?» А ведь она правильно рассуждает. «Какие же у тебя есть планы, мысли?» – «Может, стоит устроиться в училище искусств педагогом по вокалу?» Поинтересовались, уточнили. Оказалось, есть такая возможность. Устроилась, начала работу, продолжая учиться на пятом курсе института. На государственном экзамене исполнила партию Шауры из оперы «Шаура» З. Исмагилова (Акъегет – Назир Абдеев). Они прекрасно справились. Наш прославленный певец Магафур Хисматуллин тогда при всех заявил: «Иди в театр, сестрёнка. Пожалуйста, только в театр», – даже упрашивал...

Фарзана Фаткулловна предпочла педагогический путь. Первоначально пестовала певцов в училище простым педагогом, затем до перехода на работу в Уфимский институт искусств, вплоть до 1999 года, работала заведующей вокальным отделением.

9 октября 1974 года из московского аэропорта в 22 часа на самолёте «Ил-62» вылетела организованная Международным бюро молодёжного туризма «Спутник» при ЦК ВЛКСМ объединённая группа молодёжи Башкортостана и Новосибирской области из 27 человек. Начало маршрута – Марокко, потом оттуда – во Францию. На высоте 10 тысяч метров за 5 часов 40 минут мы добрались до Рабата – столицы Марокко, пролетев над городами Киев – Будапешт – Загреб – Рим – Алжир. Визит обещает быть интересным: впервые в капиталистическую страну, впервые в африканскую страну, впервые в арабскую страну, впервые в мусульманскую страну. То, что это мусульманская страна, становится ясно сразу. Уже в 6 часов утра по уфимскому времени, в 1 час 15 минут по местному времени, ещё до посадки в автобус, через мощные городские репродукторы звучат по-восточному нараспев суры из Корана, за ними разносятся звуки азана. Ночной город погружен в огни. Звуки азана каждой приходской мечети, соединяясь вместе в тёмном небе, создавая мощный космический хор, накрывают город целиком. Идет месяц Рамазан, предваряющий Уразу-байрам, и, может быть, поэтому в повседневный быт добавляется больше красок и жизни.

Гид Абдул повёл нас на завтрак. В ресторане никого нет, только мы – путешественники, порции подают огромные. Нам показали очень многое: мавзолей короля Мухаммада V в Рабате, в Мекнесе (столица в ХVIII веке) крепость-дворец – собственный Версаль и оружейный музей, король-пушку, в городе Фес – музей искусств. Сумели даже помёрзнуть в Африке, когда через Атласские горы ехали в столицу XVII века – город Марракеш, расположенный примерно в 500 километрах к югу от Феса. По-своему Марракеш очень красив. И земля, видно, плодородная. Во время презентации финиковых пальмовых плантаций, раскинувшихся там на 30 гектарах, рассказывали, что эта роща поднялась самосевом из тех косточек фиников, что королевские гвардейцы ели во время отдыха. В тех городах, куда приезжают туристы, аборигены старательно изучают русский язык. Часто слышались фразы: «Куртку хочешь?», «Что продаешь?», «Проходи, посмотри, что нужно?», «Часы, фотоаппарат есть?», «Шалтай-болтай, финиш». И материться, оказывается, умеют. Любят показывать «Площадь дураков». Едва туда заехали и стали выходить из автобуса, как услышали пронзительные крики и девичий визг. Смотрим: у двери нашего автобуса в пяти-шести мешках, высунувшись на 60–70 сантиметров, раскачиваются кобры, высунув свои змеиные жала. Эта картина доставляет удовольствие самим владельцам змей, так ещё и деньги требуют. Между тем к тебе «колесом» подкатывают акробаты, стараются с помощью верёвки втянуть тебя в какую-то обманную игру; мальчишки с лисами и обезьянами на поводке вьются вокруг, одетые в специальные рабочие одежды, водоносы звенят в колокольчик и предлагают питьевую воду; немного подальше кто-то, окружённый толпой, рассказывает занимательные байки; врачи обещают излечить в одно мгновение, предсказатели сулят прекрасное будущее. Словно говоря: «Хватит уже здесь, довольно, усаживайтесь, поедем», к тебе подкатывает старинная карета, запряжённая парой лошадей. Здесь каждый во что бы то ни стало старается заработать любую копейку. Очень много попрошаек среди детей и взрослых. Вообще, всеобщая бедность так и бросается в глаза. Лазают по карманам наших людей, роются в сумках, чемоданах, оставленных в гостинице, более «честные и сметливые» к возвращению с экскурсий перестирывают чистые вещи и требуют деньги.

Интересной была наша программа и в самом крупном городе страны, в Касабланке, который раскинулся на берегу Атлантического океана. Впечатлили порт, аквариум, медина – старая часть города, городские улочки. Показали городской Дом молодёжи, где работают многочисленные кружки и клубы, главным образом культурной направленности. В какой-то части их деятельность финансируется министерством. В Доме молодёжи много разных комнат и залов, рядом устроены уличные спортивные площадки. На встречах с молодёжью местные интересовались целью нашего приезда в Марокко, организованы ли в СССР молодёжные организации по принципу Марокко – в виде кружков, клубов, организаций. Отвечая на эти вопросы, мы с удовольствием рассказывали о работе комсомола.

По дороге из Касабланки в Рабат искупались в Атлантическом океане. Специализированные пляжи и стоянки платные, а у нас в карманах – шаром покати. А на «диком» месте полно морских ежей, и после купания наши ступни были все в этих иголках. Боль в ногах от них продолжалась довольно долго.

Возвратились в Рабат, через день – перелёт в Париж. Ещё в Москве ребята из бюро «Спутник» сказали, что директором культурного центра общества дружбы нашей страны в Рабате трудится Абдикеев Ханафи Хабибуллович. «Если увидитесь, – сказали, – передавайте ему привет». Он сам нашел нас в Рабате. Приветливый астраханский татарин показал нам столицу, пригласил к себе домой в гости, где познакомил ещё с одним замечательным парнем – дипломатом Курамшиным Рамиром. Пресс-атташе посольства оказался родом из Уфы. Он тоже пригласил в гости. Квартиры, в которых проживают дипломаты, хорошие, просторные. Уже в подъезде увидели «скупость» капитализма – свет-лампочка зажигается, только когда заходишь, нажимаешь на кнопку на первом этаже (предыдущая тут же гаснет), и свет до второго этажа горит до тех пор, пока не нажмешь кнопку следующего. Так в каждом современном доме экономят электроэнергию при помощи реле.

Такое было уже в 1974 году. В нашей стране в те же годы лишь начинали говорить о необходимости «экономии электроэнергии в быту, установлении заслонов пустой трате электричества». Хорошо и много говорили, успели перейти от социализма к капитализму, уже более четверти века живем в условиях рыночной экономики – и всё ещё говорим. Правда, не совсем впустую – в 2018 году во время ремонта подъезда такие датчики поставили и в нашем доме. Долгое время то задумчиво поморгает, то гаснет, то не включается, после очередного ремонта, кажется, заработало. Не прошло и 44 лет после увиденного в Африке…

Не только Рамир, но и его супруга Лариса признала меня, сказав, что все учились в университете в одно время. Разговариваем, поем наши песни. «Правый сосед – американский дипломат, слева – румын, внизу – француз», – объясняет нам Рамир. «Компания кажется солидной, пусть наши песни будут им подарком от нашей страны», – посмеиваясь таким образом, мы продолжали петь свои песни на африканском континенте.

18 октября на самолёте «Боинг-727» – впервые видел такого типа – мы полетели в Париж над проливом Гибралтар, городами Севилья, Мадрид. В половине второго местного времени мы приземлились в аэропорту Орли. Нас встретил Владимир Эйсмонд, русский из Прибалтики. Родился в Москве, сын белых эмигрантов. Нам, советской молодёжи, было не очень приятно это услышать, и наше настроение слегка подпортилось. В годы Великой Отечественной войны сопровождающий служил офицером во французской армии. Что было хорошо – хоть и с акцентом, но прекрасно разговаривал на русском, со старанием выполнял свою работу, дал много интересных сведений о стране пребывания.

Мы двинулись в город. Вот могила Александра Алехина, который после победы над кубинцем Раулем Капабланкой стал 4-м чемпионом мира по шахматам. Памятник этому гению, покинувшему страну еще в 1921 году и ставшему гражданином Франции, установлен от имени всего советского народа. А это ротонда, где Владимир Ильич Ленин любил играть в шахматы. Запланировано также посещение музея В. И. Ленина. Справа – музей скульптора Родена, недалеко находится здание ЮНЕСКО. Мы знакомимся со многими историческими памятниками, о которых читали в книгах, видели в кино; вдыхаем воздух, наполняющий атмосферу города высокой культурой и вкусом. Проходим по площади Вандома. На самом верху стоящей там 44-метровой колонны установлен памятник Наполеону. На этой же площади дом, где жил и творил великий композитор Фредерик Шопен.

Если бы в этот момент мне сказали, что «всего» через 33 года дочь моего старшего сына Азамата Шаура будет участвовать в международном конкурсе пианистов в Париже – культурном центре мира, получившая это право после выигрыша регионального этапа в городе Тулуза, и займет второе место, я бы отреагировал просто: «Не рассказывайте мне сказки». То не было сказкой – стало воплощением реальности. В 2006 году 17-летняя Шаура стала лауреатом престижного международного конкурса. Были в её программе и произведения Шопена. Возможно, она была первой из башкирских девушек, которая, благодаря мастерству, тонкому пониманию, искренности, проникновенности исполнения музыкальных произведений, добилась на конкурсе такого впечатляющего результата. По крайней мере, в начале ХХI века.

Безусловно, в Париже и раньше бывали те, кто, демонстрируя лучшие образцы башкирского народного искусства, вызывал интерес и уважение к нему. Кто же не слышал, что «северные амуры» башкирского войска, согреваясь у костров, играли на курае на улицах Парижа в 1812 году? Наш знаменитый кураист Юмабай Исянбаев на 11 концертах, представленных в рамках Всемирной выставки декоративного искусства в Париже, ещё в 1925 году своим необычайным мастерством покорил сердца зрителей. Рассказывают, его слушали и знаменитый русский певец Фёдор Шаляпин, и французские писатели Анри Барбюс и Ромен Роллан. Наверное, и другие наши звёзды искусства приезжали сюда на гастроли, участвовали в различных фестивалях. Однако, насколько я знаю, речь не шла о конкурсах.

Привезли нас в Версаль – Королевскую резиденцию. Пётр I посещал этот город, улицы которого, начинаясь из одного центра, словно солнечные лучи, разбегались во все стороны. Он воспылал желанием иметь такую же уличную сеть в строящемся в России городе Санкт-Петербурге. Однако король Людовик ХV не захотел давать ему мастеров, архитекторов, скульпторов, художников. Тогда решительный российский царь, за одну ночь похитив более двухсот мастеров-строителей, переправил всех в Россию. Построил необычайно красивый Петродворец. Именно в Версале в 1793 году было подписано Соглашение о независимости США от Англии. В Версале нам снова дали русского гида. Владимир Резников. 71 год, семьи и родственников во Франции нет. «Меня из СССР выперли в 1924 году. В России остались двое старших и один младший брат, все они профессора, умирать вернусь на родину», – рассказывал он. Когда во время разговора кто-то спросил у него: «А есть во Франции что-нибудь бесплатное?» –  он ответил: «Во Франции только пощёчина бесплатна». На вопрос, есть ли в стране государственные больницы, отвечал: «Во Франции у государства только налоги». Потом добавил: «Во Франции можно жить, потому как здесь беспорядка много».

20 октября повезли в долину реки Луары осматривать крепости и замки – раньше в этих местах примерно в 100 км к югу от Парижа располагалась Королевская резиденция. Вот замок Шенонсо, а вот – Шатодэн. Дольше пробыли в городе Шартр и его крепости. Может быть, чтобы подробнее рассказать нам, что именно этот город – колыбель католицизма. Неподалёку ещё одна резиденция королей – замок Амбуаз. Любопытно, что на его территории находится могила великого художника Леонардо да Винчи. Я знал, что он великий мастер. Картины «Дама с горностаем», «Мадонна Литта» и, как считали специалисты, самое мистическое из таинственных, величайшее из великих произведение – «Мона Лиза» (другое название «Джоконда»). Конечно, мы доверяем специалистам, но я, неграмотный мусульманин, до сих пор не понимаю, в чём его величие, да и в целом его ценность. Возможно, таких, как я, немало. Сколько учёных, специалистов, верующих, исследователей, писателей не жалеют ни времени, ни сил, чтобы раскрыть, узнать секреты этой картины! Ломают голову, чтобы найти, раскрыть, расшифровать код, скрытый в его работах, объясняющий сущность и силу католицизма. Об этом пишут книги, снимают кино, ведут научные исследования. Такой интерес к творчеству Леонардо да Винчи, видимо, связан с его научными разработками в разных областях, прославивших его как учёного...

На родине шампанского в провинции Шампань показали винные погреба города Эперне. Общая их протяжённость достигает 100 км. Протяжённость галереи, одного из погребов, построенного в ХVII веке, составляет 20 километров, где хранится 20 миллионов бутылок. На этом подземном предприятии трудятся 180 человек. Когда свежее вино разливают по бутылкам, его три года хранят в погребе. Свеженаполненные бутылки на протяжении двух месяцев ежедневно переворачивают. После рассказов о производстве нам организовали дегустацию, дали попробовать шампанское... Наш водитель Рене – толстый добродушный человек. Работает день и ночь: днём возит нас, а после – по указанию работодателя – вечерние или ночные группы. Зачастую ему на сон остается не более 4–5 часов. За рулём, что нас сильно удивляет, иногда попивает вино. Он коммунист. Хорошо знает жизнь и состояние дел в стране, в курсе и международной ситуации. Когда не бывает гида, может дать даже более полную информацию, доводя до нас и своё видение сказанного. Когда после приезда из провинции Шампань Владимир вышел из автобуса, Рене показал нам вечерний Париж. «Только чтобы гид не знал», – предупредил он. Видимо, это была форма выражения единения, поддержки с нами, нашей страной, нашей партией. Думаю, что так. Вдобавок к этому он посчитал необходимым подарить каждой из девушек нашей группы духи. Французские духи!

Наш сопровождающий Владимир Эйсмонд тоже ведет свою линию. По пути показывает: «Вот это самый дешёвый магазин – магазин мадам Татти». Наши небогатые туристы сразу навострили уши. Не забыть бы это место. Он продолжает: «В самом дешёвом магазине продаются, конечно, самые плохие товары». Наверное, так, а что делать? «Советские туристы всегда покупают необходимое здесь», – говорит он. А не в наш ли огород этот камень? Самые дешёвые, самые плохие – советским туристам? «Вот это вино, например (его в кафе-столовых пьют вместо воды, чая, кофе), имеет здесь одну цену, а у вас в СССР это стоит столько-то». В его сравнениях с ними у нас всё всегда выглядит хуже.

Я, как руководитель, группы переговорил с ним. «Вы рассказывайте о ценах, условиях Франции. О том, что происходит в нашей стране, эти люди и без Вас хорошо знают. Поэтому не надо сравнивать: если понадобится, они сами в состоянии это сделать». Как только в автобусе все собрались, Владимир заключил: «Ваш начальник велел ничего не сравнивать, поэтому я вам буду называть только наши условия и цены». Время от времени он всё же называет себя «левым», а один раз отметил: «Большой прогресс в СССР – я там бываю часто. Сами вы его пока просто не замечаете», – и добавил: «Во Франции всё “замечательно” дорожает – сразу на 14 процентов». Гид растит двух дочерей. Старшая – по образованию врач. Сколько лет, говорит, уже мучается – не может найти работу. Удивительно, но в нашей стране таких проблем нет. Оказалось, ей нужна работа только в Париже. Второй дочерью – она окончила 9-й класс – Владимир доволен. Как-то подвернулся удобный случай, и она договорилась, что будет после обеда присматривать за ребёнком одного богача после окончания своих уроков в школе. Хозяева привыкли к ней, летом даже в Африку брали с собой отдохнуть. Когда гид пригласил дочь на нашу предстоящую встречу пообщаться с кругом её сверстников (в основном с потомками белых эмигрантов), она испытала двойственные чувства, ведь это время присмотра за подшефным ребёнком. Совсем не хочется терять денег за почасовую работу. Владимир сказал, что сам заплатит ей за эти 4–5 часов, вместо себя пусть оставит подругу и идёт. Дочь всё же сомневалась, вдруг знакомая с первого общения понравится хозяевам, тогда она сама уже останется без работы… Так рассказывал Владимир историю рассуждений своей дочери. Конечно, жить надо, надо встать на ноги, стать человеком. Для этого надо уметь приспосабливаться к реальной жизни…

В один из дней нас повезли на Монмартр. Одноименная площадь на холме, возвышающемся на 130 метров над окрестными районами, далеко известна в мире. Мне сразу вспомнился двухтомник Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь». Он с таким мастерством написал о жизни и деятельности импрессионистов Ренуара, Ван Гога, Тулуз-Лотрека, Пикассо, превративших этот квартал в конце XIX – начале ХХ веков в центр изобразительного искусства, что сразу вызвал интерес к личности и творчеству последних. Площадь полна художников: продают картины, пишут – сидят на маленьких стульчиках, перед каждым из них мольберт, твой портрет готовы изобразить за минуту, и я заказал свой портрет – быстро вырезали ножницами мой силуэт в профиль из черной картонки. По возвращении домой снова возьму в руки произведение И. Эренбурга.

По дороге в гостиницу мы прошли по улице Клише. На каждом шагу магазины секс-шопа, очень высокие девушки пытаются навязаться мужчинам. Присмотрелись, оказалось, что это гомосексуалисты – мужчины, одетые в женские наряды. Вот в том кинотеатре показывают только порнофильмы, тут – интим-магазин, а там – ночные кабаре, среди которых популярный «Мулен руж»; магазины порнографических книг и журналов, всюду реклама обнажённых мужчин и женщин...

Далее – площадь Пигаль, известная своими девицами лёгкого поведения. В этом квартале можно найти развлечения на любой вкус, любые потребности, даже непотребности, чего могут захотеть твоя душа и твоё тело. В коротких юбках и сапогах с длинными голенищами, разного возраста, цвета, расы и национальности, стоят они на углах домов, выпятив свои груди, поджидая клиентов. Мы для интереса отправили на «разведку» новосибирца, который немного разговаривал по-английски. Пошёл, поговорил с одной, со второй, третьей, а мы стоим, наблюдаем издалека. Вернулся и рассказал всё, что смог выяснить. «Вон та блондинка стоит 80 франков в час». А когда спросил, куда можно пойти, ответила, что у неё есть комната в этом отеле. «А можно взять ещё пару человек? Можно. За те же 80 франков? Нет, с каждого будет по 80». – «А что говорит та возрастная толстая негритянка?» – спрашиваем мы своего разведчика. «Она, как и молодая белая мадам, просит 80 франков». – «А вон та негритянка, помоложе?» – «Оценивает себя в 100 франков». Больше ничего узнать не успел. «Разве вы не видите, он же “совьетико”, не тратьте время на пустые разговоры», – кто-то своим криком пресёк разговоры с остальными девицами. Вот она, жизнь – желающим реализовать свои подобные устремления в этой свободолюбивой Франции созданы все условия.

Наша поездка постепенно подходит к концу. Хорошее впечатление оставил Музей импрессионистов. Мы долго любовались Нотр-Дамом (Собором Парижской богоматери), знакомым нам по любви Квазимодо к Эсмеральде; храмом, построенном в готическом стиле, который впитал и сохранял тысячелетнюю историю Франции. И вот завершающая точка нашего путешествия – Лувр. Здание, в своё время являвшееся королевским дворцом, в 1792 году было преобразовано в один из самых известных в мире музеев. В нём собрано 300 тысяч экспонатов (только оригиналы), из них 35 тысяч демонстрируется в залах Лувра, протянувшихся на целых 7 км. В центре – скульптура Венеры Милосской, встречающая и провожающая посетителей во все стороны, во все залы. Купил понравившиеся мне книги, буклеты, альбомы о Лувре, о разных залах, произведениях, выставках – по возвращении домой спокойно буду изучать. Вообще, путешествуя по этой стране, я убедился в одном: если знаешь историю страны посещения, её прошлое, настоящее, тогда с удовольствием всё рассматриваешь, понимаешь, в то же время и отдыхаешь. Незнание хотя бы одного иностранного языка вызывает дискомфорт при поездках в заграничные страны. Чувствуешь себя немым и слепым, где-то даже несчастным.

В этой поездке мы – представители молодого поколения великого СССР – познакомились с двумя странами капиталистической системы. Можно сказать, две полярные противоположности: одна бывшая метрополия, вторая – колония, одна – Европа, вторая – Африка, одна – богатая, другая – бедная. Никому и в голову из нашей группы не могла прийти мысль, что не пройдет и 30 лет, как мы откажемся от своей веры в коммунизм, от построенной нами социалистической реальности и перейдем на рельсы десятками лет проклинаемого нами капиталистического строительства. Ведь мы своими глазами видели, что у этой дороги много ответвлений: одна – французская реальность, другая – марокканская действительность. Что же предназначено стране, ставшей из СССР Россией?

Завтра, 25 октября, в Москву. Хвала Всевышнему, наша поездка прошла без приключений. Мы позавтракали и начали собираться у автобуса, который отвезёт нас в аэропорт. В этот момент одна из девушек говорит: «Так ведь Беловой нет». – «Как нет? Ведь на завтраке она была». – «У неё оставалось немного денег, и она пошла в тот магазин на углу улицы, чтобы истратить всё до последнего». Туда-сюда мечемся, и в магазин сбегали – нет её нигде. Тем временем водитель начал торопить. «Пора ехать. Опоздаете на самолёт. На улицах Парижа сильные пробки, никого обогнать не получится, даже если пытаться прибавить скорость. Это не Москва». Что делать, двадцать семь человек не могут отстать от самолёта. Позвонил в посольство СССР и объяснил ситуацию. «У той девушки, – сказал, – тоже должен быть их телефонный номер, если, конечно, взяла его с собой…» Еле-еле успели доехать в аэропорт. Когда мы уже поднимались по трапу, к нам подвели Белову, опухшую от слёз. Стюардессы самолёта не дали нам ни малейшей возможности о чём-либо её расспросить и, поругивая нас, быстро рассадили по своим местам. «Сегодня мы даже на минуту не имеем права задержаться. Этим рейсом летит сын Леонида Ильича Брежнева». Не успели они договорить, как в самолет зашёл первый заместитель министра внешней торговли СССР Юрий Леонидович Брежнев и занял место в первом салоне. Наш самолёт вылетел в Москву.

Приближается новый, 1975 год. Год 30-летия Великой Победы. Это будет большой праздник не только в нашей стране, но и во всем мире. И у меня, наверное, подходит возраст, когда пора прощаться с комсомолом – идёт тридцать третий год. Куда судьба дальше направит? Работа в комсомоле научила нас всесторонне видеть, понимать и охватывать жизнь. Меня, например, инструктора обкома комсомола, назначили внештатным помощником прокурора республики по работе с подростками и детьми школьного возраста, даже выдали удостоверение. В честь 50-летия Великого Октября была объявлена амнистия. Меня включили в комиссию, которая должна была отработать в тюрьме города Салавата и в женской колонии в селе Новоаптиково Ишимбайского района. Как член комиссии, видел и слышал многое из того, что и вообразить себе невозможно. А сколько довелось увидеть чужих горестей и печалей, когда был членом комиссии общественной приёмной граждан при министре внутренних дел Башкортостана! Будучи членом Президиума Башкирского областного совета профсоюзов, я познакомился с жизнью различных предприятий, хозяйств, учреждений под другим углом зрения, понял роль и методы работы общественных организаций, суть их заботы, помощи. Когда был членом комиссии обкома КПСС, дающей разрешение на выезд за рубеж, у меня много на что открылись глаза. С большой ответственностью я подходил к работе, являясь членом комиссий по премии комсомола имени Галимова Саляма, Государственной премии республики имени Салавата Юлаева. Как правило, комсомольским руководителям, занимавшим должность секретаря, даже заведующим отделами предлагали пройти обучение в высшей партийной школе или брали на работу инструктором в обком КПСС. Мою кандидатуру еще в 1971 году предложили и даже поддержали для зачисления в лекторскую группу обкома КПСС, но тогда меня избрали секретарём обкома комсомола. О направлении в партийную школу разговоров тоже не возникало.

В середине января я был вызван в обком: «Тебя приглашает заведующий партийно-организационным и кадровым отделом Г. П. Федотов». Значит, решается моя судьба. Заведующий отделом коротко мне сообщил: «Тагир Исмагилович попросил направить тебя секретарём по организационной работе в Союз писателей». От неожиданности я не сразу понял, считается ли эта должность ниже той, которую я занимаю сегодня, но главное я осознал – меня убирают с общественно-политической арены. Что сделаешь? Настроение упало, да ведь место секретаря мне не в наследство от отца досталось. Поблагодарил и ушёл. Поразмыслив, я догадался. Другу сына первого секретаря обкома КПСС понадобился серьёзный плацдарм, чтобы перейти на партийно-политическую работу, быстро там вырасти и занять высокий пост. А оптимальное место для гуманитария – должность секретаря областного комитета ВЛКСМ. Сагитова, занимавшего этот пост, сдвинуть с места не составит труда. К тому же возраст поджимает. Когда я первому секретарю Маслобоеву сказал: «Вы такого-то хотите поставить вместо меня?» – он, взглянув с удивлением, пробормотал: «Нет, такого не будет». «Нет, не будет такого!» – ещё раз подкрепил он свои слова. «Мы же не дети, Юрий Александрович, понимаем. Выберете, куда Вы денетесь». И выбрали они того парня. Я на него и не обозлился, и не обиделся. Он ведь тоже в некотором роде жертва этой ситуации, как я. Как и я, делает, что сказали. Если за уши его тащат – он соглашается, мне говорят: «Уходи!» – и я ухожу. В жизни наши взаимоотношения всегда оставались ровными.

Услышав, что переводят на другую работу, Хумайра-апа онемела. Только и смогла сказать: «Ты же прекрасно работал». Риф-абый сокрушался: «Да-а-а, похоже, тебя пустили в тираж». А Нугуман-агай Мусин, не особо расстраиваясь, подбодрил: «Приходи на работу в Союз. Ты хорошо разбираешься в литературе, да и сам человек творческий. Работающим там людям дают один творческий день в неделю. Может, начнешь писать, а захочешь – наукой займешься, приходи».

Ещё при переходе из Ишимбайского горкома в обком задумывался о том, сколько же ещё лет продлится моя дружба с комсомолом. Оказалось, пять с половиной лет. В целом, почти 11 лет жизни отдано комсомолу. Вот и наступил день расставания. На пленуме мне сказали добрые слова, вручили памятный подарок. И я сказал спасибо комсомолу – моей молодости, комсомолу – моей судьбе, комсомолу – моему воспитателю, учителю, наставнику; энергичному, неутомимому, вечно устремлённому вперёд комсомолу – оптимисту, научившему понимать силу поддержки, сочувствия, милосердия, ценить дружбу, любить жизнь.

«Демократы» и «либералы», сопровождаемые разными цветными силами, в последнем десятилетии прошлого столетия развалившие СССР и уничтожившие КПСС, пытались также в корне уничтожить всю память о комсомоле. Какой только грязью его не поливали, в каких только грехах его не обвиняли! Слава Аллаху, ничего из этого не прилипло к комсомолу. Для многих Комсомол стал яркой судьбой, для многих – несбыточной мечтой.  Прежде всего Комсомол был и остался Комсомолом! И для меня тоже!

Союз писателей

Перехожу на новую работу – в правление Союза писателей Башкортостана. Переход как сложен, так и прост. Несложным оказалось спуститься с 4-го этажа здания промышленности, где размещался обком комсомола, пересечь Советскую площадь до здания Совета Министров Башкирской АССР (ныне – Министерство сельского хозяйства Республики Башкортостан), подняться на 4-й этаж, открыть дверь в комнату с табличкой «Союз писателей», окна которой были обращены на улицу Советскую, и сесть за указанный стол третьим человеком в кабинете.

Сложность же была в том, что совершенно непредсказуемо для себя я оказался в непредвиденном месте. Вместе со своими внезапно появившимися удивляющими, растерянными, безнадёжными, грустными мыслями. Понимаю, что нельзя на новую работу переходить с такими мыслями, но они же не отстают. Неужели в соответствии с версией Рифа-абыя меня полностью списали в тираж? Или, может, это новые подходы к подготовке национальных кадров для использования на серьёзных работах в отдалённой перспективе? На самом-то деле обучают в ВПШ, общественно-политических академиях. Сколько перспективной молодёжи, особенно разговаривающих на северо-западном диалекте и на этом основании записанных «татарами», направляли в эти учебные заведения в целях подготовки национальных кадров, раскрывая им истинность их действительной принадлежности к башкирам, официально оформляя их «башкирами». А меня, кого и переписывать не надо, обошли стороной, не предложив поехать на учёбу.

Как человек, который видел и знал практику подготовки, переподготовки, комплектования кадров областного комитета КПСС, свою будущую судьбу я связывал с работой в партийных органах, поскольку инструкторами обкома КПСС иногда утверждались первые секретари комсомола городов и районов, заведующие отделами, заместители заведующих отделами обкома комсомола. Секретарей обкомов, как правило, перемещали в партийные органы на «стажировку» и при нормальных результатах работы направляли дальше либо на самостоятельную работу, либо на более высокую партийную должность. Как же понять их действия по отношению ко мне – воспринимать как штамп о негодности к партийной работе или как ещё одно, очередное испытание? А может быть, у этого важного для моей судьбы шага имеется и простое объяснение? Необходимость немедленного освобождения меня от занимаемой должности возникла внезапно. В таком случае меня куда-то надо девать. В областном комитете КПСС свободной вакансии инструктора нет. Зато можно добавить штатную единицу секретаря по организационным вопросам в Союз писателей (благо, они давно об этом просили) и отправить Сагитова туда. Неплохая же работа – так, видимо, рассуждали в обкоме партии.

Ну, что же, работа, действительно, неплохая. Тревожные суждения возникли лишь оттого, что не совпадали с собственным представлением о развитии моего будущего, да и уровень должности здесь всё же был ниже предыдущей. А так – неплохо. Да и организация какая – вдумайтесь! – Союз писателей! Творческое объединение, которое в нашей стране позиционируется как самый активный, самый реагирующий, самый авторитетный передовой отряд советской интеллигенции: имеет весомые позиции в Башкортостане, организация, сплачивающая писателей, чей голос доходит до всех, затрагивая ум и сердце каждого. Если задуматься глубже – получаешь бесценный жизненный опыт, когда работаешь в такой организации – варишься в одном котле среди знающих, мыслящих, созидающих, улавливающих малейшие оттенки движения души как отдельно взятого человека, так и всего общества, людей, опирающихся на нравственные устои нашего народа, предвидящих будущее, призывающих к непрерывному духовному развитию. Верно, что страшный огонь репрессий, унёсший миллионы жизней советского народа, постарался оставить от творческого котла только золу и пепел в духовной атмосфере нашего народа. Невозможно забыть судьбу нашего народа и его сыновей – жертв, описанную народным поэтом Рами Гариповым в произведении «Поклонение». Теперь же сквозь эту золу пробивалось новое поколение, росло, поднималось, набирало силу. Работа в такой значимой структуре сама нашла меня, сама. И трудиться здесь надо, осознавая всю её ценность и величие. А литературу я знаю, её историю, творчество отдельных писателей, а тех, кто помоложе, знаю и лично. Сумею и буду работать...

...В комнате правления нас трое. Председатель правления – Асгат Мирзагитов, секретарь по творческим вопросам – Рафаэль Сафин. Я знаком с обоими. Ещё будучи секретарем обкома комсомола, я был свидетелем их прихода в 1973 году в правление Союза. Хаким Гилязев, избранный председателем правления в 1968 году, неожиданно был освобождён от своей должности в конце 1972 года. Вожжи правления ему доверили за то, что он каждое дело доводил до конца, проявлял искреннюю заботу о писателях. Многие его – крупного литератора – искренне уважали за серьёзность, лаконичность, прямоту, отсутствие страха перед чиновниками, умение переносить тяготы и даже за то, что у него был именно такой, свой характер. Об этом ходили разные интересные байки. «Хаким-агай входит в комнату правления с высокими потолками, останавливается на минуту, словно прислушиваясь, и говорит ответственному секретарю: “Вазих, включай бой часов!” Его зычный, басовитый голос обычно приравнивается к приказу. Вазих говорит: “Сейчас, Хаким-агай”, – и, смахнув со стоящей под часами тумбочки лежащие там вещи, быстро подносит и взгромождает стул на эту тумбочку, ещё быстрее на него вскарабкивается, покачиваясь, дотягивается до высоко висящих “курантов” и подводит к 12 часам минутную стрелку. Иногда время бывает час или два дня. Только один-два боя председателя не устраивают. Ответственному секретарю, который пока не сходит со своего “постамента”, приходит новое “распоряжение”. “Добавь ещё бою!” Позже “хранитель курантов” нашел наиболее подходящее решение – подводил часовую стрелку то к 11, то к 12 часам. И начальник доволен, и время жонглирования под потолком сокращается».

И вот Хаким-агай, человек, принимавший меня у себя дома при подготовке дипломной работы о его поэзии; поэт, умеющий проявлять сочувствие и сострадание, вдруг уходит со своей должности. В чём конкретно была причина ухода – сказать сложно. В таких ситуациях бывают разные предположения. Народный писатель Нугуман-агай Мусин в своём эссе «Тропа на Алатау» (Нугуман Мусин, «Избранные произведения», ХII том, Уфа, «Китап», 2019), приподнимая край завесы, вспоминал о некоторой активности близких к правлению людей. Поскольку будущему председателю Асгату Мирзагитову необходимо было сформировать команду, то и я, как секретарь обкома по идеологии, присутствовал на «узком» совещании, где речь шла об аппарате управления. Сидя в кресле у окна, Хаким Гилязев, ни к кому не обращаясь, потягивая сигарету, говорил: «Не навязывайте председателю кандидатуру ответственного секретаря», «Дайте волю председателю!», «Асгат, выбери секретаря сам, тебе работать». И хотя высказывания не имели конкретного адресата, было ясно, что в первую очередь они направлены секретарю обкома КПСС Тагиру Исмагиловичу Ахунзянову; чувствовалось, что именно он должен был услышать эти слова. Из слов Хакима-агая явствовало, что он был недоволен работой секретаря, предложенного ему обкомом... Совещание о будущем ответственном секретаре продолжилось, и по предложению обкома, Мустая Карима, на эту должность выдвинули Рафаэля Сафина. Парень из деревни Еланлы Кигинского района. Известный поэт. Окончил Уфимское училище искусств, Литературный институт при Союзе писателей СССР.

Консультантов в аппарате правления трое. Фарит-агай Исянгулов, в свои 42 года удостоенный премии Салавата Юлаева за роман «Ржаной колос», творческая деятельность которого наложила яркий отпечаток и на внешний облик, и на походку писателя, и на его поступки (к тому же он был секретарём писательской партийной организации). Александр Филиппов, пользовавшийся большим уважением, автор книги «Туесок народных сокровищ», где с теплотой рассказал о самобытных народных промыслах башкир. Александр Павлович, получивший звание народного поэта Башкортостана уже в начале ХXI века, пронес через всю свою жизнь верность коммунистическим идеалам. Хакимьян Зарипов, оставивший работу в органах юстиции и вплотную занявшийся драматургией. На их плечах лежит работа и с действующими писателями, и с начинающими талантами.

При Союзе действует Литературный фонд, призванный заботиться о материальном положении писателей, условиях отдыха, творчества; есть бюро пропаганды литературы, которое занимается распространением творчества писателей среди широких слоев населения. Первый из них возглавлял писатель-фронтовик Зульфар-агай Хисматуллин. На первый взгляд казавшийся равнодушным (позднее я узнал, что это следствие тяжёлой контузии, оттого на одно ухо он был туговат), на деле Зульфар-агай был по-своему открытым, отзывчивым, приятным человеком. Он сам начинал теребить писателей: «Подошло время ехать в дом творчества», «В какой дом творчества нужно дать путёвку?», «Кажется, у тебя период бесхлебья, напиши заявление на материальную помощь», «Какой подарок лучше выбрать к твоему юбилею?» – такими и другими вопросами он занимался, беспокоясь о каждом собрате по перу, не исключая и молодой поросли тоже. Зульфар-агай сразу же связывался с Москвой – в центре его уважали, прислушивались к нему и удовлетворяли все запросы как членов Союза, так и перспективной молодёжи. С большим желанием, со всей душой и всей учтивостью, с честью проводивший принятую социальную политику государства в отношении творческих организаций, искусства, культуры, он, к сожалению, рано ушёл из жизни, очень рано – всего в 60 лет. Контузия и её последствия – шум в ушах, головные боли и рак сделали своё. Эту бескорыстную личность все вспоминают только с хорошей стороны – как письменно, так и устно. И в моей судьбе Зульфар-агай оставил яркий след. Можно сказать, он фактически взял надо мной «шефство» с первых дней моей работы в Союзе писателей.

Во главе бюро пропаганды литературы работал приятный, улыбчивый Рафаэль Галиев. Умело вовлекая в пропагандистскую работу самих писателей, он и сам часто выходил на сцену. Начнёт рассказывать стихотворение – и сразу увлекает зрителей в волшебный мир поэзии, показывая её красоту, прививая слушателям утончённый вкус. Очень редко встречаются люди, настолько замечательно декламирующие стихи. Деятельность такой талантливой, яркой личности, как он, в популяризации образцов высокой литературы среди народа очень и очень плодотворна и приносила большой эффект.

В первый же день работы я увидел, что профессиональные писатели, состоящие на службе в Союзе, расходятся где-то в четыре часа дня. Они либо берут творческий день целиком, либо уходят пораньше. Бухгалтерия правления, как и Ямиля-апа, всю жизнь проработавшая здесь секретарём, до официального окончания рабочего дня находится на своём месте. Мне сказали, что, как секретарь, я тоже могу уходить пораньше. Только ведь, если я начну слушать эти рекомендации, быстро превращусь в отъявленного лентяя, они-то ведь это время пускают в дело, пишут, созидают. Конечно, объём выполняемой мной работы здесь заметно меньше, чем в комсомоле. Быстро сделав положенное, маюсь остаток дня, потом выхожу и иду пешком домой.

Иду, а самому так неловко, некомфортно. Чудится, что люди на улице смотрят на меня и думают: и почему этот здоровый мужчина не на работе, почему, не стесняясь, ходит баклуши бьет? И мне самому, человеку, привыкшему возвращаться домой после 9–10 часов вечера, это кажется странным. Однако потом, когда я освоился с новым режимом работы, обнаружил, что на улице никто не то что с удивлением на меня не смотрит, просто не обращает внимания, более того – даже не догадывается о моём существовании. Что естественно: эта жизнь ведь только моя. Наверное, в этом и преимущество, и одновременно недостаток городской жизни по сравнению с сельской. Здесь никто никого не видит, не знает, не делится печалями, правда, и не изъявляет желания помочь. А в деревне и в глаза бы бросилось, и на острый язык бы уже попал, да и советчики были бы тут как тут.

Работа Союза идет своим порядком: проводятся секционные заседания, обсуждаются рукописи, проходят собрания; деятельность организации гармонично вплетается в республиканские и всесоюзные события, принимаются новые члены, в районах и городах проходят дни литературы, организуются семинары, большим праздником становятся дни литературы, взаимно проходящие в союзных республиках или в субъектах Российской Федерации. Практически каждую неделю проходит заседание одной из секций, где проводится обсуждение рукописей. При положительных отзывах по окончании обсуждения автор творения приглашает членов секций на застолье. Эти приглашения касаются и меня: так или иначе, а всё же я в должности «начальника». Однако я решил не участвовать в этих пиршествах. Секции проходят практически еженедельно, и в кого я превращусь, если буду посещать каждое «подведение итогов»? А что, если такие «итоги» будут происходить каждую неделю или ещё чаще? Как-то после одного заседания меня не позвали вместе с собой. Как так?! Почему?! Настроение чуть не упало. Знают же, что не пойду, что стоило пригласить? Потом я от души посмеялся над собой. Не сам ли отучил их приглашать – всё равно ведь не хожу! Зачем звать, зная, что не пойду? Поводов для обид нет. Всё идёт правильно.

На одну посиделку, организованную вновь принятым членом Союза, всё-таки сходил. Разделить радость вступления в Союз со своим земляком, талантливой личностью, мудрым учёным, одарённым поэтом – Вафой Ахмадиевым. Путь в Союз автора многих статей, двух поэтических сборников несколько затянулся. На очередном заседании приёмной комиссии в Союз в списке рассматриваемых кандидатур снова не видно имени моего земляка. По чьему-то мнению – «не подошла очередь». А те же, у кого творческий багаж меньше, чем у Вафы, в этом списке присутствуют. Поговорили между собой, оперативно собрали необходимые документы и заставили включить его в список. Таким образом, Вафа Ахмадиев, своим творчеством давно уже достойный членства в Союзе, вступил в ряды писателей «без очереди». Торжество справедливости мы праздновали вместе.

Нередко повседневные дела мы решаем вместе с Зульфаром-агаем. Не разделяя на «твоё» или «моё», садимся в его «пирожковоз» («Москвич», пикап с фургоном) и выезжаем. С ним работается просто – и знакомых в Уфе много, и с незнакомыми легко умел находить общий язык. Решили взяться за большое, важное дело – разместив мемориальные (памятные) доски на домах, увековечить имена писателей, ушедших в мир иной, установить памятники на их могилах. Прежде всего надо было позаботиться о Сагите Агише – приближалось 70-летие со дня его рождения. В то время не было ни одной организации, которая занималась бы такой работой. И скульпторов соответствующих нет, и материал для памятников – гранит с мрамором – найти невозможно. И все же с Зульфаром-агаем сумели найти скульптора – Гумера-агая Мухаметшина. Долго он размышлял в поисках образа писателя. Наконец, и очередь камня подошла. Узнали мы, что подходящий для обтесывания мрамор есть в коммунально-хозяйственной организации Стерлитамака. Поехали с Зульфаром-агаем в Стерлитамак. На наше счастье, оказалось, директором этого предприятия работал мой земляк из деревни Кузяново – Анур Хужагалиевич Зарипов. Скромный, вежливый, очень деловой земляк (впоследствии стал председателем исполкома Стерлитамакского горсовета, работал заместителем председателя Совета министров Республики Башкортостан) согласился попробовать, хотя до этого подобного опыта не имел. Получилось. Сделали. День установки памятника на могилу писателя стал очень значимым для нас с Зульфаром-агаем. Мы стали пионерами ещё одного направления деятельности – увековечения памяти писателей при поддержке государства. Это начинание получит в будущем успешное продолжение. В память о наших литераторах на могилах будут устанавливать памятники, на стенах домов, где они жили, размещать мемориальные доски, барельефы. Как народная память, история народа!

Если есть свободное время, я с головой погружаюсь в чтение журналов и газет, в большом количестве приходящих в правление. Ближе к концу рабочего дня приходит Зульфар-агай, садимся играть в шахматы, можем и опрокинуть рюмку-другую, с удовольствием проводим время в беседах. Иногда появляется деликатный, выразительный в своём величественном облике, скромный Муса-агай Гали. «Извините, я больше так не буду», – привычно пошучивая, показывается улыбающийся Анвер-агай Бикчентаев. Зайнаб-апа Биишева, решая свои дела, обойдёт каждую комнату. Часто, видимо, потому что наш председатель – драматург, заходили узнать о состоянии дел в правлении прославившие себя своими сценическими произведениями Нажиб Асанбаев, Ибрагим Абдуллин, Габдулла Ахметшин. Постепенно писатели старшего поколения стали относиться ко мне как к своему.

Однажды Ямиля-апа, трудовой ветеран Союза, вручила мне письмо, сказав: «Вот, на Якупа Кулмыя пришла нехорошая бумага». В ту пору существовали вытрезвители: с одной стороны, они сохраняли спокойствие общества и людей, с другой стороны, разрушали и уничтожали многие судьбы. Работая иногда особенно избирательно. Уважаемый всеми Якуп-агай, будучи в подпитии, был обвинен в нарушении общественного порядка. Я поручил пригласить Якупа-агая и задумался. Как-то я был свидетелем его «нарушения» общественного порядка. По улице, распушив свои седые волосы, покачиваясь, предаваясь каким-то чувствам, шёл Якуп-агай, погружённый в свои думы, временами останавливался и, отвечая кому-то в невидимом разговоре, говорил: «Я – кавалерист», «Я воевал у Доватора», – и продолжал путь. Кому-то, по-видимому, такая манера поведения и показалась нарушением. Однако мне думается, что даже одной только песней «Былбылым» (музыка З. Исмагилова) всколыхнувший всю общественность, наш известный поэт вёл непрекращающийся диалог со своей судьбой – и поднимавшей его до небес, и кидавшей творческую личность в огонь и воду, старался каким-то образом донести сокровенную мысль о том, что он – истинный патриот, верный сын своей страны, честный, трудолюбивый человек. Издав в довоенные годы первую книгу, а в 1942 году – вторую, голос воина-победителя, начавшего говорить со своим народом, будто внезапно оборвался. И в самом деле, прервали…

Когда в 1950 году по ложному обвинению репрессировали старшего брата Хисмата и потребовали от Якупа отречения от ближайшего родственника, на него самого начались гонения за то, что не изменил ни своей совести, ни чувству родства, ни истине. Очередная книга Якупа-агая увидела свет только в 1958 году. Сначала военные лишения и страдания, потом, когда весь советский народ, празднуя победу, пожинал её плоды, гонения и преследования, связанные с этим унижения, конечно, сильно истерзали его сердце. Иногда такое прохождение по улицам было, видимо, одним из способов зализать душевные раны, одной из форм доказательств, что он тоже человек...

Пришел. «Здравствуй, агай!» – поздоровался поэт. (В наших краях, и в народе в целом, если человек занимает мало-мальски значимое чиновничье место, испокон веков принято обращаться «агай», насколько бы моложе ни был человек.) Сидим, разговариваем. На лице выражена озабоченность. Не может спокойно усидеть на месте. «Вот письмо, Якуп-агай, а вот сейф. Кладу письмо туда. Эту ситуацию знаем только мы с тобой вдвоём. Забываем о ней. Надеемся, что подобное письмо больше к нам не придет. Если уж придет, я буду вынужден сразу два письма пустить в ход». По-детски чистый душою писатель вскочил, расплылся в широкой улыбке, прошелся, не удержавшись от пылкости чувств, несколько раз туда-сюда по комнате, и, наконец, найдя подходящие слова благодарности, остановился передо мной. «Спасибо, земляк! Мы, мы... сделаем из тебя поэта!» Кажется, уважаемый мною искренний земляк остался доволен нашим разговором. Видимо, именно поэтому в такой форме он благодарил меня, веря, что сможет ввести меня, не написавшего ни одной строчки человека, в самую благочестивую, святую, творческую среду...

Когда он дарил мне книгу «Светлые зори», будто зная мои мысли о нём, словно подтверждая их истинность, написал:

Моему земляку Талгату Сагитову!

Я о крапиву часто обжигался,

Репей цеплял не раз меня.

На сечу лютую с Толпаром поднимался,

В полымя выскочив из жаркого огня.

Так ценность жизни понял я.

И эта книжка сохранила

Горячее дыханье земляка.

Была бы скучной и тоскливой

Без бурь, метелей жизнь моя.

Якуп Кулмый. Уфа, 23.ХII.75.

Еще об одном автографе хотел бы вспомнить – он поможет полнее понять натуру и характер Якупа-агая. Ровно через семь лет в книге «Уфимские мелодии» появились такие строки:

Моему земляку Талгату Сагитову!

Надежды светлой

Пара крыльев –

Отрада жизни и печаль.

Надо ль делать мне внушенье –

Светлой лирики певцу?

Так чего же не хватает

Возрастному «молодцу»?

Якуп Кулмый. Уфа, 24.ХII.82.

Сколько чувств, сколько драмы, сколько сил, смысла в этих строках, пронизанных истиной словах! К 60-летию Якупа-агая от имени журнала «Хэнэк» (я работал в 1978 году там) мы подарили ему дружеский шарж. На крылатом «Пегасе», завернувшись в бурку, с книгами в руках мчится Якуп-агай Кулмый. Невозможно забыть его по-детски восторженную реакцию: «Посмотрите-ка, меня усадили верхом на Пегаса-Толпара!» Со временем со стороны восточного склона горы Торатау, на берегу живописного Селеука, где вольготно расстелилась деревня Канакай, на постаменте-пьедестале поставят бюст любимого поэта, с которым можно будет поговорить, посоветоваться и односельчанам, и гостям малой родины широко известной личности.

Приехавший на празднование 100-летнего юбилея поэта племянник Якупа Кулмыя – известный дипломат, чрезвычайный и полномочный посол России в Сирийской Арабской Республике Азамат Рахматович Кульмухаметов – будет бесконечно благодарить односельчан, жителей и руководство нашей республики за бережное отношение к светлой памяти о его дяде.

В правлении часто появляется мой одногруппник, наставник Роберт Баимов, который руководит секцией критиков. То, как он проторил дорогу в науку – ещё в студенческие годы, – происходило на моих глазах. Могу сказать, что я стал свидетелем и того, как он входил в писательский мир. Однажды, как обычно, стуча в дверь, зашёл Роберт. Настроение бодрое, в глазах – огоньки, на лице – лёгкая озорная улыбка. «Фарит-агай здесь?» – осведомился он. Услышав: «Здесь», он сказал: «К нему хочу попасть, принес рассказы для ознакомления». Роберт показал литературному консультанту Фариту-агаю Исянгулову плоды своего первого творчества. Некоторое время спустя в журнале «Агидель» увидели свет рассказы Роберта Баимова под общим названием «Три рассказа», предваряемые тёплыми словами благословения Фарита Исянгулова. Хорошо приняли их читатели.

Позднее уже известный учёный, доктор наук, профессор, автор многих книг приступит к очень сложной, щекотливой и ответственной теме – роману о Заки Валиди. И напишет роман «Пёстрый кречет». Люди, мечтавшие об исторической истине, заполучив это масштабное произведение, жадно, проглатывали его, словно живую воду. Естественно, что это произведение, достоверно описывающее кровавую эпоху в истории нашего народа, раскрывающее драматически-трагические страницы, дни, годы борьбы за национальную свободу, отобразившее и деятельность, и личные судьбы наших выдающихся личностей, было удостоено премии Салавата Юлаева. Желание глубже узнать историю нашего народа привлекло внимание писателя ещё к одной теме, связанной с именем Заки Валиди. Речь об оригинале рукописи Ибн Фадлана – секретаря посольства Багдадского халифа Аль-Муктадира о путешествии в земли Поволжья, который наш знаменитый историк в своё время обнаружил в библиотеке иранского города Мешхед. Тщательно изучив рукопись арабского путешественника, Роберт Баимов, взяв в союзники пытливость учёного и творческое мастерство большого писателя, сохранив верность принципу историзма в литературе, подарил народу замечательный роман – «Караван идет из Багдада».

Дружеские отношения сложились у меня с Александром Филипповым. Часто наведывается Тайфур Сагитов. Постепенно сближаемся с ровесниками – Равилем Бикбаем, Газимом Шафиковым, Динисом Буляковым, Сафуаном Алибаевым, Тимером Юсуповым. Когда я работал в комсомоле, очень многие крутились вокруг меня. Сейчас большинства из таких рядом не видать. По всей видимости, искали сближения с секретарём обкома, а не с Талгатом Сагитовым. Это их дело, я, в свою очередь, доволен таким поворотом судьбы, который привел меня на эту работу, на эту должность – пройдена хорошая проверка дружбы на прочность.

Как-то на глаза попалась фраза Бетховена: «Человек, помогай себе сам». Очень вовремя эти слова засели в моей голове. Они призывали смотреть на жизнь раскрытыми глазами, со всевозможным здравомыслием: не предъявляя окружающим никаких претензий, не обижаясь, не ожидая ни от кого помощи. Наоборот, этот афоризм предлагал, проявляя самообладание, верно оценивая свои возможности, выстраивать свою жизнь дальше. Видимо, смотря на неё только с одной стороны – с позиции активного комсомольца, солдата партии, день и ночь погружённого в работу, – я до конца не понимал всю широту, глубину, красоту и разнообразие жизни. Работая в Союзе, я понял, что помимо служения партии и обществу, надо находить время жить и для себя, и для своей семьи. «Свободное» время, свалившееся с небес, нужно заполнить полезной работой. Мой друг Роберт каждый раз при встрече предлагает заняться наукой, кандидатской диссертацией – и уговаривает, и настаивает. Нугуман-агай Мусин тоже говорил, что здесь у меня будет время писать диссертацию. Действительно, впустую время тратить нельзя. Пойду в университет.

Роберт взял на себя обязательство определить тему диссертации, а наш преподаватель, проректор университета Мидхат Фазлыевич Гайнуллин, согласился стать моим научным руководителем. В отделе аспирантуры университета сказали, что всё в порядке, и как только принесу разрешение обкома КПСС, они подготовят приказ о прикреплении меня соискателем. Увидев моё удивление, добавили: «Таков порядок». – «И кто же будет этот обком?» – «Надо обращаться к инструктору отдела науки и учебных заведений Р. Н. А.». Р. Н. А. работал в моё время заведующим сектором областного комитета комсомола. Обнаружив его противоправные действия, не поднимая большого шума, ему быстро дали направление в высшую партийную школу. Этого функционера после возвращения должны были направить в отдалённый городок республики, как вдруг он объявился в аппарате областного комитета КПСС. Значит, теперь он единолично определяет, в каких отраслях какие учёные с какими научно-практическими исследованиями необходимы Башкортостану и башкирскому народу, промышленности, экономике, истории и искусству. Теперь он – первый фильтр, отсеивающий направления и «запрещённые» темы, считающиеся «несвоевременными», «преждевременными», не влезающие в существующие идеологические рамки; не допускающий к исследованиям упорных, настойчивых, строптивых, имеющих собственный взгляд людей? Может быть, невозможностью прохождения через подобные фильтры объясняется по-прежнему считанное количество наших сородичей в науке? Остается пожелать себе удачи! Он встретил меня с улыбкой, одобрил моё желание, но... отметив, что я известный в республике человек, и только его разрешения будет недостаточно, мне придется зайти к Тагиру Исмагиловичу… Настроение немного подпортилось, тревога охватывает всё сильнее. Полной неожиданностью оказалось одобрение секретарём обкома моей мысли: правильно делаешь, учиться надо. Я стал соискателем, сдал кандидатские минимумы, у меня начали появляться статьи в разных журналах. А когда я перешел на другую работу, то очень «результативно» (и быстро) завершил свой соискательский порыв, оправдывая свою лень отсутствием времени. Возможно, ещё одна из причин малочисленности моих сородичей в науке – наша «результативная» лень?

Что касается «пожить для своей семьи» – писатели каждую неделю, начиная с весны и до конца летнего сезона ездят в дачный посёлок «Аклан» (поляна), появившийся неподалёку от станции Алкино на берегу Дёмы, или в сады в Юматово, или в посёлок Лебяжий. А я в субботу и воскресенье не знаю, чем себя занять. По примеру писателей я тоже оформил земельный участок на берегу Дёмы на станции Пионерская. Мой старший товарищ Зульфар-агай и здесь протянул руку помощи. «Тебе же нужен сруб», – с такими словами он повез меня в свою деревню Серменево. Привезли аккуратный, небольшой сруб из сосны (хозяин собирался сделать из него телятник). Отзывчивость и душевность старших продемонстрировал и Нугуман-агай Мусин. В день возведения сруба (день помочи) с рассветом пешком прошагал с дачи «Аклан» пять-шесть километров, нагрузившись необходимым, чтобы подготовить потолочную балку (матку), какую могли сделать только кудесники топора. Вот мастер так мастер: ловок и трудолюбив! Нас, молодых «строителей собственного коммунизма», вдохновлял, подбадривал, где надо было – подправлял. Место на берегу Дёмы было красивым, одно мучало – каждую весну разливающаяся река затапливала сад. В будущем Союз писателей организует дачный писательский кооператив по образцу «Аклана» для «молодого» поколения мастеров пера, которым, правда, тоже уже будет за 40. Поскольку землю получить всегда непросто, к этому серьёзному делу привлекут и меня. Учитывая наш вклад при оформлении территории для 40 писательских дач «Акманая», Михаилу Чванову, Динису Булякову и мне дадут право выбора участка без жеребьёвки – там, где понравится. Но это позже, а пока тут на Дёме, на станции Пионерская учимся быть садоводами...

На работе время от времени поручают выполнять просьбы писателей старшего поколения. По какому-то делу отправили домой к нашему аксакалу литературы Гарифу Гумеру, который скончался в прошлом, в 1974 году. Мы росли, читая повесть писателя «От порога до горницы», и радовались тому, как хорошо нам живется сейчас, несравненно лучше, чем при царе. Дверь открыла супруга писателя Кифая-апа, которая после решения возникших вопросов подарила книгу Гарифа Гумера «Жаңыл».

Пару раз видел поэта Муслима Марата, которого репрессировали в 1936 году в возрасте 28 лет. В своей юности мы не были знакомы с творчеством этого комсомольского поэта – революционного романтика, всегда, по определению литературоведов, находящегося в поиске новатора в поэзии, – ведь он был «врагом народа». После разоблачения культа личности Сталина, вместе с нашей национальной интеллигенцией, писателями, массово осуждёнными в 1937–1938 годах, в эпоху хрущёвской оттепели М. Марат был реабилитирован. Вернувшись из отдалённых мест, словно известив о своём возвращении, издал в 1958 году книгу «Здравствуйте, друзья, товарищи!», но к активному творчеству обратно вернуться так и не сумел. Видимо, надломился, об этом знает только он сам. Неспроста же он написал:

В броневые годы обновлений

О многом мне хотелось петь.

– Эх, не вышло!...

Мысли все смешались...

При встрече от природы светлолицый поэт показался обессилевшим, хилым, бесцветным, как ростки картофеля, тянущиеся по весне к свету в тёмном погребе. Отрёкшись от всех мирских забот, едва приподняв руку, он бессильно опускал её, словно хотел сказать: «Мне уже всё равно». Может быть, для него и наступило время полного равнодушия. В том же году он распрощался с миром.

Однажды послали домой к прославленному писателю, народному поэту Башкортостана Сайфи Кудашу. Домой к человеку, чья поэзия более полувека определяла лицо башкирской литературы, была широко известна в нашей стране. В то же время к этой славе в республике примешивалась иная «популярность»: дескать, в прóклятые годы он был самым активным обличителем «врагов народа». Были люди, которые опровергали эти обвинения, утверждая, что это «ложь» и «выдумки завистников». В первую очередь – сам обложенный обвинениями мастер пера, а с ним и советские, и партийные работники, которые в дни празднования 400-летия вхождения Башкортостана в состав России готовились присвоить ему имя народного поэта. Был слух, что студенты университета, молодое поколение журналистов, писателей написали в ЦК КПСС письмо, в котором протестовали против этого, уже подготовленного решения. Об этой акции писали и Рами Гарипов, и Газим Шафиков. Более полно ситуацию раскрывает Булат Рафиков в повести «Безмолвные деревни» («Произведения», т. 2.) В этом произведении он пересказывает беседу, свидетелем которой ему довелось быть, где на вопрос Мустая Карима: «Действительно ли “такое” число разоблачённых указал в автобиографии поэт?» его визави – секретарь обкома Тагир Ахунзянов – отвечает, что «не такое», а гораздо большее. Однако партия, как всегда, намеченное доводит до конца. После того как шум поутих, его авторы – молодые активисты, искатели справедливости – получили «положенное», в 1964 году вышел указ о присвоении С. Кудашу этого высокого звания. Я был немного осведомлён об этих событиях, и поэтому шел к поэту домой без большого желания, в размышлениях, с переживаниями и некоторым интересом.

Встретили, как принято у интеллигентов – любезно, вежливо разговаривали с незнакомым человеком. Сайфи Фаттахович прочитал своё новое стихотворение: «Зимой не хочу умирать – хочу умереть летом, летом не желаю, осенью хочу умереть...». По завершении встречи подарил мне книгу «Восхождение», изданную в Москве. Без автографа... Автограф получил через 10 лет в августе 1988 года – в виде поздравления с назначением на должность министра культуры. В поздравлении, подписанном «Ваш С. Кудаш», набор дежурных фраз на все случаи жизни, подходящих любому: «Вы всегда на всех постах работали хорошо, со знанием дела, оставаясь справедливым, доброжелательным и требовательным, настоящим коммунистом, поэтому пользовались уважением своих коллег». Я был удивлен, если не сказать изумлен. Почему решил поздравить 93-летний поэт малознакомого чиновника – чтобы сказать, что он и сегодня живет жизнью республики и общества? Или хотел установить отношения с одним из руководителей нового поколения, которые выходят на политическую сцену? Или же напоминал о том, что он ещё есть в культурном, литературном, поэтическом мире нашего народа? Подумав, вроде бы догадался. Видимо, это было его своеобразным благодарственным посланием.

(Продолжение следует)

 [1] Freie Deutsсhe Jugend – Союз свободной немецкой молодёжи.