№4.2023. Юрий Татаренко. Земля Санниковой

раскочегарить собеседника

– Разговор в прямом эфире обычно сковывает гостя студии. Много ли способов раскочегарить собеседника?

– Не считала, если честно. Поскольку работаю на радио около 30 лет, научилась чувствовать людей – порой даже интуитивно. Сразу вижу, в каком настроении человек, насколько он напряжен. Нередко у дебютантов прямого эфира дрожат руки. Я просто пытаюсь упокоить, поговорить на отвлеченные темы. И гость студии расслабляется, понимая, что здесь его не съедят, не укусят.

У меня четыре эфира в неделю. Два из них – прямых. Конечно, это всегда адреналин. Даже для меня, несмотря на большой опыт работы. Но всякий раз стараюсь не забывать, что моему собеседнику еще труднее – нужно ведь сконцентрироваться и донести до слушателей важную информацию. Одна из форм помощи – наводящие вопросы.

Литераторов, как правило, особо раскочегаривать и не требуется. Они, как говорится, всегда готовы высказаться. Хотя и среди них встречаются интроверты. Но рассказать, к примеру, о своей новой книге и грядущем юбилее гость студии расположен изначально. А еще есть те, кто в прямом смысле слова рвется в эфир, таких приходится, наоборот, сдерживать, а не раскрепощать. Они прямо по телефону, при встрече: как это, год прошел с прошлой передачи, давно пора снова звать меня на радио!

– Бывало так, что на разговор отводилось полчаса, а в итоге вы значительно превысили лимит времени?

– Есть такая беда – в основном при записи программы «Переплет». Всякий раз после мучительного пятничного монтажа до полуночи даю себе слово, что следующую программу буду записывать строго в режиме реального времени, что после 40 минут общения завершу разговор. Но ведь любому собеседнику нужно время на раскачку…

Прямой эфир – совсем другое дело. Для меня это отдых.

– Как вы сказали – отдых?

– Конечно! Поступает команда: «Завершить эфир». И все, что сказано – то сказано. У меня по средам выходит получасовая программа «Житейский вопрос». Обсуждаем с чиновниками вопросы ЖКХ, пенсий и так далее. И все всегда идет как по маслу – тьфу-тьфу. Видимо, интроверты в чиновники не идут.

По вторникам веду прямой эфир в программе «Земля Санниковой». Название – не моя идея, так решило руководство. Общаюсь с учеными на темы научных поисков. На очереди – встречи с лучшими школьными педагогами, проявившими себя в конкурсе «Учитель года». Буду задавать острые вопросы о системе образования, мотивации школьников получать знания.

– Увы, уровень компетенции подростков крайне невысок. Выяснилось, ребята не знают годы жизни Лермонтова, хотя запомнить их проще простого: 1814–1841…

– Годы жизни? Да они Лермонтова не знают!

сэкономить на психотерапевтах

– А что и про кого, по-вашему, необходимо знать современной молодежи?

– Хотелось бы, чтобы ребята просто почаще открывали книги. Много знать, расширять горизонты – естественная потребность человека. Разумеется, книги не единственный источник информации. Но привычка все узнавать из «Википедии» – вредна. Еще хуже читать не классику в оригинале, а краткое содержание. Подобная оптимизация усилий не приведет ни к чему хорошему.

– А зачем сегодня читать Лермонтова? Как можно монетизировать знание его поэзии?

– Вопрос монетизации всего и вся – бич нашего капиталистического времени. Когда я росла, даже в голову не приходило ничего подобного! Начитанный человек умеет формулировать свои мысли и чувства. Нужен элементарный словарный запас. Все это можно взять в книжках. Кроме того, при чтении расширяется картина мира, ты учишься чувствовать других – уверена, это важно в любой профессии.

Довольно часто отсылала сына-школьника к «Речи перед выпускниками Мичиганского университета» Бродского. Он говорит правильные вещи: читайте словари, читайте поэзию – сэкономите на психотерапевтах.

– А может, оставим Лермонтова, Пушкина, Державина, Жуковского, писавших 200 лет назад, историкам литературы? Все-таки современному читателю проще и понятнее общаться с авторами XXI века?

– Вы серьезно?

– Послушайте, продраться сквозь дебри незнакомых слов и фамилий в пушкинском «Евгении Онегине» пользователю «Тиктока» реально не под силу…

– Но это не повод прощаться с текстами наших классиков! Без того же Пушкина, сформировавшего русский литературный язык, невозможно понять последующую культуру. Я перечитываю «Онегина» с удовольствием. В пандемию он действовал как антидепрессант. Башкирские ученые выпустили томик комментариев к «Евгению Онегину» – весьма полезная вещь, я вам скажу…

о компетенции журналиста

– Вопрос о компетенции журналиста. Я бы, пожалуй, не рискнул выйти в прямой эфир с химиками. Был печальный опыт подготовки материала «Академики о нобелиатах», когда из разговора с учеными я мало что понял. А у вас нет страха проиграть с треском в борьбе компетенций завлаба и представителя СМИ?

– Нет. Наверное, я не журналист. В том смысле, что у меня нет задачи спровоцировать собеседника, подковырнуть его. Конечно, драматургию интервью никто не отменял. Но, повторюсь, для меня в первую очередь важно ощущение комфорта гостем студии. С профессором Злотским мы говорили о «зеленой химии». Старались представить научные достижения понятными для гуманитариев.

– К вам на «Переплет» приходят не только местные, но и иногородние литераторы – из числа участников литфестиваля «КоРифеи», к примеру. Кто и чем запомнился из полусотни гостей республики?

– Каждый запомнился. Очень уж неординарные авторы приезжают к нам на фестиваль. Спасибо «КоРифеям» – открыла как читатель немало интереснейших имен: прозаик Илья Кочергин из Москвы, питерский поэт Екатерина Огарева. По два часа с каждым проговорили. Потом зашла на страничку Ильи «Вконтакте», посмотрела, как приехавший к нему в гости липецкий поэт Константин Комаров читает Маяковского на фоне коня Фени. Вы бы видели, как кони умеют слушать стихи!

– Комаров в конце марта снова приезжает в Уфу на «КоРифеи» – предлагаю записать и с ним «Переплет»…

– Мы знакомы. До пандемии он приезжал, вел отборочный семинар поэзии на Всероссийское совещание молодых писателей в Химках. Я участвовала в работе этого семинара. Жаль, обсудиться у Комарова не довелось, его сменил другой мастер.

– Слово «монтаж» мне напоминает французкое mont, «гора». Получается, радиоведущего можно сравнить с альпинистом, идущим вверх без страховки. Согласны?

– Говоря про монтаж, хочется вспомнить известную формулу Микеланджело: «Скульптура получается, когда у каменной глыбы отсекаешь все лишнее». Другое дело – что считать лишним в разговоре. Пробуешь, сомневаешься, переставляешь фрагменты беседы местами – потому и сижу за монтажом допоздна. Хочется сохранить все важное, ценное, сказанное твоим героем.

– Орфоэпия сегодня уже атавизм на радио. А вас легко смутить, к примеру, неправильным ударением?

– Меня уже ничем нельзя смутить. Литературная норма довольно быстро подстраивается под большинство. Помните, нас учили, что «кофе» – мужского рода? А что сейчас? Максим Кронгауз написал «Неучебник русского языка» – я тут же купила, очень интересно. Массовая безграмотность удручает, но как с ней бороться, я не знаю.

поэтическая связь

– С кем из известных людей XIX–XX веков вам было бы интересно записать программу?

– Со всеми гениями Серебряного века.

– Специалисты насчитывают больше ста имен – от Брюсова до Заболоцкого…

– Ну, я бы напряглась и, думаю, справилась бы – лишь бы только они согласились! В Интернете есть запись голосов Есенина, Толстого, Маяковского. Я была поражена несоответствием того, что я услышала, тому, какими представляла эти голоса.

– Лет 10 назад я настолько заинтересовался Маяковским, ровесником Новосибирска, к слову, что написал о нем пьесу…

– Талантливый поэт и при этом противоречивая фигура. Любопытно, что Маяковский неодобрительно отозвался о самоубийстве Есенина, а всего пять лет спустя сам «лег виском на дуло». В университете делала доклад о любовной лирике «глашатая революции», отдельные стихи даже читала с кафедры. А сейчас в моей электронной читалке ждут своей очереди два исследования для серии «ЖЗЛ» – Дмитрия Быкова о Маяковском и Алисы Ганиевой о Лиле Брик. К слову, меня всегда смущал глагол в названии знаменитой статьи «Как делать стихи». Их разве делают? Их пишут – соединяя рациональный подход с эмоциональным. Помню, Анатолий Яковлев посмеивался над одним из студийцев: «Что, опять на одном вдохновении написал? Оно и видно!»

– Так называемая «женская поэзия» была и будет: Цветаева, Ахматова, Петровых, Ахмадуллина, Друнина, Казакова, Николаева, Павлова, Кабыш… С кем из них чувствуете поэтическую связь?

– Нет такой стабильной связи. Был «цветаевский» период в юности. У Веры Павловой есть книга «Письма в соседнюю комнату». Очень откровенные стихи. Но я так смело писать не могу.

– Смелость присуща и поэтам, и журналистам – разве нет? А какие еще общие качества есть у них?

– Журналист – это и жесткость, и даже безжалостность. Я как-то посмотрела интервью Познера с президентом Академии наук. Провокация, создание неудобной ситуации в интервью, желание на ком-то хайпануть – мне это неблизко. Розыгрыш чиновника в прямом эфире, вывод его на саморазоблачение – подобным я никогда не занималась и не планирую. Слушать такую программу, наверное, интересно – а если у человека под конец инфаркт случится?

Поэт безжалостен к себе, когда начинается саморедактура. Но не только. После прочтения книги Белякова «Парижские мальчики» про Георгия Эфрона я поняла, что у Цветаевой перед самоубийством были панические атаки: она не хотела дожить до гибели сына на войне. Справиться с сильным психозом в то время было крайне трудно – в отсутствие эффективных медпрепаратов и квалифицированной психологической помощи.

– А вы скорее уравновешенная или вспыльчивая?

– Кто уравновешенная? Я? Да я дралась в интернате! Но на работе включается самоконтроль. Даже когда сказать хочется очень многое и в резких тонах…

– А когда в последний раз вы проявили непреклонность?

– Ох… Я вообще-то упрямый человек. Недавно я взяла на дом работу – по переводу с татарского. Объем текста большой – это была повесть. Муж спросил, заплатят ли мне – когда, сколько. Я ответила, что ничего знаю. В итоге за два месяца работы вечерами и ночами я ничего не получила. Так бывает. Мне было интересно перевести этот текст, и меня ничто не могло остановить.

А однажды я перевела с башкирского 20 стихотворений. Автор утвердил три. И снова мы сотрудничали без подписания договора.

– Красивый перевод и точный перевод – тождественные понятия?

– Нет, конечно. Если переводчика заносит в сторону, надо просто указать, что написано «по мотивам», вот и все. Я за точный перевод, а если он при этом еще и красив – то это уже чудо.

– Бытует мнение: у поэтов, являющихся сотрудниками СМИ, журналистика нередко прорывается в стихи. Что скажете? Замечали подобное за собой?

– Начнем с того, что тема ЖКХ вряд ли способна вдохновить на стихи. Кого-то вдохновляют путешествия – и это зачастую органично для творчества. Мне нравится выезжать в Нугуш, на наше маленькое море. Там хорошо пишется. Еще стихи приходят по возвращении из родной Васильевки – езжу туда регулярно вот уже 30 лет.

Бывает, что-то из сказанного гостями студии натолкнет на интересную мысль, в итоге может появиться лирическое стихотворение. Делаю наброски в «Заметках» в гаджете. Но если они долго пролежат без дела – то ни во что не оформляются.

Читала ваше интервью с уфимским драматургом Натальей Мошиной, где она посетовала, что все годы, пока занималась копирайтом, ничего другого не могла писать. Мои четыре эфира в неделю – достаточно большая нагрузка, по сути, конвейер. Стихи, бывает, приходят по вечерам – и, если нет возможности их записать сразу, я становлюсь раздражительной. Домашние дела – тоже важны, разумеется. А как не уделить время ребенку, когда он просит почитать ему, проверить уроки, поиграть с ним в шахматы? В общем, все успевать непросто. Почти всегда у меня в приоритете семья. Получается, я не обычный литератор, одержимый только творчеством.

– Ваш дебютный сборник стихов «Кризис среднего» вышел в 2019 году. Собирается ли новая книга?

– Постепенно. Не обязательно ведь, чтобы в книге было 300 страниц? Я уже и название этому сборнику придумала.

– Ваша первая книга могла бы выйти и пораньше…

– Согласна. С учетом того, что стихи публикую с 10 лет. В свое время меня в Ермекеево заметил и поддержал журналист Максут Динисламович Шарафлисламов. Его отзыв на мои ранние стихи, во многом несовершенные, подражательные, как я сейчас понимаю, вдохновил меня продолжать писать. Студенткой я не решалась показывать свои тексты. Позже стала посещать лито «Тысячелистник» в БГПУ (его вел Дмитрий Масленников) и «Тропинку» в БГУ, туда же ходил, к примеру, Миша Кривошеев. Нигде вроде особо не ругали, но, помнится, Марсель Саитов о моих текстах сказал: «Перечитывать не буду». Первая публикация в «Бельских просторах» случилась всего лет десять назад. Из напечатанных в журнале стихов в основном и состояла моя первая книжка.

– Стихи пишутся для себя и про себя. А в итоге получается – для других и про других. Как так?

– Загадка. Когда у меня вышла книжка, сын спросил, что я с этого приобрела. Я ответила, что для меня было удивительным то, что одна из моих подписчиц в соцсетях специально приехала в телецентр за моим сборником – с огромным букетом роз. Обратная связь, отклик на то, что ты написал, – всегда для меня чудо. Выходит, жизненный опыт автора перекликается с опытом читателя. Мне очень нравится книга Петра Вайля «Стихи про меня». Он пишет, что в разные периоды жизни какое-то стихотворение становится твоим. Созвучным твоим переживаниям. И это действительно так.

– И в чьи же стихи вы врастали – помимо Высоцкого и Есенина?

– Параллельно с Есениным я увлеклась Цветаевой. К Мандельштаму и Пастернаку пришла не сразу. Помню, в студенчестве один молодой человек подарил мне на 8 Марта сборник Мандельштама. Я полистала, поставила на полочку. Осип Эмильевич открылся мне много позже, возможно, уже после Бродского.

Очень рада была дважды оказаться в пушкинских местах, в Болдино. Там собирали финалистов мультимедийного конкурса «Живое слово». Запомнилось и посещение Ясной Поляны – и снова в качестве представителя СМИ. Такой вот у меня совсем небольшой опыт паломничества.

– В обычной жизни люди в рифму не говорят. А зачем писать в рифму?

– Не знаю. Просто хочется, и все. Ритмизованная речь древнее прозы, и это не случайно. Она активнее воздействует.

– Но ведь мы сегодня в беседе уже упомянули об оптимизации усилий. Не нужно плести словесные кружева – поставил смайлик, и все понятно!

– А вы знаете, я заметила, что молодежь стала значительно меньше использовать смайлики. Видимо, наигрались! Интересно другое: от предков остался эпос. А что останется после нас?

– Кстати, о монетизации. Очень выгодно писать песни и пьесы. А вы пробовали разбогатеть литературным трудом?

– Видимо, получать деньги за поэтический текст – это просто не мое. Кажется, вот возьмешь плату за данное тебе даром – и сразу пропадет способность писать. Не знаю, откуда во мне этот психологический барьер.

– Был такой случай: за два часа я написал 7 песен к спектаклю. А у вас как быстро пишутся стихи?

– Ваш случай потрясающий, конечно. Я такой производительностью похвастаться не могу. Обычно хорошо сочиняется на неспешной прогулке. А еще несколько лет я записывала услышанные диалоги в общественном транспорте – было очень интересно прислушиваться к пассажирам. Чего только не говорят люди в автобусах! Мои читатели в соцсетях писали в комментариях, что хорошо бы издать эти забавные зарисовки об уфимцах – но как-то руки не доходят.

– Кого могли бы назвать безусловной звездой на отечественном поэтическом небосклоне?

– Слышала, что Ах Астахова собирает большие залы. Но ее творчество не вызывает у меня большого интереса. У Дмитрия Быкова замечательные лекции по литературе, некоторые его стихи очень хороши. Прекрасно пишет Сергей Пагын, живущий в Молдове, узнала о нем в интернете. Светлана Чернышева, Михаил Кукин, Юрий Казарин – замечательные поэты. Многих интересных авторов открыла для себя лет десять назад на платформе международного интернет-конкурса «Кубок мира по русской поэзии», где мне довелось выиграть бронзовую медаль.

– Проехав по стране, убедился, что самобытных поэтов у нас очень много. В то же время для обывателей стихи – как утренний фейерверк: это несвоевременный и бесполезный треск. То есть поэзию как чудо не воспринимают. Ваш комментарий?

– Все закладывается в семье. А школа потом должна родительское воспитание подхватывать, развивать систему ценностей. Это идеальный вариант. Но сейчас всем нам не до чудес.

практически Маугли

– За каким зверем или птицей вам интересно наблюдать?

– За кошками и собаками. У меня в детстве в деревне был щенок, Шарик. Невероятно смышленый. Летом я работала пастушкой, читала книжки, а Шарик меня охранял от коров и коз. Кошку кормила гольцами – их было трудно добыть в речке, так я их насаживала на вилку…

У мамы под крышей дома, сколько себя помню, всегда жили ласточки. Они такие красивые! Люблю природу – а зоопарк и цирк не люблю.

– Кем восхищались в детстве и кем сейчас?

– Независимыми людьми, уверенными в себе. Этого мне всегда не хватало. Влюблялась в актеров. От Штирлица было глаз не отвести. Обожаю музыку из телефильма «Семнадцать мгновений весны». Нравилась красота движений в фигурном катании. Путешественник Федор Конюхов – отважный человек. Делала интервью с его женой, когда она приезжала в Уфу. Мудрая женщина – только такая и может быть рядом с покорителем пространств. А недавно вдруг остро ощутила: чем меньше людей вокруг, тем мне комфортней. Поэтому люблю гулять рано утром в парке.

Трудовыми подвигами не восхищаюсь. Хлебнула тяжелой деревенской работы полной ложкой. Застала время, когда постиранное вручную белье полоскали в реке, а воду носили ведрами на коромысле. Сбор земляники – отдых…

– Довольно часто у пишущих мам нечитающие дети. А как у вас?

– Сын довольно долго не проявлял большого интереса к чтению. Хотя я чуть ли не сразу после рождения читала ему вслух – всю детскую классику – от Барто до Чуковского. Когда сын учился в пятом классе, прочла ему «Повелителя мух» Голдинга. И вот недавно он, первокурсник факультета прикладной информатики, сел перечитывать именно эту книжку! Потом принялся за Гюго – «Собор Парижской богоматери», «Девяносто третий год». Изучает мои подчеркивания. Говорит, что, когда у него будет свой дом, одну из комнат будет занимать библиотека. Сейчас пытается писать – и стихи, и прозу. Ему интересно создавать свои компьютерные игры.

– Литконсультацию не просит провести?

– Есть вопрос объективности оценки. Каждый прогрессирует со своей скоростью.

– А вы в каком возрасте «рискнули на дебют»?

– Чуть ли не до школы. Меня всегда завораживала мелодика речи в рифму. Я не была социализированным ребенком. Не ходила в садик: в нашей деревне Васильевке не было других детей. Росла практически Маугли! В здании школы был курятник… Чем занималась? Прополкой, поливкой – далее по списку. И каждая встреча с книгой была для меня настоящим чудом. Мама, уезжая в райцентр, спрашивала, что привезти в подарок. Я просила хотя бы одну новую детскую книжечку – тоненькую, страниц на 20.

Когда старшая сестра окончила среднюю школу, мне исполнилось восемь и нас двоих родители отправили в ближайший город Белебей: сестра начала работать, а я пошла в первый класс. А писать я начала до этого, лет в шесть. Старший брат любил слушать Высоцкого. У нас была пластинка с песнями «Лирическая», «Жираф большой», «Скалолазка», «07»… Включала ее украдкой – заездила чуть ли не до дыр. Влюбилась в Высоцкого, короче говоря. Разговаривала с ним мысленно: «Сейчас мы с тобой идем гулять». Так что Высоцкий стал первым поэтическим потрясением. Потом была увлеченность Есениным. К тому же под нашим окном росла большая береза.

В Белебее я проучилась до 4-го класса, учителя у нас были потрясающие. На уроках английского мы разыгрывали мини-спектакли с куклами, разумеется, на английском, и тогда я полюбила этот язык. Училась на отлично. Потом сестра вышла замуж и уехала на север. Меня перевели в школу-интернат в Ермекеево. Это райцентр, от Васильевки всего семь километров. Мои новые одноклассники говорили в основном на татарском, и я постепенно освоила язык. Через год стала жить в семье брата. Закончила музыкальную школу по классу аккордеона, инструмент храню до сих пор. А еще я очень любила рисовать, танцевать и играть в баскетбол.

– Все ясно: прямая дорога на филфак!

– Мне очень везет в жизни на хороших людей. Рима Рахматулловна Гатиятуллина – прекрасная учительница русского языка и литературы. Она отнесла мои сочинения в редакцию газеты «К новым победам!», а там за меня взялась журналист Наиля Магдановна Гатиятуллина, вот они обе убедили писать для газеты, потому что для поступления на журфак БГУ тогда нужно было набрать сорок публикаций. К окончанию школы собрала целый альбом заметок, репортажей, эссе. У меня была золотая медаль, нужно было пройти только собеседование. Поступила – и никогда не жалела об этом.

– Про студенческую жизнь говорят: «Знания забываются, а годы учебы – никогда!» Это и ваш случай?

– Про годы в вузе особо вспомнить нечего. Почти все время я провела в библиотеке. С третьего курса пришла на радио, на ГТРК. После практики нам с однокурсницей так здесь понравилось, что мы остались работать. Нам доверили вести ежемесячную программу о студенческой жизни «Кривое зеркало». Это был 1995 год. Быстро научилась монтировать сама – были еще бобины, ленту склеивали скотчем. Помнится, ходила в мороз делать опросы с тяжелым «Репортером», весившим килограммов пять. Позже доверили вести прямые эфиры. И у нас в студии тогда перебывали, наверное, все молодые в ту пору музыканты – группа Lumen, другие ребята. И все трудности были нипочем. Как тогда говорилось: «Нам хлеба не надо – работу давай». Семьи не было, нередко ночевала в телецентре на табуретках. Сейчас у молодежи нет такого энтузиазма.

Есть где развернуться

– На литфестивале «КоРифеи» у вас был опыт ведения семинара поэзии. Какие ощущения?

– В прошлом году я второй раз разбирала рукописи молодых. А первый раз закончился больничным. Сказалось большое нервное перенапряжение. Все-таки оценивать работы творческих людей, давать им советы – дело крайне ответственное. Прекрасно помню себя начинающим автором, когда крайне болезненно реагируешь на критику. Ходила в молодежную студию при Союзе писателей, ее вел поэт Анатолий Яковлев, ныне покойный. Какие у нас были разгромы, мама дорогая! И мне до сих пор непросто подобрать слова, чтобы не «убить» молодого автора. К тому же всякое мнение субъективно…

И все же мой второй семинар в прошлом году прошел для меня гораздо спокойнее. Пишущая молодежь сегодня очень уверена в себе, в том, что делают. Порой складывается ощущение, что, по сути, начинающие поэты не слишком-то нуждаются во взгляде со стороны. Как это скажется – трудно сказать. Поживем – увидим.

– И все же как бы охарактеризовали такой феномен, как молодая уфимская поэзия? За последние годы появилось как минимум полтора десятка интересных поэтесс…

– Действительно, у нас был всплеск поэзии лет десять назад. Почти со всеми интересными авторами записаны радиопередачи. Если называть имена, могу кого-то забыть, будет обидно. Жаль, что куда-то исчез Марсель Саитов, было очень яркое начало. Сегодня я не вижу активности у молодых литераторов вне Сети. Марианна Плотникова делала поэтические моноспектакли, сейчас ее тоже редко увидишь «живьем». Сегодня все сводится к тихим междусобойчикам. Во всяком случае, я не вижу привлекательных афиш. Возможно, спад в молодой поэзии Башкортостана вскоре сменится новым подъемом. Наберемся терпения.

Из новых прозаиков знаю Розалию Вахитову. Но ей как писателю еще расти и расти. В прозе, кроме способности писать, на мой взгляд, важен жизненный опыт.

– Если вообразить, что УФА – это аббревиатура, как бы расшифровали ее?

– Сложный вопрос. Недавно делала цикл передач «Переплет», связанных с башкирской мифологией и эпосом. Прочла у одного исследователя версию происхождения названия города Уфа. Есть такое слово – «упа», что означает «мягкий, пушистый». Сразу представляешь себе холм, покрытый ковылем…

Если же вернуться к вопросу об аббревиатуре – то первая буква в ней – это, конечно, «Урал-батыр». А еще пусть будет нечто музыкальное – точно, нота «фа»!

– Какого памятника не хватает столице Башкортостана, которой скоро исполнится 450 лет?

– Недавно мы говорили об этом с художником Ринатом Миннебаевым. У него есть готовый проект памятника Урал-батыру. И мы в ходе беседы размечтались: как было бы здорово на каждом из четырех въездов в Уфу разместить героев эпоса «Урал-батыр»! Между прочим, в нашей республике более сотни эпосов – включая различные варианты текстов. Есть где развернуться скульпторам, художникам, композиторам… Я бы с большим интересом прочла новый поэтический перевод эпоса «Урал-батыр».

– Какого рода путешествия вас привлекают? Мастерские АСПИР, писательские резиденции, литфестивали, обычный туризм?

– Да все сразу! Записывала «Переплет» с Диной Дабришюте, псковской поэтессой, приехавшей на «КоРифеи», – та с таким восторгом рассказывала, как было здорово осенью в резиденции под Новосибирском! Я бы тоже хотела три недели посвятить только стихам. А еще осмотреть красивые места в Башкирии – к примеру, Иремель. Вот пещеры – это не мое. Хочется повыше, к свету.