№12.2021. Игорь Фролов. Universum sapiens, или Трактат о научном пантеизме

Игорь Александрович Фролов родился 30 мая 1963 года в городе Алдан Якутской АССР.
Окончил Уфимский авиационный институт. Воевал в Афганистане. Книга прозы «Вертолётчик»
в 2008 г. вошла в шорт‑лист Бунинской премии. Финалист премии Ивана Петровича Белкина
(2008, за повесть «Ничья»). Выступает также с критическими статьями, филологическими ис-
следованиями («Уравнение Шекспира, или «Гамлет», которого мы не читали» и др.). Член Союза
писателей России, член Союз писателей Башкортостана, член Союза журналистов РБ, Союза
журналистов РФ.

Universum sapiens, или Трактат о научном пантеизме

1. Божественные братья

Вопрос, кем и как устроен этот мир, не переставал волновать человечество с его эволюционного детства. Поскольку человеческий мозг имеет два полушария, а люди, соответственно, делятся на два типа – правополушарный тяготеет к образному мышлению, левополушарный – к абстрактному, – то и способов ответа на главный вопрос оказалось тоже два. Человек-«лирик» считал, что мир создан неким верховным существом и управляется им, и от прихоти этого существа зависит, к примеру, разлив Нила и, как следствие, урожай или неурожай. Человек-«физик» решил, не доверяясь волюнтаризму верховного существа, начать сопоставлять факты и, увязывая события в причинно-следственные цепочки, предсказывать тот же разлив Нила по звездным часам.

Первый тип создал религию и культуру, второй – науку и технику. Со временем наука и религия разошлись, на первый взгляд, окончательно и бесповоротно. Попытки их примирить путем внедрения теологических кафедр в физико-технические вузы приводят только к обострению противоречия. Таким мичуринским способом религию к науке не привить. Да есть ли вообще у науки и религии сегодня какие-либо общие задачи, нужно ли вспоминать то давнее родство и, самое главное, стоит ли пытаться впрячь в одну повозку коня знания и трепетную лань веры? Прежде чем ответить, давайте – пусть пунктирно – проследим, как расставались наука и религия.

Окинув беглым взглядом историю их взаимоотношений начиная с античности, мы увидим, что бог церкви и бог ученых, если и не были разными богами, то представляли две стороны одной медали с отчеканенными на них весьма разными профилями. Во времена античного политеизма первые по-настоящему научные теории мира Гераклита, Пифагора, Платона, Аристотеля, Плотина, Прокла (последний уже боролся с набирающим силу христианством) были основаны на убеждении, что у всего сущего есть некий общий знаменатель – нечто Единое, которое является причиной видимого мира, его движущей силой, его идеей-душой и разумом. Именно это Единое и было для античной науки Богом, тогда как для простого греческого народа жрецами писались и поддерживались мифы о населявших Олимп человекоподобных Зевсе, Афродите, Гермесе и прочих персонажах, правящих миром со всеми присущими человеку страстями и вредными привычками.

2. Человек под пустым небом

В средние («темные») века, несмотря на кажущийся застой, научное мышление продолжало развиваться, оттачиваясь в теологических диспутах, бесконечных схоластических упражнениях. И Ренессанс стал переводом накопленной человеческим разумом потенциальной энергии знания в ее кинетические формы: снова, спустя столетия, расцвели искусства и науки. Второй явный (если первым считать античный) этап развития научного взгляда на мир раскладывается в ряд знакомых имен. Николай Кузанский, Николай Коперник, Рене Декарт, Бенедикт Спиноза, Джордано Бруно, Галилео Галилей, Исаак Ньютон, Готфрид Лейбниц, Георг Гегель, Пьер Лаплас – это даже и не ряд, а лестница знания, по которой человечество восходило от «Молота ведьм» к «Изложению системы мира». Николай Кузанский, переосмысливая учение неоплатоников о Едином, приходит к выводу, что единое не имеет противоположности, т. е. единое есть все, а бог есть предел, в котором сходится бесконечно малое и бесконечно большое. И это суждение кардинала было истоком ренессансного пантеизма и началом нового научного мышления – через двести лет Ньютон и Лейбниц оформят представление о бесконечно малых и бесконечно больших в дифференциальное и интегральное исчисления, что и станет точкой бифуркации, окончательного расставания религии и науки, – последняя получила собственный язык – математическую форму описания природных процессов. Между прочим, «Математические начала натуральной философии» были созданы человеком не просто верующим, но автором многих богословских трудов – он даже написал новую хронологию древних царств, чтобы привести историю в соответствие с библейскими текстами. Единство и борьба Ньютона и Лейбница (имеем в виду единство их научных интересов и борьбу за научный приоритет) – хорошая иллюстрация того, что монотеизм тех времен был беременен не только пантеизмом, но и атеизмом. Ньютон на вопрос, чем же обусловлено всемирное притяжение, закон которого он открыл, ответил, как известно: «Гипотез не измышляю», – имея в виду, что причина притяжения – уже епархия Бога. Он считал, что в безбожном мире все планеты и звезды под воздействием притяжения слипнутся в гигантский ком, но Бог все время поддерживает гармоническое движение всех частей этого мира.

В отличие от теиста Ньютона, деист Лейбниц придерживался другой позиции: Бог, конечно, создал Вселенную, но больше не вмешивается, поскольку данные им законы работают с заданной точностью. Важной отличительной особенностью деизма было отрицание возможности божественного чуда, т. е. бог не может обойти созданные им же законы природы, и это является главным условием научного познания, поскольку выводимые учеными закономерности застрахованы от божественных капризов. В любом случае, после соединения математики с натурфилософией (что уже в полной мере начал делать Галилей), выяснилось: этот огромный и бесконечно многообразный мир работает как гигантский часовой механизм. Разве что у Ньютона Бог заменял собою пружину подзавода и анкер, постоянно восполняя потери энергии, а у Лейбница часы в подзаводе не нуждались. Лаплас же, создавший на основе законов Ньютона небесную механику и построивший новую систему мира, на вопрос Наполеона, где в его системе Бог, ответил саркастически – и не столько Наполеону, сколько Ньютону, – что в этой гипотезе он не нуждается.

Итак, Бог как некая всемогущая персона был изгнан человеком – во всяком случае, из научной картины мира, – когда человек смог с поражающей точностью сам описывать движения небесных тел. И не случайно вместе с Богом в ту эпоху сбрасывались с тронов короли, феодализм перетекал в капитализм, которому наука как фактор технической революции была во сто крат важнее духовных скреп. Пантеизм ученых, переходящий в атеизм, лег в основу эпохи Просвещения, а все увеличивающееся поголовье разнообразных машин в соединении с идеей вселенского часового механизма породило и концепцию человека как сложноорганизованной машины (Ламетри пошел дальше Декарта, считавшего машинами только животных). И в самом деле, если лишалась божественного кураторства Вселенная, в ней не оставалось места и одушевленному человеку.

3. Троянский конь души в стане атеизма

Научный атеизм довел кривую детеизации Вселенной до нижней мертвой точки – полного отрицания любого божественного начала. Диалектический материализм взял диалектику Гегеля, изгнал из нее движущую силу – развитие Абсолютной Идеи, познающей самое себя, – и получил просто материю, движущуюся в просто пространстве и времени по законам, обусловленным заданными качествами этой материи. Вопрос – кем заданными? – не ставился, поскольку введенные ранее Огюстом Контом позитивистские рамки сдерживали умы уже не первого поколения натурфилософов: настоящему ученому не пристало интересоваться – почему? – его делом было вопрошать исключительно – как? – и отвечать только на этот вопрос. Поиски первопричин считались метафизикой, приводящей к теологии, т. е. к откату из науки в религию. Позитивизм и сегодня по умолчанию является руководящей и направляющей силой в мире науки, которая уже почти сто лет не ставит перед собой метафизических задач.

Что касается атеизма, то именно он составляет сухой остаток науки после выпаривания всех философических рассуждений. Ученый всегда относил традиционно понимаемого бога к этической стороне человеческого бытия, мог верить в него или не верить, но в свои профессиональные занятия старался его не пускать. Осознанно или нет, ученый считал мир бесконечным бильярдным столом, по которому движутся, соударяясь и отскакивая строго в рамках законов сохранения импульса и энергии, твердые шарики разных диаметров и масс. А мириады крохотных бильярдных шаров, хаотически соударяясь мириады лет, постепенно формируют звезды, жизнь, разум, и этот разум, изучая породившую его вероятность, может прийти к невероятным выводам об антропном принципе, подразумевающем, что никакой случайности в этом случайнейшем из миров нет...

Но даже в защищенной стеной позитивизма и вооруженной атеизмом крепости всегда зрела измена. И зрела она, как ни странно, в сердце ученого циника, поскольку ученый  – тоже человек, и, как человек, он никогда не согласится, что у него нет души. Перефразируя Ленина: тайная мысль атеиста о собственной душе, а то и об одухотворенности, ежечасно, ежеминутно порождает идеализм.

И главная причина этого противоречия кроется в дуализме наблюдаемой природы. Вернее в том, что функция наблюдения присуща человеку, а человек – вершина эволюции живой материи. Именно живая материя наблюдает, делает выводы, строит гипотезы и теории в отношении мира. И наблюдатель давно понял, что сам он состоит из неживых первоэлементов, но никак не может понять, откуда берется тот огонь жизни, что возгорается на негорючих камнях мертвой природы. Теисту было легче – он мнил себя созданием Божьим, малой каплей вечно живого Духа, в океан которого он, как честный верующий, и вольется после физической смерти. Атеист же вынужден считать себя крохотным огоньком жизни, зажженным искрой, высеченной случайным столкновением слепоглухонемых частиц, и знать, что после угасания огонька от него останется только горстка все тех же мертвых атомов. И у атеиста есть всего два выхода из этого холодного вселенского тупика. Либо он признает себя сложноорганизованной мертвой материей, машиной, созданной силами природы по законам природы, возникшим как результат миллиардолетних бесчисленных столкновений бильярдных шаров или как результат самоорганизации квантового хаоса,  либо, сохранив свои убеждения, тем не менее поймет, что...

Но прежде чем помочь научному атеисту с выбором, давайте все же попробуем найти главное отличие живого от неживого.

4. Арифмометр для души

Для начала положим, что живой объект является физической системой – как и неживой, – а значит, подчиняется тем же физическим законам. Вот только в отличие от неживой материи, живая имеет на одну степень свободы больше, она получила определенную автономию от сил природы. Действительно, камень катится с горы вниз, и обратно на вершину без посторонней помощи ему не подняться, а человек, преодолевая силу притяжения Земли, поднимается в эту гору и может захватить с собой тот камень, если он не слишком тяжел. Живое обрело способность избегать опасных для его существования ситуаций, для этого ему понадобились органы чувств, получающие информацию, орган, обрабатывающий эту информацию и сохраняющий ее в памяти, чтобы опознать в следующий раз и уже более оперативно принять меры. Живое существо, заимев такой комплекс по распознаванию опасности и уходу от нее собственными, а не внешними силами, обрело очень важную и новую для природы способность целеполагания. Вышеупомянутый камень падает с горы не потому, что ему этого захотелось, – его равновесие на склоне нарушили внешние силы – вода, ветер, камнепад, а движение вниз обеспечили силы земного притяжения и трения. Человек же, начав скользить с горы на лыжах, спустится по склону и затормозит в том месте у подножия, которое наметил себе, стоя на вершине (при условии его горнолыжного мастерства, конечно).

Живое существо – и тем оптимальней, чем сложнее его мозг, – осуществляет выбор не только траектории физического движения, но вообще линии поведения в предлагаемых обстоятельствах. И этот расчет, перебор возможных траекторий в поиске самой энергосберегающей и есть та главная функция мозга, которая называется мышлением. Хочу подчеркнуть предыдущее предложение. Да, банальный перебор вариантов, как быстрее и точнее и без лишних затрат попасть из точки А в точку В, и есть основная функция нашего разума, т. е. он создан для того, чтобы находить наиболее оптимальную траекторию движения к намеченной цели еще до начала движения. Вот только те траектории прокладываются не в обычном, а в конфигурационном пространстве, где координатами служат не только физические, но и психологические, этические величины, а к физическим силам – гравитации, электромагнетизму – добавляются в качестве движущих сил мотивы человеческих поступков – страх, честь, жадность, любовь и многое другое. И перебор вариантов у живого так сложен и разнообразен, что наблюдатель увидит в таком переборе и радость, и мучения, и другие эмоции – свидетельства духовности человека, которые рождаются из разности потенциалов между «хочу» и «могу».

Выше промелькнуло ключевое слово – энергосберегающий, – относящееся к выбираемому природой пути. В классической механике действие рассчитывается не просто от затраченной телом энергии, но от т. н. лагранжиана – разности кинетической (как раз затраченной) и потенциальной (имеющейся в запасе) энергий. Говоря простым языком, лагранжиан сводит вместе дебет и кредит, расход и приход энергии, и получается, тело выбирает такую траекторию, на которой именно разница потраченной и приобретенной энергии, умноженная на время в пути, должна быть минимальной (физика назвала это принципом наименьшего действия). Время здесь не менее важно, чем энергия, – ведь одно и то же действие можно совершить одним ударом, вложив в одно мгновение все имеющиеся силы, а можно, расходуя силы экономно, давить в точку приложения много часов и даже миллионов лет, – но какая из двух стратегий выгоднее при заданных краевых условиях, живое, в отличие от неживого, как раз и может решить заранее.

5. Жизнь как пятая стихия

Впрочем, говоря о целеполагании как о привнесенном живой природой, мы не должны проводить границу между мертвым и живым так решительно. Те же агрегатные состояния вещества есть ни что иное, как поиск «мертвой» (кавычки означают мои сомнения в однозначности деления природы на пресловутые М и Ж) материей наиболее оптимальных с точки зрения энергосбережения форматов бытия в зависимости от внешних условий. Считается, что деление на стихии ввел Аристотель, но в Китае, между прочим, было не четыре привычных нам фазы – Земля, Вода, Воздух, Огонь,  а пять – китайцы добавили дерево как стихию жизни. Т. е. в восточной системе мира, в отличие от западной, жизнь была очередным, более совершенным, агрегатным состоянием материи. И, действительно, корни жизни находятся в мертвой природе, и живой организм сочетает в себе все преимущества предшествующих ему «стихий»... Не нужно забывать, что миллиарды живых клеток, из которых состоит организм, в свою очередь, есть результат сложного движения неживых атомов и молекул. Несмотря на свой «малый рост», клетка – удивительный по сложности механизм. Если увеличить ее до размеров подводной лодки или орбитальной станции, наша инженерная мысль будет очевидно посрамлена. Но сейчас для нас важен тот факт, что клетка, состоящая из неживых атомов и молекул, постоянно обменивается с внешней средой другими молекулами и атомами, используя электрохимические силы, действуя на самых мелких уровнях: белки-транспортеры способны переносить с одной стороны мембраны на другую даже электроны, меняя тем самым градиент потенциала. Но при всем этом чуде мы продолжаем оставаться в уверенности, что атомы, из которых состоит клетка, не живые и не могут принимать целеполагающих решений. Т. е. на самом глубинном уровне живые организмы ничем не отличаются от глубинных уровней остальных агрегатных состояний материи. И если мы, приняв волшебный уменьшительный эликсир, спустимся туда, то по представлениям классической физики увидим пусть и закономерное, но мертвое множество движущихся шариков-атомов, а по представлениям физики квантовой будем наблюдать непредсказуемый хаос – внезапные рождения частиц из вакуума, размазанные по пространству электроны, обладающие в то же время свободой выбора, чувствительные фотоны, мгновенно реагирующие на изменение состояния своего далекого собрата... Таким чудесам полной индетерминированности позавидовали бы герои Льюиса Кэррола, но как соотнести эту квантовую вольницу с тем строгим порядком, что царит на следующих этажах материального мира? И первоэлементы жизни – вирусы и бактерии – находятся совсем рядом на масштабной линейке с теми же электронами и протонами. Если представить электрон вишней, то вирус будет величиной с дом средней этажности, с балкона которого вишенку на тротуаре можно разглядеть и без бинокля. Опять же, удивительным кажется совершенная отлаженность, дисциплинированность первого уровня жизни, а ведь стоит он на фундаменте из зыбучих песков квантовой вероятности, где случай (парадоксов друг) является главной закономерностью.

6. Разумный хаос

Нелишне вспомнить, что в начале своего существования квантовая механика еще не была пленницей копенгагенских интерпретаторов Бора, Гейзенберга, Борна. Против ее вероятностного истолкования выступали Эйнштейн, де Бройль, Шредингер, и даже престарелый Планк. Эти ученые были убеждены, что вероятностный характер новой механики – всего лишь отражение неполноты наших знаний о микромире. Они, как я уже упоминал, были в конечном итоге побеждены позитивистами-копенгагенцами. Но огонь их веры сберег и превратил в теорию ученик де Бройля Дэвид Бом. Если принять его точку зрения, то квантовый хаос вовсе не так бессмыслен, как считается. Дэвид Бом ввел понятие активной информации, которая управляет движением элементарных частиц посредством квантового потенциала, распределенного в пространстве, – проще говоря, своей волной частица прощупывает путь, но чем больше масса, тем короче длина волны, и тем меньше отклонение движущегося объекта от классической траектории. Если согласиться с Бомом – а теория квантового потенциала выросла из теории его учителя де Бройля о волне-пилоте, – то можно признать, что на субатомном уровне тоже – как и в нашем, живом, мире – есть целеполагание, которое, как нам казалось, присуще только жизни.

При таком взгляде получается, что и «мертвый» и «живой» миры действуют-живут по одинаковым законам, когда части, сохраняя самостоятельность, стремятся стать целым. Механистический мир, по определению того же Бома, заменяется на органистический. Недаром же человеческий организм античные философы считали микрокосмом, а макрокосм представляли себе в виде гигантского человека. В самом деле, человек состоит из сотен триллионов клеток, что на порядки больше количества звезд в нашей галактике.

Переведя исследовательский взгляд с человека на Вселенную, мы видим гигантскую разницу не только пространственных масштабов. Вся многообразная, с бесконечным количеством микроэнергоциклов жизнь среднего представителя вида гомо сапиенс укладывается в один оборот планеты Уран вокруг Солнца. А возраст Вселенной по нашим прикидкам – 13,7 млрд лет, т. е. она уже живет дольше среднестатистического человека в 10 в восьмой степени раз, – и мы не знаем, клонится ли она к закату или еще довольно молода. Сталкиваются галактики, рождаются и погибают звезды, черные дыры пожирают все, что попадает в поле их тяготения, – и все это движение – от микро- до макромасштабов – в гуголы раз сложнее – и количественно, и качественно – внутреннего движения человеческого организма.

Теперь, удерживая в поле зрения оба масштаба – человека и Вселенной, мы готовы сказать главное.

7. Силлогизм вместо доказательств

Меня всегда удивляли сколь бесчисленные, столь и беспомощные попытки теологов и философов обосновать существование Всевышнего. Простое и понятное доказательство можно построить в виде обычного силлогизма: «Целое сложнее его части. Человек разумный – часть Вселенной. Вселенная сложнее человека разумного. Вселенная разумнее человека». И в самом деле, если не говорить о таком неуловимом понятии, как душа, а лишь о мышлении – процессе, который осуществляется в мозге посредством передачи сигналов от нейрона к нейрону по аксонным связям (весьма упрощенная схема), а сигнал представляет собой электрический – ионный – ток, то этот обусловленный материальными носителями процесс легко спроецировать на всю Вселенную, где по определенным законам (вспомним универсальный принцип наименьшего действия) движутся десять в сотой степени (по современным оценкам) частиц, – и это не хаос, а именно упорядоченное некими малыми и большими целями движение, – то сказать, что оно бессмысленно, значит отказать в разуме самому себе, человеку, как известно, разумному. И я не вижу причин, по которым гомо сапиенс мог бы отказать его матери-Вселенной в звании универсум сапиенс.

И если все внутреннее движение Вселенной представляет собой течение исполинских мыслей, то не ее вина, что мы не можем прочесть эти мысли. Возьмем любую клетку нашего организма: увлеченная своим метаболизмом, она, скорее всего, не знает, о чем думает в данный момент ее хозяин, не говоря уже о том, как он выглядит, какие цели перед собой ставит...

Возможно, одного силлогизма для такого важного вывода недостаточно. Но любой ученый-естественник в своей сфере видит поразительные инженерные решения, которые не могли свершиться ни за какие миллионы лет посредством квадрильонов случайных «тыков», – здесь явно присутствует то самое целеполагание – учет предыдущих неудач, планы будущих конструкций. Особенно поражает изощренность Природы в проектировании живых организмов – начиная от работы клетки, кончая мимикрией бабочек, когда окраска крыла имитирует то сухой лист, то каплю росы с преломлением рисунка, что профессиональный любитель бабочек Владимир Набоков считал (будучи, кстати, атеистом) проявлением чистого искусства Природы, тем изящным излишеством, которое совершенно не нужно для обеспечения безопасности особи и вида.

Умение птиц летать, коней и гепардов  – быстро передвигаться, рыб – дышать под водой, термитов – строить дома – это разнообразие качеств доказывает, что природа создавала физические системы жизни «заточенными» под определенные среды (агрегатные состояния) обитания, усиливая соответствующие функции организмов. Человек же был лишен всего, но высвободившаяся энергия перешла в созидательную силу его мозга, хозяин которого, уже в качестве творца, произвел все недостающее – одежду вместо шкуры, нож вместо когтей, дом вместо логова, а потом им были созданы не только автомобили, оставившие далеко позади самых быстрых животных, но и акваланги и подводные лодки, с помощью которых человек вторгся в царство рыб, и летающие выше и быстрее птиц самолеты, не говоря уже о космических кораблях...

Словом, природа не дала человеку «рыбу», как остальным животным, но подарила «удочку» – мозг самой совершенной на тот момент модели.

8. Великая пирамида синхронизаций

И сам мозг был результатом все того же метода объединения единиц в множество синхронизацией их циклов. Нейроны муравья не отличаются по размеру от нейронов человека, просто их на порядки меньше. Однако множество муравьев с малыми мозгами обеспечивает разумное функционирование муравейника как единого целого, поскольку им управляет единый разум, нейронная сеть из муравьев, которые сами, как нейроны, обмениваются информацией, используя для ее передачи химические и другие, не известные нам пока агенты. Синхронизированное бытие сообществ насекомых, стаи рыб и птиц – все это модели коллективного разума, сверхмозга, состоящего из индивидуальных мозгов. Постепенно объединяя чувствительные клетки во все более крупные системы, инженер-природа довела эволюцию в этом направлении до кита, но оптимальным для «кристаллизации» разума сочла размер мозга примата (и только у человека отношение массы мозга к массе тела выше, чем у кита). И человек, оправдывая надежды матери-природы, начал вести собственную ветвь эволюции – то, что мы называем техническим прогрессом, – и довел ее до сети спутников над нами и сети Интернет среди нас, создал-таки сверхразум, где один нейрон – человек и его гаджет, с перспективой создания киберорганизма, уже не нуждающегося в «железе».

Подобно нам (реверсное сравнение) Природа училась по мере взросления, совершенствуя сама себя, – можно, к примеру, сказать, что 65 млн лет назад наш биосферный бог по уровню развития соответствовал своему лучшему на тот момент творению – динозавру... И слова авторов Библии о том, что Творец создал человека по своему образу и подобию, не лишены истины. На определенном уровне своего развития, пройдя период ученичества на опытах с «мертвой» материей, Вселенная создала жизнь и разум – и, можно быть уверенным, не только на планете Земля. Если жизнь – новое агрегатное состояние вещества, то она должна быть распределена по пространству так же изотропно, как и вся материя.

Чтобы, пусть очень приблизительно, понять, зачем Вселенной понадобилась разумная жизнь, если сама Вселенная есть Разум, можно вспомнить Гегеля, считавшего, что Абсолютная идея на высшей ступени развития делает предметом мышления самое себя, а поскольку именно человек мыслит о бытии Абсолютной Идеи, то человеческий разум и есть разум Идеи. Развивая Гегеля, добавим: мелкость отдельно взятого человеческого разума компенсируется скоростью его мыслительного процесса – у Вселенной мысль течет, с нашей точки зрения, как у диплодока, – очень медленно. Ну а бесчисленное количество таких микроразумов, которые может создать Вселенная, способно охватить своим любопытством все уголки необъятной звездной Родины. Конечно, наш быстрый, как у Невтона, разум – не повод для гордыни. Он лишь один из этажей многоэтажного Разума – эти уровни отличаются как по пространственным, так и по временным масштабам, следовательно, и по скорости мышления, на многие порядки, и только поэтому не замечают друг друга, оказываясь в синфазе так редко, что эпизоды контакта воспринимаются как чудо.

Все физические системы, начиная от ансамбля электронов (что там глубже, мы пока не видим), переходя к муравейникам, а от них, прыгая по ступеням масштабных порядков, – к скоплениям галактик и не ведомым пока, но подозреваемым сообществам вселенных, – все эти видовые фракталы материи объединены под эгидами своих коллективных, синхронизирующих их внутреннее и внешнее бытие информационных сетей, т. е. разумов, которые связывает в единую Сеть модерирующий и координирующий Единый Разум.

Конечно же, разум Природы, даже если мы признаем его наличие, представляется нам предельно механическим, бездушным, тогда как каждый из нас по себе знает, насколько мы сердечны, эмоциональны, теплы душевно, духовны, как мы умеем любить и ненавидеть и жизнь готовы отдать за (тут следует перечисление наших сверхценностей). А что энерговыгоднее – потерять жизнь или честь – стоит ли такая дилемма перед разумной Вселенной с ее главным моральным принципом наименьшего действия? Этот вопрос мы задаем с выражением превосходства. Но мы слишком коротко живущи, чтобы видеть и понимать мотивы вселенских поступков. Вспомним ту же клетку – поглощенная добычей и переработкой энергии, она даже не подозревает, что организм, малой частью которого она является, в этот момент идет в атаку на вражеский пулемет, – просто из неведомых глубин налетела очередная адреналиновая буря... И мы, даже приблизительно, не можем представить себе, где находится, куда и зачем движется наша Вселенная в ее данное мгновение, которое длится, между прочим, никак не меньше всей истории человечества...

9. Великая цель человечества

Сознавая всю, мягко говоря, утопичность данного посыла, опять призову на помощь Дэвида Бома. Его теория квантового потенциала замалчивается официальной физикой, тем более не принято обсуждать его взгляды на структуру Вселенной, оказавшуюся, по его мнению, намного сложнее, чем нам представлялось. В процессе осмысления этой структуры Бом с неизбежностью пришел к мысли о разумности универсальной энергии. «Можем ли мы объединить научное и религиозное отношения, – писал Дэвид Бом в книге «Развертывающиеся значения», – начав исследовать не на основе знания, а подняв вопрос: может ли цельность быть предметом свободного и неискажённого исследования? Что является интересом как религии, так и науки. Например, мы говорили о том, что может существовать универсальная энергия, пронизанная разумностью и любовью, являющаяся почвой всего – без веры и без неверия. Я предположил, что произнесение имени «Я есть» обозначает эту универсальную энергию. Теперь, возможно ли человеческому существу или группе человеческих существ в действительности вступить в контакт с этой универсальной энергией или же осознать этот контакт? Вот это действительно вопрос».

Бом в первую очередь физик, и его представление о контакте человека с разумом Универсальной энергии, конечно, весьма далеко от библейского представления о подобном контакте – бесед Моисея с Господом. Мечта Бома – в развитии науки до такого уровня, когда человеческий разум сможет не просто понять, что он лишь капля вселенского Разума, но и сможет, несмотря на свою малость, установить осмысленную обоюдную связь с этим Разумом.

У физика Дэвида Бома был гениальный союзник в стане лириков. Эдгар По завершил свою писательскую карьеру поэмой в прозе «Эврика». На самом деле это не поэма, а научная работа, основанная на глубоком знании современных поэту физики и астрономии. В этой работе Эдгар По предлагает свою физически обоснованную картину мира, ее содержание в какой-то мере раскрывает следующая цитата:

«...Что вы называете Вселенная, есть лишь его настоящее распространенное существование. Он ныне чувствует свою жизнь через бесконечность несовершенных восторгов – частичных и перепутанных с пыткой восторгов этих непостижимо многочисленных существ, которые вы именуете его тварями, но которые суть, в действительности, лишь бесконечные обособленности его Самого. Все эти творения  – все те, кого вы именуете Одушевленными, так же как и те, за которыми вы отрицаете жизнь лишь потому, что вы не видите ее в действии, – все эти творения имеют, в большей или меньшей степени, способность к наслаждению и пытке, но общий итог их ощущений есть в точности тот объем Счастья, который принадлежит по праву Божескому Существу, когда оно сосредоточено в самом себе. Эти существа все, кроме того, суть, больше или меньше, сознательные Разумы; сознающие, во-первых, некую собственную тождественность; сознающие, во-вторых, слабыми неопределенными проблесками, некую тождественность с Божеским Существом, о котором мы говорим, – некое тождество с Богом. Из двух этих разрядов сознания, вообразите, что первое будет слабеть, последнее делаться сильнее в течении долгой смены веков, которые должны протечь, прежде чем эти мириады личных Разумов сольются – когда блестящие звезды сольются – в Одно. Помыслите, что чувство личного тождества постепенно смешается в общее сознание, что Человек незаметно перестанет чувствовать себя Человеком, достигнет, наконец, той грозно-величественной торжествующей грани времен, когда он признает свое существование как существование Иеговы...»

Как видим, Эдгар По еще раньше Бома – и много эмоциональнее! – поставил перед человечеством грандиозную цель – сравняться с Богом (он же – Разум Вселенной). Конечно, такие мысли – чистейшей воды богохульство, и религия никогда не согласится с подобными устремлениями обуянных дьявольской гордыней (а как иначе это назвать?) еретиков. Сами же еретики часто пытались найти компромисс между наукой и религией, что и видно из вышеприведенных цитат. Попытки осмысленного единения делались много раз, но самую красивую и смелую (после могучего и корявого Гегеля) предпринял Пьер Тейяр де Шарден. В своей знаменитой книге «Феномен человека» он доказывает, что Эволюция и есть Бог. Будучи католическим священником и одновременно ученым – геологом, палеонтологом, антропологом, и не желая выпадать из лона Церкви, автор пантеистической, по сути, концепции открещивался от пантеизма и марксистского атеизма, считая, что концом и венцом эволюции станет слияние человеческих душ в точке Омега ("Я есмь Альфа и Омега"), которая трансцендентна по отношению к материальному миру.

Поначалу, несмотря на ухищрения автора, католическая церковь боролась с тейяризмом почти как с галелиизмом, но в 1962 году Вселенский собор принял решение об обновлении, приведении теологии и современных научных знаний к приемлемому консенсусу, и за основу были взяты идеи Тейяра де Шардена. Эта перестройка церковных устоев привела, как мы видим сегодня, к современной дехристианизации Европы. В то же время возрожденное в постсоветской России православие сопротивляется магии Тейяра, понимая, что естественнонаучное знание, введенное в безоговорочную веру, своим анализом, как кислотой, разъедает синтетический интуитивизм, на котором зиждется любая вера.

Тейяр в результате своих научных исследований приходит к тем же выводам, что и Эдгар По, и Дэвид Бом:

«Мысль, искусственно усовершенствующая свой собственный орган. Жизнь, делающая скачок вперед под воздействием коллективного мышления… Да, мечта, которую смутно лелеет человеческое научное исследование – это, в сущности, суметь овладеть лежащей за пределами всех атомных и молекулярных свойств основной энергией, по отношению к которой все другие силы являются лишь побочными, и, объединив всех вместе, взять в свои руки штурвал мира, отыскать саму пружину эволюции.

Тем, у кого хватает мужества признаться, что их надежды простираются до этого, я скажу, что они – лучшие из людей и что разница между научным исследованием и поклонением меньше, чем принято думать…»

Тейяр де Шарден, продолжая учение Вернадского о ноосфере, показывает непрерывность и закономерность развития от космогенеза через геогенез к психо- и ноогенезу, утверждая тем самым, что развитие жизни на Земле есть закономерность, и тут не требуется специальных предположений вроде гипотезы панспермии – о занесенных кометами и метеоритами семенах жизни.

Жизнь как новое агрегатное состояние вещества присутствует во Всей Вселенной, зарождаясь там, где созрел необходимый и достаточный комплекс энергетических условий. И мы, основываясь на законах, открытых Вернадским и Шарденом, можем предположить, что на планетах, где зародилась жизнь, появится разум, который создаст ноосферу.

10. Братья по разуму, объединяйтесь!

Здесь нужно отчетливей проговорить, зачем неживая (в нашем понимании) природа создает жизнь. Живое, тем более разумное существо, стремясь выжить в определенных ему условиях, вынуждено приспосабливаться к окружающему миру и даже переделывать его, а для этого познавать данный ему в ощущении мир – от микро- до макромасштабов, доступных его органам чувств. Порождая жизнь и разум, Вселенная создает оппонента-наблюдателя, познающего породивший его Универсум. У живого Разума есть большой плюс – отображая окружающее множество элементов в микрообъеме своего мозга в равномощное множество, живое разумное существо анализирует доступную ему область Вселенной со скоростью, на много порядков превышающей скорости физических процессов, протекающих в наблюдаемой им области мира. Здесь работают законы геометрической оптики – расстояния между точками проекции Вселенной в камере-обскуре мозга во столько же раз меньше, во сколько раз мозг человека меньше Вселенной, – и скорость межнейронных сигналов позволяет «обсчитывать» проекцию внешнего множества много быстрее, чем меняется само внешнее множество.

Минус же нашего мозга в той самой его малости, не позволяющей ему охватить своим аналитическим взором всю большую Вселенную. Вот тут нам и понадобится вера в разум «неживой» Вселенной, которая заинтересована в равномерном порождении пузырьков разумной жизни во всем своем объеме с равномерной по космическим масштабам плотностью. И тогда нам остается предположить, что рано или поздно множество тех пузырьков-ноосфер, расширяясь, сольется в Ноосферу Вселенной. Пока что пузырьки ноосфер слишком малы, чтобы сообщить друг другу о своем существовании. Электромагнитное излучение в разных диапазонах  – вот единственный почтовый голубь, летящий с одной скоростью, которая, несмотря на свою фантастическую (по сравнению со скоростями изобретенных человеком машин) величину, совершенно не достаточна для временно́й синхронизации всех пузырьков разумной жизни Вселенной. Но Вселенной нужна своя единая Ноосфера, а значит, великое объединение произойдет, для чего будет открыт способ мгновенной передачи информации. Думаю, когда Эйнштейн, Подольский и Розен изобретали свой ставший знаменитым парадокс, стремясь абсурдировать некоторые выводы квантовой механики, доказав тем самым неполноту квантового описания мира, они не думали, что, вероятнее всего, открывают тот самый способ мгновенной передачи информации, которым владеет Природа на квантовых уровнях и которым должен овладеть человек, чтобы связаться, наконец, с братьями по Разуму, начав ткать Сознание Вселенной, кору ее Мозга.

В 80-е годы прошлого века академик Иосиф Шкловский, разуверившись в существовании братьев по разуму, сигналы от которых много лет искали самые большие радиотелескопы Земли, решил, что земляне одиноки во Вселенной. А если и не одиноки, то, скорее всего, цивилизация, не покончившая жизнь ядерным самоубийством, находит смысл в замкнутом существовании, уже не занимаясь экспансией за пределы своей планеты. Думаю, академик был слишком нетерпелив. Экспансия – одно из главных проявлений жизни, и никакие «разумные» доводы не остановят расширение цивилизационных ноосфер до соприкосновения с соседями по Галактике, с последующим соединением ноосфер галактик и ноосфер галактических скоплений (при этом множество ноосферных пузырьков разных масштабов будут лопаться, но жизнь всегда предусматривает определенный процент потерь). Останавливает пока только отсутствие сверхсветовой квантовой связи – вполне возможно, что наши старшие братья уже имеют ее и запрашивают нас, но мы все еще увлечены ловлей древних световых и гравитационных волн, рассматривая прошлое Вселенной. Мы не создали еще квантовых приемников и не слышим голосов наших далеких современников. В любом случае, остается ждать – годы или сотни лет, но не просто ждать, а развивать науку уже не в угоду производителям оружия или компьютерных игр, а как инструмент познания разумной Вселенной, оправдывая ее ожидания; но и не забывая при этом, что наш разум, которым мы так гордимся, – лишь один нейрон большого вселенского мозга.