№9.2021. Рустем Вахитов. Университет – не место для учёбы

Рустем Ринатович Вахитов – кандидат философских наук, политический публицист, колумнист газеты «Советская Россия», член Союза писателей России. Родился в 1970 году в Уфе.  Публиковался в газетах «Советская Россия», «Дуэль», «Литературная газета», «Красная звезда», журналах «Юность», «Отечественные записки». Соавтор книги «Антимиф. Поваренная книга манипулятора сознанием» (М., 2004); автор сборника статей «Евразийская суть России» (Уфа, 2009), книги «Революция, которая спасла Россию» (М., «Алгоритм», 2017), издание перовое и второе. Лауреат премии газеты «Советская Россия» «Слово к народу» (2002), премии форума С. Г. Кара-Мурзы им. Т. А. Айзатуллина (2003). Живет в Уфе.

Рустем Вахитов

УНИВЕРСИТЕТ – НЕ МЕСТО ДЛЯ УЧЕБЫ

1.

Один мой знакомый коллега-преподаватель недавно рассказал мне очень символичную историю. Пошел он на прием к проректору своего вуза – подписать какую-то бумажку. Проректор был из «новых», какие стали появляться в наших университетах и институтах лет двадцать назад, аккурат с началом «стабилизации». Тут требуется объяснение. В советские времена проректорами становились преподаватели, которые некогда пришли на кафедру родного вуза аспирантами и ассистентами, прошли все ступени карьерной лестницы – доцент, профессор, замдекана, декан факультета, и лишь затем заезжали в уютный кабинет на первом этаже административного корпуса с табличкой «Проректор». На весь этот карьерный рост уходило лет тридцать, и за такой долгий срок проректор узнавал изнутри «всю кухню» преподавательской и управленческой работы, завязывал личные знакомства с сотнями людей, и родной вуз был для него «открытой книгой». Эти проректоры старой генерации тоже были людьми разными: кто честный, а кто не очень,  один – принципиальный, а другой – готов, когда надо, «прогнуться»… Но преподавателей они уважали. Во-первых, потому что сами когда-то с этого начинали, а во-вторых, потому что имели неколебимое убеждение, что главное в работе вуза – выпуск высококачественных специалистов, а этого невозможно добиться, если не будет хороших преподавателей и если не создать им человеческие условия.

Эта генерация вузовского начальства стала уходить в 90-е. А в 2000-е на смену им стали приходить не такие же, как они, преподаватели, сделавшие карьеру в родном вузе (в «лихие 90-е» самые активные, амбициозные молодые из вузов поубегали), а люди совершенно другого типажа. Это были вышедшие на пенсию гражданские чиновники, а то и госслужащие – «силовики». К науке и к образованию они никакого отношения не имели, диссертации у них, как правило, были купленные и защищенные на «прикормленных» диссоветах. Как работает вуз, они не знали и знать не хотели, к преподавателям относились с заметным презрением. Свою задачу они видели двояко: нужно во всем угождать начальству, быть у него на хорошем счету и при этом «правильно» распределять финансовые потоки, чтоб не обидеть ни себя, ни полезных людей.

Вот таким бывшим чиновником, а ныне «менеджером от образования» и был этот проректор. Бумажку он подписал. Но при этом скривился, увидев в дверях кабинета моего знакомого, а подписывая, проворчал: «Как вы, преподаватели, мне надоели!»

Я понимаю, что мой рассказ звучит как анекдот. Тем не менее это правда. Не только в том смысле, что эта история случилась на самом деле, но и в том, что этот проректор совершенно адекватно сформулировал отношение новой генерации вузовской бюрократии к преподавателю. Преподаватель для них – лишнее звено в отлаженном механизме перекачки денег из госбюджета и карманов родителей студентов в личные карманы.

В принципе, считают они, хорошо бы вообще обойтись без преподавателей или хотя бы сократить их количество до минимума. Ведь на них приходится тратиться, платить им зарплаты, выслушивать их вечное нытье… Тем более развитие современных технологий открывает в этом плане такие возможности…

В феврале 2018 года ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов шокировал общественность заявлением, что чтение лекций является профанацией как потому, что посещаемость их очень низкая, так и потому, что многие преподаватели, особенно, в провинциальных вузах, читают лекции по предметам, по которым у них нет научных разработок. Отсюда революционное предложение господина Кузьминова: пусть ведущие ученые и педагоги высшей школы запишут онлайн-курсы и студенты в провинции смотрят их лекции по интернету. А ведущие ученые у нас известно где – в ВШЭ, которой и руководит господин Кузьминов. То есть речь идет о том, что в провинции преподавателей будут увольнять или переводить на половину, а то и четверть ставки – с понижением зарплат, естественно. Студенты же вместо их лекций посмотрят через «Скайп» лекции профессоров ВШЭ. Причем – в обязательном порядке. Если не верите, смотрите сами: привожу цитату из выступления ректора ВШЭ: «Надо создавать систему, в которой вуз был бы обязан замещать те курсы, которые у него читают люди, которые сами ничего не писали по этой теме, качественными онлайн-курсами. … Чиновники министерства образования и науки должны разработать форму сетевых взаимодействий между вузами-донорами, которые создают онлайн-курс, и вузами-реципиентами, которые этот курс используют. Экономический эффект будет достигнут не когда отдельный студент возьмет онлайн-курс, а когда мы примем решение, что вот этот курс вычитаем из себя, а предоставляем студентам выбор из курса МИФИ, из Санкт-Петербургского университета и других». ((Ива Любомилова «Предложение ВШЭ заменить преподавателей вузов онлайн-курсами приведёт к окончательному распаду всей системы высшего образования» // «Ермак-инфо» 11.03.18)).

То есть речь о том, что студент не сможет выбирать: слушать ему курс местного преподавателя или того, кого министерство объявило «ведущим ученым» (потому что у него в силу проживания в столицах больше возможности «накачать» свой индекс цитируемости). Кузьминов призывает жестко навязывать провинциальным вузам онлайн-лекции их столичных коллег: «Минобрнауки и Рособрнадзор должны быть просто более жесткими и принуждать вузы, которые не предоставляют такой возможности своим студентам …включать эти онлайн-курсы, которые читают ведущие ученые, в образовательные программы. … это лучше, чем дать учащимся прослушать курс местного доцента («Ректор ВШЭ призвал заменить доцентов без научных работ онлайн-курсами» // РБК 26.02.18).

Чувствуете размах либеральной мысли? Чиновники на основании формальных критериев будут разделять преподавателей на избранных и изгнанных, а вузы на элитарные – «доноры» – и униженные – «реципиенты». Что же касается пресловутой «свободы учебы» или права выбирать курсы, про что так любит поговорить Кузьминов в интервью западным СМИ, то зачем она «варварам с периферии»?

Зато представляете, какая экономия для министерства образования и для ректоратов большинства вузов! Ведь можно будет уволить «неэффективных преподавателей», а высвобожденные финансы перераспределить внутри вуза. Кузьминов этого не скрывает: «Вуз экономит свой ресурс, он может направить на повышение зарплаты своим лучшим профессорам … он производит селекцию профессорско-преподавательского состава». Под изящным словом «селекция» понимается изгнание тех, кто не близок к начальству. Долгие годы работы в постсоветской вузовской системе научили меня тому, что таково главное сущностное разделение преподавательского состава. Не знаю, как в столицах, а в провинции и гранты и индексы цитируемости – все это зачастую замкнуто на вузовское начальство. Скажем, декан или завкафедрой – доктор наук, да еще и член, а то и председатель местного диссовета. У него и его «любимчиков» каждый год – по несколько аспирантов и докторантов. Все они для защиты обязаны иметь публикации в журналах, входящих в список ВАК и СКОПУС, от которых сильно зависит индекс цитируемости. Угадайте, кого они будут в обязательном порядке указывать в качестве соавторов? А это значит, что у начальства и индекс цитируемости взлетит, следовательно, оно уж точно сохранит право читать лекции. А московским виртуальным профессором заменят кого-то другого…

Кстати, я подозреваю, что и в самой ВШЭ в таком случае сохранят свои места далеко не всегда настоящие ведущие ученые, особенно если право отбора передать министерским бюрократам…

Начальство такая реформа, понятно, вполне устроит. Но я боюсь, что она устроит и многих студентов…

2.

Был у меня в 90-е еще один знакомый – кандидат технаук, большой поклонник капитализма и западных свобод. Он уверял меня – отсталого «совкового консерватора», что платное образование – это благо. Якобы если студент будет платить за учебу, то он обязательно станет относиться к ней серьезнее. Исчезнут прогульщики, отъявленные двоечники возьмутся за ум, потянутся в библиотеки, сядут за учебники. Кому охота остаться на второй год и по второму разу оплатить все несданные курсы? Да и преподавателей студенты-платники будут стимулировать, чтоб те не расслаблялись, к лекциям и семинарам готовились, новую литературу по специальности штудировали. Люди деньги платят, значит, качество будут требовать!

Так говорил мой знакомый, который в те баснословные времена был доцентом и замдекана, а потом, когда пришла страстно восхваляемая им коммерциализация образования, враз потерял работу и теперь, став пенсионером, трудится охранником в супермаркете. Тем самым он еще раз подтвердил правоту нашего старенького преподавателя диамата, который в пору нашего студенчества, глядя с кафедры в зал поверх съехавших очков, скрипучим голосом нудил: «Диалектика жизни сложнее наших логических схем!»

Студенты сейчас больше чем наполовину коммерческие. В 2012 году около 65 % студентов были платными. Это по всем вузам – и частным, и государственным. Но ведь даже в государственных вузах платников было около 60 % (Юлия Апухтина «Серая масса, или Исследование о том, как высшее образование стало платным и плохим» // «Проект», 6 февраля 2019 года). Однако учеба большинство из них совершенно не интересует. Причин тому несколько.

Начнем с того, что за учебу они платят не сами и не свои кровные заработанные. Платят их родители и столько, сколько нужно, хоть по два, хоть по три раза, лишь бы чадо диплом получило. Поэтому чадо без всяких угрызений совести прогуливает занятия, проводит время в клубах, а не в библиотеках и мычит что-то невразумительное на зачетах и экзаменах. Денег папы и мамы не жаль…

Второе – как правило, они учатся не на тех специальностях и факультетах, к которым у них «душа лежит», а на тех, которые выбрали их родители. Сколько раз уже я слышал из уст студентов и даже аспирантов такие истории: я хотел (хотела) заниматься искусствоведением (английским языком, атомной физикой, микробиологией), но папа и мама сказали: «Пойдешь на юрфак (экономфак, государственное и муниципальное управление, нефтегазовый бизнес), потому что это в жизни пригодится». Дети плюются, учатся «спустя рукава», сдают сессии на весьма условные «троечки», в общем, откровенно бойкотируют насилие над юношеской мечтой. Но родители все равно платят и радуются: кто там будет смотреть приложение с оценками при приеме на работу? Главное – вожделенный диплом по нужной специальности да заранее договориться с работодателем.

Кстати, договориться удается далеко не всем. Несколько лет назад я зашел в магазин «Пятерочка», что через дорогу от моего дома, и обнаружил там свою бывшую студентку, которая училась на экономфаке нашего университета по специальности «Банковское дело». В «Пятерочке» она работала менеджером зала. После окончания университета ткнулась в один банк, другой – ей везде отказали. У работников банка, извините, свои дети есть и тоже с дипломами по специальности «Банковское дело»… Родители помочь не смогли: набрали кредитов на учебу дочери, денег теперь не было. Так и устроилась в магазин…

Конечно, это вопиющий случай, когда человек с вузовским дипломом оказывается на месте, куда берут людей и без диплома. Чаще всего выпускники устраиваются пусть не по специальности, но туда, где все-таки полагается некоторая надбавка за образование. Более того, значительная часть студентов уже заранее знает, что работать по специальности они никогда не будут. Им просто нужен диплом о высшем образовании – неважно каком, поскольку само наличие высшего образования позволяет занять ступеньку повыше в нашей социально-иерархической лестнице. Не говоря уже о том, что для мальчиков «видимость учебы» – это возможность получить на четыре года отсрочку от армии.

И, наконец, третья, самая главная причина, почему студенты не хотят учиться, относятся к своим учебным обязанностям равнодушно, стремятся проскочить просто так, списав, воспользовавшись занятостью, а то и таким же равнодушным, наплевательским отношением к работе преподавателя. Эти нерадивые студенты ведь знают, что квантовая физика, математическая лингвистика, молекулярная генетика – все, что их заставляют изучать и сдавать, – им все равно не пригодится в жизни. Зато пригодится умение обманывать начальника, «втирать ему очки», лебезить перед ним, усыплять его бдительность. И в этих умениях они упорно тренируются на преподавателях во время семинаров и сессий…

Раньше студент знал, что ему придется после получения диплома как минимум отработать три года по своей специальности. Значит, если он учится на инженерном, придется поработать инженером и, нравится или не нравится, надо учить «Начертательную геометрию». Теперь же, получив диплом, юноша и девушка отправляются, как говорится, «на все четыре стороны», и, скорее всего, работа, которую они найдут, будет связана со специальностью по диплому очень и очень косвенно. В 2018 году правительственная «Российская газета» сообщила: «По данным исследования РАНХиГС, только 37 процентов молодых выпускников вузов, колледжей и техникумов работают сегодня по специальности. 29 процентов сказали, что их работа хоть как-то связана с тем, чему их учили, а 27 процентов признались, что работают абсолютно не по специальности». (Ирина Ивойлова «Образован и не нужен» // РГ 04.06.18). Причем речь не о том, что очень сильна конкуренция и работу по специальности могут получить лишь лучшие из лучших, те, у кого в дипломе одни пятерки. Перспектива трудоустройства напрямую не зависит от успеваемости и уровня подготовки вчерашнего студента. В той же статье из «РГ» выпускник элитарного московского «технологического», отличник, который в годы студенчества успешно занимался научной работой, сетует, что ведущие компании таких, как он, не берут, ссылаясь на отсутствие опыта работы. Журналист, естественно, не упоминает, что таких же выпускников, с гораздо худшими оценками в табеле, но имеющих «своих людей» на высоких должностях в этих ведущих компаниях, берут и очень даже охотно.

Те, которые сейчас сидят на студенческой скамье, эту статистику тоже знают. И она совсем не вдохновляет их на отличную учебу…

3.

Однако кроме вузовского начальства и студентов есть третий участник процесса высшего образования – собственно, преподаватели. Ясно, что среди вузовских начальников, увы, имеются рвачи – менеджеры от образования, которых не интересует квалификация выпускников, а важны лишь деньги. Понятно, что есть и такие студенты, которые ничего не хотят знать и учить, ведь они не собираются работать по специальности, и считают, что заплатили за обучение и теперь им обязаны дать вожделенный диплом. Но, казалось бы, на то и существует преподаватель, чтобы отстаивать идеал образования в высшем смысле слова, противостоять нажиму «менеджеров от образования», добиваться отчисления нерадивых студентов и стараться как можно больше дать полезного и доброго тем студентам, что тянутся к знаниям… 

Так-то оно так. И подобные преподаватели в наших вузах, к счастью, действительно еще есть. Я бы даже сказал, что на них пока и держится то, что осталось от советской системы высшего образования, которая в лучших своих проявлениях была наследницей исторической традиции наших имперских университетов… Но давайте посмотрим, в каком положении находится сегодняшний средний российский преподаватель вуза.

Начнем с того, что он постоянно живет в страхе потерять свое место. Это в советские времена, придя на кафедру института или университета после защиты диссертации, молодой ассистент был практически уверен, что он проработает на этом месте до самой старости. Теперь преподаватель заключает с вузом контракт, как правило, на год или два, в редких случаях – на три. По истечении этого срока ему предстоит пройти через конкурс. Обычно – конкурс вполне формальный, но, если преподаватель чем-нибудь не понравится начальству, можно не сомневаться: совет факультет проголосует против него. Частыми стали истории, когда хороших преподавателей, успешных ученых, не имеющих никаких нареканий, советы факультетов выбрасывают на улицу только потому, что они не нравятся действующему декану. Зато друзья начальства, погрязшие в коррупции, легко проходят самые строгие фильтры… Жаловаться на произвол бесполезно; любой юрист объяснит, что человека не уволили, с ним не заключили контракт. Разница в том, что для увольнения нужна формальная причина, а не принимать на работу после истечения срока контракта можно безо всяких объяснений.

Но даже если преподаватель старается начальству «дорогу не переходить», то все равно его жизнь безоблачной не становится. Во-первых, зарплата у него такая, что даже одному прожить сложно – о содержании семьи речь не идет. Нередки случаи, когда в провинции доцент до сих пор получает по 20 тысяч рублей в месяц. Конечно, на бумаге все согласно майским указам Путина – зарплату преподавателям подняли до средней по региону. Однако средняя по региону – 60 тысяч, а преподаватель все равно получает 20. Секрет раскрывается просто: наши чиновники от образования так считают. Они приравнивают к средней по региону не зарплату конкретного преподавателя, а среднюю зарплату по вузу. А последняя получается в результате суммирования зарплаты ректора, который может получать от 400 тысяч в месяц до миллиона, и зарплаты лаборанта, который получает 9 тысяч…

Понятно, преподавателю приходится подрабатывать в двух, а то и в трех местах, то есть работать весь день – с утра до вечера (тогда как по закону вторая половина дня у него должна быть свободной, и именно в это время он должен заниматься научной и методической работой, за которую он, между прочим, тоже отчитывается). К тому же нагрузка на основном месте у него постоянно растет: уже несколько лет учебные управления вузов не выделяют часы даже на зачеты – мол, ставьте их по результатам работы в семестре. Сокращаются часы самостоятельной работы студентов, увеличивается аудиторная нагрузка – все за ту же зарплату.

Кроме того, на преподавателя взвалено огромное количество бюрократической работы. Его заставляют писать разного рода программы, которые регулярно проверяют комиссии из министерства и Рособрнадзора. Программы могут доходить до 100 страниц каждая, причем они постоянно устаревают, не успеешь закончить одну – из министерства приходит сообщение, что придумана новая форма, и все надо переделывать. В каждом вузе сегодня есть огромное количество отделов, где сидят бюрократы, получающие свои зарплаты – куда более весомые, чем у преподавателей – именно за это, но всю эту писанину они взваливают на безропотных ученых, которые все это делают бесплатно. Не согласишься – не пройдешь конкурс и лишишься даже тех грошей, что платят. Я лично знаю людей, которые последние несколько лет в учебное время спят по 4–5 часов в сутки. Бесконечные аудиты, проверки, комиссии – приходится писать программы и отчеты ночами, днем ведь еще надо лекции читать и семинары вести…

Отчеты за научную работу – это отдельная тема. Теперь рейтинг вуза зависит от того, сколько у преподавателей публикаций в международной системе «СКОПУС». Печататься в зарубежных журналах есть возможность не у всех. Во-первых, с этим непросто обстоят дела у гуманитариев: скажем, философская традиция в России сильно отличается от американской философии. В США господствует аналитическая философия, которая практически не имеет сторонников у нас. Сама тематика исследований даже лучших наших специалистов американский журнал просто не заинтересует. Да и когда заниматься наукой человеку, у которого 1000 часов учебной нагрузки в год, три работы и каждый год обязательство сдать 15 рабочих программ… Выход, конечно, нашелся. Наши бывшие соотечественники, осевшие где-нибудь в Чехии или Венгрии, открывают электронные журналы, добиваются их включения в вожделенный СКОПУС, а потом берут с российских ученых огромные деньги за публикации. Доходит до 70 000 рублей за статью. И человек, который получает на основном месте работы в месяц 20 тысяч, вынужден идти на это. В год он должен иметь несколько таких публикаций, иначе опять-таки его ожидают проблемы во время конкурса…

Останется ли после всего этого у преподавателя время и силы на нормальное качественное преподавание, с подготовкой к лекциям и семинарам – вопрос, как говорится, риторический. Впрочем, находятся такие подвижники! Выкраивают время, готовятся, на совесть проводят занятия! Потом на экзамене начинают по-настоящему требовать от студента знаний и понимания и … нарываются на вызов к декану. А декан популярно объяснит этому подвижнику от образования, что половина студентов факультета – коммерческие, поэтому отчислять их за неуспеваемость не рекомендуется, ведь они приносят вузу «живые деньги». А другая половина – «бюджетники», за которых государство выплачивает деньги по модели подушевого финансирования. Это значит, что, если отчислить одного «бюджетника», государство сократит финансирование вуза на сумму, которая в среднем уходит на годовое обучение студента. Поэтому, если этот принципиальный профессор хочет продолжить работать в вузе, он должен пойти и поставить студенту хотя бы «удовлетворительно». А как ему поставить «тройку», если он говорит на экзамене, что Великая Отечественная война – это война с Наполеоном, а Платон – немецкий философ XIX века? Кстати, это реальные ответы реальных студентов!

Поэтому и среди преподавателей подвижников все меньше. Им на смену приходят молодые да ранние клерки в строгих костюмчиках. Им все равно – будут ли у студентов необходимые знания или нет. Они не очень-то эрудированы в той научной области, в которой якобы специализируются. Их диссертации представляют собой, как правило, псевдонаучные компиляции. Зато они очень хорошо знают, что нужно делать, чтобы ими были довольны и алчные и беспринципные начальники, и нерадивые и циничные студенты. Эти молодые клерки вовремя сдают все программы, вовремя печатаются в псевдонаучных «мусорных» журналах, не утруждают себя подготовкой к лекциям, а просто оттарабанивают по «распечатке» из Интернета, а на экзамене закрывают глаза на списывание и ставят всем студентам положительные оценки согласно баллам, выставленным за посещаемость. И все довольны, и все у них хорошо.

Наблюдая изнутри за деградацией российской системы высшего образования, я вижу теперь, что мы подошли к черте, после пересечения которой можно будет сказать: «Университет – не место для учебы…»   Можно ли еще что-нибудь сделать, чтобы спасти наши вузы? Пока еще, думаю, можно. Еще остались в вузах преподаватели, «болеющие за дело». Есть еще пытливые, любознательные студенты, которые хотят получить настоящее, полноценное образование. Но их все меньше. С каждым годом мы все ближе подходим к «точке невозврата»…