Каждый фильм режиссера Павла Лунгина является аккуратно приготовленной порцией неправды. Но это не просто типичная для кинематографа, развесистая клюква» или «лапша на уши». Главная амбиция Лунгина — владеть умами интеллигенции, то бишь нашими учеными умами.
Отсюда и темы его фильмов — «Такси-блюз», «Парк отдыха» — всегда непременно остренькие, «лапша» и «клюква» непременно приправлены актуальностью проблемы.
Лунгин похож на лотошника с фальшивым китайским товаром первого спроса: сегодня на лотке еврейский вопрос. Вкупе с ностальгией по джазу. Завтра… опять еврейский вопрос, но уже вкупе со скинхедами; послезавтра… еврейский вопрос всем надоел, посему снят, на повестке дня олигархи. Но мода на олигархов прошла, наступила мода на Православие.
Лунгин вознамерился принести согражданам Бога через историю старчества и юродства. Я думаю, что и сами слова эти, «юродство» и «старчество», Лунгин услышал впервые лишь после того, как смекнул, что сейчас пришло время торгануть именно Православием.
Из интервью Павла Лунгина: «…Я прочитал в свое время сценарий молодого драматурга Дмитрия Соболева, ученика Юрия Арабова, — и отложил, поскольку ничего не понял».
Основным источником познаний в области старчества и юродства драматурга Дмитрия Соболева явилась одна старая книга. Ее написал в начале прошлого века священник отец Владимир Зноско. Называется она «Христа ради юродивый иеросхимонах Феофил, подвижник и прозорливец Киево-Печерской лавры» (эту книгу можно прочесть целиком на сайте http://www.omolenko.com/books/feofil/book.php).
Именно с иеросхимонаха Феофила списан герой фильма «Остров» отец Анатолий, огромными кусками списаны диалоги, из этой же книги взята и история непростых взаимоотношений старца с его непосредственным церковным начальством.
Ничего предосудительного в этом нет. Но единственное, что отличает в данном случае порядочного человека от пройдохи, это упоминание первоисточника в титрах фильма, в интервью.
В предисловии к повести «Остров», вышедшей в издательстве «Амфора», автор говорит, что одним из прототипов героя был старец Феофил. Это же автор говорит в одном из интервью. Но нигде ни разу он не упоминает имя обкраденного писателя о. Владимира Зноско.
Я прочла эту книгу и, наконец, смогла ответить самой себе на мучивший меня вопрос: откуда этот нелепый сценарий? Откуда эти фантастические тексты, которые не могут произноситься героями фильма — людьми семидесятых годов, брежневской эпохи?
«Я с тобой рассчитаюсь, проказник!» — говорит один пожилой монах другому, еще более пожилому, в 1974-м году! «Не знал бы грамоте, не поставили бы начальником», — гордо поглаживая бороду, произносит другой герой, сыгранный актером Дмитрием Дюжевым, монастырский завхоз, отец-эконом.
Полное ощущение бреда. «Не поставили бы начальником» — что это за партийно-прорабский текст? И разве в России середины семидесятых прошлого века был кто-то, «не знающий грамоте»?
Все встает на свои места, когда читаешь эти же диалоги в книге о. Зноско. Там их произносят монахи XIX века, живущие в Малороссии.
«Начальник пустыни» — незнакомое нам ныне словосочетание, так называлась одна из монастырский должностей в ту пору. Пустыни с ударением на «у». Там, в книге, начальник пустыни Иов так до самого конца и остается недоброжелателем блаженного Феофила, как может, портит ему кровь.
Но юродивого защищает сам владыка митрополит Филарет. Он тоже перенесен в сценарий — в виде героя Виктора Сухорукова. Именно митрополит Филарет там, в книге, называет блаженного Феофила «проказником», вообще общается с ним как с любимым маленьким ребенком.
В книге все это выглядит естественным, потому что реальный образ блаженного Феофила и его настоящая история, рассказанная там, совсем не похожи на образ и историю отца Анатолия, героя фильма. То есть в данном случае пред нами не «лапша», а именно сборная солянка, но только собрана она из ингредиентов, абсолютно несовместимых.
История реального Феофила — его трагедия, в результате приведшая его к юродству: страстная ненависть к новорожденному мальчику собственной матери. В первых главах книги она называет младенца «упырем» и «обменышем» и приказывает служанке утопить ребенка. Дальше следуют сказочное спасение и ряд перипетий, в результате которых мальчик начинает расти в монастыре. И все его последующее поведение и даже его юродство в чем-то характерны для сироты, особенно сироты при живой матери. Юродство блаженного Феофила — его вечная детскость. Поэтому отношение к нему митрополита Филарета — как будто бы к мальчику-хулигану, но притом любимому сыночку, поэтому «я с тобой разделаюсь, проказник!» в книге звучит уместно и совершенно естественно.
История героя фильма совсем иная: старец Анатолий — собирательный образ, как я уже говорила, собранный, то бишь наспех слепленный из несобираемого. Грех, который давит на душу отца Анатолия — убийство. И не просто убийство. Предательское убийство. Иудов грех. Ему, молодому морячку, захваченному в плен, фашисты пообещали жизнь в том случае, если он расстреляет своего же пленного товарища. И он согласился.
История, хорошо знакомая нам, например, по повести Василя Быкова «Сотников». Там ставшего полицаем партизана Рыбака тоже для проверки просят вешать несломленного партизана Сотникова. И Рыбак проверку проходит.
Старец Анатолий тоже проходит проверку — расстреливает товарища.
Стало быть, наш герой — полицай, власовец, предатель…
Бывший полицай. Бывший власовец, бывший предатель.
Ну, конечно же, кто-то из бывших полицаев и власовцев впоследствии разными путями пришел к Богу и вполне мог оказаться в монастыре.
Только, если рассуждать по правде, если вспомнить реальные истории, реальные воспоминания людей, раскаявшийся послевоенный грешник сдавался властям. То есть шел сидеть. Потому что если ты раскаялся, то идешь принимать наказание. Логично?
В брежневское время уже старым человеком вот такой бывший полицай, бывший зэк, принявший кару, раскаявшийся, наверное, мог бы оказаться на месте героя «Острова». Такой человек идет в монастырь с надеждой на прощение, живет в смирении, никого не пытается поучать, не занимается поучением и воспитанием чужих душ. Такой человек до конца своих дней смиренно молится, занимаясь исключительно своей душой, вымаливая ей прощение и вечную жизнь.
Так — по правде.
А по «лапше» — все иначе.
Герой фильма даже и не помышляет о том, чтобы сдаться властям и отправиться принимать свою покаянную муку в дебри ГУЛАГа. Его подбирают на берегу монахи. Он оказывается в монастыре и остается в монастыре. Спасать душу? Или спасаться от мирского наказания?
Герой как бы самого себя наказывает: ест все невкусное, ходит грязным и спит на углях. Все это он делает в охотку и в удовольствие. Он ведь не какой-нибудь зэк — он свободен. Солнышко ему светит, птички поют. И сам он время от времени радостно распевает песни о Божьей Благодати…
Никакой мечты отправить героя в ГУЛАГ у меня нет. Здесь — другое. Герой фильма — трус, предатель, убийца ради спасения своей шкуры. За что мне верить в него, в его чудеса? За то, что не моется и ест невкусную кашу?
Мой дед на войне не стрелял в товарища, а, наоборот, вынес раненого командира. Он всю жизнь любил вкусно поесть. И мылся тоже часто. Он меня и растил. С ним я и советуюсь. До сих пор, хоть он и умер давно. В него я и верю. Он — мой старец. И такие дедушки есть у многих, сидящих в зале или перед телевизором.
Итак, бывший великий грешник, трус, убийца, предатель, не принявший муку мирской кары, не прошедший следствие, допросы, этапы, лесоповал, издевательства уголовников, вместо этого укрывшийся в монастыре и юродствующий в свое удовольствие, получает дар благодати и творит чудеса. Это — большая ложь фильма.
Помимо этой большой лжи, мелкие лжицы происходят почти в каждой сцене.
Вот к отцу Анатолию приходит деревенская тетка, которой приснился муж, погибший на войне. Отец Анатолий внутренним провидческим взором обнаруживает, что муж ее жив: «Во Франции он! На поселении!». Что вообще значит фраза «на поселении во Франции» применительно к 1974 году? Мало того, старец велит тетке ехать к мужу во Францию. В 1974-м. Деревенской тетке. Она ему логично отвечает, что ее не пустят: «Это ж капстрана!». «Ничего, ничего, продай кабанчика и езжай!» — отвечает старец.
Вот в этот момент я как-то сразу сникла и подумала: «Ой, пошла туфта!»
Следующее чудо: тут уже к ингредиентам лунгинского супчика прибавляются неизменные в таких случаях «розовые сопли». Некий адмирал привозит на излечение бесноватую дочку. Очень реальная кликуша. Она реально кричит петухом, а отец Анатолий в ответ лопочет курицей — тут надерганные кусочки как раз работают вполне нормально. Адмирал приходит поблагодарить старца за спасенную дочь, и тут, в лучших традициях латиноамериканских сериалов, выясняется, что это именно его старец когда-то расстреливал по приказу немцев. И что он тогда не умер, а зацепился за какую-то дощечку за бортом. Но если этот парень все время был жив, так чего же старец не в курсе? Учитывая то, как замечательно он разглядел мужа тетки во Франции «на поселении», непонятно, почему не увидел своего-то, недострелянного?
Еще одна сцена, покоробившая меня, наверное, больше всех прочих, выдернута из все того же о. Владимира Зноско и все так же перевернута с ног на голову.
Там, у Зноско, митрополит Филарет все время зовет блаженного Феофила жить к себе в покои. И в конце концов уговаривает. Но Феофилу совсем не хочется жить вместе с владыкой, такая совместная жизнь ограничивает его юродскую свободу. И он решает довести митрополита до того, что митрополит сам его выгонит. Добивается он этого совершенно детскими, томсойеровскими методами, это смешно описано в книге: он то опрокидывает на стол суп, то начинает икать за обедом, то громко петь среди ночи. Иногда он открывает печные вьюшки, и комнаты наполняются дымом, вызывая всеобщий переполох. Утром надевает на себя любимые сапожки владыки и на весь день убегает в них в лес, оставив митрополиту свои рваные лапти. Митрополит за все эти выходки ласково зовет его проказником и в конце концов отпускает жить на волю в грязную келейку, всю заставленную продуктами, которые Феофил непрерывно раздает неимущим. Вот такая там, в книге о. Зноско, история с сапожками.
В фильме владыка, хорошо сыгранный Виктором Сухоруковым, тоже зовет отца Анатолия жить вместе; тот отказывается, и в какой то момент после пожара владыка сам приходит ночевать в келью к юродивому. Он приходит, забавно прижимая к себе любимое ватное одеяло. Владыка снимает сапожки, говорит о своих больных ногах и о том, какая это удача, что достали ему вот такие мягкие сапожки. Ночью блаженный старец Анатолий режет на куски сапожки владыки и бросает их в огонь; при этом он запирает помещение на замок, наполняет келью-котельную едким дымом и не дает владыке выйти наружу.
Мы видим абсолютно натурально снятую сцену: старый больной человек задыхается от приступа удушья и умоляет другого старого человека его выпустить, а тот вполне сатанински хохочет и кричит, что никак невозможно, поскольку всюду бесы. Бегает в дыму и бьет этих бесов, словно мух. А владыка в это время кашляет, синеет и почти теряет сознание.
Сцена довольно жуткая, блаженный Анатолий выглядит в ней вовсе не блаженным, а бесноватым и ничего, кроме неприязни, у нормального человека вызывать не может.
За этим опять следуют «розовые сопли»: владыка пришел в себя, обнаружил, что за это время святой старец еще и утопил его любимое одеяло, и радостно говорит о том, как все содеянное старцем прекрасно и правильно. Говорит, что он-де был слишком привязан к этим сапожкам и одеялу. И вообще, в какую-то минуту проявил маловерие и решил, что отец Анатолий так вот и даст ему умереть от удушья (видимо, маловерие он проявил, когда уж совсем посинел).
* * *
О чем же, собственно говоря, этот фильм рассказывает, что он декларирует?
Что ты можешь сначала совершить предательство, убить брата, потом предаться вполне вольному покаянию на свое собственное усмотрение, и за все за это Господь пошлет тебе светлый дар пророчества, дар целительства?..
Дальше ты станешь святым старцем и получишь право отнимать и выбрасывать чужие сапоги и одеяла, вообще учить людей, что и как им делать; все тебя станут уважать и слушаться твоих советов. Так получается?
Говорят, «у каждого своя правда». Нет, именно в точке, называемой «правда», все чистые душою, добрые люди сходятся, независимо от их социального положения.
Вот она, маленькая правда, на которой сойдутся бедный и богатый, ученый и полуграмотный: нечего чужие сапоги кидать в огонь. И нечего навязывать нам такое поведение в качестве святого и богоугодного. Не проходит.
Ни на фоне северной природы, ни в исполнении хороших актеров.
Из архива: март 2007 г.