№5.2023. Кристина Андрианова-Книга. Фокус войны

Статья – финалист первого всероссийского конкурса молодых журналистов «Неизвестная Россия» (2022–2023).

Вернер Херцог однажды сказал, что «кино – искусство не для ученых, а для неграмотных». И пусть в цитате есть отблески высокомерия, никто не отменял простой правды об одном из самых эффективных средств манипулятивного воздействия на массовое сознание: у большинства из нас – преобладающее визуальное восприятие. Наше подсознание, помимо автоматического считывания привычного рабоче-бытового антуража, ежедневно – даже ежечасно – выдерживает бомбардировки рекламой всех мастей и, конечно, впитывает уйму скрытых и вполне себе явных произведений визуального искусства (впрочем, хорошая реклама искусством тоже бывает). Но если картины Васнецова или Малевича предлагают нам полет фантазии и мысли, рожденный статикой, то кино почти всегда пытается додумать за нас – сказать, решить, выбрать. Известно, что многие поклонники каких-либо книг не воспринимают экранизации своих любимых историй. И дело, конечно, не в одних «бездарных режиссерах». Книга развивает твое внутреннее визуальное зрение, и хотя формирует восприятие по тем или иным вопросам ничуть не хуже кинематографа, ты еще имеешь возможность свободного представления происходящего; у кино, в частности, художественного, такой авторской щедрости нет. Мы хорошо или не очень, но видим то, что пытаются донести до нас его создатели. Независимо от жанра. Конечно, влияет на конечный результат вся съемочная команда – в том числе и образы, получившиеся в итоге как продукт труда художника, костюмера, оператора, троицы «сценарист – режиссер – актер», а порой и не в меру активного продюсера.

Так, вносят «свои коррективы» в наши взгляды, установки, вкусы и внешне безобидные для обывателя комедии, и любовные истории, и ужастики, и триллеры, и боевики, и, конечно, военные драмы. Особенно драмы военно-исторические. Те самые, непременно «основанные на реальных событиях», о которых упоминают секретные берестяные грамоты времен вавилонских богов с Альфы Центавра.

О них и поговорим.

I

ТАКАЯ РАЗНАЯ ВЕЛИКАЯ

История – одна из самых восхитительных наук. Сколько в ней невероятных поворотов, столько и вполне рутинных закономерностей – и столько же правды и кривды. Кажется, хрестоматийные рассуждения о пишущих ее победителях знают все. Именно – кажется. Когда дело доходит до его величества военно-исторического кинематографа, где каких угодно боевых розовых слонов на улицах Москвы можно оправдать пресловутой «условностью», многие из нас забывают об этих самых знаниях. Фактах и данных. Что позволяет лживому времени обнулять в голове «карту памяти».

Советские военные фильмы, словно монументальные произведения Эрмитажа, создавали люди, знавшие о войне не понаслышке. Многие из этих шикарных картин были экранизациями (а книги все же дарят добрый пуд логики киносюжету). «Они сражались за Родину», «Живые и мертвые», «Освобождение», «Летят журавли», «Проверка на дорогах», «А зори здесь тихие...», «Восхождение» и даже впрыгнувшая в последний вагон поезда советской правды жестокая драма «Иди и смотри» 1985-го – всего не перечислить. Сегодня, вглядываясь в невероятное ретро, мы можем наблюдать ушедшую эпоху, пропитанную не бутафорными, но искренними радостями и потерями. Именно поэтому потертые временем ленты реалистичнее, живее нынешних. Современные же картины о Великой Отечественной, не зная истинной цены Победы, все больше рассуждают о любви на фронте (часто поверхностной или какой-то невозможно-запретной), показывают нам прелестные пейзажи якобы как часть драматургии и даже «неопределившихся» героев-пацифистов и «благородных» потомков тевтонцев. О «кровавых гэбистах», затасканных по киношным «штрафбатам» еще в перестройку, упоминать вообще неприлично: известная печальная особенность периода воинственного либерализма, которой сегодня будто бы меньше становится. Ан нет – такая тенденция: мимикрируют отдельные инженеры человеческих душ. Но, снимая очередной опус, еще и оправдываются часто тем, что, мол, все о Той войне уже снято, надо искать новый ракурс – вот и находим.

Ну а мы, критики, находим, что на это возразить. Во-первых, о возможности сотворить нечто дельное и в наши времена говорят картины вроде «Брестской крепости», «38 панфиловцев» или «Подольских курсантов». Обратите внимание, что эти относительно неплохие ленты начинают появляться году этак в 2010-м: в «нулевых» случались только проблески в виде историй опять-таки по мотивам книг – «В августе 44-го» и «Звезда». Любопытно, что первый фильм снимал неровный Пташук, у которого уже выходила сносная военная драма в 1986-м, но которого ждала еще тоталитарная российско-американская халтура «В июне 41-го», а второй – Лебедев, будущий «пионер» славянского фэнтези (правда, «Волкодав» не стал его удачей) и российской спортивной драмы (сотворил «Легенду № 17»). Но вместе с этими двумя картинами нелишне будет вспомнить каких-нибудь пакостных «сволочей» 2006 года (кстати, тоже по книжной поделке Кунина-Фейнберга, который в чем-то хлеще Резуна-Суворова) или «предстояния-цитадели» 2010–2011-х...

Еще один занятный штрих: многие относительно сносные новоделы практически неизвестны большой аудитории. Знаете такие драмы, как «Снайпер Саха» (2010), «Топор» (2018), «Высота 220» (2019), «Война закончилась» (2021) или «321-ю сибирскую» (2018)? То-то же. И это тоже – своеобразный прием воздействия: управление рекламой, трудный путь «в народ».

В целом после распада Союза мы лишь несколько последних лет наблюдаем более-менее качественное (куда там до нетленок!) кино о войне 1941–1945 годов – и даже при этом едва позитивном движении видим во многом противоположные тенденции. Так, при всем техническом развитии современной киноиндустрии история на данную военную тематику из общей становится частной, что скорее напоминает голливудскую подачу (типичная американизация – герои-одиночки из «Т-34» или «Девятаева», да и сами названия фильмов – тот же «Девятаев», «Калашников», «Небо измеряется милями» (о конструкторе М. Миле) и особо возмутительная «Зоя»). При этом, по обратному принципу, создатели ради привлечения аудитории дают фильмам громкие названия, за которыми таятся события местного значения. По такому совершенно маркетинговому, а не художественному принципу нас завлекают в свои сети «Сталинград», «Спасти Ленинград», «Мария. Спасти Москву» и в особенности «Битва за Севастополь», где колоритный крымский город живет своей жизнью (то бишь войной) общим планом, на фоне перевранной биографии Павличенко. Сравните этот подход с американскими «Перл-Харбором», «Мидуэем», «Дюнкерком» – и все станет ясно. Вспомним, что для советского кино географическое название не было главным, и пусть оно не выстреливало в прокате – на фильм шли, потому что цепляла тема, а не жажда увидеть компьютерное диво дивное (и так мы вновь приходим к визуальной составляющей, подсознательно побеждающей в массе).

Из прочих особенностей-опасностей современной военной драмы важно назвать смещение акцентов в историческом плане (яркий пример – «Собибор», который скорее работает на западного зрителя) на приключения с абсурдными сюжетными поворотами («Танки»), с полной подменой исторических событий броской картинкой (немудрено, что клиповый «Шпион» снят по книге Акунина) – или акцент на некие любовные чувства («4 дня в мае», «Учености плоды», «Край» (действие происходит после войны), достаточно реалистично созданная по книге драма «Франц + Полина»), а также непрезентабельный образ руководителя страны – в данном случае, конечно, Сталина (чего только одни шедевры Михалкова стоят). Сюда же отнесем и съемку комедии на околовоенную тематику с эксплуатацией советских образов («Пять невест», где, может, что-то и было неплохо, да дважды неприглядно показали жену командира), а то и полный фарс, имеющий целью вовсе нивелировать историю и представить фашизм чем-то комичным («Гитлер капут!»). Делается попытка примирить атеизм и православие, в некоторых моментах откровенно противопоставить религиозно-философские парадигмы (тот же Михалков и та же «Мария...», но и в целом довольно нейтральный «Поп» Хотиненко). «Злое» НКВД и тема «врага народа» присутствуют даже в слаженных атмосферных сюжетах – например, в «Трех днях до весны» («Ленинградском вальсе» 2017-го). Да что тут, собственно, сенсационного: о ненавязчивой или явной дискредитации не только «гэбистов», но и обычных солдат, офицеров, которые гуляют, пьют, воруют, трусят, можно не говорить вообще («Первый после Бога», «На Париж!», «Ржев» – только вершина айсберга; даже в относительно свежую драму с неудачным названием «1941. Крылья над Берлином» затесалось дурноватое «обычное» начальство). А еще есть неоднозначные по разным причинам «Перегон» (2006), «Летчик» (2021), в целом понятные душе, но по-режиссерски слабые вещицы вроде «Лейтенанта Суворова» (2009), двухформатного детектива «Прощаться не будем» или исковерканно-шаблонного компьютерного «Несокрушимого» (оба – 2018 года), переснятые «А зори здесь тихие...» (2015) с неуместно-веселой песенкой на титрах... Вот и получается, что отечественные киноделы впадают в две крайности – откровенный клюквошлак «Служу Советскому Союзу» (2012) или трафаретно-чистую «Единичку» (2015). Правда, последнюю хотя бы детям можно показать.

Так где же в военном кино века нового глоток свежего, не затхлого-штампованного воздуха? Есть ли положительные или хотя бы необычные тенденции? Их мало, но они в тельняшках. Так, вышедший в 2021 году «Красный призрак» Богатырева (снят двумя годами ранее) по режиссуре, монтажу и графике напоминает сплав классической военной драмы простых солдат, комикса в стиле якобы магического реализма и такого редкого для нас евразийского вестерна с былиной о богатырях-партизанах (так и вспоминается, казалось бы, не совсем удачная фэнтезийная «Легенда о Коловрате» 2017-го). Кто-то подобный подход может не принять, но на поверку мистики в истории нет от слова совсем (в отличие, например, от «Белого тигра» Шахназарова), да и все же лучше говорить с молодым поколением на таком языке знаков и символов, чем знаками и символами псевдодемократической чернухи. К слову, в сюжете есть пара «сердобольных» немцев – но конец их ждет логичный. Война не терпит полутонов: ей все равно, что в прицеле у тебя, быть может, отец троих детей или юный любитель Гете. К слову, очень ярко и точно показан такой «любитель» в совсем еще свежем «Праведнике» Урсуляка: интеллигентный немецкий очкарик без промедления расстреливает не менее интеллигентную еврейку.

Потому неслучайно говорит товарищу на снайперской тренировке герой другого достаточно нового фильма о войне: «Не бойся, не жалей, и вообще – забудь обо всем». «Рядовой Чээрин» Кольцова – отличный пример того, как и при скромном бюджете можно показать дух и находчивость наших солдат (здесь имеет место и феномен якутского кино, периодически выходящего за рамки республики). Да, это не сталинградская снайперская дуэль по типу клюквенно-заморского «Врага у ворот» (пусть главный герой и показан вполне положительно) и совсем не российско-белорусская «Высота 89» (в сериальном формате – «На безымянной высоте»), где тоже присутствует эта тема, но посмотреть можно. А детям и подросткам – вообще рекомендуется. Как, например, и «послевоенный» фильм Галибина «Сестренка» (2019) по повести народного поэта Башкортостана Мустая Карима. Фильм, который был в прокате, приглянулся глубинному зрителю, да вот только, как у нас водится и как писала выше, пиара вроде какого-нибудь «Т-34» не имел.

Раз уж упомянула ранее телеформат, нельзя не сказать, какую объемную нишу занимают в киноиндустрии военные сериалы и, в частности, продолжающие разрабатывать (или эксплуатировать – как повезет с коннотацией) тему Великой Отечественной войны. Перечислять неперечисляемое – дело лишнее, неблагодарное; скорее можно выделить отдельные проблески: «Диверсант» (2004), «Ладога» (2013), русско-белорусский «Снайпер: Оружие возмездия» 2009-го (правда, этот фильм со смыслом не помешал Певцову сняться в очерняющем армию опусе «На Париж!» в 2018-м)... По тональности и идейности сериалы вторят фильмам этой же тематики с названными выше техниками привлечения внимания зрителя и искажения прошлого. Увы, но снова «в бой идут» герои-одиночки, инсинуация или преуменьшение чьих-либо заслуг, передергивание фактов.

От системного сюжетного кризиса ни полный метр, ни многосерийки не спасает даже обращение к молодому поколению на языке компьютерных «стрелялок» и «попаданцев» (представители второго популярного направления – двухчастные «Мы из будущего» и «Туман», а также «Рубеж» и совсем уж недотворчество «Убить Дрозда»). И это не считая тех или иных историй, в которых события 1941–1945 годов упоминаются косвенно, обычно касаясь жизни каких-либо фамилий (всевозможные «отчие берега» и «дома с лилиями»). Стоит ли объяснять, что особенность эта, пусть порой и вот так формально, но отражает масштаб и глубину тех исторических потрясений, отпечатавшихся в хромосомах каждого рода бывшего СССР?.. Мы это знаем интуитивно, от рождения. Хотелось бы, чтобы это знание не искало ответы на вопросы истории в проходных, часто искажающих прошлое фильмах.

Вообще по тому, как показывают события Великой Отечественной в нашем художественном кино, можно понимать, «что за погода довлеет над Русью». И погод этих три. Капиталистическая, официозная и народная. Две первые (которые, по сути, порождения друг друга, хотя с виду такие разные) собирают клише по крайним грядкам и растят кто манкуртов, а кто, уж извините, ура-патриотов. И только почва третьей способна дать урожай объективности, меры в вещах, где героическую Победу не пытаются ни закричать бравыми лозунгами, ни приуменьшить, а то и вовсе замолчать – и отдать Ее исключительно западным рядовым Райанам, Брэду Питту в танчике, на потеху снятым альтернативным «бесславным ублюдкам» или американо-финскому якобы стебу, а по сути – отличной манипуляции по перепрошивке сознания – «Железному небу» 2012 и 2019 годов, где есть фашисты плохие и хорошие, а жанр пародии снижает критическое восприятие... Только третий путь дает интуитивное понимание как величия нашей истории, так и неотретушированного ужаса военного времени.

Мы едва ли не вкратце рассмотрели (!) отечественное киноотражение самой грандиозной мировой схватки Добра и Зла. Россия – рюриковская, романовская, советская, президентская – в силу географических и ментальных особенностей практически не знает эпохи, в которой жила бы без войн. А значит, не переведутся для наших мастеров и ремесленников от кино личности, сюжеты и их интерпретации. Как из истории до Великой Отечественной, так и после.

ИЗ ТЬМЫ ВЕКОВ – ДО ГИНДУКУША С ГРОЗНЫМ

К первой группе относятся самые пестрые военно-исторические сюжеты, для которых логично неприятное для архивов, но точное для социума правило «чем больше времени прошло, тем больше можно переврать». Немудрено, что фильмы и этого пошива редко вещают о каких-то явных тяготах войны: на первый план выбиваются приключения, детективы, любовь-морковь и всякая альтернативщина. Только что антураж исторический – порою даже псевдо. Потому никого не удивили провальная «Уланская баллада», отвратительный «Ржевский против Наполеона», гламурная «Василиса» (время действия всех фильмов, как можно догадаться, 1812 год), типично извративший историю 1877–1878 годов акунинский «Турецкий гамбит» (снято же красиво! – но в том манипуляции подвох) и очередная экранизация «Тараса Бульбы» – пафосная, но с развитием любовной линии Андрия и панночки, что, по задумке режиссера, а не Гоголя, как-то должно козака-предателя оправдывать (2009). Случается, конечно, и весьма необычный взгляд на стародавнее с участием наших актеров, но все же не в наших широтах – например, по-японски нежная история «В плену у сакуры» (2019), – но для зрителя это ложка меда в бочке дегтя. Особенно если учесть, что после Русско-японской войны на исторической ленте высвечивается такой многострадальный и зачастую ангажированный под кинозаказчика период от первой революции 1905 года до конца Гражданской войны (где орудуют сознанием аудитории обеленные «адмиралы» и «господа офицеры» всех мастей). Этот пласт требует отдельного осмысления – впрочем, частично он уже был рассмотрен в авторских рецензиях. Так что лучше сосредоточиться на военно-историческом анализе более близкой к нам второй половины прошлого века и мировых перипетий века нового. Конкретнее – сравнить этот тематический пласт современных российских и зарубежных кинолент. Значит, отправимся дальше – под небо Гинудукуша, Памира и Кавказа.

Итак, во вторую категорию (то бишь «наши войны после 45-го») попадают Афганистан и приграничные среднеазиатские конфликты, две Чеченские кампании, война в Югославии, а также конфликт в Южной Осетии, боевые действия в Сирии и на Украине.

К южноазиатской и кавказской тематике обращались знаковые режиссеры – Бортко, Хотиненко, Сокуров, Бодров-старший, Рогожкин, Балабанов, Кончаловский, Михалков и даже молодой, еще не заболевший гаджетоманией Бекмамбетов. Афган для советского и раннего российского зрителя – это «Жаркое лето в Кабуле» (1983), «Шурави» и трехсерийка «За все заплачено», в которой впервые звучит цоевская «Кукушка» (оба – 1988), «Груз 300» (1989), «Караван смерти», «Афганский излом» и «Нога» (все – 1991), «Чтобы выжить», «Тридцатого уничтожить!» (оба – 1992), «Пешаварский вальс» (1993), «Мусульманин» (1995, с характерной символической фамилией главгероя – Иванов) и «Горячая точка» (1998). Более молодому поколению по эстетике и зрелищности съемок, возможно, ближе всем известная раскрученно-искаженная «9 рота» (2005), а также «Белый песок» (2009), сериал «Охотники за караванами» (2010), «Возвращение в “А”» (Казахстан – Россия, 2011), «Братство» (2019). К этому списку логично добавить и «среднеазиатских» по тематике «Черную акулу» (1993) и «Тихую заставу» (2010). Можно детализировать перечисленный участок кинофронта, и все же правильно будет сделать это в охапку с «чеченскими» фильмами.

Дело в том, что «моджахедов и дудаевцев» грамотнее делить не по военной географии, а по ментальным периодам в самой России. Таким образом, картины приблизительно до начала 2000-х отличают несколько вещей. Первое – уклон если не в чернуху (околовоенный «Груз 200»), то в явно сумеречную атмосферу безысходности, бессмысленности всего (откуда впервые появляются нотки дискредитации армии, которые позже распространятся и на фильмы о 40-х годах XX века). Для этих работ характерны мозаика из абсурдности, перестроечного сюрреализма, экзистенциального модернизма (та же «Нога», например) и даже пацифизма. В общем, налицо художественно запечатленная деморализация позднего Союза и рожденной в надломе России. Второе – это больше «афганское» направление, в «чеченских» картинах оно чаще заметно в позднем периоде – техничность действия, упор на боевик, а не философскую заумь о серости и бренности всего вокруг. Составляющая «афганского» боевика несколько скрашивает тему политическую и предрекает скорую популярность темы криминальной – типичный азиатский сюжет о торговле наркотиками или оружием. Третья, очень маленькая, но красноречивая для духа того времени особенность – участие в съемках иностранных актеров или, на худой конец, привлечение актеров российских в ролях иностранцев. Почти все инородцы по сценарию – не военные, а журналисты (в редких случаях – ученые, случайно оказавшиеся в эпицентре событий). Избитый прием – показать конфликт от третьего лица (иностранцы-журналисты встречаются и в лентах о 1941–1945-х, но здесь их просто аховое количество). Четвертая отличительная черта – обыденная, не пафосная подача натурализма войны, зачастую жуткая в своей дежурности.

Весь этот почерк эпохи в разной мере проглядывает в таких лентах на чеченскую тематику, как «Кавказский пленник» по мотивам произведения Л. Толстого, адаптированного к нашим реалиям (1996), «Чистилище», «Война окончена. Забудьте» (оба – 1997), «Блокпост» (1999), а также «Война», «Кавказская рулетка» (в сценарных коллизиях сразу угадывается почерк Мережко) и «Дом дураков» (все три – 2002). Где-то на этом пограничье появляется не только драма-дума, но и проглядывает тот самый «отец», протоафганский боевик, так что «громкие» и «тихие» жанры, режиссерские прочтения войны смешиваются. Двухтысячные – это «Марш-бросок» (2003), «Честь имею!..» (2004), «Мертвое поле», «Прорыв», сериал «Грозовые ворота» и в чем-то продолжающий традиции «афганского сюра» «Живой» (все четыре – 2006); «Александра», «12» и грузино-российский «Русский треугольник» (все три – 2007), «Пленный» и «Русская жертва» (оба – 2008). К слову, две последние картины наглядно демонстрируют разность идейной составляющей: режиссер «Пленного» Учитель (какая внешне располагающая фамилия!) умело наводит зрителя на неприязнь к нашему солдату, применяя антитезу и «отрицательный финал», – зато три главных создателя художественно-документальной драмы без финтифлюшек говорят нам, пусть и несколько растянуто, о подвиге псковского десанта.

Посредством двух приемов – историй о маленьком человеке и классических сериальных «эпосах о друзьях» – мы погружаемся в такие относительно новые киноработы, как «Жажда» (2013, очередной пример малой смотрибельности при стоящем смысле), «No comment» (2014), «Решение о ликвидации» (2018, полнометражка и четырехсерийка), «Спецназ» (2002–2003) и «Стрелок» (2012). А в целом сносные восемь серий истории о трех друзьях «Десантура. Никто, кроме нас» (2009) и вовсе дарит зрителю сериальный микс из Абхазии, Афгана и Чечни.

Конечно, это Абхазия 90-х, а не 2008-го.

II

ДУНАЙ, ПАЛЬМИРА И «БАНДИТО»

И вот здесь мы осязаем совсем уже свежие швы на выносливом теле нашего исторического колосса – югославские войны (1991–2001 годы, но отнесем их сюда географически), вооруженный конфликт в Южной Осетии, известный как Пятидневная война, военная операция в Сирии и, конечно, нынешние украинские события. А еще – начинаем сравнительный анализ создания кинореальности непримиримыми дуалистами – Сушей и Морем. Почему же именно сейчас?

Картины о 1939–1945 годах (и только для большинства стран бывшего СССР 1941–1945 годы имеют сакральное название Великая Отечественная) мы рассматриваем с точки зрения противостояния фашизму, пусть и знаем о том, кто наживался на войне по ту сторону океана: рядовой солдат – это просто солдат. При этом типичный американский пафос приелся и больше раздражает в попытках наших режиссеров нацепить его на такой характерный для отечественного кино внутренний драматизм. Драма всегда была сильной стороной отечественного кинематографа, и уродовать ее в угоду иным лекалам не стоит. Звездно-полосатые же истории о спецоперациях в большинстве своем (исключения есть) не имеют той экзистенциальной для наших «афганских», да и «чеченских» вещиц глубины по причине как разной ментальности, так и другого времени погружения. На наш десятилетний Афган по духу больше похож их двадцатилетний Вьетнам: хотя афганская земля якобы «не отпускала» Штаты – надо же! – тоже 20 лет, – параллелизм подтверждают серьезные, менее «понтовые» заморские фильмы.

Все познается в сравнении. Стильный боевик без особого смысла еще не так опасен с точки зрения художественной манипуляции. Стрельба, погони, однотипные фразы, местами юморок пытаются сформировать восприятие армии США как армии миротворческой (видели, как часто слово «миротворец» фигурирует в названиях второстепенных поделок?), состоящей из заведомых победителей, крутых и патриотичных парней. Акцент редко расставляется на чувствах (исключения, о которых говорили выше, обычно Вьетнам), правда, часто он ставится на частной истории, с войной или связанной косвенно, или вообще, кроме прописки в сценарии, ничего общего не имеющей («Меган Леви», «Лулу и Бриггс»). Зритель интуитивно понимает, что смотреть этот сюжет нужно либо как боевик или триллер, привязанный к географии («Саботаж», «Стукачка»), либо как личное драмеди или роуд-муви: с тем же успехом можно воспринимать всех марвеловских «торов, железных человеков» и хрестоматийные супергеройские роли «неудержимых». Когда-то подробно разбирала американское мифологическое сознание в региональной статье «Цивилизация комиксов» –уверенно могу сказать, что герой войны в заокеанском мышлении перенесен скорее в мультик (картинку), чем в притчу, больше характерную для нас или даже Европы. Да-да, здесь снова достаточно вспомнить о великой силе визуализации, чтобы понять, откуда растут уши у современного клипового мышления и почему сегодняшней молодежи так трудно читать большие тексты, называемые на заморский манер «лонгридами».

Опаснее другое. Есть боевичок с легкими манипуляциями, а есть идея стравливания, развода дружеских мостов на контрасте персонажей. Герои фильмов о Югославии или просто «о плохих сербах» конца девяностых – начала двухтысячных – все те же крестоносцы на манеже. Или их закадычные друзья. Это и суперлетчик Боснийской войны («В тылу врага», 2001), и суперразведчик на спецзадании по всему свету («Миротворец», 1997; в фильме есть и злой русский), и супержурналисты с милосердными сердцами («Добро пожаловать в Сараево», 1997, экранизация), и два бывших приятеля по разные стороны баррикад (сериал 1998 года «Снайперы», в оригинале – «Выстрел сквозь сердце»), который снят неплохо, но тем и страшен, представляя именно сербов жестокими убийцами). Это и храбрые не только янки, но и поляки, защищающие боснийскую деревушку («Демоны войны», 1998), и доблестные «морские котики», жадные до золотых слитков на озерном дне («Безбашенные», Франция, 2016), и жена в поисках мужа-репортера («Спасти Хэррисона» – типичная англо-французская пропаганда 2000 года с «сербами-усташами» в устах хорвата (!)), и много-много чего еще занятного и не очень.

Вершиной манипулятивной чернухи по праву можно считать режиссерский дебют небезызвестной Джоли – драму о миролюбивых боснийцах и сербах-головорезах. За чудесной поэтической вывеской «В краю крови и меда» (2011) прячутся садомазохистские фантазии Анджелины – два часа сцен насилия и убийств. Вполне себе кровожадная «женская камера» пытается выбить из зрителя слезу на классическом геббельсовском приеме повтора и не менее классической, обозначенной выше антитезе.

Отечественных же фильмов о югославских конфликтах несказанно мало. Но военно-историческое кино не всегда про участие – это и про сострадание, духовное единство, и про взгляд с разных сторон. Так что непременно нужно отметить четырехсерийный «Батальон» (2018) и вполне крепкий «Балканский рубеж» (2019). Сербы здесь не только жертвы соседей по когда-то одной стране, но и самых гуманных бомб в мире от Мадлен Олбрайт, которую в далеком детстве спасла от нацистов балканская семья.

В общем, коли хотите посмотреть что-то по югославской теме, помимо наших драм, познакомьтесь с орнаментальными сербскими работами – хотя бы с антивоенным по посылу «Вуковаром» (1994) или с трудным «Спасителем» Оливера Стоуна (1998). Потому как иные американские, французские, хорватские истории в разной мере несказанно больше набиты манипулятивными клише.

Не нужно быть Нострадамусом, чтобы понимать, под каким углом сняты иностранные военные драмы о прочих «горячих точках». Пальцев на руках не хватит, если попытаться перечислить все боевые «бродилки и хотелки» Голливуда. Так что фильмы отправят любого зрителя в путешествие по местам американской «воинской славы»: Гренада («Перевал разбитых сердец», 1986), Сомали («Черный ястреб», 2001, – о событии 1993 года), Колумбия (только в фильме «Слезы солнца» история, основанная на реальных событиях, разворачивается в Нигерии; 2003), Ирак («Повелитель бури», 2008; «Снайпер», 2014), Кувейт («Морпехи», 2005), Афганистан («Уцелевший», 2013; «Морпехи: Поле огня», 2014; «Репортерша» («Павильон смеха»), 2016; «Кавалерия», 2018; «Форпост», 2020), Вьетнам (очередная картина – «Последняя граница» («Отчаянный ход») 2019 года) и даже Чили («Колония Дигнидад» 2015-го, где три европейские страны-режиссера пытаются провести мысль о борьбе США с Пиночетом (!))...

Отдельным сюжетным линиям позавидует сам агент 007: так, в киноопусе «Закон доблести» (2012) фигурируют Филиппины, Индонезия, Коста-Рика, Украина и вновь Сомали, а штатовский взвод красноречиво называется «Бандито». Что до конкретно «украинской части», то в Киеве по сценарию работает фабрика по производству жилетов-бомб (!). Чечня же (и ей нашли местечко) показана на казахстанском Каспии… Профессиональные критики дали на фильм негативные отзывы, но 80 % аудитории поделка понравилась. Что говорит, конечно, об одном: пропаганда беспощадно эффективна. Аналогичная история и с боевиком «13 часов: тайные солдаты Бенгази» (2016) о Ливии 2012 года: зрители спокойно принимают сюжет, в котором «редиски» – ливийские боевики – атаковали американское консульство, а после и местный филиал ЦРУ. К слову, спецслужбами кишит и грешит почти все иностранное кинотворчество данного жанра («Цена страха», 2002; «Совокупность лжи», 2008; «Цель номер один», «Операция “Арго”», 2012). Однако и в отечественных фильмах им отводится немало места, что обуславливает формат. Вопрос скорее в талантливом сценарии, достоверной игре и «дозировке» всевозможных спецов (с последним обычно так себе у американцев, а с первым, судя по сериалам, – у нас).

Встречаются, конечно, на американском кинополе боевиков и предвзятых драм и ростки сложной драматургии – например, «Война» (2015) с ЛаБафом, который такие вещи любит. Это то же самое, что и наше афгано-чеченское посттравматическое переосмысление: война, кем, когда и где бы ни велась, меняет каждого. И все же подобные высказывания – острая, но иголка в стоге залежавшегося пропагандистского сена.

Говоря о ближневосточных не сказках, нельзя, конечно, не затронуть и далекую-близкую Сирию. Чтобы понять скорость кинематографического пулемета, достаточно перечислить тематические фильмы отечественного и в целом «просирийского», а также западного производства: «Пальмира» (2020), «Небо» (2021), «Однажды в пустыне», «Своя война» (оба – 2022), «Дамасское время» (Иран, 2018) и «Финал будет впечатляющий» (Сирия, 2018) против «Пленницы» (Канада, ЮАР, 2012), «Дамасского укрытия» (Великобритания, 2017; история еще 1989 года, где «хороший» английский шпион должен вывезти ученого, разрабатывающего химоружие), «Частной войны» (Великобритания, 2018), «Побега из Ракки» (Франция, Турция, 2019), «Спасителя» (2021) и около десятка фильмов, так или иначе имеющих отсылки к САР. Конечно, инпошивные военные драмы чаще всего скатываются в боевики с обозначенными ранее клише вроде ищущих справедливость журналистов, заданий спецслужб и новостей о плене близкого родственника. Но политическую манипулятивную подоплеку в них никто не отменял. Так, в сюжетно крепкой экранизации «Ты видишь луну, Даниэль?» (Дания, Норвегия, Швеция, 2019) о России в Сирии не упоминается вовсе (налицо прием замалчивания, который часто применяется в зарубежных военных драмах), зато США, понятное дело, олицетворяют собой светлых эльфов и мир во всем мире (при этом сами и вырастившие ряд террористических организаций, но об этом – ни слова). Непременно пафосная публичная речь высокопоставленного лица о героической смерти американского журналиста прилагается.

Отечественные драмы внешне проще и, даже пытаясь в чем-то копировать западные образцы, оставляют хотя бы какую-то толику узнаваемой «русской души». По крайней мере, попытки синтезировать наше внутреннее-потаенное с иноземным сценарно-техническим не столь болезненны, как в случае с темой Священной войны. Зато о ближневосточных картинах на сирийскую тему и говорить не приходится – у них свой непередаваемый колорит, как, например, и у названных выше Балкан. Что лишний раз убеждает во мнении: новый день этой удивительной и взбалмошной планеты возможен только в многообразии, а не в пустом клонировании по принципу сильного.

ПОЛИГОН УТРАЧЕННЫХ ИЛЛЮЗИЙ

В Евангелии от Матфея сказано, что «всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит». Обратной стороной этой цитаты можно назвать известный римский принцип «разделяй и властвуй», успешно принятый на вооружение англосаксонской дипломатией. Евразия всегда была сильна единством истории, духа, умением вбирать в себя общности, этносы, конфессии; наши предки не вырывали на корню нечто инородное, непонятное для себя – они принимали и изучали необъятный простор вокруг, срастаясь с новыми культурами, укладами, ментальностями.

Попытка манипулировать сознанием предполагает, что некая личность или группа людей не живет по принципам-желаниям какой-либо другой личности или группы, открыто отвергает их, и поэтому в нее эти принципы кому-то зачем-то нужно скрытно внедрить. Евразия в понимании «Евразии без Европы» для самой Европы на протяжении многих веков синонимична России, и только в последнее время и Китаю. Иначе говоря, в центре нее расположены два гиганта со своими разными мирами, но объединенными особой соборностью (общинная, позже социалистическая и ныне ищущая себя православная (и при этом поликонфессиональная) Русь и конфуцианско-коммунистический Китай), а по краям – территории совсем иного склада: Европа Камю и Гитлера, Наполеона и Моцарта, малые азиатские страны, не менее большая Индия и для многих буквально инопланетная Япония. И по «окраинам», на границах этих цивилизаций Собора и Индивидуума (Суши и Моря, воина-земледельца и торгаша-пирата) веками продолжаются такие спортивные игры, как перетягивание каната, подковерная борьба и сидение на двух стульях. В которых непременно участвуют мастера спорта гуманитарного фронта. В частности, и художественного кинематографа (это, кстати, мы еще о вещах документальных не говорим: тема с точки зрения манипуляций в этом направлении журналистики просто бездонная).

Распад СССР и очередное крестовопоходное оживление «грабителя-вампира» – расширение начинавшего ржаветь НАТО на восток – изменило контуры этого пограничья: буферные зоны сместились в сторону бывших советских республик. Военное кино как обязательная часть незримой пропаганды отправилось следом. Естественно, бурно реагируя на все изменения в своем секторе. И сейчас никого не удивляют какие-нибудь эстонско-финские «Имена в граните» (2002) и «1944» (2015), где рассказывается о противостоянии эстонцев Красной армии в 1918–1920 годах и событиях Второй мировой глазами как эстонских добровольцев в СС, так и красноармейцев; при этом акцент хитро якобы сделан «на обычных военных в истории», а не на самих событиях. Окно Джозефа Овертона в действии. Есть примеры киноподделок с постсоветских территорий, рассказывающих и о совсем недавних событиях.

Так, конфликт в Южной Осетии 2008 года породил на свет антироссийские ленты «Пять дней в августе» (Грузия, США, 2010) и «Шиндиси» (Грузия, 2019). Естественно, что обе снимались сразу как пропагандистское кино. Первая вышла всего в трех кинотеатрах Америки, в Грузии рекламировалась под говорящим слоганом «Борьба за правду», получила разгром от критиков и звание «классической клюквы» от зрителей. Зря, что ли, российского командира сыграл давно «заслуженный русский Голливуда» хорват Раде Шербеджия, а режиссером был «американский финн» Рене Харлин, который, правда, с 2014-го живет в Китае? Вторая инфошума ради была номинирована на «Оскар», однако по актерской игре, экипировке русских солдат времен Чеченских войн и «чудесным» режиссерским задумкам скорее просила «Золотой малины». Единственное – российские солдаты во второй ленте менее кровожадны, чем в первой.

Помимо картин о грузино-южноосетинском конфликте, стоит вспомнить и такие негативно рисующие и большевиков, и современную Россию фильмы с участием Тбилиси, как «Антон» (над картиной 2019 года по мотивам одного романа о голодоморе работала целая киноармия – Украина, Грузия, Литва, США, Испания) и «Поиск» (Франция, Грузия, 2014; время действия – Вторая чеченская).

Интересно, что отечественный кинематограф с точки зрения съемок в этом случае оказался технически зрелищнее («Август восьмого», 2012) и искреннее в игре без лишних понтов и клюквенных деталей («Олимпиус инферно», 2009). Однако этого, как обычно, мало, чтобы «достучаться до небес» закордонных богов... А надо ли? Эти ленты остаются свидетельствами прошлого для нашего зрителя. И не стоит питать каких-то розовых надежд на счет хотя бы попытки взгляда с двух сторон: поиск истины на Западе давно не в моде. Что по Грузии, что тем более по Украине.

Стоп. Малороссийская тема – история отдельная, не на одну страницу. Оставим ее цельной политике и сосредоточимся на незабвенном на нашем cinema. Наивно полагать, что антироссийские настроения появились в украинском кино только с переворотом 2014 года. Так, например, еще в 2010-м в прокат постучалось откровенно неудачное отечественное продолжение неплохой истории «Мы из будущего», в который были введены такие персонажи, как неонацист со Львова и сынок депутата Верховной Рады. И даже этот недосиквел с шаблонными ролями Министерство культуры и туризма Украины не рекомендовало к показу в стране из-за «провокационного в моральном плане характера некоторых его эпизодов и разжигания этим межнациональной вражды». То есть дело не в слабой работе команды, а в идейной составляющей – и надо догадаться, какие это эпизоды тогда уже являлись для украинского минкульта «провокационными» (отметим и то, что в фильме снимались актеры обоих государств)... Так что тогда говорить о кинематографе после 2014-го?

Пропагандистское пламя вырвавшегося на свет торфяного пожара создало такие художественные «хиты», как антибольшевистские «Оккупация» (снимали Украина, Румыния, Молдова сразу после переворота, в 2015 году) и «Черный ворон» (2019). В эти благодатные черноземные земли, по которым ныне проходит буферная зона между Сушей и Морем, Море вцепилось намертво. Потому и нечему удивляться обилию нечистоплотного кино, касающегося уже сегодняшних юго-восточных событий. Получите-распишитесь: сериал «Гвардия» (2015, 2017) о славных украинских героях, убивающих никчемное стадо Донбасса и русских засланцев; скандальный для украинских ура-патриотов сериал «Не зарекайся» (неоднозначные реплики персонажей по теме АТО, практически отсутствие мовы; 2016), слабоватые «Киборги» (2017) и похожий с ними по стилистике «Позывной “Бандерас”» (2018); «Иловайск 2014. Батальон “Донбасс”» (2019); давящая на «молодость-любовь-мечты» «Война химер» (кадры из этого фильма 2017-го стали фейками в марте 2022-го), безликий литовский «Иней» (2017) и псевдоблогерские «Обезьяна, страус и могила», руку к которым приложили аж пять стран и где даже постер оскорбительно-провокационен (тоже 2017). Вот тебе, бабушка, и гротескный нашумевший «Донбасс» Сергея Лозницы (2018), лжефутуристическая, с победой Украины в 2025 году «Атлантида» (2019), новеллистические «Плохие дороги» (2020), рефлексивные, но тоже однобокие «Отражение» (2021) и «Клондайк» (2022), посттравматическая история наводчицы «Видение бабочки» (2022) и даже комедии – мини-сериал «Блиндаж» (2016) и опус с двусмысленным названием – отсылкой к Америке – «Наши котики» (2020)...

Направленность картин, конечно же, ясна (досталось от бдящих украинских ура-патриотов только сериалу «Не зарекайся»). Ясно и то, что большинству из них была и будет уготована мало-мальская награда на каком-нибудь заморском фестивале с высокой оценкой каких-нибудь критиков и какими-нибудь красивыми словами вроде «нового слова в киноискусстве». Но, дабы добавить красок в сухое перечисление и оскароносное вангование, стоит порадовать парой деталей.

Например, мэтр и ни в коей мере не пророссийский польский режиссер Ежи Гофман, поначалу взявшийся за прочтение романа Шкляра «Залишенець. Черный ворон» экранизации ради, позже сообщил, что не станет экранизировать книгу, потому что «“Черний ворон” – книга националистическая, именно что не антисоветская, а антирусская! Это книга ксенофобская, а это путь в никуда». Сделал режиссер и другие не менее занятные для украинской стороны заявления: «Если хочешь, чтобы уважали тебя, твою нацию, историю и традиции, ты должен уважать и другие нации с их историей! Нельзя, чтобы тебя уважал мир, если ты всех вокруг считаешь врагами! Вот почему “Черний ворон” мне абсолютно неинтересен».

Но свято место пусто не бывает. Да и в связи с событиями после 2014-го кому-то как воздух нужно было реанимировать заглохшую было тему (еще ведь пан Ющенко сказал, что для него экранизация этого романа – «мечта № 1». И вот, хотя сам Шкляр одиннадцать лет назад сетовал, что не мог найти подходящего украинского режиссера, в итоге таки нашелся Тарас Ткаченко. Не забудем и то, что художественно-пропагандистский талант автора был отмечен национальной премией имени Шевченко в 2011 году: тогда у руля был Янукович (награждаемый госденежку попросил не вручать, «пока министром образования и науки будет украинофоб Табачник»).

Итак, украинские картины о Донбассе 2014 – начала 2022 года условно можно разделить на две категории: боевик с элементами драмы в классическом стиле «хорошие солдаты – только наши» (он применим к любым военным действиям, но с пометкой на идеологию) и драму с псевдодокументальной атмосферой (действенный манипулятивный прием для подсознания, так как использует широкий спектр визуальных возможностей – от якобы любительской камеры до приглашения в кадр непрофессиональных актеров). Тем не менее способы воздействия на зрителя, особенно в технической части, одинаковы для любых политических позиций и жанров: к примеру, наш «Военный корреспондент» Павла Игнатова 2014 года пытается показать конфликт глазами американского журналиста-документалиста (в исполнении австрийского актера). Недалеко от него ушли ленты «Крым» (2017) и «Пункт пропуска. Офицерская история» (2021). И хотя все эти истории достаточно разные и в целом патриотичные, объединяют их больше минусы: у кого ахиллесова пята в режиссуре, у кого – в сценарии, у кого – в актерской игре, а у кого и в том, и в этом, да и в третьем. Есть все-таки одно в искусстве правило: если делать, так делать качественно. Здесь же – и в этом главная боль – трудная тема скатывается в клише и нелогичность, где посредственной съемке не веришь, за героев не переживаешь. Что дает либерально настроенным гражданам злорадно потирать ладошки и находить поводы для разглагольствования о китчевой конъюнктуре. Да, в 2019-м вышла в свет еще донбасская «Ополченочка», и скидку, учитывая обстановку на юго-востоке, на актерскую и техническую работу здесь сделать можно и нужно, но до высокого художественного уровня по времени-реке еще плыть да плыть.

Другое дело – жесткий, но настоящий, абсолютно погруженный в события «Солнцепек» (2021). Или хотя бы менее натуралистичный, но не менее сложный по вопросам выбора «Донбасс. Окраина» (2018).

Для начала скажем, что «Солнцепек» отдали в руки режиссерам боевиков Бриусу и Вассербауму – и по части сцен 18+, как бы жутко это ни звучало, ход был оправдан. Как иначе, если не крупными кровавыми мазками, показать алогичность войны как в целом на прекрасной матушке-земле, так и конкретно среди восточных славян? Символизм просто зашкаливает: белая собака, подаренный крестик, бессмысленная гибель пары – украинского дезертира и луганской девушки – у стелы с говорящим названием города – Счастье; разорванный от взрыва флаг новой республики; актер Кравченко как отражение-продолжение того самого рано повзрослевшего Флеры из советского «Иди и смотри»; и, конечно, Солнце (иначе как с заглавной не напишешь). Солнце утреннее-полуденное в страшном зачине фильма – над полем и на стеле поселка, подвернувшегося под руку бандитам; солнце черное-невозможное на картинке девочки Кати; солнце финальное-гневное – когда в поле уходит группа ЧВК, лидер которой подобрал книгу воспоминаний композитора Вагнера. Солнце многоликое: печет, жарит, убивает, сушит – не только дарит жизнь, но еще и карает, еще и бывает тяжелой огнеметной системой вооружения...

Есть в сюжете и возрастной тандем «наставник – ученик» (пожилой интеллигент и юноша-сирота), и классические антитезы (западэнец и московский националист, киевлянин и луганчанка, о которых уже упоминалось, и, наконец, два бывших однополчанина по Афгану). Спарринг-роли с обеих сторон противостояния просто напрашиваются по всем канонам, дабы показать срез общества. В реальной жизни встреча в одно время и в одном месте случается не всегда, да и некоторые фразы, диалоги кажутся разжевывающими прописные истины. Тем не менее без этого комбо, этой галереи персонажей сюжет бы в полной мере не раскрылся – да и справная актерская игра усиливает эффект. Так что пересечения героев – не только возможная реальность для конкретной территории, но и художественный прием «общности мира», придающий драматической надрывности. При всем обилии персонажей зритель наблюдает вполне продуманный сценарий, логичные сюжетные ходы. Очевидцы событий отмечают в отзывах добротную работу по документам. И пусть другая сторона называет фильм одним из самых пропагандистских со стороны России: так или иначе, но в ленте показано восприятие событий с нескольких сторон. Отлично в атмосферу вписывается и музыкальный ряд – не мешает восприятию и слышен только когда уместен. В общем, постарались и актеры с режиссерами, и сценарист Владимир Измайлов, и композитор Виталий Муканяев, и целая группа операторов и художников. Показать чудовище войны, не скатываясь при этом в чернуху, дорогого стоит.

В сравнении с этим «выжженным солнцем полем битвы» вышедшая ранее картина Давлетьярова кажется философской притчей с эпизодами-всполохами смертей. Символизма здесь немного (голубятня, которую разнесли в щепки, да русская фамилия солдата ВСУ и украинская – ополченца Донбасса), есть и обозначенный выше прием сюжетной собранности в одном укрытии разнотипных героев, да и об украинском офицере под личиной интеллигента догадаться было можно если не с начала, то с середины фильма. Тем не менее у «Донбасса…» есть свой стержень – режиссер старается выдержать некую середину, сценарист подбирает слова устами персонажей, и картина при этом остается проводником российского взгляда на события. Чего стоит одна только сцена с нацбатами (про флешбэк с украинским офицером и женщиной в квартире и вовсе молчу).

По итогу две самые сложные российские картины отличны не только известным принципом «команда разная снимала». Кино 2021-го года гораздо натуралистичнее и с меньшими философскими полутонами потому, что не только акценты у режиссеров субъективно другие. То, что не было однозначным политическим решением на заре 2018-го (а идея съемок родилась и того раньше), стало очевидно-неизбежным ближе к 2022-му. Полумеры ушли, и остался сплошной черно-белый разлом.

III

РЕЗЮМЕ О МОЛЬБЕ И БОРЬБЕ

Заклятый друг Советов Черчилль говаривал: «История будет ко мне благосклонна, потому что я пишу ее сам». В многовековой борьбе мировоззрений диджитал-матрица подменяет давние документы и свежие факты, свидетельства и первоисточники киноиндустрией и художественной литературой, музыкой и картинами-скульптурами с выгодным ей посылом. Голливуд и Ко присваивают мифологии мира и перерабатывают их под свои нужды: что в вымышленной вселенной «Марвел», что в какой-нибудь якобы гомеровской «Трое», горе-историческом «Короле Артуре» или анимационной «Покахонтас» герои разных веков несут с собой «белую» культуру, цивилизацию, «истинную правду» – и толкают павлиньи речи о смертельной схватке за право выбора. Проще говоря, «топят» за пресловутую троицу «свобода, равенство, братство».

Только вот Троица – одна. И она из совсем другой парадигмы мышления… Фокус великого детища братьев Люмьер – в интерпретации, а не в точном отражении реальности. И особенно явно в этом убеждают военно-исторические фильмы, по которым кавычки плачут. Да, с нашей стороны (не считая либеральных диверсантов от культуры) хромает исполнение, и смысла нет в искусстве, когда в нем нет души – потому и не стоит «творить для галочки/бубликов/премии», – но противоположная сторона о душе и не печется. Техника, пресловутая «цифра» делает свое дело; зрелища и хлеб были нужны толпе и до Колизея.

Если посмотреть список отечественных премьер, в 2022–2023 годах нас, помимо некоторых красивых, но сыроватых исторических драм вроде «Аманата», ждет приличное количество все тех же сюжетов о Великой Отечественной. И тема вроде бы сакральная, и нужно школьников «учить-говорить», вот только думаешь – не снять ли меньше, да лучше? Не стоит гнаться за заграничным киноконвейером манипуляций – стоит поставить на всегда выигрышное наше нутро, драму через сердце, искренность, правдивость, а еще – на умение доходчиво рассказать о рождении этой самой драмы как можно большему количеству людей. Чтобы зритель хотел посмотреть и понять. И если копировальная гонка – ошибки восприятия раннего постперестроечного периода, здравствующего в киносреде до сих пор, то умение рассказать миру о картине требует серьезного «штучного» подхода. А это не меньший труд, чем хорошая съемка.

Вспомним, какое внимание Горький уделял изданию произведений, «адаптирующих» советский народ к предстоящей войне. В 1935 году он предупреждал оргсекретаря Союза писателей СССР, заведующего отделом культпросвет работы Щербакова: «Готовится война, ее уже начали в Африке, завтра она может разразиться в Средиземном море, а вслед за тем вспыхнуть и на Востоке. Я напоминаю Вам об этом, чтоб сказать – оборонной литературы у нас нет, а ведь, если помните, о необходимости ее говорилось давно».

В каком-то смысле с этим отрывком перекликается метафизика черно-белой «Мольбы» Тенгиза Абуладзе 1969 года, снятой по мотивам произведения Важи Пшавелы. Ведь в этой чисто евразийской притче о Добре и Зле есть Поэт, бросивший оружие, но увидевший, как мир, погрязший во Зле без него, возвращается к своей борьбе.

Невозможно выйти из игры, когда играть пришли с тобой. Плуты хитры аки бесы, но для мудрого и смелого народного сознания – это факиры на час. И у того, кто умеет читать между строк, нот и кадров, дешевые фокусы восторга не вызывают. Фокусник всегда манипулятор: он убеждает поверить в то, чего нет.

Что ж, заграница фокусничает – Россия фокусируется. Игра слов. Большая игра. Когнитивная война. В которой, как в фокусе, пересекаются лучи – интересы мировых цивилизаций.