№6.2024. Талгат Сагитов. Дуновения памяти

Продолжение. Начало в № 11 2023 года

Перевод с башкирского языка Азамата Сагитова

Уже в начале года телевидению и радио снова пришлось демонстрировать публике серьезную музыку, показывать балет «Лебединое озеро»: Генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Устинович Черненко ушёл по пути Л. И. Брежнева и Ю. В. Андропова. Что-то участились Всесоюзные дни траура в связи со смертью вождей. Генеральным секретарем на Пленуме ЦК КПСС избран 54-летний Михаил Сергеевич Горбачев. Советский народ давно привык к тому, что руководитель партии и страны всегда в зрелом возрасте, и, удивленный тем, что избран достаточно молодой человек, успел придумать на эту тему анекдот. «Говорят, на том свете Л. И. Брежнев с Ю. В. Андроповым пригласили К. У. Черненко и спрашивают: «Костя, кого же выбрали после тебя?» «Мишу Горбачева». «А кто же его поддерживает?» «Да, никто не поддерживает. Он, Леонид Ильич, сам передвигается».

Наверное, все обращали внимание на то, что когда умирали главы государства, всегда показывали балет «Лебединое озеро». Почему именно его? У нас достаточно другой серьезной музыки, да и балетов тоже. Верно потому, что в извечном противостоянии и борьбе двух – белого и черного – лебедей (добра и зла), скрыта аллегория: всегда будет побеждать белый лебедь, как жизнь побеждает смерть. Возможно, этот балет точно отражает истинный национальный облик России в мире, ведь около 70 процентов от всех балетных постановок российских композиторов, представленных на Западе, составляют шедевры П. И. Чайковского, подчёркивающих величие России – «Лебединое озеро» и «Щелкунчик».

Зная, что молодость полна энтузиазма, сил, желания, искренности, люди с надеждой встретили нового руководителя партии. И с первых дней он, засучив рукава, принялся за работу. В повседневную жизнь вошли совершенно новые для нас слова и понятия: «демократизация», «ускорение», «перестройка», «гласность» и другие. Вслед за этим в газетах Москвы стали появляться антисоветские статьи. Учитывая возможное их негативное воздействие на общество, стало набирать популярность еще одно слово - «консенсус». Наверное, с началом демократизации с тем, чтобы разговаривать на общем языке с различными политическими, общественными организациями, выслушивать различные мнения, перемешивать их в одном котле и правильно определять цели, направление, курс, по которому двинется наша страна...

Как-то вечером в половине девятого позвонил Урал Насырович и сказал обеспокоенным голосом:

– Тагир Исмагилович велит срочно прибыть.

– Что-нибудь не то прошло в эфир?

– Нет, всё как будто нормально, – говорит, но меня тоже обеспокоил его встревоженный голос.

Встретив прямо в фойе, заведующий отделом еще раз уточнил, все ли у меня благополучно, и провёл в кабинет секретаря обкома. «Зачем всё же позвали? « – недоумевая, я нерешетильно приоткрыл дверь. За столом в глубине длинной комнаты при бледном свете лампы сидит секретарь. Я направляюсь к нему в смятении, а он все это время испытующе смотрит на меня.

– Вот-вот, наконец, начинаешь походить на настоящего руководителя. В обком заходишь со страхом. А то раньше ты пинком открывал двери в это здание.

«Это ещё к чему? Не для этого же он сюда меня пригласил? » – едва успел я подумать, как он продолжил.

– Мидхату Закировичу звонили из Гостелерадио СССР. Просили его согласия направить тебя во главе делегации Комитета в Веймар (ГДР), где пройдет теле-кинофестиваль-ярмарка фильмов социалистических стран. Он сказал: «Пусть едет», – и поручил мне сказать тебе об этом.

Говорят, что у страха глаза велики. Мы с Уралом Насыровичем вздохнули с облегчением. Я услышал отличную новость. Только способ доведения несколько странноватый. Возможно, таков один из путей воспитания, пестования «настоящего руководителя»? Бросив из огня в полымя? Или сменяя кнут на пряник? И подчинить такими методами независимым характер? Неужто?

Как только стало известно о прибытии аппаратуры АСК, которая коренным образом должна изменить вещание, улучшить качество, мы собрали руководство, инженеров радиотелецентра (РТЦ) для обсуждения установки нового оборудования. Очень ответственная, долгая работа связана со сносом старого и монтажом нового оборудования. Сколько километров кабелей надо будет поменять, их нужно связать, соединить между собой, если возникнет даже небольшая ошибка, придется полностью всё перебрать, найти и исправить дефект... Для точного исполнения этих «нужностей» мы формируем полугодовой, трехмесячный, месячный, дневной график работы и не отступим от него, будем работать день и ночь, и в субботу, и в воскресенье. Работу, требующую минимум полгода, можно будет выполнить только с 10 мая по 6 ноября. Сразу после показа мероприятий 9 мая, посвященных Дню Победы, передвижная телевизионная станция (ПТС) превратится в основную и единственную студию подготовки и трансляции вещания, куда-либо выезжать и что-либо записать или транслировать с места при её помощи временно будет невозможно. Проведение же трансляции демонстрации 7 ноября, посвященной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции – наш священный, неукоснительный долг. Поэтому четкий график, ответственность наших инженеров, контроль... Сделаем всё качественно, в должное время, потому что по другому нельзя.

Собираемся в Веймар, на фестиваль-ярмарку. Интересно, почему руководителем делегации от нашего государства (говоря о делегации, нужно сказать, что вместе со мной кроме опытного журналиста, постоянного редактора, ведущего очень популярной тогда программы Центрального телевидения «Очевидное – невероятное» Льва Николаева больше никого и не было) назначили меня? Впечатлили наши фильмы, созданные башкирским телевидением, изредко показываемые из Москвы? Мы, конечно, получали хорошую оценку наших работ на Всесоюзных фестивалях телевизионных фильмов в Киеве, Юрмале (Рига), Казахстане. Может, решили, что у меня глубинные знания, хороший вкус, достаточный опыт, да и с политической стороны надежён? Или использовали обычную существующую практику: возложением бóльших обязанностей, разных ответственных поручений на региональных руководителей несколько поднимали их общественный статус?

Как бы то ни было, мы с Львом Николаевым в Веймаре. Представителей более десяти стран разместили в одну гостиницу, нас с Николаевым в одну комнату. На протяжении десяти дней собирались вместе и смотрели фильмы социалистических стран. Понравившиеся – это значит, что в СССР по телевидению эти фильмы можно будет показывать, так как они отвечают идеологии нашей страны, – мы отмечали галочкой о целесообразности их приобретения. Впоследствии финансисты должны будут приобрести именно эти фильмы. Город Веймар, входящий в административный округ Эрфурт – соседа башкирского побратима округа Галле, относится к числу самых красивых городов Европы и даже претендует на включение в охранный перечень ЮНЕСКО. В городе множество памятников, исторических зданий, фонтаны, сады, театры и музеи. Имена выходцев этой земли: Иоганна Себастьяна Баха, Иоганна Вольфганга Гёте, его близкого друга Фридриха Шиллера – ещё больше возвеличивают этот город, повышают его привлекательность. А между Гёте и башкирами существуют ещё свои, особые взаимоотношения. В СССР, где было однобокое отношение к религиозным вопросам как к «проблеме», господствовала мысль о том, что подлинная история многих народов СССР стала возможной только после Октябрьской революции. Даже в такой среде мы всё же немного знали о том, что великий поэт, полностью признававший ислам и к концу своей жизни перешедший в мусульманство, встречался в этом городе с башкирами.

5 января 1814 года в письме господину Треберу Гёте писал: «Мог ли ещё несколько лет назад кто-нибудь вообразить, что в нашей протестантской гимназии будут читать священные намазы магометане? Мы присутствовали на намазе у башкир, видели их мулл, в театре приветствовали их князей (кантонных начальников, видимо, – Т. С.). В знак особого уважения на вечную память мне подарили лук и стрелы. Я повесил их у себя дома на камине».

В цикле стихов «Западно-Восточный диван» великий поэт-философ открыто выражает свое отношение к исламу. По его мнению, «Священный Коран – это изречения Аллаха, а Мухаммед – его пророк». Эти слова, известные каждому мусульманину, сказанные Гёте, означают, что он познал истинную веру и принял её. Первейший из пяти законов мусульманства – это как раз условие веры: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – его пророк». Размышляя об этом, вспомнил один интересный факт. Великий Лев Толстой, который не очень воспринимал Гёте, сделал такой вывод: «Шариат (свод законов) Мухаммеда будет главенствовать во всём мире из-за его гармоничности с разумом и мудростью».

В Веймаре стрела, прикреплённая над камином в доме именитой личности, не единственная. Один из сопровождавших нас указал на вытянутую башню кирхи (церкви), напоминавшую минарет, где, если присмотреться, можно заметить пронзившую его башкирскую стрелу. Оказалось, что это в самом деле так. Когда башкирский воин выстрелил из лука, взметнулась было вначале стрела в небо, в голубой простор, да вдруг будто решилась после размышлений: «Погоди, моё место должно быть в городе, котором живёт Гёте, где над камином висит моя пара – лук. Как же я его покину? Без меня на этой чужбине истлеет башкирский лук от тоски по родной земле. Займу на века своё место на башне кирхи: созерцая город и демонстрируя себя, может быть, и для Гёте, изучающего ислам, стану я скромной духовной подмогой...»

И вот совсем недалеко от этого примечательного города «работал» зловещий лагерь смерти Бухенвальд. Нам, представителям стран, победивших фашизм, а ныне строящих социалистический рай, показали этот ужасающий ад. В холодный, промозглый дождливый день, подпитываемый резким леденящим ветром, проникающим в самую душу, нас подвезли к мрачным воротам, над которыми висела «приветливая» надпись: «Каждому – своё». Кто, по какому праву поместил сюда, в когтистые лапы смерти, 250 тысяч человек? Кто, по какому праву планомерно уничтожил 56 тысяч из них, сжигая заживо в печах крематория? Зная ответы на эти вопросы, я снова и снова их задавал, когда видел страшные печи ужасного крематория, осматривал экспозиции мемориального комплекса, открытого в назидание потомкам в 1958 году. Эта же мысль: «Во имя чего?» – свербела меня, когда экскурсовод вёл свой рассказ около макета лагеря, созданного для удобства экскурсантов. И когда мы, два представителя Советского Союза – Лев Николаев и Талгат Сагитов, – от имени всей делегации участников возлагали цветы к Вечному огню. Я искал ответ на тот же вопрос, даже когда просто проходил по территории лагеря,  которая с присущей немецкой нации аккуратностью содержалась в чистоте и без пыли. Казалось, что на этой прибранной территории никогда не бесновался кровавый зверь, а у его жертв не сочились слёзы и не проливалась кровь. Одномоментное сочетание жестокости прошедшего и аккуратности настоящего ещё больше усиливает эмоционально-психологическое воздействие на человека, вызывает чувство сильнейшего потрясения и сострадания. Одна мысль стучит в голове: «Кто? По какому праву? Во имя чего?» Мы, ныне живущие, надеялись, что история даст ответ на эти сложные, болезненные вопросы. И история дала свой ясный ответ: «Фашизм. Война». А сегодня какие-то силы в мире делают попытки вносить свои коррективы. В книге «Репортаж с петлёй на шее», написанной в застенках гестапо чешским коммунистом, антифашистом, писателем Юлиусом Фучиком и казнённым там же, есть такие слова: «Люди. Я любил вас... Будьте бдительны!» Давайте будем бдительными, и сегодня – в 2022 году, и в будущем.

В один из вечеров участников фестиваля-ярмарки пригласили на ужин в шикарное кафе в полуподвале. Вечер проходит весело – едим, пьем, произносим тосты, рассказываем анекдоты, слушаем музыку. В какой-то момент хозяева предоставили место на импровизированной сцене самодеятельному коллективу. Из задней комнаты показалось несколько человек. Впереди шёл мужчина среднего роста, с усами, в стёганой шапке и камзоле. Играя на музыкальных инструментах, прижимаемых ко рту, музыканты двинулись к гостевому столику. Опознав в руках тюрингийского немца кубыз, я удивился. Я не раз бывал в округе Галле, соседнем с Саксонией, но никогда там такого не видел. Когда они подошли к нам, я попросил его кубыз, осмотрел и спросил у него: «Что это?» Его ответ, что это народный музыкальный инструмент Тюрингии, сильно удивил. На вопросы: «Давно ли он у вас, откуда пришёл, как называется?» он рассказал: «Инструмент называется варган, у нас в народе он с XV века, откуда появился, сказать не могу». Теперь моя очередь его удивить: «Нет, это наш народный музыкальный инструмент, башкирский. Название – кубыз». Посланники других стран, слушающие наш разговор, смотрят с интересом: удивительно, что в центре Европы каждый из представителей двух совершенно разных народов, проживающих на далёких друг от друга территориях, показывая на один и тот же музыкальный инструмент, называет его своим. А когда я с разрешения хозяина взял его кубыз и сыграл на нём одну-две мелодии, удивлению собравшихся не было предела. Кубызист тут же подарил мне национальный музыкальный инструмент тюрингийского народа, чей кубыз и по сей день остается памятным украшением моей поездки – и ответственной, и сложной, и интересной...

У этого подарка есть и продолжение. Заведующий отделом газеты «Башкортостан», затем бессменный редактор газеты на башкирском языке «Киске Өфө» Гульфия Янбаева как-то предложила: «В Уфу приехал историк Мурат Аджи, автор книги “Полынь половецкого поля”, не провести ли с ним встречу в редакции нашей газеты?» Провели, пригласили журналистов и из других редакций. Об этом ещё будет речь, но первые его слова на той встрече напомнили мне мой веймарский кубыз: «В Западной Европе короли, императоры, князья, курфюрсты и их высокородные придворные общались между собой на языке тюрки вплоть до XV века». Какие только не узнаёшь сведения, когда начинаешь изучать историю и погружаться в её глубины!

После выполнения поставленных задач, мы вернулись, соскучившись по родным краям. В стране наш народ активно включился в антиалкогольную компанию, объявленную новым генсеком, на юге засучив рукава вовсю вырубают виноградники. Не успели клич даже бросить, как с большим усердием уничтожили всё подчистую. Видимо, вдохновили лозунги «Перестройка», «Ускорение», «Гласность». Лозунги мало помогли – главной цели всё равно не достигли. Много лет спустя слова, сказанные премьер-министром Российской Федерации В. С. Черномырдиным: «Хотели как лучше, получилось как всегда», станут точной оценкой многих происходящих в нашей стране событий.

У нас в комитете готов график замены аппаратуры. После трансляции мероприятий, посвящённых 1 Мая и Дню Победы, с 10 мая приступили к разборке и монтажным работам.

Хорошо идёт и личная, семейная жизнь. Фарзане присвоено высокое звание «Заслуженный работник культуры Республики Башкортостан». Азамат окончил первый курс МГУ, а Салават – 1-й класс школы № 39, где отучился старший брат. В писательских дачах «Акманай» строим себе дом. В своё время две небольшие полянки близ деревни Мустая Карима Кляшево, у подножия Девичьей горы, недалеко от озера Акманай, в пяти километрах от станции железной дороги Пионерская через реку Дёму выискал Михаил Чванов. К оформлению земель подключили и меня. Поскольку моя доля участия была серьёзной, со словами: «Ты ведь уже давно наш, дадим тебе землю, более того, у тебя есть право выбора – размещайся, где захочешь», – мне тоже выделили земельный участок в 5 соток. Воспользовавшись правом выбора, мы с Динисом Буляковым и Сафуаном Алибаевым расположились рядом. Роберт Баимов тоже планировался с нами, но он захотел взять один из тех 20 лесистых участков нашего кооператива на соседней поляне. Объяснил желанием быть среди деревьев. Однако там хватало не только ветвей всё затеняющих деревьев, но и множества камней, не один год вылезающих при обработке почвы. Можно долго с ностальгией вспоминать те времена, когда мы строили дачи. Хотя я постоянно говорю «дача», по сути, это был коллектив садоводов. У нас было желание построить капитальные дома, разбить огороды и жить там по образу и подобию старшего поколения писателей, вольготно обитающих в своих построенных на двадцати сотках земли домах, получивших статус «дач», поэтому «Акманай» мы назвали их филиалом. Что ни говори, 40 писателей-поэтов, интеллигентов, учёных нашего кооператива – все выросшие из села – были привычны к раздолью. Говорим, конечно, «дача» – а земли у каждого всего по пять соток. Правила застройки, конечно тоже относящиеся к садам: площадь дома не должна превышать 25 квадратных метров, веранды – не более десяти, высота дома от земли до конька крыши – не более 6 метров 25 сантиметров, строительство бань категорически запрещено. Иначе у каждого из нас проснётся недобитое, спящее в ожидании своего часа чувство «личной собственности», «накопительства» и, вдруг однажды проснувшись, начнёт искать пути общественного устройства, которое удовлетворит эти желания. В нашем же обществе, стране, где человек воспринимается продуктом этого общества, давно пора забыть слово «личное», потому-то жить хорошо и свободно, выходит, – непозволительное дело. Юноши и девушки, выросшие в деревне, выучившиеся и работающие в городе, называемые интеллигенцией, доросшие до возможности построить свой домик в пригороде, – вот вам, получите свою волю! Вот тебе село, вот тебе творчество, вот тебе атмосфера отдыха! А фактически, по крайней мере вокруг Уфы, в каждом саду есть баня. Можно в любое время подвергнуть преследованию любого владельца бани по обвинению в нарушении закона. Начали искать способ оградить людей от такой опасности. Поговорили с председателем Госкомитета по строительству и архитектуре (тогда) Львом Васильевичем Хихлухой. Нельзя ли внести изменения в закон, запрещающий в СССР банное строительство, учитывая, что мы являемся автономной республикой, имеющей свои традиции? Неужели наша автономия не имеет самостоятельности даже для такой мелочи? Наш коллега, который очень скоро будет переведён на высшие должности в Москву, быстро вник в суть проблемы. После того как он зашёл и переговорил об этом с Зекерией Шарафутдиновичем Акназаровым, увидело свет постановление, «разрешающее строительство бани». Сколько садоводов вздохнуло свободно!

А пока энергичные, деловые новоиспеченные дачники подготавливают материалы для будущего строительства. Вон там кто-то свалил в кучу брёвна, там кто-то собирает доски в штабель, а кто-то уже занят устройством фундамента. Не появишься неделю, а у соседа уже изба стоит, поскрипывая сосновыми бревнами, – это Вафа Ахмадиев привёз из родной деревни. А прямо напротив него уже высится дом из липовых брёвен Фаниля-агая Асянова. Моя жена и соседка Райля, жена Диниса, разостлав на земле скатерти, организовали «стол» и приглашают нас поесть. Наши две семьи готовили вместе и так же дружно вместе трапезничали, после чего отдыхали, развалившись на бархатной траве. Лежишь на спине, вглядываясь в небо, восхищаешься красотой и очарованием окружающего мира; стараешься уловить и впитать в себя его небесный свет, энергию солнечных лучей, бесконечную музыку природы, её многозначительную тишину, почувствовать тонкие флюиды, незаметно стелящиеся над землей. «Вспоминаются», тогда ещё не написанные, поэтические строки Салавата Абузара:

Не говори, что звёзды

Высоко –

Ты выше звёздных всех

Мерцаний...

Должно быть, если на небольшом открытом пятачке земли Вселенная замечает сидящего вместе с друзьями человека, занятого благостными мыслями, тогда – он на вершине. Значит, и я на вершине. Но всё же – пусть в вышине будут звёзды. Не только осознавая, но созерцая их – не зря же они разлились в небесной выси, – люди наполняются вдохновением.

Я привёз сруб из наших краёв, и Динис привёз дом чуть поменьше (для сада в самый раз). Роберт взял меня с собой в родные края, сказав: «Талгат, поедем в Кармаскалы, я нашёл готовый дом и, если нам с тобой понравится, куплю его». Понравилось, привезли, и он поставил его между уже родными дубами и соснами. Мы все вспомнили и деревенскую «помочь», и работу по найму, и взаимопомощь. Как может остаться в стороне Нугуман-агай Мусин при возведении домов, не прийти и не помочь? Или все как один, единой артелью не выйдем разве для коллективной копки земли под ёмкость для сбора подземных вод? Надо помочь Роберту при возведении дома? Стараемся везде друг друга поддержать. Редактор газеты «Башкортостан пионеры» Сафуан Алибаев, секретарь обкома комсомола Уильдан Саитов, и я – председатель Госкомитета по телевидению и радиовещанию, помогаем крыть крышу дома главного редактора журнала «Пионер» Диниса Булякова. Сафуан, окинув взглядом работающих, прищурив свои и так узкие глаза, с набежавшей улыбкой задаёт шутливый вопрос Динису: «Почему на этот субботник не приглашен секретарь обкома КПСС по идеологии Ахунзянов?» Настроение у всех парней приподнятое, бодрое, и во время перерыва на обед Динис кивает на раскинутые брёвна моей недавно привезённой бани и говорит: «Давай заодно, вместо разминки, баню тоже поднимем». Ребятам, наверное, это показалось интересным, со смехом принялись за работу: под шесть углов положили шесть кирпичей, взяли паклю, и банный сруб быстро вырос на пустовавшем до того полчаса назад месте. Вся семья стремилась к скорейшему завершению строительства дома. Как-то вечером в субботу я приехал в сад и увидел, что мансардная крыша нашего дома накрыта рубероидом. Сделали это моя жена с шестнадцатилетним Азаматом. В следующую субботу, когда я прибыл поздно, Азамат и его 13-летний двоюродный брат Азат успели накрыть и крышу бани. Много раз я благодарил Аллаха за то, что надоумил строить дом и разбить сад – мои дети научились трудиться.

Чтобы полученные участки превратить в цветущий сад, надо ещё приложить много усердия. Хочешь вырастить плодовые деревья и кустарники, зелень и овощи – нужна вода, которую надо где-то отыскать, наполнить подземную ёмкость рядом с кооперативом,  перекачать в цистерну, которую тоже нужно найти, чтобы искать необходимое, кто-то должен побегать. Мои соседи говорят: «Давай уж, Талгат, тебе бегать, искать – найди!» И побежал. Исполком райсовета Дёмского района г. Уфы – района гнездилища цистерн – возглавлял Зубаир Хусаинович Зулькарнаев, с которым вместе работали в Ишимбае в комсомоле. Ему и объяснять не пришлось, как он сказал: «Это возможно, сделаем», – и сделал. По поручению руководителя железнодорожники продали нам старую шестидесятитонную цистерну практически за бесценок, выпарили её, нашли транспорт, доставили по бездорожью до места назначения, привезли с собой мощный автокран, заранее подготовленную опору под ёмкость, сваренную из рельсов и двутавровых балок, укрепили её на толстых длинных трубах и водрузили цистерну на своё место, тем самым решив нашу водную проблему.

Вскоре одна за другой стали вырастать избы. Дом Зиннура-агая Нургалина был самым большим, между собой его называем «клубом», мой – «сельсоветом», Диниса – «почтой». Никаких заборов между участками нет, всё насквозь просматривается. Видимо, преград не было в связи с тем, что души моих односельчан – дачных писателей – были открыты друг другу. О существовании границ между соседями можно было догадаться только по меже, покрытой изумрудно-зелёной травой. Как уж там сейчас, не знаю – по-прежнему ли там правит открытость и необъятность? Так-то уже многие хозяева участков сменились за это время. Наши сады, раскинувшиеся вокруг них просторные луга оглашались детскими возгласами, на наших глазах дети росли, стараясь постичь это мир.

...В непроглядный буран, оставив машину в Кляшево, закутав двухгодовалую Шауру в одеяло, с головой завернув её в шаль и уложив на санки, пробиваемся к себе на дачу. В завываниях ветра и метели вдруг слышится детский голос. Когда мы наклонились к ней узнать, не плачет ли она, внучка настойчиво добивается: «Эй, откройте меня, раскройте для бурана». Понравилось нам её поведение – желание пойти против пурги. В другой раз, когда она не могла найти общий язык с Сашей, сыном Файрузы, внуком Миассара-агая Басырова, Шаура, рассерженная: «Ах, ты...» – поискав слова поубедительнее, жёстко произнесла: «...Саша Козлов!» – (его имя и фамилия), чем резко осадила своего визави.

Вот два внука Булата-агая Рафикова – Булата и Юлдаш, – порадовав бабушку и дедушку, приехали в сад. Серьёзно себя ведут, как взрослые, чувствуют, видимо, внутренне подготавливаются к тому, что спустя несколько лет их дед Булат-агай оставит им как аманат на хранение священную гору Торатау. (Это благое действо покажут и в телевизионном фильме, и в передаче). Внучка Зульфара-агая Хисматуллина, дочь Галии – воспитанная, скромная, умная Лилия, не покидая своей территории, наблюдает за тем, что происходит вокруг. А вот Факия Тугузбаева спрашивает у идущей вверх в гору внучки: «Шауракай, куда направляешься?» – безмятежный ответ которой вводит её в растерянное изумление: «На кудыкину гору!» Услышав реплику Шауры, мы тут же разъяснили Факие, что это не сознательный, грубый ответ, не повторение услышанного где-то, а то, что в семье мы так в шутку называем эту вершину – ребёнок же считал это истинным названием горы. После наших объяснений звонкий, разливистый смех Факии ещё долго разносился по округе.

Воспоминания, воспоминания... Неторопливой походкой, сверкая вокруг блестящими глазами, заполняя мир сияющей улыбкой на смуглом лице, идёт только что ставший дедом Тимер Юсупов. Остановившись, поинтересовались у него: «Тимер, как назвали своего внука?» – «Талгат (секундная заминка) Нигматулловичем назвали. Ой...» Посмеялись в удовольствие. Видимо, мысль о том, что после слова «Талгат» обязательно должно произноситься «Нигматуллович», впиталась в него настолько, что моё имя и отчество выскочили из него автоматически.

Из мансарды Булата-агая в небо поднимается табачный дым, значит, наш историк-философ работает, пишет.

На вопрос: «Как дела?» – мы отвечаем: «Хорошо!» – никогда не жалуясь, а если и бывают сложности, то решаем их своими силами. Лена-енга, супруга Фаниля-агая Асянова, то ли одобрительно, то ли раздражаясь нашему оптимизму, реагирует словами: «У Сагитовых всегда всё хорошо!»

В глубине сада раздается зычный голос нашего беспокойного труженика Асылгужы: по-видимому, около бани что-то поправляет.

В одних только шортах, сверкая на солнце икрами, с тяпкой на плече медленно в гору бредет Равиль Бикбай. Идёт так, будто с десяток невидимых мужиков из-за бугра тросом вытягивают народного поэта на картофельное поле.

Вдруг снизу, от самого подножия горы доносится мелодия. Это моя Иркэм – Фарзана, доехав на электричке до Пионерской, перебравшись через Дёму, пройдя пойменные тальники, подойдя к небольшому засеянному полю, затянула песню... Немного прислушавшись, Сафуан Алибай запевает ответную. Когда Фарзана доходит до дома, Сафуан предлагает: «Давайте вместе соберёмся и поплещемся на волнах музыки».

...Собирались вместе. Обычно три семьи – семья Сафуана, Диниса и мы. Сначала просим спеть Сафуана «Подняться бы на Уральские горы». Потом ждали их совместного с Фардией-ханым исполнения песни «Шаура-килен». Затем очередь Фардии, выучившей от матери и сестры неимоверное количество народных песен. Мы впадали в задумчивость – настолько душевно она пела. Постепенно к тем двоим присоединялись Динис с Райлей и мы с Иркэм. Такие вечера превращались в вокальный фестиваль, когда из мелеузовского села Туманчи приезжала сестра Фардии – искусная, проникновенная певица Фарзана. Такие «фестивали» иногда длились до самого утра. Прерывая сон односельчан, мешая им отдыхать. А кто же наши «обиженные односельчане», которых мы «беспокоили»? Булат-агай Рафиков, Равиль Бикбаев, Зайни-агай Рафиков, Барый Нугуманов, профессора Фардуна Касимова и Фангат Хажиев, Ахат Вильданов, Тимер Юсупов, Асылгужа Багуманов, Факия Тугузбаева, Тимергали Кильмухаметов, Гульфия Юнусова и Мирас Идельбаев, Фаниль-агай Асянов, Равиль Нигматуллин. Надо сказать, что никто ни разу не выразил недовольства, не бранился, не посмотрел на нас косо. Наши особенные соседи, представляющие лицо нашей нации, её дух, мудрость, совесть, честь, обогатившие нашу литературу, искусство, культуру, поднявшие их на новый высокий качественный и нравственный уровень (здесь имеются в виду и «садоводы» с соседней поляны: Роберт Баимов, Риф Мифтахов, Юрий Андриянов, Борис Павлов, Зиннур Нургалин, Миассар Басыров, Роберт Паль, Геннадий Баннов, Михаил Чванов, Зигат Султанов, Марат Каримов, ученый Радик Вахитов).

Цветной аппаратно-студийный комплекс, монтаж которого всё лето держал нас в напряжении и был закончен точно в соответствии с нашим графиком и без ошибок, готов к работе. Демонстрацию 7 ноября мы сможем показать телезрителям уже в цвете. Новые студии загружаются работой. Целое лето простоявшая на приколе передвижная телевизионная станция после трансляции демонстрации выедет по республике. Благодарение Аллаху, новая аппаратура не подвела: трансляция демонстрации получила высокую оценку. В те дни Урал Насырович Бакиров задал неожиданный вопрос: «Талгат, как ты не испугался смонтировать новую аппаратуру? А если бы не успел к 7 ноября?» Подобный вопрос опытного чиновника лишил меня языка. Не успел бы... тогда мне «каюк». Поставят метку «безнадёжного» и отпустят на свободный выпас, на тебенёвку, туда, где травы нет. Хорошо, если только бы этим ограничились... Но мысль о том, что «не успею», ни разу не возникала, потому что в мозгу довлела другая мысль – надо успеть! И все вовлечённые в эту работу – инженеры, техники, организаторы – трудились, полностью отдавая силы, используя умение и знание каждого, не допуская ни лени, ни ошибок. Говоря современным языком, они на практике показали, что «человеческий фактор» – это большая и организующая, и движущая сила. Все они, как один, думали об одном: надо успеть к празднику Октября...

После запуска цветного телевидения мы заполнили наши студии гостями и приглашёнными: передовиками производства, детьми, известными людьми. Нам даже удалось заполучить Загира-агая Исмагилова в новогоднюю передачу «Огонёк». Начав с нескольких аккордов на фортепиано, он порадовал всю республику звучанием башкирской народной песни... Теперь уже в цветном изображении мы показываем ход ХХVII съезда КПСС, который состоялся в начале года, и обсуждение не сходящих с повестки дня «ускорения», повышения темпов экономического роста, «человеческого фактора». Мы верим каждому сказанному слову Генерального секретаря о прекрасном будущем, о достатке, сытом желудке и хорошем настроении, сказанное считаем верным, а раз указанные цели совпадают с нашими желаниями, работаем с ещё бóльшим прилежанием.

И я, ускоренно завершив проектные работы, пошёл на приём к первому секретарю. Мидхат Закирович удивлённо посмотрел на меня и недоверчиво спросил: «А как вы смогли так быстро?» Такого вопроса, конечно, я не ожидал. «Предыдущий председатель Вилляр Юмагулович начинал было, оказывается, эту работу, но потом отложил её. Мы продолжили то начинание». Поинтересовался, как будет выглядеть, и сказал: «Ладно, тебя техническими вопросами мучить не буду. Зови своих проектантов. Поговорим. Поищем пути». Мы, конечно, пригласили проектантов «Ленгипрогора», но что могли означать его сказанные слова «поговорим»? Проект, который он ещё и не видел, не может же быть никчёмным? Знает, что место тесное, зажатое со всех сторон, не думает ли он перевести нас в другое место? Перед тем как зайти к первому секретарю, я по-своему наставлял проектировщиков. «Во время разговора может прозвучать, что телевизионный городок будет построен в другом месте. Мне будет трудно возразить против такого мнения. Нужно, чтобы вы вежливо объяснили. Надо будет сказать, что строить необходимо по этому проекту и в этом месте. Если пойдет речь о строительстве на новом участке, то нужно ещё найти такое место, оформить его. Сколько времени для этого может потребоваться! Если землю оформят под госкомитет, можно начинать проектную работу, но появляется новая забота – необходимо найти на это средства. Сколько лет будет разрабатываться проект – никто сказать не может. Когда всё перечисленное будет готово, можно будет и строительство начать... Но через сколько лет? Сколько ещё будут длиться отсрочки, чтобы решить проблему развития, расширения телевидения в республике?»

На встрече с проектантами первый секретарь завёл речь в том русле, как мы и предполагали. «На существующем месте тесно, ищите другое, построим отдельный телерадиогородок. Вот мы как раз из Глумилино переносим вышки Коминтерна в сторону Благовара... В общем, ищите место, быть может, возле “Собачьей горы”». Казалось бы, я должен радоваться, услышав о такой замечательной перспективе, но настроение упало: до каких пор будет откладываться то, что решать надо уже сегодня? Проектанты предъявили свои последние доводы – это может длиться очень долго, тогда расходы станут колоссальными. «Быстро сработаем, а денег в Башкортостане много», – проводил он гостей из Ленинграда. Эта проблема тоже «решена». Уходя из госкомитета, я сказал приходящему после меня председателю Динису Булякову: «Есть готовый проект, не забывайте о нём: ситуация меняется, как только появится возможность, начинайте стройку». Должно быть, он передал это как эстафету тем, кто потом сменил его. Слава Аллаху, наступило такое время. Когда Башкирия провозгласила о своём суверенитете, руководитель республики Муртаза Рахимов, опираясь на собственные региональные законы, ограничил объёмы налогов, перечисляемых в столицу, и по мере увеличения финансовых возможностей обратил своё внимание на телевидение. Вот тогда построили и новое здание, и выделили деньги на закупку множества новой техники и оборудования. Именно этот комплекс поддерживает сегодня связь между миром и жителями республики...

В жизни возникают сотни различных ситуаций. В нашем государстве – СССР – идёт упорная борьба в высших эшелонах. То ли в целях чёткого определения дальнейших путей развития страны и приложения к этому всей её мощи, то ли просто за власть? В любом случае, когда в КПСС появляется новый руководитель, многих людей из власти провожают либо на заслуженный отдых, либо тасуя, как колоду карт, отправляют на новые должности. Среди таких оказался и Б. Н. Ельцин: освободив его от должности секретаря ЦК КПСС, его избрали первым секретарём московского горкома...

В апреле 1986 года страшное известие разнеслось по всему миру: на Чернобыльской атомной станции, недалеко от Киева, произошла трагедия – в блоке № 4 взорвался атомный реактор. Это была самая крупная катастрофа в истории атомной энергетики. Попавшие под действие радиации жители были переселены из города, вся округа заполнилась вредными радиоактивными отходами. Под угрозой оказалась не только наша страна, но и Европа. Были разные предположения возникновения этого взрыва. Среди них было немало и тех, кто думал, что это произошло в связи с несогласием некоторых с проводимым новым курсом Генерального секретаря. Сегодня все знают о последствиях той трагедии.

Солнечный августовский день 1986 года стал для меня очень памятным. Во время отпуска (опять!) мы заняты нескончаемыми работами в саду. Как-то случайно разбил очки. Хорошо, что у меня были ещё противосолнечные затемнённые очки с диоптриями (а у меня зрение плохое, минус 5, без них не вижу толком ничего). Надел тёмные очки и продолжил работать. Ближе к вечеру подъехала легковая машина. В то время по номерам сразу можно было понять – это машина обкома. Из неё вышел, улыбаясь, заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации Галим Хисамов. Сердце моё заколотилось – неспроста он здесь. «Поедем, агай, за тобой послали». Оделся, поехали, по дороге пытаюсь разузнать, для чего призывают, другого ответа, кроме «не знаю», так и не получил.

По сложившейся схеме меня ожидали в фойе обкома и прямиком повели к Тагиру Исмагиловичу. «Есть предложение перевести тебя министром культуры. Сейчас пойдём на бюро». Эта неожиданная новость повергла меня в шок. Членов бюро собрали в кабинете первого. Идя по коридору, Тагир Исмагилевич спрашивает, зачем я надел затемнённые очки? После моих объяснений настойчиво советовал их снять, а я продолжал отказываться это сделать. Даже после слов, что Мидхат Закирович не любит тех, кто надевает чёрные очки, и относится к ним с подозрением, я всё равно остался в своих (других-то всё равно под рукой нет) очках, подумал, что первый знает меня давно и сомневаться во мне повода никогда не было. Неужели случайные временные детали, возникающие в разных ситуациях, могут играть решающую роль в подборе кадров? Впрочем, как знать, может быть, секретарь не зря так настойчив...

На бюро разговор был коротким. Мидхат Закирович: «Есть предложение перевести тебя министром культуры. Как смотришь?» Как смотрю – нет ни малейшего желания идти туда. Только как это сказать? Не бывало ещё такого, чтобы от предложения областного комитета кто-то отказывался. Тем не менее попытался донести свою мысль. Я отважился сказать: «Я хорошо изучил работу телевидения, думал, что и дальше буду так же старательно работать». – «Да, телевидение хорошо изучил, научился там, а сейчас направляем тебя развивать культуру», – сказал он и поставил предложение на голосование. Молчаливые члены бюро смотрели на меня и с любопытством, и с лёгкой улыбкой, и единогласно одобрили мой перевод на другую работу. Вернувшись в кабинет, Тагир Исмагилович задумался: «Какую же работу найти Даутову? И на твоё место нужен человек». – «А почему Вы не рассматриваете кандидатуру Гаты Шайхутдиновича Имаева? Работает давно, сменил трёх-четырёх председателей, достаточно опытен, имеет авторитет у коллектива, и в республике его уважают». – «У него есть два недостатка: первый – чересчур горяч, второй – своенравность, доходящая до упрямства». Да, конечно, руководителя такие качества не красят, это те черты, которые на ровном месте вызывают недопонимание и  напряжённость...

За благословением меня направили в Москву, в Министерство культуры Российской Федерации. В первый день дела закончить не удалось, и на просьбу дать направление в какую-нибудь гостиницу (раньше по-другому было не заселиться) ответили, что не имеют возможности, но могут направить на ночлег в общежитие курсов усовершенствования специалистов министерства. Комната рассчитана на четверых человек, все удобства в коридоре. Я знал, что культура у нас бедна, но теперь, когда сам это ощутил, мне стало грустно. Гостелерадио СССР было и мощным, и богатым. Радио, телевидение, журналистика в целом сильна тем, что кроме способности оперативно донести до всего народа ситуацию в стране и в мире умела радовать и огорчать, раздражать и оберегать, успокаивать и ободрять людей. Председателей комитетов (союзных республик и ряда других крупных субъектов) привозят, отвозят в аэропорт, им ничего не стоит разместиться в любой гостинице. В кадровых вопросах Москва в значительной степени доверяет местным обкомам, кандидатуры которых, как правило, утверждаются. Министр культуры мою кандидатуру одобрил. Тогда у меня не случилось возможности поблагодарить сотрудников Гостелерадио Г. М. Сорокина, И. Д. Лобанова, И. М. Канукову, А. Н. Дмитрюка, Н. С. Крылова и других, которые хорошо меня встретили, обучали, опекали, поддерживали. Всю жизнь буду вспоминать их с глубоким уважением и ностальгией.

После возвращения в Уфу и выхода Указа о назначении меня министром культуры, я отправился проститься со ставшим своим коллективом. Оказывается, я успел проработать в этом коллективе больше шести лет. Проводили тепло. Сказали приятные слова, вручили цветы. Слова моего первого заместителя Гаты Шайхутдиновича стали высшей оценкой моей деятельности в комитете: «Вы были самым молодым председателем, работавшим у нас. И в то же время вы стали тем председателем, который легко и быстро влился в наш коллектив, вник в суть и понял сложность нашей работы, являя пример трудолюбивого, эффективного, оперативного, грамотного руководителя-организатора». Было приятно работать и с Раидом Абдулхаевичем Миндибаевым, хорошо знакомым со времен студенческой скамьи. Стойкий соратник, спокойный руководитель, никогда не поднимающий голос на подчинённого, который каким-то волшебством крепко держал коллектив радиокомитета в руках. Мне даже самому странно говорить, что он «крепко держал в руках». Он завоевал прочную репутацию своей неизменной вежливостью, обаянием, улыбкой, громким смехом и, конечно же, стилем работы. Казавшийся чересчур спокойным мой третий заместитель – директор радиотелевизионного центра Рахим Сафуанович Исмагилов – был очень ответственным человеком, хорошо знал своё дело, собрал прекрасный коллектив и не допускал никаких сбоев.

Водители председателя комитета – вежливые, скромные, профессионалы своего дела Аглям-агай Сафин и Ралиф-агай Абкаиров – показали себя только с лучшей стороны, работали дружно и оставили яркий след в моём сердце.

В народе есть выражение «человек того человека». Поскольку я человек из той категории, иду туда, куда направляет партия. На этот раз меня запрягли на культурный фронт, подальше от политической среды. Потянем с благословения Аллаха!

Неслучайно Тагир Исмагилович потом, когда сватал Диниса Булякова на председательство в телерадиокомитет, сказал ему: «С Талгатом хорошо. Куда ни поставь, берётся и начинает работать». Что же, будем работать! Государственный служащий не принадлежит самому себе.

Министерство культуры I

Местоположение новой работы – на хорошо знакомой мне Советской площади. В шестиэтажном здании, охватывающем площадь с севера и востока, с часами-курантами, которые изо дня в день играют фрагмент мелодии Хусаина Ахметова «Прекрасная Уфа – моя столица», приветствуя, превзнося до небес, вдохновляя республику, тем самым  придавая столичный облик Уфе. Резиденция Министерства культуры Республики Башкортостан размещена в вобравшем в себя множество организаций здании, схожем с гнездилищем ласточек на крутом берегу, чьи открытые, издалека напоминающие птичьи норки, блестящие на солнце бессчётные окна усиливали сходство ещё сильнее...

Ведомство занимало порядка 10 кабинетов, еле вмещающих по два-три человека, в которых базировались «основные силы» министерства – коллектив из 25 сотрудников. Небольшие подразделения, на которые были возложены хозяйственные вопросы, разрозненно приютились в разных местах, где смогли найти себе место. Войдя в министерский кабинет с двумя окнами, который был настолько узким, что едва ли вмещал 15 сотрудников, приглашаемых на оперативки, я невольно сравнил его с прежним местом работы. Там комната председателя Гостелерадиокомитета просторная, воздух свеж, уютные окна выходят во двор. А здесь из окон, выходящих на площадь, идёт жар, летом нещадно припекает солнце, нечем дышать. Стоит открыть окно – кабинет тут же наполняется ни на минуту не утихающим городским шумом, пылью, душным воздухом от раскалённого асфальта. Что же, не только у нас, таковы условия работы каждого из работающих в этом большом здании. Почти полтысячи сотрудников Гостелерадио разделены на три подразделения: телевидение, радиовещание, телевизионный центр. Деятельность всех трёх направлена на достижение единой цели – создание и демонстрация радиотелевизионных передач. В ведение же министерства входит свыше 40 самостоятельных субъектов, которые работают на единую задачу, но в разных направлениях и разными способами. Если телевидение находится в руках одного человека, то в организациях культуры каждый из сорока имеет своё руководство. Если в обкоме КПСС куратор у телевидения было всего один – отдел пропаганды и агитации, то у Министерства культуры уже два – к отделу пропаганды добавляется отдел культуры. Дело в том, что отдел культуры занимается только профессиональным искусством и творческими союзами, а отдел пропаганды отвечает за народное творчество и самодеятельное искусство. Эти направления – два крыла Министерства культуры. Один из трёх моих заместителей – Тугузбаева Файруза Файзулловна (родом из Хайбуллинского района, работала директором музыкального училища г. Октябрьского, а позже Башкирской государственной филармонии) – отвечает за профессиональное искусство; Набиуллин Нажип Василович (уроженец Караидельского района) – курирует художественную самодеятельность, работает в тесной связке с начальниками отделов культуры районов и городов, Рылов Геннадий Анатольевич – уфимец, ответственный за строительные работы. Иногда некоторые люди подшучивали, спрашивая, который из моих заместителей «не по культуре».

На новом месте не пришлось думать, с чего начинать – дела сами ждали меня, выстроившись в очередь. Первым был ведущийся капитальный ремонт, а вернее, реконструкция Театра оперы и балета, следующими поджидали «Торговые ряды», за ними строящийся неподалёку от Телецентра для работников культуры и искусства жилой дом по улице Пушкина, согревающий душу. За ними ещё и ещё… Прежде всего я пошел в оперный театр. Работы идут полным ходом. Сразу бросилось в глаза – зияющая пустота на месте мраморной лестницы, которая всегда приветливо встречала нас, студентов (не только, конечно, студентов – каждого зрителя), пришедших на представление. Разобрана в соответствии с планом реконструкции, утверждённым первым секретарём обкома КПСС. Жаль. Очень жаль. Нет мраморной лестницы, произведения искусства, впитавшего в себя приветливость лиц, сонмы невыразимых чувств, душевное тепло, мечты и мысли, улыбки юных и степенных, студентов, интеллигентов, всех ценителей искусства, тянущихся к прекрасному. Выброшен прочь сундучок памяти, вобравший в себя воспоминания прошлого...

На совещании со строителями, архитекторами, проектантами, занятыми в реконструкции, неравнодушные люди, осведомлённые о ходе строительства, сообщили удивившую меня информацию: в середине квадрата колонн вместо снесённой лестницы на высоком постаменте планируется установка бюста В. И. Ленина. Как? В театре? Вроде бы в городе достаточно памятников гениальному вождю. Если так уж необходимо, неужели нельзя найти ему иное место в городе, разве обязательно ставить в театре? Объясняли, что руководитель республики лично внёс такое предложение и требует его воплощения. Он твёрд в своём мнении и никого не слушает. Сказали, что прислушивается к словам лишь одного человека – главного архитектора дворца «Нефтяник» Михаила Павловича Мазина. Умоляюще глядя в глаза М. И. Мазина, мы попросили его поднять этот вопрос на очередном совещании с участием М. З. Шакирова. Как договорились, главный архитектор аккуратно завёл речь о том, что, может быть, не стоит ставить здесь бюст Ленина. Мягко, спокойно, потому как вопрос очень деликатный: не дай бог, мысль о недопустимости установки бюста вождя в театре развернут в политическую плоскость? Желая подкрепить слова главного архитектора, я тоже поддержал: «На самом деле, Мидхат Закирович, насколько уместно в театре устанавливать бюст?» Всем своим видом говоря: «Кто ещё там развыступался?», он медленно обернулся ко мне и утверждением: «Ты ещё не министр», – на глазах у всех дал своё «благословение» только что самолично назначенному статусному руководителю. Меня, конечно же, сильно расстроило такое «вдохновляющее» напутствие. Да и шут с ним, главный итог – бюст не стали устанавливать, заменили на барельеф. А время спустя нам удалось и лестницу вернуть обратно.

При реконструкции театра обратил внимание ещё на один факт – оркестровая яма соответствовала третьей, самой последней категории. Для оркестра этой категории предусмотрено 59 музыкантов. Во 2-й категории – около семидесяти, в первой – девяносто. Чтобы музыка звучала ярче, насыщеннее, мощнее, необходимо перевести оркестр во вторую категорию, для чего нужно будет увеличить штат. Это сделать можно, вот только возможностей оркестровой ямы театра хватает лишь на третью категорию. Значит, возникает необходимость увеличения этой ямы. За счёт уменьшения количества зрительских мест в зале мы увеличили размеры оркестровой ямы, куда уже мог вместиться оркестр второй категории. И сцену намного сумели увеличить. Немало пришлось поездить в город Вышний Волочёк Калининской (ныне Тверской) области, где по специально нарисованному проекту могли изготовить необходимые нам люстры и плафоны. Выяснив, что некоторые из них можно сделать в республике, разместили заказы здесь, чем смогли удешевить стоимость изготовления. Позаботились и о креслах, которые должны появиться после окончания ремонта. Из-за того, что идёт ремонт, работу театра нельзя останавливать. Надо искать, находить в Уфе удобные для зрителей площадки и сцены: дворцов культуры, сценических залов училища и других заведений искусств, где можно будет репетировать, показывать спектакли, заключив соответствующие договоры и т. д. Кроме того, нашему Рустему Галиеву, который проходит стажировку в Большом театре по оперной режиссуре, необходимо поставить дипломный спектакль. Однако и это нельзя сделать без сцены, без специалистов, без артистов. Тем не менее и спектакль был поставлен, и диплом получен. Талантливый Рустем Галиев, ученик главного режиссёра Большого театра Москвы Георгия Ансимова, всю свою жизнь связал с нашим театром оперы и балета. Как в опере, так и в балете был большой дефицит специалистов. Хорошо, что в столь сложное для нас время на помощь пришёл заслуженный, талантливый, требовательный, интеллигентный главный дирижёр Большого театра Белоруссии, народный артист СССР Ярослав Антонович Вощак: он на один год взялся руководить нашей оперой и оркестром. Качество оркестра улучшилось на глазах...

Режиссёров драматического театра, можно сказать, вообще нет. Переговорив с Москвой, направили на годичные курсы режиссёров при Министерстве культуры РСФСР многообещающую Гульдар Ильясову, имеющую актёрское образование. По возвращении её сразу же назначили главным режиссёром Салаватского драмтеатра. Не только показалась перспективной – Гульдар Музафаровна стала талантливым режиссёром. Доросла до почётного звания лауреата премии Салавата Юлаева. Практически следом за ней на высшие режиссёрские курсы при ГИТИСе в Москву отправили актёра Салаватского драматического театра Байраса Ибрагимова. Через год по возвращении в республику его назначили главным режиссёром Сибайского драматического театра. Он тоже не подвёл. Удостоен звания заслуженного деятеля искусств Башкортостана. Вместе с художественным руководителем Башкирского академического театра драмы Рифкатом Исрафиловым мы решили направить на факультет режиссуры Российской академии театрального искусства и актёра Азата Надыргулова. Рекомендация Рифката Вакиловича очень помогла попасть ему в группу однокурсника Исрафилова, известного режиссёра и педагога Анатолия Васильева. Азат Ахмадуллович начинал работу художественным руководителем в Национальном молодёжном театре, в тяжёлые годы судьба Башкирского академического театра драмы была вручена в руки молодого, образованного, деятельного и уже опытного мастера. Надыргулов работал педагогом, профессором Уфимского института искусств, высокое звание народного артиста республики добавило стати его фигуре.

Прилегающие к Башкирскому государственному театру оперы и балета здания Торговых рядов также ждут решения своей участи. Во время войны (и длительное время после) в 1943 году там разместили хлопчатобумажный комбинат, организованный из эвакуированного с западной части СССР предприятия. Ныне эти обнесённые забором здания находились в полуразрушенном состоянии. Как всегда, столкнулись две точки зрения: первая стояла за сохранение этого историко-культурного памятника, которому после реконструкции, придав первоначальный вид, необходимо вдохнуть вторую жизнь, вторая ратовала за полный снос с последующим строительством на его месте нового современного здания.

Дабы принять окончательное решение, Областной комитет КПСС решил выяснить мнение народных масс, разных культурных, общественных организаций. Спросили и у нас, у Министерства культуры. Когда готовили ответ, позвонил заведующий отделом культуры обкома и предупредил: «Первый – сторонник сноса. Смотри, не ошибись». Но я «промахнулся» – высказал нашу точку зрения, что памятник нужно сберечь и восстановить. Копию этого официального письма использовал в какой-то своей работе кандидат исторических наук Сагит Халфин... Торговые ряды, окружённые дырявым забором, казалось, с нетерпением ждали появления хозяина, который изменит судьбу строений к лучшему. И правильно: в 1995 году Президент Муртаза Рахимов принял решение восстановить Торговые ряды, и 11 октября 1999 года, в дни празднования 8-й годовщины суверенитета Башкортостана, гостеприимный со своеобразной архитектурой дворец широко распахнул свои двери для посетителей...

В республике практически отсутствовали грампластинки с записями национальных песен и музыки. Мы направили заявку в студию фирмы «Мелодия» в Ленинграде. Предложили к выпуску пять «гигантских» (самых больших) пластинок («Поёт Магафур Хисматуллин», «Башкирская эстрада», «Инструментально-вокальные сочинения Рима Хасанова», «Поёт Радик Гареев», «Песни и романсы Рафика Сальманова») и семь миньонов (маленьких) (песни в исполнении Фарита Бикбулатова, Идриса Газиева, Танзили Узянбаевой, Камиля Валеева, Вакиля Мурзина, Гали Хамзина и песни композитора Розы Сахаутдиновой). Этно-джазовый ансамбль «Дуҫтар» под руководством саксофониста Марата Юлдыбаева, известный в республике и стране, готовится к ответственному турне. Полюбившийся за короткое время слушателям инструментальный ансамбль с уникальными синтетическими композициями, гармонично сочетающими произведения композиторов и башкирские народные мелодии с возможностями джазовой музыки, в скором времени отправится на гастроли в США. Мы постарались как следует подготовить этот коллектив к поездке, который первым проложит путь из Башкортостана за океан. Обстоятельно изучили страну, её жизненный уклад, менталитет. По неписаным правилам того времени, хоть и знали, что руководитель ансамбля – очень ответственный человек, мы сформировали временную партийную ячейку (для возможности контроля) и выбрали её парторга.

Поездка прошла прекрасно без каких-либо происшествий. Когда пошла «перестройка», коллектив несколько пропал из виду. Вскоре выяснилось, что о своей судьбе они позаботились самостоятельно – их пригласили в Таиланд на работу в королевский дворец, и там они остались надолго. Может, инстинктивно почувствовали наступление трудных времён для культуры или так случайно совпало – но они выбрали правильный путь. А сколько талантливых коллективов, не заметивших надвигающиеся тяжёлые годы, было просто утрачено – с наступлением «ускорения» быстро развеялись со сценических площадок.

«Ускорение» везде и повсюду показывает свою сущность. Только за один день уволены семь членов Правительства СССР. Прокуроры Т. Гдлян и Н. Иванов быстро разобрались с «хлопковым делом» в Средней Азии. Оперативно возвращают городам древние имена, а улицам старые названия, легко опрокидывают и сносят памятники. Сегодня, в начале ХХI века, такую же непонятную дикость, называя её «десоветизацией», показывают на Украине. А какие же «де» процессы происходили в СССР в то время: де-мократия, де-идеологизация? Понятно, что во всём этом главное – «де» (де-структуризация, де-монизация или ещё что?). Именно один из перестроечных лозунгов – «обновление» – стал таким «де» – поводом для столкновений на национальной почве в Казахстане, когда сняли с должности руководившего 22 года союзной республикой первого секретаря ЦК компартии Казахстана Динмухамета Кунаева. Может быть, и наступила пора менять, но вместо него во главе субъекта поставили человека, не стоящего даже мизинца отставленного лидера. Недовольство таким шагом и связанные с этим беспорядки вызвали настолько громкий резонанс, что впервые в СССР официально пришлось признать, что конфликт возник на межнациональной почве.

Уфимские деятели искусства и культуры с огромным нетерпением ждут ввода в эксплуатацию строящегося для них жилого дома. Многие мечтают, переехав туда, улучшить свои условия жизни, многие, возможно, верят, что заполучат своё, а ещё больше служителей муз ждут, что сбудется их заветная мечта о своём собственном уголке. Нас засыпали списками и заявками от театров, филармоний, предприятий, организаций и личными заявлениями каждого нуждающегося. Плюс к этому добавляются просьбы, звонки, заявления, указания, подписанные обкомом, Советом министров с положительными резолюциями: «Не исключайте из списка...», «Обязательно дайте... вопрос у начальника на контроле», «Внимательнее отнеситесь к...», «Сколько можно его без квартиры мучить?». Смотрю на огромное количество заявок и переживаю, что, к сожалению, многие так и останутся лишь с верой, мечтой, надеждой, очень уж много нуждающихся. В этой ситуации, без сомнения, нужна справедливость. Даже маленькая несправедливость лишит всякой веры, разрушит в прах все мечты. Я решил посоветоваться с бывшим председателем Советского райисполкома, а ныне первым секретарём Ленинского райкома КПСС Вячеславом Николаевичем Дориным, у которого был большой опыт в распределении квартир.

– Действуйте только по закону, только по закону, – сказал он.

– А резолюции, распоряжения, звонки, поступившие «сверху»?

– Если они соответствуют критериям, тогда принимаете во внимание. Если не соответствует, если не по закону, то просто откладывайте их в сторону.

– Должности звонящих повыше моей будут, могут ведь и подставить где-то.

– Конечно, кто-то начнёт на вас коситься, кто-то зло будет. Всё равно надо действовать в соответствии с законом, они это прекрасно понимают.

Я был очень доволен состоявшимся разговором. Сняв беспокойство, Вячеслав Николаевич ещё больше укрепил мои мысли о справедливости.

Через пару дней по «цыганскому» телефону получил встревожившую информацию. Оказывается, на достраиваемый для деятелей культуры и искусства – хранителей и пропагандистов духовного наследия – дом претендует созданный всего за два года до этого Институт сверхпластичности металлов. У этого института, занятого передовой наукой и производством, очень перспективное будущее. Разработанные там методы обработки металла должны сделать революцию в этой сфере. Оказывается, после нагрева металла до очень высоких температур сильно повышается его пластичность, что позволяет быстро, без больших затрат, с помощью нужных форм, прессов, лекал, отливкой и сжатием получать желаемые детали, узлы и агрегаты. Говорят, что директор института, известный учёный Оскар Кайбышев близок к первому секретарю, поэтому передача им дома – дело решенное. Собрал свой узкий актив из авторитетных, имеющих прочную репутацию, мыслящих людей. Обсуждаем, ломаем голову: что можем сделать, пока не поздно, и как? Невозможно согласиться и молча кому-то передать целый дом, не сказав ни слова в свою защиту. Единственный путь – выйти напрямую на М. З. Шакирова, который и решит этот вопрос, переходящий в острую проблему. А кто пойдёт на разговор? Должностным лицам более высокого уровня, чем я, дающим мне указания «дай тому квартиру» или «дай этому», обращаться нет смысла, кроме того, как «я не знаю», «я не могу вмешиваться», «это не моё дело», других ответов от них и не дождёшься. И всё же совсем обходить их тоже нельзя. И с ними разговариваем, может быть, кто-то сумеет помочь, к кому-то, может, и прислушаются. Если с разных сторон поддавим, будет вернее. Кого ещё можно привлечь? Тогда я вспомнил, как мне преподал один урок собственный корреспондент газеты «Правда» в Башкортостане Н. Миронов. Как-то он мне позвонил и уточнил:

– Не скажете, на месте ли Мидхат Закирович?

– Кажется, его нет, в отъезде.

– Жаль, – сокрушается.

– А что, вопрос не терпит отлагательств? – спрашиваю.

– Очень.

– Так ведь Тагир Исмагилович на месте. Можете через него довести.

– Э-э, бывают такие вопросы, которые решаются, глядя глаза в глаза и только вдвоём. А если посредник пропустит какое-либо слово или скажет не так, если неправильно выберет интонацию, не там поставит запятую, не так и не на том сконцентрирует внимание собеседника, тогда смысл разговора может измениться или, вообще, уйти в другую сторону. В важном вопросе посредник не нужен, – резюмировал тогда Миронов.

Конечно, с этим вопросом к Первому должен идти я. Только как быстро примет он своего подчинённого? Даже если примет, не вспомнит ли он свою реплику: «Ты ещё не министр!»? А вспомнив, не развернёт ли наше обращение в обратную сторону? Не испорчу ли я таким образом дело? Во время таких размышлений художественный руководитель Башкирского академического театра драмы Рифкат Вакилович Исрафилов говорит:

– Талгат Нигматуллович, может быть, разрешите поговорить с Первым мне?

– Хм, – сказал я, – примет ли он тебя, а если примет, как ты с ним разговаривать будешь?

– На приём не пойду, когда утром он будет идти на работу, я «случайно» встречусь с ним. Переговорю.

Мидхат Закирович, конечно, знает художественного руководителя театра в лицо, поздоровается и вряд ли пройдёт мимо, не спросив о делах. Пусть идёт. Может быть, есть ещё какие-то невидимые связи, о которых знает только он сам. В противном случае, он бы такого серьёзного предложения не высказал. Я согласился, пожелал удачного разговора. Очень для нас важный вопрос. Оказалось, что Исрафилов ещё не завершил. «Только у меня есть одна просьба: если дом оставят министерству, было бы хорошо выделить нашему театру столько квартир, сколько мы у вас просим». А просит прилично. Но, надо полагать, справедливо. Не согласишься с его «условием» – останешься совсем без квартир, а в другом разе осчастливишь жильём большое количество людей сферы культуры. И с этим его предложением я согласился. Рифкат Вакилович сдержал своё слово – увидел, переговорил, получил благословение. И я остался верен сказанному слову, отдав театру столько, сколько договаривались, а всё остальное мы распределили по другим нашим организациям и людям. Справедливо. Не нарушая очереди, не обижая коллег, следуя советам Вячеслава Дорина. Самое приятное, что не было ни одной жалобы. Потом говорили, что такое событие без жалоб обходится редко.

Вскоре после назначения министром ко мне пришёл директор Художественного музея имени М. В. Нестерова, старый знакомый, известный художник Зуфар Гаянов.

– Освободите меня, пожалуйста, от этой работы.

– Почему это?

– Я боюсь, – выложил он.

Зуфар рассказал обо всём, что случилось, чего и почему он испугался. Со дня создания музея и по сегодняшний день не проводилось ни одной сверки (по-нашему – ревизии). Вилляр Юмагулович – мой предшественник – издал приказ о её проведении. Как только комиссия начала работу, выявилось, что многие ценные вещи из книги экспонатов, занесённых в Основной фонд, отсутствуют в наличии. Эту ситуацию никак не смог разъяснить неведомо сколько лет работающий главный хранитель музея. Очень сильно нервничает, не оставляет попыток остановить проверку, наседает на директора музея, требует от него того же. Может быть, и угрожал ему. Не зря же тот сказал: «Боюсь». Скрепя сердце я Зуфара уволил, а сверку приказал продолжить. Однако работа эта длилась недолго. Внезапно вмешались неведомые нам силы. Ход сверки заинтересовал Москву, по чьей-то инициативе появился корреспондент газеты «Советская культура» ЦК КПСС – журналист по фамилии Лексин. Якобы серьёзно пишущий человек, дескать, углубленно изучит и сделает объективные выводы. Потихоньку он начал зудеть, что сверка проводится не так, не в то время, о том же написал в газете. А ведь сверка не достигла даже своей середины, и результат сверки, может быть, окажется отличным, пока никого ни в чём ещё не обвинили, может быть, и причин для этого не будет... Так-то оно так, да кто-то, предваряя, начал заранее одних защищать, а других – чиновников, которые, делая, что положено, попытались разобраться в ситуации, – обвинять. В статье такие намёки уже делались. Пришлось остановить сверку, не доведя дело до конца. Что было делать, если такую позицию выразил один из важных отделов ЦК, который, казалось бы, должен стоять на страже открытости, справедливости, сохранности социалистической собственности, чем тут возразишь – приходится остановить... Слишком уж большая дубина для удара поднимается – пугает. От проявления «мужества» в данной ситуации никакой пользы не будет...

Мужество понадобилось в другом месте. Известный народный художник Ахмат-агай Лутфуллин, уроженец Абзелиловского района, пригласил в свою мастерскую. Я часто видел его на разных встречах. В левой руке блокнот, в правой – карандаш или ручка. Кто, что с трибуны говорит, ему было всё равно. Сидит, всё время что-то рисует, может, выискивает типажи, не теряя ни минуты времени, набрасывает эскизы. Однажды и мой силуэт накидал и подарил блокнотную страничку с моим «портретом».

Официальные круги долгое время не торопились признавать его талант, дескать, в его картинах не хватает света, в произведениях прослеживается упадок, любит показывать тяжелые стороны жизни, не вписывается в рамки социалистического реализма. А Ахмат-агай, словно ничего из этого не слыша, продолжает писать в своём стиле, вглядываясь в каждый свой мазок, улыбаясь и посмеиваясь, трудится. Работает, не обращая внимания на то, что оценка его работ у населения и официальных властей достаточно сильно разнится. Считая народную оценку настоящей, главной, доверяя ей, он пишет ещё активнее, потому что знает, что не только в искусстве, но и в любой отрасли, любом направлении, к сожалению, оценки власти и общества не часто будут совпадать, а порой, наоборот, даже противоречить друг другу. Официальные оценки даются на основе правил, которые укладываются в рамки разных «...измов». А народ, не очень разбирающийся в стилях, теории художественности, эти «...измы» оценивает интуитивно через свой разум, душу, чувства. Талант всё равно заставит себя признать, и официальные органы будут вынуждены согласиться с величием художника. Искусствоведы расценят творчество Мастера как «башкирский неореализм», воплощающий суровую действительность башкирской земли, изображённый в своеобразном стиле «скупого света». Смелость нужна была, чтобы побывать в лаборатории такого любимого народом мастера с необычным взглядом, прекрасно знающим менталитет своего народа.

Встречаться с уважаемым художником без подготовки не счёл для себя возможным: перечитывал литературу, просматривал каталоги, ещё раз вспоминал и пересматривал его работы. Вот его картины – «Три женщины», «Проводы на войну», вошедшие в золотой фонд советского изобразительного искусства «Прощание» и «Ожидание». Ряд других его работ: «Праздник на селе. 30-е годы», «Чаепитие», «Сабантуй», «Пожелание дождя». Многочисленная портретная галерея односельчан, увековеченных выдающейся личностью...

В центре небольшой мастерской, где есть диванчик для отдыха, столик для чаепития, запасник для готовых работ, на станке натянуто большое полотно. На нём ярко выраженные силуэты башкир, но пока без индивидуальных черт лица. Почти в самом центре, видимо, где должна разместиться главная фигура, оставлено довольно много места. «Я решил изобразить, как Салават прощался с родной землёй (по окончании он назвал картину «Прощание с родиной. Салават»). Трудно идёт, но композиция уже выстраивается». Затем он спросил у меня пару советов. «Правильно ли батыру стоять на повозке, когда он обращается с речью к народу?», «Каким должен быть окрас лошади, чтобы глубже раскрыть главную тему?» и другие. Конечно, великий художник давно для себя это решил, но, как очень воспитанный человек, спросив у меня совета, он поднимает и мой авторитет. С большим воодушевлением я вернулся из его мастерской.

В том же году по нашему предложению Ахмет-агай избран членом правления Союза художников СССР. Переговорив с Москвой, быстро подготовили документы на присвоение мастеру звания «Народный художник СССР». И с 1989 года талантливый сын нашего народа Ахмат Фаткуллович Лутфуллин стал носить это почётное звание.

С Союзом художников, его секцией скульпторов организовали пленэр (работа на открытом воздухе). Руководитель секции Николай Калинушкин с энтузиазмом взялся за эту работу: отовсюду пригласили скульпторов, выбрали тематику, нашли жильё, определили место работы, привезли песчаник (не хватало денег на мрамор), позаботились о питании участников. Авторы, грубо говоря, будут работать за еду. Пятнадцать мастеров-скульпторов из ряда стран должны в течение определённого времени высекать произведения изобразительного искусства на заданную тему из представленного нами материала и подарить их Уфе. Поскольку мы в республике впервые проводим подобное, то испытываем некоторую озабоченность: как всё закончится? Готовые скульптуры на заданную тему впоследствии мы разместили на газоне перед Русским академическим театром драмы. Это придало архитектуре города новые краски. Следом провели пленэр № 2: созданные работы были установлены в парке Дворца моторостроителей.

Третий пленэр тоже прошёл с моим участием. Тема пленэра, прошедшего в 1999 году, была обозначена как башкирское народное творчество. Нашли и соответствующий материал – мрамор. Итоги работы и сегодня стоят на аллее по улице Революционной между улицами Ленина и Цюрупы. На пересечении же улиц Ленина и Революционной горожан приветствует мраморная скульптура, у которой одна из сторон изображает Аркаим, а другая – Шульган-Таш...

Однажды ко мне пришёл поэт, пламенный публицист, активный общественник Газим Шафиков. Писатель, который в последнее время повернулся к драматургии, пришёл с пьесой «Хадия». «Хотелось бы, чтобы прочитал, Талгат Нигматуллович. Театр смотрит на неё с сомнением». Прочитал, высказал немало своих замечаний, порекомендовал ещё немного доработать, сказав: «Потом будем рекомендовать театру». Посидели, поспорили немного, с чем-то он согласился, подправил. Что-то не принял. Показалось, что он немного расстроился, но это настроение быстро ушло. И он, и я прекрасно понимаем, что слова, особенно в мире искусства и литературы, о нашей выдающейся Личности, о гордости нации, о ярком литераторе, оторванном от своего народа, всего общества, должны быть достоверны и точны. Позже эти слова, образ писательницы ещё многих побудят к творчеству. Талантливая Гульсира Гиззатуллина (Гайсарова) порадует соплеменников своим романом «Хадия». Поэт Рашит Гатауллин возрадовался возданию должного – увековечиванию в Уфе имени дочери башкирского народа: «Сегодня башкирской женщине Хадие, персонально самой одной отдана целая улица»; одновременно сожалея, что при жизни она не успела узнать и увидеть ни уважения властей, ни любви читателей, ни соответствующих рабочих, ни нормальных человеческих условий проживания. Ещё будут установлены бюсты писательницы, учредят республиканскую премию, назвав её именем. Постановка «Хадии» Газима Шафикова тоже будет осуществлена. В Башкирском академическом театре драмы. С этим новорожденным драматургом в будущем мы ещё не раз встретимся, многое сделаем вместе. До самого 2000 года, когда поставленная по мотивам народных легенд пьеса Газима Газизовича «Чёрный иноходец» будет прославлять Башкортостан на больших гастролях Русского академического драмтеатра по всей стране.

Пришла тревожная весть откуда и не предполагали. Ученики средней специальной музыкальной школы, созданной при институте искусств, начали её покидать. На эту специализированную школу возложена обязанность собирать по республике одарённых ребят и приобщать к музыке детей из деревень и сёл, в первую очередь из башкирских. Найти таких детей в возрасте от 7 до 8 лет, уговорить родителей отправить их учиться в Уфу, сформировать целый класс – не такое простое дело. Создаются соответствующие условия для учёбы и проживания, приглашаются известные педагоги. Однако только этого недостаточно, отдельные дети всё равно норовят уехать.

Я отправился в общежитие. Недавно набранные малыши, как многие деревенские дети, в чужой среде молчаливы и замкнуты. На вопросы воспитателей не отвечают, стоят, опустив головы. Когда я заговорил с детьми на башкирском, они несколько оживились, языки начали развязываться. Спрашиваю у руководства, какой национальности воспитатели, владеют ли они родными языками. Нет ни одного воспитателя, который бы разговаривал на башкирском! Ребята, если и задают какой вопрос, не имеют возможности получить ответ на понятном им, родном языке, а воспитатели, в свою очередь, не могут доступно сказать детям ласковые, нежные слова, донести ту теплоту, в которой особо нуждаются малыши. Оказалось, мало только создать хорошие бытовые условия. Для ребёнка, привезённого в город, вырванного из сельской среды, важно, не разрушая его собственного мира, обеспечить условия для общения на родном языке, с тем чтобы, создав вокруг него атмосферу душевного спокойствия, вселив в него интерес, постепенно ввести человечка в мир искусства. В будущем я всегда буду стараться не упускать из виду существование такого тонкого момента.

В год празднования 70-летия Великой Октябрьской социалистической революции Башкортостан как бы оцепенел, оказался в недоуменной ситуации: газета «Правда», являющаяся органом ЦК КПСС, в номере от 6 мая опубликовала статью собственного корреспондента Владимира Прокушева «Преследование прекратить» с критикой первого секретаря Башкирского обкома КПСС Мидхата Закировича Шакирова, 18 лет проработавшего руководителем республики. Республика была поражена от неожиданности. Как такое возможно? Как можно взять и бросить обвинение авторитетной в стране личности, 18 лет возглавлявшей регион; человеку, трудившемуся, не зная поблажек, старающемуся, чтобы республика всегда была в ряду первых в СССР, официально заявить, что стиль его работы неверен, применяемый в работе авторитарный метод – чужд коммунистам? Первая, ещё даже до прочтения статьи пришедшая в голову, мысль – только что уволили первого секретаря компартии Казахстана Динмухамета Ахметовича Кунаева. Сколько шума, столкновений, беспорядков, межнациональной розни принёс этот шаг ЦК!.. А сейчас вот лидеру Башкортостана, который считался одним из сильнейших, вручили волчий билет. Наверняка политика «перестройки» и «ускорения» сегодня диктует необходимость замены старых, засидевшихся кадров, почивавших на своих местах только за счёт завоеванного некогда авторитета, которые сегодня, не особенно себя утруждая, не проливая должного пота, вцепились в свои кресла, послушно аплодируя и поддерживая любую инициативу сверху. Но стоило ли включать в этот список, пусть и не совсем молодых, но энергично работающих, воспринимающих и глубоко понимающих ведущие в будущее политико-экономические теории, активно реализующих их положения на практике руководителей? Лидеры двух сильных, авторитетных партийных комитетов страны (в противном случае Д. Кунаев не был бы членом Политбюро ЦК КПСС, а М. Шакиров – членом Президиума Верховного совета СССР), руководители национальных республик, наверное, заслуживали чуть иного отношения. Верно, что эти две волевые личности, умеющие стоять на своём, правили слишком долгое время. Многим, вероятно, надоели их стиль работы, используемые методы, произносимые слова, да и они сами. Говорят же, даже солнце надоест, если будет светить всё время в небе. Поэтому небесное светило, уходя за горизонт, даёт отдохнуть жителям Земли ночью.

Наверное, и ошибок набралось немало. Должно быть, допускали и несправедливость по отношению к отдельным людям. Авторитарный стиль разрушал судьбы многих, навлекая на них репрессии и преследование на почве «выдуманных нарушений», вплоть до возбуждения уголовных дел. Вероятно, руководители и совершали недопустимые с точки зрения интересов страны ошибки. Если бы им своевременно на них было указано и ими исправлено, то карьера двух больших личностей на партийном посту не закончилась бы так плачевно, не вселилась бы тревога в умы двух многочисленных народов. Будто демонстративно, как пример всей стране, взяли и выбросили ставшую ненужной вещь. Никто на своей работе не вечен. Тем более на той, которая, как говорят, «не куплена за деньги». Только совместим ли такой поступок с теми лозунгами партии, которые она постоянно провозглашала: «Кадры решают всё», «Заботливое отношение к кадрам», «Надо понимать значимость кадров»? Это яркий пример расхождения слова и дела, которое в последние годы начало занимать прочное место в отношениях в обществе. Настораживают такие дела, очень настораживают. Лишь бы к добру было.

Эффект от статьи «Преследование прекратить» из газеты «Правда» напомнил картину, когда в большой муравейник засовывают палку, а потом ею начинают ворошить в большой, многочисленной, трудолюбивой куче. В каждом городе, деревне, на предприятиях, в организациях начинается какое-то активное движение, у каждого на языке – и простых людей, и коммунистов – слова «статья», «Шакиров»; строятся различные предположения, проводятся консультации, идут дискуссии, выявление позиций. Для проверки фактов, упомянутых в статье, обком из своих членов создал серьёзную комиссию. В справке комиссии, подготовленной к 14 мая, многие факты опровергаются, большинству находятся оправдательные объяснения. Однако эта справка в те дни в печати не появляется, может быть, из-за слабой убедительности (она выйдет в газете спустя годы). Вот-вот соберётся закрытый пленум, чтобы обсудить московскую статью, решить политическую судьбу первого секретаря. Хоть Пленум и закрытый, у меня есть право участвовать в нём. На последней прошедшей XXXVIII партийной конференции в январе 1986 года меня избрали членом ревизионной комиссии Областного комитета КПСС. Хотя я многие годы занимал серьёзные должности, которые, как правило, открывали дорогу для избрания членом областного комитета или депутатом Верховного совета БАССР, меня впервые коснулась такая честь. Это, вероятно, приводило отдельных политиков, государственных деятелей к выводу: «Видимо, этому молодому человеку всё ещё нет полного доверия». Как-то, когда Тагир Исмагилович Ахунзянов уже был свободен – ушёл в отставку, я у него спросил: «В чём же причина моего затянувшегося неизбрания в высшие партийные и советские органы? Каждый раз, когда меня переводили на ещё более ответственную работу, Вы нахваливали меня – «успешно, хорошо работаешь», а в общественно-политическом плане всё это время длился застой». – «Трудно с определённостью утверждать, но, кажется, Мидхат Закирович где-то когда-то поймал твой косой, недоумевающий, укоризненный взгляд», – поделился он. Может быть, так оно и было, мои чувства всегда сразу отражались на лице, не умел скрывать то, что ощущаю. Должна же была быть какая-то причина. Ладно, пусть будет эта.

Собрался Пленум. От ЦК КПСС принимает участие заместитель заведующего отделом Константин Могильниченко. Об этом пленуме написано было много всякого. Наиболее полно работа Пленума освещается в записях, опубликованных в журнале «Агидель» Галимом Афзаловичем Хисамовым, работавшим в ту пору заместителем заведующего обкома КПСС, ответственным за прессу, а позже ставшим известным писателем. На повестке дня вопросы, решения которых серьёзно повлияют на дальнейшую судьбу республики. Почти все выступающие, а в первую очередь члены бюро практически в полном составе, критиковали стиль работы Мидхата Шакирова, его отношение к людям, его характер, вытаскивая на белый свет и то, что было, и то, чего не было, мелкие, малюсенькие, даже незаметные глазу факты, добавляя в кучу обвинений свой ошмёток. Большинство сидящих в зале с напряжённым видом внимательно слушают «пламенных» ораторов, испытывая чувство гнева, недоумения, раздвоенности – «верить – не верить». У некоторых из них вдруг появлялся непонятный азарт. Слушая, как с трибуны исходят волны критики, горячо хлопали, подзуживали: «Давай-давай!», радостно улыбаясь, ждали новых фактов. Ни редкостный накал политической атмосферы, ни серьёзность ситуации не вразумляли их – они не находили сил сдержать своё неподобающее поведение. В общем-то, и не пытаются...

Обсуждение проекта постановления пленума напоминало поле сражения умов, опыта, характеров, на котором человек, жаждущий оправдания, упорно борется за сохранение своего достоинства, своей чести, доказывает, что каждая проводимая работа делалась с посылом на развитие республики, с целью заботы о благосостоянии людей. По каждому факту, приведённому в констатирующей части проекта постановления, Мидхат Закирович выходил на трибуну и приступал к объяснению и раскрытию его сути, давая этому иную оценку. В постановляющую часть проекта не вмешивался, хорошо понимая, что статья, опубликованная в газете, навязывала формулировку «Освободить от должности М. З. Шакирова». Ничего не упуская из виду, руководитель республики много раз выходил к трибуне и, идя на уступки, опираясь на факты, логично, убедительно доказывал свою правоту. Его убеждённость в собственной правоте, аргументированная речь, острый взгляд, зычный голос, подтянутая стать, сила духа свидетельствовали о том, что он действительно большой руководитель, невольно вызывали к нему уважение, восхищали своей энергией, готовностью бороться, бороться за то, чтобы не дать запятнать своё имя...

И в школе, и в студенческие годы при изучении истории КПСС нам объясняли, откуда взялись слова «большевик» и «меньшевик». При принятии партийного устава на состоявшемся в Минске в 1903 году II съезде РСДРП каждый пункт, каждое слово сопровождались жестоким политическим сражением. Формулировки В. И. Ленина были приняты большинством делегатов. Их прозвали «большевиками», а сторонников формулировки Ю. Мартова – «меньшевиками». Течение сегодняшнего пленума напоминало атмосферу того, о котором мы знали только понаслышке. Мидхат Закирович разобрался со многими формулировками проекта, что-то уточнил, что-то откорректировал, что-то сгладил, что-то вовсе убрал. Председательствующий на пленуме представитель ЦК КПСС каждое его предложение ставил на отдельное голосование... Конечно, первый секретарь понимал, что уйдёт с работы, но как, с каким лицом? На заслуженный отдых как партийный и государственный деятель или, как написано в проекте постановления, «за серьёзные недостатки в работе – за установление механизма, системы духовного угнетения работников»? В заключительном слове он сказал: «Учитывая мой возраст и состояние здоровья, прошу освободить меня от работы в соответствии с моим заявлением». Потом несколько жалостливо добавил: «Жить осталось не так уж много. А это решение будут читать и наши внуки». Пленум проголосовал за увольнение М. З. Шакирова по собственному желанию... После слов представителя ЦК: «Принято правильное решение, теперь дождёмся его утверждения в ЦК КПСС», Мидхат Закирович спросил: «То есть до утверждения ЦК я всё ещё первый секретарь?» – «Да». – «Тогда вот что, – молодцевато подойдя к трибуне, – перед нами стоят задачи прополки посевных площадей, заготовки веточного корма», – перечислив другие неотложные сезонные задачи, потребовал от участников пленума, не теряя ни дня и не снижая темпов, вести качественную работу. Члены пленума, в недоумении от неожиданности, молча слушали, раскрыв рты: фактически уволенный деятель указывал на то, о чём бы сказал первый секретарь...

Освободили большинством голосов. Эта же история о пленуме, вернее, об обстановке в высших сферах власти, атмосфере, породившей статью в  «Правде», о стиле работы, методах руководства в областной партийной организации, внутренних взаимоотношениях и об отношениях с народом, о проявлениях партийных и коммунистических принципов, нравственности, чести, верности и морали, описана ещё в одном «творении ума». Это книга Тагира Тагирова «Скандал в Белом доме», выпущенная в 2002 году в Санкт-Петербурге (издательство «Свет»). Тяжелое ощущение оставил этот «роман-эссе». Очень жаль, что за 20 лет работы секретарём областного комитета по идеологии, занимавшему одну из высших должностей в иерархии власти автору так и не повезло встретить на своём жизненном пути ни одного порядочного человека. По крайней мере, среди руководителей, сотрудников партийных и советских органов Башкортостана. Возможно ли в это поверить? Насколько надо не любить людей и не разбираться в них, чтобы не замечать, не отличать хороших от плохих – особенно если учесть, что основная работа идеолога – видеть и распознавать людей, вероятно, для этого надо было быть слепым или глядеть, крепко зажмурившись? Или служить народу и партии с затуманенным разумом, заиндевевшим сердцем, застывшими чувствами? Напрасно он написал свое эссе в такой манере. (Видимо, как хотел, так и написал.) Хотя бы другие не увидели его убогости, порождённой, возможно, завистью… Не пошатнулись бы чувства тех, кто уважал его ранее.

Из членов бюро обкома только второй секретарь Владимир Леонидович Воюшин не «клевал» своего руководителя, остался с ним в одном строю. Укрепив уважение к себе своей «преданностью». После увольнения из обкома ЦК КПСС командировал его в Монголию для работы в качестве советника Госагропрома СССР. Примерно два года спустя мы встретились на улице в Уфе и пообщались. Он был очень доволен своей работой. «Я объехал всю страну. Монголы считают меня своим. К тому же я научился говорить на монгольском языке». Эти слова вызвали необъяснимую зависть. «А что мешало изучить башкирский язык, Владимир Леонидович, пока Вы жили и работали в Башкортостане? Может, испугались чрезмерного к себе уважения народа? Или таково было Ваше уважение к коренному народу?» Меня это сильно огорчило. Монголов, как и башкир, – полтора миллиона человек, но это самостоятельное государство. Этот конкретный факт отразил отношение центра к малочисленным народам, которых в 30-е годы даже в официальной прессе называли «нацменами» (национальным меньшинством).

На пленуме Первый секретарь ещё толком и сказать не успел о «веточном корме», как уже сверху начали требовать отчётность от организаций, учреждений, предприятий: в какой колхоз повезёте своих сотрудников, сколько раз, в какие дни, сколько тонн веток заготовили, есть ли у вас пилы и топоры, сколько, наточены ли? Отчёты-то писать мы давно научились. Чем толще и больше – тем лучше. Насытится скот или нет – это уже второе дело. А основная задача – держать выполнение вопроса на контроле. Когда я работал в комсомоле, меня тоже направили проверять, как предприятия Стерлитамака помогают заготавливать ветки подшефным хозяйствам Стерлитамакского района. Меня ожидал второй секретарь горкома КПСС Марат Резбаев. Вместе с ним поехали в совхоз «Первомайский», чьи земли раскинулись на «голых» полях на границе с Альшеевским районом, в одном из отделений которого работали шефы. Приехали. В лесополосе, посаженной вдоль зданий зернохранилищ недалеко от тока, вовсю рубят ветки деревьев, освободили от них стволы на высоту человеческого роста. Много уже срублено, ветки большими кучами лежат и сохнут на жарком солнце, скоро уж и листья начнут осыпаться.

– Это у вас и есть заготовка веточных кормов? – спрашиваю у руководителя совхоза.

– Да. (Наверное, думает, что раз я приехал из Уфы, как горожанин, ничего не понимаю).

– Разве не положено срубленные ветки сразу укладывать под навесами, в тени?

– Говорят, что так.

– Так отчего же вы не складываете, как требуется? (Молчат.)

– А овцы, телята – веточный корм для них заготавливается – разве поедают американский клён, он же горький.

– Нет, не едят.

– Тогда зачем вы обрезаете посаженные деревья?

– Зимой ветер не продувает сквозь сучья, оттого снег полностью засыпает все склады. Решили вычистить силами шефов, – признался директор.

Городские работники, слышавшие наш разговор, присоединились: «Ерунда, конечно. Вместо того чтобы рубить лесопосадку, это чистое поле надо деревьями засадить. Если бы нам эту работу поручили, пользы было бы намного больше». А отчёт-то уже наверняка отправили. Мы ведь послушные люди, всегда исполняющие то, что спускают свыше, что бы ни потребовали, какие бы указания ни довели – всегда на всё готовы. Мы отвечаем: «Есть!», хотя задания выглядят непонятными, неуместными, бессмысленными. Так приучены, впиталось в кровь и плоть. Сибирский регион, европейская часть страны, Дальний Восток, Урал, русские области, национальные регионы, сплошной снег, пустыня, солнце или дождь – везде и всегда действуют единые законы, предписания, постановления, изданные без учёта особенностей многолетней жизни, существующей действительности, природно-климатических условий, менталитета коренных народов. Действуют, даже если для многих регионов неприемлемы. Как и в случае с данным совхозом. В отправленном отчёте пропишут, сколько шефов приехало из города, сколько машин прибыло, сколько тонн «веточного корма» заготовили, сколько складировали, сколько овец, телят порадуются пахучим зелёным веткам. Такой же отчёт направят в штаб и шефы. А на деле – отчёт есть, а веток нет. Однако, если твой отчёт вдруг представлен не в затребованной форме, тебя могут перед всеми отругать, унизить и даже уволить. Когда господствует атмосфера страха, когда он глубоко укоренился в сердцах многих, если твоё будущее «в руках» такого отчёта, то, конечно, ты «стараешься», делаешь красивый отчёт. Желая угодить вышестоящим, ещё и припишешь к тому, что ожидают. Хотя мы осознаём, что обесцениваем издревле идущие святые принципы, как «шефство», «пóмочь», взаимовыручка и другие, тем самым шире распахивая собственные ворота для того, чтобы ещё больше в нашу повседневную жизнь вошли такие понятия, как обман, ложь, равнодушие. Осознавая и то, что, наращивая голые цифры отчётности, экономика страны не вырастет, уровень жизни не поднимется, духовная среда чище не станет. Мы даже не заметили, как пришли к талонной системе, подменяя бóльшими цифрами реальные показатели, постоянно повторяя, как мантру: «Наша экономика улучшается, народ живет хорошо, крепнет наше общество». Измученные в поисках мяса, масла, молока, добывая (если могут) их через своих знакомых и друзей, в магазинах и на рынках, жители нашли «спасение» в нововведении – в талонах, что народ получал на работе. Сжимая в руках полученные талоны, на которых чёрным по белому написано: «1988 год. Октябрь. Бланк-заказ. На 200 граммов масла животного», – снова вставали в большую, длинную очередь. Продавцы, может быть, и больше отпустили бы, да ведь покупатель «заказал» всего 200 граммов на месяц... Наверное, этого достаточно.  Видимо, да. И склады, вероятно, опустели подчистую. А мышам-то хоть осталось что-нибудь?..

В какой-то момент чувство страха, казалось, стало покидать людей. Ан нет, оно вцепилось в наше общество как голодный, вечно ненасытный клещ. И ещё долго будет нас сопровождать.

Через две недели, 23 июня, собрался VII пленум. На этом собрании при участии заместителя заведующего партийно-организационным отделом ЦК КПСС Г. К. Крючкова будет подведен окончательный итог деятельности М. З. Шакирова. В тот день после очередного мероприятия в Доме актёра мы с секретарем Т. И. Ахунзяновым шли в обком. По ходу Тагир Исмагилович спокойно размышлял, что, как только пройдет этот пленум, он уйдет в отпуск, только вот не всё в жизни бывает, как ты хочешь или планируешь. Первый секретарь Стерлитамакского райкома, Герой Социалистического Труда Фёдор Иванович Машкин, председатель правления Союза писателей Башкортостана Асгат Масгутович Мирзагитов подвергли жёсткой критике секретаря по идеологии, высказав предложение – «уволить чиновника, который был злым духом первого секретаря, баловался с творческими гонорарами». Пленум постановил уволить его с формулировкой «за серьёзные недостатки и беспринципность в работе». На пленуме обычно бюро в полном составе занимало места в президиуме, среди них и секретарь по идеологии, который, сидя в заднем ряду, листая какие-то бумаги, видимо, и не понял, что он только что остался без работы и большой пенсии, и с удивлением осматривался по сторонам. Наконец, до него дошло. Тагир Исмагилович Ахунзянов, 20 лет отвечавший в Башкирии за партийную идеологию, собрал свои бумаги и обречённо ушёл через заднюю дверь…Ушёл… Писать книги…

(Продолжение следует)