№4.2023. Даларис Габдуллин. Есть, товарищ полковник!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

 

*  *  *

 

Человек про себя знает практически все, о чем не догадываются даже самые близкие из его окружения. Разница между человеческими особями по отношению к своим порокам и недостаткам лишь в том, что одни их стараются изжить, не допускать выхода злого джина из бутылки, а другие не прочь использовать их как оружие при борьбе за место под солнцем.

У одних в их бедах и поражениях виноваты все кто угодно, кроме самих, другим удается из несчастий и неудач извлекать жизненный урок и идти дальше.

Мне встречались разные люди в разных обстоятельствах. Некоторые случаи счел нужным обнародовать. Вмешиваться в чужую жизнь, переубеждать и перевоспитывать окружающих, исходя из собственных представлений, считаю неприемлемым категорически. Такое возможно лишь только в одном случае: когда это ваши дети.

 

 

И о погоде...

 

Мои ровесники, выросшие при советском телевидении с его двумя программами (не обижайтесь господа москвичи, ленинградцы и жители прочих столиц, я не про вас!), даже при полном отсутствии музыкального слуха, коим без всякой гордости и бахвальства отношу и себя, знали и безошибочно узнавали три мелодии: «Интернационал», гимн Советского Союза и мелодию, которая звучала при объявлении прогноза погоды после программы «Время». Последняя к тому же еще и нравилась всем.

У меня, когда слушал песню в исполнении великого Муслима Магомаева на слова Роберта Рождественского, не возникало и тени сомнения, что мелодию сочинил кто-то из наших отечественных мэтров. Кому-то нравилось ее исполнение дуэтом Льва Лещенко и Алены Свиридовой. На вкус и цвет, как говорится...

Уже будучи достаточно взрослым, узнал, что ее еще в далеком 1966 году сочинил француз Андре Попп. Впрочем, один из друзей, с которым я поделился этой новостью, сразу решил отмахнуться:

– Да брось ты, какой француз! Небось наш бывший Андрей Попов, которого коммуняки вытолкнули в эмиграцию. Мелодия ведь наша, истинно русская, задушевная.

И вот, когда наступила другая эпоха не только для телевидения, но и для страны, довелось встретить человека, которому была ненавистна и мелодия, и сама канувшая в лета программа «Время», и само телевидение.

Я не любитель отдыхать в санаториях и на курортах. Почти месяц ходить по расписанию по врачам, питаться не тем, чего душа желает, а тем, что дают, без встреч и общения с друзьями – не для меня это. Но супруга почти в ультимативной форме заявила: пол-России мечтает попасть в наш санаторий «Янган-Тау», а мы с тобой последний раз по-человечески ездили на отдых вместе в молодежный лагерь «Гурзуф»… Легче и дешевле было сдаться, чем упорствовать. Тем более на работе наступило относительное затишье. Ноябрь – скучный месяц для политиков. Выискалась еще одна причина – мной было принято категоричное решение прервать раз и навсегда непродолжительный стаж курильщика.

Все было просто замечательно. Не зря, видать, полюбили отдыхать и лечиться здесь такие знаменитости, как, например, Сергей Михалков, Михаил Калашников и другие. Не сразу, но и для душевного общения нашлись люди, с которыми было интересно поговорить не только о болезнях и хворях. Наши новые знакомые, уроженцы Башкирии, приехали из недалекого городка Челябинской области, в котором из десяти предприятий половина работает на оборонку.

Глава семьи директорствовал в техникуме, который готовил специалистов для одного из тех заводов, о деятельности которого были осведомлены наши заокеанские « друзья», но мало что было известно нашим соотечественникам. Его супруга трудилась в плановом отделе такого же предприятия. В один из дней, когда жены отправились на очередные процедуры, чтобы погреть еще не старые косточки на парах, уже не одно столетие выбивающихся из горных недр седого Урала, мы решили проигнорировать рекомендации лечащих врачей. В конце концов не такие уж мы больные – можем и имеем полное право провести время более традиционным для двух мужиков способом. Благо, что вчера меня навестил мой одноклассник, проживающий в близлежащем райцентре и явно переоценивший мои возможности по части употребления горячительных напитков.

В самом разгаре душевных посиделок по радио прозвучала та самая мелодия из программы «Время». Моего собеседника словно подменили:

– Выключи эту поганую мелодию! Ненавижу! Телевидение это, пошли бы они, стервятники человеческих судеб, – выдохнул он и, не дожидаясь меня, замахнул налитое.

Сказать, что я был ошарашен, не сказать ничего. Во мне забурлило чувство обиды за свое профессиональное сообщество, не самым последним членом которого являлся. До этого я говорил, что занимаюсь журналистикой, не вдаваясь в подробности. Но нашел в себе силы подавить готовые вырваться резкие слова в защиту чести и достоинства коллег.

– Погоди, а что ты имеешь против телевидения? Это же как зеркало: посмотрел – не понравилось – отвернулся. А ненавидеть конкретную мелодию – это вообще какая-то несусветная глупость.

Показалось, что мой новый знакомый и сам был не рад взрыву эмоций. Далее – рассказ от его имени.

– Ты прав, глупость, разумеется. Но с этой мелодией связан один из самых неприятных моментов моей жизни. После окончания пединститута получил распределение в сельскую школу. Поступая на исторический факультет, я совершенно не мечтал о карьере педагога.

Поскольку не было военной кафедры, думал, отслужу год и буду определяться по жизни сам. Но вышло иначе – наверху приняли то ли закон, то ли указ, чтобы сельских учителей в армию не забирали.

– Не призывали, – автоматически поправил я. – Забирают в милицию – в армию призывают.

– Хрен редьки не слаще, – отмахнулся он. – Я с головой окунулся в сельские педагогические будни. Не прошло и двух лет, как назначили директором. Кем только ни пришлось побывать – ты и агитатор, и вожак молодежи, и даже депутат сельсовета. Несмотря на настойчивые намеки и поползновения, статус холостяка сохранил. Ждал окончания срока трехлетней отработки. Но не зря говорят, мы предполагаем, а на небесах располагают. В конце учебного года пригласили в райком партии и без обиняков объявили, что я в резерве кадров, приняли в кандидаты в члены КПСС. Кажется, я должен был заменить заведующего отделом народного образования. Меня не слишком обрадовали эти перспективы.

Я по горло был сыт проблемами одной школы, тут светила работа с учебными заведениями целого района. Но, на мое счастье, лоб в лоб столкнулся с первым секретарем райкома комсомола, который, увидев мою кислую рожу, поинтересовался, как у меня дела. И я стал вторым секретарем. Главный идеолог молодежи района – не все так плохо, ребята!

Сейчас принято выставлять комсомол в негативном свете, как будто они разворовали все богатство страны. Но эта была отличная школа подготовки управленческих кадров, которая на ранних этапах отсеивала тех, кто не был способен руководить, доводить порученное дело до нужных результатов. Мне повезло вдвойне, на этой работе я встретил Веру, закончилась моя холостяцкая жизнь.

Женились мы по большой любви, она, выпускница экономического факультета местного аграрного института, жила с мамой. С ее отцом, крупным чиновником в правительстве, мама была в разводе. С ним я познакомился только на свадьбе. Все шло своим чередом, получили как молодые специалисты однокомнатную квартиру в новом доме, меня назначили заместителем председателя райисполкома по социальным вопросам. Может быть, и не обошлось без вмешательства тестя, но я честно отрабатывал свой хлеб, днями и ночами исполняя свои чиновничьи обязанности. Но выяснилось одно обстоятельство, круто изменившее нашу жизнь. Меня пригласили в местный военкомат и поставили в известность о необходимости поехать на офицерские курсы «Выстрел», поскольку человеку на моей должности не положено оставаться рядовым и не обученным ратному делу. Был даже рад на некоторое время вырваться из круговерти каждодневных рутинных дел.

Приезжаю после курсов домой, чемодан полон московских гостинцев и обновок для любимой жены, которых в провинции невозможно было достать даже у фарцовщиков за неимением таковых. И шок – в квартире только мои шмотки. Бегу к теще, меня не пускают даже за порог. Прояснил ситуацию приятель, примчавшийся, услышав про мой приезд:

– Ну, ты красава! Отдохнул, получил офицера, а еще показали по центральному телевидению. А как она, эта блондиночка, с которой ты миловался в парке? Смотрелись хорошо, особенно под эту песню, – он попытался даже спеть: «Я прощу, а в реке вода простить не сможет никогда...»

Что я пережил за эти дни – не забуду никогда. Вера не шла на контакт категорически. Тот злополучный выпуск программы, как мне рассказали, Вера, оказывается, не смотрела. Но на работе ей коллеги посоветовали посмотреть утренний повтор новостей. После на работу она не вышла. Событие стало самым обсуждаемым в нашем десятитысячном поселке.

Мое начальство хоть и пожурило слегка, но даже с каким-то чувством зависти, что ли. Убило окончательно сообщение друга, который работал врачом в нашей районной больнице: Вера сделала аборт. Жизнь в этом поселке для меня потеряла всякий смысл. Через две недели я уже сидел в поезде, который увозил меня к однокурснику в Челябинскую область. Что самое обидное, я ведь так и не увидел эту заставку...

Тут его рассказ был прерван приходом наших жен, румяных, распаренных после процедур.

– Дамир, ты сходил на переговорную? Или тебе безразлично, как чувствуют себя наши детки, брошенные на попечение престарелой бабушки? А ты, смотрю, тут здоровье таким образом укрепляешь? – с укоризной глядя то на мужа, то на меня, высказала упрек супруга моего, чего уж скрывать, собутыльника. Тут за нас заступилась моя благоверная:

– Да ладно, Верочка, ну посидели мужички. Спасибо твоему, что помог уничтожить завезенную его другом заразу. Господа товарищи, нам-то хоть что-либо оставили?

Мы вместе провели еще три дня, и у нас закончилась путевка. Не выпал случай поговорить о подробностях взаимоотношений после той трансляции, сопровождаемой музыкой Андре Поппа. Хотя уверен: картинка была отличной, советские телевизионщики, в отличие от многих современных коллег, были профессионалами высокой пробы.

 

 

А люди ждали шедевров

 

Таким разнообразием имён собственных, как у башкир и татар, думаю, вряд ли могут похвастаться многие народы, населяющие нашу многонациональную державу. Приезжие из других регионов при знакомстве с местными жителями часто не осознают это, принимая экзотические имена новых знакомых за данность, лишь изредка удивлялись, откуда тяга у простого сельчанина, скажем, к астрономии: в одной семье вполне мирно уживаются и Марс, и Венера, и Уран.

Не менее широко представлена в именах и географическая наука. Если уж имени Урал сам бог велел быть в обиходе со времен царя Гороха, то не обижены вниманием и другие горные вершины – Памир, Казбек, Эльбрус (кстати, так зовут самого сильного человека России, челябинского башкира). Хорошо, что не добрались до Эвереста. Не забыты и реки – Идель (Волга), Лена и Амур.

Ну, а куда же без названий столиц мировых держав и городов? Буду крайне удивлен, если отыщется административная единица в наших республиках, где бы не были зарегистрированы новорожденные под именами Рим, Марсель. А вот Париж, Берлин, по которым прошлись солдатскими сапогами мои земляки, почему-то не удостоились такой чести.

Думается, жители американского штата Флорида были бы крайне удивлены, узнав, сколько разновозрастных Флоридов и Флорид проживают на просторах двух братских республик. Западная Европа в основном отметилась именами гениев, лично сам побывал в одном, относительно небольшом поселении, где пятерых Рафаэлей в разговорах отличают только по прозвищам.

Многие привычные и широко распространённые имена имеют арабские, редко персидские, корни. Составляя, вернее восстанавливая своё генеалогическое древо, я неожиданно даже для себя сделал небольшое открытие. Чем дальше углублялся вглубь веков, тем чаще попадались имена предков, которые заставили вспомнить детство, когда я зачитывался романами Фенимора Купера об индейцах. Одного прапрапрадеда звали Аккучук, что в переводе означает Белый щенок.

Но и сегодня есть целый пласт имён, значение которых понятно и необязательно связано с принятием мусульманства. Женские имена в основном – это восприятие красоты природы: Лейсян – слепой дождь, Миляуша – фиалка, Айгуль – лунный цветок, Энже – жемчуг, Айсылу – красивая, как луна. Мужские, соответственно, отражают весь спектр бытия народа: Тимер – железо, Байрак – знамя, Айтуган – лунный восход, Бикбай – очень богатый (видимо, родители бедствовали), Ильхам – вдохновение. Собственно, всё это предисловие и было написано для того, чтобы с вами поделиться историей о том, как добропорядочная мать семейства невинно пострадала из-за последнего из вышеперечисленных имён.

Итак, жила-была в одной из отдалённых деревень недавняя выпускница филфака, ныне учительница родного языка и литературы. В отличие от многих сокурсниц, ныне работающих в городе страховыми агентами, менеджерами в салонах по продажам не знай чего, она не изменила юношеской мечте – сеять разумное, доброе и вечное. Пошла в глухомань преподавать. Пока её подруги, живя в съёмных квартирах, мечтая о принце если не в белом «Мерседесе», хотя бы на «Форде» или, на худой конец, «Солярисе», она уже успела дважды побывать в декретном отпуске.

Несмотря на то, что успехи в педагогическом поприще были достаточно скромны, она была вполне счастлива. Несмотря на загруженность хозяйственными и материнскими заботами по уходу за погодками, ещё старалась выкраивать время для реализации и творческих амбиций.

И вот, свершилось! В одной из республиканских изданий в подборке «Творчество наших читателей» опубликовали три её стихотворения. Это стало событием не только для её семьи, но и для всех односельчан. По-моему, только благоговейное отношение деревенских читателей к печатному слову до сих пор держит на плаву многие печатные издания.

Более значительным событием для нашей героини стала даже не эта публикация. Вскоре она получила письмо из редакции, где устами известного поэта, заведующего отделом, были в ее адрес высказаны слова о ее самобытном мироощущении и выражена надежда о плодотворном сотрудничестве с пожеланием дальнейших творческих успехов.

Когда несколько экземпляров газеты со стихами и письмом редакции были бережно вложены в семейный альбом, пришло чувство того, что она как бы кому-то должна. Рука потянулась к перу. Негоже было не оправдать надежды почитателей её будущих шедевров, тем более местный худрук сельского очага культуры заявил о намерении написать на её замечательные стихи песни.

Как ей казалось, начался какой-то новый, пока неведомый этап в жизни. Но покровительница поэтов и стихоплетов Муза оказалась дамой капризной. Те строчки, которые ложились на странички общей тетради, заведённой ещё в школьные годы, не нравились даже ей самой. Было ощущение искусственности, неискренности.

В один из летних вечеров, закончив с домашними хлопотами, уложив детей и пришедшего навеселе мужа спать, она с твёрдой решимостью уселась на веранде летнего домика написать, сотворить нечто, чтобы оправдать возлагающиеся на неё надежды. Но крылатый конь Пегас с Парнаса копытом бил в каких-то других краях, выбивая источники вдохновения для других, только не для неё.

Вышедший во двор по неотложной нужде супруг, ещё толком не протрезвевший, услышав произнесённые с душевной тоской причитания молодой жены: «Нет ильхама, нет! Не приходит ильхам!» – взревел как раненый медведь. Ситуация усугублялась и тем, что через два дома жил тот самый худрук Ильхам, имевший в селе очень неоднозначную репутацию Казановы или Дон Жуана местного розлива. И вряд ли слово «ильхам» у него, сельского механизатора, ассоциировалось с «вдохновением», так некстати покинувшим его супругу, которую он завоевал в честном соперничестве с многочисленными претендентами.

Объяснение по поводу фингала, украсившего прелестное личико его дражайшей половины, было традиционным. Ну да, коровы при дойке частенько мотают головой, особенно летом, когда их донимает мошкара. Хорошо, что рогом в глаз не попала! Поверили ли в это? А какая разница? Не принято в башкирском захолустье совать нос в чужие семейные дела. Главное – верить в жизнь, во вдохновение и любовь, как поётся в песне.

 

 

Ах, эта свадьба!

 

Ренат хоть и заручился на листочке с заявлением подписью директора, но к завгару подходил с некоторой опаской. Будучи не в духе, тот мог и проигнорировать указание начальства. Переживший на своем веку пяток руководителей, Виктор Петрович был из той когорты битых жизнью работяг, которые, достигнув предпенсионного возраста, себе цену знали. В восьмидесятые годы наличие средств на закупку запчастей для автомобилей совсем не гарантировало обеспеченность ими. А автопарк организации включал в себя и легковые «Волги» и «Москвичи», и автобусы, и грузовые машины. О том, чтобы из-за поломки не подать экскурсионный автобус или сорвать выезд руководства на мероприятие, не могло быть и речи. Словом, заведующий гаражом, человек оборотистый, с шоферской братвой в меру строгий и принципиальный, которого было трудно выбить из колеи, во всех перипетиях трудовой жизни чувствовал себя в своей тарелке.

– Петрович, с заявлением я, шеф подписал, автобус хочу взять на выходные, – помимо воли Ренат перешел на заискивающий тон. – Горючка, разумеется, за свой счет.

– Случилось чего? – Надев очки, завгар потянулся за ручкой к старинному письменному прибору, доставшемуся ему, как уверяют, ещё от руководителей сталинского призыва.

– Да вот, брат женится, сватья приезжают, надо встретить и отвезти в деревню.

– Ну, свадьба – не похороны, дело доброе. Это тот, который на северах на вахте?

– Он самый.

– Невестка, значит, не местная, надо ли было ехать за тысячу верст, чтобы ярмо на шею надеть? – добродушно пробурчал Петрович.

Ренат поспешил на мойку, как-никак не каждый день выпадает такая ответственная миссия. При выходе с территории аэропорта встречающих было много, но своих пассажиров он выделил без труда. Хотя приехавшие пять пар гостей и не выделялись одеждой от остальных, но их трудно было спутать с местными, среди которых тоже попадались лица отнюдь не европейского типажа. Аборигены Крайнего Севера тепло поздоровались с будущим родственником, но не спешили занять места в вымытом до блеска «кавзике» даже после получения багажа, который и погрузили в автобус.

Деревенские в предсвадебных хлопотах постоянно поглядывали на дорогу, высматривая автобус, о котором их известил младший сын. Время прилёта рейсового самолета и время пути из Уфы до их деревни было примерно известно. Но всех охватило чувство беспокойства и некоторой тревоги, когда на шоссе показалась кавалькада из пяти машин во главе с автобусом.

– Мать моя, это сколько же их приехало? – вырвалось у одного из хозяев.

Но тревожились недолго. Увидев невестку, мать жениха, следуя традиции, под ноги ей кинула подушку, остальная родня знакомилась со сватьями, двумя руками пожимая протянутые ладони. Свадьбы в деревне не редкость, но эта была с особым колоритом. Стол накрыли в саду, отдельно для старших и чуть в сторонке для молодежи. Когда главный сват осторожно намекнул отцу жениха, что они ничего не имеют против, если новоприобретенные родственники захотят исполнить положенные религиозные обряды бракосочетания, тот только отмахнулся:

– Где найдешь нынче настоящего духовного пастыря, бывает, даже хороним под речь парторга, – и, чокнувшись со сватом, опрокинул стакан водки с кумысом.

Свадьба, как положено, и пела, и плясала, и пила. Стол был сервирован на пять с плюсом.

Башкирские блюда соседствовали с гостинцами, привезенными из северных краев. На третий день, несмотря на уговоры, гости засобирались домой. Не обошлось и без казусов. Молодой муж ещё заранее написал письмо родителям с просьбой, чтобы родственники ничего габаритного не дарили, но нашёлся один, который в подарок молодоженам притащил стиральную машину последней модели. Но, как говорят, дареному коню... Она не один год послужила деду с бабкой. Помимо прочего, из-за неё, к великому удовольствию хозяйки, пришлось провести в дом водопровод.

Небольшая заминка вышла в аэропорту. Билетов в направлении Ханты-Мансийска не было. Не было вплоть до начала следующего месяца. К удивлению Рената, ни брат, ни остальные по этому поводу почему-то не тревожились. Сняв с себя широкий кожаный пояс, глава семьи с паспортами скрылся в здании аэровокзала. Через полчаса или чуть более приятный голос дикторши известил, что рейс Уфа – Свердловск по техническим причинам задерживается на неопределенное время. Вскоре прозвучало еще одно объявление: «Уважаемые пассажиры! Объявляется дополнительная продажа билетов по маршруту Уфа – Урай.

Проводив брата с женой и сватов, Ренат поспешил на работу. Наутро его окружили коллеги по шоферскому цеху, наслышанные о необычной по местным меркам свадьбе. Оживление вызвал рассказ о нанятых для каждой семейной пары такси.

– Парни, все было как положено. Даже не то что драки, пьяной склоки не было. Только в последний день менты заявились на желтом «луноходе».

– А что они хотели?

– Да все выспрашивали, откуда взялись деньги, которые после свадьбы брат по настоянию родителей от греха подальше положил в райцентре на сберкнижку. Более девятнадцати тысяч ведь подарили молодоженам, – с нескрываемым удовольствием наблюдал Ренат за выражением лиц сотоварищей. Посмотреть было на что.

– Блин! – вырвалось у самого молодого слесаря. – Так можно за эти деньги купить аж три «жигуля». И что, брат так и оставил их в сберкассе?

– А на кой ляд козе баян? – усмехнулся водитель постарше, Серёга. – Там кругом топи да болота. Вот какую невесту надо выбирать, охламоны. А вы – любовь-морковь!

– Да, местный коренной народ там зажиточный, государство оплачивает их труд хорошо, а денег им куда девать, всё своё возят с собой.

– Слышь, Ренат! А ты не узнал, у них ещё дочки не имеется в наличии? – под общий хохот выкрикнул Фарит, недавно уволенный женой с должности мужа по причине не соответствия его доходов запросам супруги. – А то я бы рискнул! В нашей деревне каждая третья обличьем вылитая чукчанка.

Вполне допускаю, некоторые обвинят меня в пересказе на свой лад бородатого анекдота с лейтмотивом «...а наша невестка ведь на японочку похожа!». Доказывать ничего не собираюсь, могу лишь повторить когда-то сказанное – приврать могу, но врать не способен, особенно на публике. Могу лишь засвидетельствовать свое почтение землякам-нефтяникам, основоположникам Когалыма и десятка других месторождений. И славится Сургут, Уренгой и Югра не только нефтяными качалками, но и тысячами посланцев башкирской земли, мастерами своего дела.

 

 

Вот и выучил язык

 

Анваром гордилась не только многочисленная родня и родная школа, окончив которую с золотой медалью, он без труда поступил в знаменитую «Бауманку». Особым уважением он пользовался и у руководителей района на своей малой родине. В начале двухтысячных им доводилось на живую нитку латать прорехи в экономике, которая, перестав быть плановой социалистической, никак не могла встать на рыночные капиталистические рельсы. А их молодой земляк, быстро пройдя по карьерным ступенькам на крупнейшем предприятии Уфы, был приглашен на высокую должность в одно из ключевых министерств республики.

В пору нехватки всего и вся районное начальство, разумеется, не упускало при удобном случае обращаться к нему с просьбой посодействовать. Анвар же, не выходя за рамки дозволенного, старался помочь землякам. Выражаясь современным языком, был лоббистом. Категорическим образом пресёк попытку отблагодарить за содействие в решении проблем, пригрозив, что на этом их знакомство завершится раз и навсегда, чем вызвал удивление и ещё большее уважение к своей персоне.

Словом, всё было замечательно: готовилась докторская диссертация, строился загородный дом. Лишь одно огорчало: красавица жена никак не соглашалась на второго ребёнка. Души не чая в девятилетнем сыне Равиле, он, выросший в многодетной семье, не мог смириться с таким положением вещей, но надежды не терял. Равиль учился хорошо. Единственное, что не давалось – изучение родного языка. Однажды мама, доведённая до белого каления выполнением домашнего задания и безуспешными попытками понять учебный материал, категорически заявила:

– Пусть этим папа отныне занимается с тобой, ко мне больше не подходи со своим башкирским языком! Или получай двойки, я родной татарский-то знаю через пень колоду.

Анвар, проверив уровень знаний по родному языку, чуть не впал в прострацию. Полистав же учебник, по которому велось обучение ребёнка и его одноклассников, был и вовсе не на шутку озадачен и озабочен. Сразу же на память пришла цитата из труда классика, которую в годы учёбы ему приходилось учить и конспектировать: «Страшно далеки были они от народа». Относилась она в данный момент, разумеется, не к декабристам, а к авторам-составителям учебника. Привыкший решать проблемы решительно и системно, он не стал озвучивать свое видение выхода из этой ситуации.

Закончился учебный год. В табеле напротив графы «башкирский язык» красовалась вожделенная пятерка, цену которой все хорошо понимали. Поэтому, решительно отметая все попытки супруги настоять на том, что ребёнку крайне важно пробыть на каникулах в престижном детском лагере с углубленным изучением английского языка, занятиями по тхэквондо и прочими благами, представляемыми за плату, эквивалентную двум её окладам, Анвар сказал как отрезал:

– Успеет изучить английский, пусть сначала научится разговаривать на языке предков. Отправляем на всё лето в деревню, к деду и бабуле.

Регина, зная, когда с мужем можно и поспорить, а когда бесполезно, повздыхав для приличия, согласилась. Вспомнила, что в детстве тоже часто проводила лето у картатая и нэнэйки. Эти воспоминания грели душу и были окрашены в радужные тона.

Так получилось, что к сыну удалось выбраться лишь спустя почти два месяца. У Анвара выдался напряжённый период на работе, а Регина, переживая за сына, тревожась и волнуясь постоянно, не решилась на дальнюю поездку с пересадками с поезда на автобус, впервые сожалея о том, что не научилась водить машину. Когда заехали в село, пятничный день клонился к закату. Только что закончился проливной дождь, и умытая июльским ливнем природа благоухала полузабытыми запахами. Заведя машину во двор и тепло поздоровавшись с постаревшей, но очень для своего возраста бодренькой мамой, они узнали, что отец с младшим братом Равиля и зятем с утра ушли пасти деревенское стадо.

В те годы, о которых идёт рассказ, народ в деревне ещё держал скотину, но охотников с мая по октябрь ежедневно, с раннего утра до заката бегать за живностью уже не находилось. Приходилось пасти поочерёдно, подворно, учитывая при этом количество выгоняемого скота.

Только солнце скрылось за холмом на околице, в начале улицы показалось стадо. Первыми шли, тряся бородками, козлы, вперемешку с овцами степенно шагали, пережевывая жвачки, бурёнки. Возле каждого дома, у раскрытых нараспашку ворот стояли хозяева, зорко высматривая и мгновенно узнавая каждый свою скотинушку. Если пробежит мимо – будешь весь вечер искать по улицам и проулкам. Когда лениво прошагала последняя животина, родителям открылась живописнейшая картина. Перед их очами предстал измазюканный по самые уши, с длинным кнутом на плечах, с усталым выражением на лице загорелый, похудевший и заметно вытянувшийся отпрыск... У мамы захолонуло сердце, она кинулась к сыну:

– Сынок, как ты? Боже, какой ты... – не находя слов, она всплеснула руками. Ей хотелось прижать Равиля к груди, обнять, зацеловать, но сдержала свой порыв – такой он был мокрый и грязный. – Ты же заболеешь, надо было зонт брать!

– Да все нормально, мама, – на её тираду на русском солидно ответил на башкирском Равиль и продолжил… Тут я вынужден отказаться от дословного цитирования его слов, ибо даже в переводе они подлежат жесточайшей цензуре. Поэтому, в силу своих возможностей, попробую передать их смысл через общеупотребительные слова и выражения. Словом, он сказал, что, когда они пасли скот, неожиданно с запада пришло небольшое, размером с ту часть человеческого организма, куда рассерженные оппоненты посылают друг друга, облачко и совершило над ними, пастухами, акт сексуального насилия.

Младший брат Анвара и зять, стоявшие рядом, мгновенно испарились, как будто их и вовсе не было. Дедушка, отставший от всех на добрый десяток метров, к счастью, не услышал и не узнал, какие глубокие познания показал любимый внук в изучении родного языка, и был немного озадачен отсутствием должных эмоции от встречи с сыном и невесткой. Регина же стояла как столб, вытаращив глаза и ртом хватая воздух. Способность членораздельно говорить к ней вернулась через несколько минут. Сверкая очами и непривычно понизив голос, она повернулась к мужу:

– Ну, что, доволен теперь? Хорошо изучил сынок родной язык, чего молчишь?

Лишь присутствие свёкра не дало выплеснуться вулканом тем эмоциям, которые её обуревали. Анвар и сам был в полном смущении и не знал, как отреагировать на происходившее.

После горячей баньки с последующим чаепитием со свежевыкачанным медом, разумеется, была проведена с сыном соответствующая воспитательно-разъяснительная беседа. Разговор с дядей Равиля и с зятем длился дольше и даже содержал некоторые слова из его недавнего лексикона. Сам же юный пастушок на один день, несмотря на уговоры мамочки, отказался ехать с родителями в город и остался в деревне до конца каникул.

Проблем с изучением родного языка больше не возникало. Примечательно, что, несмотря на то, что и обучение велось, и отец разговаривал с ним на литературном башкирском, Равиль предпочитал диалект, присущий их с отцом малой отчизне.

Хотите выучить язык? Самый эффективный способ – полное погружение в языковую среду. Доказано не только Анваром и Равилем, но и собственным опытом автора сего опуса.

 

 

Возвращение

 

Карьера Мидхата складывалась вполне успешно и ожидаемо. Активного общественника и отличника студента заметили с первого курса университета не только потому, что, в отличие от вчерашних школьников, он отслужил два года в пограничных войсках. Бывшие армейцы – совсем не редкость в стенах учебного заведения. Но было в нём что-то такое, что располагало каждого, – чувство убежденности в правоте своих поступков, вдумчивость и умение слушать и уважать чужое мнение. При защите дипломного проекта его научный руководитель сказал, что исследование молодого историка о роли родового и сословного фактора в интеграции местного населения в российскую государственность представляется весьма перспективным направлением научной мысли.

Поэтому ни у кого не вызвал удивления тот факт, что ему была предложена учёба в аспирантуре. Причем, в главном вузе страны – в Московском государственном университете. Единственным человеком, который без особой радости отнёсся к этому событию, была молодая жена Мидхата Альбина, готовящаяся через пару месяцев стать уже молодой матерью. Единственная дочь родителей, проживающих в небольшом городке, она была довольна и вполне счастлива своим замужеством.

С детства она мечтала стать ветеринарным врачом, возилась с кроликами, курами, кошками и собаками, но когда в выпускном классе обмолвилась о своём желании поступать в сельхозинститут, отец сначала опешил, но быстро спустил дочь с небес на землю.

– Ты думаешь, что потом будешь перевязывать лапки кошечкам и лечить попугайчиков? Нет, родная! Тебя отправят по распределению в захудалый колхоз, где будешь кастрировать вонючих хряков и вытаскивать за ноги телят из чрева коров.

Мать была целиком на стороне мужа. Таким образом было принято компромиссное решение – Альбина поступила на биологический факультет. Знакомство с Мидхатом было совершенно случайным, но, как говорят, между ними пробежала искра. В начале пятого курса они сыграли свадьбу. Будущее ей представлялось незамысловатым, они поедут по распределению, Мидхат через год-другой станет директором школы, у них будет двое, а то и трое детей. А тут на тебе – муж на три года уезжает в столицу. Это пугало. Она понимала, что в воспитании малыша родители не оставят её без помощи, но и доводов для возражения не находила. Скрепя сердце проводила любимого в путь.

Первым аспирантом, с кем близко сошелся Мидхат, был Илья Микадзе. Началось с шутливой перепалки между ними.

– Посмотришь на тебя – самый типичный что ни на есть грузин. А почему без кепки-аэродрома, и совсем нет знаменитого акцента, а, «дарагой»?

– Генацвале, – не обиделся тот, – а ты на рынке в своей Уфе много видел продавцов в таких фуражках? Я тоже что-то не вижу на твоей умной голове малахая с лисьими хвостами. А я, между прочим, москвич уже в четвёртом поколении.

Их знакомство переросло в крепкую мужскую дружбу. И именно с подачи Ильи Мидхат поменял приоритеты в научных изысканиях. В стране началась перестройка. Москва бурлила, у газетных киосков с утра выстраивались очереди. Успевший до этого поработать в известном информационном агентстве, Илья как-то на полном серьёзе сказал:

– Друг мой, наступают очень интересные времена. Кому нужны деяния и поступки твоих славных предков по укреплению государственности? Давай смени тему. Сейчас к власти, к кормушке будут стремиться кто ни попадя. Начинается эпоха купли и продажи всего и вся. Запомни такое понятие, как «паблик рилейшнз». Овладев им, мы будем денежным мешкам продавать свое умение продвигать их к намеченным целям.

На малую родину Мидхат Фаттахович вернулся кандидатом политологических наук. Молодого преподавателя любили студенты, уважали коллеги. Его аналитические обзоры текущих событий в политической и общественной жизни охотно печатали газеты, правда осторожно сокращая острые моменты и резкие суждения. Альбина, два года просидевшая с сыном у родителей, была счастлива и довольна. Им предоставили комнату со всеми удобствами в новом общежитии, она устроилась лаборантом на родную кафедру с перспективой дальнейшего роста. Очередь на квартиру медленно, но продвигалась. Года через два, максимум через три, они надеялись въехать в собственное жилище.

Первые непонятки на работе начались, пожалуй, тогда, когда Мидхату Фаттаховичу предложили стать оппонентом диссертанта взамен заболевшего коллеги буквально за два дня до защиты. С претендентом на кандидата исторических наук Мидхат был мало знаком. Это был бывший первый секретарь одного из райкомов партии, не вполне вписавшийся в реалии дня, но в знак признания бывших заслуг переведенный в столицу. И кандидатский диплом должен был обеспечить ему спокойную старость в тиши университетских кабинетов.

Защита диссертации, одобренная учёным советом, обычно рутинное дело. Оппоненты обычно указывали на пару моментов, на которых стоило бы обратить внимание, происходило голосование (не всегда единогласное!), потом все шли на банкет. Но, ознакомившись с авторефератом, Мидхат впал в уныние. Нашёл в себе силы перечитать всю диссертацию целиком. Лучше не стало. Она состояла из разрозненных кусков, будто каждый раздел был написан разным человеком. Но это ещё было не самым печальным…

– Я понимаю, что работа над диссертацией началась задолго до того, как поменялся научный взгляд на многие общественно-политические процессы в истории нашей страны, – дипломатично начал свою речь оппонент, хотя это было неправдой, – но, на мой взгляд, предмет исследований был выбран изначально неправильно. Не играла никакой роли партия большевиков в совершении Февральской революции. Она была разгромлена, а все более или менее заметные фигуры партии или находились в ссылках и тюрьмах, или пребывали в эмиграции.

Его хоть и слушали с вниманием, но некоторое неприятие и недоумение сквозило в лицах. Чувствуя общую атмосферу и кляня себя за то, что ввязался в абсолютно ему не нужную заваруху, Мидхат попытался объяснить свою позицию обеспокоенностью тем, что ВАК, в свете новых веяний, может и не утвердить диссертацию. На банкет он не остался.

К удивлению Мидхата Фаттаховича, бывший партийный функционер получил степень кандидата исторических наук, лично он сам – нескольких недоброжелателей на кафедре. Второй звоночек прозвенел откуда не ждал. В один из дней его пригласили в кабинет проректора. Ничего необычного в этом не было. Но проректор, поздоровавшись с ним, оставил его в кабинете с молодым человеком, сославшись на срочное дело.

– Добрый день, Мидхат Фаттахович, разрешите представиться – меня зовут Сергей Валерьянович, я майор КГБ, – представился, не называя фамилию, довольно молодой, неброско одетый мужчина довольно щуплого вида.

– Ну, вряд ли я могу этот день считать добрым, если вы удостоили меня своим вниманием. Чем обязан?

– Ну, пока ничего серьезного. Но я обязан провести с вами профилактическую беседу. Я понимаю, перестройка, гласность. Но не обязательно в неокрепшие умы студентов вкладывать, так скажем, уж вовсе крамольные вещи. Ведь здесь готовят прежде всего будущие идеологические кадры.

Майор еще долго говорил в общем-то правильные, но никак его не задевающие вещи. Он не был ни обижен, ни встревожен – каждый делает то, что положено по службе. Для него не было новостью, что и среди студентов у органов есть свои осведомители. Он-то всего лишь хотел, чтобы они получали не только знания, но и незашоренный взгляд на окружающий мир и не собирался поступаться своими принципами. Но руководство, вероятно, думало по-другому, восприняв визит представителя компетентных органов как некий угрожающий для собственного благополучия фактор. Отношение к нему изменилось существенно.

Ситуация обострилась до критического почти градуса во время приёмных экзаменов. К нему подошёл его коллега Сергей и обратился с необычной просьбой:

– У второго потока завтра ведь ты принимаешь экзамены? Вот этому и этому надо поставить «отлично», иначе я могу пролететь. А у меня обязательства, остальных можешь и придавить, чтобы было меньше конкуренции с моими.

– Не понял, кто что заслуживает по знаниям – тот и получит соответствующую оценку!

– Ты так шутишь, да? Я три года ждал свою квоту на протаскивание к нам на учебу трёх оболтусов. Знаешь, как я буду выглядеть, если не выполню своё обещание?! А они, родители этих лоботрясов, очень уважаемые люди.

Так Мидхат Фаттахович познакомился с давно существующей и отлаженной системой приёмных экзаменов в альма-матер. На его возмущенную эскападу коллега, не пожалев времени, дал пространную отповедь.

• – Вот ты ведь не глупый, а поступил к нам только после армии, просидев два года на заставе в карельских лесах. Почему?
• – Так я ведь сначала в нефтяной поступал, не прошёл по конкурсу, одного балла не хватило!
• – Не балла, а бабла у твоих деревенских родителей не хватило. Хотя они, наверное, и не догадываются, если даже ты пребываешь в таком заоблачном мире. К нам-то денежные особо и не рвутся. Только те, про которых родители говорят: «А у нашего гуманитарный склад ума!» Нет чтобы признаться, что их чадо просто тупой разгильдяй, не удосужившийся за десять лет освоить элементарный курс математики, физики или химии. Нет, не спорю, и среди наших абитуриентов попадаются по-настоящему увлеченные историей. Но большинство, выходя из этих стен, не имеют представления, что Чингисхан и Темуджин – это один и тот же человек.

Попытки в беседе с ректором прояснить суть порочной системы, сложившейся в университете, ни к чему не привели. Его начали сторониться, при нем прекращались разговоры. После аргументированного, выдержанного выступления на общем партийном собрании он ещё более двух месяцев проработал и уволился. Не чувствовал себя ни победителем, ни побеждённым. После телефонного разговора с Микадзе засобирался в Москву. Уже со всем семейством, хотя тёща и умоляла оставить у них внука хотя бы на время, пока не обустроятся.

Прошёл добрый десяток лет. Пассажиры авиарейса Москва – Уфа с любопытством разглядывали толпу хорошо одетых мужчин респектабельного вида у трапа. Рядом стояли две красавицы с неизменным блюдом чак-чака. К сошедшему с трапа Мидхату Фаттаховичу неторопливо подошёл улыбающийся чиновник:

– С прибытием на родину, Мидхат Фаттахович! Извините, что Сам не смог вас встретить, проводит давно назначенное совещание с активом.

Среди встречающих несколько лиц полномочному представителю Президента России по специальным поручениям были знакомы. С некоторыми сталкивался на различных мероприятиях в Москве, в Нижнем Новгороде. Многие представлялись, называя фамилию, имя, отчество и свою должность. Здороваясь за руку с очередным встречающим, он услышал: «Полковник Такой-то Сергей Валерьянович! Управление ФСБ России!» Глаза чекиста смотрели испытывающе.

– А ведь мы с вами давно знакомы, Сергей Валерьянович, – широко улыбнулся высокий гость.

– Так точно, – ответил полковник в гражданском.

Кортеж автомобилей выехал за ворота и направился в город. В город, который, несмотря на долгое отсутствие в нём, всегда оставался для Мидхата родным.

 

 

Жили они долго, счастливо и развелись в один день

 

Жена почти никогда не называла его по имени. Даже при посторонних предпочитала нечто безличное, типа «дорогой», «муженёк», «папуля». Хотя и отказалась при замужестве брать его фамилию, мотивируя это тем, что на куче документов у неё уже перечеркнута и вновь написана её девичья фамилия Кашкина после первого неудачного замужества. Артур не стал настаивать, ему даже нравилось, когда, немного грассируя, она произносила:

– Абдрахманов, ты что это надумал? – Или: – Абдрахманов, веди себя прилично!

Только однажды, когда их дочь Виталина, тогда ещё школьница, в шутку или всерьез пожаловалась:

– Папа, из-за нашей фамилии во всех списках я самая первая, постоянно отдуваюсь за всех! – Людмила, не переставая гладить свежевыстиранное белье, вставила реплику:

– Эта проблема сама собой решится, когда выйдешь замуж.

Артур едва удержался, чтобы не съязвить. Вроде этот разговор состоялся едва ли не вчера, а поди-ка, неделю назад новоиспечённый ординатор медуниверситета огорошила родителей известием, что они с Андреем собираются подать заявление.

– Какое заявление? – растерялась Людмила.

– Мама, ну что ты тупишь? Конечно, в ЗАГС.

– Да как-то неожиданно вдруг, – пробормотала та.

– Прямо уж неожиданно, – съехидничала дочь. – Мы уже полтора года как вместе, а для тебя всё неожиданно.

На самом деле впервые имя однокурсника Андрея всплыло больше года назад, когда дочь явилась домой со щенком. Ошарашенным родителям она объявила, что её парень наконец-то исполнил её вековую мечту, тогда как родичи под надуманными предлогами отказывали ей. Сетования мамы, что нормальные парни дарят своим любимым драгоценности, брендовые шмотки или, на худой конец, хорошую парфюмерию, не возымели на дочь ни малейшего действия. Вскоре мохнатый подарок – эрдельтерьер Тимка – незаметно стал любимцем всей семьи. А с выбором клички вышла вот какая история. Было придумано мамой и дочкой нечто забугорное, замысловатое и заковыристое, но, придя вечером с работы, услышав предполагаемую кличку, Артур громко расхохотался:

– Да вы что, посмотрите на него – это же вылитый Тимофей Васильевич! И бородка, и взгляд, и масть рыжая!

Людмила хотела возмутиться, что её отчима уподобили какому-то щенку, но, приглядевшись, улыбнулась – и в самом деле, как это нередко бывает, что-то неуловимо проглядывало в щенячьей мордочке, что напоминало черты человека, которого она с трёх лет называла папой. Артур со свойственной ему деловитостью сразу решил расставить все точки над «i»:

– Только давайте договоримся, вы ещё не осознали, какую обузу на себя взвалили. Я, конечно, по мере возможности буду участвовать, но уход за этим существом – целиком за вами!

Выросший в небольшом посёлке и до тринадцати лет живший до получения родителями трехкомнатной квартиры в двухэтажке взамен попавшего под снос дома, он хорошо помнил, как пришлось отвезти в деревню к деду любимого пса Актырнака, так и не принявшего благ городской цивилизации. Радовало лишь одно, что поклонник дочери не подарил какого-нибудь сенбернара или лабрадора. У них имелся небольшой загородный дом, но в силу занятости бывали там в основном на выходных. Так что даже выросший Тима вполне комфортно умещался в салоне и джипа Артура, и в «Сузуки» жены.

Хотя и Виталина заявила, что категорически против пышных свадебных торжеств и не приемлет никаких катаний на лимузинах и прочих атрибутов показа роскоши и достатка, Артур с Людмилой не один вечер посвятили обсуждению предстоящего мероприятия. Было понятно, что бремя расходов ложится на их плечи: Андрея мать-учительница вместе с младшей сестренкой воспитывала одна. О свадебном подарке Артур позаботился ещё полгода назад, понимая, что рано или поздно придётся решать жилищный вопрос дочери, благо после исполнения крупного заказа солидной нефтегазовой компании его фирма, специализирующаяся на обеспечении промышленной безопасности, получила весьма неплохие деньги. Не ставя в известность никого из семьи, он купил квартиру-студию в новостройке в хорошем районе. Он всегда любил делать сюрпризы, ему нравилось наблюдать тот всплеск радости и восторга близких от его подарков.

Но ограничиться простой регистрацией брака и скромными посиделками, разумеется, никак не следовало. Его деловые партнеры по бизнесу и так не раз полушутя упрекали, что он своим поведением рушит имидж успешного делового человека – в баню с девочками не ходит, в куршевелях и мальдивах не отдыхает. Конечно, коронавирусные ограничения немного усложнили выбор места проведения свадьбы, но приемлемые варианты имелись. Впрочем, за два месяца ещё многое могло измениться.

Как бы ни пытался Артур дистанцироваться от забот по уходу за новоприобретённым членом семьи, ничего из этого не вышло. Он устал одёргивать своих домочадцев, которые так и норовили накормить пса чем-то, на их взгляд, вкусным, домашним. А любое наказание щенка за ту или иную провинность ими воспринималось как личное оскорбление. Книги по уходу и содержанию собак, купленные специально для жены и дочери, так никто и не удосужился прочитать. Тем не менее появление животного в доме внесло свежую струю в их отношения с Людмилой.

В последние годы, когда в дом пришёл достаток, прекратились даже совместные чаепития возле телевизора, благо из полтысячи программ, предлагаемых кабельными операторами, каждый мог выбрать своё. Как Людмилу не интересовали подробности проверки газовых и нефтяных магистралей, так и Артур был далёк от секретов пищевых технологий. Кстати, в первые годы специальность жены не раз становилась предметом шуток и подколок – Люда не любила готовить. По крайней мере, не изощрялась, обходясь обыкновенными, как у каждой домохозяйки, дежурными блюдами. Не нуждаясь в деньгах, она категорически отказалась оставить работу. Артур не стал настаивать.

Когда выезжали за город, стали совместно выгуливать собаку. Тима носился по лесочку, лез купаться в затянутое зеленой ряской болотце, собирал на хвосте и на ушах репья и колючки, которые им приходилось вычесывать. Особенно псу нравилось по команде «Тима, ищи маму, где мама?» выслеживать будто бы потерявшуюся Люду. Разговоры о шалостях и проблемах щенка были объединяющими и предполагали какие-то совместные действия.

Оба они были очень удивлены, когда раздался звонок с неизвестного номера, обладатель которого предложил некоторую сумму, чтобы их пёс внёс, так скажем, свой вклад в распространение чистопородных эрдельтерьеров в нашем городе. Оказывается, их Тимка потомок обладателей наград чуть ли не прежнего союзного уровня. Как ржал Артур, когда новые «сватья» были удивлены тем, что они отказались от вознаграждения за доставленное Тимке удовольствие и робко поинтересовались, не будут ли они претендовать на потомков столь титулованного отпрыска. Оказалось, покойный отец Андрея был очень уважаемым человеком в этом непонятном для них кинологическом сообществе.

В период разгара пандемии Виталина стала пропадать в возведённом за немыслимые по прежним временам сроки ковид-госпитале и выгуливать Тимку чаще всего приходилось Людмиле, всё же только у нее был чёткий распорядок рабочего дня.

Заходя в квартиру в этот ноябрьский вечер, Артур уже на площадке услышал повизгивание и лай Тимы.

– Ах ты, мой красавец, – он потрепал кинувшуюся к нему собаку. – Ты скучал, гулять хочешь. Ну, погоди, сейчас переоденусь, и мы с тобой пробежимся.

Время ещё было не позднее, но как минимум у Люды рабочий день закончился часа два назад. Переодеваясь, он набрал номер мобильника жены: «Абонент временно недоступен или...». Он выглянул за окно: стоянка, куда жена обычно ставила машину, пустовала. Всё-таки выпавший позавчера снежок и сомнения по поводу водительского мастерства супруги его взволновали, больше всего тревожило, что не отвечал мобильник. Уже подходя к двери, он услышал, как повернулся замок. Радостно запрыгал Тимка, и у него отлегло от сердца.

– Ой, а вы собрались на прогулку, привет, дорогой, – она поцеловала его между губой и подбородком, дыхнув запахом спиртного. – Извини, у нас на работе случился сабантуйчик – праздновали пятидесятилетие коллеги. Мне пришлось авто оставить на территории предприятия.

– А мобильник у тебя чего выключен? Я уж не знай чего не подумал.

– Ой, я и забыла его включить, когда мы решили, что посидим часик в женской компании без помех за бутылкой шампанского, – она попыталась расстегнуть замок сапога и чуть не упала.

За почти два десятилетия совместной жизни Артур уже по выражениям речи мог определить, что шампанским только тут не обошлось. Когда Людмила вставляла «ой», означало, что она превысила свою привычную норму.

• – Молодец, что оставила машину, иди отдыхай, а мы с Тимкой прогуляемся.

Снимая шубу, Людмила вдруг озаботилась:

– Блин, я, кажется, одну варежку потеряла. Или на работе оставила.

– Всё, всё. Иди прими ванну, свари кофе. Мы пошли.

Взяв собаку на поводок, он вышел из подъезда. Остановка, где могла сойти Людмила, находилась в метрах трёхстах от их дома. Учитывая, что от её работы до дома было всего пять остановок и по проспекту проходило десяток маршрутов, он не сомневался, что свою варежку она выронила после того, как сошла с транспорта. А варежки он купил ей в Норвегии, куда ездил договариваться о закупке для фирмы диагностического оборудования, аналогов которому в стране не было.

Выйдя из подъезда, Артур скомандовал:

– Тима, ищи маму!

Тот лишь на мгновение взглянув: «Ты что, обалдел, она же дома?» – сразу принял правила игры и мелкими зигзагами пошёл по следу. Вглядываясь, чтобы не пропустить выроненную варежку, они пробежали до остановки, но, к удивлению Артура, собака пробежала дальше, к домам, которые доживали, вероятно, последние дни. Эти три трёхподъездные двухэтажки когда-то были предметом мечтаний жильцов бараков, построенных в послевоенные годы для рабочих моторостроительного завода. Сейчас их заселяли те, кто не мог позволить что-либо лучшее или потомки коренных обитателей, рассчитывающие на улучшение жилищных условий при расселении ветхого жилья.

Тимка между тем уверенно рванул в крайний подъезд второго дома. Дверь в подъезд болталась на одной петле. Подбежав к квартире, на двери которой была мелом нарисована цифра «11», Тима громко залаял. Дверь тут же открылась, словно их ждали. На пороге стоял собственной персоной Валерий Ишмурзин – одноклассник Людмилы и бывший работник его фирмы. Наступившее молчание длилось вплоть до того момента, пока с варежкой в зубах из прихожей однокомнатной квартиры не выбежал Тима, всем своим видом показывая: «Я молодец, папа, да? Я нашёл, ну похвали меня!»

– Артур Сагитович, вы это, не подумайте, Людмила Евгеньевна забежала на минутку, – растерянно пролепетал бывший одноклассник, избегая встречаться взглядом. В руках он держал мусорный пакет. Оттуда выглядывали две пустые бутылки: одна из-под шампанского, другая – коньячная. В глубине комнаты белел скомканными простынями раскладной диван-кровать и сдвинутый в сторону под углом журнальный столик с остатками немудрёной закуски.

Как ни странно, Артур не чувствовал ни злобы, ни обжигающей ревнивой ярости. Была какая-то опустошённость и чувство униженности. Не торопясь, шагая к скверу, где обычно прогуливали собаку, он вытащил из кармана варежку. На тыльной стороне её на светло-голубом фоне красовался белый северный олень с большими ветвистыми рогами. 

– Да уж, очень символичный подарок я купил своей благоверной, – сказал он вслух, подходя к дому. В ванной шумела вода. Он отстегнул Тиму с поводка, в походный корейский баул закинул кое-что из шмотья и, захлопнув дверь, уехал в загородный дом. Ещё не доехав до него, услышал из мобильника мелодию Бетховена «К Элизе». Звонила Людмила. Он выключил телефон.

Свадьба удалась на славу. Был снят особняк, видимо построенный хозяевами в период шальных денег. Иначе трудно представить, что в этом помпезном строении с причалом, банным комплексом и площадью на пятьсот с лишним квадратных метров могла бы чувствовать себя комфортно семья из двух человек, ныне живущих в своей городской квартире ввиду необходимости постоянного посещения лечебных процедур.

К Артуру с Людмилой постоянно подходили с поздравлениями знакомые и друзья, восхищаясь молодожёнами. Когда Артур вручил им свидетельство о государственной регистрации права на квартиру-студию, все зааплодировали. Людмиле, как заметил Артур, с трудом удалось скрыть своё удивление.

Свадьба пела и плясала. Девушка, поймавшая букет невесты, кажется, была на седьмом небе от открывающейся перед ней перспективы. Сокурсники Андрея и Виталины показали нечто вроде капустника, где пристойно были обыграны с долей цинизма, присущего медикам, проблемы здоровья старшего поколения. До встречи Нового года оставалась еще неделя. О том, что три дня назад будущие бабуля и дедуля получили на руки свидетельство о расторжении брака, никто из присутствующих, разумеется, не догадывался. А бывших супругов, не доживших до серебряной свадьбы каких-то три года, ждала тягостная процедура дележа совместно нажитого имущества. Пока они продолжали изображать счастливую пару.

Затем микрофон взяла в руки Виталина:

– Дорогие мои папа и мама! Мы вас очень любим, огромное спасибо за этот вечер. Нет слов, чтобы поблагодарить за такой царский подарок. В ответ могу сказать, что и мы делаем вам ответный подарок – через полгода у вас, дай бог, сменится статус: станете уже дедушкой и бабушкой!

 

 

Ты не мой папа

 

Встретить, даже в самой глубинке человека, одетого в национальный костюм, в семидесятые и тем паче в восьмидесятые годы было практически не реально. Любой житель башкирской деревни, увидев мужчину в шапке с лисьим хвостом или девушку в еляне и нагрудной повязке из монет, сразу догадывался – приехали артисты филармонии с концертом. Одежда сельчан ничем не отличалась от одеяний жителей русских, чувашских или татарских деревень, разве что мог броситься в глаза особый способ завязывания платков у женщин пожилого возраста.

Но утверждать, что глазу ни на чем национальном нельзя было остановиться, было бы неправильно. В летние месяцы то ли дело по улицам разгуливали особы в национальных одеяниях. Правда, не в башкирских, а в узбекских. Длинные до пола бордовые и атласные всех цветов радуги платья и расшитые тюбетейки необязательно принадлежали представителям упомянутого этноса. Это могли быть выходцы или их потомки из этого же села, приехавшие навестить родню. Со всей ответственностью могу утверждать, что это было повсеместное явление.

В поисках лучшей доли мои земляки отправлялись в абсолютном большинстве в Узбекистан. Не стану углубляться в причины такого исхода, но после распада СССР большинство из них возвратилось, чтобы заново строить свою жизнь, за бесценок продав свои квартиры, полученные на работе в каком-нибудь цементном заводе в каком-нибудь Ахангаране. Для нашего рассказа важно то, что между Узбекистаном и моей родной Башкирией существовали тесные связи. Могу лишь отметить, что считалось самой большой удачей, если из поездки в эту среднеазиатскую республику удавалось привезти вожделенную мечту любого мужика-хозяина – бензопилу «Дружба», в то время страшного дефицита у нас на Урале.

Итак, в одной деревне случилось радостное, но отнюдь не особенное событие. У супругов родилась дочь, не первый, но, думается, и не последний ребёнок. Поскольку речь пойдёт не о вымышленных событиях и людях, постараюсь быть крайне деликатным. Об этой истории в своё время только ещё зарождающейся телекомпанией «Мир» была снята и показана телепередача.

До трёх лет девочка ничем не отличалась от своих сверстников. Но однажды она сильно озадачила своих родителей, заявив:

– А я не ваша дочь. У меня папа и мама совсем другие, и жили мы совсем в другом доме, там растёт виноград и жарко. И через двор течёт речка, правда, совсем мелкая.

Родители поначалу к её словам отнеслись несерьёзно, мало ли что может нафантазировать несмышлёныш. Но дочка с завидным упрямством повторяла одно и тоже, вызывая всё большую озабоченность у папы с мамой. Причём с каждым днём её рассказы обрастали новыми подробностями, которые, при трезвом размышлении, вряд ли были знакомы малышке, никогда и никуда не выезжавшей за пределы своего села. Странная история дошла до ушей деревенских кумушек, в районной газете даже увидела свет небольшая заметка начинающей журналистки.

Один из сельчан, вернувшийся из Узбекистана, резонно предположил, что девочка говорит именно об этой республике, поспособствовал тому, чтобы слухи о рождённой в татарской деревне малышке с «узбекскими воспоминаниями» широко распространились среди татаро-башкирской диаспоры Узбекистана. И однажды родители девочки получили письмо с обратным узбекским адресом, где их просили уточнить несколько моментов, в частности, день рождения, имена и описание жилища из её рассказов.

Ответили. Не прошло и недели, как прилетела телеграмма: «Вылетаем, ждите такого-то числа».

Сказать, что родители волновались в ожидании незваных гостей – значит ничего не сказать. Хотя и было понятно, что по всем признакам в деревне они могли появиться лишь вечерним рейсовым автобусом, весь день хозяева не сводили глаз с дороги на пригорке при въезде в село. Так и случилось. Маршрутный «пазик», выпустив на остановке трех односельчан и незнакомую парочку немолодого возраста, развернулся и пустой уехал обратно.

Гостей вышли встречать не только всей семьей. На скамейке возле забора уже давно обосновались несколько особ, не скрывавших любопытства и не пропускавших ни одно мало-мальское событие. Когда расстояние до приезжих сократилось метров до ста, все услышали даже не крик, а радостный визг девочки:

– Ага, видите! А вы не верили мне, вот идут они, мои папа с мамой!

У идущей женщины в цветастом платье подломились ноги, если бы спутник вовремя её не подхватил, она упала бы. В дом, к великому разочарованию соседок, вошли только свои. Как стало известно позже, у приехавшей супружеской четы случилось большое несчастье – была убита их семнадцатилетняя дочь. Трагедия произошла ровно в тот день, когда родилась в районном роддоме дочь супругов из Башкирии. К слову, жена узбекского гостя оказалась землячкой, которую родители в малолетнем возрасте вывезли из соседнего района в связи с послевузовским распределением.

Учёные до сих пор не определились, существует ли на самом деле такое явление, как реинкарнация. Но у многих народов, верующих в бессмертную сущность личности, вопрос переселения душ не вызывает сомнения. Для таких мировых религий, как буддизм и индуизм, этот постулат является основополагающим. Лично я тоже склонен думать, что не всё так однозначно, как трактуют данный феномен закоренелые атеисты. Дело не в страхе от мысли о том, что, износив внешнюю оболочку, мы насовсем отбываем в небытие... Хотя бывает стыдно представить, что в следующем перерождении кому-то достанется, скажем так, моя не самая совершенная душонка со всеми её изъянами и пороками.

Например, я совершенно уверен, что моя супруга в одной из своих жизней была англичанкой. Сами посудите, откуда у коренной уфимки страсть ко всему британскому. Детективы она смотрит только про Эркюля Пуаро и отца Брауна, каждое утро завтракает овсянкой, чай пьет исключительно с молоком, педантичная и упёртая, как Маргарет Тэтчер, и ещё многое другое. Слава Аллаху, хоть внешность не как у типичных англичанок, которых нам представляют.

А вот про дальнейшее развитие событий, увы, ничего не знаю.

 

 

Глупость vulgaris

 

По молодости я считал, что образованность и глупость в одном человеке не совместимы.

Со временем жизнь преподнесла немало примеров того, что ни дипломы, ни количество отложенных в памяти накопленных человечеством знаний не гарантируют вакцинацию индивидуума от глупости, как ни печально. Более того, образованный глупец более упрям и настойчив, последствия совершённых им деяний более разрушительны для окружающих.

В качестве подтверждения привожу рассказ от первого лица своего давнего товарища, хотя таких фактов было немало и на собственном жизненном пути.

«После того как поступило предложение возглавить данное государственное унитарное предприятие, я раздумывал недолго, хотя и сомневался в будущих перспективах. Но понимал, что отказом могу поставить крест на своей всей дальнейшей карьере. Разгребать наследие предшественника пришлось достаточно долго. Причём разгребать финансовые нарушения было не так сложно, как разобраться в людях и уяснить для себя – кто чего стоит. Дело в том, что наряду с производством велась и научно-исследовательская работа, результаты которой носили не очевидный, не бесспорный характер и были понятны лишь узкому кругу специалистов. Отсюда зародилась мысль организовать у себя что-то наподобие научно-практической конференции с приглашением специалистов со стороны.

Уважая заслуженных ветеранов, я всё же возлагал больше надежд на молодых. В наш век огромное значение имеет умение через интернет знакомиться с новейшими научными разработками, что предполагает сносное владение иностранными языками. Со всем этим наше старшее поколение, за редким исключением, увы, не могло похвастаться. Поэтому сразу же взял на заметку двух молодых учёных, назовём их Альберт и Вадим. Первый в этом году защитил кандидатскую диссертацию, у второго она была на подходе. Кстати, самый первый вопрос, который мне пришлось решать при вступлении в должность, касалась именно их.

Дело в том, что на балансе предприятия имелась трёхкомнатная квартира в элитном доме, которая носила условное название «гостевой». Как я понял из разговоров, она служила пристанищем для немногочисленных гостей от силы пару раз в год, а в остальное время была, так сказать, местом релаксацией руководства и их подруг. Пока суд да дело, было решено использовать её как коммуналку для молодых семейных пар. Будучи иногородними, там поселились вышеназванные потенциальные светочи науки Альберт и Вадим с супругами.

Не знаю, как два учёных мужа выстраивали отношения в коллективе, но, как стало мне известно потом, их супруги схлестнулись не жалея животов своих, даже беременных. Приход в кабинет Альберта с жалобой на кухонные разборки меня сперва слегка позабавил и озадачил, но, поручив заму по хозчасти разобраться по сути, благополучно забыл – дел навалилось свыше крыши.

Не прошло и недели, как в моём кабинете опять нарисовался Альберт. Назвав по имени и отчеству, он почти потребовал:

– Примите срочные меры, они вдвоём третируют мою жену, а ей нельзя волноваться, она носит ребёнка. Прикажите их выселить, что ли. Боюсь, дело дойдёт с их стороны до рукоприкладства.

Тут я, каюсь, вышел из себя и, не сдерживаясь, обрушился на несчастного:

– Слушай сюда! Ты что, думаешь, мне делать нечего, кроме как разбираться в кухонных склоках подчинённых? Если бы кто-то обидел мою жену, я никогда бы не стал бегать искать защиту в инстанциях. Просто пошёл бы и набил морду обидчику! Ты мужик, в конце концов, или амёба?

Выпроводив незадачливого супруга, сказал секретарю, чтобы ни его, ни Вадима не пускала ко мне, пока не пройдёт конференция.

Человека выпроводить не трудно, а вот проблемы... На следующее утро мне донесли, что между Альбертом и Вадимом произошел существенный конфликт, а говоря простым языком – серьезный мордобой. Доложив об инциденте, мой заместитель не ушёл, словно чего-то не договаривая, переминался с ноги на ногу.

– Ну, разбираться будем потом, после мероприятия. У вас ещё что-то? – спросил я.

– Понимаете, какая ситуация, Альберт всем и везде рассказывает, что именно с вашего позволения и по вашему указанию он затеял эти кровавые разборки с Вадимом.

Вероятно, у меня было такое ошарашенное выражение лица, что он тут же поспешил добавить:

– Конечно, этому никто не верит.

Свидетелей нашего с Альбертом разговора не было, но это мало что меняло. Я сломал голову, пытаясь понять: было ли это с его стороны продуманной уловкой или же простой тупостью. Последующие события и более тесное общение склонило ко второму варианту. Глупцы априори не способны удивляться и в отстаивании своего мнения упёрто упрямы. Всё это в полной мере относилось к подающему надежды молодому учёному.

Конференция прошла успешно, мы прояснили для себя, по какому пути нам в дальнейшем двигаться. Вишенкой на торте было выступление с сообщениями двух молодых наших деятелей от науки. Их сообщения вызвали живейший отклик у приглашённых авторитетов. Правда, у одного из них была разбита губа, а у второго сквозь пудру и тональный крем светил хороший «фонарь» на левом глазу. Впрочем, на немой вопрос, так никем и не заданный, как бы между прочим ответил мой заместитель по науке, сказав, что наши молодые учёные не зациклены только на работе, а находят время и для занятий спортом, в частности, успешно занимаются восточными единоборствами, чем сорвал бурные, но непродолжительные аплодисменты участников конференции».

 

 

Роскошь общения?

 

«Самая большая роскошь на свете – это роскошь человеческого общения». Истина, изложенная много десятилетий назад устами Антуана де Сент-Экзюпери, не теряет своей актуальности. Так вот, с появлением средств мобильной связи мы стали просто купаться в этой роскоши. Мои дети, ещё заставшие пейджеры, удивляются – как это мы их вырастили без тотального контроля, без мессенджеров? И вообще, исчезни сегодня интернет, они испытают шок почище, чем при нашествии на нашу планету инопланетян. Да что там говорить: для большинства из молодых людей лично подойти к понравившейся девушке на улице для знакомства – задача почти неразрешимая. Куда проще сидеть и стучать по клавиатуре, подогревая интерес к собственной персоне виртуально. И этот виртуальный мир занимает в жизни уже нескольких поколений всё больше и больше места. Я далёк от обобщений, но тенденция очевидна. И их ещё удивляет, как мы обходились без постоянной связи с домочадцами.

Установка в квартиру домашнего телефона в своё время было событием более значимым, чем даже получение этой самой квартиры. По крайней мере, последнее случалось намного чаще. А нынешнее поколение приходит в полное недоумение от слов известного шлягера нашей юности «Плачет девушка в автомате…».

В своё время один мой знакомый, заполучив вожделенный, хоть и спаренный номер, отправил свою дочь на прогулку, снабдив ее двухкопеечными монетами и наказав время от времени названивать домой. В тот вечер в квартире, конечно же, почти случайно проходила дружеская вечеринка. Гости вполне прониклись важностью события, случившегося в доме хозяина. Оно, между прочим, повышало и статус владельца. Кому попало телефон не ставили. Сейчас наличие домашнего телефона скорее вызывает недоумение и удивление.

В середине девяностых в силу занимаемой должности довелось обзавестись сотовым телефоном. Это была «Нокиа», которая весила килограмма два и при помощи специального приспособления прикреплялась к брючному ремню. Помню, как-то возвращались поздно вечером с посиделок по поводу дня рождения старшей сестры на трамвае домой, и у меня зазвонил телефон. Таких удивленных лиц в таком количестве я больше в жизни не встречал. Как же так, обладатель сотового телефона едет со всеми в трамвае?

Чуть позже уже хвастались – а у кого телефон самого маленького размера? Пережили и это. Пришло время андроидов, айфонов. Во время преподавательской деятельности самым сложным для меня было не впихивание в мозги студентов хотя бы минимума знаний, а отлучение их от своих гаджетов хотя бы на эти отведенные девяносто минут. Не рискну утверждать, что на данном поприще постоянно был победителем.

Приехав в гости к родственникам в не столь уж отдаленную деревню, с огорчением увидел отсутствие сети. Мне показали на торчащий посреди картофельного поля шест:

– Вот встань слева возле этого шеста, там ловит!

И правда, смог поговорить. Но следующий эпизод, связанный с мобильной связью в этой же деревне, вспоминаю не без смеха до сих пор. Короче, картина маслом: на крыше соседнего дома, обняв дымовую трубу, сидит хозяйка явно возрастом за шестьдесят и разговаривает, как стало понятно, с дочкой, живущей в городе. А что будешь делать, коли больше нигде сигнал не проходит? Но самым примечательным показалось содержание самого разговора.

– Доченька, – кричала на пол-округи пенсионерка. – В выходные постарайтесь уж выбраться, а то «Вискас» закончился, кот голодает.

Большее удивление вызвала не бабуля, сидящая на крыше, а разборчивость кота. Подозреваю, что его биография начиналась в городе в квартире той самой дочери.

Впрочем, сегодня для Башкирии, площадь которой сопоставима с площадью таких стран, как Таджикистан, Греция или Никарагуа, эта проблема уже не актуальна. Здоровая конкуренция сотовых компаний позволила охватить связью почти все населенные пункты.

Узнав, что на пятнадцатилетие моей внучки в качестве подарка от нас всех был приобретен айфон за тридцать восемь тысяч, мой сосед-пенсионер с почти десятилетним стажем не стал скрывать чувств:

– Вот ведь, а я свою «шестёрку» на ходу отдал за тридцать пять!

Возможность быть в постоянной связи с близкими и родными – это безусловное благо.

Но, как во всяком деле, не обошлось и без заморочек. Как же без них. Как говорит один мой знакомый ровесник:

– Не бывает хорошего для всех. Обязательно кто-то должен и пострадать. Какое счастье, что мобильники появились не в годы нашей молодости, чудо, что мы избежали постоянного внимания и опеки со стороны своих благоверных!

Зная его прежнюю активную жизненную позицию в отношении противоположного пола, я понимаю, чем обоснована его радость по поводу позднего внедрения в повседневную жизнь изобретения покойного лауреата нобелевской премии Жореса Алфёрова. Думаю, никакие нефтяные месторождения не приносят столько дохода, сколько приносит плата за один только вопрос: «Ты где?», задаваемый по всему миру миллионами мужей и жён. Разве редкость такая ситуация?

– Дорогой, ты где?

– Да в машине, в пробке торчу, будь она неладна!

– А нажми-ка, любимый, на бибикалку!

Он бы и рад нажать, но его, любимого, и клаксон собственного автомобиля разделяют семь этажей дома его подруги, где он сейчас пребывает, не удосужившись принять по неопытности контрмеры по конспирации.

Одно огорчает и расстраивает: всё чаще вижу молодых мамаш, с легкостью высвобождающих себя от обязанностей общения и воспитания собственных малышей вручением им мобильных телефонов. Это, конечно, умилительное зрелище – ещё даже не умея говорить, твой ребёнок ловко перебирает мультики, приобщается к благам цивилизации. Но правильно ли? Французский лётчик, пропавший в годы войны в морских волнах, писал именно о человеческом общении. Лишая этой роскоши, заменяя её суррогатом, мы чего собираемся добиться? Или мы уже не в ответе за тех, кого приручаем?

 

 

Барская охота

 

Придя к коллеге в гости на день рождения, были удивлены, увидев на полу спальни большую медвежью шкуру. Многие из нас находятся в плену стереотипов: волк – злой, лиса – хитрая, мишка – добродушный. Но когда воочию видишь эти когти величиной с кухонный нож, эти клыки, становится не по себе.

– За сколько купил? – поинтересовался один из нас. Мы, конечно, знали и о наличии ружья, охотничьего билета у нашего товарища, но предполагали, что всё это служит скорее сопутствующими атрибутами отдыха на лоне природы.

– Вот ещё, – даже как бы и обиделся коллега. – С охоты, из Бурзяна косолапый.

Но к концу застолья наш именинник разоткровенничался:

– На той охоте я был, но медведя добыл не сам. Сижу я на номере, сжимая ружье. Слышу лай собак, рёв зверя, поднятого из спячки, выстрелы. Но, помня наставления егеря, сижу на месте. Когда позвали – переломил двустволку, чтобы разрядить ружьё, и чуть не присел – оба ствола пустые. На мои недоумённые вопросы егерь, ничуть не смущаясь, пробормотал:

– Да ладно, это для вашей же собственной безопасности. Лицензия ваша, шкуру заберёте тоже, в чём проблема?

А я до сих пор не перестаю удивляться мудрости егеря из самой что ни на есть глубинки, опасающегося вооружить вельможного сановника, который не то чтобы ружьём, но росчерком простой ручки способен натворить столько бед, что расхлёбывать приходится всем миром долгие годы.

 

 

Овчарка или буровик – нелЁгкий выбор

 

Давненько мы не собирались таким составом. И ведь не скажешь, что не было поводов для таких посиделок. Но время берёт свое – кто-то, выйдя на заслуженный отдых, переехал за город, у других не совпадал график повседневных забот и обязанностей с планами других. Но, видно, внутренняя потребность в привычном общении сохранилась. Поэтому, когда один из нас пригласил на мальчишник, практически вся прежняя компания не заставила себя долго ждать. Повод тоже был – наш товарищ уезжал в Америку. Не насовсем, но надолго. У него обе дочери по студенческому обмену в своё время поехали в Штаты, да так и там остались. Супруга нашего приятеля уже месяц нянчила новорождённую внучку, поскольку в так называемой самой демократической стране мира молодым мамашам не позволялось больше трёх месяцев прохлаждаться дома после родов.

Праздничный стол хоть и не поражал воображение кулинарными изысками, но вполне соответствовал нашим ожиданиям. Зато разнообразию напитков мог позавидовать алкомаркет средней руки – вкусы наших друзей с девяностых изменились кардинально, я бы сказал, обилие горячительных на прилавках нас изрядно развратило. Пиршество шло своим чередом, были произнесены здравицы в честь новоявленной башкирско-еврейской гражданки США, подняли тост и за то, чтобы наш друг не развернулся над Атлантикой, подобно уважаемому бывшему премьеру, припомнили и казусы, случившиеся на ниве служения Отечеству, словом, «бойцы поминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они».

Вдруг один из нас, назовем его Р., держа в правой руке стопку, а в левой кусочек колбаски, задумчиво произнёс:

– А ведь в советское время я килограмм такой охотничьей колбаски скормил псу. Причём чужому.

– Да ладно, – возразил другой наш компаньон. – Если память не изменяет, эта была самая дорогая из продаваемых. Кажется, где-то в пределах семи рублей?

– Память у тебя, в отличие от других функций твоего организма, в полном порядке, – не преминул поддеть товарища Р. – «Докторская» стоила два рубля двадцать копеек, а «Охотничья», которую можно было купить только в магазинах «Потребсоюза», – семь рубликов шестьдесят копеек.

Рассказ о скормленной собаке колбасе был выслушан с большим вниманием и недоверия ни у кого не вызвал. Все мы были рождены в пределах одной пятилетки, но Р. был среди нас по возрасту самым старшим и единственным, кто попытался рискнуть построить семейный очаг не с одной и даже не с двумя спутницами жизни. Впрочем, со всеми детьми от своих бывших жён он сумел сохранить самые добрые и сердечные отношения.

– После того как я поработал начальником отдела где-то полгода, к нам устроилась молодая женщина. Ну, как, молодая? Когда тебе за сорок, все женщины моложе тридцати кажутся юными. И замечаю, что она первая начала оказывать недвусмысленные знаки внимания. Как говорят, чего хочет женщина, того хочет бог. Не мне читать мораль дамочке, которая, пока её муж зарабатывает на жизнь буровым мастером на Когалыме, скучает без мужского внимания. Не прошло и месяца, в обеденный перерыв я был приглашён в гости, поскольку вечером ей необходимо было забрать из детского сада сыночка.

В тот самый волнительный момент, когда отношения начальника и подчиненной должны были перейти некую грань и трансформироваться в любовные, случилось нечто, что врезалось в мою память на всю жизнь. С треском распахнулась дверь на лоджию, и в зал влетела немецкая овчарка. Это я уже потом рассмотрел породу, а тогда перед глазами, как в замедленной съёмке, мелькнула оскаленная пасть с жёлтыми зубами.

Даже сейчас затрудняюсь сказать, что меня спасло – то ли мгновенная реакция коллеги (не зря она в молодости серьезно занималась гандболом), которая левой рукой сумела схватить пса за ошейник и при этом громко дать команду «Фу!», то ли присущее немецкой овчарке послушание.

Вскоре собака была выдворена обратно на лоджию, двери которой были тщательно закрыты и на верхние и на нижние щеколды. Но предложение продолжить любовные утехи не вызвало ни малейшего отклика ни в душе, ни тем более в организме. Разрешив своей подчиненной не приходить сегодня на работу, на дрожащих то ли от волнения, то ли от страха ногах убрался восвояси.

Назавтра меня ожидала еще одна нервная встряска. С глуповатой улыбкой коллега поделилась радостью. Оказывается, через десять-пятнадцать минут после моего ухода на пороге квартиры объявился муж. На буровой случилась нештатная ситуация, и всю бригаду до определенного времени распустили по домам. Даже затруднялся признаться, что нанесло бы мне больший урон – разборки с овчаркой или с двухметровым буровиком. Но в тот же день сходил и купил килограмм самой дорогой колбасы и вручил несостоявшейся любовнице с условием непременно скормить её собаке.

– Так вот почему ты так быстро избавился от щенка, которого мы тебе подарили однажды на день рождения! – воскликнул хозяин дома со смехом.

– Нет, это уже совсем другая история, – почти повторив интонацию Каневского, возразил наш герой застолья.

Было в этот вечер рассказано еще несколько историй из тех времен, когда и мы были рысаками. Но с меня взяли честное слово, что я их не обнародую ни под каким предлогом, ведь наши жены не только смотрят сериалы, но читают и прессу. Слово, несмотря на творческий зуд, держу.

 (Продолжение в следующем номере)