Все новости
Проза
29 Мая 2020, 13:15

№5.2020. Николай Андреев. Боженята

Николай АндреевПродолжение. Начало в №№ 3-4Глава девятаяВ поисках магического рубина. Начало Проснулся Борька от холода. Злату курточкой накрыл, чтоб ей теплей было, встал, по сторонам огляделся. Впереди поросшее высокой осокой заболоченное озерцо лежало, сзади узкая просека пролегала, между озерцом и просекой – скрипучие сосны свечками голыми торчали, облака в небе красном, как сметану в пустом борще стволами длинными помешивали.Тут и Злата проснулась. Платьице на себе мятое поправила, волосы растрепанные пригладила, пожелала Борьке доброго утра.

Николай Андреев
Продолжение. Начало в №№ 3-4
Глава девятая
В поисках магического рубина. Начало
Проснулся Борька от холода. Злату курточкой накрыл, чтоб ей теплей было, встал, по сторонам огляделся. Впереди поросшее высокой осокой заболоченное озерцо лежало, сзади узкая просека пролегала, между озерцом и просекой – скрипучие сосны свечками голыми торчали, облака в небе красном, как сметану в пустом борще стволами длинными помешивали.
Тут и Злата проснулась. Платьице на себе мятое поправила, волосы растрепанные пригладила, пожелала Борьке доброго утра.
– Ой! Смотри! – пальцем ему за спину ткнула. – Ручей!
Поглядел Борька туда, куда девушка указывала – и точно: по дну неглубокого лога ручеёк шириной в локоток неторопливо пробегал.
Поближе к нему подошел, горсть воды зачерпнул, умылся.
Пока он себя и чувства свои в порядок приводил, Злата венок из одуванчиков принялась плести да приговаривать, на Борьку хитро поглядывать:
– Плетись мой венок, никто не будет одинок. Пущу по ручейку, кто тебя поймает, пусть не обманет, моим суженым станет.
Хотел Борька над её наивной хитростью посмеяться, да не посмел – сделал вид, будто не догадался, о ком она речь ведёт. Пониже, к тому месту, где ручеёк в озерцо впадал, спустился, на корточки присел, приготовился судьбу свою голоручьем[1] ловить.
Злата венок доплела и тоже к ручейку подошла. Нагнулась, произнесла скороговоркой:
– Встану я, красна девица, с зорькой красной, в день светлый и ясный умоюсь росою, утрусь мягкой фатою, оденусь мягким покрывалом, белым опахалом. Выйду из ворот, сделаю к лугу поворот, нарву одуванчиков, дуну на пушок – пусть летит туда, где живет мой милый Боря-дружок. Пусть расскажет ему, как дорог сердцу моему. Пусть после этих слов тайных полюбит меня явно, горячо и крепко, как люблю я его, дружка моего смелого, румяного, белого.
Посмотрела в сторону Борьки – готов ли он ловить? – и со словами: «Пусть его сердце растает перед моей любовью, как перед жаром лед, а речи его будут сладки, как мед», – пустила венок на воду.
А Борька – надо ж такому случиться! – мгновеньем ранее палец осокой порезал, когда русло ручейка для венка расчищал. Сперва удивился – как, мол, так, растение, а не хуже бритвы режет – потом внимательней к нему пригляделся, призадумался, принялся припоминать, что птица Гамаюн о меч-траве говорила:
«В лесу дремучем, бору трескучем, где нога человека век не ступала, русским духом сто лет не пахло, у болотца маленького, на бережку пологом меч-трава зеленая растёт. Давно ее люди не видывали, давно про нее не слыхивали, давно об ней песен не складывали, былиц не рассказывали. Высока она, зелена она, всем, кто тронет ее, не сестра она, а обидчица... Найдете ее – ваше счастье. Не найдете – горе горькое само крутешенько сыщет вас».
Борька на озерцо заболоченное еще раз посмотрел, сосновый бор обозрел, стебель, о который порезался, пальцем с опаской потрогал. Подумал: если какую траву и можно к мечу приравнять, то, пожалуй, единственно эту.
Тем временем венок до озерца доплыл. У берега за кочку зацепился, на месте покрутился, покружился и в зеленых леторослях[2] исчез.
Злата, как его из вида потеряла, руками горестно всплеснула.
– Ну, что же ты, Боря! – воскликнула она. – Как же так?!
Борька взгляд задумчивый на нее перевел, прошептал, что, кажется, ту самую пресловущую[3] меч-траву нашел. Ткнул порезанным пальцем в сторону осоки, сказал: вот, дескать, смотри какая она высокая и острая.
И всё у них как в первый раз повторилось. Злата едва кровь увидала, вновь заволновалась, засуетилась. Подбежала, язычком её слизнула, ранку губками закупорила. А как губки от ранки оторвала, на палец кивнула: полюбуйся, мол, ни следа, ни пятнышка нет.
Посмотрел Борька на то место, где ранка была – и впрямь: всё как есть заросло, кожицей тонкой затянулось – один только малюсенький порез остался, да и того почти не видать. Одно плохо: голова отчего-то снова кружиться стала, да пить сильно захотелось.
Зачерпнул он воды из ручья – напился. Прилёг на бережок – Злату к себе притянул.
Слух о том, что внук деда Егора-бобыля меч-траву отыскал, в один миг окрестности озерца облетел. Подхватил его ветер, покрутил-повертел в воздухе и по лесу разнёс.
Задрожал лес густыми кронами, заворочал могучими стволами, зашелестел тонкими ветками. Прокатилась волна радости от одного деревца к другому, от другого к третьему, ударилась на опушке в вековые дубы и с шумом обратно хлынула.
«Борька меч-траву нашел! Борька меч-траву нашел! Борька меч-траву нашел!» – доносилось из-за каждого куста.
Лесные жители зашевелились. Белки, дурачась, по веткам запрыгали, мышки, не таясь, из нор высунулись, таракашки-букашки, осмелев, на свет вылезли – всем хотелось друг с дружкой радостью великою поделиться.
– А я что говорил? – потряс кулачком старичок-боровичок. – Мы еще посопротивляемся! Мы еще глянем, кто кого!
Злата голову подняла, прислушалась к тому, что в лесу творится.
– Слушай, Боря, – тихо произнесла она. – Мне кажется, что-то случилось.
– Что?
– Не знаю... Но что-то очень хорошее... доброе.
Борька за голые плечи её обнял, сказал, что самое хорошее с ними случилось, когда они в лесу друг дружку нашли.
– Нет-нет! – Злата отстранилась он него. – Что-то другое, куда более важное.
– А разве есть что-то более важное для нас?
– Есть. Жизнь, например... Мир... Боря, мне кажется, нам пора возвращаться.
Не хотелось Борьке возвращаться – хотелось этим мигом век наслаждаться. Да только наслаждаться мигом, он знал, нельзя: моргнул, и нет его – одно воспоминание осталось.
– Ты права. Пока лесорубы опять не нагрянули, врасплох не застали, надо боженятам-лесовикам место с меч-травой скорей показать.
Они встали, оделись, к потухшему костру направились. Мусор, какой остался, землей присыпали, вещички, какие были, в котомку побросали, за руки взялись да назад на солновсход направились.
Хотели Борька и Злата лесовиков порадовать, место показать, где меч-трава уродилась, да только те об этом уж и сами знали. А вот чего они не знали, не ведали, сказать не могли – что с этим знанием дальше делать.
Пришёл старичок-боровичок к Бабе Яге. Спросил, что она, старая, по этому поводу думает. Баба Яга ничего не думала, посоветовала к боли-башке обратиться – у того, дескать, голова большая, а в ней по слухам даже мозги есть. И боли-башка ничего путного старичку-боровичку не сказал – к оплетаю послал, тот, мол, как проголодается, часто с умными людьми из лесолюбов общается перед тем, как кровь из них высосать, – может он чего знает. Оплетай тоже ничего не знал – к пущевику идти велел. Пущевик в свой черёд к боровику отправил, боровик к ендарю, ендарь к моховику, моховик к болотнику, болотник к листину... Старичок-боровичок ни к листину, ни к лисавкам не пошел – прямиком к Борьке направился. Встретил его за просекой, за штанину схватил, велел рассказать: кому какой прок оттого, что меч-трава найдена.
Обиделся Борька, совсем не такие слова он от не лесовиков услышать надеялся. Сказал, что птица Гамаюн дело сделать наказывала, а не размышлять про то: кому какой от этого прок выйдет. И добавил, что ответ на этот вопрос возможно не сейчас – в свой час откроется, когда всё тайное явным станет.
Не понял старичок-боровичок, шутил Борька или правду говорил, но всё ж таки призадумался. Затылок почесал, сказал, что тоже хочет ему кое-что умного присоветовать.
– Ты, Борька, о чем тебя не спроси, всё знаешь. А того-то ты не знаешь, что покуда тебя по лесу носило, в деревне на деда твоего злыдни вдругорь[4] покусились.
– Что вы говорите!? – ахнул Борька.– Все двенадцать?
– Нет, только половина – шесть. Остальные, сказывают, остались в городе лютовать.
Расстроился Борька, когда узнал, что за несчастие на дедушку свалилось. Злата, желая его успокоить, щекой щеки его ласково коснулась, сказала: не горюй, дроля-дружок мой милый, авось обойдется.
– Да как же не горевать, когда у дедушки моего родного всё-то теперь из рук вон валится, всё-то рушится, всё прахом идет.
Покачал Борька удрученно головой, старичка-боровичка за то, что тот о злыднях предупредил – поблагодарил и дальше пошел.
О том, каким путём возвращаться, ни Борьке, ни Злате в этот раз даже думать не пришлось – лес, в благодарность за помощь, сам куда надо, вёл. Тропинку в нужном направленье расстилал, кокоры из-под ног убирал, западины выравнивал. А стоило им отвлечься не в ту сторону свернуть, пташек на подмогу присылал. Пташки прилетали, тревожно щебетали – показывали: куда можно шагать, куда нельзя.
До деревни деда они в тот же день без суеты и приключений добрались. Борька такому проворству сперва немало удивился – как, мол, так, туда двое суток шагал, обратно одного поприща[5] хватило – потом понял, в чем дело и Злате не поленился – объяснил.
– Дело в том, что туда я за солнцем по дуге шел, обратно – по прямой.
За время Борькиного отсутствия, деревня, казалось, стала другой, на себя не похожей. Зелёные лужайки выглядели жухлыми, деревья мёрклыми, избы с наглухо заколоченными ставнями более одинокими. И даже дед Егор был непривычно сух и хмур. А как Злату увидал, совсем лицом потемнел.
Окинул ее неприязненным взором, спросил: кто это.
Борька начал было объяснять, кто она такая и где повстречались, да дед долго слушать не стал – потребовал главное сказать: нашел ли он меч-траву, по которую в лес ходил.
– Нашел, – ответил Борька.
– Где?
Борька объяснил: у заброшенного тракта, там, где вкруг заболоченного озерца трескучие сосны до неба достают.
– Знаю это место, – сказал, подумавши, дед. – Молодец, что нашел... молодец. Притомился, небось?
– Да так.
– Вижу, что притомился – вона как осунулся, побледнел.
Борька к зеркальцу подошел, на свое отражение глянул.
Выглядел он и впрямь неважно – круги под глазами, впалые щеки, густая щетина, красная точка под подбородком – такая же, как на локте с пальцем. В общем, не молодой человек из приличной семьи, а прямо-таки настоящий лесной бродяга.
– Ну ладно! – Дед Егор ладонью по столешнице хлопнул, с лавки встал. – Каша в печи. Вечеряйте, отдыхайте. А я пойду, мне еще литовку[6] поправить надобно.
С этими словами он оселок с полки взял, во двор вышел, стал на крыльце косу отбивать, тишину вечернюю молотком простукивать.
Посмотрел на него Борька из окна, головой горестно покачал, вот, дескать, в какого хмыря злыдни жизнерадостного человека превратили, и предложил Злате садиться ужинать.
[1] голоручьем – голыми руками
[2] леторосли – молодые побеги
[3] пресловущий — знаменитый
[4] вдругорь — опять
[5] поприще — дневной переход
[6] литовка — ручная коса
Читайте нас: