Все новости
Поэзия
19 Июня 2020, 14:42

№6.2020. Тамара Ганиева. Стрелы кипчакской души. Стихи. Пер. с башкирского С. Чураевой

Тамара Ганиева (Тимербика Ахметшарифовна Ганиева) родилась в 1951 году в д. Киньябай Куюргазинского района Башкортостана. Окончила Стерлитамакский госпединститут. С 1980-х годов трудилась на поприще журналистики. Была редактором республиканского телерадиокомитета; заведующей отделом поэзии журнала «Агидель». Автор более десятка сборников. Поэтическая трагедия «Тамарис», поставленная Сибайским драмтеатром им. А. Мубарякова, была удостоена премии Международного фестиваля тюркоязычных театров «Туганлык». Лауреат премий им. Р. Гарипова, Ф. Карима, Б. Бикбая, Международного конкурса рассказов им. М. Кашгари, Всероссийской литературной премии «Словес связующая нить», конкурса поэм «Мой славный Башкортостан!». Заслуженный работник культуры Республики Башкортостан. Народный поэт БашкортостанаСтрелы кипчакской душиХраним в душе«Враги – кипчаки,Прочие – рабы!» –Клич Чингисхана, племени мингат,Полмира сжёг в огне своей алчбы.Хан степи наши покорить сумел,И с той поры под травами лежатОбломки боевых кипчакских стрел.

Тамара Ганиева (Тимербика Ахметшарифовна Ганиева) родилась в 1951 году в д. Киньябай Куюргазинского района Башкортостана. Окончила Стерлитамакский госпединститут. С 1980-х годов трудилась на поприще журналистики. Была редактором республиканского телерадиокомитета; заведующей отделом поэзии журнала «Агидель». Автор более десятка сборников. Поэтическая трагедия «Тамарис», поставленная Сибайским драмтеатром им. А. Мубарякова, была удостоена премии Международного фестиваля тюркоязычных театров «Туганлык». Лауреат премий им. Р. Гарипова, Ф. Карима, Б. Бикбая, Международного конкурса рассказов им. М. Кашгари, Всероссийской литературной премии «Словес связующая нить», конкурса поэм «Мой славный Башкортостан!». Заслуженный работник культуры Республики Башкортостан. Народный поэт Башкортостана
Стрелы кипчакской души
Храним в душе
«Враги – кипчаки,
Прочие – рабы!» –
Клич Чингисхана, племени мингат,
Полмира сжёг в огне своей алчбы.
Хан степи наши покорить сумел,
И с той поры под травами лежат
Обломки боевых кипчакских стрел.
Смести весь мир в гордыне был готов
Чингис –
Курган возвёл из черепов.
И лучшая впиталась в землю кровь
Кипчакских необузданных родов.
С кипчаками всегда роднилась Русь –
Князь половчанку вёл женою в дом,
А хан – княжну, и шёл такой союз
Из века в век надёжным чередом.
Но Чингисхану не были нужны
Красавицы им покорённых стран.
Быть может, лик Бурте, своей жены,
Хранил в душе суровый Чингисхан.
А что хотел он,
Гений
И злодей,
Свирепых воинов своих великий вождь?
Чтоб хлынули монголы, словно дождь,
И чтоб везде, куда ни бросишь взгляд,
Взошла б одна лишь поросль людей –
Сплошные орды племени мингат?
Обмены генофондом не страшны –
Без них упадок в славных племенах.
Вот степи наши – вытоптаны в прах.
Политы кровью, но иссушены.
«Враги – кипчаки,
Прочие – рабы!»
Какая страсть тебя сквозь степь вела,
Что выжгла степь кипчакскую дотла
И поменяла очертанья стран,
Злодей кровавый, гений-Чингисхан?
Остался ль в мире хоть один народ,
В котором не оставлен чей-то след?
Ушли в песок незамутнённость вод
И чистой крови первозданный цвет.
Легки мы, как песчинки, и малы –
И по миру рассеяны уже,
И молимся на разных языках,
Но мы храним – в душе – не в колчанах! –
Две острые кипчакские стрелы[1].
Подкова
Сестре Фрузе
Отец наш средоточием земли
Считал леса, в которых мы росли.
И мы по большаку своей судьбы
Пошли с лесной петляющей тропы.
Любили родников речитатив,
Шли им поведать радость и печаль.
Набрав воды, в ней травы заварив,
С горбушкою вприкуску пили чай.
Нам каждый куст калины был знаком,
Малинник нас полакомиться звал...
Когда ж от змей бежали босиком,
Отец нас непременно утешал:
«Прошу, не бойтесь! Змеям благодать
Из века в век
в тепле родной земли».
Спокойно сено продолжал кидать,
И, грабли взяв, мы на подмогу шли...
Тропа домой вела устало нас,
Отец наш вёл неспешный разговор:
«Тут наша вотчина, дочурки, с давних пор.
Хранит тропа следы семьи моей,
Мои следы, и вам такой наказ –
Всегда храните тоже верность ей.
Хотя какой уж с вас, с девчонок, спрос –
Вам мужний дом, скорее, будет мил.
Для сыновей на дуб тамгу нанёс
И, видите, подкову прикрепил.
…Эх, папа…
И тебя уж с нами нет,
И братья далеко… А мы с сестрой
Храним в груди давнишний твой завет.
Мы прошлым летом той прошли тропой –
Подковы и тамги искали след.
И не нашли. Придётся от ствола
Вновь род вести: опять коней растить,
Подкову взяв, повыше закрепить –
На небосвод, – чтоб сыновей вела.
Первая любовь
О первая любовь!
Всю жизнь меня вела –
Раскрыла на заре два огненных крыла,
Мне зарево твоё служило маяком,
И я отважно шла
По жизни прямиком.
О первая любовь!
Как многолика жизнь –
То щедро наградит, то жёстко треплет нас.
Но нестерпимый гнёт
Снимал с моей души
Свет вечно юных глаз.
В них столько веры в то, что счастье точно ждёт,
Что возрождалась я, поверив им, тотчас.
И пробуждалась вновь
Во мне такая мощь, во мне такая ширь –
Что Землю подниму!
Ты, первая любовь, –
Опора для моей растерянной души.
О первая любовь!
Но в равновесии мир стоит на сваях двух –
Когда в согласии в нём живут душа и дух.
Коль дрогнула душа
И дух слабеет вмиг.
Я, нежностью дыша,
Согласия ищу в родных глазах твоих.
О первая любовь!
Ты – муж, а я – жена
Пред небом. Но Земля,
Что дом для нас двоих,
Изменою твоей с орбиты снесена.
Когда на Высший суд придёт душа, скуля,
Стыдясь грехов своих,
То буду я одна...
А – ты, моя любовь?
Яблоки
Идёт буран
Свирепою стеной.
Простор, а душу жмёт – не продохнуть.
Акман-токман[2] бушует предо мной.
И снег кипит, мне попадая в грудь.
Вдруг яблоки,
Что грела на груди,
Посыпались на снег из-под руки –
Перед вселенной, сбившейся с пути,
Мгновенно засияв, как маяки.
Я руку протянула.
Протянул
И ты?
Вот яблоко тебе. Ещё возьми…
…За яблоком нагнувшись золотым,
Похоже, навсегда пропали мы.
Глаза в глаза –
Плевать, где рай, где ад…
Меня – твой взгляд,
А мой – тебя, обняв,
Бураном закружившимся стремглав
В бескрайние уносит небеса.
…И разошлись…
И вымерзла душа –
Акман-токман теперь в моей душе.
На свете, может, нет тебя уже,
Но на снегу твой отпечатан шаг.
В бессоннице я чувствую щекой –
Нет, не подушки – наковальни – лёд.
С тоской
И так, и так пытаюсь лечь.
Тигриной лаской ночи напролёт
Всё мысленно твоих касаюсь плеч.
И, вздрогнув в озарении, встаю:
Пусть ты уже вернулся в райский сад
И ходишь там опять один в раю,
Смотри – я снова яблоко даю,
Зову тебя. И приведу назад.
[1] Две стрелы – тамга кипчаков: одна направлена вверх, другая – вниз, как символ единения неба и земли.
[2] Мартовский буран.
Читайте нас: