Михаил Иванович Зимин (1960–2002) – уфимский поэт и писатель. Выпускник филологического факультета БашГУ. Работал литсотрудником, редактором газет БашГУ и банка «Восток». Публиковался в газетах «Вечерняя Уфа», «Ленинец» и других периодических изданиях. Победитель ряда республиканских литературных конкурсов, лауреат премии Всероссийского фестиваля «Фэнтези – 89».В 2000 году вышел авторский сборник стихотворений «Итожа Время». В 1980 году исполнил главную роль в художественном фильме уфимских кинематографистов «Рудольфио». Похоронен на Северном кладбище г. Уфы.
«Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт…»
(Памяти уфимского поэта Михаила Зимина)
В марте 2018 года исполняется пятнадцать лет с того дня, когда этот мир покинул поэт и журналист, выпускник филфака БашГУ 1984 года Михаил Иванович Зимин (1960–2003). Он родился в Черниковке в простой рабочей семье. Любовь к слову и литературе привела его в 1979 году на филологический факультет университета. Тогда там работал цвет уфимской гуманитарной интеллигенции: Лев Григорьевич Бараг, Вера Сергеевна Синенко, Ромэн Гафанович Назиров, Талмас Магсумович Гарипов, Давид Семёнович Гутман и другие. От них Миша почерпнул не только глубокие знания, но и любовь к научной работе. А в студенческой жизни он особенно сдружился с тремя однокурсниками: Игорем Мешковым, Вячеславом Головым и Сергеем Спатаром. Позже их стали называть «нашими мушкетёрами», среди которых Миша, как мы его все называли, был «Арамисом». Его все любили не только за эффектную и благородную внешность, но более за ту красоту души, которая в наше время встречается всё реже, грозя исчезнуть совсем. В годы учёбы в университете он, как и его однокурсники, пробовал себя в разных видах искусства: был актёром в театре-студии «Гротеск», а в 1984 году снялся в главной роли в любительском фильме по рассказу В. Распутина «Рудольфио».После окончания вуза Миша работал в различных уфимских и стерлитамакских газетах. Но профессия журналиста не была для него главной, поскольку самым важным делом своей жизни он считал поэзию. Наше поколение росло на стихах Владимира Высоцкого и Булата Окуджавы, Николая Рубцова и Иосифа Бродского, но в девяностые и нулевые годы в отечественной литературе воцарился постмодернизм, и многие пишущие бросились в этот омут. Миша много занимался теорией стиха и экспериментами в стихосложении. Но он никогда не был постмодернистом, поскольку слишком хорошо знал и любил русскую и зарубежную классику, начиная с античности и до наших дней. К тому же, несмотря на внешнюю мягкость, он обладал твёрдым нравственным стержнем и неразменными принципами. Его, как мне сейчас кажется, больше привлекала философская лирика, часто маскирующаяся в его творчестве в озорное скоморошество.
В те времена опубликовать свои стихи молодым и неизвестным поэтам было чрезвычайно трудно. Приход гласности и свободы печати только усугубил эту ситуацию, поскольку на страницы газет и журналов хлынул бурный поток ранее запрещённой литературы. До конца своей короткой жизни Миша опубликовал в самиздате два или три небольших сборника, а об его творчестве даже в Уфе знали лишь несколько его знакомых. В последние годы жизни он сблизился со своим научным руководителем по отделению журналистики, профессором Валерием Вениаминовичем Пугачёвым и пробовал себя в преподавательской деятельности, читая спецкурсы на филфаке ВЭГУ.Драматизм его творческой судьбы заключался в том, что он вошёл в поэзию тогда, когда у большинства его современников пропал к ней интерес. Даже среди филологов в те годы серьёзное увлечение литературой чаще всего считалось пустой тратой времени, а редкие исключения из этого правила ходили в чудиках и маргиналах.Реализовал ли он свой поэтический дар? Думаю, что да. Поскольку для меня звание настоящего поэта не связано с членством во всевозможных писательских союзах или тиражами опубликованных книг. Поэзия – это особое мировосприятие, основанное на вечности во времени и бесконечности в пространстве. И те, кто обладает этим даром, не исчезают вместе со своей физической смертью, а продолжают жить в своих стихах до тех пор, пока остаются язык и люди, которые его понимают.
Пётр Фёдоров, выпускник филфака БГУ 1984 года, сотрудник библиотеки
Счастлив и рад, на маскарад, еду –
Чтоб подошел к твоим глазам, моим мыслям.
Чтоб был скроен точно по нашей жизни.
Счастлив и горд наперекор всему свету.
На маскарад – рад не рад – еду.
Только молчи и не снимай маску –
словом одним можно спугнуть сказку.
Не называй сгоряча любовь коварной –
она то меч в руке палача, то в цирке коверный.
Счастлив и горд наперекор всему свету.
На маскарад рад – не рад – еду.
Счастлив и рад, на маскарад еду –
Чтоб подошел к твоему «да»,
моему «нет», легкой улыбке в ответ.
Счастлив и горд наперекор всему свету.
На маскарад – рад не рад – еду.
Быть таким, каков есть, так просто,
и логично естественен космос,
заключенный в кольцо твоих губ...
скучный роман о скучной жизни.
Не закрою дверь комнаты в общежитии,
не отдам ключ от двери вахтеру –
Сяду в автобус для авиапассажиров,
выйду в незнакомый город,
пойду по незнакомым улицам,
вглядываясь в незнакомые лица,
Закон сформулировать даже
К сожалению, ни на этом, ни на том свете
нет никого и ничего, что и кого
Я занят, милая, проверкою на вшивость мирозданья.
Занятия бывают хуже у мужчин.
Домой приходишь, будто бы с заданья
косяк усталых желтых субмарин.
Косяк и выкуришь, к дверному прислонишься,
в стенном проеме стоптанного дня.
Как хорошо, что больше не боишься
ты ни за себя, ни за меня...
не гнушались житейского бремени
в шарфе собственного изготовления.