Владимир Агте. Фотографии забытой войны

В августе (2014 года) исполнилось 100 лет со дня вступления России в Первую мировую войну, которую современники называли Великой Мировой или просто Великой войной. В советское время её называли войной империалистической, а сейчас эту войну, скорее, можно назвать забытой.

С первого дня Великой войны в самой гуще событий находился молодой офицер Русской армии Владимир Антонинович Агте (фон Агте) – дед автора этих строк.

Он родился в Одессе в 1894 году в семье потомственного военного. Его отец, Антонин Аполлонович фон Агте, был офицером уже в третьем поколении, окончил Николаевское военно-инженерное училище в Петербурге, участвовал в русско-турецкой войне 1877–1878 годов, а в 1911 году получил чин генерал-майора и назначение начальником Владивостокской крепостной сапёрной бригады.

Дед же не хотел быть военным и с детства мечтал стать инженером-электриком, но для получения образования в гражданском институте требовались немалые деньги, которых в многодетной офицерской семье не было, и он пошёл путём, которым уже прошли его отец, братья отца, другие родственники: Полтавский Петровский кадетский корпус, а затем Павловское военное училище в Петербурге – одно из лучших военных училищ тогдашней России (его он окончил в 1913 году).

Первую мировую войну подпоручик Владимир Агте встретил в должности ординарца при генерале Душкевиче – начальнике 22-й пехотной дивизии в составе 1-го армейского корпуса, входившего во 2-ю армию под командованием генерала Самсонова, и вскоре оказался в самой гуще трагических событий.

Август 1914 года. Чтобы ослабить натиск немецких войск, рвущихся к Парижу, и спасти свою столицу от взятия немцами, французское правительство обратилось к русским властям с требованием срочно начать наступление против немцев, и ещё не готовая к наступлению армия Самсонова была послана вглубь Восточной Пруссии.

Сначала дела шли успешно, но затем армия попала в окружение. Началась дезорганизация управления частями. Радио (беспроволочный телеграф) и телефонная связь были ненадёжны и не имели хорошей защиты от противника, который не только прослушивал все переговоры командиров русских частей между собой, но и от имени командира 1-го армейского корпуса Артамонова передал приказ частям корпуса об отступлении.

В условиях неразберихи огромная нагрузка и ответственность легли на офицеров, обеспечивавших связь, одним из которых был мой дед. Верхом на коне он разыскивал штабы частей и соединений, доставляя приказы и донесения командира 22-й дивизии. Однажды ночью он заблудился и попал в расположение противника. Услышав немецкую речь, он, не ориентируясь на местности в почти полной темноте, принял единственно правильное решение: отпустил поводья, доверившись чутью животного, и конь вынес его к своим.

Русская армия в Восточной Пруссии потерпела тяжёлое поражение, понеся огромные потери, французы выиграли на подступах к Парижу знаменитую битву на реке Марне. Русской кровью Париж был спасён, генерал Артамонов был отстранён от командования корпусом и предан суду, а генерал Самсонов застрелился. Но Владимира Агте судьба уберегла и от смерти, и от ран, и от плена: в 1915 году он уже начальник команды связи при штабе 22-й пехотной дивизии.

Война в это время носит позиционный характер, и дед, с детства увлекавшийся фотографией и взявший фотоаппарат с собой на фронт, имеет возможность уделять время своему увлечению.

Сохранившиеся у нас в семье его фронтовые фотографии показывают войну без прикрас: убитые русские и немецкие солдаты на поле боя; сбитый русский аэроплан; пленные немцы; аэростат наблюдения и самодельная зенитная установка, сделанная фронтовыми умельцами из обычного полевого орудия; солдатская землянка и солдатское кладбище; католический крестный ход по случаю засухи и группа беженцев; индивидуальные и групповые портреты солдат, офицеров, сестёр милосердия. Ну, и, конечно, боевые будни и редкие на фронте праздники своей команды связи: землянка телефонистов, прокладка телефонной линии по веткам деревьев, доставка донесений на велосипеде и на мотоцикле, празднование Пасхи в 1916 году личным составом команды. А вот и групповая фотография, на которой Владимир Агте со своими подчинёнными; у некоторых солдат на груди Георгиевские кресты: значит, им пришлось «понюхать пороху» всерьёз.

Деда награждают орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом. Выше для офицеров его ранга был только знаменитый орден Святого Георгия аналогичной степени, но его давали лишь за конкретные подвиги, совершённые непосредственно в бою. И, вот ещё одна фотография: группа офицеров с новенькими орденами, среди которых Владимир Агте со своим «Владимиром».

Команда связи была дружной и любила своего командира. Когда в конце 1917 года началась демобилизация русской армии и дед собрался домой, солдаты команды написали ему охранное письмо с обращением ко всем солдатам не трогать его подателя. Это письмо позволило деду доехать с фронта до Владивостока и остаться живым в то время, когда шли массовые расправы солдат над офицерами. Впрочем, затем это письмо не спасло деда от ареста ЧК и тюрьмы. В Иркутском ЧК оно, вероятно, и исчезло.

В 1931 году последовал новый арест, закончившийся, правда, прекращением дела и реабилитацией, а в 1932 году Владимир Агте с женой и сыном переехал в Уфу. Здесь он работал на разных должностях, далёких от его основной профессии военного связиста, в том числе администратором филармонии, а затем бухгалтером горжилотдела. В последние годы жизни он тяжело болел: сказывались перенесённые тяготы и потрясения, в том числе полученная на фронте тяжёлая контузия.

Умер он в 1949 году и был похоронен на Ивановском кладбище. Могила его, как и всё кладбище, не сохранилась: сейчас на этом месте сквер «Юбилейный».

В наследство своей семье мой дед оставил всё самое дорогое, что нажил за свою трудную жизнь: альбом с несколькими десятками фотографий Первой мировой войны, тетрадку воспоминаний о боях в Восточной Пруссии в августе 1914 года да добрую память о себе.

Предлагаю вам фрагменты воспоминаний подпоручика Владимира Антониновича фон Агте, посвящённые событиям начала Первой мировой войны – мобилизации дивизии, отправке её на фронт и первым дням Восточно-Прусской операции 1914 года.

В июле 1914 года наша 22-я дивизия стояла лагерем в Красном Селе. В этом году объезд государя был ранний, т. е. 9-го и 10 июля, а обыкновенно бывал в конце июля. Объяснялось это приближающейся войной…

В ночь с 12-го на 13-е нас посадили на железную дорогу, и днём 14-го мы уже были в Аракчеевке. Все эти дни ничего не делали и чего-то ждали: конечно, объявления мобилизации. Настроение было напряжённо-радостное. 17-го в 12 час. из Новгорода (штаб дивизии) была получена телеграмма с объявлением общей мобилизации…

Ужасно томительны и скучны были для меня дни мобилизации. Немного заняла меня покупка лошади и седла. Лошадь купил хорошую, гнедой масти мерин, высокого роста и кроткого нрава. Вечером ходил в кинематограф, но, благодаря тому, что был совершенно один, ужасно проскучал. 26-го утром начальник дивизии производил смотр 85-му полку и 22-й арт[иллерийской] бригаде. Здесь я уже был при исполнении своих обязанностей, которые пока заключались в передаче некоторых мелких приказаний, указаний и замечаний. Носился верхом на лошади и был очень доволен, что что-то делаю. После молебна и смотра части разошлись по своим квартирам, а я отправился в гостиницу…

Итак, 29/30 июля в 12 час. ночи, покинув родных и знакомых, тронулись по железной дороге, но куда именно, никто ещё не знал, так как место высадки должно было быть указано в г. Пскове. 30-е, 31-е июля, 1-е и 2 августа в дороге. 2-го вечером прибыли в Варшаву…

11-го выступили из Млавки около 9 час. утра. Через час беспрепятственно прошли границу (ст. Илово) и часам к 2-м или 3-м дня вступили вполне беспрепятственно в Сольдау. Командиром корпуса генералом от инфантерии Артамоновым была послана телеграмма Верховному Главнокомандующему: «Сольдау у ног Вашего Императорского Высочества». Город был чист, в полном порядке, но жителей не было никого. В квартире немецкого майора, где расположился штаб, было очень чисто. В столовой на столе было накрыто и стоял супник с супом, а на кухне продолжала теплиться плита и дожаривалась птица. Всё это ясно говорило, что часа два тому назад здесь кипела жизнь. Проведя с комфортом ночь на шикарных пуховых кроватях, утром двинулись на Уздау…

Выступили рано и пошли без всяких мер охранения, часам к 3-м дня прибыли в Уздау. Начальник дивизии со штабом шёл в голове авангарда, который двигался всего в одной версте от главных сил. Тут-то впервые мы понюхали немецкого пороха и познакомились с чемоданами. Произошло это так: не видя немцев и не имея о них никаких сведений, дивизия прошла на северную окраину деревни. Начальник дивизии послал меня с приказанием остановить части на бивак, располагаясь в резервной колонне. Встал полк, остановилась и артиллерия, и тут-то произошло небывалое. За расположением частей, у самых строений деревни, где предположено было расположить штаб дивизии, с шумом и треском поднялась земля – разорвался тяжёлый снаряд. Никто сразу не мог объяснить, что такое произошло. И только когда услыхали свист и жужжание следующего снаряда, который ввалился в самую середину колонны, тогда сообразили, что это немецкие тяжёлые снаряды.

Началось что-то ужаснейшее. Всё побежало. Лошади заметались, а офицеры растерялись. Один из полковников 85-го пехотного Выборгского полка полковник Павловский закричал: «Руби постромные», – ну, конечно, солдаты не замедлили это исполнить, несмотря на строгие и громкие приказания одного из поручиков. Всё понеслось назад. Но, благодаря тому, что ни начальник дивизии, ни начальник штаба не потерялись, довольно быстро удалось восстановить порядок, а затем уже растянуть в боевой порядок. Батареи встали на позиции и открыли огонь по направлению полёта снарядов, а пехота присмирела, исподтишка закапываясь в землю. Немцы не угомонялись и участили огонь тяжёлыми и лёгкими снарядами.

Потери были невелики, но моральное потрясение было колоссально. Да оно и понятно. Идти спокойно, ничего не видя и не слыша, не менее спокойно остановиться и расположиться биваком, и вдруг такой сюрприз – чемодан. Целый день дубасили нас немцы тяжёлыми, но мы их не видели. Ужасно было и досадно, и обидно…

К 12 час. дня начальник дивизии со штабом был при левофланговом 87-м полку. К этому же времени поступили точные сведения о немцах от наших разведчиков, и к нам прилетело несколько шрапнелей. Это всех подбодрило, и полк чуть ли не бегом бросился на дер. Клейн-Ленск и Гросс-Ленск, отстоявшие от нас в 1½ верстах. Наши батареи заняли позиции на опушке леса, и началось перебрасывание гостинцами. Тяжёлой артиллерии у немцев здесь не было. Шрапнельный огонь немцев не произвёл никакого впечатления (высокие разрывы), и пехота с воодушевлением продвигалась вперёд. Наступление было картинно и почти без потерь…

Из архива: август 2014г.