№9.2021. Полина Сбитнева. Послевоенные годы. О школе и детских садах в 40-е годы в Уфе

Полина Сбитнева

Послевоенные годы

О школе и детских садах в 40-е годы в Уфе

Вступительная заметка к воспоминаниям П. И. Сбитневой

«Послевоенные годы»

Эти воспоминания были написаны 40 лет назад, в начале 1980-х годов. Помню, мама говорила моей бабушке: «Зачем ты это пишешь? Никому это не будет нужно». На поверку оказалось, что подобные мемуары стали востребованы не только как документы прошедшей эпохи, но и в качестве истории повседневности, которой профессиональные историки стали проверять официальные исторические документы, не всегда честные и объективные.

Пелагея Ивановна Сбитнева (1902–1996) родилась в селе Загорском Свято-Троицкой волости Уфимского уезда Уфимской губернии в крестьянской семье. Её родители были неграмотные, но по своим нравственным и деловым качествам, как сейчас пишут, принадлежали к народной аристократии. Они и их дети умели делать любую крестьянскую работу, а её было очень много, и она была предельно разнообразной, причём не кое-как, а очень хорошо, а иногда и лучше всех. За эти умения в 1930 году родители были раскулачены, дом, хозяйство и земля были отобраны, а их единственный сын не имел права занимать какую-либо приличную должность. Пелагея Ивановна в это время уже была замужем и жила с мужем и двумя детьми в Уфе, поэтому репрессии против родителей и брата её не коснулись. Светлый ум и крестьянская хватка помогли ей освоиться в городской жизни, получить образование, успешно работать в детских садах и школе. Оставшись без мужа, она сумела воспитать достойных детей и до конца своей долгой жизни помогала родственникам и соседям словом и делом. Уже в преклонном 80-летнем возрасте, оставшись в своей маленькой коммунальной квартирке одна, она начала писать мемуары о жизни своей семьи, продолжая в ХХ веке «Семейную хронику» С. Т. Аксакова.

В данной журнальной публикации представлена глава из воспоминаний П. И. Сбитневой «Послевоенные годы». Поскольку эти мемуары писались отягощённым болезнями и одиночеством человеком, они при всей их фактической правдивости излишне категоричны. Поэтому, исходя из презумпции невиновности, мы взяли на себя ответственность зашифровать первыми прописными буквами фамилии осуждаемых в этих воспоминаниях людей, поскольку их никто не судил и вина их не была доказана. И всё же ценность этих мемуаров состоит в том, что они написаны не по заказу, а по велению души человеком, который сам был участником этих событий и попытался донести до потомков правду о своём времени.

Пётр Фёдоров

Детский сад кирпичного завода меня не устраивал: однокомплектный, мало работы. Ушла в железнодорожную школу, работала два года учительницей. Осенью, в предпраздничные дни, пришли ко мне директор Чашин и завуч Сергей Фёдорович Шестаков уговаривать меня идти в школу, так как у них не было учителя в 3 классе «А», где учились дети начальства. А был уже ноябрь месяц: двое учителей ушли, не справившись. В школе было четыре начальных класса, так что работать было не трудно, но дисциплина в этом классе была очень плохая. Взяла, не побоялась.

С первого дня моего прихода в класс начались «бунты» против меня. В классе мусор, доска вся исписана, тряпка закинута: мне не достать. Дети в этом классе «А» были в основном ответственных людей. Б. Иванов – сын 1-го секретаря райкома, П. Ахметшин, Комарова, Горькавый и др. Я знала, что мне в первый день преподнесут эти молодчики, если уж двое опытных работников ушли из школы. Заготовила себе тряпку, вымыла доску, проверила по списку детей, ну и присмотрела особенных, записала адреса. А на второй день пошла в гости к ученику Бондарю. За чашкой чая познакомилась с семьёй. На вопросы, как ведёт себя в школе их сын (из хулиганов хулиган), я своим присутствием заверила их, что он будет хорошим учеником, если они будут со мной солидарны.

В школьном помещении находилась медшкола. Я там взяла работу: в перерыве между занятиями выдавала учащимся стипендию. Домой не ходила: проверяла тетради. Дети охотно оставались со мной, помогали мне, находили ошибки; и это помогало им в совершенствовании русского языка. Ребята и их родители меня уважали. Мать Б. Иванова говорила много тёплых слов в мой адрес о том, что Борис приходит домой спокойный. [Он был] мальчик нервный, но толковый: первый выполнит урок и читает книгу. Дети говорили мне, что он читает. А что он будет делать? Голубей пускать в классе? Разве [это] будет лучше? Тут как-то нужно и не разрешать, и не запрещать. У меня за плечами был опыт работы в детском саду. Детей я любила. Работала за 5 человек: кладовщиком, бухгалтером, калькулятором, методистом и зав. детсадом.

Первые контрольные работы говорили о плохой успеваемости – 50 % двойки. И вот связь с родителями и общая проверка тетрадей помогли мне в работе: на осень остался один Евдокимов.

Многие учителя медшколы говорили, что с начальством работать трудно, как бы не выгнали. В четвертом классе была введена предметная система. Мне дали математику и географию. С задачами мне помогали мои дети, особенно Женя, всё мне решит, объяснит. Класс был не хуже других. Работать в школе мне нравилось тем, что я чувствовала себя свободно: не обязана была бухгалтеру, начальнику отдела учебных заведений. Но в 1948 году детей на четыре класса не [набиралось], и меня должны [были] сократить, т. к. я работала только два года.

В 1949 году ушла из школы в детский сад № 2 станции «Уфа», а зав. детсадом К. Н. Дьяконова ушла инспектором в отдел учебных заведений. Детский сад был трёхгрупповой с вечерней группой. Начальником отдела учебных заведений был Шувалов, и, когда была организована Уфимская железная дорога, из Куйбышева понаехало много «хлама». Да и начальник-то железной дороги был К. Как говорится, по Митьке и шапка. Шувалов уехал в другой город, вместо него приехал из Ленинграда Ф., такой представительный мужчина [и тоже] неглупый. В августе месяце у нас была конференция, все были в сборе: ждали начальника. А я шла на конференцию и увидела: около киоска лежит наш начальник. Пришла и доложила. И меня, милую, взяла Клавдия Николаевна за плечи и вывела [со словами]: «Вы с ума сошли, что вы говорите». Я испугалась до медвежьей болезни и ушла домой. А на самом деле это был он, наш начальник отдела учебных заведений. Пробовали лечить, и сам он хотел исправиться, но не смог, так, бедный, и уехал. Остался подхалим Н., а Клавдии Николаевне не понравилась работа инспектором, и она решила вернуться в детский сад.

Стали действовать сообща с Н. Начались разные комиссии. В трёхгрупповом детском саду по штату не положены кладовщик, бухгалтер, медсестра, которая делает раскладку продуктов, методист. Работы было навалом, да ещё комиссии каждую неделю. То комиссия найдёт грамматическую ошибку в составлении меню, то в средней группе воспитательница рассказала сказку «Медведь – Липовая нога» не по возрасту детей, то найдут в подполе 100–150 граммов масла, якобы спрятанного мною. Детей было 100, а должно быть 75 человек. Делали родительское собрание. Собрание было бурное, но никто из родителей не высказался против меня. Пошла я в политотдел. Зав. политотделом был Василий Шишкин, замечательный человек. Он говорил с Н. по телефону, стыдил его, указывал на недостатки его работы, [сказал], что к нему приходили родители [детей из] детсада, просили не терзать меня по мелочам.

Такие хорошие люди, как Шишкин, мешают таким шалопаям, как Н., М., N. (бухгалтер отдела учебных заведений). Все они жулики. N. я была не по душе: не делала подарков, как другие. Так она сама брала. Забежала как-то в детский сад на один день, выпросила 200 рублей казённых денег. Год прошёл, и я ушла, а деньги не вернула. А сколько игрушек и новых кукол уносила! А списанные игрушки все сама жгла в плите. У меня сердце кровью обливалось смотреть, как горит нужный детям строительный материал для творческих игр на площадке. Дети очень любят делать в песке подземные туннели, мосты. Как им необходимы эти горящие игрушки! Приехал К. М. С. Он где-то работал, сам он уфимский. Я, уже измученная, и рада бы уйти, а куда? Из огня да в полымя. В детском саду работала воспитательницей Ираида К. Она была женой его шурина. С. занимал комнату в школе № 4 и как-то прислал мне поручение получить со склада постельное бельё: 20 пододеяльников, 20 простыней, 20 наволочек, 20 полотенец. Я пишу, что мне не надо – всё есть. Он – вторую записку. Я снова отказала. Вызывает меня: «Почему не выполняете приказа начальника?» Я говорю: «Мне не нужно». Он: «Я приказал!» Я все его записки строго храню. Пишет официальное отношение за его подписью и бухгалтера. Поехала в Дёму, получила [бельё]. Приходит Клавдия Н., говорит: «Несите в школу». [Я ей]: «Дайте расписку». Она на дыбы: «Вы что, от начальника отдела учебных заведений расписку?» Я составила акт, пригласила <…> воспитателей, они расписались. Отдала, думаю: «Подавись, издеватель!» А сама чувствую, что надо мной надвигается туча с громом и молнией. Работаю, приходит женщина с разрешением отдела учебных заведений принять её Игорька. Мест нет, а [она] мне заявляет: «Для нас место есть: мой муж работает у начальника дороги К.». Даю ей списки: сколько в каждой группе детей. Не помогает. Вызываю воспитателей, прошу взять ещё одного, никто не может: нет мест. Не помогает. Договорились [встретиться] через недельку. Привела. Сама худенькая, а сын здоровый. Думаю: «Отвязалась от назойливой особы». Не тут-то было! Она [потребовала] давать её сыну по две порции второго, т. к. он много ест. Я её хотела вразумить, что это вредно для ребёнка. Не могла. А она стала грозить: «Вы для сына сделаете, а муж для Вас сделает хорошо». Ушла.

А как мне трудно было работать! Нужно заготавливать топливо на зиму – транспорта нет. Другим детсадам завозили родители, а наш детсад не имел таких родителей. Я брала машину на выходной день, [когда] было свободнее. Грузили с шофёром и грузчиком, а разгружали вдвоём.

Прошло мало ли, много ли времени, вызывает начальник дороги. Пошла, думаю: «Прибавит на оборудование площадки и перестройку сарая». Захожу, отрекомендовалась, а он: «А, это та, которая детей обкрадывает?» Я говорю: «Нет, это не та!» Он как стукнет кулаком по столу: «Молчать!» И начал мне петь о плохом питании…

Пришла домой, ревела (забыла сколько). Если бы не дети, я бы не осталась жива. Вот до чего могут довести подонки! Сходила к одной родительнице. Она меня наругала: зачем я с дураками связываюсь. Анна Тимофеевна Тупица пришла, успокоила, хотела сходить в райком; да я и сама туда дорогу знала. Как-то просрочился паспорт, в банке денег не дают, а менять паспорт были большие очереди. Много раз стояла, не попала. И милиционера подкупила, а он утром ушёл, ничего не сделал. На второй день пошла в три часа ночи. И только мне зайти, время вышло. Но я зашла, положила паспорт на стол и ушла. Прихожу дня через 3–4, а начальник говорит: «Я не видал Вашего паспорта». Пошла к секретарю (она бывшая родительница), она говорит: «Ничем помочь не могу». А паспорт нужен. Пошла в райком к 1-му секретарю, рассказала про все свои мытарства. Он вызвал к телефону начальника милиции и так его отчитал за то, что создаёт такие очереди. Но начальник милиции сказал, что нет никаких очередей. Договорились… Пришла к начальнику; он со мной был вежлив, отдал паспорт.

В райкоме я рыдала впервые, успокоили валерьянкой. Дворника в детском саду не было, а тротуар нужно было чистить. Милиционер подавал на меня в суд. Судили. В милиции штраф не взяли, а нервы трепали. У меня родители в свидетелях не бывали, а я судилась незаслуженно.

Однажды приехали из Куйбышева проверять работу детского сада и хозяйства. От С. приносят мои работники то бельё, которое я получила на складе, в таком грязном виде. Я не выдержала такого безобразия, сказала: «Свиньи, что ли, на нём спали? Наверное, полы им мыли». За это С. меня уволил, а Клавдию Н. назначил заведующей детским садом. Не только за это (я перечисляла работу комиссий). Я пошла к Шишкину в политотдел, подала в Куйбышев жалобу, всё описала и работала. Прихожу, а К. Н. уже сидит, заготовила акт сдачи. Я говорю: «Пока не буду сдавать». Так на работу походила с неделю и ушла. А я в каком положении работала? Если вызывает начальник отдела учебных заведений, я сначала выпью валерьянки, потом беру трубку.

С. сняли, а меня оставили работать заведующей детским садом. <…> А Шишкина столкнули с моста через Дёму, и он разбился насмерть. Это знает С. Ф. Шестаков, т. к. его жена работала у Сергея Ф. учительницей. Её звали Тамара Спиридоновна. Спиридон жил в Загорском, где прошли мои детство и юность. Девичья фамилия Т. С. – Трубанова. Вот так подонки расправляются с честными советскими людьми. Тяжело жить честным, порядочным людям. Разве с одним Василием Шишкиным так поступают? Ведь для этого большого ума не нужно, [чтобы] столкнуть с моста, с поезда, под машину.

В детском саду № 2 станции «Уфа» работала с 1949 по 1954 год. Снять меня с работы С. не пришлось, так он меня переводом назначил в детский сад № 24 города Стерлитамака. Я не поехала, т. к. дочь и сын учились, а муж умер в 1936 году. Заставили организовать детский сад при ПМС-38, т. к. в банке меня знали как порядочного человека. Всё делала как положено, организовала, а зарплату не получила, т. к. детсад уехал. Может, присылали, да N. прикарманила. Она способна была на такие вещи: меня обворовала на 100 рублей. И М. – хороший жулик: написала ложный акт, чтобы меня посадить или снять с работы. Когда мне его зачитали, я в ужас пришла, [потом] переписала несколько пунктов и представила документы, на основании которых были выданы продукты и материалы.

[В октябре 1954 года я] поступила на должность старшего педагога [в детские ясли]. В группах работы было мало, так как педагоги опытные. Мне было поручено принимать деньги с родителей за питание детей. Я принимала деньги и оформляла квитанции: сумму писала прописью и заставляла родителей расписываться. Заведующая яслями Ш. запретила, сказала: «Пишите просто». Старшая медсестра, статная, полная женщина (к сожалению, за давностью лет забыла её фамилию), рассказала мне о законах Ш. Каждый сотрудник, кого она принимает на работу, должен дать ей подарок в сумме месячного заработка. Если кто не даст, она не будет держать. Я не придала значения её рассказу, поскольку сама всю жизнь работала и не брала от родителей ни подарков, ни гостинцев, хотя жила материально хуже других, можно сказать, плохо. Вскоре пропало с вешалки моё новое зелёное пальто, конечно, не без участия Ш. Меня, когда я хотела идти в отпуск, сотрудники предупредили о её порядках. Я ей ничего не могла дать, так она мне приписала, что я ей не полностью отдала деньги, полученные от родителей. Меня это возмутило, я уволилась, она вычла эту сумму из зарплаты. Деньги получила через суд (есть квитанция). Не раз я была в райкоме, говорила о её безобразиях – не помогло.

В 1955 году [я] ушла на пенсию.

В воспитании моих детей мне помогали моя мама, брат Миша и сноха – жена Миши – Таня. Оканчивали школу, и я их отправляла к ним в Загорское. Люди в то время были хорошие, похабных слов (как сейчас на каждом перекрёстке можно услышать такую похабщину от молодых людей, одетых в импортные джинсы, куртки) и в помине не было. Я за них была спокойна. Этих людей, моих родственников, которые помогали мне в воспитании детей, нет никого в живых, а их дети, внуки живут в Уфе, и всегда от них можно услышать доброе слово, зовущее к жизни.

Летом ездили в Ашу к моей сестре Антониде Ивановне и её мужу Фёдору Алексеевичу. Ф. А. меня очень уважал, так был рад, когда я приезжаю. Бывало, поезд опоздает, прихожу среди ночи, не хочу их разбудить, делаю всё тихо; всё же услышит, встанет, даст команду Тоне: «Неси выпивку!» Он был пчеловод, а я не любительница выпивать, но причина есть: гость приехал, допьём до песен. Он любил петь, танцевать, весёлый человек был. И сидим с ним за столом, поём русские народные песни. Был у них свой сад, пчёлы, своя хорошая баня, овощи были свои. Я всегда принимала участие [в работе] по уходу за садом и огородом. А сколько было вишни! Я ела вишню с косточками, не по стакану съедала, а по блюду, и, Бог милует: желудком не страдаю. Думала описать, как я проводила время в свою молодость, а вот как-то уехала не в ту сторону.