Алла Докучаева. «Все по заслугам знамениты...»

Великий французский кутюрье Ив Сен-Лоран печально констатировал: «Всю свою жизнь я стремился к красоте, но убедился в том, что уродство сильнее». Когда я смотрю на картины художника-провидца Сергея Краснова, мне кажется, что мысль Сен-Лорана ему близка, только он перед уродствами человеческой цивилизации не пасует, а всячески пытается еще раз и еще встряхнуть людей, забывающих о своем предназначении в этом мире. Как верно заметил известный искусствовед Александр Гарбуз, «отсюда почти зеркальная симметрия в изображении Красновым “города Солнца” и “атомного города”, развивающая вширь и вглубь мысль о расхождении идеи устройства рая на Земле и ее практического осуществления».

Много лет зная Сергея Краснова, интересуясь его выставками, его новыми работами, я перечитала немало умных высказываний о его творчестве и критиков-профессионалов, и «продвинутых» в области искусства журналистов и пришла к выводу, что никто не написал о нем точнее и ярче, чем его друг с детских лет поэт Борис Романов. «Оду из мастерской Сергея Краснова» можно цитировать с первой до последней строки – настолько, на мой взгляд, правильно и любовно оценена индивидуальность большого, ни на кого не похожего художника. Очень рекомендую прочесть всем, кто неравнодушен к работам Краснова, это стихотворение и всю книгу Бориса Романова «Вдоль моря», которая многими поэтическими высказываниями автора близка к художественным пристрастиям его уфимского друга. А пока приведу небольшой отрывок из «Оды», который мне показался особенно метко характеризующим истоки искусства Краснова, искусства безусловно интеллектуального, но напитанного истинно народным осознанием своей причастности к родным корням, к истории, к природе, мифологии и фольклору:

...он школьным сделался героем,

рисуя жизнь иных миров –

подводно-лунные просторы

в мазочках млечной мишуры,

где колченогие опоры

возносят ромбы и шары,

а не дощатые заборы

и пионерские костры...

Но я-то думаю, запали

в него с безуминкой Дали

лесов космические дали

за быстрой Белою, в дали,

к которой мы переплывали

на катерке и долго шли.

Все жизненные случайности, если вдуматься, удивительно неслучайны. Например, то, что мама Сергея Лидия Иосифовна родилась в Венеции. Пусть не в знаменитой итальянской, а в деревеньке возле реки Белой, которая, широко разливаясь в половодье, навеяла не кому-то другому, а деду будущего художника Иосифу Рябову именно это название их поселения. И абсолютно неважно, что в настоящую Венецию Сергей Борисович попал раньше, чем в Венецию своего родового гнезда: он вобрал в душу, открытую Красоте, и туманное утро старинного итальянского города, и чудом сохранившуюся яблоню среди поросшего травой бывшего сада своих предков.

А предки у него были знатные – не титулами, а благородством происхождения из старинной крестьянской семьи, которая в Илишевском районе Башкирии проживала еще с конца XVIII века. Прадед Сергея Дмитрий Васильевич Рябов после Цусимского сражения вернулся с Русско-японской войны, награжденный Георгием. Первенец его и Марии Викторовны Иосиф (или Осип) учился в земской школе, позже окончил сельхозшколу, в 1914-м был отправлен на фронт и, попав в плен, батрачил в Германии. Вернувшись, пережил гражданскую войну, голод начала 20-х годов, во время нэпа с надеждой на лучшее перебрался с родителями в Дюртюлинский район, в тот самый хутор, что стал именоваться Венецией (с легкой руки его, побывавшего в Европе батраком сыроварщицы), куда и стали переезжать вслед за двумя русскими семьями и татарские поселенцы.

Иосиф женился на Нюре Прониной, девушке образованной, окончившей Бирскую гимназию. Происходила она из богатой крестьянской семьи, занимавшейся изготовлением и продажей деревянной тары в русском селе Анастасьино, которое в архивных документах упоминается с 1622 года. В 1924 году в молодой семье родилась Лидия – ей в юности пришлось испытать лишения как дочери репрессированного. Иосиф Дмитриевич, поднимавший сельское хозяйство в дальнем башкирском районе, потом служивший в Уфе в Башнаркомземе, укреплявший колхоз в Иглинском районе, был арестован, как и многие другие вполне добросовестные и ничем не провинившиеся работники, и умер в тюрьме. Так что способной Лидии, которая поступила в театрально-художественное училище и должна была учиться в одной группе с будущим знаменитым мастером кисти Борисом Домашниковым, пришлось устраиваться на моторный завод, потому что надо было на что-то существовать.

После войны перешла на агрегатный завод, где так и трудилась до самой пенсии вместе с мужем – бывшим фронтовиком, высококлассным токарем Борисом Михайловичем Красновым. Все свои таланты они передали детям: 31 августа 1948 года стали счастливыми родителями двойняшек – Наташи и Сережи. Теперь у 83-летней Лидии Иосифовны внук и четыре внучки, трое правнуков. Сын Сергей и его дочь Маша Краснова-Шабаева, унаследовав творческий талант, радуют своими успехами на поприще искусства.

Но это уже «бросок» в далекое сегодня, а в не менее далеком «позавчера» второклассника Сережу отец привел во Дворец пионеров в изостудию Владимира Степановича Сарапулова. Его педагогическому таланту обязаны своим становлением в искусстве многие известные ныне башкирские художники, архитекторы, дизайнеры, начиная от Рашита Нурмухаметова и продолжая этот ряд такими именами, как Рифхат Арсланов, Тан Еникеев, Алексей Королевский, Ирина Кибальник, Егор Прокшин, Сергей Краснов и еще, и еще. Если в цифрах, то это 15 членов Союза художников, 57 оформителей, 18 преподавателей, 14 архитекторов, 7 модельеров, 5 дизайнеров.

Главный принцип Степаныча, как ласково называли его между собой ученики, это свобода и «вседозволенность» в выборе тем, это всяческая поддержка самых фантастических выдумок и полное неприятие лени. Зато если у ребят появлялись первые подвижки в творчестве, учитель сиял. Как шутил впоследствии один из его бывших воспитанников, вспоминая лысую «прическу» своего наставника, «для нас не было ничего дороже этой лысины – при виде наших успехов она начинала светиться, как нимб над головой святого».

Больше всего Сарапулов боялся загубить юный талант общей усредненностью основ ремесла, поэтому еще одним методом воспитания, по воспоминаниям Егора Прокшина, была демонстрация самых удачных работ. Фантазии на космические темы Сергея Краснова не раз оказывались в числе похваленных учителем. Такая вот была замечательная «начальная школа», а университетом, или скорее своеобразной аспирантурой, стала для Сергея московская стажировка у широко известных академиков живописи Евгения Кибрика и Ореста Верейского. Собственно, когда в 1976 году Евгений Адольфович увидел работы 28-летнего уфимского художника, он посчитал его совершенно сложившимся мастером и предложил полную свободу плюс, если понадобятся, свои советы. Те же взгляды на творческое содружество с молодежью исповедовал возглавивший мастерскую после смерти Кибрика Верейский.

И в самом деле, к тому времени Краснов уже не только многое умел, виртуозно владея кистью, но, главное, уверенно шагнул на собственную, абсолютно индивидуальную дорожку со своим фирменным стилем художника-аналитика. Еще весной 72-го года, показав на Республиканской молодежной выставке в Художественном музее им. Нестерова графические работы и две в технике гуаши, изображавшие городские пейзажи, а затем участвуя во Всесоюзной выставке в Москве, в Манеже, он обратил на себя внимание оригинальным почерком, а в популярном тогда журнале «Огонек» была напечатана репродукция его картины «Новый город». Как однажды мне призналась жена Сергея, известная журналистка Рашида Краснова, «мы слушали песню “Битлз” “Я самый великий” и верили при этом в себя, в свои таланты».

К счастью, так и оказалось: талант в связке с редкой работоспособностью определили высокое место Сергея Краснова в плеяде видных российских художников. Спросила его, сколько картин им создано, – хочется же подвести какой-то числовой итог к 60-летнему юбилею. Он пожал плечами: «Никогда не считал. Где-то по пятьдесят в год. Значит, за сорок лет работы две тысячи наберется». Конечно, не в количестве дело. Но когда его подтверждает качество, то цифры становятся говорящими. Он участвовал в групповых выставках еще в советское время в Германии, Бельгии, Франции, Италии, других странах. Его работы находятся в Третьяковской галерее, во многих музеях России, а также в музеях русского искусства в Париже и Джерси-Сити (США), в частных коллекциях Евгения Евтушенко, Никиты Михалкова, Олега Табакова, Виктора Шендеровича, зарубежных знатоков живописи. Его имя занесено в энциклопедию современного искусства «Творческий фонд России» (1997 г.) и в «Энциклопедию современной живописи и графики» (изд. Нью-Йорк – Париж). Десять лет тому назад Краснов был избран членом-корреспондентом Российской Академии художеств, а теперь является ее действительным членом.

Многие критики-профессионалы считают Краснова своего рода прорицателем, который, словно экстрасенс, своими картинами предупреждает о надвигающихся катастрофах. С одной стороны, с ними трудно не согласиться. Потому что в самом деле в 1986-м году работой «Атомный город» он как будто предупредил о Чернобыле, а в 1987-м своим «Днем воды» – о фенольной аварии в Уфе. За два года до разрушения небоскребов в Нью-Йорке Краснов нарисовал эти башни с перечеркнувшими их белыми линиями именно на том уровне, где в них врезались стальные птицы-разрушители с дикарями на борту. И назвал картину «Идолы на Гудзоне». Конечно, Краснов – провидец, но только не потому, что обладает необычными способностями Ванги, а потому, на мой взгляд, что он сын своего времени, озабоченный его сложными проблемами не как сторонний наблюдатель, а как человек глубоко мыслящий, тонко чувствующий и стремящийся донести до людей свои размышления и переживания, воплотив их в том, что воздействует наиболее эмоционально, – в своем искусстве. Его «Ода взлетевшему острову» разве не предупреждение человечеству? Так может взорваться вся наша планета, если ее не спасать от экологического и нравственного варварства.

Метод художника Краснова часто именуют «фантастическим реализмом», останавливаясь в изумлении перед его таинственными островами, реликтовыми скалами и городами-призраками, перед камнями древних цивилизаций, манящими глубинами неизведанных вод и загадочными очертаниями старинных храмов. Его живописные полотна поражают не яркостью красок, а их удивительной гармонией, создающей необъятное пространство света, воздуха, космической свободы и бесконечности мира, сотворенного Высшим разумом и взывающего к человеку о продолжении этих чудес или, по крайней мере, к их защите, сбережению и сохранению.

Возможно правы искусствоведы, пытаясь соотнести творческую манеру того или иного мастера с определенными художественными течениями, отсюда и появившийся термин для обозначения творческого почерка Сергея Краснова – фантастический реализм. Но если вспомнить картины великих мастеров прошлого – Рафаэля Санти или Леонардо да Винчи, Паоло Веронезе или Сандро Боттичелли, разве их сюжеты Мадонны с младенцем или распятия Христа – не тот же фантастический реализм? Поскольку каждый из них по-своему интерпретировал легенды, овевая нечто воображаемое собственной фантазией, сотканной из реалий окружающего мира.

Пять лет тому назад мне довелось побывать на открытии очередной выставки Сергея Краснова в уфимской галерее «Мирас». Она называлась «Сны Евы». Художник в который раз проявил себя в этих работах неординарным, неуспокоенным и лукавым мастером: через Еву, которая была близка к Творцу и которая как женщина, обладающая тонкой и прозорливой интуицией, предвидела многое из того, что случится в дальнейшем на Земле, опять высказал собственную тревогу об исчезновении целых пластов мировой культуры, уходящей в небытие вместе с неисполненными предначертаниями Всевышнего о высоте человеческого духа.

Как всякий талантливый и самодостаточный человек Краснов не боится никаких конкуренций, сравнений. Напротив, он старается помогать молодым, радуется успехам коллег. Помню, весной 2002 года расспрашивала Сергея про выставку башкирских мастеров – в Москве, в галерее Зураба Церетели, там и он выставлялся вместе со своим учеником Ринатом Волигамси. Там как раз зарождалась идея о создании Башкирского филиала Российской Академии художеств, впоследствии поддержанная Министерством культуры и национальной политики РБ, но пока, к сожалению, не реализованная. Сейчас речь идет об организации в Уфе творческих мастерских Академии художеств. Это, конечно, сулит немалые перспективы для обучения на высоком классическом уровне талантливой творческой молодежи, которая при этом сможет получить выходы на интересные выставки в Москве и за рубежом. А пока Сергей Борисович, будучи приглашенным на выставки в Российской Академии художеств, в свою очередь приглашает вместе с собой коллег и учеников.

В 2007 году передвижная выставка в честь 250-летия Академии, открывшаяся в Уфе в Президент-отеле, собрала художников от Камчатки до Санкт-Петербурга. В Уфе она стартовала как раз благодаря отличным впечатлениям москвичей от вышеупомянутой выставки башкирских художников, проведенной в залах Академии в 2002 году по инициативе тогда еще члена-корреспондента РАХ Сергея Краснова. По итогам передвижной выставки и выставки-2002 золотую медаль получил Борис Домашников (незадолго до кончины), серебряных удостоились, кроме Краснова, Камиль Губайдуллин и Владислав Пегов. 15 художников из Уфы были награждены дипломами участников, а специальные дипломы за мастерство и достижения получили Николай Калинушкин (посмертно), Айрат Терегулов, Ринат Волигамси, Владимир Лобанов и Фирдант Нуриахметов.

И вот год 2008-й – Российская Академия художеств, Министерство культуры и национальной политики РБ представили в Москве, на Пречистинке, выставку «Сергей Краснов и его друзья». Работы Сергея размещались в анфиладе из пяти комнат, в трех других помещениях Академии выставились приглашенные им Тимур Дадишвили из Челябинска, Галина Визель и Геннадий Райшев из Ханты-Мансийска, уфимские художники Ринат Волигамси, Валерий Мельников, Вакиль Шайхетдинов, Петр Рейхет из Санкт-Петербурга, Александр Толстиков и Маша Краснова-Шабаева из Москвы.

60 своих работ показал Краснов и был очень доволен отзывом искусствоведа Дмитрия Швидковского, который сделал упор именно на том, что в столице была представлена талантливая провинция. Хотя Сергей Борисович справедливо считает, что в искусстве нет такого определения – там главное талант и своеобразие мастера. А вот провинциальный зритель, по словам Краснова, в отличие от столичного, обделен эмоциональными впечатлениями от искусства художников – по крайней мере в Уфе, где очень сильная школа и где часто устраиваются краткосрочные выставки, нет постоянно действующей и по-настоящему просторной галереи современного искусства, хотя в запасниках хранится огромное количество достойных работ. Художественный музей им. М. В. Нестерова устраивает выставки Домашникова, Лутфуллина, Бурзянцева, других выдающихся мастеров, но они действуют месяц-полтора, тогда как на Западе такие вернисажи открыты минимум по два месяца, а то и полгода при постоянном интересе публики, поскольку это позволяет квадратура помещений и давно выработанная привычка у людей посещать подобные выставки.

«В городе Мадена в Италии, где всего 165 тысяч жителей, – рассказывает Сергей, – и где Мекка для певцов, поскольку там родился великий Паваротти, существует огромная художественная галерея, приспособленная из старых конюшен, и в ней вместе с обновляющимися выставками организована и широкая торговля произведениями искусства… Такой прекрасный, но очень маленький по площади художественный музей, как у нас, разве в состоянии показать миллионному городу все богатство башкирской культуры, и немудрено, что художники стараются выставиться в Москве, в Питере, за рубежом либо вообще уезжают в те города, где больше возможностей показать свое искусство публике. В 70–80-е годы башкирские мастера занимали на выставках в Манеже лучше залы, а теперь наша республика может растерять свои творческие кадры. Люди быстро приучаются к легкому, к попсе, но их необходимо поднимать к высокому в искусстве, а потому идея художественных академических мастерских (когда-то ведь такие были у Ахмата Лутфуллина), а за ней и открытия Башкирского филиала Российской Академии художеств должна быть воплощена в жизнь».

Вот такой неравнодушный монолог Сергея Краснова я выслушала в его мастерской, где надеялась больше поговорить о его работах. Но разговор опять пошел об общественной его деятельности – среди организаторов Творческого Союза художников России, где менее строгие правила, нежели при поступлении в Союз художников России, и это дает молодым определенный шанс для их развития, в частности участием в выставках вместе со старшими товарищами.

В конце концов, все-таки беседа возвращается в русло творчества самого художника благодаря тому, что обращаю внимание на большое полотно «С севера на север». Сергей Борисович переключается на экологическую тему, говорит, что в этом году сто лет со дня падения Тунгусского метеорита и он хочет несколько работ этому посвятить. И тут же вспоминает, как ездил в творческую командировку еще в советские времена на полуостров Таймыр, был в Дудинке, в Норильске со сталинской постройкой его домов, плавал вниз и вверх по Енисею, видел гору Талнаф, разноцветные дымы на переработке руды. С тех пор в мире мало что изменилось в отношении людей к природе, и потому опять в его творческих намерениях создание экологической серии картин.

Мастерская у Краснова на крыше высотного дома. Много журналов, буклетов, на которых по-хозяйски восседает кошка Бурка. В обычной жизни Сергей – простой скромный человек, заботливый муж и отец. Кстати, спросила его о Маше и получила ответ, какой и ожидала, зная дочь Красновых с малых ее лет как «девушку с характером», упорным и самостоятельным:

– У нее были прекрасные педагоги – Георгий Калитов, Ринат Миннибаев, Филарет Шагабутдинов. Она включилась в художественную жизнь еще с 2001 года, участвовала более чем в тридцати российских и зарубежных выставках. Она сама по себе, со своими идеями, со своим взглядом на мир, поэтому я старался не касаться ее творчества раньше, а теперь она вполне самостоятельный художник, график, иллюстратор, и мне ее работы интересны.

На прощание я подошла к окну, глянула на открывающиеся уфимские дали, которые наверняка питают своими просторами и красотой воображение художника, и снова пришли на память поэтические строки Бориса Романова:

А мы с Красновым земляки –

Мы с берегов одной реки,

Бегущей под горой покатой.

Что говорить про земляков! –

Аксаков, Нестеров... Краснов –

Все по заслугам знамениты...

Из архива: август 2008г.