Кристина Абрамичева. Искусство быть наивным

Тимофей Дорофеев родился в 1978 году в Уфе. Окончил ХПЛ №64. Член объединения молодых художников и искусствоведов при РО ВТОО «СХР» РБ. Участник молодежных общероссийских и зональных выставок. Персональные выставки: «Тимофей Дорофеев. Живопись» (галерея «Баймак»), «Ничего страшного» (галерея «Аймак»), «Провинциальные истории», Москва (с О. Цимболенко), «Я³» (с Е. Севастьяновым,   О. Шишкиным).

Сегодня наивное искусство является общепризнанным явлением так называемой «третьей культуры», а проблема примитива рассматривается рядом искусствоведов как ключевая для истории искусства, так как в ней содержатся первоэлементы художественного творчества. С тех пор как Пикассо открыл для Европы африканскую первобытность, история искусств пыталась осмыслить принципы наивного искусства. Бывают периоды, когда черты примитива доминируют. Начало нового века имеет плодотворную почву в этом смысле — тоска по чистому, романтический уход в сказочную альтернативную историю, общий инфантилизм современности заставляют художников прибегать к необычным художественным образам и непосредственности восприятия, характеризующих искусство наива.

Молодой художник Тимофей Дорофеев находится в такой системе координат, в которой наивное по форме оборачивается глубинным содержанием изображаемого. Изломанные перспективы, яркие аппликативные цвета, большеголовые люди, орнаментальное начало его картин, которые уфимский зритель увидел на выставке «Ничего страшного», ставят художника в авангард современного искусства. Его «первобытность» в том, что он позволяет себе некое погружение в детское состояние. И это вовсе не психическая болезнь — как и всякий художник-наивист, он возвращается из погружения в детство не в забвении, но в творческом вдохновении — его детскость всегда актуальна и плодоносна.

Большое место в творчестве Дорофеева занимают портреты. Портретируемый обычно размещается по всему пространству картины, придвинувшись вплотную к зрителю, и только в верхней части можно различить детали  пейзажа — обычно в виде ярко-голубого неба с несколькими деревьями, склоняющимися к центру. Из-за этой медальонной скругленности углов возникает ощущение разглядывания портретируемого в объектив с сильным увеличением. Ощущение искаженной перспективы достигается и благодаря необычно крупным рукам, которые настолько тщательно и подробно прописаны художником, что выходят на первый план и становятся не менее яркой характеристикой изображаемого человека, чем его лицо.

Женские портреты художника неизменно светлы и радостны — будь то взрослые женщины, старушки или совсем девушки. Бабушка, подпирающая голову одной рукой, на фоне какого-то сказочного леса, несмотря на множество морщин, выглядит по-детски наивной, а в ее чистых голубых глазах, устремленных куда-то вдаль, мимо зрителя, плещется добрая усмешка и радость жизни. Несколько выбивается из общего тона портрет старушки в красном платке, близкий к реалистическому изображению, хотя и выполненный в узнаваемой манере. Старушка, возможно дворничиха, так как она одета в ватник, поднимается из пешеходного перехода — ее лицо озабочено, из некрасиво открытого рта выбивается пар от мороза, брови нахмурены. Но большинство женских портретов Тимофея Дорофеева все же заставляет по-доброму улыбнуться, настолько они пронизаны любовью к женщине.

Особое место в творчестве Дорофеева занимают разработки сказочных сюжетов — из калейдоскопа наложенных густыми мазками красок вырисовываются то волшебный терем, то жар-птица. Это и неудивительно — искусство наива имеет много общего с фольклорными традициями. Необычные образы животных составляют целую коллекцию личных мифологических существ художника — фениксы, зайцы с человеческими пальцами, волки с печальными глазами почти неотличимы от человеческих портретов, а потому в их существование охотно верится.

В последнее время Тимофей Дорофеев движется в направлении кураторства: став одним из лидеров открытой группы молодых художников «Новь», он приложил свои творческие силы к организации таких любопытных выставок, как «Диалог с Небом: Билеты муниципального транспорта» (галерея «Артель»), «Новь» (галерея «Мирас»), «Бабушки на Бабушкина» (галерея «Артель»), готовятся выставки «Окна» и «Жесть». Оставим за скобками некоторые досадные ошибки начинающего куратора, потому что сейчас мы говорим о творчестве самого художника, который в качестве участника этих групповых выставок остался неизменен в своем чувстве выбранного стиля. Хотя стиль этот постепенно претерпевает эволюцию — беззаботно-сказочные сюжеты сместились в сторону художественного осмысления реальности, попыток выйти за рамки искусства чистого наива, затронуть более глобальные темы при помощи привычного инструментария. В этом смысле интересен новый эксперимент Дорофеева, выставленный на групповой выставке «Я³» («Уфимская художественная галерея»). Его триптих «Перемещение» представлял собой абстрактную мегакартину, в которой впечатления художника за годы творческой жизни сведены в одно целое. Высказывание Пабло Пикассо: «Законченная картина — мертвая картина» — заставило Дорофеева задуматься, стоит ли ставить финальную точку. Не означает ли это остановку на большом пути познания? Символом этого пути стал и материал, который художник выбрал для своей мегакартины, — доски от ящиков из-под аргентинских груш, повидавших несколько стран, прежде чем попасть на уфимский рынок. Пытаясь отразить все разнообразие современного мира, художник неизбежно приходит к жанру абстракции как к наиболее символическому выражению эклектичности. Еще философ Лиотар называл эклектизм «нулевой степенью общей культуры: по радио слушают регги, в кино смотрят вестерн, на ланч идут в Макдональдс, на обед — в ресторан с местной кухней, употребляют парижские духи в Токио и носят одежду в стиле ретро в Гонконге». Всю эту кипучую жизнь молодой художник словно уложил в гигантский разноцветный паззл, детальки которого будут подбираться им еще многие годы…

Вопрос осмысления наивного искусства до сих пор остается открытым в искусствознании. Какой-то период времени наивное направление считалось признаком «непрофессионализма», а художники, работающие в этом стиле, изобретательными самоучками. Эмоциональность работ этих «самоучек» завораживала, именно они вдохновили многих художников-профессионалов, таких, как Матисс, Пикассо. Сейчас мудрость быть наивным тоже дана не каждому — свежесть восприятия и простой выразительный язык в картинах Тимофея Дорофеева помогают постичь первоосновы искусства вообще.

Комментарии к выставкам

Trash. Ринат Миннебаев, Айрат Терегулов, Николай Марочкин, Фирдант Нуриахметов, Владимир Лобанов. Уфимская художественная галерея, 2008.

«Trash» – четвертая тематическая выставка творческой группы, в состав которой вошли художники Ринат Миннебаев, Айрат Терегулов, Раис Гаитов, скульпторы Владимир Лобанов, Фирдант Нуриахметов и фотограф Николай Марочкин. Первые две объединенные экспозиции подобного рода, прошли еще в 90-е годы, затем были знаменитые «Объекты» (УХГ, 2005), всколыхнувшие культурную среду и вызвавшие значительный интерес зрителя. Для того чтобы понять всю глубину этого интереса, нужно знать специфику местной художественной ситуации, в которой значительное место занимает фиксация красот башкирской природы, многофигурные батальные сцены или дословное воспроизведение предметов крестьянского быта. На этом фоне способность самых сильных уфимских художников не просто предложить публике очередные свои работы, но и поработать в рамках единого концепта, кажется беспрецедентной. Выглядит смелой и попытка сочетать в рамках одного концепта несколько жанров искусства, включая пластические. Учитывая все эти обстоятельства,  совершенно неважным становится то, что тему «треша» в ее классическом понимании художники все же не раскрывают.

Мусор мусором, а эстетика trash-art подразумевает и позитивный радикализм, и абсурд, и наивность, нарочитую неумелость, и дешевые эффекты. Это безвкусица, не только ставшая когда-то эстетическим идеалом бедных американцев белой расы, но и протест против европеизированного американского мэйнстрима. Зачинщики нашего местного «треша» тоже протестуют, хотя у любого столичного зрителя, привыкшего к еще и не таким изыскам, даже не возникло бы подозрения – настолько деликатным выглядит их протест. Да и могут ли себе позволить бунтарство мастера заслуженные, чьи заслуги, безусловно признаваемы художественными официальными органами власти? Признаваемы настолько, что вполне безболезненно могут допустить легкую шалость со стороны маститых. Тем не менее, на самих художников эта давно ожидаемая выставка оказала магическое воздействие – настолько молодыми, задорными и вдохновленными они выглядели в день открытия. А это немаловажный стимул для любой, тем более, творческой, работы.

Если пройтись по некоторым работам каждого из участников проекта, то мы увидим, что авторы трактовали тему мусора с разной степенью изящества и мусор в его прямом значении все же превалирует. У Рината Миннебаева на этом материале получилась очень ностальгическая серия «Post cart», построенная на компиляции артефактов прошлого: открытках, письмах, случайных записках, фрагментов кружев старых платьев. Словом, на том, от чего большинство людей предпочитает избавляться, как от ненужного груза воспоминаний. Собранные вместе на основе из бумаги ручного литья, они зазвучали настолько проникновенно, как могут звучать беззащитные осенние листья, сдуваемые беспощадным ветром сменяющегося времени года, тоже ставшие лейтмотивом серии. Еще более впечатляет реконструкция быта выдуманного народа Сибири иснам-ытнах, которая кстати, в этом году прошла первый и второй туры известной Премии Кандинского. Серию «Люди леса» Миннебаев создал из настоящих уличных находок, консультируясь у этнографов. Альтернативная история, родившаяся, таким образом, на наших глазах, превращает жизнедеятельность человека не просто в неутилизируемые куски, а в некий культурный слой, который может стать основой для чего-то нового. Ассамбляжи Раиса Гаитова на этом фоне выглядят несколько грубее, хотя и представляют собой оригинальные предметные ассоциации художника – своеобразный «Портрет Мамонова» или ностальгическую дверь, обклеенную старыми фотографиями. Самым логичным переходом здесь являются работы скульпторов Фирданта Нуриахметова и Владимира Лобанова, которым удалось создать нечто интересное на грани инсталляции и скульптуры. Нуриахметов смел в выборе фактуры и ее произвольных сочетаний: художественно застывшие куски бронзы, оставшиеся от отливки «настоящих» скульптур, объекты из картонных форм для хранения куриных яиц и другие «найденные объекты» –будоражат воображение зрителя. Работы его коллеги по цеху выглядят гораздо скромнее, если это «треш», то непременно гламурный – настолько тщательно выточены и продуманы деревянные сложные конструкции скульптора, а примостившаяся на одной из них такая же аккуратная бабочка только добавляет им кича. Некоторую перекличку с бронзовыми скульпторскими отходами имеет серия Айрата Терегулова «Пейзажи», созданная из остатков краски при создании печатной графики – в ее разводах художнику удалось разглядеть по-китайски тонкие переливы состояний природы. Наиболее далеко унесся беспокойной мыслью фотохудожник Николай Марочкин: у него и заброшенные скотобойни, и заводские пейзажи, и современные римейки стиля советской эпохи. Что из всего этого наиболее соответствует концепции, наверное, предстоит решить зрителю. В любом случае, каждая выставка – это не конечный результат, а некое художественное исследование своих творческих возможностей. И все авторы «Треша», которые готовились к нему столь долго и тщательно, вполне могут придти к совершенно другому пониманию природы «трешевого» сразу же, как только поставят финальную точку в этой выставке. И тогда нас будет ждать новый, не менее интересный эксперимент современного искусства.

Графика. Светлана Кальдина, Елизавета Зайниева. Галерея «Гостиный Двор», 2008.

Выставка двух студенток худграфа БГПУ не могла не привлечь внимание – на фоне художественной неразборчивости, ставшей принципом этого бойкого места, обе мини-экспозиции выделялись своей стилевой выдержанностью и технической безупречностью. Общеизвестно, что сильная академическая школа, на которой зиждется всякое художественное образование, не всегда приводит к умению выпускника, и тем более студента, говорить на современном художественном языке. Поэтому степень обобщения, которой достигли молодые художницы еще в период обучения в вузе, вызывает желание ознакомиться с их работами поближе. Серия гравюр на дереве Елизаветы Зайниевой, традиционного и очень трудоемкого жанра графики, удивляет своей многоплановостью и лиризмом. Серия настолько цельная, что похожа на цикл иллюстраций к хорошей детской книжке, хотя это всего лишь наше предположение – каждая работа имеет свое, причем довольно эпическое название: «Время», «Мироздание», «Древо жизни». Эпичность здесь иного рода – это явно не громкоголосый народный эпос, но нежная лирическая песня, ведущая свой рассказ о начале мира…

Серия Светланы Кальдиной в жанре аппликации из бумаги кажется совсем не сочетающейся с предыдущим автором, и тем не менее здесь мы видим ту же борьбу двух начал, размышления о вечных основах мира. Возникает также интересная игра: материал, выбранный автором, хотя и более мягкий, чем гравюра, производит обратный эффект из-за кубистического стиля, и в то же время серия не лишена лиризма, особенно в «Материнстве».

Париж – Берлин. Европа – общий взгляд. Галерея «ACADEMIA», 2008.

Фотовыставка, попавшая транзитом в Уфу при содействии Центра современного искусства (Екатеринбургский филиал), представляла работы коллектива французских и немецких фотографов, работающих в области моды, портретной и документальной фотографии. Путешествуя по городам Урала, она позволяет почувствовать само дыхание современности, в каком бы городе мы ни находились. «Пересекайте границы, засыпайте рвы!», – сказал в 1969 году Лесли Фидлер. Сегодня границ становится все меньше, но остается гений места, какая-то специфическая сумасшедшинка, присущая каждому городу, и познать ее в таком разнообразии ракурсов – редкая и счастливая возможность. Однако, хотя и мы – часть Европы, менталитет и художественные вкусы заставили уфимских зрителей отнестись к этой выставке иначе, чем в Европе. Это и неудивительно – годами вдалбливаемая сюжетность, часто с политическо-социальной направленностью, не позволяет многим почувствовать тонкие душевные нити, которыми пронизаны авторские работы европейских фотохудожников, и выглядят в глазах россиян слишком пустыми. Вот суждение уфимского фотолюбителя Александра Залесова, которое можно взять в качестве типического: «Выставка – полное барахло. Смотреть нечего. Смело можно не ходить. Пару фотографий, впрочем, я бы выделил: на одной собака бросается в воду с набережной, вся сжалась в прыжке; на другой по воде шествует на лыжах-поплавках, удерживая равновесие палками, человек в белоснежных одеждах. Большинство же фото невнятны, много нерезких и не в фокусе, что отнюдь их не улучшает». Нерезкость фотографий сразу отвергается автором суждения в качестве художественного приема недосказанности и автоматически засчитывается как техническая неудача. Кроме привычки к четкому и ясному искусству советского плаката, здесь сказывается и неоправдавшееся зрительское ожидание от выставки, заявленной вполне конкретно – как «Париж – Берлин». Тем не менее, взгляды фотографов-аборигенов этих культовых городов, блуждали где угодно, только не в стороне Эйфелевой башни – они разглядывали ноги идущих в подземке людей, замечали кокосы на торговых лотках и развешенное на веревках белье. Словом, момент узнавания не состоялся – от представленных работ веяло скорее усталостью и вековой тоской, чем жизнерадостностью туриста. То типическое, по их мнению, европейское, что было найдено авторами, оказалось одновременно нетипическим – настолько далеко наше представление о Париже от реальности, которую населяют алжирские эмигранты, китайские переселенцы и порядком поднадоевшие туристы.

 Из архива: декабрь 2008г.