Все новости
Круг чтения
15 Ноября 2021, 16:01

№11.2021. Михаил Хлебников. Похождение гипсового мальчика в августе 68‑го

Разговор о новой книге Юрия Полякова «Совдетство. Книга о светлом прошлом» следует начать с беглого взгляда на то, что привычно и тоскливо называется «исследованиями творчества автора». Посмотреть есть на что. Вот прекрасное издание 2014 года: «Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика».

№11.2021. Михаил Хлебников. Похождение гипсового мальчика в августе 68‑го
№11.2021. Михаил Хлебников. Похождение гипсового мальчика в августе 68‑го

Михаил Владимирович Хлебников родился в 1974 году в Новокузнецке. Окончил филологический факультет Новокузнецкого государственного педагогического института, аспирантуру Новосибирского государственного университета. Кандидат философских наук. Доцент кафедры общественных наук Новосибирского юридического института, филиала Томского государственного университета. Автор книг «Теория заговора. Опыт социокультурного исследования» (2012) и «Теория заговора. Историко-философский очерк» (2014), «Большая чи(с)тка» (2020), «Союз и Довлатов (подробно и приблизительно)» (2021). Публиковался в газете «Литературная Россия», в журналах «Подъем», «Полдень», «Бельские просторы», «Наш современник», «Москва», «Вопросы литературы», «Новый мир» и др. Лауреат премии журнала «Сибирские огни» за 2017 год в разделе «Критика».

 

Михаил Хлебников

Похождение гипсового мальчика в августе 68-го

 

Разговор о новой книге Юрия Полякова «Совдетство. Книга о светлом прошлом» следует начать с беглого взгляда на то, что привычно и тоскливо называется «исследованиями творчества автора». Посмотреть есть на что. Вот прекрасное издание 2014 года: «Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика». Книга выпущена издательством «Литературная газета». В то время автор являлся главным редактором одноименной газеты. Начинается «вселенная» ярко, можно сказать, со вспышки, могущей ослепить неподготовленного читателя. Лариса Васильева вспоминает о знакомстве со стихами молодого Юрия Полякова, которые были напечатаны в «Дне поэзии»:

         «Дрожь – верный признак сильного впечатления. Всего три строфы, а передо мной открылась огромная жизнь».

         Следующее стихотворение рождает не менее сильное ощущение:

         «Думаю, в этих восьми строках вполне укладывается «Обрыв» И. А. Гончарова или «Дворянское гнездо» И. С. Тургенева».

         Тут только можно выразить радость об уходе Юрия Полякова в прозу. Иначе в два-три сборника его поэзии можно было «уложить» всю русскую литературу. Наповал.

         Иные исследования намекают на игровой подход к освоению вселенной. Совсем недавно, в 2021 г., вышла книга с симпатичным названием «Юрий Поляков: контекст, подтекст, интертекст и другие приключения текста. Учёные (И НЕ очень) записки одного семинара». Читателя, клюнувшего на капслок, ждёт разочарование. Всё очень похоже на первое издание с добавлением настоящей учёности:

         «У критика, который интерпретирует сатиру Юрия Полякова, есть, вероятно, два основных пути: весело смеяться с автором, смахивая вместе с ним невидимые миру слезы, следуя его мысли, следя за невероятными, алогичными, абсурдными поворотами сюжета, погружаясь в гротескные ситуации, которые тем не менее воспринимаются как вполне реальные. И часто невероятно смешные! Такой путь интерпретации вполне перспективен: двигаясь шаг за шагом за писателем, мы пытаемся понять то, что «хотел сказать автор», ибо кроме автора в тексте ничего нет и не может быть. Это, с определенными оговорками и упрощениями, основополагающий принцип герменевтики как литературоведческой методологии анализа художественного текста».

         Тут можно впасть в грех агностицизма и прийти к отрицанию познаваемости вселенной.

         Но есть варианты личностного подхода к космическим проблемам. Возьмём срединное по времени издание. В 2017 году была опубликована книга Ольги Яриковой «Юрий Поляков: Последний советский писатель». Труд вышел в издательстве «Молодая гвардия» в серии «ЖЗЛ: Современные классики». Кстати, серия представлена двумя изданиями. Второй герой – Эдуард Лимонов, который, увы, «современен» сегодня только в метафорическом значении. Объём труда солидный: почти 1100 страниц. В своё время халтурщик Виктор Шкловский написал о Льве Толстом только 800 страниц. Биография другого Толстого – Алексея Николаевича, написанная А. Варламовым, – преступно не дотянула и до 600 страниц. Книга Яриковой уникальная, ведь в процессе её создания принимал активное участие сам Поляков. И здесь он проявил требовательность и принципиальность. Вот как пишет об этом биограф:

         «Собирая факты из самых разных источников, – в том числе из материалов, касающихся творчества Полякова, а также из его интервью и сборников публицистики – я обнаружила, что о некоторых периодах своей жизни он почти не рассказывал. Я попыталась его расспросить, но не очень-то преуспела: мой герой оберегает пережитое от стороннего любопытства, редко прибегая к жанру устных рассказов, ведь жизненный опыт – основа творчества любого писателя. Однако всё изменилось, когда я отправила ему черновой набросок нескольких глав. Борясь с неточностями и ошибками, которые обнаружились в моих материалах, Юрий Михайлович наконец отложил другие дела и замыслы, и на моих глазах на свет появились несколько фрагментов его будущих автобиографических произведений – «Совдетства» и «Книги о советской юности», которые он планировал написать когда-нибудь потом. Не могу не порадоваться этому обстоятельству вместе с другими поклонниками его творчества».

         Можно предположить по тому, что «когда-нибудь» обрело сегодня вещественную книжную форму – биография не удовлетворила героя. Или знакомство с ней «всколыхнуло», потом «нахлынули строчки». Так что перед нами достаточно уникальный случай: биография послужила толчком к написанию оригинального авторского текста. Обычно, как мы знаем, случается наоборот. Писательские жизнеописания «осмысляют» затейливый творческий путь своих персонажей. Надеюсь, отступление было небесполезным. Тем более что нас, скорее всего, ждёт продолжение «Совдетства» – «Книга о советской юности». Классическое «Отрочество» выпадает.

         Говоря о «скорее всего», я имею в виду одну из особенностей Юрия Полякова как писателя. Он один из немногих профессиональных отечественных беллетристов. Всё созданное им – написано зряче и экономно. Обещанное выполняется. Ниже чётко прочерченного уровня его книги не опускаются. Это становится возможным благодаря тому, что уже почти сорок лет писатель разрабатывает два мотива жанрового подхода. Первый – сатирические романы («Демгородок», «Козлёнок в молоке», «Веселая жизнь, или Секс в СССР») с узнаваемыми персонажами из мира литературы и политики, спрятанными под прозрачными псевдонимами. Написаны они крепко, с хорошим, хотя несколько механическим юмором, яркими метафорами, равномерно распределёнными по тексту. Второй – бытописательские романы («Замыслил я побег...», «Грибной царь», «Гипсовый трубач») о непростой  самой большой любви мужчины средних лет к двум и более женщинам. Когда «всё очень неоднозначно». В нагрузку – средне исполненные эротические сцены уровня софт-порно. Помимо художественных текстов Поляков много работает в публицистике. Эти тексты также хорошо, ладно написаны, темпераментны, хотя «политическую линию» автора, несмотря на «кипение», трудно определить. Но там есть один скрытый сюжет, о котором я скажу ниже.

         Количественно крупные вещи поданы аккуратно, не вызывают эффекта затоваривания. Книг Полякова не много и не мало, есть товарный баланс между спросом и предложением. Но тем не менее даже поклонники автора отмечают повторяемость его ходов и приёмов. В этом отношении «Совдетство» – вещь рискованная. Поляков вышел за пределы своей делянки, которую много лет обрабатывал и снимал приличный урожай. Насколько эксперимент вышел удачным? Появится ли третий сюжет в арсенале писателя Полякова?

         В предисловии автор объясняет читателю свою писательскую задачу. Ему неприятны «премиальные» книги, в которых в чёрных красках изображается советское детство. Полякову есть что противопоставить: «Но вот у меня, выросшего в заводском общежитии маргаринового завода, от советского детства и отрочества остались совсем иные впечатления — если и не радужные, то вполне добрые и светлые». И дальше о задаче «Совдетства»: «Об этом моя книга. Я писал ее с трепетом, погружаясь сердцем в живую воду памяти, извлекая из глубин сознания милые мелочи минувшего, перебирая забытые словечки ушедшей эпохи, стараясь воплотить в языке тот далекий, утраченный мир, который исчез навсегда вместе с Советским Союзом». Также запомним эти слова.

         Уже из предисловия ясно, что книга носит автобиографический характер. Интересно, что в «Совдетство» входит рассказ «Пцыроха» и «повесть о советском детстве» «Пересменок». Рассказ написан достаточно давно, в эпоху создания монструозного труда Яриковой. Он плохо вписывается в текст повести, поэтому просто напечатан первым и находчиво назван «прологом». В хорошем писательском хозяйстве отходов не бывает. Я буду говорить о «Пересменке» в силу факультативности и необязательности рассказа. Расстояние между автором и героем минимальное. Сцена первая. Юра Полуяков возвращается из пионерского лагеря. Семья собирается за обеденным столом. Присутствуют: Юра, его мама, которую герой называет просто Лида, и отец, именуемый Тимофеичем. С первых страниц автор выполняет обещанное в части «милоты»: Лида смешно и мило ругается с Тимофеичем, который не прочь дерябнуть сверх разрешённого из милой фляжечки, заботливо спрятанной в милом шифоньере. Лида сообщает Юре, что он через несколько дней снова отправляется в путешествие. Вместе с родственниками он отправится в Абхазию на море. На дворе общежития маргаринового завода начало августа 1968 года.

 

 

         Экспозиция закончена. Уставший после дороги Юра укладывается спать. Просыпается он поздно, Лида и Тимофеич уже на работе. Всё повествование и укладывается в один день уходящего лета. Вот такой наш ответ Джойсу. За это время Юра успевает задуматься о способах борьбы с тараканами, прогуляться по окрестным дворам, навестить школу, пообедать в заводской столовой, посетить с Лидой «Детский мир», чтобы приодеться для курортного отдыха, купить марок и корма для рыбок, навестить дядю, с которым ему и предстоит отправиться в Новый Афон. Потом Юра навещает бабушку с тётей. Заканчивается насыщенный день 4 августа посещением парикмахерской. Естественно, травелог, как и у автора «Улисса», наполнен отступлениями, воспоминаниями, уточнениями, без которых книга сдулась бы до размера рассказа.

         Время от времени Поляков радует читателя точными и яркими описаниями. Мне, например, понравилась сцена, когда герой спасается от ливня и наблюдает следующую картину: «Мимо проехала горбатая «Победа», капли отскакивали от темной крыши с такой силой, что машина напоминала большого ежа, ощетинившегося прозрачными иголками». Здорово и хорошо. Есть отдельные точные попадания в характеры, ситуации, которые раскрываются буквально одним предложением. Вот, хулиганистый Ренат – дружок Юры, попытался незаметно проехаться на ломовой телеге и заработал рубец на спине от удара кнута бдительного извозчика: «Ренат потом, задрав рубаху, нам его гордо показывал: жуткое зрелище! Дядя Амир, узнав о происшествии, обещал зарезать ломовика как собаку, но в результате выпорол сына, чтобы не лазал туда, куда не положено». И снова хорошо.

         Но тут две проблемы. Во-первых, подобных мест в книге, увы, немного. А во-вторых, они слишком хорошо заметны на фоне всего остального в тексте. Что он представляет собой? Автор не просто так писал о «милых мелочах». Они и заполнили собой всё пространство повести. Сначала они воспринимаются как элементы, создающие фон. Но и тут глаз цепляет некоторая подробность, переходящая в чрезмерность. Вот, Юра появляется на общей кухне: «На Большой кухне одиннадцать столов-тумб, но на замочки закрыты дверцы только у Комковых и Бареевых. Имеются три газовые плиты с четырьмя конфорками каждая. Есть кран с раковиной. А на стенах в два ряда, как щиты в рыцарском замке, висят тазы и корыта». Пока вроде бы нормально, особенно для тех, кто не знаком с коммунальным бытом шестидесятых. Ну и сравнение тазов и корыт с рыцарскими щитами тоже «играет» на автора и героя: желание подростка увидеть необычное в обыденном. Но Поляков деловито приглашает читателя пройти дальше, увидеть и оценить туалет общежития: «Там два отсека – мужской и женский, в каждом по две кабинки и по крану с облупившимися чугунными раковинами. Умыться и почистить зубы можно здесь, а также на обеих кухнях. Кроме того, на втором этаже тоже есть свой санузел, поэтому очередь выстраивается только рано утром, когда все спешат на работу».

         Это бытовой очерк, отрывок из доклада о санитарно-гигиеническом состоянии общежития маргаринового завода? Кто обещал в предисловии «погружать сердце в живую воду памяти»? В основном картины окружающего Юры мира строятся на перечислении. Вот герой бесцельно слоняется по родному району: «Я от нечего делать наблюдал, как мимо бесконечным потоком едут грузовики с деревянными бортами, самосвалы, груженные щебнем, горбатые «Победы» и грудастые «Волги» с «шашечками» на боках, автобусы с лобовыми стеклами, словно вдавленными внутрь, сине-желтые троллейбусы с длинными рогами, которые, цепляясь за провода, щелкают и роняют иногда на мостовую крупные искры. Мимо промчался лаково-черный ЗИМ с розовыми шторками на окнах». Не очень? Да, не очень. А вот он уже в центре после посещения «Детского мира» и дяди: «Я вышел из полупустого Комсомольского переулка на запруженную Маросейку: мимо неслись майонезного цвета «Волги» с шашечками на боках, горбатые «победы», новенькие угловатые «москвичи», грузовики с деревянными бортами, «бычки», крытые брезентом, военные газики, хлебные фургоны, «каблучки» – на таких развозят по магазинам продукцию маргаринового завода. Величественно проехали черные машины с начальниками – видимо, прямо в Кремль, который отсюда недалеко. Сквозь стекла виднелись гордо поднятые головы в шляпах». Предательское повторение «горбатой победы» говорит, что автор пишет в какой-то степени «на автомате», не слишком заботясь о словесном разнообразии в изображении красот «милого прошлого». И опять же обе сцены заканчиваются, в общем-то, одинаково – упоминанием статусных автомобилей: «лаково-чёрный ЗИМ с розовыми шторками» сливается с «черными машинами с начальниками».

         Утомительные перечисления примет прошлого вызывает всё больше вопросов. Юра подходит к киоску «Союзпечати» и видит на его витрине фотографии популярных артистов. Наберём воздуха: «Вера Орлова, Муслим Магомаев, Нонна Мордюкова, Юрий Гуляев, Майя Кристалинская, Олег Стриженов, Анастасия Вертинская, Михаил Пуговкин, Наталья Варлей, Юрий Никулин, Георгий Вицин...». Спасибо милосердному многоточию. Но и тут есть вопрос: что даёт этот список? Нужно ли его подобно специалистам по Джойсу изощрённо комментировать? Почему, например, есть Олег Стриженов, а Вячеслав Тихонов зловеще отсутствует?

         Кстати, есть в книге детали, вызывающие сомнения. Телевизионная передача «Сельский час» шла в 12 часов дня, а не вечером. В 1968 году Солженицына, конечно, не называли «литературным власовцем». Выражения «я тебя умоляю», «ежу понятно» также относятся к куда более позднему периоду. Понятно, что эти огрехи исправляются несложной редактурой. Но в глаза почему-то они бросаются, вызывая мысли о «глубине погружения».

         Ещё большее удивление вызывает образ Юры Полуякова – главного героя, который обещал оказаться яркой фигурой. Хотя повзрослевшего Юрия Полуякова мы встречаем в романе «Веселая жизнь…», он в известной мере теряется в повествовании за чередой анекдотов, баек о писательской жизни в позднем Советском Союзе. Куда большего, интересного можно было ожидать от текста, в котором автобиографизм выступает на передний план. И для подобного ожидания имелись весомые предпосылки.

Ранее я сказал о наличии внутреннего сюжета в публицистике Юрия Полякова. Возьмём, к примеру, статью «Мельпомена поверженная». Формально она посвящена современному состоянию отечественного театра. А оно вызывает чувство неподдельной тревоги. Для усилия используются милитаристские образы. «Окончательный разгром русского традиционного театра», «атаки... на бастион русской традиции, выработанной дореволюционным и советским театром». Грядут тёмные времена, когда будут поставлены спектакли с «транссексуалкой Катериной» и Буратино, у которого «длинный фаллос вместо носа». Но каков наиболее яркий и тревожный признак заката? Он есть. «Я не раз сталкивался с тем, что очередной «золотомасочный гений», десантированный в нормальный театр, первым делом снимает из репертуара мои спектакли, даже идущие на аншлагах». Один из приземлившихся десантников – Эдуард Бояков, выпустил очередь от живота: из репертуара МХАТа им. Горького исчезли спектакли по пьесам Полякова «Особняк на Рублёвке», «Как боги...». Поймав злодейский кураж, Бояков посягнул на то, чем ещё держался «русский традиционный театр». Продолжу предложенный писателем символический ряд. Была атакована цитадель. Она называется просто и ясно: «Театральный фестиваль «Смотрины» по пьесам Юрия Полякова». Заканчивается статья обоснованно мрачно: «Значит, у нас в стране за поруганную гордость отечественной культуры уже и заступиться некому». Единственным лучом света в царстве трансгендерной тьмы можно считать слова автора: «Я же, извините за прямоту, трижды доверенное лицо Путина».

         Сразу поясню, что писательский эгоцентризм – явление профессионально обоснованное. Осуждение его – проявление морального ригоризма. И, как ни странно, учитывая этот фактор, у меня были определённые ожидания в преддверии выхода «Совдетства». Талантливый и опытный автор, нырнув в своё детство, испытывая неподдельный интерес к своему «Я», может предъявить читателю достойный улов. Напомню о коллеге Полякова по серии «Современные классики» – Эдуарде Лимонове. Его трудно упрекнуть в скромности. Он всегда был себе интересен. Именно благодаря этому состоялась его «харьковская трилогия». «У нас была эпоха» и «Подросток Савенко», «Молодой негодяй» поймали читателя особенностью, «самостью» писательской оптики. Приметы времени и герой не заслоняли друг друга. Малолетка Эдик не просто живёт в мире детского оптимизма, радостного открытия мира. Настроение ребёнка соответствует ощущению победы, эмоциональной приподнятости, ожиданию лучшего, которыми жили в первые послевоенные годы.

         Мне было искренне интересно: как впишет Поляков героя в его время? Со временем, как мы видим, получилось не очень. С героем ещё сложнее. Что мы ценим в «детских книгах»? Особое попадание. Когда толстый лысый одышливый дядька внезапно пишет книгу, в которой нет его сегодняшнего – автора серии криминальных романов о торговцах человеческими органами. А есть он, каким он был полвека назад. Убеждает не перечисление марок автомобилей или имена артистов – точность состояния...  Нет, лучше показать. Пример. Юра вспоминает о том, как он зимой ездил на птичий рынок: «Зимой продавцы на электроплитках, подключенных к автомобильным аккумуляторам, греют воду и понемногу подливают, чтобы теплолюбивые существа не замерзли. Выбранную покупателем рыбку они ловко вылавливают сачком и мгновенно выпускают в баночку, которую тут же следует спрятать за пазуху и так везти, иначе дома обнаружишь ледышку. Сами продавцы греются чаем, от которого сильно пахнет коньяком или ромом». Что видит читатель? Точность детали с «баночкой за пазухой»? Вряд ли. Другое. Вопрос, откуда максимум шестиклассник Юра Поляков приобрёл способность различать оттенки в запахах благородных напитков? Нам рассказали, что Тимофеич прикладывается к спирту, который он выносит с завода. Другой вариант семейного аперитива: Лида настаивает этот же спирт на лимонных корках, а затем бдительно следит за уровнем жидкости в бутылке. Сам Юра однажды попробовал водку, и она ему не понравилась. Это не мелочь и не шероховатость.

         Далее. Сценка, в которой общественница Лида в очередной раз начинает борьбу, никогда не заканчивающуюся, с тараканами, заполонившими общежитие. Она идёт к коменданту:

– Вот когда будет от жильцов десять заявлений, тогда и вызову.

– А до этого нам что же, с тараканами вместе жить?

– Тараканы не клопы. И не крысы. Все живут – и вы поживете.

– Формалист! – сердится мать.

– Нет. Просто я обязан экономить государственные средства! – гордо отвечает комендант. – Или вы хотите, Лидия Ильинична, чтобы я транжирил казенные деньги?

– Хорошо, мы подождем... – отступает она.

Перед государством Лида робеет. Но при всей своей жизненной растерянности маман обладает явными организационными способностями, которые, кажется, передались и мне».

         При чём тут странноватое упоминание о генетически воспроизводимых социальных способностях героя? В тексте лидерские качества Юры никак не раскрыты. Но всё становится ясным и понятным, если вспомнить о том, кто являлся многолетним главным редактором «Литературной газеты», возглавляет Национальную Ассоциацию Драматургов. Ну и не будет забывать, об «извините за прямоту».

         Ещё один пример. Как помним, Юра от нечего делать навещает родную школу:

         «Над дверями, казавшимися мне когда-то огромными, четыре беленых профиля – Пушкин, Толстой, Горький и Маяковский. И все, заметьте, писатели! Мы даже как-то с Петькой Кузнецовым поспорили, почему на школах не изображают, скажем, полководцев: Александра Невского, Суворова, Кутузова или Жукова? Отчего нет композиторов? Чайковского? («Куда, куда вы удалились?») Или Бородина? («О дайте, дайте мне свободу!») Где ученые – Кулибин, Менделеев или изобретатель радио Попов? Нет никого. А спортсмены? Валерий Брумель? Юрий Власов, самый сильный человек планеты? Наконец, где Лев Яшин с золотым ребром? Почему их нет? Получается, писатели – самые главные, уважаемые у нас в стране люди. Значит, надо становиться писателем!»

         По-настоящему оригинальный поворот, не часто встречающийся в воспоминаниях на тему «почему я стал писателем». Спохватившись, автор подпускает «детскости». Юра делится своим решением с учителем:

– Тогда я буду писателем!

– Почему? – опешила Ольга Владимировна.

– Но ведь кто-то же должен сочинить продолжение «Чиполлино»!

         В этот момент кажется, что герой заговорил искусственным мультипликационным фальцетом. Несерьёзно для солидного Юры.

         Читая повесть, я ловил себя на ассоциации. «Совдетство» в чём-то напоминает один из известных сюжетов фантастических сериалов. В голову героя «подселяется» сознание другого человека или даже инопланетной сущности. Они конфликтуют за право управлять телом. В нашем случае перешедший в седьмой класс Юра Полуяков лишь формально главный герой. Им управляет, за него говорит, видит другой человек. Не «Чужой» для героя, но точно не школьник из лета 1968 года.

         В итоге. Мы прочитали книгу, которая больше всего напоминает издание из известной серии «Молодой гвардии»: «Повседневная жизнь советского общежития 60-х». Познавательное сочинение обогащено фантастическим мотивом, который автор, конечно, изначально не прописывал в тексте. Но таково свойство каждого талантливого писателя – написанная книга часто шире и глубже изначального замысла. Извините за прямоту!

Автор:
Читайте нас: