№9.2021. Павел Рославский. В цикличности потока. О книге Марианны Плотниковой «здесь должно быть море»

Павел Рославский

Павел Викторович Рославский-Нарышкин родился и живёт в Москве. Окончил Московский государственный строительный университет. Работает архитектором-реставратором. Участвовал в XXVII фестивале свободного стиха, IX литературном семинаре «ПарОм» и других мероприятиях. Публиковался в сетевых изданиях «Артикуляция», Donum, «Полутона», в журналах «Нижний Новгород», «Северо-Муйские огни», в сборниках по итогам литературных семинаров и фестивалей. Автор книг стихов «Хроническая трезвость» и «Основы декодирования языка бессмысленных действий».

В цикличности потока

(о книге стихов Марианны Плотниковой «здесь должно быть море». – Самара, 2019)

Вода в источниках информации ассоциируется с размытием смыслов. А книга стихов – это очень глубокий источник информации. Как принято сейчас говорить: для медленного чтения. Примечательно, что программное, на мой, разумеется, взгляд, стихотворение книги находится на шестой странице – оно небольшое, ёмкое и сухое. То что надо после четырёх стихотворений, наполненных несомненно важной и прочувствованной рефлексией. Вот оно:

там где земля материка

по-просторечному мягка

земля полна плодовых тел

небесных тел земной удел

ты в эту вечность не смотри

что запотела изнутри

как мягкий месяц над рекой

дрожит размазанный рукой

и по воде к нему идет

размытый небом пароход

и рыба удочку клюет

где все идет наоборот

в земле где дедушка живет

на ранку дует мажет йод

В этом стихотворении есть небольшой шрам: последний стих первого четверостишия. Штамп, словно неумелое граффити на апсиде собора. Ради рифмы? Вряд ли, «тел – удел» – такое себе. Но и этому шраму есть оправдание. «в земле где дедушка живет / на ранку дует мажет йод» – контраст, нежность, рождённая институтом семьи (а дедушка здесь именно свой, не какой-то там дед, уменьшительная форма слова «рана» – ранка лирического героя, на ранку условного деда и внимания бы никто не обратил), и смерть (тот самый штамп «небесных тел земной удел»). Несмотря на очень личную тему стихотворения, в нём заложена вариативность прочтения, образно переданы и экзистенциальные, и социальные отражения действительности. Ведь размытый теплоход может быть как облаком, так и пресловутым продуктом земного удела. А «рыба удочку клюет», а «вечность <...> что запотела изнутри» – это ли не отголоски экзистенциального кризиса?

Порой образность в текстах исчезает, и появляется ощущение обманутых ожиданий:

зубная щетка, внезапно оставшись одна в стакане,

не плачет, не киснет, не тянется к тюбику пасты.

зубная щетка не станет

рвать на себе щетинки, браться за бритву, склеивать ласты…

После «земля полна плодовых тел» «зубная щётка, внезапно оставшись одна в стакане» будто написано другим автором для другой аудитории. Этим стихотворением занят целый разворот книги, причём в альбомной ориентации. В такой подаче есть резон – по вёрстке понимаешь, что будет нечто иного толка. Я не настолько полно знаком с творчеством М. Плотниковой, но похоже, что это стихотворение сценическое – для артистичной подачи, не для заданного тона медленного чтения. Похожее впечатление производит и стихотворение «ах, вот ты где! и что ты здесь забыл...», однако «останься в этой родинке на теле / которую так сладко целовал / все лучше, чем земля и целлофан…» звучит интересно. Другими словами, книга получилась неоднородной. Возможно, в этом и был замысел автора: наиболее полно представить грани своего творчества.

Тематически книга оправдывает название, что делает её именно книгой, а не сборником стихов. Сюжетно присутствуют две ключевые точки: человек переживает трансформацию и выходит из воды и человек снова переживает трансформацию и уходит в воду. В текстах прослеживается желание Плотниковой выйти за пределы рефлексии, взглянуть на собственный опыт через другую призму. В большинстве стихотворений, если снять наряд метафор, лежит несложно считываемый быт, как в «было оно в начале...», «совьется нитка пуповиной...», «человек бумажный как пароход...», «медовый свет что каплет с пальцев йод...» и т. д. А есть стихи, где возможные варианты прочтений куда шире только опыта автора, как уже упомянутое «там где земля материка...», так и «до весны живет непременно юн...», «вот пол и спелый пенопласт...», «слепая тьма моргает фонарями...» и др.

У Марианны Плотниковой сформировавшийся поэтический голос: самобытные темы, плотная вязь из метафор, однако в технике исполнения не чувствуется индивидуальности, техника письма почти та же, что и в 2013-м: «усвоила многие принципиальные открытия русской поэзии начала 2000-х...» (Д. Давыдов, журнал «Воздух», № 1 за 2014 г.). И ещё один момент, косвенно размывающий индивидуальность: стихи не привязаны географически. Из топонимов — только интересно обыгранная Уфа («поскольку соль пристроилась у фа...») и река Сим в стихотворении «жара была невыносима...».

Отдельно следует отметить оформление книжки. Дизайн и вёрстка автора, и это здорово, когда автор может выпускать книги без оглядки на коммерческий потенциал того или иного элемента дизайна, да и упаковки в целом. Некоторые стихотворения завёрстаны в альбомной ориентации, что является дополнительным якорем при чтении.

«здесь должно быть море» — книга действительно утверждающая, утверждающая возможность обособленной жизни в цикличности потока.