№9.2021. Пётр Фёдоров. «Книга Бытия» Михаила Чванова

Пётр Ильич Фёдоров родился 22 мая 1956 года в Уфе. Окончил Уфимский библиотечный техникум (1975) и филологический факультет БашГУ (1984). С 1975 по 2020 гг. работал библиографом в библиотеке БГПУ им. М. Акмуллы. С декабря 2020 года работает педагогом-библиотекарем в гимназии № 82 г. Уфы. Участник Аксаковского движения в Башкирии с 1985 года. Автор статей и библиографических пособий о семье Аксаковых, М. А. Осоргине, М. А. Чванове, П. А. Северном, А. Ю. Генатулине, С. Л. Круле, П. А. Храмове и других писателях Уфы и Южного Урала. С 2007 года издавал серию краеведческих мемуаров «Семейные хроники ХХ века», а с 2016 года – серию «Уфимская сирень» (Уфа в художественной и мемуарной литературе). С 2020 года занимается созданием Библиотеки-музея уфимских писателей им. С. Т. Аксакова.

Пётр Фёдоров

«КНИГА БЫТИЯ» МИХАИЛА ЧВАНОВА

         Новая книга Михаила Чванова «Вышедший из бурана» (Москва, Вече, 2020) представляет собой роман-эссе, состоящий из тридцати четырёх глав. Каждая из них содержит религиозно-нравственную основу, облечённую либо в художественные образы, либо в документальную публицистику. Само заглавие книги отсылает к очерку С. Аксакова «Буран» (1834), повести А. Пушкина «Капитанская дочка» (1836) и одноимённому стихотворению В. Наседкина, написанному через сто лет и направленному против коллективизации. Вышедшими из бурана автор считает лучших представителей русского народа, прошедших чудовищные социальные и духовные испытания ХХ века.

         Интересна история создания этого романа. Вот как об этом написал сам автор: «Лет 15 назад я начал писать свой первый и, как решил для себя, единственный в жизни так называемый научно-фантастический рассказ. Не потому, что поддался поветрию научно-фантастических поделок, а по причине, что другими средствами тогда при существовании жесткой цензуры невозможно было сказать о том, что я хотел сказать. Впрочем, сам Достоевский не гнушался этого жанра. Правда, трубя во все трубы, что он великий и гениальный (хотя отчасти и реакционный), мало кто к нему прислушался. К сожалению, большинство из того, от чего он нас предостерегал и что предсказывал, что касается человеческих отношений, с нами случилось. Я думал написать рассказ дней этак в 5–10 и в 5–10 страниц. Ныне этот опус, который я так и не окончил и который неведомо как назвать – романом, эссе, философским трактатом, составляет более 1000 страниц, и конца ему нет».[1]

         Поскольку русская литература до революции 1917 года базировалась на многовековом православии, некоторые её представители, такие как Н. Гоголь и Л. Толстой, тяготели к прямому проповедничеству. В ХХ веке с прямыми или облечёнными в художественную форму нравственными проповедями выступали А. Солженицын, В. Астафьев, В. Распутин и другие писатели. Подводя предварительные итоги своей полувековой литературной деятельности, М. Чванов после сорока четырёх лет работы решился обнародовать свою главную книгу о судьбе России и русского народа в героическом и трагическом ХХ столетии. Вобрав в себя опыт предшествующих произведений, новая книга отличается от предыдущих сочетанием реальных исторических событий с их религиозно-философским толкованием. Продолжая и развивая христианские традиции поздних произведений В. Астафьева, В. Белова и В. Распутина, М. Чванов опирается на опыт их предшественников из ХIХ века: С. Аксакова, А. Пушкина, Н. Гоголя и Ф. Достоевского. Его «книга Бытия» сродни роману В. Астафьева «Прокляты и убиты», показавшему войну с православной точки зрения. Как писал об этом произведении литературный критик Е. Ермолин: «Мир Астафьева полон конвульсий. Полон содроганий. Плоть здесь распята. Плоть горит. Дух мятется и страждет. Остро чувствуешь, что исток такой литературы – Библия. Его творчество – путь к Богу, о котором он никогда не забывал, даже если числил себя в молодости “атеистом-безбожником”. <…> И всё выше тот горизонт вечности, который доступен писателю, всё свободнее его дыхание на просторе безбрежного бытия. Таким оно, художественное творчество, в общем-то, и призвано быть»[2]. Роман Чванова более спокоен и аналитичен, но во всех его главах происходит борьба между добром и злом, светлыми и тёмными силами. В качестве главных сквозных героев, проходящих через многие главы и связывающих их воедино, выступают мистический Странник, а в иных случаях монах, представляющий собою посланника на Землю высокоразвитых светлых сил; собирательный образ Сатаны, русский крестьянин и зэк Иван Лыков, его сын Иван Надеждин, зэк-философ Илья-Пророк и зэк-предприниматель Вадим Туманов.

         Первые главы книги посвящены попытке разобраться в загадке русской души. Её истоки писатель увидел в вечных поисках правды и справедливости русского крестьянства. Как и в эпопее М. Горького «Жизнь Клима Самгина», в главах «Странник» и «Притча о семи братьях» перед читателями разворачиваются различные варианты достижения идеальной жизни: от упорного и тяжёлого труда на своём клочке земли до сектантских оргий и богоискательства. Стремление к жизни по совести и постижению истины во все века оборачивались для русского крестьянства тяжкими социальными испытаниями и идейным расколом. На примере отшельнической жизни семьи Лыковых в саянской тайге писатель размышляет о крепости их веры и умении выживать в невыносимых для обычных людей условиях. И при этом эти отшельники лишили себя не только многих достижений цивилизации, но и семейных отношений и возможности продолжения рода. Борьба с плотской греховностью скопцов обернулась стремлением внедрить своих приверженцев во все структуры власти. А пацифизм духоборов снискал им поддержку у передовой русской интеллигенции во главе с писателем Львом Толстым, но закончился переселением сначала на Кавказ, а потом в США и Канаду. Их потомки сохранили веру, русский язык и культуру. Канада за счёт их неустанного труда ныне кормит хлебом полмира. «Почему русское счастье ныне возможно только на чужбине?»[3] – справедливо задаётся вопросом писатель. И далее следует ещё более тяжёлый вопрос: «…почему слепая вера в Иисуса Христа часто уводит человека в сатанинство?»[4]. Одни староверы проходят тенью на своей земле, избегая работы на государство и долга по защите Отечества; другие, может быть самые лучшие, массово сжигали себя ради сохранения истинной веры; третьи оскопляли себя, не оставляя потомства. Почему именем Христа русского человека пытаются оторвать от родной земли, согнать с неё? Один из героев книги делает вывод о том, что это происки врагов русского народа. По его мнению, земля нам дана навечно, и наш долг работать на ней и благоустраивать её.

         Диалог между Странником и Гитлером в годы Второй мировой войны происходит в главе «Взять Небо штурмом». Гитлер и некоторые представители высшего нацистского руководства излагают истинные цели фашизма, стремящегося очистить Землю от «недочеловеков» для создания новой цивилизации. Эта глава напоминает научно-фантастические романы И. Ефремова «Лезвие бритвы» и «Час Быка», в которых через фантастические сюжеты писатель знакомил советских читателей с малоизвестными в то время учениями древних и более современных цивилизаций. В этой главе значительное место уделяется теории вечного льда Ганса Горбигера, на основании которой нацисты отвергли классическую науку и обосновали своё право на уничтожение религий, народов и национальных государств. «Горбигер описал историю человечества с её потопами и великими восхождениями духа, с её людьми-исполинами и рабами, он выявил историческое предначертание арийской расы, а единственным её наследником на Земле является германский народ»[5]. По этому учению путь человечества к счастью идёт через борьбу, через избавление от скверны христианства. Странник, несущий в себе черты Иисуса Христа, пытался убедить Гитлера в ложности его теорий: «Вас ждёт не вечный покой, а вечные муки. Да, надо тянуться в Небо, но путь туда один – нравственное самосовершенствование и искупление грехов»[6]. Попытка Странника образумить Гитлера закончилась неудачей, поскольку он оказался всего лишь психически больной марионеткой, за которым стояли реальные силы мирового зла в лице Низших Неизвестных, прикрывающихся Чёрным Орденом СС. Их представитель заявил Страннику, что силами Добра современное человечество уже невозможно исправить, поскольку оно надёжно защищено от него антиморалью. А если Добро начнёт действовать с помощью насилия, то само превратится в Зло. В завершении разговора он обещает отпустить Странника на волю, поскольку его посещение Земли было безрезультатным и не смогло повлиять на ход мировой истории.

         В главе «Иван Лыков из деревни Большой Перевоз» исследуется судьба двух братьев-крестьян в годы революционной ломки в стране в первой половине ХХ века. На их примере показано расслоение всего русского народа в советскую эпоху на богоборцев и их жертв, оставшихся верными вековым православным традициям. Один из братьев примкнул к большевикам и со временем стал занимать высокие посты в органах ВЧК-ОГПУ, беспощадно уничтожая свой народ во имя идеалов революции. Не пощадил он и своего младшего брата Иванушку, отказавшегося вступать в колхоз. За сопротивление коллективизации тот получил десять лет колымских лагерей. На Колыме Иван Лыков осознал геноцид русского крестьянства и сумел выжить ради будущего своего народа. В годы Великой Отечественной войны его призвали защищать Родину. На фронте он попал во 2-ю ударную армию генерала Власова. Колымский опыт помог ему пережить голод окружения и выжить во время неудачного прорыва. Но он попал в немецкий плен, а после войны снова оказался в колымских лагерях. Однако он снова выжил, благодаря пронесённой через все испытания православной вере, а его высокопоставленный брат духовно сломался после ареста в 1937 году, и был расстрелян, так до конца и не расставшись со своими революционными идеалами, оправдывающими насилие во имя светлого будущего. Жизненный путь Ивана Лыкова, ставшего Надеждиным, завершается в главе «Колымская элегия». После удаления половины желудка он был комиссован на поселение. Судьба оказалась к нему благосклонной. От уезжавшего на материк поселенца ему досталась землянка с хорошей печкой. Он устроился на достаточно лёгкую физическую работу и обрёл семейное счастье с вышедшей из лагеря бывшей учительницей-дворянкой. Через несколько лет у них родился сын, названный тоже Иваном. Но эта идиллия продолжалась недолго. И Иван закончил свой земной путь, бросившись под колёса грузовика, завидев идущего к нему милиционера. Как потом оказалось, милиционер шёл к нему по пустячному делу. Один из местных мальчишек разбил окно и свалил свою вину на сына Ивана Надеждина. Но, видно, счастливая жизнь не была предусмотрена для русского крестьянина в ХХ веке.

         Новый тип русского крестьянина-рабочего второй половины ХХ – начала ХХI веков представлен в главах, посвящённых сыну Ивана Лыкова – Ивану Надеждину. В отличие от отца он уже не бесправный колхозник и зэк, а свободный человек, работающий на Колыме бульдозеристом и зарабатывающий по советским меркам неплохие деньги. Приехав в отпуск на родину отца, в Новгородскую область, он поразился запустению коренной России. Ещё больше его удивила и возмутила Долина Смерти возле деревни Мясной Бор, где на заминированной территории, в лесах и болотах до сих пор лежали десятки тысяч непогребённых солдат 2-й ударной армии. Из-за предательства генерала Власова всех их считали предателями, а их вдовам и сиротам не оказывали никакой материальной помощи. Встреча с местным председателем колхоза, в котором на пять деревень не осталось ни одного стоящего работника, открыла ему глаза на положение русской деревни в те годы. Из обезлюдивших из-за войны и репрессий сёл по-прежнему выкачивали все соки, а молодёжь, способную работать, забирали в города и на всевозможные всесоюзные стройки. В духе христианских подвижников Иван увольняется с высокооплачиваемой работы на Колыме и переезжает в заброшенную новгородскую деревню своих предков. Он расчищает загаженный родник, огораживает заброшенное деревенское кладбище, куда собирается хоронить останки советских солдат 2-й ударной армии, и начинает строить в опустевшей деревне дом на фундаменте разрушенного дома своего деда. Здесь М. Чванов развивает идею позднего В. Распутина из его повести «Дочь Ивана, мать Ивана». Как писал об этом уральский литературный критик С. Беляков: «Будущее для Распутина – это возврат к корням, к истокам, к добрым традициям народной жизни»[7]. Ивану удалось собрать помощь на сборку сруба. Немногие оставшиеся работящие мужики и бабы помогли ему поставить сруб на высокий фундамент, а потом до глубокой ночи веселились и пели под гармошку приехавшего издалека гармониста. Но вскоре ему пришлось вступить в конфликт с бездуховной социальной системой. Сначала его жестоко избили чёрные копатели, приехавшие на мотоциклах грабить солдатские могилы, а потом по навету главы банды, бывшего сыном областного прокурора, его вызвали к следователю и обвинили в незаконном строительстве жилья и нападении на красных следопытов. Подобные социальные конфликты нередко встречались в произведениях писателей-деревенщиков. Но в этом романе они рассматриваются не только на социальном, но и на более глубоком историческом и духовном уровне. Православный общинный уклад русской деревни здесь вступает в конфликт с бездуховной цивилизацией позднего советского извода. И дело тут не в социализме, а в сатанизме части людей той эпохи, освободивших себя от понятий греха и совести и паразитирующих на тогдашней коммунистической идеологии, забыв её первоначальные цели и задачи. Иван и местная учительница истории Мария с большим трудом возродили в советское время православную семью. Но их единственный сын Алексей, вернувшийся с афганской войны, погиб в железнодорожной катастрофе под Улу-Теляком. Убитые горем родители взяли на воспитание маленькую нерусскую девочку, у которой в этой катастрофе погибли родители. Этим христианским финалом Чванов преодолевает ксенофобию части русских писателей в эпоху «лихих девяностых». Он видит возрождение русского народа не в изоляции, а, по мысли Ф. Достоевского, в его всечеловеческом единении со всеми племенами.

         В XXI веке произошла эволюция деревенской прозы в христианскую. Поэтому все обвинения известных деревенских писателей в антисоветизме на поверку оказываются несостоятельными. Роман В. Астафьева «Прокляты и убиты», эпопея В. Белова «Час шестый», поздние рассказы и повести В. Распутина несут в себе не только гнев и возмущение по поводу страданий и гибели лучшей части русского народа в советскую эпоху и в годы перестройки, но и надежду на воскрешение его к жизни вечной. Как когда-то заметила О. Славникова, деревенская проза «может быть, выявила образ Божий в пресловутом “советском человеке”»[8]. В этом же контексте следует рассматривать роман-эссе М. Чванова «Вышедший из бурана». В главе «Брат» Иван Надеждин обретает в новгородской деревне своего сводного брата, родившегося в войну от его родного отца и его первой жены из деревни Большой Перевоз. Судьба его брата оказалась печальной. Выросший хилым в голодной послевоенной деревне, он превратился в немого и парализованного калеку после издевательств над ним милиционера-узбека. В христианской литературе многие образы несут в себе иной смысл, нежели в реалистической или постмодернистской. Немота и обездвиженность сводного брата символизируют положение русского крестьянства в советское время. Лишённое паспортов, оно было привязано к своим колхозам подобно крепостным крестьянам. А любая критика местной власти была чревата лишением социальных льгот или реальными тюремными сроками. В бездушном милиционере-узбеке важна не его национальность, а его чуждость традиционной русской культуре. В этом образе представлен типичный манкурт, забывший свою веру и обычаи, но не обретший и чужую. По мысли автора, не классовая солидарность, а христианская любовь к людям любой национальности может привести к гармонии в обществе.

         Православной символике посвящено несколько историко-публицистических глав: «Святая София», «Табынская икона Божией Матери» и «Всего мира Надежда и Утешение». Фрески и иконы Феофана Грека, Дионисия, Андрея Рублёва и других безымянных древнерусских иконописцев – это тот свет Истины, который был принесён в Россию из погибающей Византии. Поэтому храм Святой Софии и другие сохранившиеся древнерусские храмы так светлы и радостны. Они «не пугают, не угрожают тем миром, а соединяют с ним в единое, неразрывное. Они соединительная часть того и этого мира»[9]. Икона тоже является связующим звеном того мира с нашим. В ХХ веке искусство перестало быть молитвенным обращением к Всевышнему, поскольку победила гордыня художника. Жизнь человека стала определяться не молитвой, а наукой и техникой, «которые якобы несовместимы с Божественной Истиной»[10]. Чем дальше будут развиваться такие сатанинские наука и техника, тем быстрее они приведут человечество к самоуничтожению.

         В главе «Иванопланетянин» представлена история мужского монастыря, возникшего в первые века христианства на Руси. В нём хранилась особо почитаемая икона Божией Матери, которая временами исчезала, а потом чудесным образом обреталась вновь. Этот монастырь трижды сжигался в разные исторические эпохи хазарами, монголами и большевиками. После третьего разрушения уже в ХХ веке его долгие годы не восстанавливали. Но однажды местному трактористу Ивану Нефёдову явились трое инопланетян, среди которых была женщина, поразившая его своей неземной красотой до глубины души. Общение с инопланетянами происходило на уровне мыслей, без слов. Женщина обещала Ивану вернуться. После их исчезновения Иван очнулся и долго не мог понять: эта встреча была во сне или наяву? Автор романа с горьким юмором описывает дальнейшую жизнь Ивана после этого контакта. Жители деревни стали считать его сумасшедшим, уфологи со всей страны стремились его заполучить для своих исследований, верующие старушки хотели, чтобы он возглавил их религиозную общину. Вся эта шумиха вокруг него довела Ивана до озлобления на людей. Но потом он вновь встретился с женщиной-инопланетянкой, которая оказалась Богородицей. Она нарекла его Зосимой, и он исчез из деревни. Через несколько лет на развалины монастыря пришли монахи и начали его восстановление. Их возглавлял бывший тракторист Иван, ставший иеромонахом Зосимой. Для реалистической прозы эта история стала бы поводом для злой социальной сатиры на современную цивилизацию. Постмодернисты устроили бы игру с подсознательными мотивами её главного героя. А христианская проза главное внимание уделяет духовному росту внешне простого и малообразованного человека. Когда-то Василий Шукшин ввёл в русскую литературу пресловутых чудиков, не вписывающихся в советскую действительность. За прошедшие десятилетия этот тип эволюционировал в христианских подвижников. При всей своей внешней простоте Иван Нефёдов оказывается единственным человеком в деревне, а возможно, и во всём этом районе, чистый, цельный и светлый внутренний мир которого способен принять на веру явление Богородицы и взять на себя духовный подвиг монашества для возрождения древнего храма Её имени.

         В новом романе М. Чванова религиозно-философские главы чередуются с многочисленными персональными главами, посвящёнными двум типам героев – героям-жертвам и героям-победителям. К первому типу относятся главы о художнике И. Левитане, об одиноком моряке Р. Лекомбе, о директоре детского дома Я. Корчаке. Второй тип представлен главами о христианских подвижниках: философе и общественном деятеле М. Масарском, подполковнике С. Петрове, начальнике аэропорта С. Сотникове, поэте-песеннике О. Гаджикасимове, митрополите Санкт-Петербургском и Ладожском Иоанне и бывшем колымском зэке, золотопромышленнике и предпринимателе В. Туманове. Эти главы не только уточняют и дополняют историко-философскую публицистику, но в некоторых случаях сами несут в себе новые смыслы.

         Одной из главных православных святынь России – Табынской иконе Божией Матери – и её таинственной связи со спасителем современной России в новое Смутное время – митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Иоанном – посвящена глава «Всего мира Надежда и Утешение». Ещё в далёкие и голодные послевоенные годы в Оренбургской области юный иеромонах Иоанн (в миру Иван Снычев), выросший в бедной крестьянской семье, создал акафист Табынской иконе, мистически узрев в ней великое будущее предназначение. Удивительно, что слово Святителя Иоанна было идущим через него Словом Богородицы. Иначе как чудом нельзя было объяснить великий дар проповедника в человеке, в юности оставившего индустриальный техникум из-за неуспеваемости по русскому языку. Пламенные статьи-проповеди митрополита Иоанна разоблачали коренную ложь, царившую в России в годы перестройки. В них звучали и боль раскаяния за прошлые грехи вероотступничества русского народа, и яростный гнев на растлителей Отечества. Но главное, как писал позднее пресс-секретарь Святителя К. Душенов: «…митрополит Иоанн сумел сформулировать целостную, подробную и исторически обоснованную идеологию русского национально-религиозного возрождения, соответствующую современным вопросам общества, нынешнему положению российского государства и русского народа»[11]. Святитель Иоанн бесстрашно говорил правду о «тайне беззакония», «указывал путь к свету и сам был этим светом, жертвенной Свечой, отражением Табынской иконы Божией Матери»[12]. Автор романа задаётся вопросом: почему Табынская икона покинула Россию и не хочет возвращаться обратно? Может, потому, что мы перестали чувствовать себя великим народом? Может быть, искать эту икону нужно прежде всего в себе? «И чем больше людей найдёт её в себе, тем скорее она вернётся?..»[13].

         Бывший заключённый колымских лагерей и успешный хозяйственник Вадим Туманов является одним из главных и реально существующих в жизни сквозных героев романа. Ему посвящены четыре главы: «Колымская элегия», «Вадим Туманов», «Всё кипит, и всё холодное!» и «Возвращение на Колыму». В первой из них описываются подвиги Туманова в колымских лагерях в страшные годы «сучьих войн» (1947–1953). Молодой штурман дальнего плавания Вадим Туманов не принадлежал к уголовному миру, но своей смелостью, благородством и чувством собственного достоинства снискал уважение и зависть не только уголовников и простых работяг, но и лагерной администрации. В него влюблялись многие женщины, инстинктивно чувствуя в нём благородного рыцаря и героя. Туманов не только выходил победителем из безнадёжных казалось бы ситуаций, но и нередко предотвращал убийственные для зэков конфликты. Так он остановил резню между чеченцами и русскими и сумел предотвратить отправку группы заключённых в лагерь, из которого никто не возвращался.

О возрождении в годы оттепели русской артели и её несовместимости с советской экономикой рассказывается в главе «Вадим Туманов». Выйдя сначала на поселение, а затем на свободу, Туманов стал организовывать из бывших заключённых артели по добыче золота. Добившись от лагерного начальства свободы в подборе кадров, оплате труда и методах работы, его артели стали ставить рекорды по разработке золотоносных месторождений. Тумановские артели много раз спасали государственные предприятия по добыче золота, не выполнявшие взятые на себя обязательства. Но вместо благодарности их создатель зачастую получал судебные разбирательства и новые уголовные дела, поскольку «власти чувствовали, что артельная организация труда может поставить под угрозу существование малоэффективных государственных предприятий и, значит, со временем и самого так называемого социалистического государства»[14]. Применив новаторские методы геологической разведки, артели столкнулись с сопротивлением геологических организаций, обвинявших их во всех смертных грехах. Только благодаря выдержке и мудрости Туманова удалось найти с ними компромисс. Устав от постоянных жалоб, недоброжелательства и открытой ненависти руководителей разного уровня, Туманов покинул Колыму и уехал сначала в Таджикистан, затем в Якутию, оттуда в Хабаровский край и, наконец, в Иркутскую область. Везде он создавал артели, подтверждавшие результатами своей работы их явное преимущество перед государственными предприятиями. И везде находились ненавидящие его начальники, видящие в нём угрозу своему сытому существованию. На поверку оказалось, что «артель – это не просто особая организация труда, это особая атмосфера нравственности»[15]. Русский народ пронёс эту экономическую модель через века своей бурной и трагической истории, сохранив тем самым своё существование от физического и духовного распада. Туманов хотел, чтобы люди жили достойно, зарабатывая свободным и честным трудом. Подобную систему организации труда подхватил Китай, бурно развивающийся в ХХI веке. Но в России эта модель и при социализме, и при капитализме оказалась неприемлемой. Тумановские артели первое время спасала лишь удалённость от центра страны. Но вскоре, опомнившись, власти нанесли по артелям, кооперативам и народным предприятиям уничтожающий удар, от которого они не могут подняться до сих пор.

         Колымская поговорка «всё кипит, и всё холодное!» стала заглавием главы, рассказывающей о борьбе Туманова и Масарского и их артели «Печора» с партийной и хозяйственной бюрократией в годы перестройки. Провозгласив свободу, демократию и гласность, центральная власть продолжала душить все сколько-нибудь самостоятельные артели и кооперативы. С 1986 года на тумановскую артель «Печора» обрушилась с обысками прокуратура, началась травля в печати, подкрепляемая письмами введённых в заблуждение простых граждан, возмущённых высокими зарплатами руководителей артели. Привлечённые к этой компании учёные-экономисты доказали эффективность работы артели и её явное преимущество при сравнении с аналогичными государственными предприятиями. Но все здравомыслящие голоса глушились на корню, а уже агонизирующая власть, стремясь сохранить рычаги управления страной, после долгой борьбы всё же уничтожила артель. Позже Туманов сожалел о том, что внедрение опыта работы его артелей могло бы за короткий срок вытащить страну из глубокого экономического кризиса. После разгрома «Печоры» Туманов решил уйти из золотодобывающей промышленности и организовать кооператив по строительству дорог и жилья. Размышляя о причинах своих неудач, Туманов пришёл к выводу о том, что они были не только из-за власти: «Ведь мы собирали в артели самых работящих людей со всей страны, а их не так уж много, остальные привыкли работать чуть ли не из-под палки, потому что у них не было стимула работать лучше. Потому надо постепенно возвращать людям чувство собственного достоинства. Собственный дом для человека – это горизонтальная ткань общества»[16]. По его мнению, не случайно большевики, утверждая свою диктатуру, стремились в первую очередь уничтожить крепких мужиков как в городе, так и в деревне. Но Туманов остался уверенным в том, «что во внуках этих мужиков, как трава сквозь асфальт, пробьётся прежнее гордое чувство самостоятельного человека, гражданина России, который сделает её снова великой»[17].

         После отъезда на большую землю Туманов много лет не приезжал на Колыму. И только в постсоветское время по просьбе немецкого журналиста он неожиданно согласился поехать со съёмочной группой из Германии в места своей суровой молодости. Этому событию посвящена глава «Возвращение на Колыму». В новой демократической России исполнились мечты многих зэков о том, чтобы колымские лагеря были закрыты и снесены бульдозерами. Проезжая со съёмочной группой по знакомым местам, Туманов не увидел лагерных вышек и колючей проволоки. Вместо них где-то остались только здания лагерной администрации, в других местах – огромные кладбища с дощечками с номерами зарытых в мёрзлую землю заключённых, а где-то не осталось и следа от мест заключения. Немецкий журналист заметил, что у них на месте нацистских концлагерей созданы музеи, для того чтобы в будущем эти преступления не повторились. А Туманов подумал, что у нас просто замели следы и не исключено, что кто-то уже вынашивает планы повторить этот кровавый опыт снова. Больше всего его удручала заброшенность края. После приезда в Магадан Егора Гайдара были закрыты все золотодобывающие предприятия, поскольку молодой реформатор заявил, что золото выгоднее покупать в других странах. Многие оставшиеся на Колыме люди потеряли работу, небольшие посёлки вдоль колымской трассы были признаны нерентабельными, и жителям было рекомендовано покинуть их и переселяться в другие регионы страны. Перед отлётом из Магадана Туманов посетил одно из сохранившихся лагерных кладбищ, где встретил странного старого священника без креста, обходившего могилы. Из разговора выяснилось, что священник знал многое из жизни Туманова, а тот, только возвращаясь с кладбища, догадался, с кем ему довелось встретиться на колымской земле.

         К этим четырём главам примыкает глава «Вышедший из бурана», в которой случай из жизни Туманова переосмыслен автором романа в художественной форме. Несколько дней пребывания героя на Урале, в избушке лесника переплетаются с явлениями зимней природы и встречей в буране с таинственным незнакомцем в лагерной одежде начала 1950-х годов. Чванов в этой главе пытается донести до читателей незримую взаимосвязь человека с природой и нравственностью, невозможной без божественного участия.

         В финальной главе «Сон» Туманову приснился разговор с монахом, которого он встретил на лагерном кладбище во время последнего посещения Колымы. Этот диалог как бы подводит нравственный итог трагической и героической жизни Туманова, раскрывая её духовный смысл. Монах говорит Туманову, что по его делам он уже давно стал христианином, но пока не ощущает заботу о нём Бога, приписывая свои удачи самому себе. Он раскрывает смысл земной жизни человека, состоящей в вынашивании души, чтобы она при переходе в иной мир явилась в более совершенном качестве. Бог создал человека не как раба, а свободной личностью. К сожалению, человечество со времён Адама и Евы не справилось со свободой выбора. Поэтому смысл земной истории сегодня состоит в том, что если человек не вернётся к Богу, то его ждёт царство Антихриста и всеобщая гибель. На замечание Туманова, что он стал заложником греха Адама и Евы, монах ответил, что у него есть право свободного выбора и Бог хотел бы иметь в его лице своего помощника и ратника.    

Роман-эссе М. Чванова «Вышедший из бурана» продолжает и развивает традиции русской христианской прозы. Отсутствие традиционной фабулы и внятного сюжета в романе компенсируется чётким разделением сквозных героев на представителей светлых и тёмных сил. Даже одежда Странника (Христа) и Сатаны глубоко символична для истории ХХ века. Странник появляется в крестьянском одеянии, европейском костюме, лагерном бушлате и ватнике. Сатана и его последователи – в чекистских кожанках, фашистских мундирах и в форме чиновников и лагерного начальства. Обилие реальных исторических событий и персонажей связаны со стремлением автора создать эпическую картину истории России в ХХ веке. Главной проблемой христианского романа Чванова является духовность, соединяющая волю и разум, позволяющая преодолевать все невзгоды и рождающая в русском человеке талант, гениальность и изобретательность. Борьба светлых и тёмных сил за душу человека составляет основной мотив этого произведения. Ещё одна сквозная тема – взаимоотношение человека и природы, тесно связанная с человеческой нравственностью. Кульминацией романа стали главы, посвящённые Вадиму Туманову. В последние годы отечественная культура находится в поисках современного героя. Но, к сожалению, каких-то общепризнанных удач пока не видно. В образе Вадима Туманова автору удалось создать привлекательного героя современности, прошедшего колымские лагеря, но сумевшего стать свободным для созидательного труда на благо Родины. Много лет занимавшийся пропагандой творческого наследия семьи Аксаковых, Чванов угадал в личности Туманова знакомые аксаковские черты, воплотившиеся в светлых образах его героев. Если сравнивать автобиографическую повесть родственника и почитателя С. Т. Аксакова М. А. Осоргина «Времена» (1939–1942) с мемуарами В. И. Туманова «Всё потерять – и вновь начать с мечты…» (2004), то при всей искренности, мудрости и таланте первого, а также его стилистическом мастерстве, его повесть уступает бесхитростным тумановским мемуарам только в одном – цельности светлой личности. Таков был С. Т. Аксаков и его положительные герои, но это всё ушло из русской литературы ещё до начала Серебряного века. Литература модерна и соцреализма тоже оказались неспособными на создание подобных героев. Первая – из-за замкнутости, беспомощности и абсурдности существования своих персонажей, а вторая – из-за искусственной подгонки своих положительных героев к марксистской идеологии. Положительный образ Туманова несёт в себе героическое начало не богоборческого сверхчеловека, а соборной личности, выросшей вопреки всему в советскую эпоху и продолжившей давние православные традиции Сергия Радонежского и других русских подвижников.

[1] Чванов М. А. «Блаженны страждущие…», или Повесть о Димитрии Донском, потомке французских крестоносцев. – Москва, Вече, 2017. С. 767. – Текст: непосредственный.

[2] Ермолин Е. Месторождение совести: заметки о В. Астафьеве. – Текст: электронный // Континент. 1999. № 100. – URL: https://magazines.gorky.media/continent/1999/100/mestorozhdenie-sovesti-zametki-o-viktore-astafeve.html (дата обращения: 26.07.2021).

[3] Чванов М. А. Вышедший из бурана. Книга Бытия: роман-эссе. – Москва, Вече, 2020. С. 768. – С. 50.

[4] Там же.

[5] Там же. С. 173.

[6] Там же. С. 192.

[7] Беляков С. Живи в России: [о повести В. Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана»]. – Текст: электронный // Урал. 2004. № 3. – URL: https://magazines.gorky.media/ural/2004/3/zhurnalnaya-polka-sergeya-belyakova-2.html (дата обращения: 27.07.2021).

[8] Славникова О. Деревенская проза ледникового периода. – Текст: электронный // Новый мир. 1999. № 2. – URL: https://magazines.gorky.media/novyi_mi/1999/2/derevenskaya-proza-lednikovogo-perioda.html (дата обращения: 25.07.2021).

[9] Чванов М. А. Вышедший из бурана. Книга Бытия: роман-эссе. – Москва, Вече, 2020. С. 768. – С. 460.

[10] Там же. С. 468.

[11] Там же. С. 690.

[12] Там же. С. 694.

[13] Там же. С. 690.

[14] Там же. С. 317.

[15] Там же. С. 332.

[16] Там же. С. 653.

[17] Там же.