Анатолий Чечуха. По следам царского фотографа

Сколько раз уж тиражировали эти снимки, сколько раз подписывали их «деревня Ехья», не задумываясь о том, где же это такая была. А она не только была, она и сейчас есть.

Впрочем, обо всем по порядку. В конце июля 1910 года в своем вагоне-лаборатории в Уфу прибыл Сергей Михайлович Прокудин-Горский. Здесь он пробыл день или два, а затем вагон двинулся в сторону Златоуста. Но не скоро он там оказался. Именно благодаря этому сегодня мы имеем десятки цветных снимков с видами рек Сим, Юрюзань, Катава. А еще – добрый десяток фотографий, сделанных в башкирской деревне Яхъя (в дневниках фотографа она именуется «Ехья»). Знатоки могут заявить, что такого названия не было на карте Уфимской губернии. Да, названия не было, а Яхъя, тем не менее, была!

Попалась мне как-то в руки интереснейшая книжка об именах, имеющих тюркское и арабское происхождение. Там-то я и встретил впервые это красивое имя – Яхья: так звали одного из упомянутых в Коране пророка. Исследователи проводят прямую связь его с Иоанном Крестителем (Иоанн – Йоханан – Йэхийа – Яхья). И очень уж подходящим показалось мне это имя для населенного пункта.

В справочнике 1877 года (спасибо издательству «Китап», его переиздавшему!) нахожу две деревни с названием, похожим на Яхья (вариантов же названий и вовсе пять: Ах-я, Ах-ино, Яхия, Яхино и даже Яючино). В справочнике 1926 года опять две Яхьи, одна из них параллельно именуется Яхино. На чем остановиться? Да и вообще – то ли это, что меня интересует? В поездке 1910 года Прокудин-Горский, как я уже сказал, был полностью «привязан» к железной дороге. Вот и «поедем» от Уфы в сторону Златоуста. Сначала по карте: Аша, Симская, Кропачево… Стоп – вот вам и Яхино! Но оно ли нас интересует? Вернемся в 1877 год: «Яхия 5 стана Уфимского уезда, население – башкиры, две мечети». А самое главное, башкирское название деревни – Яхъя! Кажется, то, что ищем. Открытие «на кончике пера» сделано, но имеет ли оно отношение к реальности?

На редакционной машине двигаемся в сторону Салаватского района. Погода благоприятствует – солнце надолго спряталось в тучках. Часа через три нас уже встречают коллеги из издаваемых в Малоязе газет «На земле Салавата» и «Юрюзань». Рассказываем о цели поездки, интересуемся, не смогут ли чем помочь. Заместитель главного редактора Шамиль Наилович Ахметшин вдруг спохватывается, что не предупредил сельское начальство, и набирает номер. На том конце провода ему отвечают, что глава администрации сам родом из Яхъи, но сейчас он, к сожалению, в отпуске. И предложили в качестве сопровождающей управляющую делами Д. З. Мухаметданову. Я уже говорил, что нам с самого начала везло, так вот, немаловажная деталь. Управделами выполняет и функции паспортистки и, стало быть, знает всех жителей: от имени и отчества – до года рождения. Так что Дания Зайнулловна оказалась крайне нужным для нас человеком, которого вряд ли бы кто смог заменить.

По грунтовой дороге добираемся сначала до деревни Радио (она появилась, видимо, в конце 1920-х, отсюда и «модное» название), затем вместе с речкой Бердяш «ныряем» в туннель под насыпью железной дороги, въезжаем на горку и… И, конечно, ничего не узнаем. Места вроде бы похожие, но мало ли подобных деревень на белом свете. Дания Зайнулловна просит остановиться у одного из домов, говоря, что там живет старожилка. Выходим. Первым обитателем деревни, который попадается нам навстречу, оказалась собачонка, неспешно трусившая в нашу сторону с явно дружелюбными намерениями. Подошла, посмотрела (познакомилась, предположил я) и без единого звука побежала дальше. Я вспомнил, что 98 лет назад Прокудин-Горский почему-то сфотографировал в Яхъе пса: мало ли собак на белом свете, а снимочек-то в целых десять рублей золотом обходился. Сегодня это гораздо дешевле, так что собачонку я тоже запечатлел.

Но то, что происходило дальше, вполне объяснило «расточительность» царского фотографа... Старожилки дома не оказалось, и мы двинулись дальше. И до второй бабушки Дания Зайнулловна все никак не могла докричаться. А в это время под крыльцом беспрестанно гавкала какая-то псинка. «Наверное, на цепи в холодке сидит», – подумал я. И ошибся: когда бабушка наконец вышла, следом за ней как ни в чем не бывало вышел познакомиться с приезжими и ее песик. Добавлю к этому, что и чуть позже, когда из-под больших ворот нас облаял огромный кобель, кто-то сказал, что наконец-то настоящий злой пес нашелся. А пес в это время уже пролазил под воротами, чтобы… Ну конечно, чтобы пообщаться с нами. И я вновь вспомнил царского фотографа: ну разве такие любопытные и доброжелательные собаки не заслуживают того, чтобы остаться в истории!

Беседа с бабушкой Галимой Аглиуллиной, к сожалению, мало что дала: она лишь высказала свои предположения по поводу того, кто изображен на старых снимках. Зато вдруг заметила, что место, где Прокудин-Горский снимал молодого парня у железнодорожного пути, находится неподалеку отсюда. А уж кому как не Галиме-апе лучше знать это, ведь она на железной дороге проработала целых 18 лет.

К нашему разговору подключается мужчина с бородкой и в защитном костюме. Отложив свой топорик, он с абсолютно невозмутимым видом, как будто всегда знал эти снимки, стал объяснять, где это снято: «Вот это здесь, на этой улице». Оглядываемся, действительно вид точно как в 1910-м: чуть склоненная влево линия горизонта, перед ней еще одна горка, но уже с уклоном вправо. А мы уже увлеклись железной дорогой, спрашиваем, как найти разъезд, известный по фотографии всему миру. Мужчина отвечает, что все равно военизированная охрана нас туда, где почти сто лет назад улыбался путевой обходчик, не пустит.

Хотя разговор идет на башкирском, про охрану я понимаю, а потому спрашиваю, где прежде мечеть стояла. Вопрос, как выясняется, в точку: наш собеседник Вахит Гайсин – местный мулла. «Айда, айда покажу», – зовет нас он. Пока идем, Дания Зайнулловна поясняет, что муллой был и отец Вахита, и добавляет, что если бы мы года четыре назад появились, то получили бы гораздо больше информации: он родился в том самом 1910-м и прожил 95 лет.

Подошли к месту, где когда-то стояла мечеть. Мулла рассказывает, что после революции там жили солдаты, был клуб. А потом сломали и то, что оставалось. Он все рассказывал и рассказывал, и нам уже казалось, что не мы привезли снимки, а что этот любезный человек сам организовал для нас экскурсию. Словом, краеведом Вахит-абый оказался отменным.

А вскоре мы подошли к дому Хакимы Хисбуллиной. Что, казалось бы, может сказать о людях из 1910 года человек, родившийся в 1931-м? Но как только в руки Хакимы Кагармановны попали снимки Прокудина-Горского, она сразу же начала объяснять, кто на них изображен:

– На Азнабая похож, Давлетшу-бабая, Хакима, Юмагужу. Да, наверное, сын Давлетши Ишмухаметова Мавлит, отец Азнабая.

И тут выясняется, что бабушка сама имеет родственные связи с Ишмухаметовыми, вроде как лучше ее и помнить-то их никто не может. Но не перечисляет ли она просто имена своих родственников? Потому задаю «каверзный» вопрос:

– Откуда у деревенской тетушки такое количество серебра на монисто?

– Так ведь Ишмухаметовы пчел держали, – отвечает она почти с удивлением.

Как будто бы каждому ясно, что тот, кто торгует медом, бедным не будет (у тетушки на снимке серебра – рублей на сорок, на эти деньги в то время можно было первым классом доехать от Петербурга до Челябинска).

И я вспомнил, сколько бидонов, банок и баночек с медом продавалось на трассе, когда мы сюда торопились, – только выбирай. А ведь уже липовый медок пошел. Как жаль, что среди десятков видов этих мест, запечатленных царским фотографом, нет пасечников. Пасека есть – самые настоящие борти (то есть ульи, сделанные из ствола дерева), а пасечников нет.

Помнила Хакима-апа и дом, где была сфотографирована немного печальная женщина в национальном костюме. Говорит, что он сгорел. Имени женщины Хакима-апа назвать не смогла, сказала только, что килен (младшую по возрасту невестку) для Юмагужи Ишмухаметова сватали в Калмасе. У них родились сыновья Хаким и Аллаберды. Вспомнила Хакима Кагармановна и то, что одного из Ишмухаметовых в деревне прозвали «налим», то есть неповоротливый, неловкий. Потом, как бы спохватившись, уточняет, что в деревне был еще один род Ишмухаметовых – пришлый.

А еще она говорит, показывая на одну из фотографий, что дом перед мечетью исчез совсем недавно. Последний его хозяином был Радик Хужин, его-то дед и встретился Прокудину-Горскому на разъезде. А вот молодого парня, стоящего в лаптях у забора, не опознала и Хакима-апа. Что и не удивительно: начавшаяся через четыре года война, должно быть, оборвала его жизнь.

Благодарим за поистине бесценные сведения и прощаемся. Мой добровольный попутчик и одновременно переводчик Равиль Бадритдинович Сиражитдинов (а кто, интересно, переводил Прокудину-Горскому?) предлагает спуститься к железной дороге: вдруг кого-нибудь там увидим. Идем мимо места, где совсем недавно стоял дом улыбчивого путевого обходчика, спускаемся к полотну. Напротив – покрытый травой холмик, откуда 98 лет назад была сфотографирована деревня. С него спускается огороженная огромными камнями дорога, ведущая в тоннель под железной дорогой – к Бердяшке; скотине, идущей с пастбища на водопой, таким образом преграждают вход на рельсы. Вдали вдруг мелькает оранжевый жилет. Спешим вслед за ним. Процедура не самая приятная – шпалы лежат часто, приходится семенить. Едва догнал, а вот мои попутчики отстали. Сергею Михайловичу было несравненно легче: шпалы, судя по снимку, в то время были хорошо присыпаны грунтом.

Но «оранжевый жилет» фотографироваться отказывается категорически. Пошли, говорит, со мной, там бригада работает. И опять по шпалам… То справа, то слева почти вертикально возвышаются каменные стены: при прокладке дороги здесь были взорваны скалы и получились так называемые выемки. Поворот, еще один, еще. Когда-то за эти повороты не слишком разумные пассажиры обвиняли строителей дороги в мошенничестве: «О, какой перекос! О, как страшно! А смотрите, смотрите, совсем нависла та гора: вот-вот полетят оттуда камни… Ничего хуже этой дороги я не знаю… А вот на ровном месте зачем понадобились все эти извороты… очевидно, чтобы больше верст вышло…» Над инженером-проектировщиком Н. Г. Гариным-Михайловским, пытавшимся что-то объяснить, самоуверенные обыватели только ехидно посмеивались. Где уж было знать этим «правдолюбцам», что участок дороги от деревни Яхино до Вязовой стал самым трудным при строительстве, что за удешевление работ Николаю Георгиевичу даже приходилось бороться (один такой эпизод описан им в очерке «Вариант»).

Но вот и путевые рабочие. Рассказываю, зачем пришел. Отвечают, что снимок Прокудина-Горского им знаком, что к тому месту можно легко добраться на машине. Потом уточняют – на «Ниве». Понимаю, что нашему автомобилю это не под силу, благодарю ребят, фотографирую их. Потом спохватываюсь: «Из Яхъи кто есть?» Оказывается, двое – Азат и Эрик. Но исторической реконструкцией заниматься мне что-то не хочется – лучше, чем у Прокудина-Горского, все равно не получится. Азат, улыбаясь, спрашивает, как можно получить снимки. Начинаю объяснять что-то про электронную почту, про журналистов из Малояза. А потом вдруг заявляю: «Сам привезу!» Ведь нас всегда вновь и вновь тянет туда, где нам было хорошо. Туда, где живут добрые и гостеприимные люди.

Из архива: август 2008 г.