№1.2024. Анатолий Чечуха. О памятниках в скверах и скверной памяти

В этом году Уфе – 450. История этих лет, как водится, представлена немногочисленными письменными источниками, а также многочисленными легендами и просто выдумками. Но есть ещё и памятники. Вот только и с ними далеко не всё ясно.

Если вы зададитесь вопросом, сколько в нашем городе стоит памятников, то ответ на него получите не скоро. Во-первых, придётся уточнить, что такое памятник. Например, стоящая в городе скульптура – это, конечно, памятник, но находящиеся под охраной государства археологические достопримечательности или дома с историей – тоже памятники. Даже если не будем усложнять и остановимся на скульптурах, то нужно будет определиться с категорией скульптуры, ведь, например, некоторые мемориальные доски тоже имеют скульптурные изображения. А ещё есть тиражные садово-дачные «девушки без весла», одна из них даже некоторое время «украшала» сквер у памятника Шагиту Худайбердину.

До революции 1917 г. в Уфе со скульптурами на улицах было не то чтобы плохо – скорее, вообще никак: Городская дума несколько раз пыталась заняться памятником – то Пушкину, то Аксакову, но благими намерениями всё и кончалось. Лишь в Ушаковском парке стоял фонтан, украшенный фигурками детишек под зонтом. Надо сказать, что подобных фонтанов в России было немало, в Оренбурге, например, дети (но уже без зонта) стоят нынче в музее, а вот в Челябинске такой фонтан даже восстановили.

Этот фонтан появился в Ушаковском саду Уфы (позже ЦПКиО имени А. Матросова, ныне парк имени Ленина) примерно в 1910 году и украшал его едва ли не до начала 1980-х. Почему-то считается, что точно такие же были во многих городах России. Некоторые из них сохранились, а наш давно уже канул в вечность, оставшись тем не менее на фотографиях. И в нашей памяти. Но память наша – штука не слишком надёжная, ведь, как ехидно заметил Ларошфуко, «все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой разум», поэтому наш разум должен памяти периодически помогать. И потому стоит кое в чём разобраться и изложить выводы нашей мудрости (как говорил уже другой авторитетный литератор) на бумаге.

На дореволюционных открытках Гурзуфа жаждущий поэзии редактор назвал аналогичный фонтан «Первой любовью». Хотя, может, и сами горожане его так прозвали. Такие же фонтаны украшали парки Челябинска, Оренбурга, Сарапула (перечисляю те, что видел лично, а не на экране компа). Лет 25 назад челябинский фонтан восстановили. Судя по всему, он сейчас единственный действующий из этой серии. О его происхождении сложены целые легенды. По одной из них, неподалёку от городского сада жил купец, у которого утонули дети – сын и дочь, и поэтому он таким образом решил увековечить их память.

Вообще говоря, байка про купца и утонувших детей вовсе не оригинальна, она окружает подобные фонтаны и в других городах России. А скульптура-то типовая! Хотя в Сарапуле уверенно говорят о том, что автором её является русский скульптор и педагог Фёдор Фёдорович Каменский (1836–1913) и что оригинал под названием «Дети под дождём» появился в 1869 году. Позже при повторении названия могли меняться: «Мальчик и девочка под зонтом», «Первая любовь».

Теперь по логике вещей должно последовать разоблачение. И оно придёт из немецкого городка Любц, в музее которого выставлена скульптура «наших детей»! Точнее, абсолютно идентичная нашим – точно такая же, как в Челябинске, Оренбурге, Сарапуле, Самаре и Гурзуфе. Да ещё и с зонтом!

Как же так: русский скульптор и вдруг маленький немецкий городок? В 1863–69 и 1870–71 годах Фёдор Фёдорович Каменский жил в Италии, и поэтому поначалу я предположил, что и тамошних «Детей под дождём» сделал тоже он. Что само по себе не слишком разумно, так как противоречит логике и практике появления скульптурных произведений в той или иной стране (и даже городе). Тем более что в Любце заявляют, что тамошние «дети под зонтом» появились в 1863 году (напомню, что Каменский сделал своих «Детей под дождём» в 1869-м). Неужели где-то в информативном потоке произошёл сбой да ещё со вбросом фейка?

В отличие от нас, всецело (порой) полагающихся на интернет, немцы чуть не до тошноты любят точность в деталях. Вот и здесь всё с этим в порядке: «Das Werk des Mecklenburger Bildhauers Christian Genschow, dessen Hauptwerk das aus Gips hergestellte Reiterstandbild von Obotritenfürst Niklot am Schweriner Schloss ist, schuf es 1863 aus Zinkguss» («Работа мекленбургского скульптора Кристиана Геншоу, главная работа которого – гипсовая статуя принца Оботритена Никлота в Шверинском замке, [«Дети под зонтом». – А. Ч.] изготовлена из литого цинка в 1863 году»).

Итак, автор «Детей под зонтом» не Фёдор Каменский, а Кристиан Геншоу (1814–1891). И вряд ли кто сможет это опровергнуть. Конечно, сарапульцев ввело в заблуждение название скульптуры, но она входит в перечень работ Фёдора Фёдоровича! И это тоже факт! Вот только как она выглядела? Мраморный оригинал «Детей под дождём», похоже, лежит в запасниках Русского музея. И, судя по опубликованным изображениям, он совсем не похож на фонтанные.

Уже в конце позапрошлого века Каменский лепит симпатичную босоногую девчушку: отставив корзинку с грибами, она отжимает промокший во время дождя подол длинного платья. Чуть позже каслинские мастера повторили «Девочку-грибовницу» в чугуне, и в 1900 году на всемирной парижской выставке за эту скульптуру Ф. Ф. Каменский был удостоен серебряной медали. Но нам эта работа интересна тем, что определённо указывает на то, как Каменский изображает русскую девочку. И что-то мне подсказывает, что «Грибовница» очень похожа на девочку с фонтана в уфимском Ушаковском парке.

Если рассматривать сохранившиеся снимки нашего фонтана, то сразу становится ясно, что скульптура в Уфе лишь по сюжету аналогична фонтанам «Дети под дождём» («Первая любовь») в Самаре, Гурзуфе, Челябинске и др.: там мальчик держит зонт, а у девочки руки опущены, юбка у неё короткая, на голове шляпка. В нашем фонтане за зонт держатся оба, а девочка в платочке ещё и придерживает свою юбку (как у Ф. Ф. Каменского!), отличия весьма заметные. Вот только бы понять ещё, почему так похожа на уфимскую скульптура фонтана в испанском городе Кадисе.

«В середине просторной чаши – каменный грот зелёного цвета с тремя просветами, смонтированный из мелких фрагментов. На нём – мальчик и девочка под зонтиком, из вершины которого льётся вода», – так описывал популярную уфимскую композицию Борис Леонидович Попов. Оригиналы скульптуры (но без зонта) кое-где, как я уже говорил, помещены в музеи. У нас всё было проще и без затей: фигурки детей свалили, а затем бульдозер запахал их в землю.

***

В советское время в Уфе были установлены десятки бетонных скульптур – Гоголя, Чернышевского, Горького, Некрасова, а также пионеров, балерин, животных и проч., но все они, кроме Пушкина и Горького, при отсутствии должного ухода разрушились. И только «Детей под дождём» и меркуровских Сталина и Ленина в одноимённых скверах уничтожили целенаправленно (правда, хотели как лучше…).

Памятник В. И. Ленину (архитектор Дмитрий Михайлович Ларионов) был открыт в Уфе в ноябре 1924-го, причём первые пятнадцать лет вождь стоял: эта скульптура работы Исаака Абрамовича Менделевича – бетонная копия той бронзовой, что доныне можно увидеть у депо Октябрьской железной дороги («Ленин на колёсах»). В 1939-м Сергей Дмитриевич Меркуров (точнее говоря, комиссия под его руководством) настоял(а) на замене фигуры вождя на работу… Меркурова. Второй вариант[1] продержался полвека, но был снесён с целью замены на гранитную копию. Но не вышло. Лишь в 2011 г. копию из синтетических материалов выполнил Халит Халимович Галиуллин. А первоначальная фигура вождя долго стояла в саду Кирова (в народе – Липовка) на улице Бабушкина, а сейчас вы можете увидеть её на территории завода «Гидравлика».

Остановимся на памятниках, посвящённых тем, кто завоевал для нас Победу.

9 мая 1951 года в ЦПКО был установлен памятник Герою Советского Союза Александру Матросову. Его автором стал ленинградский скульптор Леонид Юльевич Эйдлин (кстати, в газете «Красная Башкирия», опубликовавшей репортаж с митинга по случаю открытия памятника, об его авторе не сказано ни слова). Если рассматривать старые снимки, выяснится, что сначала надпись на постаменте памятника была немного другой, с годом установки (буквы, видимо, были накладные). Но это, пожалуй, самое незначительное «приключение» в жизни этого памятника. В том же, 1951-м ленинградский завод «Монументскульптура» по переданной в фонды Государственного Русского музея модели изготовил для Московского парка Победы в северной столице ещё одну скульптуру Матросова. На этот раз была отлита и бронзовая табличка, и, кроме того, с задней части памятника на бронзе появилась фамилия скульптора. Интересно, что постаменты памятника практически одинаковы (только высота разная), хотя архитектором памятника в Уфе назван А. П. Грибов, а ленинградского – широко известный Валериан Дмитриевич Кирхоглани. Кроме того, ещё одну реплику памятника Александру Матросову уфимцы в 1975 году подарили немецкому городу-побратиму Галле (в 1997 году из парка этот памятник был перенесён на городское кладбище).

К сожалению, были в истории легендарной скульптуры и печальные страницы. Когда подошло к концу строительство нового обкома КПСС на улице Тукаева, памятник Матросова было решено из парка его имени удалить (лето 1981 г.), а сам парк переименовать. Кстати, тогда же погибли под гусеницами бульдозера и «Дети, бегущие от дождя». А бронзовый Герой оказался фактически в ссылке на территории бывшей колонии его же имени. Где, кстати, с 1958 года уже стоял прекрасный бюст Матросова работы Веры Георгиевны Морозовой. Но, к счастью, в 1989-м памятник вернулся в родной парк, хотя и в боковую аллею.

В 1948 году в тогдашнем городе Черниковске был открыт кинотеатр «Победа» (архитектор Семён Иванович Якшин), главный фасад которого украсила фигура знаменосца (автор не известен). Но лет через пять она то ли разрушилась, то ли была снесена, и в 1955 г. на её месте появилась целая скульптурная группа, выполненная Борисом Дмитриевичем Фузеевым. Она простояла около полувека, при угрозе разрушения её снесли, а в 2016-м Халит Галиуллин сделал уменьшенную копию.

Стоит добавить, что уже в конце 40-х в городе Черниковске была задумана целая мемориальная зона – неподалёку от кинотеатра был разбит ещё и парк Победы. Парк украсила только одна большая скульптура – «Ленин и Сталин»[2], а также несколько скульптур, изображающих спортсменов. А в 1980-м парк Победы «переехал» в самое начало улицы Первомайской: где на высоком берегу Белой московские скульпторы Николай Сергеевич Любимов, Лев Ефимович Кербель и архитектор Георгий Георгиевич Лебедев создали монумент Александру Матросову и повторившему его подвиг Миннигали Губайдуллину.

Уже в нынешнем веке парк Победы, а также открытый в нём Музей боевой славы, стали большим мемориальным комплексом. На огромных плитах здесь можно прочитать имена всех Героев Советского Союза и полных кавалеров ордена Славы – уроженцев Башкирии, в парке установлены скульптурные изображения генералов Миннигали Шаймуратова и Тагира Кусимова (скульптор Владимир Александрович Дворник, архитектор Дамир Мусаевич Магафуров, 2010), а также памятники труженикам тыла (скульптор Андрей Николаевич Ковальчук, 2015), погибшим в мирное время морякам («Женщина на скале» – Владимир Дворник, барельефы адмиралов – Альфина Ахунова, 2017) и советскому пограничнику (Х. Галиуллин, 2018). Здесь же был похоронен дважды Герой Советского Союза Муса Гареев. Сначала на его могиле стоял медный бюст работы Юрия Фёдоровича Солдатова, позже он был заменён гранитным, выполненным Ханифом Мирзагитовичем Хабибрахмановым (1999).

17 июня 1951 г. в деревне Илякшиде Илишевского района БАССР, на родине дважды Героя Советского Союза Мусы Гайсиновича Гареева, был открыт бронзовый бюст лётчика, автором которого стал Николай Васильевич Томский (архитектор Лев Григорьевич Голубовский). В июле 1967 г. памятник перенесли в Уфу и установили на бульваре Славы.

В декабре того же 1967-го в сквере фабрики имени 8-го Марта на улице Коммунистической (у Гостиного двора) был открыт памятник К. И. Абрамовой (скульптор Евгений Михайлович Цибульский). Работавшая на уфимской фабрике в 20-е годы Клавдия Ильинична, окончив Институт права, устроилась помощником прокурора Ставропольского края. После оккупации Ставрополя немцами была арестована и в октябре 1942 года за отказ сотрудничать была расстреляна вместе с маленькими дочерьми. Два раза «в связи с производственной необходимостью» памятнику К. Абрамовой меняли место установки: после сноса корпусов фабрики на Верхнеторговой площади его перенесли на улицу Красина, но впоследствии было принято вполне логичное решение об установке его на улице Клавдии Абрамовой.

40-летие Победы в Великой Отечественной войне в нашем городе было отмечено появлением сразу двух памятников: Герою Советского Союза Николаю Францевичу Гастелло[3] у входа на стадион его имени (скульптор – бывший военный лётчик Александр Иванович Панов, архитектор – Сергей Олейник) и медикам-воинам на территории института имени Мечникова (скульптор – Ульфат Миниахметович Кубагушев). Первый памятник достаточно хорошо известен уфимцам – лет двадцать назад его перенесли на улицу Сельскую Богородскую в сквер перед заводоуправлением УМПО (на место, на котором до 1961 г. стояла статуя Сталина, а затем Ленина), а вот второй, к сожалению, мало кому знаком. И это кажется несправедливым, ведь вклад медиков в общую Победу был, несомненно, высоким. Да, в Уфе много мемориальных досок на зданиях, в которых в годы войны работали эвакогоспитали, но лишь одна доска посвящена конкретному человеку: в 2006 г. на одном из корпусов Башкирского государственного медицинского университета была установлена доска с портретом человека, имя которого в свое время было известно всей республике – в годы Великой Отечественной войны Сабир Закирзянович Лукманов работал наркомом здравоохранения Башкирской АССР. Именно он сумел так организовать работу медиков, что уже в начале июля 1941-го в Уфе открылись первые эвакогоспитали.

Остановимся на теме мемориальных досок со скульптурными изображениями и посвящённых событиям Великой Отечественной или её участникам. Николай Александрович Калинушкин выступил автором посвященной Мусе Гарееву великолепной мемориальной доски на доме по улице Худайбердина (1989). По утверждению искусствоведа Эльвиры Каримовой, Калинушкин «участвовал в разработке новой уфимской школы скульптуры, новой выразительности, в творчестве которой проявились такие непознанные ранее виды скульптуры, как мемориальная доска…». В частности, он автор досок, посвящённых Александру Фадееву на Доме офицеров (1982) и Афзалу Тагирову на доме по улице Коммунистической, 37 (1990), а также на Театре оперы и балета – она напоминает о том, что здание строилось как Народный дом Аксакова (1991). Мемориальная доска, посвящённая Герою Советского Союза Георгию Иустиновичу Мушникову, установленная в 2015 г. на улице его имени в микрорайоне Инорс, выполнена учеником Калинушкина – Владимиром Геннадиевичем Лобановым.

Памяти поэта, писателя, драматурга, участника Великой Отечественной войны Мустафы Сафича Каримова (Мустая Карима) посвящена мемориальная доска работы Ю. Ф. Солдатова (2006) на доме по улице Энгельса, 5. А на здании Башгосуниверситета с 2017 г. висит доска, напоминающая о том, что М. Карим – его выпускник (точнее, пединститута, из которого и «вырос» БГУ). Создавший её Андрей Ковальчук стал и автором памятника Мустаю Кариму на площади перед Дворцом профсоюзов (2013).

В 2005-м, в 60-ю годовщину Великой Победы, в микрорайоне Сипайлово появился бюст маршала Георгия Константиновича Жукова (скульптор – В. Г. Лобанов). В 2008 г. в сквере 112-й Башкирской кавалерийской дивизии в Дёме открыт бюст Герою Советского Союза Ивану Игнатьевичу Рыбалко (скульптор Халит Галиуллин). А в 2010-м на Первомайской улице Валерий Новиков и Ильдар Шаяхметов установили скульптуру сидящего солдата-победителя. И хотя многие находят в этой работе некоторые огрехи, фигура стал популярной и любимой.

А в октябре 2022 года на Советской площади города появился великолепный архитектурно-скульптурный мемориал, посвященный 112-й Башкирской кавалерийской дивизии и её командиру – Минигали Шаймуратову (скульптор Салават Щербаков, архитектор Константин Донгузов).

***

Несколько слов о скульптурных объектах, мимо которых мы проходим едва ли не каждый день.

В 1993 году в пустовавших целых 80 лет нишах здания Театра оперы и балета в Уфе появились, наконец, выкованные из меди музы – покровительница лирической поэзии и музыки Евтерпа и покровительница танцев Терпсихора. Их автор – Зильфат Рауфович Басыров. Впрочем, если присмотреться к Евтерпе, то сразу бросится в глаза маска «с улыбкой», которая по традиции является атрибутом Талии, музы комедии и легкой поэзии. К чему бы это? А вы обратите внимание на капители колонн над парадным входом – там маски музы трагедии (причём, попарно разные, хотя издали и похожие). Мало кто вообще знает, что капители с масками появились в 1956-м, когда в здании ещё работал коллектив Башкирского драмтеатра, отсюда, должно быть, и маски Мельпомены. Так что комедии явно не хватало, и Басыров всего лишь выступил продолжателем традиции, заложенной неизвестным (пока неизвестным?) скульптором из 1956-го.

Грандиозные горельефы на зданиях УГНТУ и УГАТУ – «Строители» и «Покорители космоса» (Виктор Хусаинович Шарафутдинов, 1980–81) стали настолько привычными, что мы давно не воспринимаем их грандиозных масштабов. Сравниться с ними могут разве что мощные композиции в сквере З. Н. Нуриева на стене у Дома Республики (В. Х. Шарафутдинов, М. Н. Гульченко, Р. Петров, Ю. Ф. Солдатов, 1985) или на колоннах-пилонах здания Русского драмтеатра (Николай Андреевич Силис и Владимир Сергеевич Лемпорт).

Теперь поговорим о «беспокойных» памятниках, то есть о тех, которые (не по своей, конечно, воле) меняли места установки, иногда и не один раз. Большинство из уфимцев сразу вспомнит историю с памятником Александру Пушкину, «переезжавшим» два раза. Но он не один такой. В 1952 году на Случевской горе был открыт бюст Салавата Юлаева, автором которого стала Тамара Павловна Нечаева. Точно такой же памятник вскоре появился в Малоязе, а чуть позже и в городе, носящем имя народного героя. Но после открытия в 1967 г. в Уфе конной скульптуры Салавату Юлаеву[4] (скульптор Сосланбек Дафаевич Тавасиев) кому-то пришла в голову мысль, что садом Салавата надо назвать место у Телецентра, а тот, что с «висячим» мостом, переименовать – как раз подоспело 100-летие Н. К. Крупской. Дальше было много хуже. В «светлые» головы переименователей внедрилась сверхидея, что в саду Крупской памятнику Салавата (который и так уже немного передвинули, поменяв при этом первоначальный постамент) не место: известный всей стране бюст (в 1952-м вышла почтовая марка с его изображением) спрятали до поры в Летнем театре в парке Луначарского. И фактически о нём забыли. Немало лет прошло, прежде чем бюст обрёл новое место – в санатории «Янгантау».

Почти та же участь постигла ещё одну работу Нечаевой (и архитектора Н. И. Озёрной): бюст Ивана Якутова, установленный в 1952 г. на центральной аллее детского парка, в начале 60-х оказался перед воротами со стороны улицы Ленина. А в 1990-е гг. бюст «выселили» на одну из аллей парка (совсем недавно его место у входа в парк заняла работа Х. Галиуллина «Дом куницы», в свою очередь, «переехавшая» сюда с площади у Гостиного двора). Передвинули (и повернули) в 1977 г. памятник Маяковскому (о нём ниже), на новом месте оказался и установленный в 1970 г. перед зданием Статуправления памятник А. Д. Цюрупе (скульптор Владимир Исаакович Сычёв). Перенесли даже памятную стелу с места, где стоял родной дом С. Т. Аксакова в саду его имени. (Ю. Ф. Солдатов, 1991), т. к. первоначальное место оказалось в глубине большого газона.

Некоторые памятники остаются вроде бы на месте, но меняются внешне: выкрашенный когда-то «серебрянкой» Пушкин ныне стал чёрным, чугунный Салават Юлаев «покрылся» медной патиной, выкрашены чёрным девушки и рельефы на Монументе дружбы (скульпторы М. Ф. Бабурин и Г. П. Левицкая, архитекторы Е. И. Кутырев и Г. И. Гаврилов, 1963–1965). Кстати, фотография, сделанная в середине 60-х Алексеем Бушкиным, подсказывает нам, что на Монументе изменился не только цвет скульптур: в оформлении центрального рельефа (скульптор Галина Павловна Левицкая) кое-что утрачено. Это «кое-что» находится в одном из музеев города (кому интересно, может поискать).

В 1960-м на Комсомольской площади (ныне Ленина), напротив здания Уфимского горсовета был установлен гранитный памятник Ильичу. В основу его был заложен хорошо известный «яхромский» тип (установленный в середине 30-х в г. Яхроме Московской области). Правда, неизвестный скульптор (а может, его имя всё же можно установить, работа-то серьёзная?) «вытащил» руку вождя из кармана, а потом и вовсе «отзеркалил» его фигуру и сделал ей подпор в виде модного тогда каменного уступа (как на памятнике Сталина работы С. Меркурова 1939 г.). Очень скоро в окружении появившихся высоких зданий памятник стал выглядеть маловатым, и руководство Башкирии попросило скульптора Михаила Фёдоровича Бабурина поработать ещё и над памятником Ленину в Уфе. Новый бронзовый памятник открыли в ноябре 1967-го, а прежний – из гранита – «переехал» в Дёму.

Что касается памятника Ленину, установленного у дворца культуры «Химик» на улице Первомайской, то, скорее всего, неизвестный скульптор (например, им вполне мог быть уже знакомый нам по памятнику Н. Гастелло художник УМЗ А. И. Панов), взяв за основу модель Алексея Леонтьевича Котихина (впервые установленную во Владимире ещё в июле 1925 года и растиражированную по стране в десятках экземплярах), внёс в неё незначительные изменения (например, немного вывернул ладонь и сильно «оттопырил» палец «призывающей» руки, как на скульптуре, выполненной в том же 1925 г. Георгием Дмитриевичем Алексеевым). Благодаря такому вмешательству фигура вождя получила дополнительную экспрессию. При возможностях наших промышленных гигантов, отлить небольшую скульптуру проблемой не стало. Сплошные предположения и по вопросу времени установки памятника, на известном снимке этого места, сделанном во второй половине 60-х (троллейбусная линия уже есть, а здания 9-этажки с «Сакмаром» ещё нет), запечатлён как раз момент подготовки к его установке. Вот только в газете «Советская Башкирия» за 1967–69 гг. информации об этом я не встречал.

Как же так – удивится кто-то – памятник вождю, а имя автора – загадка. Но в СССР в каждом селе был свой памятник Ленину, в городах их вообще никто просто не считал, в Уфе, например, только Ленин во весь рост был представлен не меньше чем в двадцати экземплярах, а скорее, в сорока – на площадях, в парках и скверах, перед заводоуправлениями и школами. Понятно, почему изучающие этот вопрос исследователи и разделили все эти многочисленные статуи (в Советском Союзе их было около десяти тысяч!) по типам.

Некое усовершенствование типового (тиражного) памятника вряд ли делает его уникальным, потому имя скульптора и не указывается. А вот имя архитектора, делавшего «привязку» типового объекта к местности, зачастую, наоборот, почему-то подаётся как имя автора. Но это уже огрехи не архитекторов…

Меняются даже мемориальные доски, причём нередко они становятся значительно лучше. Так произошло с досками, посвящёнными С. Т. Аксакову на Доме-музее писателя (Т. П. Нечаева, 1991), Ф. И. Шаляпину, М. В. Нестерову (Владимир Геннадиевич Лобанов и Фирдант Салимьянович Нуриахметов, 2012).

***

Считается, что главный уфимский памятник вождю обосновался в 1949 году в сквере Сталина у Оперного театра, на том самом месте, где нынче фонтан «Семь девушек». Это была точная копия гранитной скульптуры 1939 года работы С. Д. Меркурова, стоявшей у Третьяковской галереи в Москве, у нас только постамент был повыше и материал другой – железобетон.

Но вот цитата из июльского номера газеты «Красная Башкирия» за 1949 год: «В сквере имени Маяковского давно решено поставить памятник. Возведён фундамент, но по непонятным причинам работу прекратили. Оставшийся кирпич и до сих пор лежит разбросанным. Много в этом сквере и других недоделок». «Вот это новость, – скажут знатоки. – Памятник В. В. Маяковскому был установлен в октябре 1960 года, да и сам сквер появился не раньше середины 50-х, а тут – “давно решено”». Тем не менее в номере той же газеты от 11 апреля 1941 г. читаем: «На последнем заседании исполкома Уфимского горсовета жюри закрытого конкурса на памятник В. В. Маяковскому доложило результаты этого конкурса. Исполком полностью согласился с выводами жюри. Первая премия в 1000 рублей присуждена тов. Вагину [….], вторая премия в 500 рублей – т. Тришину […]. По предложению жюри, горисполком выделил третью премию в 250 рублей за третий вариант памятника, которую присудили т. Филонову. Все премированные – работники Башпроекта. Остальным участникам конкурса горисполком объявил благодарность. Памятник лучшему поэту советской эпохи по проекту т. Вагина будет установлен в сквере им. Маяковского [далее в скобках следуют слова о его местоположении, но их я пока опущу, так как пояснения окажутся едва ли не пространнее цитаты. – А. Ч.] во втором квартале 1941 года. Он представляет из себя пьедестал, оформленный под серый гранит, увенчанный бюстом В. В. Маяковского. Высота памятника – около 3 метров, стоимость – 15 тысяч рублей».

Прочитав изрядное количество газет времён второй – четвёртой пятилеток (1930–1941), я уже привык, что «повышенные соцобязательства» в тех сферах, что касались благоустройства, культуры, да и транспорта в Уфе, как правило, превращались в «долгострой». Касается это, например, трамвая или возведения многоэтажных так называемых коммунальных домов. Мне могут возразить, что именно во втором квартале того года началась война, но это случилось уже в самые последние дни того квартала.

Теперь пришла пора раскрыть карты, а то уж слишком много загадок накопилось.

Так уж построено нынче моё повествование, что оно включает много цитат из печатных изданий. Вновь «Красная Башкирия» от 11 апреля 1941 г. (очень интересное сообщение, поэтому привожу его практически полностью): «Управление по делам искусств при Башсовнаркоме объявило конкурс на составление проекта памятника Салавату Юлаеву. Памятник предполагается поставить в саду его имени [т. е. на Случевской горе, имя Крупской этот сад получил лишь в 1969 году. – А. Ч.]. Объявлен также всебашкирский закрытый конкурс на проект памятника писателю Мажиту Гафури, который намечено установить в Уфе перед домом соцкультуры [ныне здание обкома профсоюзов в начале улицы Кирова. – А. Ч.]. Кроме того, горисполком решил установить в сквере им. Маяковского (рядом с Башкирским академическим театром) фигуру величайшего поэта нашей эпохи В. Маяковского».

Кто-то изобразит кислую мину от последних слов, другой воскликнет: «Это парк Матросова, что ли, так называли?» И лишь немногочисленные третьи, осведомлённые о том, что до переезда в 1965-м в новое здание на Фрунзе Башакадемдрамтеатр работал на улице Ленина, 5 (т. е. в здании нынешнего Театра оперы и балета), воскликнут: «Какой такой сквер Маяковского?! Театральный, бывший Сталина!»

Итак, «начнём с начала, всё начнём с нуля». В сборнике «Вопросы планировки и застройки Уфы» (обращаю ваше внимание: подписано к печати в декабре 1961 года): «К продолжению работ по закладке новых скверов и бульваров приступили только в 1934–1936 годах. В этот период на месте мучного и дровяного базара на улице Ленина напротив кинотеатра «Октябрь» заложен второй сквер [первым был заложенный в 1924-м сквер Ленина. – А. Ч.] площадью 0,6 га. Сквер удачно оформлен розами, жасмином и другими цветущими многолетниками (тюльпаны, гиацинты, лилии, многолетние флоксы). В нём собрана большая коллекция древесных и кустарниковых растений, создающих непрерывное цветение и богатую палитру осенних красок».

Изящно изложено, не правда ли? Особенно радуют цветы, хотя анархо-перестроечно настроенные бабушки давно уж выкопали их своими совочками и увезли на фазенды. «И никакого вам сквера Маяковского!» – поднимут головы сомневающиеся. Да, никакого Маяковского – сквер на тот момент (1961 год) носил имя И. В. Сталина. Но в 1961-м счёт шёл порой на дни: «Идя навстречу пожеланиям коллективов предприятий, организаций и трудящихся, исполнительный комитет Уфимского городского Совета депутатов трудящихся решил: переименовать улицу [здесь в газете заметный пробел, явно убрали первоначально стоявшие перед именем вождя инициалы И. В. – А. Ч.] им. Сталина в улицу Коммунистическую, улицу Коммунистическую в Орджоникидзевском районе в улицу Космонавтов. Сквер, прилегающий к Башкирскому театру оперы и балета, именовать сквер Театральный» («Советская Башкирия» от 23 ноября 1961 г.).

Странные какие-то «трудящиеся» – Коммунистическая в Орджоникидзевском районе им чем-то не понравилась. Впрочем, думаю, не надо объяснять, что «трудящиеся» те сидели где-то в районе московской Старой площади, где работали органы ЦК КПСС, а директивы, от них исходящие, имели обязательный характер. Хоть и секретный: так, о срочном сносе ВСЕХ памятников Сталину информации вы не найдёте ни в одной тогдашней газете, тем не менее в одну из ноябрьских ночей 1961-го бесследно исчез в том числе и бетонный вождь из уфимского сквера.

Но вернёмся к Маяковскому. И вновь цитаты: «В скверах имени Ленина и имени Маяковского… будет высажено много декоративного кустарника и деревьев» (26 апреля 1941 г.). «Вот, например, сквер Маяковского, что около Башкирского академического театра. Кроме десятка акаций здесь пока ничего нет. А ведь Маяковский очень любил сады, и память его следовало бы уважать» (27 апреля 1941 г.). «Из Москвы… получены массивные вазы, которые будут украшать входные ворота сквера Маяковского» (2 июля 1949 г., рядом в газете помещено фото «сада Маяковского» с входными пилонами, запомнившимися больше по скверу Сталина).

Видимо, в те самые дни декабря, когда «советский народ, трудящиеся всего мира, всё прогрессивное человечество» отмечали семидесятилетие И. В. Сталина, сквер переименовали. Но из-за публикации на протяжении нескольких недель на страницах газеты многих десятков и сотен поздравлений в адрес юбиляра места для малюсенького сообщения о переименовании не нашлось. Правда, переименователи ограничились тем, что укрепили на входных пилонах таблички с новым названием сквера. Памятника не поставили. Более того, мне так и не удалось найти дату установки памятника вождю работы Сергея Меркурова (бетонная копия), известного по многочисленным фотографиям. Могу лишь сказать точно, что он точно стоял 9 марта 1953-го.

Но почему-то на снимке с новогодней ёлкой в сквере Сталина (28 декабря 1952 года!) его не видно. Мне могут возразить, что памятник не виден как раз из-за ёлки, но, если бы «возразители» жили в том самом 1952-м, вряд ли им вообще могла бы прийти в голову такая крамольная мысль – в главном сквере города в юбилейный год вождя его скульптуру смело заслонили ёлкой со стороны главного входа. Впрочем, всё это лишь предположения.

Как же так – не было, не было, и вдруг появился? Сплошное «прочёсывание» газет 1953 года ничего не дало. Более того, хорошо известный многим читателям выпускник 1956 года школы № 11 (практически напротив сквера!) Вадим Александрович Марушин подтверждает, что при нём памятник Сталину не открывали. Почему такая уверенность, спросите? Самым упёртым я всё равно доказать ничего не смогу, а сомневающимся отвечу чудными словами Чехова: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!» Причём действительно не может: памятник вождю – это вам не магазин нижнего белья и купальников, об открытии которого знают только юные, да и не очень юные дамы (и то не все).

Правда, в «Красной Башкирии» от 15 июля 1949-го видим фото с искомым меркуровским памятником Сталину, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что фото сделано в парке культуры города Октябрьского. Зато на следующей странице газеты – свежеустановленный бюст Пушкина в аллее его имени (газета от 2 июля сообщает, что бюст только прибыл в Уфу, и публикует фото с пустым постаментом) – один юбиляр того года, уже покойный (речь о Пушкине), отмечен в газете три раза, а действующий, получается, ни разу? Хотя, конечно, небольшую заметку о переименовании я мог и пропустить. Либо номера в подшивке не оказалось. А вот в «городе нефтяников» Октябрьском уже и скульптура вождя стояла. Да и в соседнем с Уфой Черниковске их было две или три…

Так что местные властные структуры вновь, как и в 1937-м, малость опоздали. 15 лет назад перед приездом А. А. Жданова, в срочном порядке имена двух главных имён большевистского пантеона – Ленина и Сталина – «перевели» с окраинных разбитых улиц в центр. Более того, ещё раньше в Уфе совершенно спокойно – почти до 1930 года – в самом центре вполне уютно чувствовала себя улица в честь «ренегата Троцкого» (в 1927 году снят со всех постов и отправлен в ссылку, а 18 января 1929-го вообще выслан из СССР). И не удивлюсь, если бетонная копия по модели Сергея Меркурова была сделана в авральном порядке в траурные дни марта 1953 года. Или в связи со смертью вождя только что установленный памятник так официально и не успели открыть.

Сделаем выводы. Нынешний Театральный сквер разбит в 30-х годах прошлого века. Ближе к концу 1949 г. он стал сквером И. В. Сталина. Когда-то там установили памятник Сталину. А в ноябре 1961-го сквер «около здания Башкирского академического и оперного театров» переименовали вновь – он стал Театральным.

***

Осталось рассказать ещё о трёх интересных памятниках.

Начнём с газетного сообщения: «Начата установка памятника В. В. Маяковскому в сквере на углу улиц Цюрупы и Сталина [т. е. нынешней Коммунистической]. Этот сквер будет носить имя поэта и станет одним из красивых в Уфе». Если вы ждёте имя автора скульптуры, то напрасно – больше об этом памятнике газета ни в том октябре 1960-го, ни позже ничего не писала. Но откуда тогда взялось имя Кибальникова? Кто-то предположил, другие (в том числе и я) подхватили. Очень похожую скульптуру в Самаре (развалившуюся и потому снесённую – сейчас памятник там заметно другой) называют типовой. Правда, там она, в отличие от нашей, не бронзовая. Можно предположить, что 60 с лишним лет назад Башкирский обком или горком партии обязал некий уфимский (причём небедный!) завод установить фигуру пролетарского поэта, а тот (завод) не стал мелочиться и заказал по готовому «садово-парковому» образцу бронзовую отливку (скорее, даже изготовил её своими силами). А мы-то думаем-гадаем…

Впрочем, та же самая история произошла и с памятником председателю ВЦИК М. И. Калинина (открыт в 1973 г.). Кстати, Ю. А. Узиков в своей книге «Уфимских улиц имена» прямо называет эту скульптуру типовой.

Как бы нам ни хотелось, но придётся признать типовым и памятник Серго Орджоникидзе на улице Первомайской, хотя у него вроде бы и есть автор. Сведения, выдаваемые интернетом, – вообще полная чушь, ведь памятник открыт не в 1955-м, а в 1968-м – 28 апреля того года об этом событии писала «Советская Башкирия»: «Когда упало полотно, укутывающее памятник, все увидели, словно живого, товарища Серго…» Имя скульптора в газете, кстати, не называется. Бездумно повторяемая многими фамилия М. Е. Тоидзе не известна ни справочникам, ни даже всемирной сети. Только админы «ДубльГИС» засомневались и написали: «Г. М. Тоидзе». Т. е. Георгий Моисеевич. А что, известный скульптор, к тому же брат Ираклия Тоидзе – автора самого известного плаката Великой Отечественной «Родина-мать зовёт»? Но после названного харьковскими краеведами и взятого, видимо, прямо с потолка имени – С. Тоидзе, как и озвученного «краеведами» местными, – М. Е. Тоидзе, уже как-то не верится.

Добыть изображение скульптуры Орджоникидзе работы Г. М. Тоидзе мне пока не удалось. Надеюсь, авторство его подтвердится. Достаточно легко вычислить, откуда взялась дата установки уфимского памятника Орджоникидзе – до недавнего времени точно такой же стоял перед тракторным заводом в Харькове – как говорится, один в один с нашим, именно он, кажется, и был датирован 1955 годом. Самое любопытное, что ещё один памятник-близнец товарища Серго имеется в Якутии. Его установили в 1957-м в одном из парков г. Якутска, но после создания дома-музея революционера перенесли в Покровск. Там, кстати, нарком, по всей видимости, отлит из бетона, что очень серьёзно подтверждает версию о «садово-парковом» происхождении данного произведения, но никак не умаляет его художественных достоинств. И получается, что уфимский памятник самый молодой.

Благодаря В. Н. Буравцову «нашёлся» автор бюста А. Пушкину, установленного в 1949 г. в аллее у Оперного театра: оказывается, его мраморный прототип работы Владимира Николаевича Домогацкого появился ещё в 1937 г. на Спартаковской улице в Москве. А вот имена создателей памятников А. М. Горькому у 3-й уфимской гимназии и Л. Н. Толстому в Инорсе узнать вряд ли удастся. Достаточно уверенно можно предположить, что эти памятники установлены в 1958 году или чуть позже (но никак не в 1937 году!) вместе со скульптурами Н. В. Гоголя у Драмтеатра (на улице Гоголя), Н. Г. Чернышевского напротив «Родины», А. П. Бородина в Пушкинской аллее и бюстом А. С. Пушкина во дворе на углу улиц Калинина и Толстого. Но если последние без должного ухода разрушились, были снесены и о них забыли (памятник Бородину, похоже, сломали ввиду недовольства публики её «художественным уровнем», об этом писала «Советская Башкирия» в октябре 1960 г.), то Алексей Максимович по-прежнему волнует краеведов.

Видимо, в том же 1958-м появился на берегу Белой у Оренбургского моста бетонный Василий Иванович Чапаев: бурка, шашка, усы – ничего лишнего. Но и этот герой попал в историю: когда начали строить речной порт (но так и не построили), Чапаев, по свидетельству очевидцев, то ли рухнул, то ли в яму провалился, как и некоторые соседние старые дома. Рассказывают, что упавший уфимский памятник впоследствии установили в Чишмах[1]. Но всё это только слова…

Как видите, типовыми можно считать и очень интересные с художественной точки зрения скульптуры. Многие помнят не только девушек с веслом[2], но и балерин, малышей с мячом, многочисленных пионеров – с книгами, барабанами, горнами и знамёнами, украшавших (именно так!) наши сады и скверы и словесно замордованных назойливыми «разрушителями совковых легенд». Где, кто и когда их лепил, какой у них был «тираж», почему у типовых скульптур так много разновидностей – вопросов много, ответов пока нет. Этой интересной темой, насколько мне известно, пока в стране серьёзно никто не занимался, хотя практически в каждом городском и даже сельском парке полвека назад стояли неплохие, хотя и отлитые из бетона (часто их называют гипсовыми) изваяния. Может быть, однажды станут известны и имена их создателей.

 Использованы фотографии А. Бельского, М. Битюкова, А. Бушкина, А. Виноградова, С. Конова, Г. Кротковой, М. Мульменко и автора.

[1] Точно такие же памятники были установлены в Чапаевске, Чебоксарах и Черногорске. Так что Чишмы – это уже четвёртый населённый пункт со скульптурой Василия Ивановича, название которого начинается на букву «ч».

[2] Вера Даниловна Волошина, служившая Ивану Шадру моделью для самой первой скульптуры с таким названием, была комсоргом диверсионной группы, в которую входила Зоя Космодемьянская, и трагически погибла вместе с Зоей в один день. В 1994 г. В. Д. Волошиной присвоено звание Героя России.-