№6.2024. Халиса Мухамадеева. Сундук памяти

[1] Перевод с татарского языка Риммы Романовой

[2] Переводы с татарского языка Рустема Вахитова

[3] Перевод с татарского языка Дениса Ткачука

Открыло лето…[1]

Открыло лето памяти сундук,

Там сохранилось всё, что я ценила.

То, что тебя лишь на земле любила

И письмам верила – лекарству от разлук.

Сорочка… В ней была я в ночь зуфаф,

Я помню, как смеялся ты, счастливый,

Ероша волосы мои…Твоею став,

Я всё, я всё запомнила, любимый!

Сундук поспорит с глубиной морей:

Там раковин мне чудится сиянье.

И слёзы там, что моря солоней,

Тебя добиться тщетное терзанье…

Любовь и ненависть там вместе, в уголке.

И фото угасающего цвета.

Печаль и радость – всё в одном глотке…

Ах, как меня одаривало лето!

Сундук открыла летний по судьбе,

На дно букет засохший убирая,

Тот, что запахнет дивно, оживая,

Когда опять заплачу о тебе.

Луна[2]

Над горой луна сияет,

Словно медный самовар,

Ночь на чай нас зазывает,

Чай хорош! Душистый пар!

Только бабушка соседка

Уж звала меня вчера…

А болтаем с ней нередко

Мы почти что до утра.

Выхожу я – нет на небе

Самовара моего…

Ночь обиделась наверно

И ушла, забрав его.

Вправо посмотрю я, влево:

Темень – не видать крыльцо...

Это ночь – вся в чёрном дева,

Прячется, закрыв лицо...

Ищу себя

Взгляну я утром из окна –

Растаял снег... Капель... Грачи...

Повсюду радость и весна!

Так отчего ж душа кричит?

Жизнь, что с тобой произошло?

О этот мир! Случилось как,

Что в мире торжествует зло?

В сердцах людских – испуг, тоска?

Учила бабушка меня:

«В лесу собьёшься ты с пути –

Не плачь, на свете всё кляня!

По солнцу нужно лишь идти!

Взгляни, где солнце в синеве –

Без страха следуй той тропой!

Ты, внучка, солнцу только верь!

Где солнце – там и дом родной!»

Немало лет уж утекло,

Совету следую тому...

Жизнь, что ж с тобой произошло?

О мир! Скажи мне, почему

И солнце светит надо мной,

И тропки из лесу бегут.

Вот улица... Вот дом родной...

Себя найти я не могу...

Крымские стихи

Не варю я завтрак теперь

Для себя рассветной порой.

Чудо чудное Коктебель!

Белый-белый пар над горой...

Вспоминается мне Казань,

Детство ласковое моё...

На столе дымится казан

С кашей маминой до краёв...

...А напротив – луч золотой

По вершинам крымским потёк...

Словно в кашу щедрой рукой

Положили масла кусок...

Каша мамина хороша!

Запах сладкий такой, густой...

Всем – и взрослым, и малышам! –

Хватит масляной каши той!

*  *  *[3]

Мы остались одни: закрываем сезон,

провожает нас брызгами море,

силуэт одинокий в кафе за столом

застывает в прощальном дозоре.

Сколько горечи в том ритуале простом:

юг уходит, предчувствуя осень,

и за югом уходят суда на простор,

сиротеет прибрежная просинь.

Словно дух и сознанье навек разошлись,

словно осень разводится с летом,

и сердечную рану фонтанами брызг

не омыть нам уже напоследок:

разошлись берега, обнажая пролив,

мы прощаемся в шуме прибоя…

Вот ушёл человек, свет кафе погасив,

словно жизнь погасив за собою.