Ольга Полянина. Подлизам вход воспрещён, или кадровая политика брандмейстера Макарова

Вверенная команда

Как любой город, губернская Уфа была разной: то утопающей в зелени, то вязнущей в грязи, то парадной, то будничной. Но она всегда оставалась деревянной. По данным 1910 года, в то время как в среднем по России удельный вес каменных зданий составлял 14% в малых и 45% в крупных городах, в Уфе этот показатель равнялся 7%. В эпоху печного отопления это могло означать только одно: пожарный в Уфе – больше, чем просто пожарный.

Уфимская пожарная команда, которая вела отсчёт своей истории с 1816* года, долгое время жила под присмотром двух «нянек». Заботы о финансовом обеспечении и хозяйственной части возлагались на органы городского самоуправления, а непосредственное управление командой находилось в руках полицмейстера. Особенно остро ведомственная разобщённость стала ощущаться на рубеже XIX–XX веков, и с 1905 года гласные уфимской думы принялись настойчиво хлопотать о передаче городской пожарной команды в муниципальную собственность.

На согласование всех инструкций и штатного расписания по традиции ушло несколько лет. Наконец разрешение министерства внутренних дел было получено, и с 1912 года Уфимская пожарная команда официально перешла в ведение органов городского самоуправления. Заведывание пожарным обозом и общий надзор за деятельностью команды были поручены члену городской управы Сабирьяну Ахметжановичу Басимову. В июле 1914 года Басимов отбыл в действующую армию, и наблюдение за обозом принял другой член управы – Валериан Александрович Подобедов. Но лицом и душой команды стал брандмейстер Алексей Александрович Макаров.

В соответствии с распоряжением городской управы, на брандмейстера возлагалось «заведывание командой, обучение и подготовка ея, надзор за исправным состоянием обоза, инвентаря, тушение пожаров и прочее». Обязательным условием службы было присутствие на тушении всех пожаров, что исключало отпуска и выходные. Как свидетельствуют источники, Макаров не только действительно выезжал на все возгорания, но и с завидным усердием занимался тем, что городская управа называла «прочим»: наблюдал за порядком во вверенной ему команде, поздравлял подчинённых с праздниками, выбирал клички для лошадей. К счастью для исследователей, все свои распоряжения и даже размышления брандмейстер облекал в форму «приказов по команде», которые бережно сохранил Центральный государственный исторический архив РБ.

 Тесная семья-артель

Под началом Макарова действовали три пожарные части, которые находились по адресам: ул. Большая Казанская, д. 14; ул. Большая Казанская, д. 65; ул. Александровская, д. 37. Расположенные вместе с полицейскими участками, эти помещения, по оценке брандмейстера, «не соответствовали требованиям пожарного дела». К 1912 году во всех трёх частях насчитывалось 50 человек. Большинство членов команды составляли служители низших II и III разрядов, получавшие 240 и 216 рублей в год соответственно. Наиболее опытные и дисциплинированные пожарные переводились в I разряд с жалованием в 276 рублей. Триста рублей в год получали вахмистры, наблюдавшие за порядком в своей части. Самому начальнику команды полагалось 1200 рублей годового жалования и казённая квартира с отоплением. За 1913–1915 годы штат команды увеличился на 11 человек, а в 1916 году состоялось долгожданное открытие четвёртой пожарной части на востоке Уфы, что позволило принять ещё 8 служителей. Кроме того, городская дума наконец согласилась учредить должность помощника начальника команды, которую 23 сентября того же года занял бывший мензелинский брандмейстер Павел Михайлович Сизов.  

Специфика пожарного дела способствовала превращению команды Макарова в один из самых дисциплинированных и сплочённых коллективов, находившихся на городской службе. Прежде всего от члена пожарной команды требовалась постоянная готовность выехать на место возгорания. Поэтому каждая отлучка из пожарной части оформлялась как «кратковременный отпуск». Продолжительность таких отпусков колебалась от нескольких часов до трёх-пяти дней. По возвращении служителей в часть издавался новый приказ, где говорилось, что данный член команды «считается на службе». «На карандаше» у брандмейстера была и конфессиональная принадлежность подчинённых. Во время Великого поста служители православного вероисповедания делились на 7 групп, каждая из которых говела в течение одной недели. Говеющие переводились на льготный график работы. Мусульмане освобождались от несения службы на 12 часов «ввиду магометанских праздников».

Всё остальное время пожарные проводили на территории своих частей. Первоначально для женатых служителей отводились семейные квартиры, но с 1 января 1914 года по решению городской управы сначала во второй, а затем и во всех остальных частях было введено одиночное казарменное проживание. Пожарникам раздавались матрасы и комплекты постельных принадлежностей. Жить вместе с семьёй разрешалось только вахмистрам и служителям I разряда. Порядок в помещениях поддерживали сами пожарные: в соответствии с распоряжением брандмейстера они каждое утро должны были убирать свою койку и выметать накопившийся мусор. Полная уборка всех помещений проводилась по субботам. Кроме того, Макаров сурово взыскивал «с тех, чьи вещи попадали не на своё место».

Находясь при исполнении обязанностей, уфимские пожарные носили форменную одежду, эскизы которой были разработаны членом городской управы С.А. Басимовым. Однако брандмейстер и тут не упускал случая вмешаться: «Людям, назначенным в караул на маскарады, стоять в помещениях в гимнастёрках, а кафтаны одевать, выходя на улицу». Дежурившие зимой в ярмарочных балаганах должны были быть «в валенках, шинелях, шлемах и при касках». Каждому полагался ременный пояс, топор в кобуре и свисток. Сложнее было внушить вчерашним крестьянам понятие «чести мундира». Макаров несколько раз напоминал подчинённым, что нижним чинам, находящимся в форме на улице, «безусловно воспрещается» курить или употреблять крепкие напитки.

В любой, даже самой сложной, ситуации брандмейстер старался прежде всего укрепить командный или, как бы мы сейчас выразились, корпоративный дух. Так, в приказе от 22 мая 1916 года Макаров писал, что «вполне понимает и разделяет тяжёлое положение, вызываемое обстоятельствами военного времени и дороговизной». Подчеркнув, что «нянек для нас нет», брандмейстер указал подчинённым «вполне доступный способ облегчения – объединение членов пожарной команды в самую дружную и тесную общую семью-артель». По мнению Алексея Александровича, можно было сообща приобретать предметы первой необходимости, вести заготовку дров, а также «производить своими же силами печение хлеба». Создать «тесную семью» оказалось непросто, и 14 сентября того же года Макаров с грустью отметил, что «варка пищи в общем котле не производится».

Спит как пожарник

Постоянно находясь рядом с членами «вверенной ему команды» (брандмейстер, напомним, был обязан выезжать на все пожары), Макаров довольно чётко сформулировал перечень профессиональных качеств, необходимых для той или иной группы должностей. От кучеров требовалась «ловкость, подвижность, сообразительность и находчивость», а также «знание поворотов, заездов, подъездов, остановок». Прочие служители должны были уметь «отлично лазить», что предполагало ежедневные занятия гимнастическими упражнениями под руководством вахмистров. В отсутствие пожаров каждые три дня проводилась общая «проездка, соединённая с ученьем». Больше, чем ловкость и находчивость, ценилось только умение бодрствовать на пожарной каланче, где по очереди дежурили все члены команды.

Обычно пожарные назначались на каланчовую службу «на сутки через часы», то есть с перерывами. По мнению брандмейстера, «отстоять на посту 2-3 часа было нетрудно», однако уставшие, замёрзшие и проголодавшиеся пожарные думали иначе. И устраивались спать. При этом подчинённые Макарова быстро учились «с намерением притворять каланчовую дверь» и «поправлять ленту от контрольных часов», но неутомимый брандмейстер устраивал внезапные проверки и днём и ночью. Если часовой долго не отзывался на оклики, это стоило ему очередного отпуска, постоянный сон на каланче заканчивался увольнением, а наиболее распространённым видом наказания являлось несколько суток дополнительного дежурства всё на той же каланче. Объясняя любое нарушение порядка ленью, брандмейстер нередко сопровождал наложение взыскания пространной нотацией. Так, младший служитель Денисов, кроме пяти суток на каланче, получил совет не испытывать терпения Макарова. «Ведь пожарные служители, – продолжал он, – взрослые люди и должны понять, что поступление на службу в Команду требует от них сознательного и честного отношения к делу, а не несения службы, так сказать, из-под палки».

Второе почётное место в журнале взысканий занимало пьянство. Брандмейстер, который не раз «был поражён поведением служащих», проносивших с собой водку, пытался бороться с «зелёным змием» самыми разными способами: дополнительными дежурствами, переводом в низший разряд, лишением семейных квартир. Узнав, что жена одного из служителей принесла ему спирт, Макаров запретил провинившимся членам семейств вход в пожарную часть. За неоднократное употребление спиртных напитков следовало увольнение.

Трезвость являлась не единственным требованием морального кодекса уфимского пожарного. В июне 1916 года младший служитель Зайнилабдинов, найденный «ночью на сеновале с какой-то посторонней женщиной», был назначен на трое суток на каланчу, а через день был уволен за отказ понести наказание. Вскоре гнев брандмейстера вызвал другой младший служитель, который, «находясь в пожарном карауле при электротеатре «Фурор», позволил себе привести в театр женщину, причем ввёл её без билета через запасной вход». Владельцы электротеатров поспешили заявить, что они сами разрешают пожарным приводить своих знакомых, однако Макаров был непреклонен: 7 суток через часы на каланчу и месяц без отпуска.

Невнимательное отношение к другим служебным обязанностям (например, выезд без каски, «безобразная езда» кучеров, «очень небрежная работа») наказывались внеочередными часами на каланче или переводом в III разряд. За опоздание из отпуска можно было остаться без выходных на весь следующий месяц либо получить наряд на конюшню. Именно такое наказание досталось, в частности, телефонисту Василию Шукшину за «опоздание из отпуска со двора на три часа и грубый разговор с вахмистром».

Можно, конечно, обвинить Алексея Александровича в излишней жёсткости и придирчивости. Но, во-первых, на все приказы по команде накладывалась виза члена управы, который нередко требовал увеличить меру взыскания. Во-вторых, брандмейстер слишком хорошо знал цену «небрежной работе», когда, не удержавшись на крыше, пожарные получали ушибы, сотрясения и порезы. Моральное право на строгость Макарову давало и личное мужество. Выезжая на пожары, брандмейстер вместе со всеми страдал от угара, попадал под рухнувшую кровлю. Однажды только за один день (28 августа 1912 года) Алексей Александрович получил сначала порез пальцев правой руки, а затем рваную рану той же руки и ожоги лица и шеи.

Лихие молодцы

Нетерпимый к малейшим упущениям по службе, брандмейстер Макаров в то же время был щедр и на похвалу. Младшие служители «за отличную усердную службу» переводились во II разряд, что означало повышение жалования. Своеобразным премиальным фондом было вознаграждение, присылавшееся владельцами спасённого от огня имущества. Поступая в ведение брандмейстера, наградные деньги затем распределялись по пожарным частям. Помимо этого, начальник команды с нескрываемым удовольствием передавал своим подчинённым «возгласы благодарности обывателей», похвалы со стороны городской управы и губернской администрации. Благодарность самого брандмейстера можно было заслужить за «ловкую езду» и «внимательную каланчовую службу». В декабре 1911 года Макаров выразил «лихим молодцам главной части сердечное спасибо за молодецкую работу, старание, послушание и примерное поведение».

Наибольшим уважением Алексея Александровича пользовались опытные члены команды. Весной 1912 года по инициативе Макарова уфимские пожарные отметили тридцатилетие «беспрерывной службы» вахмистра Магадия Ахмадиева. «Скромное», по выражению брандмейстера, торжество вылилось в парад на Троицкой площади, где в присутствии всех частей юбиляру были вручены 300 рублей от городской управы и ценный подарок от чинов полиции. Коллеги поднесли Ахмадиеву самовар с подносом, чайником и подстаканником, которые пригодились вечером того же дня во время «скромного угощения».

В ноябре 1913 года Макаров издал специальный приказ в честь 30-летия службы старейшего служителя I разряда Ефрема Андреева. «Невольно испытываешь чувство радости, – писал Макаров, – видя Андреева вполне еще бодрым и здоровым среди нас, молодых по сравнению с ним». Пожелав виновнику торжества здоровья, брандмейстер подал в городскую управу рапорт с просьбой выдать Андрееву единовременное пособие. Судьба этого ходатайства неизвестна, но в начале декабря, когда пожарная команда отмечала свой ежегодный праздник, городская управа наградила Ефрема Андреева серебряными часами. Такой же подарок получили вахмистры и один служитель II разряда. Через год – в декабре 1914 года – серебряные часы были вручены еще четырём членам команды.

Год столетия со дня основания пожарной команды и 5-летия её перехода в ведение органов самоуправления был отмечен на «высочайшем» уровне. «Ко дню 6 декабря 1916 года Император по ведомству МВД наградил серебряной медалью с надписью «За спасение погибавших» для ношения на груди на Владимирской ленте» брандмейстера Алексея Макарова и двух его подчинённых – Андриана Ефимовских и Шаймухамеда Шангареева.

Традицию торжественного празднования «дня уфимского пожарника» также заложил Макаров: впервые образной (в честь небесного покровителя пожарников св. Николая Чудотворца) праздник городской команды был отмечен 6 декабря 1911 года. Специально к этой дате «служителей, не бывших на военной службе, обучали, дабы они могли хорошо брать руку под козырёк и делать повороты». Накануне торжества брандмейстер издал приказ, где подчёркивал, что после перехода команды в ведение города «многое изменилось к лучшему, много выпало трудов и работы, но еще больше предстоит впереди».

Освоив жанр подобных посланий, Алексей Александрович с удвоенным рвением взялся за нравственно-патриотическое воспитание «вверенной ему команды». В последний день уходящего года Макаров желал «всем здоровья и сил на дальнейшую работу, чтобы оправдать доверие Городского Управления». В пасхальное воскресенье начальник команды обращался ко всем чинам: «Христос Воскресе, братцы! Семействам вашим передайте мое сердечное поздравление». К «лучшим пожеланиям» Макаров неизменно прибавлял просьбу «твёрдо помнить» о своих обязанностях.

Это напоминание стало ещё более актуальным в годы Первой мировой войны. Прежде всего Макаров сформулировал и обнародовал кредо своей кадровой политики: «Любимчиков у меня нет, доносчиков и подлиз не терплю и требую от каждого исправной службы, точного и беспрекословного исполнения приказаний». В очередном пасхальном приказе от 10 апреля 1916 года брандмейстер подчеркнул: «В то время как на фронте наши братья и товарищи проливают свою кровь за Родину, нам, освобождённым по роду своей службы от призыва в войска, будет неудобно предаваться разгулу и пиршеству даже в дни праздника». Характерно, что в машинописной копии этого документа в слове «Родина» строчная буква «р» рукой Макарова исправлена на прописную.

Три месяца спустя, 14 июля 1916 года, состоялся торжественный молебен по случаю 100-летия Уфимской пожарной команды. Накануне Макаров по традиции обратился к подчинённым с напутствием, где благодарил все чины, «отзывчиво и охотно помогавшие в общем деле». Желая всем «здоровья и силы на дальнейшую плодотворную деятельность», брандмейстер ещё раз отметил, что «когда многие наши родные, друзья и товарищи проливают свою кровь за царя и Родину на фронте, мы постараемся охранить их тыл от разорительного огня».

Лошадиная фамилия

Помимо «лихих молодцов» полноправными членами Уфимской пожарной команды были лошади. Именно выносливые и терпеливые «братья меньшие» в считанные минуты доставляли к горящему дому и самих пожарных, и все необходимое оборудование.

Тон «хорошему отношению к лошадям» задавал брандмейстер. В приказе от 6 февраля 1916 года Макаров обращал внимание вахмистров и старших кучеров на необходимость самой тщательной чистки лошадей. «Лошади, – продолжал Макаров, – употребляемые для перевозки сена, дров и прочих хозяйственных надобностей, сильно похудели. Виноваты только старшие кучера и вахмистры. Во-первых, следует помнить и впредь придерживаться такого порядка выдачи корма: малой и средней лошади давать 10-фунтовую порцию овса, лошадям молодым и крупным и вообще более прожорливым давать по 12 фунтов овса и лошадям рабочим 15–20 фунтов овса <…>, во-вторых, следует следить, чтобы лошади не переутомлялись и не переобременялись грузом, особенно при выполнении хозяйственных работ». По распоряжению брандмейстера порция овса могла быть увеличена в индивидуальном порядке.

Однако прежде чем накормить, лошадь предстояло официально «поставить на фуражное довольствие», что было невозможно без присвоения каждому четвероногому помощнику собственной клички. Как правило, лошади «ремонта» (т.е. пополнения) одного года получали клички, начинавшиеся с одной и той же буквы. Так, в 1916 году в связи с открытием четвёртой пожарной части на службу были приняты темно-гнедой Витязь, рыжий Восторг, вороной Внушительный и серый Ветрогон. В предыдущие годы членами пожарной команды стали Артист, Аргус и Амур, сменившим их лошадям по воле брандмейстера достались клички Горлан и Гарпагон.

Вместе с тем Макаров нередко давал одни и те же «фамилии» разным поколениям лошадей. Клички Фарс и Барс сменили своих хозяев менее чем за сутки. Брандмейстер был лаконичен: «Проданы жеребцы гнедой масти Фарс и Барс. Вновь купленных двух лошадей зачислить в Главную часть под кличками Фарс и Барс». Традиционно «лошадиной», видимо, казалась Макарову и кличка Тихий: списав в феврале 1914 года рыжего жеребца Тихого, брандмейстер через полгода присвоил такую же кличку только что купленной лошади.

Компанию Тихим составляли Бодрый, Борзый и Веселый. Последний прослужил в пожарной команде едва ли не дольше всех – с 1900 по 1917 год и был продан с торгов в феврале 1917 года вместе с Башкиром, Трубачом и Раскольником. Годом ранее та же участь постигла Карьериста и Американца – по иронии судьбы их продали «за полной непригодностью к службе».

Постепенно сквозь цокот копыт начинает слышаться почти мандельштамовский «шум времени». В 1916 году в Уфимской пожарной команде появились мерин серой масти Варяг и гнедой жеребец Выборный. В самом начале следующего года к ним присоединился Гвардеец, а 26 мая 1917 года «на приход по инвентарю Главной части» была записана лошадь по кличке Демократ. Менее чем через неделю в одной конюшне с Демократом оказались гнедой Дежурный и гнедо-карий Депутат. В то же время преемник Макарова на посту начальника команды в течение всего лета 1917 года продолжал выезжать на Маркизе, купленном ещё в декабре 1913 года.

Последний отпуск

Фамилия следующего брандмейстера впервые появилась в документах пожарной команды в сентябре 1916 года, когда Макаров уехал в месячный отпуск в Петроград, возложив временное исполнение обязанностей начальника команды на Сизова, а обязанностей помощника – на «прикомандированного к главной части начальника обоза Вольно-Пожарного общества Иванова». Вернувшись, Алексей Александрович продолжил «строго взыскивать» с провинившихся и «требовать безусловного исполнения приказаний» от всех остальных. Но в начале 1917 года такой стиль руководства оказался непопулярен. В пожарной команде все чаще слышался «грубый и дерзкий разговор» служителей с вахмистрами, а 1 февраля пожарный III разряда Василий Сигитов «оскорбил словами» самого Макарова. Обида была столь велика, что уволенному Сигитову был даже запрещён вход в помещение части.

Буквально через несколько дней после Февральской революции брандмейстеру пришлось издавать отдельный приказ, где говорилось, что «в рапортах и ответах на приветствия начальника Команды и его помощника служителям <следует> отвечать «Господин Начальник», «Господин помощник». Раньше на такую «фамильярность» имели право только вахмистры, а служители, титуловавшие брандмейстера и его помощника «ваше благородие», должны были ещё отдавать честь, встав во фронт. Неудачи в собственной кадровой политике совпали с заметным охлаждением во взаимоотношениях Макарова с муниципальными властями. Возможно, ключевым событием здесь стала смерть члена городской управы В.А. Подобедова, курировавшего пожарную команду все годы войны. Так или иначе, но карьера Алексея Александровича была закончена. С конца апреля до середины мая 1917 года он числился в командировке, а 1 июня уехал в «разрешённый городской управой отпуск», из которого уже не вернулся. Обязанности брандмейстера всё это время исполнял Константин Иванович Иванов, который избавился от приставки «и.о.» 15 июля 1917 года «ввиду оставления службы города А.А. Макаровым».

 Источники.

1. ЦГИА РБ. Ф. И-387. Оп. 1. Д. 1, 2, 3.
2. ЦГИА РБ. И-340. Оп. 1. Д. 4. Л. 51-54.
3. Адрес-календарь Уфимской губернии на 1914 год. Издание Уфимского губернского статистического комитета. Уфа, 1915. С. 41.
4. Журнал Уфимской городской думы. 1905 год. Уфа, б. г. C. 55.
5. Журнал Уфимской городской думы. 1911 год. Уфа, 1914. C.145.
6. Отчёт и обзор деятельности Уфимского пожарного общества за 1914 год. Уфа, 1915. С. 5.
7. Отчет Уфимской городской пожарной команды за 1912 год. Уфа, 1913. С. 10-20.
8. Семёнов Тянь-Шанский В.П. Город и деревня в Европейской России. Очерк по экономической географии с 16 картами и картограммами. СПб., 1910. С. 195-200.

* Некоторые исследователи относят основание Уфимской пожарной команды к 1827 году.

 Из архива: ноябрь 2012г.