Только в Уфу за 1941–1942 годы прибыло 104 тысячи эвакуированных. Если, согласно переписи 1939 года, здесь жило 250 тысяч человек, то к началу 1945 года уже 382 тысячи (вместе с Черниковском, городом-спутником, образованным в годы войны на месте нового промышленного Сталинского района Уфы). К шестидесяти промышленным предприятиям города прибавилось более сорока эвакуированных.
Условно миграционную волну можно разделить на две группы.
Первую группу составляли руководители производства, инженерно-технические работники и рабочие высокой квалификации, прибывшие вместе со своими предприятиями, а также представители научной и творческой интеллигенции (в Башкирию эвакуировались многие члены Союза писателей, Академии наук Украины). Это были образованные люди, носители городской культуры. В новых условиях они продолжали заниматься своей работой, получили приличное жилье в благоустроенных квартирах (например, в «доме специалистов» на улице Ленина, 2). За короткий срок они сумели наладить производство, организовать строительство и изыскательские исследования, научную и пропагандистскую работу, развернуть госпитали для раненых и больных воинов.
Всего за несколько месяцев Башкирия стала крупным промышленным и культурным центром. С июня 1941 и до конца 1943 года было сдано в эксплуатацию триста шестьдесят заводов, фабрик, цехов, промыслов, установок. В республику было эвакуировано девять моторостроительных заводов. 10 декабря 1941 года, когда Рыбинский авиационный завод уже разместился на площадке Моторного завода в Уфе, немцы объявили, что авиация уничтожила крупнейший советский авиазавод в Рыбинске. Вот только ни одного станка и ни одного работника к тому времени там не было. Вместе с заводом эвакуировалось более пятидесяти тысяч работников. За годы войны было собрано девяносто семь тысяч авиадвигателей, разработано шесть моделей. На базе этого завода возникло УМПО – крупнейшее предприятие республики. Один из руководителей авиазавода участник Гражданской войны Семен Борисович Задионченко возглавил Башкирский обком КПСС.
В город Стерлитамак был эвакуирован Одесский станкостроительный завод имени Ленина, выполнявший задания правительства по выпуску специальных агрегатных станков для оборонной промышленности. Начальник инструментального цеха этого завода в 1940 году был отправлен из Одессы в Швейцарию за станком координатной расточки – подобных тогда не было в СССР. Талантливому инженеру предложили остаться работать в Швейцарии, но он это предложение не принял и несколько месяцев пробирался через Европу, где уже разгоралась вторая мировая война, бережно сохраняя драгоценные детали. А вскоре пришлось ему вместе с заводом эвакуироваться в Стерлитамак, где и был впервые в стране запущен в производство сверхточный станок.
В Стерлитамаке же разместились и Славянский и Донецкий содовые заводы, давшие начало крупнейшему предприятию – объединению «Сода».
Размещение предприятий и строительство новых объектов осуществлялось в тяжелейших условиях, благодаря подвигу тружеников тыла. Из воспоминаний эвакуированного из Одессы архитектора-художника В.Л. Фельдштейна: «Около деревни Черниковка построили восемь пар котлов открытых, вокруг разбили палатки на 40 человек, обогревались трубами. Строились одноэтажные общежития и двухэтажные жилые дома… За ночь пришлось сделать план и профили фундамента больницы на 150 коек. Строить начали в тот же день (в обычных условиях на это уходило две-три недели). Снабжение осуществлялось по карточкам, торговля была ограничена, промтовары получали по талонам. Поощрением был талон на второе горячее блюдо и 200 грамм хлеба. К осени 1943 года палаточных городков не осталось».
В качестве стройматериала киевские инженеры, побывавшие перед войной в США и взявшие патент на производство высокопрочного кирпича, предложили использовать огромные запасы местного гипсового камня.
В годы войны в Уфе находился центр 3-го Интернационала. Вождей, среди которых были Долорес Ибаррури, Клемент Готвальд, Пальмиро Тольятти, Георгий Димитров, Морис Торез, Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт, расселили в гостинице «Башкирия» и домах по улицам Ленина, Пушкина, Советской. Исполком располагался в Доме пионеров (теперь в этом здании – авиатехникум). Антифашистские передачи радиостанция Коминтерна вела из здания Дома связи – здания почтамта. Жили сотрудники Коминтерна в довольно стесненных условиях, не имели мебели, постельного белья. Кроме того, в районе Кушнаренково находилась разведывательная школа.
Эвакуация Академии наук Украины, научных учреждений и вузов Москвы и других городов значительно повысила научный потенциал республики. Ученые разрабатывали проблемы оборонного значения, изыскивали новые источники сырья и материалы для медицинских препаратов, разрабатывали средства, ускоряющие лечение раненых и больных, проводили исследования по повышению урожайности зерновых культур, повышению продуктивности скота, внедрили новую для республики техническую культуру – сахарную свеклу.
Украинскими учеными были подготовлены рукописи научных трудов: «Археологические памятники Башкирии с древнейших времен до начала новой эры», «Древнейшая металлургия Башкирии». Знаменитый поэт Павло Тычина опубликовал работу «Патриотизм в творчестве Мажита Гафури». Академик Л.А. Булаховский участвовал в подготовке «Очерка башкирской диалектологии». Одна из уфимских улиц носит имя выдающегося украинского поэта Максима Рыльского, написавшего в нашем городе немало произведений.
Эвакуированные в Уфу композиторы Москвы, Ленинграда, Украины собирали, обрабатывали и изучали башкирскую музыку. Был создан фольклорный кабинет.
Выдающийся фольклорист из Киева М.Я. Береговский занимался башкирской народной инструментальной музыкой; писателем Я.З. Городским создано много произведений о Башкирии и сделаны переводы башкирских авторов; Елена Ильина перевела сборники стихов башкирских поэтов «С отвагой в сердце».
В Уфе работали скульпторы: человек удивительного мужества Лина По, балерина, которая, потеряв зрение, стала скульптором, Сосланбек Тавасиев, через четверть века, в 1967 году, создавший памятник Салавату Юлаеву, ставший визитной карточкой нашего города. Некоторое время находился в Башкирии выдающийся художник Роберт Фальк.
В 1941–1943 годах в поселке Воскресенское Мелеузовского района расположилась Московская средняя художественная школа при Московском государственном художественном институте имени В.И. Сурикова. Именно московские художники основали в поселке художественную галерею. Коллекции ряда музеев Украины были эвакуированы в Уфу (1 октября 1941 года было доставлено из Одессы более трехсот экспонатов музеев русского, украинского, западноевропейского искусства, позже – еще более полутора тысяч произведений из различных украинских музеев, эвакуированных через Пензу, Саратов). В Уфе устраивались выставки, например, прошла выставка произведений И.Е. Репина из коллекции Киевского художественного музея.
Эвакуированные композиторы ставили спектакли в театре оперы и балета. 30 апреля 1944 года состоялась премьера первого башкирского балета «Журавлиная песнь», созданного Л.Б. Степановым по мотивам народной легенды «Звенящие журавли». Музыканты Москвы, Ленинграда, Киева, Минска совместно с артистами Уфы выступали с концертно-просветительскими программами.
Большой вклад в здравоохранение республики вносили эвакуированные медики, среди которых было немало выдающихся ученых, академиков: первый нарком здравоохранения Н.А. Семашко, А.А. Богомолец, А.В. Палладин.
В Уфу были эвакуированы Первый Московский ордена Ленина медицинский институт (МОЛМИ) и Винницкий мединститут.
В годы войны в республике были развернуты эвакогоспитали, через которые прошло около 250 тысяч раненых и больных. В Башкирию, в глубокий тыл, эвакуировались тяжелораненые, 70 % из которых смогли после лечения вернуться в строй. Академики читали лекции в институтах, проводили научные исследования, оказывали лечебно-консультативную помощь.
Уфимский НИИ эпидемиологии и микробиологии совместно с витаминным заводом наладил производство сыворотки, разработанной А.А. Богомольцем для ускорения заживления ран и препарата А.В. Палладина викасол, способствующего свертыванию крови.
В годы войны в Уфу были эвакуированы военные училища, в которых преподавали опытные командиры.
По окончании войны многие из эвакуированных, особенно москвичи, ленинградцы, киевляне, вернулись домой.
Вторую, более многочисленную группу приезжих, составили беженцы. Из западных областей СССР, а также Москвы, Ленинграда днем и ночью под огнем противника шли эшелоны, увозя на восток стариков, женщин, детей. На Уфимском вокзале, на маленьких станциях их встречали толпы людей разных национальностей. Надо при этом помнить, что ещё до войны в БАССР было эвакуировано несколько детдомов для испанских детей-сирот.
Голодные, оборванные за долгие дни дороги, покрытые струпьями, завшивленные – такими представали беженцы перед встречавшими. Они приводили приезжих домой, отмывали, переодевали, кормили и оставляли жить у себя, помогали найти работу, поддерживали морально. Вначале, казалось, оставляли на недели, но чаще всего надолго. Благодарную память об этом хранят не только дети войны, но и родившиеся и выросшие на земле Башкортостана их уже взрослые сегодня дети и внуки.
Одной из первых прочитанных мною в детстве книг и ставшая на годы любимой была повесть Мустая Карима «Радость нашего дома». В ней рассказывается, как эвакуированная из Украины или Белоруссии девочка оказывается в башкирской деревне, в башкирской семье. Белокурая, голубоглазая Оксана, говорящая на русском языке, ни на кого не похожа, она – другая, она – солнышко, её любят все в этой семье и особенно маленький герой повести, от лица которого ведется рассказ и которому она представляется почти неземным созданием. К концу войны родные находят и увозят девочку. Казалось бы, надо порадоваться за нее, но для мальчика это – утрата, прощание с первой детской любовью.
В Уфе, в семьях эвакуированных, родились: в 1941 году – писатель Сергей Довлатов; в 1944 году – выдающийся скрипач и дирижер Владимир Спиваков, чей отец приехал с фронта после ранения; в поселке Давлеканово в 1943 году – Людмила Улицкая.
В Давлеканово поселили ленинградцев, среди них было немало ученых. До сих пор жители вспоминают человека, весь багаж которого состоял из чемодана с книгами. Для детей-сирот и временно потерявших родителей были открыты детские дома. За годы войны их количество возросло с 28 до 131, а число детей в них – с 4 тысяч до 16,3 тысяч. В Юматово находились сотни эвакуированных детей. Сюда приезжали родители, и, случалось, находили здесь своих.
Материальный уровень и условия жизни беженцев были несопоставимы с условиями жизни первой группы мигрантов. Их расселяли по общежитиям, коммуналкам, частным квартирам (нередко по 8–10 человек в комнате), многих – в селах и деревнях. Эвакуированные счетоводы, бухгалтеры, кассиры, повара, экспедиторы, слесари, токари активно включались в жизнь республики. К станку вставали 15–16-летние ребята и люди преклонного возраста. Находилась работа и для тех, кто не имел специальности. Так, в эвакуированных из Киева мастерских Главпромстроя НКВД трудились домохозяйки и подростки. Хлебные карточки с максимальной нормой хлеба – 800 грамм были лучшим материальным вознаграждением, а голубые шинели немецких офицеров – премией передовикам производства.
Образовательный и культурный уровень приезжих был существенно выше, чем у местного населения. Среди эвакуированных было немало учителей, воспитателей, оказавших заметное влияние на культуру села. Они устраивали концерты, вечера отдыха, организовывали хор, читали лекции. Здоровый образ жизни, система воспитания детей, крепость семейных устоев становились образцом для подражания.
Доцент медуниверситета К.Г. Валеева вспоминала, что в детстве дружила с эвакуированными в Стерлитамак девочками. Их мамы проводили музыкальные и литературные вечера, дети разыгрывали спектакли, пели. Было весело и интересно. Любовь к искусству она пронесла через всю свою жизнь, никогда не пропуская интересные спектакли, концерты, выставки.
***
Семья моей мамы эвакуировалась с Винницким мединститутом. Попытки высадиться в городах, в которых останавливался поезд, пресекались, так как эти города готовились к сдаче, что вскоре и происходило. И только на 19-й день состав остановился, послышалась незнакомая речь, появились старики с остроконечными седыми бородами. Это была Уфа.
Приехавших поселили в бревенчатом двухэтажном доме по улице Сталина, 17 (ныне Коммунистическая). Девять человек в одной комнате, в том числе грудной ребенок, дочь старшего брата, без вести пропавшего в первые дни войны. Бабушка, как и все матери, каждое утро встречала почтальона – какую весточку он принесет. Ждала сына даже после того, как завершилась война.
Мама окончила Уфимский мединститут в 1944 году. Кого-то из однокурсников направили в действующую армию, кого-то, как маму, в только что освобожденные районы, где было не менее опасно. Она оказалась в маленьком белорусском городке Глуске. Ее предшественницу, врача, убили скрывавшиеся в лесах бывшие полицаи. Маме удалось избежать подобной участи, так как хозяйка прятала ее в подвале, когда приходил сын-полицай.
Дедушка прожил в комнате на Сталина до конца своих дней, до 1967 года, поэтому я помню его соседей – всегда приветливых тетю Раю (Ракию) и дядю Сашу (Сабира). С их дочерью Ритой, которую воспитывала моя тетя Лиза, я встречаюсь до сих пор, как с родным человеком. Когда Рита собралась замуж, то пришла советоваться к моему деду, и он одобрил ее выбор. Помню, как все жильцы хоронили другую соседку – Зину.
Жили в годы войны дружно, «семьей единой». Тогда это было не пропагандистским слоганом, а реальностью жизни. Когда хоронили дедушку, мама поклонилась и произнесла слова благодарности дому, ставшему для ее семьи родным в эти страшные годы.
Однако находились обыватели, которые связывали ухудшение своего материального положения и бытовых условий с наплывом беженцев. Понятно, что значительное увеличение населения не могло не вызвать определенные сложности и недовольство отдельных местных жителей, которых «уплотняли». Подскочили цены на рынке; зимой 1941–1942 года голодающим людям приходилось сутками стоять на морозе за пайком.
Облик, манеры и язык эвакуированных иногда отличали их от окружающих и вызывали неприятие. Хранящиеся в архиве общественных объединений РБ документы дают возможность судить о том, каковы были реалии тех лет. Порой распространялись нелепые слухи, имели место бытовые конфликты, в рапортах о состоянии воспитательной работы в школах было отмечено, что «почти ежедневно в мужских школах имеют место случаи драк, проявления антисемитизма, хулиганства».
Сами эвакуированные могли спровоцировать конфликты в силу той повышенной ранимости, которую сегодня называют «посттравматическим стрессовым расстройством». Ведь не могли же они всем рассказывать, что ночью снятся гудящие над головой самолеты и хочется стать незаметным. «И снится, снится снова та война. И ты во сне отчаянно кричал», – так напишет спустя полвека участник другой войны.
К чести наших сограждан, большинство поняли беду людей, потерявших на оккупированных территориях близких и кров. Многие из них остались жить здесь и после войны. Спустя почти шесть десятилетий после Победы атмосфера во время войны оценивалась ими как вполне доброжелательная и все, без исключения, выражали благодарность республике, приютившей их, давшей возможность выжить в суровые военные годы и ставшей навсегда родной.
Из архива: февраль 2014г.