Игорь Тучкин. Назвался груздем...

Саня Воробьев завязал с выпивкой после напряженной и мучительной борьбы с самим собой, и не прошло полугода, как все в коллективе его зауважали.

– Вот это воля. Не каждому дано, – завистливо толковали приятели и мало-помалу стали использовать Саню в корыстных целях. Он собирал деньги перед очередной групповой поездкой на шашлыки и сам же их отоваривал. То же самое делал перед детскими праздниками. Как-то незаметно для себя оказался в числе организаторов корпоративных вечеринок. Чем дальше в лес – тем больше дров. Как-то поутру Саню вызвали к заместителю генерального директора по персоналу Фариту Нугумановичу. Тот вначале долго рассматривал Саню, словно намереваясь найти в его лице и фигуре какие-либо изъяны, а потом со значением спросил:

– Ты, случайно, не перешел в мусульманство?

– Нет, и не думаю, – слегка растерянно ответил Саня.

– А почему тогда водкой манкируешь?

– Выпивка мешает мне нормально жить. И по телевизору говорят: береги себя.

– Молодец, – похвалил его зам. – Но только и в этом случае нельзя оставаться эгоистом.

– Как так?

– Очень просто. Сам бросил употреблять – помоги другому.

– А если другой не желает, чтобы в его дела лезли?

– А он тоже эгоист, катится в пропасть и своих родных за собой тянет, – задумчиво произнес Фарит Нугуманович. – Остановишь его – семью спасешь.

– Вы имеете в виду кого-то конкретно? – спросил Саня.

– Угадал. Знаешь мою секретаршу Веру Ивановну?

– А как же.

– Вот у нее такое горе. Муж запойный, а она его любит, сердцу не прикажешь – не хочет разводиться. Еще детей жалеет, без отца им несладко станет, хотя и с таким папашей в цирк не разбежишься…

Фарит Нугуманович еще раз осмотрел Саню, словно перед покупкой, и произнес:

– Может, возьмешься, повоспитываешь несчастного алкаша? Мы и врачей подключали, и участкового, но все без толку. А вдруг именно ты добьешься позитивных результатов – тогда тебя премией поощрим. В Париж по путевке отправим.

Обнадеженный таким образом, Саня отпираться не стал и согласился. Через неделю его пригласили на общественный пункт охраны правопорядка, где участковый инспектор, капитан милиции, обрадованно пожал ему руку и тут же ознакомил с личным делом гр-на Чедуханова Г.П.

– Отъявленный мерзавец, – говорил участковый. – Алкоголик, семейный дебошир и тунеядец. Перевоспитать его трудно – лучше выселить, тем более что зарегистрирован он совсем по другому адресу.

Проинформированный и облеченный полномочиями Саня отправился к будущему подшефному.

Семейный дебошир, проживавший на седьмом этаже, полностью соответствовал сложившемуся стереотипу: опухший, небритый, в грязной майке, он сидел на кухне перед початой бутылкой и слушал ретро музыку.

– Как жизнь и здоровье? – приветствовал его Саня.

– Не дождетесь,– традиционно буркнул Чедуханов, привыкший встречать представителей власти и общественности.

– Вот и хорошо, – сказал Саня, взял бутылку со стола и вылил содержимое в раковину.

– Ты что хулиганишь? – опешил Чедуханов.– Ты знаешь, что я официальный алкаш? Я три раза в психбольнице лечился...

– Ну и что? – спросил Саня.

– А то, что я тебя сейчас изувечу, и меня не привлекут.

– Я тоже, может, кое-кто,– уверенно отвечал Саня, оглянулся и, понизив голос, добавил: – Бывший. Так и у меня это самое учтут, если что. Ты уж извини.

И он сунул под нос собеседнику не вполне чистый кулак.

– Кореш! – воскликнул, всплеснув руками, Чедуханов. – Так бы и сразу влепил. Двигай к столу, пообщаемся.

Он выдохнул на Воробьева перегар недельной давности, и Саня со страхом почувствовал, что этот запах ему не только не неприятен, а, наоборот, пробуждает какие-то неясные желания и томления.

– А у тебя разве еще есть? – спросил Саня и сглотнул слюну.

– Обязательно. Для обмену веществ.

Чедуханов отправился в туалет, приподнял крышку сливного бачка и вынул два портвейна. С бутылок капала вода, и у Сани закружилась голова и затрепетало сердце.

– Меня многие воспитывали, – говорил Чедуханов, разыскивая второй стакан, – если считать, пальцев на руке не хватит. Ключик подобрать не могли. А ты мне с первого взгляда показался. Я тебя сразу полюбил, как шефа, может, у нас что и выйдет. Попытка – не пытка. Но сперва давай вмажем.

– А хозяйка не возникнет?

– Ушла она.

– Совсем?

– Да нет, на время запоя убралась с пацанами. Ей не впервой сматываться. Объявится. У подружек долго не протянешь.

 – Пацаны-то большие?

– Несмышленыши, – шмыгнул росом Чедуханов. – Родного отца, папу не видят! – с надрывом крикнул он и взял вместо стакана поллитровую банку.

– Так, – промолвил Саня и рукой отстранил Чедуханова от стола. – Малыши у подружек. Значит, смотались... Воспитывать так воспитывать! – воскликнул он не своим голосом, чувствуя небывалый душевный подъем. Схватил обе бутылки и стукнул их друг о дружку над раковиной умывальника. На грязную посуду посыпались осколки стекла – полилась дорогая влага, наполняя все вокруг восхитительным ароматом.

Чедуханов окаменел, только ноздри дико раздувались на побледневшем его лице.

– Ну, я пошел, – бодро сказал Воробьев, испугавшись собственных действий и странного вида подшефного. – До скорого свидания. Может, послезавтра в зоопарк сходим? С животными пообщаемся?

– А в ти-и-атр не хочешь?! – заорал Чедуханов и бросился на Саню, стараясь вцепиться в горло. – Над личностью издеваешься, права человека попираешь! Я полдня стеклотару по скверам собирал!

И они выкатились в подъезд. Подъезд замер. В абсолютной тишине квартир жители с захолонувшими сердцами слушали хищный рев соседа. Внезапно рев оборвался на самой высокой ноте, потому что на площадке появился участковый. Он легко одной левой поднял за шиворот Чедуханова, затем помог подняться Сане и поздравил его с началом шефской работы.

– Хватка у вас есть, – говорил участковый. – А опыт приобретете. Только больше нужно действовать силой убеждения, словом и личным примером.

Чедуханова увезли в медвытрезвитель, а сам Саня отправился домой, думая по дороге, что вырвать человека из объятий «зеленого змия» потруднее, чем броситься за ним в воду или в горящий дом.

Никто денежку не нашел

Экономический кризис, само собой, не обошел стороной газету «Фатум». Тираж издания падал стремительно, словно камни по крутому склону. Зарастала тропа, торимая к редакционному крыльцу рекламодателями. По особому распоряжению главного редактора Артура Саныча зарплата и гонорары выдавались на руки в сильно похудевших конвертах, на что корреспондент Иволгин с горечью заметил:

– Все новое – хорошо забытое старое...

– Шаг вперед, два шага назад, – бодро заметил заместитель главного редактора Пузырев. – Равнение на классика. Светлое будущее не за горами.

– Кое для кого оно наверняка наступило, – отозвалась завотделом культуры Снегирева. – Конверты – маскировка. Никто не знает, а только предполагает, какие суммы теперь получают любимцы и любимицы, – Снегирева сделала ударение на последнем слове.

Ей не возражали: то ли побоялись скользкой дискуссии, то ли времени не хватило, – подошла почтальонка и вывалила на стол ответсека Котова солидную кучу пакетов с рукописями, поток которых нарастал день ото дня, – тоже явная примета кризиса. Периферийные авторы, питаясь призрачной надеждой заработать дополнительную гонорарную копеечку, на последние гроши отправляли в любимую газету свои нетленные творения.

Перед собравшимися встала непростая дилемма: или сразу отправить в корзину всю эту груду, или же попытаться вскрыть пакеты. А для чего? Чтобы опять выкинуть присланную макулатуру?

Котов вдруг произнес:

– А может быть, какой-нибудь не дружащий с компьютером и Интернетом благодетель отправил нам почтой пачки денег?

– Зачем? – изумился Иволгин.

– Поддержать в трудную минуту дорогое сердцу издание.

– Бред шизофреника, – отозвался Пузырев и потянулся к ближнему пакету. Вскрыл его перочинным ножом – там, конечно, «бабками» и не пахло, а лежала толстая рукопись.

Пузырев сплюнул и придвинул к себе следующий пакет. После чего все остальные, словно очнувшись, принялись потрошить свежую почтовую доставку. Через несколько минут на столе ответсека возвышалась стопа жалоб на местное начальство, фантастических и мистических триллеров, поэм и прочей чепухи. Денег не обнаружилось.

– Отбой, – произнес Котов и смахнул бумажную кучу в большой деревянный ящик, стоявший на полу и заменявший пресловутую редакционную корзину.

– И как же я теперь выплачу кредит за дачу? – упавшим голосом спросил Иволгин. – Банк возьмет и отберет.

– Дача – дело наживное, предмет роскоши. А вот если саму жизнь оттяпают? – задумчиво произнес Котов.

– Кто?

– Те, из глубинки, что пишут нетленки.

– Каким образом?

– Довольно простым. Подъедут к нам на попутках, так как на билет денег не хватает, и расстреляют редакцию по причине отсутствия привета и ответа.

– Ну ты даешь – из чего они будут стрелять?

– Из пистолетов – «тэтэшника», «макарова», «стечкина». Какой по душе. Их сегодня достать – как два пальца об асфальт. Уж если мэров и других должностных лиц щелкают, как куропаток…

Все слушали Котова, не проронив ни слова, один Иволгин не унимался.

– Ты пугаешь, а мне не страшно.

– Все объяснимо: корреспондент постоянно по заданиям мотается, а я, как сыч в дупле, в своем кабинете. Меня не обойдут, даже если и захотят.

– Не буди лихо, пока оно тихо, – наконец вымолвила Снегирева и вышла. Вслед за ней потянулись мужики, потому как в глубине души тоже предполагали, что слово не воробей, вылетит – не поймаешь, что и произошло на самом деле. Вылетевшее из уст Котова слово быстро добралось до лиха и устроило побудку.

Телефонный звонок поднял Иволгина рано поутру.

– Срочно в редакцию! – пророкотал в трубке бас Артура Саныча.

Напяливая джинсы, Иволгин все же смог набрать на мобильнике номер Котова.

– Что приключилось? – взволнованно спросил он.

– Явишься – узнаешь, – ответил тот. – Тебя бросили на амбразуру.

Старенький «фольксваген», несмотря на пробки, живо доставил корреспондента к месту работы. Он открыл дверь приемной и нос к носу столкнулся с неким субъектом в фирменной бейсболке и длинном стареньком светлом плаще. Лет гражданину было немало, и все равно он робел, что понравилось Иволгину.

Котов, отворив дверь кабинета и обращаясь не к посетителю, а к Иволгину, скомандовал:

– Объясни автору, что да как.

Дверь Котов не закрыл – и также были распахнуты двери кабинетов главного и зама.

Боковым зрением корреспондент отметил, что и окна в служебных помещениях растворены. Наконец да него дошло. Если начнутся боевые действия, то легко можно будет спастись, сиганув через подоконник, благо редакция располагалась на первом этаже.

– Так о чем же вы желаете поведать нашим читателям? – спросил Иволгин у автора.

– А вы разве не знаете?

 – Извините, как-то запамятовал, слишком много рукописей поступает, читаешь, читаешь – все в голове мешается.

– О пчелах.

– Да-да, что-то припоминаю. Только простите, уважаемый, у нас общественно-политическое издание с познавательно-мистическим уклоном, а вам нужно нечто специализированное, где пишут о меде, воске, прополисе и других вкусных и полезных вещах.

– У меня еще о трутнях, – немного растерянно произнес автор, снял бейсболку и вытер вспотевшую лысину носовым платком.

– Это которые без зазрения совести поедают мед, приносимый пчелами, а сами палец о палец не ударят? – спросил Иволгин, припоминая школьный курс биологии.

– Вот-вот, именно о них, но только в иносказательном смысле, вроде бы как эзоповым языком...

– Нет, подобные материалы не печатаем, – твердо произнес Иволгин, – потому как называем вещи своими именами, без намеков. Прямо в лоб.

– Жаль, а я думал, посмеетесь...

– Смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно, – вспомнив опять что-то из школьной программы, добавил корреспондент. – А смех без причины – признак дурачины. Время другое – и юмор иной.

Автор совсем смешался, на такой прием он явно не рассчитывал. Воспользовавшись моментом и убедившись, что незваный гость безоружен, Иволгин решил окончательно расправиться с ним.

– Вы должны понять, что у нашей газеты давно сложился свой круг авторов. Хотите проникнуть, раздвинув ряды? Не получится. Вам, по моим прикидкам, лет под семьдесят, разве вы можете конкурировать с молодыми? – спросил Иволгин.

– Молодежь о пчелах ничего не знает и знать не хочет, – обреченно вздохнул пожилой автор.

– В этом преимущество юных. Меньше знаешь – крепче спишь.

Вдруг из-за спины Иволгина прозвучал прокуренный голос Снегиревой:

– Увы, пчела сегодня не тянет на роль литературного героя.

– А кто сегодня актуален?

– Скорее муха. Муха-цокотуха, которая пошла по полю и нашла денежку. Напишите, как она поступила далее.

– Пошла на базар и купила самовар.

– Это всем известно. А вы найдите новый, неожиданный поворот. Положим, она отнесла денежку в редакцию любимой газеты – поддержать во время кризиса... Случайно вы сами не сможете оплатить свою публикацию?

– Понятно, – сказал автор, нахлобучил бейсболку и вышел, не попрощавшись.

Окна и двери начальственных кабинетов тут же захлопнулись.

Через неделю Иволгину вручили в бухгалтерии очередной конверт, где обычная сумма увеличилась на 500 рублей. Иволгин понял, что начальство его героизм не забыло. К сожалению, больше конвертов с купюрами он не получал. Газета приказала долго жить.

Из архива: апрель 2014 г.