Виктория Скриган. «Раммштейн» отдыхает...

— Глафира!... Глашка, етить налево!.. Чаво внука не встречаешь? — завопил дед, слегка подталкивая к калитке паренька лет двенадцати.

— Борюшка приехал! — выглянувшая в окно старушка всплеснула руками и заторопилась во двор. — А мы тебя завтра ждали. Дай-ка я тебя обниму, милок. А ты, Михайла Иваныч, и не предупредил, что на станцию за Боренькой поехал. Вот я сейчас пирогов напеку. Сидайте покуда, отдохните с дороги-то. Подхватив внуков рюкзачок с нехитрыми пожитками, старушка скрылась в доме.

— Ну, Бориска, рассказывай, что в городе деется, — попыхивая самокруткой завел разговор дед. — У Елизарыча-то телевизор зимой сгорел, еле дом потушили. Теперь только в сельсовете радио осталось. Особливо не походишь, уж больно далече. На тебя одна надежа, новости послушать. Небось у вас там на каждом углу по олигарху с демократом сидит?..

— Да что ты пристал к мальчонке? — высунулась в окно бабка.— Идите-ка за стол, обедать…

Вечерело... По дворам медленно разбредались коровы. Громыхая ведром, Глафира Степановна спешила к сараю:

— Иду, Зоренька, иду, ясная моя...

Безмятежно жующая корова даже не обернулась на зов хозяйки, лишь махнула хвостом, отгоняя назойливую муху.

Дремотная тишина прерывалась лишь звонкими струйками молока, бьющими в ведро…

— DU!.. DU HUST!.. — вдруг рявкнуло где-то поблизости. — DU HUST MICH!..

Меланхоличная Зорька лягнула ведро, и по сараю потекли ручейки. Бабка попыталась спасти остатки молока, но села в белую лужицу и заверещала дурным голосом.

В ответ забрехали-заголосили соседские собаки.

Дед, в одном валенке и с ружьем наперевес выскочил на крыльцо и пальнул в воздух.

— Du hast mich gefragt... — громогласно отозвалось на выстрел.

— Борька! — рявкнул старик. — Немцы в селе! Переходим на осадное положение!..

— Деда, ты чего? — высунулся внучок. — Какие немцы? Я музыку слушаю!..

— Тудыть тебя налево... — сплюнул Михаил Иванович. — А ну-кась приглуши свою шарманку. Всю округу перебаламутили... И чтобы я этих «духастов» не слышал боле. Кобзона слушай, али этого... Лещенку там... Людям хоть понятно будет.

— Попса, — коротко фыркнул Борька и скрылся.

К завтраку он вышел с толстой книгой в руках.

— Смотри, дед, Борюшка-то, не чета тебе — с книжками не расстается. Ты же окромя паспорта ни одной книжки за жисть не прочел, а Боренька ученым будет.

— Это Гарри Поттер, — важно сказал внук, вгрызаясь в ватрушку.

— И чего пишет твой энтот Гавря? — заинтересовался старик.

— Эх, темнота!.. — махнул Борька рукой. — Не Гавря, а Гарри. И не он пишет, а о нем.

— Большим человеком был, что о нем книгу накропали? — не отставал дед.

— Да нет… — задумался Борис об объяснении. — Сказка это! Иностранная, про волшебство.

Михаил Иванович неодобрительно пожевал губами.

— А то у нас своих сказок мало. Ты, Борька, совсем распоясался. То «духасты», то Гаври ненашенские. Не к добру всё это, не к добру... Хошь я тебе «Колобка» достану али «Рыбку золотую» из сундука?

— Отстой, — обронил важно Борька и погрузился в чтение.

«Пи-пи-пи-пи-пи...» — раздалось вдруг из-под стола.

— Вот я тебе ужо!.. — постучала по полу ухватом Глафира Степановна. — Совсем серые обнаглели. К столу прямо днем шуруют.

— Это вы с дедом серость… — Борька с гордостью достал из кармана маленькую белую коробочку. — Это тамогочи кушать просит.

— Лучше б ты курей покормил, — крякнул дед.

— Отстой... — начал было Борька, но дед разошелся не на шутку:

— Глашка, а ну тащи ремень, я этому шалопуту сейчас попсу так набью, что до конца каникул на ней сидеть не сможет!..

Прошло лето...

Проводив внука до станции, Михаил Иванович неспешно шагал к дому.

— Эй, Михайла!.. — тряся бутылкой, подскочил сосед Елизарыч. — Давай по маленькой, пока жинка с фермы не пришла…

— Отстой! — рявкнул в ответ дед и, достав из кармана маленького тамогочи, кнопкой убрал за ним кучку.

Из архива: июль 2004 г.