№7.2023. Юрий Татаренко. Структурированный человек

Запойный интерес

– Вы недавно успешно выступили в Уфе. Как родилась идея весеннего выезда в Поволжье?

– Последние три с половиной года я не ездил на фестивали. В 2020-м посетил Казань, выступил от лица нашего объединения «Кавказская ссылка» и Союза российских писателей на праздновании дня рождения Василия Аксенова. Память о нем в столице Татарстана жива, что не может не радовать. Был большой праздник республиканского масштаба. Очень хотел приехать в Казань прошлой осенью на «Волошинский сентябрь», встретить, как всегда, кучу знакомых, но не смог – менял работу. Хочется не просто выступить, а с удовольствием, плотно пообщаться с людьми, которых знаю. Поэтому я списался с уфимкой Светланой Чураевой, казанцем Искандером Абдуллиным – и рванул в мини-турне. Со Светой познакомились в Питере, на чудесном литфестивале «Петербургские мосты», это было еще до ковида, лет восемь назад. Там же встретил и Андрея Хакимова из классного музыкального дуэта «Санки». С тех пор несколько раз появился со своими стихами и подборками ребят из «Кавказской ссылки» на страницах журнала «Бельские просторы», за что всей редакции большое спасибо.

– В вашем аккаунте в одной из социальных сетей сообщается, что у вас множество любимых книг, начиная с прозы вышеупомянутого Аксенова. Как так? Это все равно что сказать: у меня очень много любимых городов…

– Запойный интерес к чтению у меня возник еще в школе. Я читал абсолютно все! Чтобы вы понимали масштаб этого бедствия, признаюсь: я прочел всю школьную библиотеку (а у нас была лучшая школа в городе, она потом стала гимназией), потом всю районную, а в старших классах ездил в городскую, откуда раз в две недели увозил две огромные стопки книг… Спасибо учителям, они слегка направляли мой ненасытный читательский интерес. Если мне нравилась какая-то книга, я не перечитывал ее по сто раз, а искал что-то новое: а вдруг у другого автора написано еще интереснее? И так происходит до сих пор. Я с этим борюсь, но чувствую, все бесполезно!

Читаю очень много. Во-первых, всю поэзию, что выходит в «Журнальном зале» и в «Журнальном мире». Да, времени уходит немало – но мне безумно интересно знакомиться с современной поэзией, хочу знать, чем она дышит и живет. Недавние сильные впечатления – от подборок Александра Правикова в «Интерпоэзии» и Юрия Ряшенцева в «Новом мире». Периодически читаю и короткую прозу – особенно у знакомых авторов. Нередко провожу за книгой ночь напролет… Горячо приветствую новый очень интересный журнал «Пироскаф», созданный Сашей Переверзиным. Надеюсь, он будет востребован читателями.

А в числе любимых поэтов – Сергей Пагын из Молдавии, киевлянин Александр Кабанов, Бахыт Кенжеев, живущий на две страны: Штаты и Россию, а также наш уважаемый Сергей Гандлевский. Из Серебряного века выделяю Есенина, Ахматову с Цветаевой, несмотря на то, что они очень разные поэты. У меня в телефоне закачаны все стихи Марины Ивановны, и я в поезде их перечитывал в бессчетный раз. Очень интересно сопоставлять ее стихи с фактами биографии. А еще мне нравятся Пастернак и Мандельштам. Но к ним я пришел далеко не сразу.

– Представляете, я буквально на днях перевел с испанского небольшую поэму автора из Коста-Рики «Осип Мандельштам». Удивительно, что в далекой Латинской Америке знают и чтут русских гениев!

– Ничего удивительного. Замечательные питерские поэты Ольга Аникина с Дмитрием Легезой ездили в Аргентину и рассказывали, что там восхищаются русской поэзией. А в Канаде на стенах домов рисуют большие портреты лучших авторов Серебряного века…

«на разрыв души»

– Известно, что вы большой любитель погонять мяч. А как школьнику Игорю Касько удавалось совмещать увлечение книгами и футболом?

– Легко! Я и учился хорошо, в аттестате всего несколько четверок, и успевал организовывать в нашем микрорайоне футбольные турниры. Играли на большой волейбольной площадке между домами, ставили ворота – и вперед. Покупали футболки, наносили через трафареты номера… С нами бегали ребята, уже играющие за сборную города среди школьников. Они выходили на поляну в шиповках, новых гетрах. Мы, конечно, завидовали им – выглядев рядом как бедные родственники. Но всегда старались обыграть этих пижонов с барскими замашками. Я был нападающим. Однажды пришлось встать в ворота, когда в матче за третье место на первенстве города среди школ наш голкипер не пришел. И мы выиграли-таки бронзу! Пропустил всего один гол – и тот с пенальти.

В нашем райцентре был крутой стадион, к нам приезжали играть ветераны киевского «Динамо» и московского «Спартака»! Еще одна достопримечательность наших мест – крепость, описанная Гоголем в «Тарасе Бульбе». Конечно, мы облазили все стены – в поисках секретных ходов, через которые Андрий пробирался к своей возлюбленной польке. Но все проходы оказались замурованными во избежание обвалов и жертв…

Я всю жизнь вносил в дела, которыми занимался, организованность и порядок. Получается, я – структурированный человек. Впервые сейчас для себя это сформулировал и озвучил, надо же…

– Поэзия – тоже структурированный текст. А писать стихи вы когда начали – в армии, про новый опыт?

– Я поступил в военное училище в Латвии, в Даугавпилсе. Писал как, собственно, на армейские темы, так и любовную лирику. Стихи, конечно, были, «на разрыв души» – ведь ты в казарме, а девушка – на «гражданке».

– Где-то публиковались?

– Хороший вопрос. Я послал свою подборку в главное СМИ Советской армии того времени – газету «Красная звезда». Получил в ответном письме разгромную критику на нескольких страницах. Меня назвали открытым текстом графоманом и предложили писать стихи для себя, никуда их не посылая. После этого я, конечно, многое переосмыслил. Не писал, наверное, лет десять. Мотался по Украине, Латвии, России, завел семью, родился сын – не до поэзии мне было совсем.

Но все же свои ранние стихи напечатанными я увидел – в латвийской газете «Латгальское время». Там решили поддержать молодого курсанта.

– Стихи пишут многие. Тех, кто не пишет, – еще больше. А чего не дает поэзия, если сочиняющих тексты рифму – меньше процента от всего населения России?

– Поэт сегодня сродни юродивому. Это мы с вами, Юрий, живем в такой среде, где поэзия считается серьезным занятием. А все вокруг думают совершенно иначе.

Сейчас есть известные спортсмены, актеры, политики. Известный поэт в наши дни – это оксюморон, сочетание несочетаемого, увы. Если выйти на улицу и спросить, какого поэта кто знает, – назовут максимум два-три имени: Вознесенского, Рождественского, ну, может, еще Рубальскую...

«Пиши – не молчи!»

– В Интернете пишут, что свои зрелые лирические стихи вы впервые опубликовали в 2005 году под другой фамилией. Зачем понадобился псевдоним?

– Я очень стеснялся того, что у меня выходит на бумаге. И поэтом себя стал называть только несколько лет назад. А до этого работал под псевдонимом Игорь Солнцев. Довольно долго. Пока Стас Ливинский не начал в шутку стучать по моей голове: «Игорь Степанович, пора уже избавиться от этого ненужного хвоста!» А я ведь еще в школе подписывался Солнцевым – будучи большим фанатом Цоя. В нашем классе был мальчик, хорошо перепевавший «Модерн Токинг», мы вместе ходили в школьную хоровую студию. И вдруг я почувствовал, как он забирает всю женскую аудиторию. А я и тогда был скрытным, но лидером. И я решил на музыку Цоя писать свои тексты – и везде пел их! Особенно мне понравилась переделка песни «Звезда по имени Солнце». Часть девочек мне удалось отбить… А еще мне тогда очень заходили песни «Наутилуса» и «Арии» – на тексты Ильи Кормильцева и Маргариты Пушкиной соответственно. Но цоеманом я остался – у меня множество книг и публикаций о нем.

– За пять лет, с 2014 по 2018 годы вы написали две книги стихов. Новая, четвертая по счету, готовится?

– Да. Книга уже собрана. Но издавать за свой счет не хочется. А какому издательству предложить рукопись, не знаю. Название будущего сборника уже есть – после перебора нескольких вариантов. Структура рукописи со временем меняется, и это нормально: какие-то стихи добавляются, какие-то отметаются. И всякий раз убеждаешься, что прежнее название книги уже не подходит. Подбираешь новое, куда деваться. В последнее время стал советоваться с коллегами, как лучше назвать книгу. Прежние сборники назывались так: «Многоточие надежды», «44 одиночества», «Переводчик тишины». Знающие люди заявляют, что ни одно из них не сработает на высокие продажи. Поэтому сегодня заострить вопрос с названием новой книги – очень важный момент.

Хочу рассказать интересный случай. Как-то я не писал стихов несколько лет. Занимался литературной критикой, журналистикой, был директором издательского дома «Южная звезда». Но когда мы с Амираном уезжали на поезде из Перми, ко мне на вокзале подошел бомж и стал говорить: «Пиши, пиши – не молчи!» Мы, конечно, оторопели. Но по дороге домой я написал три стихотворения. И стихи вернулись.

литературный раб

– Вы – автор «Дружбы народов», «Юности», «Плавучего моста», «Крещатика». А с какой попытки попали в «Аврору»? Мы встретились под одной обложкой в первом номере этого года.

– Не поверите – с первого! Дуракам везет, наверное. Но я правда лично не знаю Киру Грозную, главного редактора этого интересного питерского журнала с богатой историей. Просто послал тексты на мейл редакции – посоветовавшись с Галиной Илюхиной, известным поэтом, президентом фестиваля «Петербургские мосты».

Отличный журнал «Просодия» выходит в Ростове. Я несколько раз приезжал на «Дни современной литературы на Дону», организованные главредом Владимиром Козловым. Помню, лет пять назад туда приезжали Андрей Коровин, Наташа Полякова, Сергей Беляков, а также Григорий Кружков. Григорий Михайлович просто облил меня своим светом, это настоящая глыба в плане литературы, просвещения. Он замечательный переводчик… Как здорово, что на литфестивалях можно познакомиться с умными людьми и постараться от них что-то почерпнуть! «Просодия» в бумажном виде выходит пару раз в год, и попасть туда чрезвычайно сложно. Но на сайте журнала опубликоваться было бы очень круто. Мне нравятся их опросы читательские – безумно интересные.

– В «Дружбе народов» вы опубликовали свои переводы стихов с украинского и белорусского. Переводить – трудно или интересно?

– Не понимаю, как можно делать перевод с чужого подстрочника. Я владею украинским языком и бегло читаю по-белорусски. Поэтому я сам себе делаю подстрочники. Так эффективнее работать, когда не нужно отвлекаться на словарь, ты глубже погружаешься в поэтику первоисточника, в эпоху, когда жил автор. Очень интересно изучить авторский стиль, его любимые художественные приемы. Для этого нужно перелопатить как можно больший корпус его стихов. Я скрупулезно отношусь к переводам, к знакомству российского читателя с поэтами из других стран. Потому что по тем стихам, какие я выбрал, будут судить о величине поэта, его творческом разнообразии.

Как связаться с понравившимся автором? Я просто пишу ему в личку в соцсетях: «Разрешите вас перевести, вот ссылки на мои прежние переводы». Таким вот образом ошарашивал коллег по литцеху. Лично был знаком только с Игорем Павлюком, но, оказалось, мы оба этого не помнили.

– Как это?

– Просто было шапочное знакомство на одном из фестов в Коктебеле лет десять назад. Море, солнце, коньяк… Я сходил на его выступление, он мне подарил свою книжку. И оба об этом забыли – начисто. Когда я писал ему с просьбой о переводе, у меня даже мысли не было, что мы знакомы! Потом нашел его книгу на полках, перечитал. Написал снова: «Тезка, я, конечно, прошу прощения, но мы с вами уже познакомились в Крыму».

– Не могли бы поделиться секретом удачного перевода? Как сильно нужно себя как автора ограничивать в работе над чужими стихами?

– В переводе я литературный раб. Стараюсь во всем идти за автором. Тем более, как я уже сказал, неплохо знаю украинский с белорусским. Игорь Павлюк назвал меня очень мягким, толерантным переводчиком. Конечно, было очень приятно услышать такое.

Стараюсь работать с такими языками, на которых могу читать – это немецкий, итальянский, польский. Немецкий изучал в школе и потом в военном училище, меня даже вербовали после второго курса в переводчики. Потом, в 90-е, я увлекся латынью и решил самостоятельно выучить итальянский. Но недоучил – без языковой среды очень тяжело. А по-польски говорила моя бабушка, мы жили на западной Украине, в семидесяти километрах от границы с Польшей. Вернее, у бабушки в ходу был украинско-польско-советский суржик – заслушаешься!

– Если оригинальный текст написан свободным стихом, у вас нет соблазна сделать перевод в силлабо-тонике – и наоборот, какие-то чужие рифмованные стихи превратить в верлибры?

– Принципиально не перевожу ни белые стихи, ни свободные. Работаю только с силлабо-тоникой. Там задачи посложнее, как мне кажется. Но это я еще не брался за современную европейскую поэзию – английскую, французскую, где практически нигде не встретишь рифму в конце строки… Не буду ничего загадывать, поживем – увидим. Пока что ясно одно: русский язык – невероятно пластичен, наши рифмы неисчерпаемы, нам очень повезло, что мы говорим на таком богатом языке.

большим поэтическим кулаком

– В марте мне исполнилось пятьдесят, и я с трудом привыкаю к преодолению этого рубежа. А как идет ваша переоценка ценностей после юбилея в прошлом году?

– Начнем с того, что я не отмечал свой полтинник. Решил перенести празднование на более поздний срок. Зато я прекрасно помню, как отмечал свои сорок! Хотя считается, что эту дату праздновать не стоит. Но, по-моему, это чистое язычество. И я ударил большим поэтическим кулаком по этому предрассудку: собрал всех ставропольских поэтов, участников «Кавказской ссылки», и мы замечательно отметили мой юбилей. В общем, за пятьдесят отпраздновали сорок.

Одиннадцать лет назад я и перешел какой-то важный внутренний рубеж. Стал ощущать свою наливающуюся поэтическую силу. Стало приходить понимание того, как надо писать. Со здоровьем, слава богу, все еще весьма неплохо, тьфу-тьфу-тьфу.

В день пятидесятилетия мы с супругой сходили в «Шоколадницу» – даже вина не брали, просто чаю попили. Очень по-домашнему отметили.

– А как-то деятельность меняется с годами?

– Особо нет. После военных приключений (окончил военное училище, потом был небольшой срок службы по контракту) я остепенился, судьба перестала бросать по разным местам. Последние двадцать пять лет живу на юге России – то есть на Северном Кавказе, ощущаю себя на своем месте. По приезде в Ставрополь сразу попал в литературное объединение «Равновесие», очень подходящее на тот момент для меня название. Потом было еще несколько лито – пока мы не создали свою «Кавказскую ссылку».

– А как аукнулось «Равновесие»? Чем вы там занимались? Как часто встречались?

– Нас там было сразу несколько ребят «под тридцатник». Мы в основном и организовывали всю работу в лито. Приглашали выступать очень интересного местного писателя Андрея Борисовича Гатило, он лет на десять нас старше. Очень жесткий критик. Никто в городе не хотел попадать под этот литературный каток. А мы его звали специально – правда предварительно разработав общую стратегию поведения в ходе обсуждения чьей-то рукописи. Даже рассаживались специальным образом: я, Амиран Адамия, а уже далее за столом были новички. К нам ведь не принято было просто прийти, прочесть стихи и уйти с ощущением, что ты прекрасный поэт. Мы старались проводить работу с текстами – притом что сами явно недалеко ушли от общего уровня в городе. И Гатило критиковал всех очень серьезно.

– Народ не сбегал после этого из лито?

– Были такие, да, кто болезненно воспринял разнос. Но нашей задачей была отнюдь не чистка рядов, не унижение новичка. Мы хотели, чтобы молодой автор поверил в себя, увидел ошибки в своих текстах, попробовал их исправить – хотя бы частично. Старались показать вектор развития. В общем, как могли поддерживали гармонию в «Равновесии» – и это длилось довольно долго, лет десять. Встречались регулярно, два раза в месяц. Довольно скоро стали разбиваться на секции – поскольку к нам приходили не только поэты, но и художники, и люди, хотевшие поговорить на философские темы.

– Каковы же были предпосылки для возникновения «Кавказской ссылки»? В 2012 году в Коктебель приехали четыре мушкетера из Ставрополя: Игорь Касько, Александр Фоменко, Андрей Недавний и Станислав Ливинский. А сегодня вас в поэтической группе чуть ли не в три раза больше, так?

– Мы вчетвером познакомились как раз в «Равновесии». Причем я пришел в лито, когда ребята там уже были. Приехав в Ставрополь, я сначала искал работу, семья обустраивалась на новом месте. Потом вспомнил, что в военном училище писал какие-то стишки, и хорошо бы это дело продолжить. Так я оказался в «Равновесии», он тогда базировался в Городском доме культуры. И спустя некоторое время мы вчетвером поняли, что хотим заниматься только поэзией в рамках своего проекта, что надо куда-то ездить выступать, показывать себя, привозить интересных авторов в Ставрополь и так далее. Я узнал, что есть такой Андрей Родионов, организатор всероссийского слэма. Специально съездил в Москву, мы познакомились, я предложил сотрудничать: проводить турниры поэтов в Ставрополе в рамках серии слэмов, которые проводил Андрей. С тех пор меня в шутку зовут «наглым интеллигентным провинциалом». Но это правда, если нужно что-то действительно нужное и важное организовать – а тем более не для себя, – я могу идти напролом. Если честно, мне эта черта в себе даже нравится!

Родионов не сразу принял мое предложение. Мы успели провести свой слэм в 2011 году, отослали ему видео. И лед тронулся: он написал: «Вы классные ребята, высылаю билеты победителю турнира на всероссийский финал». И наш Амиран выступил в Перми. А я поехал с ним – поддержать товарища. Обстановка на слэме была очень необычная: поэты читали в огромном двухэтажном пабе, публики собралось человек двести, выступающего показывают по телевизорам в разных местах зала...

Какое место в Перми занял Амиран, я уже точно не помню. Да это и не важно. Мы нащупали свой путь самопрезентации нашей литгруппы. Родионов стал называть нас «тихими поэтами из Ставрополя». Но тогда мы действительно были совершенно не слэмовыми фигурами – это сейчас слегка поднаторели в подаче и разработке заходящих публике тем.

Вот уже несколько лет, как местные слэмы отдали на откуп нашей молодежи. И со сцены поперла артистическая мощь! И это замечательно.

– А квартетом участников «Ссылки» вы выступили впервые именно на Волошинском фестивале?

– Да, вот уже больше десяти лет прошло. Тогда Стас Ливинский вошел в шорт-лист Волошинского конкурса. И в Коктебеле ему присудили первое место. А вскоре вышла его книжка в «Воймеге», издательстве Саши Переверзина.

– Да-да, я помню, как презентация книги в Доме Булгакова прошла без автора!

– Нет-нет, Стас серьезно опоздал, но все же появился на презентации. Вернемся к истокам «Ссылки». Мы затеяли проект вместе: я, Амиран, довольно скоро подтянули артиллерию помощнее – Андрюху со Стасом, ездивших на Форумы молодых писателей в Липках. Стас у нас звукорежиссер, и первое время здорово помогал с аппаратурой на слэмах, других выступлениях. Мы все организовали сами: находили площадки, платили аренду.

– Как родилось название литгруппы – «Кавказская ссылка»?

– Как назваться, мы выбирали довольно долго, много спорили. Собрались в выходной в кафе и не ушли, пока не договорились. С момента начала работы группы без названия прошло уже четыре-пять месяцев, и я понял: пора создавать литературный бренд. Мы же серьезные люди, не проходимцы какие-нибудь! И возникла идея интересного названия – «Кавказская ссылка». Мы уже к тому времени задумали свой сайт – и слово «ссылка» подходило еще и в интернетном смысле. Почему «Кавказская» – понятно: мы связываем себя с поэтами Золотого века, посещавшими Юг России, – Лермонтовым, Пушкиным и так далее. А самое главное, что большинство из нас не были местными, каждый приехал в Ставрополь из своего региона. Так что для нас ссылка – это момент самоиронии. Мы – этакие поэтические ссыльные, судьба нас свела на Кавказе. И это отражено в названии литгруппы – броском, запоминающемся. Коллеги при встрече улыбаются: «Привет, “Кавказская ссылка”!» И только потом называют по имени.

Поскольку мы хотим, чтобы группа возникла «всерьез и надолго», стали вовлекать в наши ряды молодежь – Маргариту Саакову с мужем, других ребят. Марго с Антоном одно время вели слэмы – было классно.

КАМЛАТЬ БЕЗ БУБНА

– Насколько я знаю, ставропольские слэмы с такими традициями: поэты сбрасываются и победитель получает весь призовой фонд?

– Да, наши слэмы проводятся не на интерес. Спонсора у нас не было и нет, так сложилось. Правила судейства родионовские – ведущий выбирает из публики семь членов жюри, раздает им карточки с цифрами от одного до пяти, голосование открытое, по одной максимальной и минимальной оценке не засчитывается – для пущей объективности, а набранные баллы в первом и последующих турах суммируются.

– Есть такое мнение: к высокой поэзии слэмы имеют весьма далекое отношение. А вы как думаете?

– Мы старались, особенно поначалу, чтобы наши турниры не были похожи на эстрадные поэтические шоу. Поэтому сразу запретили какое-либо музыкально-танцевальное сопровождение. Сам ты можешь, читая стихи, делать что угодно: петь, скакать – но без помощи музыкального инструмента или фонограммы. То есть у нас можно камлать – но без бубна! Андрей Родионов, к слову, тоже одобряет поэтические выступления без подпорок.

В последние годы ситуация изменилась. Мы поняли, что насаждаем другим слэмерам свои правила поведения на сцене. Отпустили вожжи – и правильно сделали, думаю. Пусть молодежь реализует себя на всю катушку!

– Как давно старожилы группы Адамия, Ливинский, Касько и Недавний собирались вместе – на сцене, дома, в кафе?

– Обычно выступаем вчетвером не реже раза в год. В 2022-м отметили десятилетие «Кавказской ссылки» большими концертами. Провели, к примеру, «Вечер трех поэтов» – без Саши Фоменко, он переехал в Подмосковье. Стараемся встречаться, держим связь, проводим презентации книг, привозили поэтов издательства «Воймега» во главе с Сашей Переверзиным, устраивали творческую встречу с Искандером Абдулиным из Казани, с питерскими поэтами… Но поскольку проектом занимаются люди, то все в нем развивается по синусоиде: вверх-вниз. Был спад, мы внимательно изучили дно и поняли, что нужно выбираться наверх. И в этом году у нас опять начались активности. Хотя, конечно, за одиннадцать лет можно и слегка устать друг от друга и обязанности заниматься литературным процессом. Но все поправимо, как выяснилось. Буквально через несколько дней мы вдвоем с Сашей Фоменко выступаем в Казани – под эгидой «Кавказской ссылки», как водится.

коллекция колокольчиков

– Десять с лишним лет для творческого союза – немалый срок, снимаю шляпу. На театре считается, что звездные годы труппы – семь лет, не больше, а дальше начинаются интриги и развал.

– Так и про семейные кризисы психологи говорят: через семь лет после свадьбы нужна перезагрузка! Разумеется, любой коллектив, даже такой малочисленный, как семья, живет по определенным законам развития.

– А с этого места можно поподробнее?

– Даже не знаю, что особо рассказать. Мы с женой обожаем вместе путешествовать. По России. И делаем это постоянно – особенно в доковидные времена. Летом, в отпуск, а также в январские или майские праздники. Несколько раз приезжали в Псков и его окрестности – это потрясающие места. Отдельная история – культурное паломничество, с посещением храмов, монастырей. У нас дома довольно большая коллекция колокольчиков, привезенных из разных городов.

Когда стихи я пытался совмещать с заработком и доходы снизились, жена переживала. Было сложно. Маленький ребенок постоянно требовал новой одежды, обуви, игрушек и так далее. Но как-то вырастили парня, сейчас ему двадцать семь, разрабатывает после окончания вуза хайтековскую мебель, беседки – из сварного железа. Зарабатывает – с разной долей успешности. Стихов не пишет. В юности переболел рэпом и короткой прозой. Я никак в его в творческую жизнь не вмешивался – просто не считаю это нужным.

Но вообще должен сказать, супруга меня поддерживает во всех литературных делах. Мы часто ездим вместе на фестивали. Так что для меня семья на первом месте. На втором – работа. И только на третьем – творчество. Возможно, часть моего поэтического потенциала так и не сможет раскрыться, но свои приоритеты я расставил давно и сразу. Как всякий нормальный структурированный человек. Работаю начальником склада. Свободного времени такая работа не оставляет. На чтение-сочинение – только вечера и ночи.

– Извините, но сейчас – самый последний вопрос. Как мне кажется, шуточный. Представим, в самолете летят пятеро: поэт, прозаик, драматург, критик, переводчик. А парашютов всего два. Кому бы вы их вручили?

– Важный момент: раздача парашютов – это акт спасения? Или приглашение спуститься к нам на грешную землю, а остальные пассажиры полетят дальше по своим делам?

– Сразу видно глубоко структурированного человека! Перед вылетом нужно выбрать самые ценные кадры и от греха подальше выдать им парашюты. Повторяю, на всех не хватит!

– Я понял. Значит, так – я выбираю поэта и драматурга. Верю, что при нашей жизни слово сильного поэта обретет свой настоящий вес и оно будет услышано. А почему второй счастливчик драматург? Это тот, кем я еще не был. Я как-то начинал писать философскую трагедию, на интересном историческом материале, но особо не преуспел. Но изучил основы драматургии. И теперь надеюсь, что когда-нибудь ее допишу. В прозу или поэму переделывать свою задумку не стану, это точно.