№9.2024. Янина Свице. «Уфимское солнце как-то особенно светит…»

По крайней мере с середины – конца XVIII века в Уфе и крае жили люди, уделявшие часы досуга литературному творчеству.

У наиболее просвещённых уфимских дворян имелись книжные собрания. Как известно, довольно большая библиотека была у «книжного благодетеля» Серёжи Аксакова – богатого уфимского дворянина, и близкого знакомого его родителей Сергея Ивановича Аничкова.

В начале 1780-х годов в Уфе поселился ссыльный малороссийский дворянин Григорий Степанович Винский (1753–1818), ставший учителем в домах уфимских дворян Булгаковых, Левашевых, Аксаковых. В своих воспоминаниях он писал: «9-го августа 1783 года отправился я из Оренбурга, а 13 был уже в Уфе и помещен в доме надворного советника Николая Михайловича Булгакова. Дабы не сидеть праздно-скучно в классе, пока дети учили уроки, я начал читать книги. По счастию, у господина губернатора имелась богатая библиотека, и он благоволил дать мне позволение ею пользоваться… Четырехлетнее мое в губернском городе пребывание сделало великую перемену не только в моем житье, но и в образе мыслей. Чтение, переводы и беседование со знающими людьми, которых на сей раз в Уфе находилось довольно». Возможно, в таких небольших кружках любителей литературы читали и собственные сочинения.

Популярным видом литературных упражнений были домашние альбомы. В мемуарах уфимского дворянина Ивана Степановича Листовского есть такой эпизод: «…В детстве моем в мое распоряжение был отдан альбом немолодой уже девицы Е. И. Исаевой, жившей около 1820-го года в Мензелинске. Альбом был исчерчен стихами и прозой. Разумеется, он оканчивался остроумным произведением прошлого столетия: “На последнем сем листочке напишу четыре строчки”». Можно предположить, что почти у каждой образованной уфимской дворянской девицы был подобный альбом, но, к сожалению, ни один из них не дошел до наших дней.

Ещё одним модным литературным занятием было ведение дневников. В семье уфимских священников Ребелинских с середины XVIII века велась домашняя памятная книга, в которую записывались все важные события, произошедшие в городе и крае. Она не сохранилась, но на основе этих записей в первой половине XIX века представители этой семьи составили исторические рукописи. Уфимский чиновник Михаил Семёнович Ребелинский двадцать лет, с 1792 по 1812 год, вёл дневник, в который он вносил ежедневные записи. Дневник этот сохранился и является уникальным литературно-историческим памятником.

Самое раннее из сохранившихся стихотворений, написанное жителем нашего края, находится в рукописи «Краткое описание губернского города Уфы», по всей видимости составленной на основе домашней летописи Ребелинских (список рукописи хранится в Москве, в отделе рукописей Государственного исторического музея). Неизвестный автор (он оставил только свои инициалы – П. С.) собрал в неё различные исторические сведения с начала основания уфимской крепости до 1828 года. Перечисляя наиболее важные события 1812 года, после сообщения об изгнании наполеоновских войск из Москвы, в приливе ликования П. С. записал на страницах своей летописи небольшое стихотворение ещё в стиле поэтики середины XVIII века. Стоит пояснить, что в последней части автор, вероятно, намекает на небольшой рост Наполеона, не достаточный даже для рекрутского набора. В этой же рукописи есть упоминание о том, что в 1812 году «7-го октября получен указ, коим велено принимать рекрут 2 ар. и 3 верш. и со многими недостатками».

 

Пол рифмы от русака к французу

приявшему от Москвы явится бегу

 

Москва верх счастью быстротечну куда забрел Наполеон:

с нее путь иностранцу в преисподнюю безконечну лети

твой там устроен трон!

Иль думал ты здесь прусаки, ан нет мусье, живут в ней русаки,

итак то вашу братью скороспелых

в первобытно состояние и бабы прут и мужики.

Но русаки, русаки не жестокосерды

Простят проступок тебе дерзк,

цари у них суть милосерды и

лишь не шали живо корсиканец богомержский,

скажи пардон, да скажи же поскорей,

с кем ты думал негодяй

на трон взмостясь московский

лепить из глинки королей.

Растопчин пусть браковал тебя не раз

но мера в рекруты не из королей у нас,

мы сбавим два вершка за признание чистосердечно

и еще немножко об отставке похлопочем,

и на чинишко капральный вечно

дадут тебе указ.

 

Не осуди почтеннейший читатель, я не суть стихов зваятель, не всеобщую пословицу являю бытом, куда лишь конь с копытом мчится туда и рак с клешней тащится.

Покорный хлопчишко П. С.

 

Орфография подлинника, пунктуация, а также расположение строк «правосторонней лесенкой» сохранены.

В 1838 году в крае произошло очень важное общественное и культурное событие – началось издание первой газеты. Называлась она «Оренбургские губернские ведомости», но выходила она в Уфе, где размещалось всё гражданское управление. Первые несколько лет на её страницах печаталась только различная официальная информация и объявления, но в 1845 году появился неофициальный отдел, редактором которого в 1845–1853 годах был смотритель Уездного училища Иван Прокофьевич Сосфенов. Именно благодаря Сосфенову впервые началась публикация литературных произведений местных авторов. И они были почти в каждом номере. Сначала краеведческие зарисовки, путевые впечатления и воспоминания, затем и небольшие рассказы. Не очень часто свои опыты помещали скромные поэты-любители, многие из них анонимно.

 

НЕИЗВЕСТНЫЙ АВТОР

Охотничья песня

 

По колкам дубровам

Охотнички рыщут;

Набегом удалым

Волков, лисиц ищут.

Ту ево, ту ево, ту ево, ту ево, ту ево!

Их шапки краснеют,

Кафтаны желтеют;

Рога серебрятся,

Ножи золотятся.

Ту ево, ту ево, ту ево, ту ево, ту ево!

Вот стая помкнула[1]–

Чу! Голос слыхать.

Лисица мелькнула, –

Прошу не зевать!

Ту ево, ту ево, ту ево, ту ево, ту ево!

Охотник помчался

И в степь запылил;

Чай там зверь прокрался,

Но, чу! – Затравил.

Ту ево, ту ево, ту ево, ту ево, ту ево!

Ого, го, го, го, го, го!

 

(Оренбургские губернские ведомости, 19 января 1852 года).

 

 

         Литературное творчество, а особенно поэзия, имеет непосредственное отношение к самосознанию общества. Однако писателям необходима возможность публиковать свои произведения, необходима точка фиксации и последующий отклик читателей. В XIX веке в провинциальных городах, а особенно в удаленных, как Уральские и Сибирские, такими точками становятся местные газеты, вокруг которых объединяются литераторы-любители. При редакторе И. П. Сосфенове и его приемниках – Василии Васильевиче Завьялове и Петре Николаевиче Чоглокове – в «Оренбургских губернских ведомостях» начал складываться круг постоянных прозаиков, самыми талантливыми из которых были: Иван Прокофьевич Сосфенов, Василий Васильевич Зефиров, Василий Степанович Юматов, Владимир Степанович Лосиевский. Поэта, постоянно печатавшего свои произведения в этот период, не оказалось, но были единичные интересные опыты.

    Достойны ли изучения произведения и биографии скромных провинциальных, уже давно забытых поэтов? В 1910 году в сентябрьском номере журнала «Исторический вестник» вышла статья Н. А. Державина «Забытые поэты. Тургенев, Ознобишин и Тимофеев (из симбирской хроники)». В заключение своего очерка Н. А. Державин писал: «В истории развития русского художественного слова важны не только первостепенные писатели, но и такие, которые написали всего каких-нибудь два-три стихотворения, как одинаково способствовавшие развитию художественного языка. В истории русской (да и вообще всякой) литературы нет скачков, и не может быть. В ней все идет путем постепенного развития, причем известные формы литературы, постепенно развиваясь в произведениях “мелких” писателей и достигнув наивысшего развития у первостепенных писателей, сменяются другими, опять-таки в своем развитии подчиняющимся тем же правилам… С такой точки зрения всякий поэт, хотя бы написавший всего два-три стихотворения, имеет долю значения в истории русской литературы и заслуживает изучения».

В 1858 году в № 46 «Оренбургских губернских ведомостей» под названием «Башкирская легенда о Туляке» был опубликован перевод одного из вариантов башкирского народного эпоса «Заятуляк и Хыухылу». Автором его был Лев Степанович Суходольский (1826–1881) – преподаватель Уфимской духовной семинарии, автор нескольких серьёзных краеведческих исследований, печатавшихся в этой же газете. Первым на русский язык эпос перевел Владимир Иванович Даль, в 1843 году под названием «Башкирская русалка» он был опубликован в журнале «Москвитянин». У Даля повествование излагается прозой, Л. С. Суходольский сделал стихотворно-прозаический перевод. Суходольский, по всей видимости знавший башкирский язык и специфику башкирской поэтики, первым сделал попытку приблизить русский перевод к оригиналу.

В 1860 году в № 25, 26 «Ведомостей» за 18 и 25 июня был напечатан материал Андрея Михайлова «Песни заводских крестьян Оренбургской губернии, Верхнеуральского уезда». По «Адрес-календарю Оренбургского края» за 1858 год в Верхнеуральском уезде исправником земского суда служил губернский секретарь Андрей Илларионович Михайлов. Несомненно, это был младший брат известного поэта, писателя и революционного деятеля Михаила Илларионовича Михайлова (1829–1865). Михаил и Андрей (1831–?) родились в Уфе и были внуками управителя «Михайлушки» – одного из прототипов семейной дилогии С. Т. Аксакова.

         Записанные Андреем Михайловым песни жителей трёх уральских железоделательных заводов являются прекрасными образцами народного поэтического творчества первой половины XIX века. Можно предположить, что эти фольклорные материалы А. И. Михайлов собирал под влиянием брата или помогая ему, в это время уже известному литератору. В своей книге «Башкирия в русской литературе» уфимский литературовед Мурат Галимович Рахимкулов в очерке, посвящённом М. И. Михайлову, писал, что в середине 1850-х годов морское министерство организовало литературно-этнографическую экспедицию. Михайлову было поручено обследовать Оренбургский край. В этот период он писал в Петербург своему другу, публицисту и литературному критику Н. В. Шелгунову о том, что, выучив башкирский язык, собрал изрядное количество башкирских легенд и песен «…кроме текстов, записал даже несколько мелодий с помощью брата».

С 1860-х для развития уфимской литературы начался неблагоприятный период, продлившийся более тридцати лет. Вторая половина XIX и первые годы XX столетия являются своеобразным «белым пятном» в истории уфимской литературы. В 1865 году громадная Оренбургская губерния разделилась на две: Оренбургскую и Уфимскую. С 1865 года всё ещё единственная газета Уфимской губернии стала выходить под названием «Уфимские губернские ведомости», а редактором её неофициальной части с 1865 по 1897 год был Николай Александрович Гурвич (1828–1914) – врач, известный уфимский общественный деятель, статистик, публицист и краевед. Гурвич был выдающимся журналистом, при нём в газете начался расцвет краеведения, историко-статистических исследований. По оценке Михаила Игоревича Роднова, в этот период было опубликовано просто гигантское количество материалов по истории нашего края. Гурвич любил статистику и историю, но консервативный редактор явно не любил литературу, и при нём литературные произведения, а тем более демократического или критического направления, не печатались. Хотя в эти годы в Уфе жили литераторы, имевшие российскую известность, такие как писатель и публицист Пётр Иванович Добротворский (1839–1908), поэт Яков Артемьевич Старостин (1846–1879), публиковавшие свои произведения в столичных изданиях. Оба скончались в Уфе, были похоронены на Сергиевском кладбище, но могилы их сейчас не известны.

 

Яков СТАРОСТИН

Печаль поэта

 

С участьем тайного привета

Вы задаете мне вопрос:

«Зачем всегда душа поэта

Полна печали, жгучих слез?

А эти сладостные звуки,

Поэта грудью рождены,

Зачем страданьем жгучей муки,

Тоской и стонами полны?».

 

– Зачем? В глубокой бездне моря

Не мало жемчугу лежит,

И сколько слез и мук, и горя

Зерно жемчужное таит.

Сбирая жемчуг, тихо ходит

Пловец отважный в глубине,

И вместо жемчуга находит

Следы крушения на дне.

 

Не без невольного испуга

Глядит – и видит, и дрожит:

Вот труп исчезнувшего друга

Обезображенный лежит.

И разразиться сердце просит

Слезами в глубине морской,

Но он на берег нам выносит

Не слезы – жемчуг дорогой.

 

Есть бездна глубже бездны моря;

Что в глубинах она своих

Таит и мук, и слез, и горя,

И перлов лучше перл морских!

То – грудь людская, где сбирает

Поэт свой жемчуг дорогой,

Но в той же бездне почерпает

Он слезы с жгучею тоской.

 

Журнал «Дело» (Санкт-Петербург), 1874 год, № 9.

 

Возможность публиковаться, получать отклик читателей и критики является не только правом каждого поэта и прозаика, но и основной двигательной силой развития литературного процесса. Издание только одной газеты, а тем более с ограничением литературных разделов в ней, отрицательно сказалось на развитии уфимской литературы. По сравнению, например, с Екатеринбургом, Самарой и другими городами соседних губерний в Уфе так и не появился отдельный литературный журнал, периодический сборник или хотя бы литературное приложение к газете.

К слову сказать, творчество уральских литераторов-любителей в Екатеринбурге изучается давно и очень активно.

Более благоприятная ситуация для развития уфимской литературы начала складываться в конце XIX и первые годы XX века. С 1879 года два раза в месяц стал выходить небольшой журнал «Уфимские епархиальные ведомости». Уже в первых его номерах была напечатана большая поэма (воспоминания в стихах) кафедрального протоиерея Владимира Фёдоровича Владиславлева. И в последующие литературные произведения местного духовенства стали публиковаться регулярно (в основном прозаические, стихи – в меньшей степени).

Поэтическим даром обладал Уфимский епископ Иустин (в миру Михаил Евграфович Полянский). В октябре 1896 года преосвященный Иустин (до этого епископ Рязанский) был назначен в Уфу.

Как писал епископ Иустин в своих записках, был «вырван из резкой Рязани и пересажен в спокойную Уфу», а «…Уфимское солнце как-то особенно светло и приятно светит».

От Архиерейского дома, окружённого большим садом и парком, открывался великолепный вид. За домом, по склону горы, почти до самого берега реки росла дубовая роща, и эту местность в Архиерейской слободе жители Уфы называли Дубнячки. Епископ Иустин любил гулять в этой роще, и в 1898 году его попечением на одном из уступов была построена небольшая деревянная Всехсвятская церковь, которая стала истинным украшением Уфы. Храм очень гармонично дополнил архитектурно-ландшафтный комплекс Архиерейского дома, и это поэтическое место стало одним из самых любимых уфимцами уголков. В июне 1900 года Иустин был уволен на покой в Григориево-Бизюков монастырь Херсонской епархии, где и упокоился с миром.

5 февраля 1897 года в Уфе, получив письмо от матери из Воронежской губернии, преосвященный Иустин написал посвящённое ей стихотворение.

 

 

Епископ ИУСТИН (ПОЛЯНСКИЙ)

 

Ты мне опять вчера, матушка, снилася…

Чудилась мне твоя комната тесная,

С вечною думой о мне, безутешная…

Пред отходом ко сну ты молилася.

 

Взор твой святился святым умилением…

Шепча молитвы, ты долго молилася

Вдруг зарыдала и низко склонилася,

И я проснулся объятый смущением…

 

О, молись, моя родная, молись дорогая!

Не много нам осталось мыкать свое горе,

Скоро-скоро проплывем мы житейское море, –

Жизнь наша к западу склонилась, тихо дорогая.

 

(«Уфимские епархиальные ведомости», 1904 год, № 2).

 

 

После ухода Н. А. Гурвича с поста редактора «Уфимских губернских ведомостей» его приемники менялись довольно часто, но среди них были и талантливые журналисты, кроме того любившие литературу и поэзию. И при их поддержке начались публикации местных авторов, в том числе и поэтические. Как и в 1840–1850-е годы, начал складываться круг уфимских литераторов-любителей, которых в этот период оказалось уже значительно больше.

С начала XX века в уфимских типографиях стали печататься книги с литературными произведениями авторов, живущих в Уфе: сборники стихов, прозы, драматургии, литературной критики. Пока известны два поэтических сборника этого периода: «Элегии и думы» (1901) – активно печатавшегося и в местной периодике Петра Александровича Кавадерова (1867 – после 1917); и сборник сатиры «Злободневные картины из провинциальной жизни» (1903) Николая Ивановича Толмачёва (Железняка), также печатавшегося в уфимской и уральской периодике.

Петр Кавадеров стал автором, вероятно, одного из самых лучших именно «уфимских» стихотворений предреволюционного периода – «Летняя ночь», где описан не город вообще, а конкретно Уфа. Далее в представленном читателям обзоре приведены подобные стихотворения других авторов.

 

Петр КАВАДЕРОВ

Летняя ночь

 

Прозрачной летней ночи мгла

Над сонным городом легла.

В глубокий сон погружена

Уфа давно. Взошла луна

И льет с небесной высоты

На минареты и кресты

Потоки света. Город спал,

И только сторож нарушал,

Бродя с чугунною доской,

Безмолвье ночи, да порой

Собаки лаяли вдали.

Давно пропели петухи…

Как хорошо! Тенистый сад

Благоуханий аромат

Несет. Блестит в траве роса,

И хороши как небеса:

Там мириады звезд горят

И что-то сердцу говорят.

Что говорят? Не все ль равно,

Язык небес нам не понять!

Я растворил свое окно

И с наслажденьем стал вдыхать

Прохладный воздух. Ночь тепла,

Прозрачно небо, даль светла…

Вдали чуть Белая видна

Не смеет шумная волна

Нарушить зеркало реки.

Предтеча утренней зари

Вдруг шаловливый ветерок

Подымет пыль. Светлей восток,

Порозовели небеса,

Осталось ночи полчаса.

 

(«Уфимские губернские ведомости», № 91, 15 июня 1903 года).

 

 

Николай ТОЛМАЧЁВ (ЖЕЛЕЗНЯК)

Лето

 

Дождик льет без перерыва,

Тучки по небу идут,

А уфимцы терпеливо

Теплых дней и ведра ждут.

Ждут, но все же то и дело

Ропот слышится глухой:

Непогода надоела,

Все бранят ее порой.

 

Голодранец у забора

Притаился и дрожит,

Всем прохожим без разбора

Он печально говорит:

«На ночлег деньжонок нету,

С перепою больно грудь;

Было б сухо, до рассвету

Пролежал бы где ни будь».

 

И пыхтя, и громыхая,

Поезд медленно ползет,

А кондуктор, засыпая,

Песню старую поет:

«Дни и ночи пропадаешь

На площадке тормозной,

Мочит дождик, голодаешь,

Или терпишь страшный зной.

 

Но с лишеньями сызмальства

Я и так уже знаком.

Снисхожденья ж от начальства

Нет решительно ни в чем.

Щедро делают удержки

От копейки трудовой,

А случись беда – поддержки

Не окажут никакой.

 

Нынче летом выдавали

Нам одежду, а плащей

Гуттаперчевых не дали –

Значит, мокни от дождей».

 

Чтоб на плащ необходимый

Заработать без хлопот,

Кондуктор, судьбой гонимый,

Зайцев в поезде везет.

 

 

*  *  *

 

В озерах грязи обыватели тонут

В ненастные летние дни.

По пояс завязнув, ругаются, стонут

По адресу думы они.

 

Проснитесь, отцы – городские правилы,

От спячки своей вековой!

По улицам темным блуждают громилы

И грабят прохожих порой.

 

Приезжие франты в картишки играют,

Под час задавая пиры;

По клубам они простаков обирают

Во время азартной игры.

 

В ремесленном доме растраты ведутся

(Не мало свершилося их);

Но скоро за это под суд попадутся

Любители денег чужих.

 

 

Перлы уфимской жизни

(сезонные мотивы)

 

Жара минула жгучая

С засухой на полях,

Проснулась жизнь кипучая

В медвежьих уголках.

 

Морозы начинаются

Осеннею порой,

По клубам забавляются

Картежную игрой.

 

Театром атлетическим

Киндяков[2] завладел,

Юпитером сценическим

Он сделаться хотел.

 

Взглянув на представления,

Какие нам дадут,

Оценим без сомнения

Артистов славный труд.

 

Канавы созидаются

На улицах у нас,

На дно их низвергаются

Прохожие подчас.

 

А в самую глубокую,

На площади Щепной[3],

С кобылой кривобокою

Упал городовой.

 

Чугунка преступленьями

Скандальными полна.

Разбоями, крушеньями

Прославлена она.

 

 

Буран

 

Завывает буран,

Снег набило в окне,

И поет ураган

Песни скорбныя мне.

 

Не мерцает нигде

Электрический свет;

Город мглою везде

Непроглядной одет.

 

Вьюга злая, как зверь,

И ревет и свистит.

Счастлив тот, кто теперь

В теплой хате сидит.

 

У плотины есть дом,

Где ночлеги дают.

Бедняки в доме том

Получают приют.

 

Душно, сумрачно там,

Грязь повсюду, навоз,

А людей по утрам

Гонят все на мороз:

 

«Эй, вставай, голяки!

Полно дрыхнуть, лежать!».

И идут бедняки,

Чтобы зябнуть, дрожать.

 

Не смолкает буран,

Снег хлопками идет;

Обыватель чепан

Со стены достает.

 

В клуб спешит он идти,

Чтобы время убить,

Развлеченье найти

И тоску позабыть.

 

Вместо зрелищ игра

Привилась в клубе том,

И сидят шуллера

За картежным столом.

 

Летом был недород,

Хлеба Бог не родил.

На чугунку народ

Не спроста повалил.

 

Но, увы, там нигде

Дела нет; верь не верь.

Арестантов везде

Понабрали теперь.

 

Видно только тюрьма

Ценз рабочий дарит.

Произвол, кутерьма

На чугунке царит.

 

Поезда с рельс летят

От сугробов зимой,

И в заносах сидят

Пассажиры порой.

 

Инженерам доход

От порядков таких,

И чем больше расход,

Тем приятней для них.

 

Ураган не затих

Над уснувшей Уфой,

Я картин бытовых

Много зрю пред собой.

 

Я за ними слежу,

Что бы снять на экран,

А затем покажу,

Лишь утихнет буран.

 

(Стихотворения из книги: Толмачёв (Железняк) Н. И. Злободневные картины из провинциальной жизни. Сборник стихотворений. Уфа, Типография В. В. Михайлова, 1903).

 

         Стоит отметить, Николай Толмачёв, печатавшийся и под псевдонимом Железняк, неутомимый критик уфимских недостатков, – не принял революцию. По крайней мере, в газете «Уфимская жизнь» от 29 июля (11 августа по новому стилю) 1918 года во время, когда город и губерния были заняты белыми, опубликовано стихотворение прапорщика Толмачёва (Н. Железняка) «Спящий богатырь» с призывами русскому богатырю подняться на защиту погибающей родины. Вероятно, в это время к нему уже пришло запоздалое понимание того, насколько мелкими были все те уфимские неблагоустройства и жизненные несправедливости, с которыми он так запальчиво боролся еще так недавно.

Но вернёмся к уфимской литературной жизни начала XX века. Летом 1906 года неофициальная часть «Уфимских губернских ведомостей» была преобразована в отдельную газету, получившую название «Уфимский край». «Губернские ведомости» продолжали издаваться вплоть до 1917 года в составе только официальной части, состоявшей из различных указов, объявлений и распоряжений. В 1910-х годах в Уфе начали выходить ещё две общественно-политические газеты «Уфимская жизнь» и «Уфимский вестник».

Судя по неполным подшивкам этих газет, сохранившимся в уфимских архивах, наиболее литературной газетой был «Уфимский край», две другие большее внимание уделяли публицистическим материалам и фельетонам. С полными материалами уфимской дореволюционной периодики можно познакомиться только в Российской национальной библиотеке (Санкт-Петербург).

 

 

Василий ШАЙДУРОВ

Летний Вечер

 

Солнце село. День потух.

Вечер теплый наступил.

Заиграл в рожок пастух,

Стадо то час распустил.

Вот крестьянин едет с поля,

Громко песенки поет.

По горе девчонка Оля

За водой к реке идет.

Ребятишки тут гурьбою

На рыбалку собрались,

В лодку сели все чредою

И по Белой понеслись;

А за лесом, в отдаленье,

Чудно так зоря горит.

Все смолкает в упоенье…

Только лес слегка шумит.

Вот спустилась ночь на землю,

С ней – покой и мирный сон.

В тишине я ясно внемлю –

Чей то голос, чей то стон

То старушечка рыдает,

Пред иконами стоит,

Руки в горести ломает…

Пред ней свеча горит.

О молись, молись, родная!

Ты рыдай и слезы лей!

Слух молитвой услаждая,

О тоске забудь своей!

 

(«Уфимская жизнь», № 160 (25 июля) 1909 года).

 

 

К. З-СКИЙ

Любовь – страданье!..

 

Когда огонь любви опасной

Вдруг сердце юноши зажжет

И полный грез, всегда неясных,

В любви он счастье жизни ждет, –

 

Скажи безумцу, что несчастье

На век он сердцу подарил:

Любовь не знает в мире счастья, –

Тот не страдал – кто не любил…

 

Когда доверчиво внимая

Пустым речам, – любви пустой,

Найти в нем дева молодая

Желает счастья мир святой, –

 

Скажи наивной, что признанья

Язык любви еще не знал:

Любовь безмолвна, как страданье,

Тот не любил, кто не страдал…

 

(«Уфимский край», № 154 (17 июля) 1909 года).

 

 

В. ЖУКОВСКИЙ

К юбилею С. Т. Аксакова

 

Когда душе спасенья нет

От современности идейной,

С волненьем отроческих лет

Молчу над «Хроникой Семейной».

Знакома каждая черта,

Родное дорого и ясно,

Былого сказкою прекрасной

Моя врачуется мечта.

Простой язык патриархальный

И ум седого старика

Ценю как бодрый звон пасхальный,

Гудящий мне издалека.

Вся Русь в чудесной светлой речи

С бураном, степью и весной,

С кивотом, где зажгутся свечи,

С благоуханной стариной!

Как хорошо! Согретой Демы

Струится полая вода.

И вот охотничьей истомы

Приходит снова череда…

О, где ты край его заметок,

Край ожиданий и тревог?!

Все тот же ль омут в тьме из веток,

Рыбачьей грезы уголок?

Жива ли мельница седая,

Толчет ли, мелет, как при нем,

Зерно златое поглощая,

Шумя тяжелым колесом?

Все та же скромность, но не скука,

Все те же степи и леса, –

Простор для дум Багрова-внука,

Запечатленная краса!

Спасибо, старец прозорливый,

За чары чистые твои:

Тобой любить родные нивы

Я научился и ручьи,

Пусть я иду за рубежами

Моей отчизны дорогой, –

Я плачу русскими слезами,

Я верю русскою душой.

Во что? – Что будет жить Россия,

В победу нашей глубины,

В раздумья русские, святые,

Не сколок с чуждой стороны.

Как прелесть «Хроники Семейной»,

Как ты, как дивный твой язык, –

Моей отчизны незатейной

Удел и славен и велик!

 

Кенигсберг, март 1909 г.

 

Это прекрасное стихотворение проживающего ныне в Германии г. Жуковского приурочивается теперь к торжеству закладки Аксаковского народного дома, ввиду того что оно было получено здесь лишь 8 июня, т. е. значительно позже юбилея С. Т-ча Аксакова (примечание редакции «Уфимского края»).

 

(«Уфимский край», № 198 (13 сент.) 1909 года).

 

 

В 1909 году было создано «Уфимское семейно-педагогическое общество» – творческий союз единомышленников, объединивший лучших представителей уфимской интеллигенции. Располагалось общество в Частной мужской гимназии Л. Н. Вергиковской и В. А. Ница. Сама же гимназия занимала два верхних этажа здания на улице Центральной. Ныне здесь, на перекрестке улиц Ленина и Октябрьской Революции, находится один из факультетов Башкирского государственного педагогического университета имени Мифтахетдина Акмуллы. Была создана библиотека-читальня, действовало несколько секций: педагогическая, разумных развлечений, психологическая, изучения местного края, экскурсионная и другие. Также действовала литературно-художественная секция, заседания которой проводились несколько раз в год, и на них обсуждались литературные произведения известных русских и зарубежных авторов. Так, в 1911 году состоялось девять заседаний. По сути это было первое уфимское литературное объединение, начавшее проводить регулярные публичные заседания и обсуждения литературных произведений. В 1912 году члены литературной секции подготовили к изданию «Уфимский альманах» – первый сборник произведений местных прозаиков и поэтов. Из-за финансовых трудностей и начавшейся через два года войны, к сожалению, не удалось выпустить следующий альманах.

В предреволюционные годы довольно активная литературная жизнь шла в средних учебных заведениях: гимназиях и реальных училищах. Проводились лекции, обсуждения, выпускались рукописные сборники. До наших дней дошло и несколько сборников, отпечатанных в типографиях, где свои рассказы, стихи, литературную критику и другие материалы поместили ученики Первой уфимской мужской гимназии и Белебеевского реального училища.

 

Б. Ч. (Борис Четвериков?)

(VI-б кл.)

На реке

 

Ночь опустилась на крыльях воздушных, бесшумных,

Все обняла и окутала тайной спокойной…

Шепчутся в воздухе мягком и грустном и сладком

Листья березы кудрявой, душистой и стройной…

Робкий и тихий, как нежное чье то дыханье,
Ветер туман расстилает над гладью речною.

Волны у берега плещут и плещут сонливо…

Сыростью веет и скошенной пахнет травою…

 

(Журнал уфимской мужской гимназии «Мозаика», № 4 (февраль) 1914 года).

 

 

Александр ВОЩИНИН

 

С мала ключика начиналася

Наша Ак река многоводная;

Так зовут ее все башкирины,

А по нашему, по российскому –

Она Белой рекой прозывается.

И река та не малая, и широкая,

Почин взяла от гор Уральских,

Что издавна «Каменным поясом»

У нас в древней Руси называлася.

Что на целую верст на тысячу

Наша Белая мать протянулася,

Приняла она в себя много разных рек,

А среди их всех прекраснее

Две родимые Белой дочери:

С правого берега – Уфа, дочь старшая,

А с левого – Дема, дочь младшая!

Оне рядом с матушкой повстречалися,

С той рекой Белою, многоводною!

Обступили их горы Уральские,

Увенчали их леса зеленые,

Опоясали луга изумрудные,

А прекрасные уремушки душистые

Окурили их цветы благовонием!

И несут наши три красавицы

Свои воды глубокие и обильные,

Чрез Каму многоводную и Волгу великую

К морю древнему, синему, Хвалынскому!..

 

 

(Стихотворение опубликовано в справочнике: Гуляев А. А. Иллюстрированная Уфа (Уфа в прошлом и настоящем). Уфа, 1914).

 

 

МАРИЧЕВА

Огоньки

 

Огоньки за Белой на рыбачьих лодках…

Помнишь ли тот вечер майскою порой!

У реки заснувшей, мы вдвоем сидели,

Любовались молча гаснувшей зарей.

Огоньки за Белой, огоньки и в сердце.

Аромат сирени в воздухе витал;

Об идейной жизни, о борьбе за правду

Мы под плески волн в сумерках мечтали

Оба молодые, с верою глубокой

Мы глядели в жизнь, не боясь труда.

Эта жизнь казалась нам такой же светлой,

Как в вечернем небе первая звезда.

Огоньки за Белой, огоньки и в душах,

Юные порывы… Чудная пора!

Отчего ж теперь вы, огоньки, потухли,

Отчего погасла яркая заря?

Отчего же, друг мой, позабыв былое,

Ты не встал за правду родины своей,

Как тогда мечтали. Где же наша сила?

Огоньки былые, где же вы теперь?!

 

(Газета колчаковской армии «Великая Россия», № 18 (11 апреля) 1919 года).

 

[1] Помкнуть – по В. И. Далю: охот. подстрекать, поощрять, травить (прим. автора.).

[2] Киндяков Павел Евграфович, подполковник, управляющий Уфимской конюшней Главного управления государственного Коннозаводства, организатор спортивных соревнований.

[3] Щепная (Тюремная) площадь располагалась в районе пересечения современных улиц Достоевского и Аксакова.