№2.2022. Сергей Дулов. Как не «поссорились» Карл Генрихович с Владимиром Ильичом

Сергей Константинович Дулов родился в рабочем поселке Салават города Ишимбая (ныне город Салават) в 1953 году, вскоре семья переехала в Уфу. Учился в Московском химико-технологическом институте имени Д. И. Менделеева, Башкирском государственном университете на юридическом факультете, на филологическом факультете, полный курс которого и окончил. Служил в армии. В 1972 году начал печататься в газете «Ленинец», в 1973 году стал штатным работником этой газеты. Работал также в газетах «Авангард» (УАПО), «Советская Башкирия» – «Республика Башкортостан», «Действие», «Вечерняя Уфа» и некоторых других изданиях. Преподавал в Башкирском государственном университете, Восточном экономико-юридическом гуманитарном институте (ВЭГУ). Автор книги «Назови его свободой».

Как не «поссорились» Карл Генрихович с Владимиром Ильичом

1. Маркс: чудесная формула

Кто не слышал про коммунизм? Кто не знает, что по моде интеллигентов, интеллектуалов (в том числе нынешних) не следует забивать себе голову марксизмом-ленинизмом? Однако, как оказалось, марксизму не очень нужно столь жестокое «самоистязание». Он сам протискивается, просачивается в голову мыслящего человека. Хотя тот может об этом не догадываться.

Вытекает вышеприведенное «фантастическое» описание из философско-экономических рукописей Карла Маркса 1844 года. В них коммунизм представлен еще этюдно, набросками, но основные линии проведены, общий рисунок есть. Так что для того, чтобы уяснить сущностные черты коммунизма, марксизма, не надо «одолевать» «Капитал», а достаточно прочитать рукописи Маркса 1844 года, и даже одну только восьмую главку, которая так и называется – «Коммунизм». Далее по литературным замыслам Маркса картина должна была развиваться, расцвечиваться, исправляться в каких-то деталях, чего он в той мере, в какой хотел, сделать не успел. Но краеугольные камни заложил: коммунизм – это машинное производство жизненных благ, искусственная природа, роботизация как материальная составляющая плюс царство свободы как гуманитарная, духовная (это есть уже в рукописях 1844 года). Коммунизм и всю политическую экономию Маркс сделал из публицистики наукой.

Публицистика – это наблюдение качеств, установление весьма произвольной порой связи между ними, может быть, выпячивание каких-то по собственному предпочтению. Наука же оперирует количествами, определяет меру, соотношение, последовательность, тем самым упорядочивает, логизирует, систематизирует качества.

Вот и Маркс из руды политэкономических наблюдений силой ума и жаром сердца выплавил науку. И как настоящую, истинную снабдил ее полагающимся каждой науке языком – математическим. Он создал для нее азбуку, и на этом языке теперь говорят, лопочут и лепечут. Самое место вспомнить про три источника – три составные части марксизма, потому что сейчас еще крепче в массовом сознании представление, что коммунизм, «Капитал» – Марксовы выдумки. Хотя на самом деле он просто осмыслил громадину вековых наблюдений и соображений. Сам он считал своей заслугой только теорию прибавочной стоимости, хотя именно она и позволила ответить на коренные вопросы: где коренятся богатство и неравенство и что сделать, чтобы все люди зажили по-человечески, как они сами себе это представляют?

Здесь кое-кто, возможно, спохватится: как может роботизация быть принадлежностью, производственной сутью коммунизма, если она победительно развивается при якобы альтернативном капитализме? Ну, это у подавляющего большинства нынешних и прежних «мыслителей» здесь альтернатива, а у Маркса ее нет. По Марксу, коммунизм формы не имеет. В рукописях это определено так: «Коммунизм есть необходимая форма и энергический принцип ближайшего будущего, но как таковой коммунизм не есть цель человеческого развития, форма человеческого общества». То есть коммунизм как общество, общественно-экономическая формация развивается в форме, оболочке капитализма. Развитие капитализма и развитие коммунизма как развитие роботизации – полные синонимы. Коммунизм капитализму – не друг, не товарищ, но брат, хотя и антагонист, и живут они в одном доме.

Еще два синонима – развитие капитализма и уничтожение капитализма. Капитализм жив рабочей силой. Роботизация же рабочую силу уничтожает, соответственно, уничтожает и капитализм. Капитализм по Марксу в теории и на современной практике самоуничтожает себя, соответственно, нет никакого крушения, падения и т. д. коммунизма и марксизма. Призрак коммунизма бродит по всему миру, материализуясь в каждом роботе.

Коммунизм, марксизм – это не теория в том смысле, что мечта, фантазия, гипотеза, утопия. Марксизм – это вывод. Маркс взбирался по веткам фактов, добрался до самой вершины и оттуда дал картину, жизнь всего дерева. Если один из корешков капитализма – применение машин вместо человека, то корешок даст соки развиться полной замене машиной человека в производстве жизненных благ. И человек станет свободен экономически. Если человеку не нужно будет мерить, распределять блага, то отомрут обслуживающие их механизмы (общество и государство, законы и нормы, войны и конфликты), и человек станет свободен политически. И воздух очистится. Не по чьей-то благостной воле, а благодаря могуществу общечеловеческой деятельности.

Чтобы развиваться, получать все больше прибыли, капитал должен тратить деньги на все более производительные машины, в нынешнее время – на роботы. А они для капитала – смертельный яд. То есть капитал, чтобы выживать, должен убивать самое себя. Это противоречие самим капиталом разрешено быть не может, поэтому он и стремится затормозить собственное развитие и отсрочить свою собственную смерть. Примеров, когда консервировались, в том числе из-за картельных сговоров, достижения науки и техники, множество. А самый свежий дала российская олигархия, которая предложила обложить налогом роботов, что заменяют человека, то есть умалить применение машин. Для России, в которой роботов в сотни раз меньше, чем в развитых странах, это идея не только реакционная, а просто вражеская.

Но на другой стороне, на стороне труда, также развивается противоречие. Потому что с концом капитала станет не нужен, уйдет в небытие и труд. Человека на производстве заменит робот, и рабочий потеряет зарплату, вроде бы средства к существованию. Но беда рабочего относительна, поскольку жизненные блага ему доставят и доставляют уже сейчас высокопроизводительные машины. Поэтому рабочий с коммунизмом примирялся, примиряется и примирится, так как он получает доступ ко всему, ко всем средствам производства – роботизированным машинам и ко всем жизненным благам. Капиталист же предмет своих жизненных стремлений – капитал – теряет абсолютно и безвозвратно. Поскольку средства производства перестают нуждаться в людях вообще и в нем в частности.

Коммунизм – это освобождение от капитализма. Коммунизм освобождается от капитализма, как поле от снега – все больше и больше. Вот и все. Коммунизм есть высвобождение из животного кошмара поиска «хлеба насущного», переход от животного состояния человека к полностью человеческому, к самому себе. В этом и есть революционное содержание этого перехода, переворота. Маркс вывел, что он совершится для всего человечества, когда концентрация и централизация производства доделают свою работу по всему миру. То есть в области социальной материи Маркс открыл природное явление, подобное которому физики в своей науке сформулируют намного позже и назовут Большим взрывом. Не знаю, насколько глубоко изучал великий поэт Владимир Маяковский марксизм. Но уничтожение, самоуничтожение капитализма и капиталистов выразил бесподобно: «Они упадут переспевшею грушей, как только их потрясут».

Коммунизм не строй и не строительство, поскольку никакой формы у него нет. Капитализм – высший строй, высшая общественно-экономическая формация, за которой ничего нет, только свобода от всех форм. Капиталистическое государство – высшего уровня государство, и развитие его – это освобождение от него. Нет никакого социалистического государства, если под этим не понимать уничтожение, отмирание государства (эту тему замечательно Ленин растолковал в своих философско-экономических рукописях 1916 года, что не помешало ему в дальнейшем путаться в ней и в ряде других вопросов как теоретически, так и практически). Если есть какое-то общество, государство или их отдельные институты, то это капиталистические общества, государства или институты. Нет никакой социалистической собственности, сменяющей капиталистическую, так как частная, капиталистическая собственность – высшая форма собственности (здесь надо уточнить, что под собственностью политэкономы и Маркс в том числе всегда имели в виду частную собственность на средства производства, а покоробившая немало умов «личная собственность» в сущности представляет собой жизненные блага). И преодоление, уничтожение частной собственности есть освобождение от нее машинным производством, роботом, искусственной природой. В капиталистическом обществе нет и не может быть иной формы собственности, кроме частной. Ни государственная, ни общая, ни общественная в нынешнем понимании как государственная (в марксистском понимании общественная собственность связана с отсутствием наемного труда, то есть при капитализме, в рамках, в форме капитализма – царстве наёмного труда общественной собственности быть не может) или коллективная – все эти варианты собственности социалистическими, коммунистическими, приближающими к коммунизму не являются. Развитием отношений собственности при капитализме, движением их к коммунизму является освобождение от них, уничтожение их машинным производством. Коммунистическое – это не общее, а машинное. Точно так же коммунистическое – это не бесплатное, а машинное, а потом уже, произведенное машинами в количестве, исчерпывающем потребности, и тогда и поэтому – бесплатное. А при наемном труде ничто не может быть бесплатным...

Вообще развитие, проникновение свободы в общественно-экономические отношения, линейка соответствия степеней свободы и общественно-экономических формаций выглядит так: естественная необходимость (минимум свободы) – и первобытнообщинный строй, осознанная необходимость (осознание необходимости как жизненной ценности, важной для жизни, выживания в условиях общества) – и феодальный строй, осознанная свобода (осознание свободы как жизненной ценности в условиях общества) – и капитализм, естественная свобода, царство свободы – и коммунизм.

Чтобы лучше понималось, свободу надо мерить от противного, отрицательного. Как степень демократичности выверяется не правом свободного выбора, а правом легкого отзыва. Или как право собственности определяет главным образом не возможность что-то сделать с предметом, а право его уничтожить. Так и высшая степень свободы не в том, чтобы делать все, что угодно, где и когда угодно, а в том, чтобы ничего не делать, нигде и никогда. Хотя, конечно, последнее рассуждение – всё-таки некоторая натяжка, потому что без человеческой деятельности прекратится вся человеческая история…

Так же, как свободу, можно мерить капитал, капитализм. Маркс дал миру формулу, которую можно назвать всемирной исторической общественно-экономической формулой. Ее значение для общественной материи, для общественного уровня материального мира такое же, как формула Эйнштейна – для физического мира, периодический закон Менделеева – для химического уровня материи, теория Дарвина – в биологии.

Почему формула Маркса всемирно-историческая и всеобщая, хотя описывает вроде сущность капитала? Потому что капитал глубоко историчен: он, в свою очередь, порождение частной собственности, а частная собственность в исходной точке разделения труда, то есть собственной исходной точке, древнее, чем капитал, а может, и человек. Маркс полагал, что самое первое разделение труда имеет место в половом акте. Так что от наслаждения бывают не только венерические болезни, но случается и экономика.

Выглядит формула так: масса прибавочной стоимости (она же прибыль) M равна произведению нормы прибавочной стоимости m’ на массу переменного капитала (зарплаты) V, то есть M = m’V. Так как норма прибавочной стоимости m’ есть отношение прибавочной стоимости m к переменному капиталу v (m/v), то еще одно выражение массы прибавочной стоимости выглядит как произведение прибавочной стоимости на отношение массы переменного капитала к единичному переменному капиталу M = mV/v. Отношение V/v в этой формуле есть попросту количество рабочих n, что дает третью формулу вожделения капиталиста: масса прибавочной стоимости есть произведение единичной прибавочной стоимости на количество рабочих M = mn. Она самая очевидная и понятная. Зачем нужны тогда другие? Чтобы научно обосновать вышеизложенную публицистику.

Третья формула обосновывает бесчеловечность капитала, потому что от человека здесь осталась лишь цифра, число – количество. И, конечно, поясняет капиталистическое эксплуататорское начало – стремление как можно больше удержать у себя неоплаченного труда, прибавочной стоимости. Вторая формула объясняет, почему капитал, развиваясь, стремится к самоуничтожению, победе над собой машинного производства, коммунизма. Все дело в том, что переменный капитал значится как в числителе, так и в знаменателе. В числителе – масса переменного капитала, которая должна быть как можно больше, чтобы увеличивать массу прибавочной стоимости. В знаменателе – единичный переменный капитал, который, наоборот, должен быть как можно меньше, стремиться к нулю. Величину же переменного капитала уменьшает только рост производительности труда, применение машин вплоть до полной замены переменного капитала машинным трудом, сведения его к нулю и получения бесконечно большой массы прибавочной стоимости… Наконец, первая формула обнажает первую, священную заботу капиталиста – о росте переменного капитала, о новых рабочих местах. Из чего капитал сделал молитву, вечное оправдание собственного существования. И обнаруживается, что создание рабочих мест – забота капитала о себе, хотя она лицемерно подаётся как забота о людях, якобы капиталист-благодетель как-то не очень по-рыночному «дает» работу. Однако работа собственностью «дателя» не является, ему не принадлежит – это не вещь, а процесс применения собственной рабочей силы тружеником, и дать ее капиталист не может, а может лишь купить рабочую силу на рынке, чтобы она оживила его мертвые средства производства. Что капиталист присваивает и что он у рабочего в его с ним отношениях частично отнимает, так это произведенный им продукт, товар. Поэтому «работодателя», по сути, надо назвать товароотнимателем.

Маркс также показал измеримые, научные признаки развития капитализма, его самоуничтожения, движения к коммунизму, прогрессу машинного производства, созданию искусственной природы. Из тех, что наиболее на слуху и сейчас особенно очевидны, это снижение процента и связанный с ним рост зарплаты, небольшая инфляция. Процентные ставки исторически снижаются неумолимо, наиболее низкие они в странах, которые называют развитыми, с наиболее высокой производительностью труда, то есть наиболее мощным машинным производством. В некоторых странах (Япония, Германия) ставки уже отрицательные. И статистически достоверно, проверяемо, что в таких же странах наиболее высокие зарплаты: у капиталиста ее тем проще выбить, чем больше товара производит рабочий благодаря все более производительным машинам. Ну и поскольку машинами гораздо легче покрыть спрос, чем при ручном труде, то и возможности вздувать цены, гоня инфляцию, гораздо скромнее. А вот такой важный измеритель стремления к коммунизму как норма прибавочной стоимости в быту поминается не часто. Норма эта растет, потому что масса стоимости и прибавочной, соответственно, стоимости увеличивается благодаря машинному, высокопроизводительному производству гораздо стремительней, чем стоимость потребностей рабочего (зарплата), и превышает порой ныне 1000 процентов. Что объясняет, в частности, секрет повышения пенсионного возраста. Трудоспособность стариков, конечно, меньше, а со временем падает вообще обвально. Но нынешние нормы прибавочной стоимости перекрывают падение трудоспособности, так что труд стариков становится выгоден. Это, конечно, драматическое противоречие: чем более развит капитализм и чем дальше продвинулся он к коммунизму, тем ожесточеннее капитал эксплуатирует человека, выше пенсионный возраст. Разрешается это противоречие как возможность дожить век свободно, а не по необходимости – исторически искусственной природой, а в текущем времени – как и с зарплатой, борьбой за свои права.

Так что повышение пенсионного возраста тоже можно считать признаком развития капитализма, хотя восприятие этого фактора совершенно иное, чем рост зарплаты. Это как раз тот случай, когда при Марксе явление ещё не развилось и им напрямую не анализировалось, но основания для оценки его (повышение нормы прибавочной стоимости) он уже вывел, как Менделеев – места для химических элементов, которые ещё предстояло открыть.

Историчность Марксовой формулы в том, что она описывает всю динамику развития общественной материи, всего общества. Если принять m равным 0, то и значение всей формулы М = mV/v окажется нулевым. На языке публицистики это значит, что добываемых человеком продуктов хватает только на удовлетворение самых необходимых жизненных потребностей, никаких излишков ещё нет, нет эксплуатации, раз нет прибавочной стоимости. Отношение V/v значения не имеет, безразлично, хотя потенциально, то есть еще нет производства, наемного труда, обмена, общения, общества еще нет, но они возможны. Это отправная точка человеческой истории, первобытно-общинный строй.

Если принять m = 1, то M = V/v. Hа языке публицистики это значит, что прибавочный труд весь изымается владельцем средств производства, переменный капитал входит в основной капитал, сам становится средством производства. И чем меньше v, затраты на единичного работника и чем больше их самих, тем больше прибыль. Это формула рабовладельческого строя. Раб – говорящее орудие, которому и заботы уделять – как лопате или другому инструменту, за счёт средств амортизации. Но лопат должно быть много…

Если допустить V/v = 1, то М = m. Это феодальный строй, при котором весь переменный капитал, вся его масса – сам производитель (причем семья включена в его личность), а его средства к существованию только такие, какие он получит в своем натуральном хозяйстве.

При V/v = 0 получим и М = 0. А V/v может быть равно нулю, только если V равно нулю, то есть наемного труда уже нет, создана искусственная природа. Это коммунизм. Значение v безразлично и случайно, уже нет эксплуатации труда. Первобытнообщинный строй Маркс называл первобытным коммунизмом именно потому, что результат по формуле массы прибавочной стоимости одинаков: М = 0.

Разница в том, что при первобытном «коммунизме» еще нет производства, частной собственности, наемного труда, эксплуатации, общества, а при коммунизме их уже нет. Первобытнообщинный «коммунизм» – это царство необходимости, а коммунизм – царство свободы. Истории, природе еще предстоит «изобрести», развить производство, частную собственность, общество и другие способы освобождения от непосредственного добывания жизненных благ, чтобы потом снять их, произвести их отрицание искусственной природой. Движение происходит таким образом, что переменный капитал сначала находится в потенциале, а потом, развиваясь, приходит к безразличному состоянию.

То есть движитель исторического развития – переменный капитал, иначе говоря – сам человек. Из такого аналитического рассмотрения всеобщей экономической формулы Маркса получилось научное обоснование одной из итоговых его публицистических фраз: «История человечества есть история человеческой деятельности». Это и есть марксизм (опять-таки не во всей полноте), то, что установлено, выведено, описано Марксом. А остальное – фальшь, ложь, лень. Лень, фальшь, ложь. Ложь, лень, фальшь. Апологеты капитализма в СССР с одной стороны и их «противники», которые называли себя якобы приверженцами коммунизма, с другой мазаны одной ложью: тем, что считали страну и государство коммунистическими.

Раз коммунизм формы не имеет, не имеет общества с его институтами, в частности, властными, то уже одно признание, что есть коммунистическая власть, коммунистический строй, государство есть ложь. Все, что происходит в современных обществах, государствах, странах, происходит в рамках капитализма, поскольку ничего другого, никаких форм общества в мире нет. Если то, что происходит, развивает роботизацию и свободу, то можно говорить, что произошло движение, развитие капитализма, то есть развивается коммунизм. Но капитализм вовсе не обязан развиваться… Конкретно, например, держимордство, тупой авторитаризм порождены такими свойствами капитализма, как концентрация и централизация капитала, которые есть следствия стремления капитала к расширенному воспроизводству, без чего ему просто смерть. А расширенное воспроизводство требует постоянного увеличения переменного капитала, ведет в итоге к поглощению одного капитала другим, монополизму и олигархизму, что сейчас в природе и наблюдается. И снова совпали (таки не устану замечать это обстоятельство) публицистические многовековые наблюдения политэкономистов, Марксова наука и актуальная практика. Полагал ли американский сценарист и режиссер Грегори Уайден, создатель бессмертного Горца, что девиз Джона Маклауда – это голубая мечта капитала и капиталиста? Должен остаться только один, а остальным – отрубить головы… Опять парадокс и противоречие: жестокое, бесчеловечное держимордство – следствие, атрибут развивающегося капитала.

Ну и занятным и поучительным в качестве примеров властных лжи и фальши мне показалось оглядеть популярные совсем недавно девизы, лозунги. Например, «Мы придем к победе коммунистического труда» – буквально невероятной сложности задача, поскольку при коммунизме труда нет, не бывает коммунистического человеческого труда, коммунистическим может быть только машинное производство. И даже предложу самостоятельную работу на эту тему: в словосочетании «ударник коммунистического труда» какое слово несовместимо с двумя другими?

Был такой популярный девиз, практически молитвенный: «Повышение производительности труда есть самое главное для победы нового, коммунистического строя». Нет после капитализма ни нового, ни коммунистического, ни какого-либо иного строя. Если же какой-то «коммунистический строй» подразумевается, то это не марксизм, но антикоммунизм, дезориентация тех, кто таким лозунгом увлечется. Победа же означает не что иное, как освобождение от капитализма, в том числе самоосвобождение. Почему-то, кстати, безупречно марксистский лозунг «Ручной труд – на плечи машин» использовался намного реже…

Самым праздничным был лозунг-здравица «Да здравствует первое в мире социалистическое государство!» О несуразице с социалистическим (коммунистическим) государством уже говорилось, поэтому здравица фальшива первый раз. А второй – в связи с якобы первенством РСФСР, а потом СССР в движении к коммунизму. У капитализма и коммунизма одна отправная точка – машина, машинное производство. И один, тождественный путь развития – к искусственной природе. Поэтому первое государство, начавшее движение к коммунизму, – первое капиталистическое государство, и считается, что это Италия ренессансных времен.

Уникальный, исторический отечественный вклад в коммунистическое движение все же существует. Но, во-первых, в производственной сфере (хотя политический, гуманитарный опыт Владимира Ленина и советской власти при нем чрезвычайно интересен и поучителен), а во-вторых, это не столько общественное явление, достижение, сколько личное. И принадлежит оно Жоресу Алферову, которого называют основоположником электроники и цифровых технологий, следовательно и роботизации. Если изобретение Джеймсом Уаттом паровой машины считается началом технической и производственной капиталистической революции, то сверхскоростная электроника Алферова – это ее кульминация. Уатт поставил человека на службу машине, а Алферов заставил машину подчиниться человеку.

Родственный тому, что про социалистическое государство лозунг, утверждает, будто самый передовой строй – социалистический, а раз в соответствующем «лагере» самая передовая страна – СССР, то он – самая передовая страна в мире.

Здесь, полагаю, уже просто: самая передовая капиталистическая, она же коммунистическая страна та, в которой наиболее высокая производительность труда, которая наиболее роботизированная и наиболее продвинувшаяся к искусственной природе. Ни Россия во все времена ее существования, ни СССР не были самыми передовыми странами, хотя частичные прорывы случались. СССР одно время развивался самыми высокими темпами, а к 1985 году половина всех промышленных роботов была установлена в СССР. Сейчас самая высокая плотность роботов в Сингапуре – более 600 на 10000 работающих, в полтора раза больше, чем в Южной Корее и в два раза – чем в Германии и Японии. Эти страны и есть мировые лидеры экономического развития, движения к коммунизму. США были в этой роли, да и сейчас по-прежнему производят номинально больше всех товаров, хотя с точки зрения развития оставляют одну позицию за другой. А Китай, наоборот, стремительно рвется в лучшие во всех отношениях, уже ныне по валу, рассчитанному по паритету покупательной способности, далеко и как кажется навсегда впереди.

Наконец, о лозунге лозунгов, девизе девизов, который, якобы не оправдавшись, мол, ярче всего говорит о «крахе» коммунизма: «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!». Ведь и в самом деле: не бежит стремглав рабочий, завидев другого пролетария, к нему с криком, мол, друг, товарищ и брат, давай прямо сейчас начнём солидарно отрубать головы буржуазной гидре. Не бежит. Потому что и это явление – рабочая солидарность – противоречиво. Здесь надо начать с малого (или с каждого), с единичного переменного капитала, отдельного рабочего. Во всеобщей экономической формуле Маркса M = mV/v единичный переменный капитал в знаменателе. То есть капитал (М из левой части формулы) давит изо всех сил, чтобы зарплата на каждом рабочем месте была наименьшей, а его прибыль наибольшей. Каждый рабочий, как это следует из формулы, противостоит аппетиту всего капитала в одиночестве, ничего в знаменателе больше нет. На самом деле нет у рабочего соратников, которые приплюсовали бы к его отношению к капиталу свое. В публицистической форме Маркс говорит об этом, что единство рабочих ежесекундно разбивается конкуренцией между ними. Тогда где же источник единства? В формуле Маркса в числителе – совокупный переменный капитал V. Именно сам капитал M в целом прямо пропорционально заинтересован в том, чтобы вся масса переменного капитала была больше и однороднее, и именно он есть могучая объединяющая пролетариат сила. В объединении заинтересован и переменный капитал, как в стародавние времена охотники при добыче мамонта. Каждый мал и слаб, так что лучше наброситься скопом. И парадокс, противоречие в том, что сплотиться помогает сам «мамонт». С другой стороны, благодетелю-солидаристу желательно, чтобы каждый из действующих лиц был беден, слаб и одинок. Но тут уж безусловно против переменный капитал. В реальности, натурально переменный капитал – живой разумный человек. Он хочет выжить, жить, удовлетворить свои конкретные потребности, а капитал ему в этом препятствует, стремится заплатить как можно меньше. Именно в этом глубочайшие, естественные корни противоборства между трудом и капиталом, классовой борьбы. «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» – лозунг, обращенный к субъективной стороне переменного капитала, логике, разуму, сознанию рабочего. Этот лозунг – попытка внеэкономического давления на экономические обстоятельства, хотя и сама экономика тоже будет брать свое, сбивая в кучу «отряды рабочего класса» соответственно собственному объединению, можно сказать традиционнее для одного из стилей – пожиранию капиталами друг друга.

При современной степени единства капитала рабочая солидарность обжилась на предприятиях, неплохо себя чувствует в отраслях на национальном уровне, бывает, проявляется и на межнациональном, хотя редко. Мировой солидарности на горизонте не видно. Это не значит, что подобный ее размах – мираж, как якобы и коммунизм. Просто такой уровень пока развития капитализма и коммунизма.

Классовая борьба тоже описывается математически, научно, имеет свою, преобразованную из всеобщей формулу v = m × V/M. Эта формула непосредственно показывает противопоставленность V и M, то есть пролетариата в его совокупности как класса и совокупного классового интереса капитала к прибыли, наживе. Арена классовой борьбы – это v, то есть единичный переменный капитал, каждый рабочий. Классовая борьба действительно разворачивается на каждом рабочем месте. Зарплата каждого пролетария прямо пропорциональна общеклассовой зарплате, массе переменного капитала. И, наоборот, каждый пролетарий заинтересован в том, чтобы общеклассовая капиталистическая нажива была как можно меньше. И борется, соответственно, за классовую зарплату и против классовой эксплуатации. То есть на самом деле научно пролетариат как класс – могильщик буржуазии, капитала. И неважно, признает ли каждый рабочий классовую борьбу, участвует ли в ней по собственной воле, она разворачивается даже бессознательно для пролетариата, как бессознательно капитал развивает самое себя, самоуничтожается и двигается к коммунизму.

Противоречивое положение пролетариата в формуле классовой борьбы отражает m, прибавочная стоимость, от которой также напрямую зависит зарплата, благосостояние рабочего. Он оказывается заинтересован в эксплуатации самого себя капиталом, причем как можно более жестокой. Эта зависимость и есть объективное основание для терпения рабочего, наверное, не только социального, но и человеческого, бытового, его инертности, из-за чего он спускает капиталу свое ограбление, кражу труда, угнетение, унижение и даже гнусности, в том числе предательство товарищем-рабочим классовых интересов в виде штрейкбрехерства. И на самом деле пролетарий, похоже, готов считать, что капиталист ему что-то дает и это у него перед «хозяином» есть обязательства. Тем более что повышение производительности труда, рост нормы прибавочной стоимости и зарплаты затушевывают истинное положение дел, создают иллюзию якобы заботы капитала о рабочем классе. Так что противоречие разворачивается между классовой принадлежностью рабочего и личным его интересом. И полностью формула v = mV/M (или лучше v = m/M × V) отражает, описывает не только классовую борьбу, но и классовое соглашательство. Дробь m/M отражает и объясняет противоречивое положение пролетариата подобно тому, как дробь V/v отражает противоречия капитала. И тождественно капиталу пролетариат внутренне противоречив, хотя во времена Маркса больше в ходу был термин «конкуренция». Как и капитал, труд имеет тенденцию к загниванию, то есть пролетариат препятствует общественному развитию, понимая здесь в первую очередь повышение производительности труда (примеры здесь можно начинать приводить еще с луддитских времен и событий), роботизацию. Вместе с капиталом труд паразитирует на более слабых и неразвитых капиталах. Труд, как и капитал, агрессивен, бесчеловечен, антинароден. И если капитал развязывает войны, то пролетарии в угоду ему убивают на них друг друга, и формула v = m/M × V показывает, зачем и почему – ради своих благ.

Когда говорят о крахе капитализма, то принято подразумевать крах капитала. Труд же, якобы оплодотворенный справедливостью, становится благостной общественной функцией. На самом деле капитализм обнуляется, уничтожается и самоуничтожается в обеих своих ипостасях – и труда, и капитала. И если пролетариат – могильщик буржуазии, то единство и борьба труда и капитала означают, что капитал – могильщик пролетариата. А когда гнилушки труда и капитала пойдут прахом, тогда и откроется безграничный простор для человеческой деятельности, освоения природы и выживания в ней и вместе с ней.

Хотя именно производственная свобода, свобода от производства жизненных благ, передача его машинам есть база для всех других свобод, для человеческого развития, гуманизации природы и естественного развития, натурализма человека. У человека таки есть животное начало, и его, этот «желудок», надо приструнить, прежде чем браться за «голову». Кто бы и каким бы образом ранее не пытался сделать человека свободным, чтобы он затем счастливо и производительно трудился, дело кончалось резней. Без избытого труда ввек воли не видать...

Все, что происходит сегодня, – это проявления капитализма: или его проклятого прошлого, или его гнилого настоящего, или светлого будущего, если речь идёт об освобождении от капитализма во всех сферах, прежде всего в производственной, способствуя созданию искусственной природы. «Ужасы коммунизма» – это ужасы единосущного капитализма, потому что ужасы коммунизма если возможны, то только в связи с его спецификой – осознанием, что и как нужно делать человеку, чтобы быстрее завоевать материальную и духовную свободу. Капитализм и коммунизм – кровные родственники, но проявления каждого разные, противоположные. Движение к коммунизму – производство свободы. Капиталистическая специфика, в свою очередь, эксплуатация человека человеком, производство капитала, ради чего он шел и будет идти на любую мерзость, преступление. Ради своей жизни… Распознать, что деяния одного брата приписываются другому, – не такая уж сложная логическая задача, если только мыслитель не заражен привычкой не забивать себе голову.

2. Ленин – ни вчера, ни сегодня не Маркс

Ленинизм – это не марксизм. Сразу выражаю так коротко основную мысль для поклонников «ТикТок», «Твиттера» и прочих короткомысленных ресурсов. А для людей, которые терпят больше букв, – поехали!

Вообще главную мысль можно было вывести уже из вышеприведенного текста. Но все же решил высказать помянутое соображение отдельно, прямо и расширенно, чтобы сгладить некое внутреннее беспокойство.

Немарксизм ленинизма следует уже из такого известнейшего кредо Владимира Ильича, как «Коммунизм – это Советская власть плюс электрификация всей страны». Про электричество сказано, конечно, на злобу дня, тактически, а вот политическая часть имеет стратегическое значение и на самом деле отражает ленинское, главным образом политическое понимание коммунизма.

А у Маркса не так: коммунистическое движение совершается первым делом в экономике, в производстве, в росте производительности труда вплоть до полностью машинного производства жизненных благ, до искусственной природы.

Политический «коммунизм» Ленина описан в его книге «Государство и революция», которая отталкивается от Марксовых взглядов на предмет. Цельного соответствующего учения Маркс не оставил, поэтому Ленину пришлось находить и соединять его отдельные высказывания. Сделано это было Владимиром Ильичом тщательнейшим образом. А вот толкование и развитие политико-государственной теории вряд ли марксистским назовешь.

Пока речь идет об «уничтожении» буржуазного государства, Ленин – в четком кильватере, начиная с отправной точки в понимании его: «Государство возникает там, тогда и постольку, где, когда и поскольку классовые противоречия объективно не могут быть примирены. И наоборот: существование государства доказывает, что классовые противоречия непримиримы.

По Марксу, государство есть орган классового господства, орган угнетения одного класса другим, есть создание «порядка», который узаконяет и упрочивает это угнетение, умеряя столкновение классов», – пишет Владимир Ильич вслед за Карлом Генриховичем. Ленин приводит и такую важную и познавательную цитату из Маркса: «Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты – экономическую анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства (historische Entwicklungsphasen der Produktion), 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов». Даже в понимании того, что пролетарское государство также должно быть преодолено, уничтожено, должно отмереть, Ленин – с Марксом. Здесь Ленин цитирует уже Энгельса, который больше, чем Маркс, исследовал государственность: «…Энгельс говорит об «уничтожении» пролетарской революцией государства буржуазии, тогда как слова об отмирании относятся к остаткам пролетарской государственности после социалистической революции. Буржуазное государство не «отмирает», по Энгельсу, а уничтожается пролетариатом в революции. Отмирает после этой революции пролетарское государство или полугосударство». То есть необходимо «отмирание» «всего государства», всякого государства, всякой демократии, в том числе (во время Ленина) предлагаемой диктатуры пролетариата как государства, средства подавления пролетарским большинством буржуазного меньшинства на место подавления меньшинством большинства. У Ленина в «Государстве и революции» нет сомнения, что диктатура пролетариата, Советская власть – государство капиталистическое. Он даже называет это переходное политическое состояние «буржуазным государством без буржуазии». Хотя, конечно, буржуазия не исчезает. Ее подавляющее политическое влияние ограничивается, она вынуждена действовать исподволь, как это показала историческая практика. Буржуазное меньшинство из наглого мимикрировало в хитрое. А пролетарское большинство, в свою очередь, тоже изменяется, из злого становится ленивым, но это выяснилось и получило практические доказательства за пределами Марксовых и ленинских выводов.

Что же касается отмирания государства, то, конечно, имеется в виду «пролетарское» государство, всякое государство, что Ленин не устает повторять. У Маркса на этот счет нет ничего конкретного, что не значит, будто Маркс не имел по этому предмету никакого представления. Он вообще, как известно, много чего не расписал так подробно, как хотел. В случае же условий отмирания государства для Маркса не могло быть ничего особенного, отличного от условий отмирания общества в классическом его понимании вообще, уничтожения труда и капитала, классов и их борьбы и единства, равенства и справедливости… Эти условия связаны с экономикой и производством, искусственной природой, однако непосредственных проявлений их действия на политические механизмы при Марксе не было, да и при Ленине они были еще малоуловимы.

Ленин нафантазировал экономические основы отмирания государства сам и увидел их в учете и контроле, хотя эти общественные явления специфически экономическими не являются. По Ленину: «До тех пор, пока наступит "высшая" фаза коммунизма, социалисты требуют строжайшего контроля со стороны общества и со стороны государства над мерой труда и мерой потребления, но только контроль этот должен начаться с экспроприации капиталистов, с контроля рабочих за капиталистами и проводиться не государством чиновников, а государством вооруженных рабочих». Далее дело должно идти таким образом, что «"фабричная" дисциплина, которую победивший капиталистов, свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на все общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой для радикальной чистки общества от гнусности и мерзостей капиталистической эксплуатации и для дальнейшего движения вперед.

Ибо когда все научатся управлять и будут на самом деле управлять самостоятельно общественным производством, самостоятельно осуществлять учет и контроль тунеядцев, баричей, мошенников и тому подобных "хранителей традиций капитализма", – тогда уклонение от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением, будет сопровождаться, вероятно, таким быстрым и серьезным наказанием (ибо вооруженные рабочие – люди практической жизни, а не сентиментальные интеллигентики, и шутить они с собой едва ли позволят), что необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой.

И тогда будет открыта настежь дверь к переходу от первой фазы коммунистического общества к высшей его фазе, а вместе с тем к полному отмиранию государства».

И уже шаг на начальную ступень учетоконтроля – экспроприацию капиталистов «даст возможность гигантского развития производительных сил». Короче говоря, всеобщий учет и контроль, ставший привычкой, это и есть отмершее государство, а развитие производства, производительных сил находится в «заложниках» у политического действия, следствием его.

У Маркса все наоборот: «Пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы постепенно вырвать у буржуазии весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т. е. организованного, как господствующий класс, пролетариата, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил». То есть политика – всего лишь способ развить производство. Еще откровеннее эта мысль Маркса звучит еще в одной ленинской цитате из него: «[Коммуна] была открытой, наконец, политической формой, при которой могло совершиться экономическое освобождение труда... Без этого последнего условия коммунальное устройство было бы невозможностью и обманом». То есть у коммунизма содержание, цели-то – экономические в первую очередь, и они обусловливают политическое, коммунальное устройство, политическую форму. А «экономическое освобождение труда» в конечном итоге у Маркса – вывод человека из производства жизненных благ, искусственная природа. И на этой основе – вывод человека, общества из отношений социального подавления, ограничения, регулирования, уничтожение и отмирание государства.

Если известный ленинский лозунг политического коммунизма – чтобы каждая кухарка могла управлять государством, то марксистский – чтобы любой кухарке государство стало начисто ненужным. Наверное, к сожалению, «поссориться» с Карлом Генриховичем, получить критическую оценку с позиций марксизма Владимиру Ильичу было не у кого, поскольку Ленин и был самым продвинутым в освоении наследия Маркса, чем российские социал-демократы занимались перед Первой мировой войной.

А Маркс, по сути «предсказывая» Ленина, обращал внимание на то, что в переходный период («грубого коммунизма» по его выражению) коммунизм понимается в первую очередь именно политически. «Коммунизм [этот] еще политического характера, демократический или деспотический; с упразднением государства, но в то же время еще незавершенный и все еще находящийся под влиянием частной собственности, т. е. отчуждения человека», – писал он еще в 1844 году в «Философско-экономических рукописях».

Что же происходило в жизни, на практике? Ленин до последнего пытался «реорганизовать Рабкрин» (Рабоче-крестьянскую инспекцию), надеясь получить пролетарский учет и контроль. Но аппарат на деле быстро обюрокрачивался, со временем вообще превратившись в командно-административную систему.

В то же время развивалась, уничтожала и заставляла отмирать государство искусственная природа. Сейчас в этот процесс втянута, пожалуй, большая часть населения земного шара, в том числе и в России. Хотя само население и не подозревает, что льет воду на коммунистическую мельницу и перемалывает капитализм. В частности, имеется в виду сайт «Госуслуги», которым пользуется очень много россиян и по растущему количеству поводов. Сайт как раз и заменяет госчиновников, к которым люди вынуждены были бы обращаться за услугами, а ныне обходятся без них.

Конечно, у сайта были предшественники, на производстве в первую очередь, а именно автоматизированные станки, рабочие места, линии, автоматизированные системы управления производством, предприятием. И только от мощности технических устройств, которые обрабатывают большие данные, зависит автоматизация, роботизация управления отраслями, национальными производствами. Это и есть подлинное историческое действие – бессознательное, но дружное, потому что облегчает жизнь. В чем и проявляется социальная сущность марксизма, коммунизма и его опознавательные знаки – делать жизнь человека проще, удобней, лучше.

А бессознательно это движение настолько, что даже в партиях, которые называют себя коммунистическими, его не анализируют, не занимаются теоретической – главной (по Ленину) заботой, не предлагают и не требуют действий, не борются за них. Определить, какие жизненные блага и в какой мере могут производиться машинами при нынешнем уровне науки и техники, насколько эти возможности используются – это даст не болтовню о светлом будущем и потолочные прожекты, а точные количественные параметры: насколько капитализм преуспел в своем развитии, движется к коммунизму и насколько сильны в нем (по недавней терминологии) тенденции к загниванию. А «Госуслуги» – уже вчерашний день. Сегодняшний – искусственный интеллект как в производственной, так и в гуманитарной, социальной, научной сферах. Отдельной строкой назовем политику и электронные выборы, политиканы сдаются роботу… Если Ленин видел движущую, развивающую цивилизационную силу уже непосредственно в человеке, в контроле и учете с его стороны, то, по Марксу, эта сила еще опосредована машиной, искусственной природой.

В цитате Маркса представлена еще одна мысль, которая Лениным была уловлена, но, можно сказать, не освоена и не развита, а потом, после него и вовсе забыта. Это слова, что «грубый коммунизм» еще политического характера, демократический или деспотический. То есть политическое движение, метаморфозы политического механизма имеют полюса, между которыми он колеблется. Такое ерзанье, чаще всего ограниченной амплитуды случается во всех странах. А вот РСФСР, вслед и вместе за ним СССР дали пример скольжения по всей практически ширине диапазона: от почти предельного демократизма (пролетарское государство, диктатуры пролетариата) до почти граничного, с фашистскими приемами деспотизма Сталина. Повторим здесь, что временные границы пролетарского государства, истинной Советской власти, как ее называли съездовской, одноуровнево-горизонтальной, – до 30 декабря 1924 года, до принятия Конституции СССР. Она набросила удавку авторитаризма на шею Советской власти, а в декабре 1936 года сталинская Конституция формально похоронила ее, восстановив парламентарный, иерархически-вертикальный механизм, хотя имя жертвы решила сохранить за собой. Уж очень соблазнительно было воспользоваться социальной привлекательностью Советов, на самом деле сделавших громадные облегчения народу после царского режима. И конечно, все это в рамках буржуазного, капиталистического строя, в котором и развивался «грубый коммунизм». «Полная победа социализма» означала по факту восстановление парламентарной демократии, поначалу, правда, фиктивной.

Определенная автономия политического устройства от экономического развития проявилась как раз в том, что ни деспотия Сталина, ни фашизм Гитлера не помешали стремительному развитию производительных сил в СССР и Германии, как и авторитаризм в сегодняшнем Китае – вовсе не гиря на ногах страны, рвущейся к мировому лидерству. С другой стороны, образцовая якобы американская демократия не предохраняет американские Штаты от потери былых высот и влияния, как и российское держимордство – Россию.

Нюанс, который еще отличает марксизм от ленинизма, в том, что Ленин, признав буржуазность диктатуры пролетариата, счел, что буржуазии при этом якобы нет. Но никуда она не девалась. Ленин то ли не дошел до положения политэкономии, то ли подзабыл его, что зарплата управленческого персонала, который применяет капитал, не является переменным капиталом, как для рабочего. Капитал содержит менеджмент сам, непосредственно, из своих доходов. То есть управленцы – не только приспешники капитала, буржуазии, но и часть его. В ленинском пролетарском «буржуазном государстве без буржуазии» управленческий персонал и представляет буржуазию, капитал под камуфляжем якобы рабочего элемента. Как частный случай = капитал при Сталине. При предельном централизме в экономике и политическом абсолютизме «вождь» с полным правом мог бы заявить: «Буржуазия – это я».

Еще одна точка расхождения марксизма и ленинизма – институт общественной собственности на средства производства. По-ленински частная собственность уничтожается учетом и контролем со стороны общества и тогда приобретает характер общественной. То есть она якобы существует и при частной собственности, но переходит из нее, проявляет себя все больше и больше вплоть до господствующего положения. В марксизме же общественная собственность возможна только при отсутствии наемного труда, то есть когда человек выведен из производства, когда его труд заменен на машинный, когда создана искусственная природа. Общественная собственность, в сущности, синоним всех этих понятий. И здесь принципиальное различие между ленинизмом и марксизмом, оппортунизм ленинизма. По-ленински капитал как класс уничтожается тем, что сливается с пролетариатом, опускается в его ряды наемного рабочего, чем снимаются классовые противоречия и уничтожаются классы. По Марксу –  уничтожаются машинным производством оба класса – и труд, и капитал, поэтому нет противоречий, раз нет обоих классов.

Еще одно следствие помянутых исторических явлений – утеря пролетариатом своего сакраментального гегемонизма и революционности, логичное угасание, отмирание их вместе со всем классом. Что уже и сейчас происходит. В лучшем случае производственный прогресс несет для рабочего понижение расценок со всеми вытекающими последствиями. В худшем – увольнение, потерю работы. Поэтому есть ли и был ли хоть один пример, чтобы пролетариат организовал какое-нибудь действие, забастовку, стачку в поддержку повышения производительности труда, тем более искусственной природы? Роботизация, мягко говоря, невыгодна рабочему классу, и он терпит ее, поскольку она положительна для всего общества.

Конечно, просится вопрос: а кто же будет во главе общественного прогресса? Кто осветит своим сердцем пошлый мрак? Да все общество и будет. И каждый человек. Он в самом деле зазвучит гордо, что станет не литературным образом, не художественным преувеличением, а каждосущей правдой.

Однако своего значения все противоречия, с которыми росли и вырастали поколения, не потеряют совсем. Образом цивилизационного, исторического прогресса и развития для Маркса была луковица. В ней каждый последующий слой не отменяет предыдущий, а покрывает его, добавляется. Вот и новое противоречие, новый слой развивается поверх господствующего еще капиталистического, под которым во все более отдаленной глубине существуют архаичные и рудиментарные феодальные, рабовладельческие и даже первобытнообщинные, родовые отношения.

Капитализм, как сделал вывод Маркс, добьется полной победы над самим собой, заменит ручной, наемный труд на машинный, то есть доразовьется до коммунизма. И в разумных человеческих силах помочь сделать это быстрее.

А сейчас опять в стиле, близком к мелкосетям. Нет и не было никаких двух противоположных систем, в том числе «коммунистической». Вот лагери на общей буржуазной территории – допустимо, думаю. Якобы несовместимый антагонизм «систем» – гипербола конкуренции и маркетинговый ход по типу «Разделяй и хвастай!».

Советский Союз – первое в мире государство победившей лжи о социализме. В другом лагере – государства победившей лжи о капитализме.

Еще немного Маркса: «Для такого рода коммунизма [имеется в виду «грубый»] общность есть лишь общность труда и равенство заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом. Обе стороны взаимоотношения подняты на ступень представляемой всеобщности: труд — как предназначение каждого, а капитал — как признанная всеобщность и сила всего общества». То есть ленинизм теоретически и практически не пошел дальше этого примитивного коммунизма, не добрался до Марксовых высот. Ленин, можно, полагаю сказать, недокоммунист, а «всего лишь» последовательный и полный демократ. Ленин – не «Маркс сегодня», как принято было говорить, и вчера им не был, и никогда не будет.

Однако так случилось, что ленинизм подменил марксизм. Ленинские теоретические взгляды и практику Советского Союза стали считать коммунистическими образцами, что отчаянная ложь. Ленинизм как коммунизм пропагандировали, однако с обеих сторон: как положительный – с одной, якобы коммунистической, и как жупел – с другой, ведь для капитала с его вожделением централизма даже угроза демократизма пролетарского государства – страх и ужас.

Оппортунизм Ленина не отменяет его оценки как одного из выдающихся отечественных лидеров, в ряду (по моему личному мнению) с Ярославом Мудрым, Иваном Третьим и Петром Первым. Ленин «дал» осуществиться, если абсолютизировать роль личности в истории, вековым народным чаяниям – о земле и воле, одолел внутреннего противника и победил внешнего врага, подтянул российскую общественную мысль (Владимир Ильич был весьма разносторонним теоретиком и практиком) к передовой. Объективно говоря, достаточно для признания масштаба деятеля историческим. Никто с тех пор ничего большего не сделал. Хотя сама мировая общественная мысль также вперед, пожалуй, не очень продвинулась. А что не проник Ленин в глубокие марксисты, так, например, Аристотель тоже марксистом не был.

Политическая ситуация. Сегодня она двусмысленна. Актуально уничтожение буржуазного государства, поскольку оно есть, что создает возможность политиканам выдвигать традиционные социальные лозунги. Но созревают условия для борьбы за отмирание всякого государства, что составляет ныне настоящую, значимую политическую деятельность. Поэтому все партии в России (а может и гораздо шире) – ретроградные, спекулятивные и мошеннические.

Самая популярная спекуляция – насчет бесплатности при социализме. Ничего бесплатного до тех пор, пока в общественном смысле платится хотя бы копейка зарплаты, нет, не было и быть не может. И при расцвете в недавние времена якобы «бесплатных», например, образования или медицины говорилось о финансировании их из общественных фондов потребления, что было честно, компетентно, научно.

Еще одна фальшивка в том, что коммунизму приписывают якобы «идеалы справедливости». Конечно, без них, явления исторического не обойтись, они существенны, полезны при борьбе труда с капиталом. Но справедливость – последнее, что может дать капитал труду. И в той мере, которую сам определяет, то есть по минимуму. Это явление буржуазно-демократическое, капиталистическое. И то она не идеал, а иллюзия и призрак, который сколько ни пытайся ухватить – все равно останешься с пустыми руками, как было и есть до сих пор. Справедливость – такой же вредный призрак как общенародное, общезаботливое государство. И того, кто сводит марксизм, коммунизм к «идеалам справедливости», можно смело назвать бессовестным фальсификатором. А коммунистический идеал – социальная свобода, в том числе от самого социума, как бы противоречиво это ни звучало. Бедным нужны права, богатым – власть, и только свободным достаточно равенства. Свобода – это не свобода выбора, а свобода от выбора.

Демократизм – это когда плюрально, а марксизм – когда правильно.