№4.2024. Мунир Кунафин. А в садах спела вишня...

Продолжение. Начало в № 3 2024 года

Певец и Дикий направляются в сторону Луганска. Они должны привезти со склада мины. Дикий привёл какие-то цифры, различные названия этих мин, я не разобрался, не запомнил. В каждой сфере свои специалисты. Обнимаемся, но не прощаемся. Дикий обнял меня и сказал:

– Мы тут по рации на своём родном, башкирском языке переговариваемся. Мишени, цели, цифры координат на передовой линии называем по-башкирски. Чтобы враг не понял. Напишите, что вот и для этого тоже нужно знать свой родной язык!

Вот тебе и молчун, дикий, язви его! С какими мыслями живёт!

– Ладно, – говорю я, обнимая его. – Ты живым возвращайся. Тебе надо ещё башкирских джигитов вырастить. Дай Бог снова встретиться на родной земле.

Слёзы на глаза навернулись, хотелось заплакать, но нельзя. Я тоже в сражении, на страже своей страны, языка, истории. В этом серьёзном, ответственном деле воск не растапливают!

Внезапно взгляд мой упал на ворота рядом с домом Елены. Их будто автоматной очередью прошило, все в дырах. Если внимательно вглядеться, то и проходящие сверху газовые трубы тоже такие же. Оказалось, в такое состояние их привел упавший здесь в 2014 году снаряд.

Рядом остановилась подъехавшая «Нива».

– О, сват! – на всю округу раздался радостный голос Вадута. А сват-то у него оказался скромным, стеснительным. Спокойный, сдержанный, не спешит показать окружающим свою радость. Они обнимаются. Улыбка не сходит с их лиц. Нам тоже хорошо. Удивительны всё-таки судьбы людей, иногда кажется, что они из одних только радостных моментов состоят. Подумать только, за тридевять земель, в далёком краю, охваченной огнём стороне, встречаются два близких человека. Ни с того ни с сего. Можно сказать, случайно. Линия фронта очень протяжённая, сколько войск и воинов. А ведь бывает, что даже в одном городе, договорившись о дате и времени, по разным причинам не удаётся встретиться. Один, желая защитить страну, взял в руки оружие, другой, желая прославить сыновей родины, взял в руки перо, вступили на один и тот же майдан – общие мысли, общие дела сводят людей.

Оставляем сватов одних, пусть наговорятся, расспросят друг друга о житье-бытье, вспомнят о своих сыновьях-дочерях, внуках и внучках, утолят тоску по родным. Такие моменты случаются нечасто.

«Что заставило тебя приехать сюда, будучи уже дедом-олатаем? – спрошу я у него чуть позже. И Реша скажет: «Честь страны должны защищать, хранить крепкие, достаточно повидавшие на своем веку, знающие жизнь мужики. Не зелёные мальчишки. Если уж умирать, то лучше пусть мы умрём. Чтобы наши сыновья, наши внуки продолжили наш род. Они – наше будущее».

Сделавшие умный и решительный шаг мужчины вроде Реши, с одной стороны, грудью защищают страну, а с другой – жизнью сохраняют своих сыновей. Это тоже большой подвиг. «Я своим сватом горжусь! Замечательный человек», – говорит Вадут, и он прав. Благородные мужчины прорубают путь к героизму, подвигу, мужеству и отваге силой своей груди, духа, светлого разума, поэтому остаются незабываемыми. Завтра Вадут покажет мне в телефоне фотографию. На ней стоят улыбающиеся дочь Реши и его сын. Да, сын его только что вернулся со срочной службы на Дальнем Востоке. Живы, здоровы, все счастливы. В ответ он послал им фотографию, где он стоит в обнимку со своим сватом Вадутом. «Как хорошо, все живы и счастливы», – такой ответ пришёл моему другу от сына и невестки.

Шаман повёл нас через посёлок к другому дому. Всего мы здесь будем в нескольких точках. Между собой они размещены не так далеко. Но встречи с воинами пробуждают в душе столько воспоминаний, впечатлений, что мы даже не заметим, как пролетает время.

Командир и другие остались возле дома с солдатами, я прошёл дальше, вглубь двора. Вхожу в пристройку из обычных досок, которая стоит впритык к сенцам дома. Постройка заполнена бронежилетами, одеждой. Выражаясь солдатским языком, «основной шмурдяк» – выстиранные, чистые вещи, носки, нижнее белье. Для вернувшихся с «передовой» грязных, перепачканных кровью солдат приготовлена их выстиранная, чистая одежда. Вернувшиеся живыми, они облачаются во всё чистое. Одежду погибших складывают в сторонку. Здесь, в этой постройке, отдыхают вернувшиеся из боя солдаты, есть и «трёхсотые».

Разговорился с пожилым бойцом. Позывной «Гильман». Имя пока не называет, испытывает. Из северо-восточного района Башкортостана. Вначале с неохотой включился в беседу, отвечая односложно, а когда я сказал, что из журнала «Агидель», заулыбался.

– Спрошу напрямую: зачем ты здесь в таком возрасте, сидел бы себе на печи? – говорю насмешливо.

– Причины есть, конечно, что уж там. И деньги нужны, и родную страну должны защищать, от вон тех фашистов, собак Америки, – с присущей башкирам протяжностью в речи, монотонно начал рассказывать абзый. – Всё верно, и детей надо выучить, и хозяйство поправить. Сегодня я – дембель, написал заявление об увольнении. С августа месяца здесь. По ранению дома в отпуске побывал. Семья, дети есть.

– Заботится о будущем своих детей. Чтобы заработать денег и в то же время защитить свою страну приехал сюда, молодец, так и напишу.

 

– Правильно, так. Никогда не думал, что в пятьдесят лет с оружием в руках уйду на войну. Только вот зря с работы уволился, кто же тогда знал, что рабочее место сохраняется, пока ты воюешь. Работал электриком в «Газпром нефти». Хоть и пятьдесят лет, а чувствую себя неплохо, дай, думаю, в военкомат схожу. Здоровье хорошее, служил. Если есть желание, возьмём, годен, говорят. Хотелось попасть в батальон Шаймуратова. Сначала сказали, что набор закончился. Когда настойчиво попросил, место нашлось. Взял и ушёл.

– Когда домой, в обратный путь?

– Завтра, наверное. Вместе с отпускниками.

– Ждёшь, наверное, с нетерпением?

– Не совсем так. Вроде и обычное явление. И радости нет. Хотя ждал этого дня. Но сейчас в душе пустота. Друзей тоже не хочется оставлять. И сам всё понимаю. Нынче дочка педучилище оканчивает, потом в вуз собирается поступать. Думал, хоть помогу ей, потому и приехал сюда. Вернусь ли сюда снова?.. Твёрдо сказать пока не могу. Приеду домой, там видно будет.

Таких мужиков, как Грин, Гильман, и других, не желающих возвращаться домой, я буду встречать на каждом шагу. Войну мы представляем (по крайней мере, лично я) как атаку с криками «ура», как геройство и трагедию, несчастье и потери, страшные ситуации. На поверку же оказывается, что и у неё есть своя жизнь, свои радости (как бы странно это ни звучало), своё творчество, свои печали, свой дух, этим она и дорога, оказывается. Единство – «разделим одно яблоко на пятерых, на сотню, умрём друг за друга», – верность родине, дружба, мужская честь – эти хранящиеся в глубине сердца чувства и понятия делают великими и солдата, и армию – это я понял твёрдо.

– А не думал, что умрёшь? – в ответ на этот вопрос он только вздыхает.

– Значит, такова твоя доля, судьба, ничего не поделаешь, – только так и смог сказать. А потом, немного погодя, добавляет: «Всё равно смерть не будет напрасной». Сам два раза был ранен. Осколки от снаряда попали в ногу и в грудь. Второе ранение оказалось тяжелее, лечиться пришлось, как они сами говорят, «выехав в Россию».

– Были ли случаи, когда на ваших глазах умирали друзья?

– Да, были. Умершие люди мне часто снятся. И отец, и родственники. Меня какая-то сила спасает, святые духи, глядя с того света, видимо, защищают, пусть, мол, придёт домой живым и невредимым. К сожалению, среди друзей есть и «двухсотые», и «трёхсотые». (Имеет в виду и убитых, и тяжело раненых.) Были случаи, когда раненых вытаскивал с поля боя. Были и оставшиеся лежать там. Самое тяжёлое – раненого или… ну, сам понимаешь, молодого нести на носилках. Иногда думаешь: может, лучше бы сам был на его месте, так было бы правильнее, ему ещё жить да жить. Учалинский парень, пулемётчиком был. Сбросили на него с коптера гранату. Обе ноги оторвало. Не смогли спасти, у командира на руках умер. Не вспоминать бы о таких моментах. И без того сны тревожат.

– Как начинается день на передовой у обычного рядового?

– Там сна нет. Беспрестанно, и днём и ночью бомбёжка. И с той стороны, и с этой. Улучаешь, конечно, минуту, чтобы вздремнуть. Когда в окопе лежишь. Может и сверху прилететь, упасть на тебя. Всё в руках Всевышнего.

– Убил кого-то из врагов?

– Даже не знаю, как сказать. Стрелял, конечно, прицелившись, в ту сторону. Были в руках и автомат, и гранатомёт. Сам я гранатомётчик. Война ведь…

Из-за вороха одежды показался ещё один. Вздремнул, видать, то ли от нашего разговора проснулся, может, лежал, слушал. Знаем, сон солдата – часть его службы. Сладкая часть. Зема он. Из соседнего с Гильманом района. Серьёзный парень, во взгляде искры. Есть ведь такие братья, которые с первого взгляда внушают доверие, он как раз из них. Звание у него – старшина, пулемётчик. Сейчас он раненый: осколок мины попал в ногу. «От колена и выше всё ноет, придётся, наверное, в Россию выйти», – говорит.

– Всё у меня есть, и деньги, и работа, – начал он свой рассказ. – Слава богу, две дочки, две звёздочки мои бегают. В апреле начали приглашать в военкомат. – В армии Зема служил в войсках ВДВ, артиллерист. Был и командиром. Такие парни, понятно, всегда на особом учёте. – Понимаю, что я там нужен. Второй ребёнок ещё маленький, пять лет, думал, не пойду. Когда начали собирать солдат в батальон Шаймуратова, загорелся. Вот уже как год здесь. Питание, условия жизни, атмосфера, окружение – во! Гумконвой здорово работает. Очень довольны.

На передней линии парень часто бывает. Сколько было штурмов, во всех участвовал.

– Что было самым сложным, тяжёлым за год службы?

– Терять парней. Давеча Гильман рассказывал про Юныса. Из деревни Сафарово Учалинского района, – значит, не спал, тихонько лежал, слушал нас, – замечательный парень был, храбрый, геройский. Граната упала, обе ноги оторвало, кровь никак не остановить, на глазах… Из той же деревни Сафа-агай. Удивительно умный, смышлёный, даровитый. Полугодовалый маленький ребёнок остался. Из Бурзяна – Юлдаш, вместе сидели, обедали, а через час… – У старшины внезапно на глазах появились слёзы. Самое тяжёлое – это, наверное, падающие на землю слёзы солдата, падая, они превращаются в свинец, в ненависть к врагу. Вытерев рукавом лицо, Зема быстро берёт себя в руки. – Что поделаешь, война без потерь не бывает. Умом понимаешь, но душа не принимает…

Обнявшись, втроём, только для себя, фотографируемся. Дай Бог ещё и дома, на склоне горы Янгантау, вот так же всем вместе обняться.

Выйдя из пристройки, увидел, как Венер Файзуллин, весело смеясь, болтает с двумя молодыми бойцами. Один из них оказался двоюродным братом корреспондента газеты «Йэшлек» И. Х-ва. Привет ему передаёт. Второй из города Салавата. Молодой задор фонтаном брызжет из всех троих.

– Что вам нужно, ребята? Говорите, как приедем, всё вышлем, – спрашивает Венер.

– Хочется быстрее вернуться и с девушками погулять, – говорит один.

– Нельзя ли там как-то вместе с гумконвоем и девушек отправить? – улыбается другой.

Два поколения, два взгляда! У пожилых – закалённая в жизненных перипетиях мудрость-терпение, а у молодых – безудержная горячность, лихачество, сумасбродство, способные одним взмахом истребить врага.  

 

В дальнейшем через несколько домов приветствуем парней из шестой роты. Их дом тоже не очень высокий. Парни как-то помещаются, и на пол постелили матрасы. Во дворе растёт развесистая черешня. Оказывается, у черешни дерево бывает высоким и крупным. Эта удивительная картина сразу бросается в глаза. На верёвке, один конец которой привязан к черешне, а другой прикреплён к стене дома, сушится солдатское белье. Вся одежда одного цвета – серого. А на той стороне изгороди, в палисаднике у дома, тоже на верёвке висят разноцветные соседские вещи – платье в красный цветочек, белое платье, голубые брюки, синий платок. Такой сильный контраст: военная и гражданская одежда, как две протянутые верёвки в нашу действительность, два мира.

У стены дома уложены в ряд бронежилеты. Они тоже, как вышедшие из боя солдаты, кажутся уставшими. Спросив разрешения, беру один из них, поднимаю, взвешиваю на руках. По сравнению с нашими, эти кажутся меньше и легче. Мне, наверное, не подойдёт, говорю. А попробуйте надеть, говорят. Когда снял тот, что был на мне, едва не упал. Как будто в течение многих часов таскал на себе целый мешок картошки, а потом снял его с плеч и поставил на землю. Так хорошо стало, свободно. Уф, даже выпирающий мой живот за полдня вроде сник, стал меньше и легче, подуй сейчас сильный ветер, и он, кажется, унесёт меня, как пушинку. А вокруг всё тихо, спокойно. Надеваю тот, солдатский, и в самом деле, этот зелёный броник легче, и какой-то аккуратный. Хотя оба, конечно, из железа, не из пуха и пера.

– Эти броники БР 5/6 чем, думаете, хороши? – спрашивает командир роты Дух.

– В этом я чувствую себя более комфортно, – говорю.

– Правильно, эти легче, примерно весят десять-двенадцать килограммов, очень удобны при манёврах. Мы испытывали, пули от АК выдерживают. Насквозь не вылетит, конечно, но внутрь зайдёт и даже ребро может сломать. А вот от пулемётной пули не спасёт. Его преимущество в том, что осколки от снарядов он как бы впитывает в себя. А в жёстких железных бронежилетах, наоборот, осколок натыкается, отскакивает, рикошетит. Это опасно, отскочивший осколок может задеть твоего товарища рядом либо поранить тебя самого через незащищенное место… – Командир рассказывает увлечённо, со знанием дела. – А те броники, что вы носите, чем хороши? Они закрывают большую часть тела. Поэтому носите, не снимайте с себя.

Беру в руки автомат. Чтобы вес его узнать, тяжесть. Согласно правилам, журналистам ни в коем случае нельзя брать в руки оружие. Не говоря уже о том, чтобы куда-то или в кого-то направить его, прицелиться. Мы все пацифисты. И тут же, увидев во мне бравого бойца, Венер включил свой телефон и подбежал ко мне.

– Какие чувства вы испытываете в этой одежде, Мунир-агай?

– Чувства нелёгкие, – отвечаю. – Война – это печаль людей, трагедия человечества. Люди сами себе нашли и беду, и наказание. Вес бронежилета, говорят, около двенадцати-восемнадцати килограммов, а в душе, в сознании – тонны печали и тоски, бездонные мысли, размышления.

Это на самом деле так.

Рядом с собой, куда ни пойду, чувствую прилепившегося парня, его взгляд, как будто он что-то хочет сказать мне. Хотя, если уж так, тут каждый земляк готов поговорить с тобой, открыться. А этот парень, как-то не подходя ко мне, будто прилепился к моей душе.

– На вид совсем молодой, сколько же тебе лет? – спрашиваю, подойдя к нему сам. И правда, лицо его такое детское, как будто школьник.

– Двадцать пять. Если побреюсь, совсем как ребёнок. – В его улыбке – чистота, непосредственность. Такой искренний взгляд. Это не цвет, не вид, не лицо войны. Его хочется обнять, погладить по спине. Он сам будто нуждается в защите, охране. Этот его искренний, непосредственный взгляд будет весь день сопровождать меня. И даже когда вернусь на базу, его взгляд будет стоять перед моими глазами. И в тот момент я почувствую, как соскучился по своему сыну. Возвращайся домой живым, мальчик. В разговоре выяснилось, что его позывной Хакер. Был программистом, потому и взял такое прозвище. Сейчас живёт в Уфе, а в своё время окончил в Мелеузе кадетскую гимназию. Мама вырастила его вместе с братишкой одна.

– Как объяснил родителям, что отправляешься в зону специальной операции?

– Матери ничего не стал говорить, сказал, что на работу поехал. Узнала, когда я уже был здесь. Плакала, конечно. Сказала, ты уже вырос, сынок, сам решаешь свою судьбу.

– А отец?

– Я его с трёх лет не видел. Даже не помню.

– От кого защищать Отечество приехал?

– НАТО, пусть вон у себя «тусуются». Нечего здесь ходить.

– Невеста-то есть?

Из глаз посыпался сноп лучей. Сладкие мысли и мечты, конечно же, радостного человека окрыляют. Не успел Хакер включить телефон, как на его экране тут же появилась фотография улыбающейся девушки.

– Моя любимая, невеста. Обручальные кольца уже купили. Она из Кугарчинского района, из деревни Н. Дождётся ли меня? – и в тот же миг на лице его появилась печаль. Эх, милый мой…

– Дождётся, конечно, почему так говоришь?

– Уж больно милая, красивая, – посмотрел он на меня своим искренним взглядом.

– Дождётся, дождётся, любящие умеют ждать, – похлопываю его по плечу, стараясь ободрить, обнадежить, успокоить. Сейчас думаю, может,  оттого и прилепился ко мне, что очень хотелось почувствовать отцовское тепло Хакеру. Его чистое, искреннее лицо я и сейчас ещё вспоминаю. Оно добавляет моей душе какую-то торжественную праздничность.

Солдатам велят собраться в одном месте. Они выстроились в ряд под той самой черешней. Шаман вышел вперёд.

– Все мы хорошо знаем Кипиша. Получив тяжёлое ранение, лежал в госпитале. Сегодня он проходит реабилитацию в родном городе Октябрьском. За проявленную храбрость и героизм на передовой линии он награждается медалью «За отвагу».

– Ура! Ура! Ура! – громкая троекратная здравица раздаётся на всю улицу.

– Эта медаль отправится к нему на родину. Директор информационного центра в Октябрьском Рустам Камалетдинов обещал принародно, в торжественной обстановке вручить её нашему герою.

Рустам берёт медаль и отдаёт честь: «Служим России! Непременно вручим и привет от вас передам!» – как всегда, он говорит по-военному коротко и чётко.

Вперед вышел Дух:

– Кипиша все уважают, желают, чтобы он скорее поправился. Очень сильный парень, всегда спешит на помощь. Мы его ждём, – услышать эти слова нам тоже было радостно и приятно.

Кипиш. Не тот ли это раненый повар, о котором говорил Певец? Спросил об этом.

– У нас их двое с таким позывным, – ответил Шаман. – Тот парень, что повар, ещё молодой, из Татышлов. А тот, что удостоен медали, пожилой, жизнь повидал. Оба геройские, храбрые парни.

Мы обнимаемся с ребятами на прощание. Боец с позывным Сарва крепко пожимает мне руку, приезжайте ещё, с вами как будто в родных краях побывал, говорит. Рассказал, что я нуримановский зять, перед отъездом только съездил туда, картошку окучил, отчего он ещё крепче обнял меня. Через три дня вместе с нами, в нашей машине он поедет домой, в Башкортостан, но пока об этом не знает. Как и мы.

 

Дошли до очередного дома, где находятся раненые бойцы. Здесь пятая рота. Открыв калитку, сразу же на краю тропинки замечаем лежащее под маскировочными сетями оружие. Рыжеволосый солдат поздоровался с нами объятиями, поднял масксеть и взял в руки одно из них (к сожалению, не записал его позывной). Эдуард принялся снимать с разных позиций – и лёжа, и стоя. Как я понял, лежащее здесь очень ценное оружие (ценное и для настоящей истории, и для сражений) было трофейным.

– Вот эта, похожая на нашу «Муху», одноразового использования РПГ – реактивная противотанковая  граната. Made in НАТО. Ни разу ещё не использованная. Даже крышка не открыта. Наши захватили. Теперь, надеюсь, понимаете, против кого мы воюем, – боец очень живой, юркий, шустрый. Берёт вражеское оружие, ставит на плечо и даже прицеливается в сторону. В каждой его выходке видно озорство. На каждое взятое в руки оружие он смотрит как на игрушку. Открывает и показывает лежащий на земле большой ствол. А это вообще музейный экспонат – ДШК, образец крупнокалиберного пулемёта. 12,7 калибра. Какого года выпуска, думаете? Двухтысячных или девяностых? Кто даст больше, то есть старше? Гагарин ещё в космос не полетел.

– Значит, 1960-й год, – говорим.

– Ещё старше. Посмотрите вот на этот штамп. Да, да, не упадите – 1942 года выпуска. Работает так, как будто вчера маслом смазали. Правду говорю.

Не веря своим глазам, удивлённо поглаживаем штамп.

– А вот это, – открывает ещё одно оружие, не беря его в руки, да и невозможно поднять, очень тяжёлое, – вообще «дедушка». ЗРК – прицел от зенитной 76-миллиметровой пушки. Применялся для сбивания летящих самолётов. В советских фильмах вы их видели. Выпущен перед началом Великой Отечественной войны. Если не верите, посмотрите, 1938 год. В рабочем состоянии.

Почувствовав себя в музее, мы проходим дальше во двор. Ребят здесь, кажется, ещё больше. Многие с ранениями. Есть стонущие. Например, Француз, когда шёл в атаку с группой, попал под бомбёжку, получил контузию. Потерял сознание, толком не помнит даже, как его вынесли с поля боя. Сейчас, говорит, лечится, уже пошёл на поправку. А по словам Латыша, его подняло и отбросило в сторону взрывной волной. Говорит, что ему предстоит операция на ключицу.

– Денег приехал заработать? – спрашиваю.

– Я в ритуальной службе работал. Многих людей похоронил в Туймазах. Лучше меня никто не знает ценность жизни, тяжесть смерти. Самое трудное – потеря близкого. Много раз видел, как люди рыдают, плачут безутешно. Понимаю их горе и страдание. Когда начали приходить грузы 200, не выдержал, отправился в зону спецоперации. Искренне, от всей души говорю: приехал только потому, что был уверен – здесь моя помощь товарищам понадобится.

Кого только здесь нет, комментирую я его слова. Но только он здесь не гробовщик, не копатель могил, а наоборот, тот, кто взял в руки оружие и намерен дать под зад тем, кто пришел копать могилу его стране.

Один парень из Стерлитамака обратился ко мне с просьбой помочь – его сын страдает аллергией, летом она особенно обостряется, то ли от тополиного пуха, то ли ещё от чего, а жена, говорит, не может записаться к аллергологу. Я рассказал об этом Шаману, передал просьбу солдата. Утром следующего дня, когда выдвигались из логистического центра Красного Луча во второй батальон, я напомнил об этой проблеме помощникам Тринадцатого, а они и говорят: ещё вчера этот вопрос решён положительно. Стало быть, система работает. У бойцов не должна болеть голова по поводу мелких бытовых вопросов.   

Вошли два парня из медицинского взвода. Их специально пригласил Шаман, чтобы показать их работу. Мы много знаем о людях этой благородной и милосердной профессии, вытаскивающих людей из объятий смерти. В годы Великой Отечественной войны военные медики поставили на ноги семнадцать миллионов (!) раненых и больных.

Хирург. То, что он проворный, быстрый, озорной, видно в каждом его движении. Позывной, который ему в шутку дали друзья ещё в Алкино во время подготовки к отправке сюда, сейчас становится его основной работой. Сначала из-за того, что метко стреляет, его определили в снайперы, но потом, видимо, оттого, что рука у него лёгкая, записали в медицинскую роту. В этой области у него нет никакой специальности, прошёл лишь курсы оказания первой медицинской помощи. Как он сам говорит, за год службы он наработал такой опыт и практику, что готов поставить на ноги каждого раненого.

– Наша работа – эвакуация раненых, то есть фактически с нулевой точки, иначе говоря, в стороне от места ожесточённого боя принять раненого и доставить его до медицинского учреждения. Так положено, но так не всегда получается. В нашем деле нельзя лежать и ждать, каждая минута, каждая секунда на счету, приходится иногда и в переднюю линию заходить, в самое пекло, и оттуда вытаскивать.

– Были, наверное, случаи, когда и на руках у вас умирали?

– На моих глазах умерли парни из нашего города (сам он из города С.), их тела мне самому пришлось сопровождать. Много чего повидал, –  прикурил сигарету. – Помню, одиннадцатого сентября на двоих парней с позывными Г... и Х... сверху упал снаряд, прямо туда, в окоп, где они лежали. Пришлось по кусочком собирать бойцов, где голова, где рука… – я обратил внимание на одно обстоятельство: большинство тяжёлых воспоминаний солдат связано с осенью прошлого года. Выходит, не случайно частичная мобилизация была объявлена именно в то время.

– Врачей учат, инструктируют не жалеть пациентов, пусть даже стонут, не обращать на это внимания. Какие чувства вы испытываете в такие минуты? – Эдуард Кускарбеков, по обыкновению, успевает и вопрос задать, и фотоаппаратом щёлкать.

– Правильно, поначалу каждый их стон, каждую боль, каждое страдание пропускаешь через своё сердце, вместе с раненым стонешь, страдаешь. Боишься, что умрёт. Не хочется причинять ему боль. Сейчас уже всё равно, чувство цинизма берёт верх, понимаешь, что без этого будет плохо и тебе самому, и ему. Мямлить, сюсюкаться, у тебя нет времени. Если не может терпеть и кричит, пусть кричит, твой долг – быстрее перевязать его рану, остановить кровь, сделать обезболивающий укол и как можно скорее вытащить его из опасного места. Теперь уже нет такого, чтобы жалеть, входить в его положение. Это наша работа. Чувства, переживания – это потом, когда вернёшься, ляжешь, закроешь глаза...

– На гражданке кем работали?

– Я занимался трейдингом, инвестициями. Экономист. Зарабатывал в два-три раза больше, чем здесь. Приехал сюда для ветеранства. (Как я понял, чтобы стать ветераном, получить такой статус.) Мы с ребятами решили открыть частную военную компанию по охране здоровья, охране строительных объектов. Друзья видели меня её директором. Начал ходить, оформлять документы, а мне говорят: ты не участвовал в военных действиях, не можем открыть. Не положено. Это поправить можно, сказал я, и решил послужить полгода в батальоне Шаймуратова. Заключил контракт всего на полгода, да пока вот затянул, продолжаю. Как тут уедешь, бросив братьев?

Одна история. В прошлом году третьего октября, когда стояли на позиции в Давыдово-Брудо, в сонную артерию Туза попал длинный осколок. Он прибежал к нам. Вместе с Кахой мы остановили кровь, успели ему помочь. Спасли и проводили. Через три месяца он снова пришёл к нам. Хирурги в госпитале не смогли вытащить осколок, он большой, если потрогать руками, то внутри можно его распознать. Благодари тех полевых хирургов, они тебя с того света вытащили, говорят ему, высоко оценив нашу работу. «А чего ты сюда пришёл?» – спрашиваем у Туза. «Вас, друзей своих, очень хотелось увидеть, останусь, соскучился, как же это так, вы здесь, а я – там, со спокойной душой...» – говорит. А сам и шею-то толком не может повернуть. Говорим ему: это место у тебя будет очень сильно болеть, ныть, в холодное время терпеть не сможешь, кровь может испортиться – еле уговорили, обратно домой отправили. Хоть и говорим война, а всё равно едины душой мы здесь...

Знахарь. В очках, профессора напоминает. Говорит, обдумывая каждое слово. Позывной понятен. Окончил медицинское училище, и в университете учился некоторое время, но не окончил, работал в другой, денежной сфере. Приехал сюда перед новым годом. Сначала записали во взвод гранатомётчиков. Командир взвода Дон, узнав, что он медик, взял его к себе. Одним словом, профессия всё равно нашла его. По его словам, во взводе тринадцать человек, ещё два-три человека требуются.

– Как надо держать себя медикам на поле боя?

– Нужно быть твёрдым и хладнокровным. А для некоторых непонятливых иногда приходится быть и довольно жёстким. Как-то одного из парней в живот ранило. Шагать боится. Сколько ни уговариваю, не идёт, пришлось стукнуть по шее. У него стресс сразу же пропал. Потом, когда уже выздоровел, очень благодарил. На передней линии часто бываем. Самое тяжёлое – ночью, без фонаря, в кромешной темноте вытаскивать с поля боя «двухсотых». Если подольше пролежат, с эстетической точки зрения… сами понимаете, запах и прочее. Ничего не видно, на ощупь находим тела...

Слушая жалостливых сердцем бойцов, восхищаемся и удивляемся, вместе с ними переживаем.

– Не очерствело ли сердце, не превратилось ли в камень? – спрашиваем.

– Душевная боль и потрясение останутся навсегда. А превратиться в камень сердце может и в мирной жизни. У тех, кто не горит за свою страну, кто детей своих бросает… Дома меня ждут жена и трое детей. Душа не должна очерстветь. Люблю их, скучаю по ним. Три-четыре месяца жена не говорила детям, что я здесь. Младшим восемь и шесть лет. Моя любимая рассказала, что, когда узнали, долго плакали. А старшему девятнадцать, уже понимает. Я им дорог, поэтому не должна душа черстветь. В сердце навечно огонь любви. И потом, спасая столько жизней, мы ведь и чувство радости испытываем. Благодеяние, воздаяние, милость божью получаем.

– Кого больше: тех, кто приехал деньги зарабатывать, или патриотов?

– Те, кто думает, что только деньги всё решают, очень сильно ошибаются. В жизни есть другие ценности, например, совесть, честь, семейное благополучие, чистая любовь, почитание родителей… в трудные времена именно они выходят на первый план. И всё это связано с крепостью страны, со спокойствием в мире. Остаётся только пожелать всем быстрее вернуться с победой. Люди бывают разные. Находятся среди них и трусы. Ища разные причины, находя разные якобы хвори-болезни, и к нам иногда обращаются. Однако с большой уверенностью говорю: настоящих мужиков, настоящих бойцов, и себя не жалеющих, и готовых братьев по оружию защитить, намного больше. Потому мы и сильны.

Когда уже уходили из пятой роты, один из парней узнал меня, подошёл, обнял и сказал: «Мунир Кунафин-агай, вы были в нашей деревне». Оказалось, это ученик моего одноклассника из Альшеевского района. Шатун. Обоим стало хорошо от этой встречи. Вернувшись на базу, отправил однокласснику привет, написал, что ученик его жив-здоров, настроение хорошее. «От него самого привет раньше прилетел, ученик мой был очень рад. Вы – герои, будьте все живы и здоровы», –  пришло от него ответное сообщение.

Дальше направляемся в сторону лесной полосы. Там, в укрытии, среди деревьев, расположились машины, техника. Хотя и устали уже изрядно носить тяжелые броники, каждый живой разговор, каждое общение поднимают настроение, за каждым бойцом скрывается достойная целого романа судьба, и это вызывает у писателя нескрываемый, большой интерес.

Боец. С острым взглядом, высокого роста спортсмен. Только что был за рулём, выпрыгнул из кабины своей не заглушенной машины, разговариваем под звук работающего двигателя. Вот-вот они должны тронуться. С самого начала, со времени формирования батальона, он здесь. Говорит, скоро отпуск, дома его ждут жена, дочь, мать, сестры. Из Зианчуринского района. В своё время был тяжело ранен, подлечился и снова встал в строй.

– Третьего октября ехали на «Урале», гружённом продуктами. Рядом со мной – мой друг Карандаш. Только подъехали к позиции, начался обстрел. Кажется, из миномёток долбили. Осколками засыпало, машине, «Уралу», сильно досталось, всю изрешетило. Мощная ударная волна выбросила меня из кабины. Я даже не понял ничего. Тогда я ещё не знал, что мне здорово повезло, что это было большим счастьем для меня: получил контузию, осколки в тело вонзились. Но я был жив. А оставшийся в машине Карандаш получил смертельное ранение. Вот только что с моим другом ехали, смеясь и разговаривая в кабине… Друга своего Руслана я потерял в феврале. Не могу в это поверить. Как будто он до сих пор рядом со мной. По Колывану очень скучаю, такой открытый, искренний был... (О последнем и Певец тоже упоминал.)

Слышно громкое пение птиц. Даже шум работающего двигателя не может их заглушить. Деревья, завороженные этой птичьей мелодией, замерли в молчании. Весь лес в этой мелодии. Говоря словами Мустая, поют, поют на языке нежности, назло войне и смерти.

Кто-то подошёл и обнял.

– Одесса, – представил себя. А сам спешит, всё бегом, бегом.

– А почему Одесса? – успеваю спросить.

– Увидеть Одессу – заветная мечта. Пока не пожму руку Остапу Бендеру, домой не вернусь!

Мечты продлевают жизнь человеку, окрыляют его. Вместе с Бойцом они сели в машину и «полетели». Дальше, вперёд. Пусть удача сопутствует им в пути.

Знакомлюсь с Бураном. Он, как это обычно свойственно пожилым, не спешит, говорит с толком, расстановкой, собираясь с мыслями. Решение принял, как только узнал, что формируется батальон имени Шаймуратова. Он водитель, хотя работа и нелёгкая, он доволен. Разговор наш начался с укрывавших машины маскировочных сетей. В дороге тоже много машин было, покрытых этими сетями. Позже, побывав на других позициях, обратили внимание на то, что и для такой тяжёлой техники, как БТР, БМП эти маскировочные сети являются основной «рубашкой».

– Поначалу маскировочных сетей вообще не было. А между тем в районе Херсона совсем мало лесных массивов. Измучаешься, пока найдёшь место, где можно замаскировать машину. Тыкаешься носом в посадку с редкими, невысокими деревьями. И в такие минуты думаешь: «Эх, если бы сейчас были маскировочные сети». Слава богу, через некоторое время стали приходить с гумконвоями. Сейчас уже хорошо, что ни говори, а закрывают, спасают. Вражеские коптеры высоко летают, если укрыты масксетью, даже не замечают нас, – улыбается спокойно боец.

– Когда едете по открытому месту, страшно, наверное?

– Говорю же, вначале было страшновато. Теперь уже привыкли. Видимо, такова природа человека, ко всему привыкает. Боеприпасы доставляем, иногда личный состав перевозим. И на бензовозе ездил. За руль самых разных машин приходится садиться. Какая свободна, если командир приказал, садишься и – вперёд.

– Семья есть?

– А как же, есть, конечно. Ради них же и воюем здесь. Дома трое детей ждут. Самому младшему всего три годика только.

– Отцам с троими детьми вроде не положено же, почему домой не едешь?

– Не думал пока об этом. По собственному желанию приехал. Вернусь, когда победим, на улицу праздник придёт. Есть ещё парень, которого в опекунство взял, ему двадцать лет. Отец мой восьмерых детей на ноги поставил. Если я этих моих троих не выведу в люди, стыдно будет.

– На переднюю линию выходите?

– Посмотри вон на мой КамАЗ, – сказал Буран и потянулся к рулю.

Его КамАЗ работает на всю катушку. На дверях, на передке, бампере – повсюду дыры от пуль и осколков мин, снарядов. Помнится, раньше, когда работал на комбайне в колхозе, во время уборки урожая рисовали звезды на бункерах комбайнов, бортах машин за ударную работу, чтобы показать, кто сколько тонн зерна намолотил, сколько перевёз его. Эти дыры от пуль и осколков напомнили мне те самые звёздочки. Судя по их количеству, эта грузовая машина, выходит, перевезла не одну тонну зерна?! Вот где они, настоящие батыры боевых полей!

Оказывается, маскировочные сети здорово помогают, реально спасают. Когда их не было, вражеские «сороки», летая в небе, всё видели сверху и «утюжили» нужные точки. Теперь, благодаря маскировочным сетям, можно не опасаться за жизнь, говорит Буран. Так что знайте, наши тётушки-бабушки, девочки-сестрички, сшитые, собранные вами сети спасают жизни многих наших парней. Говорю же, здесь каждый важный, нужный объект, каждая техника покрыты «зеленой шалью». Каждая работа, каждый рубль гуманитарной  помощи, даже каждый «листочек» маскировочной сети – это шаг к победе, нацеленное на врага оружие. Привязанный к сети каждый «лист» может стать возможным спасением одной жизни, одним живым воином – я это очень хорошо понял. Как приеду домой, десять, сто, нет, тысячу «лепестков» свяжу.

В батальоне имени Шаймуратова, встретившись с солдатами, их командирами, поварами, медработниками, пообщались, узнали об их службе, житье-бытье, поделились общими мыслями, суждениями... И обо всём этом, подробно, как есть, рассказываем вам, дорогие читатели.

Какой же башкир отпустит гостя, не напоив его чаем. Вот и Шаман перед отъездом решил угостить нас. «Чем богаты, тем и рады», – сказал, пригласив за накрытый стол. Сначала мы отказывались, чувствуя некоторое неудобство, что объедаем солдат, но нам сказали, на войне всё поровну, и нам пришлось сесть за стол. А был он достаточно богат: толсто нарезанный хлеб, также по-мужицки нарезанные сыр и колбаса (если их положить на хлеб, сделав бутерброд, в рот еле влезет), чай, конфеты, финики. После такой солдатской еды сознание прояснилось, настроение поднялось.

Когда выехали в обратный путь, я говорю Вадуту: «Давай и мы придумаем себе позывные!»

– Давай, – довольный, говорит мой друг. – Ты кем будешь?

– Мой позывной Поэт, – говорю.

– Ты и так поэт, как-то неинтересно.

– Я же из Гафурийского района, откуда и первый башкирский народный поэт, потому и взял такой.

– Ну, тогда пойдёт. А мой – Бык, – и рассмеялся, потрясая салон машины. Шаману тоже стало интересно:

– Тебе больше Слон подходит, вон какие у тебя размеры.

– Бык – это моё прозвище в детстве. Историю наречения не буду рассказывать, – добавил загадочности в разговор Вадут.

Рустам всегда заботился о нашей безопасности, охранял, подсказывал, учил всем воинским тонкостям, да к тому же ещё поработал в органах правопорядка, поэтому мы ему придумали позывной Генерал. Эдуард – Лев, по-башкирски Арслан, по своему отчеству, для остальных особой фантазии не хватило, по их изданиям только: Фаниса нарекли Заря (или Тан по-татарски), Сергея – АиФ, Венера – Юлдаш. Хотя и не так часто обращались друг к другу этими позывными, но зато к Рустаму его позывной «прилип». По возвращении, позвонив ему, спрашивали: «Как дела, генерал?»

 

По дороге домой снова остановили на том самом посту. Снова, держа в руках наши паспорта, внимательно изучили наши физиономии. Спросили, не вывозим ли мы чего запрещённого. Когда узнали, что фотографировали, Эдурду пришлось показать все снятые кадры. Ничего запрещенного, неположенного не нашли. Потому что наш фотограф своё дело хорошо знает. Как инструктировали с самого начала, на кадрах не должно быть никаких изображений зданий, объектов, даже столбов, чтобы враг не узнал и не догадался, глядя на них, где были сделаны снимки, в каком месте расположились солдаты. И Эдуард строго следовал этим требованиям, старался снимать солдат на фоне деревьев.

Один из проверяющих, единственный из всех, у кого была улыбка на губах, начинающий седеть мужчина, раздал нам книжечку под названием «Мариупольский конвой». Протягивая каждому издание, растягивая слова, говорил лишь одно слово: «Писателям». Позже я и книгу эту прочитал, и об авторе её Булате Арсале много информации нашёл в интернете.

– Утром что это горело, снова «прилёт»? – спросили мы.

– На бензовоз сбросили, – скупо объяснил один из бойцов со шрамом на лице. «Что сбросили? Как сбросили?» – задавать эти вопросы было излишне. Обычное явление, нет ни шума-гама, ни беготни, ни суеты, ни оханья и аханья, никакой чрезвычайной ситуации… Как будто охапка сена сгорела.

Когда мы, добираясь домой, остановились в месте ночёвки, весь день следовавшее за нами солнце тоже устало, улёгшись за горизонт, покачиваясь, ушло в сон. Вскипятив воду, попили чаю и тоже пошли укладываться. Я лежу, и всё никак не мог избавиться от впечатлений. Стараюсь оставить в памяти лицо каждого солдата, с которым встречался, вновь переживаю каждую рассказанную ими историю. Никак не могу избавиться от искреннего, чистого взгляда того парня, который «прилепился» тогда ко мне в поисках «отцовского тепла», того, что показывал на телефоне фотографию своей красивой девушки-невесты. Измучившись бессонницей, взял книжку Арсала и вышел из комнаты. Пусть парни спят. Возле стоящих на вахте тумбочки и стула есть свет, устроился здесь и открыл книгу. Ужасные, страшные истории. Потом познакомился в интернете с творчеством автора. В одном из интервью писатель признался, что все события в «Мариупольском конвое» описаны на реальной основе – это меня просто поразило. Булат Арсал (настоящее имя Салахов Артур Асхатович, корни из Татарстана) в 2014 году по собственному желанию поехал на Донбасс освобождать территорию от хунты укрофашистов. И сегодня он находится там, то есть описанные в книге истории он видел собственными глазами, сам пережил. Сегодняшние нацисты Украины по своим зверствам, оказалось, ни в чём не уступают своим бандеровским дедушкам (об этом я ещё скажу в своих завтрашних дневниковых записях). Для того чтобы «ждуны» поняли, не могу не привести несколько отрывков из книги. Будет ответом тем, кто спрашивает: с кем воюем, какие нацисты? Исходя из гибкости человеческого разума, широты и глубины космоса, лежащих далеко, за миллионы световых лет миров во вселенной, никак невозможно понять творимых людьми зверств, ни понять, ни принять. Какие же есть, оказывается, существа, не боящиеся и гнева Бога.

...«Уже более месяца мы поднимались ежедневно в четыре утра, выезжали из Донецка командой в десять человек в Еленовку, где усаживали в три автобуса военнопленных по двадцать человек, ещё с марта ожидавших обмена. К девяти утра мы доезжали до первого блокпоста в Мариуполе, добирали в три колонны прокурорских, патологоанатомов, “труповозку” и отправлялись по разбросанным меж заводов, пустырей и оврагов руинам разрушенных микрорайонов приморского города.

Раскопав очередную временную могилку, они выкладывали труп на осмотр судмедэкспертам, которые описывали под протокол состояние останков, предварительно определяли причины смерти, брали кусочки мёртвой ткани и проводили дактилоскопию. Далее труп те же пленные упаковывали в чёрные пакеты и складывали в малотоннажный грузовичок. За день в каждой группе набиралось до тридцати тел.

Военные с шевронами “Правый сектор” и “Азов” с осени 2014 года периодически устраивали облавы и обыски в жилых массивах в поисках сочувствующих России или подпольщиков.

Так и в доме почти столетней старушки появился пьяный бородатый автоматчик с засученными рукавами и татуировкой на волосатой руке “Слава Україні!”.

 

Соседи увидели, как “бандеровец” широким шагом вышел во двор из домика старушки, держа одной рукой перевязанные тесёмкой несколько икон в рамках. В другой руке он держал автомат с укороченным стволом, в который двумя худенькими ручонками вцепилась бабушка, семенящая следом и тоненьким стонущим голоском горько умолявшая боевика оставить образки в доме.

 

– Сыночек! Родимый! Ради Господа Бога оставь образа в доме! Я же на них за тебя молиться буду!

 

– Пішла звідси, москальська рухлядь! – грубо бросил он через плечо и пнул женщину в живот, отчего она упала на колени, но не отпустила рук от автомата.

 

Бородач вырвал оружие и, передёрнув затворную раму, хладнокровно выпустил короткую очередь в лицо старухи. Потом, широко улыбаясь гнилыми остатками зубов, бросил “трофей” в кузов стоящего на дороге “Урала”, куда уже сбрасывали добычу другие военные, тащившие бытовую технику, домашнюю утварь, кур, поросят и даже одежду из соседних домохозяйств.

 

Нацисты уехали, а во дворе давно обветшалого дома, в пыли, свернувшись калачиком, лежало тщедушное тельце бабушки, вся вина которой перед её убийцами состояла лишь в том, что она была человеком.

Недалеко от завода “Ильича” за железнодорожной насыпью нам показали очередное захоронение, скорее похожее на зарытый окоп. Догадка оказалась правильной. В первые дни боёв в этом месте действительно была расположена земляная огневая точка, возле которой расстреляли двух тридцатилетних братьев-близнецов из местных жителей, вся вина которых состояла в том, что бандеровским нелюдям подошли размеры их одежды и потребовались чужие паспорта. Так хочется верить, что Бог не дал этим тварям миновать наказания и снаряды русской артиллерии разорвали их в клочья, только вот одинокой матери, оставшейся без сыновей, легче от этого станет вряд ли.

 

Как успокоить душу отца, вернувшегося освободителем в родной город, где вместо семьи – разрушенный дом и общая могила жены с двумя маленькими дочками, расстрелянными по наводке соседей как семья ополченца?

 

Что можно сказать родственникам сотен горожан, которых “азовцы” 16 марта собрали якобы для эвакуации, заблокировали в здании городского драматического театра и подорвали, спешно обвинив в гибели людей русскую авиацию?

 

А как быть дочери, похоронившей престарелого отца, убитого украинскими десантниками только за то, что тот попросил у них парочку сигарет на русском языке, а потом не захотел кричать нацистские лозунги?

Есть ли слова, способные утешить родителей шестнадцатилетнего мальчика с синдромом Дауна, убитого выстрелом в лоб из пистолета за то, что нацистский ублюдок решил на практике реализовать евгеническую программу гитлеровцев «расовая гигиена»?

 

Как спится тому укроязычному снайперу, убивавшему походя, сидя на кухне, прохожих, включая маленьких детей и прогуливающихся с колясками мамаш?..

Каждый день, с каждой отрытой могилой мы задавали себе похожие вопросы, но один всё же звучал чаще других: «Какая сука, какая тварь родила этих чудовищ?!»

 

Таких примеров зла и зверств, затмевающих разум, много. Видно, есть на земле такие твари в человеческом облике, которые променяли и душу свою, и ангела, и Бога на сатану-дьявола. Причиняющие зло когда-нибудь должны получить возмездие. Если зло оставить безнаказанным, оно будет множиться, сатана вновь будет беситься. Пребывающие там, на полях сражений, наши парни, мне кажется, хорошо это понимают. Напрасно принялся за чтение этой книги. Сон совсем пропал.

 

 

У ДОСТАВАЛОВЦЕВ

 

Встали рано. Фанис Гареев, Сергей Кудряшов и Наиль-агай с утра отправляются в сторону Херсона. Протирая глаза, все вышли на улицу перед общежитием. Обнялись в полном молчании. Вчера посмотрели по карте, дорога у них от Красного Луча очень дальняя, примерно около 400 километров, поэтому вряд ли возвратятся на базу. Возможно, им придётся возвращаться по Крымскому мосту. Ещё раз обнялись, дай Бог в Уфе встретиться. Ворота открыл псковский волк Михаил. Молча смотрим вслед удаляющейся машине, пока она не скрылась за поворотом на другую улицу. Кто-то из нас помахал рукой. Пока умывались, брились, Венер Файзуллин с Валерой уже выдвинулись в дорогу. Они должны встретить двух коней, которые прибудут в расположенный рядом с Волгоградом полк. Настроение у них приподнятое, что ни говори, а едут «в родные края», как они сами сказали. «Быстрее возвращайтесь, будем ждать», – говорим им вслед.

А мы, оставшиеся четверо – Вадут, Эдуард, Рустам и я, отправляемся к доставаловцам.

Александр Доставалов в 2000 году, освобождая от чеченских боевиков 776-ю высоту в Аргунском ущелье, погиб смертью храбрых. Вместе со своей 4-й ротой он пришёл на помощь освобождавшей эту высоту 6-й роте. В ходе сражения несколько раз был ранен, но продолжал бой. Очередная пуля оборвала его жизнь. За проявленный героизм воину посмертно было присвоено звание Героя России.

Сегодня имя Александра Доставалова носит один из добровольческих башкирских батальонов. Нам сказали, что бойцы с честью выполняют свой воинский долг в специальной военной операции. Съездим и к ним, узнаем, как у них идут дела.

Какое-то время ехали по вчерашней отвратительной дороге и, немного не доезжая до того слишком уж въедливого второго поста, свернули влево – в сторону Донецка. А дорога там такая, что едешь как по маслу. В нескольких местах прямо на дороге встретили фазанов, зайцев. Совсем не боятся, увидев или почувствовав приближение машины, лениво и медленно сходят с дороги. Видно, привыкли уже к этой шумной жизни. «Неужели они не взрываются, наступив на мины?» – такая мысль вдруг приходит в голову. Со смехом спрашиваю об этом сопровождающего нас Шейха. Он не очень разговорчив, обычно отвечает с присущей основательным военным односложностью: да или нет. Лишнего никогда не говорит. С одной стороны, с ним скучновато, но зато надёжно. Увидевшие его бабушки сказали бы: у этого парня в глазах есть свет, наверное, душа у него чистая, красивая. Если он улыбается, весь мир начинает светиться от этой улыбки. Только улыбается редко. Вот и сейчас, весь лучась улыбкой, ответил, что ни разу ещё не слышал, чтобы заяц взорвался, наступив на мину.

По новому асфальту, по блестящей, как зеркало, дороге, едем с ветерком. Проехали город Енакиево. Доехав до развилки-кольца, остановились. На железных табличках-указателях знакомые названия – Донецк, Макеевка, Авдеевка, туда идут дороги. А мы должны поворачивать направо, подниматься наверх. Город Горловка, куда мы направляемся, известен по частым сообщениям телевидения и других СМИ как место, где идут военные действия. Через шесть дней после того, как мы там побывали, враг обрушил на Горловку шквальный огонь, в нескольких местах прогремели взрывы, сообщили по ТВ. Только мы не в самом городе, а…

Изнывающие от жары июньские дни. С самого нашего прибытия здесь не было ни капли дождя. А в конце мая – начале июня здесь буквально всё заливало, как нам рассказали ребята из БСТ, на легковой машине до позиций не добраться, невозможно было проехать по раскисшим от дождей полевым дорогам. А теперь вот солнце пригревает, вся природа дышит свободно. Птицы поют, на всём живом играют солнечные лучи. Говоря словами поэта, эта природа сродни матери, сжимающей в объятиях младенца, зелёная трава источает запах молока, от цветов идёт запах грудного ребенка… только задумался, размышляя об этом и оглядывая округу, как совсем рядом остановилась ядовито-зелёного цвета некрасивая, мощная машина. Сидящий в кабине лишь махнул рукой, и мы последовали за ними. Въехали на окраину Горловки. Командир роты с позывным Боцман, знакомясь с нами, обнял каждого. Внешне он напоминает мощную машину. В то же время он ни минуты не сидит на месте, всё время в движении. С другой стороны, видно, что крепко стоит на земле, очень уверен в себе. Его энергичность ощущается уже во взгляде, готов продырявить им тебя. Во дворе их временного жилища собрались и наметили дальнейшие планы. Солдат в этом месте не видно, наверное, они на позициях.

– Сейчас выдвигаемся в сторону рубежей. Ознакомитесь со специальными местами, запасными позициями. Побываете в нескольких ротах, повидаетесь, поговорите с бойцами. Надеваем бронежилеты, впереди нас на каждом шагу ждут опасности, – сказал командир, и мы, сев на лошадей, двинулись в путь. Я попросил разрешения сесть на давешнюю некрасивую зелёную машину. Хоть и некрасивая, а всё же машина, и очень мощная.

Боцман. Он уже не единожды опалён огнём войны. Участвовал в первой чеченской войне, ветеран военно-морского флота и отряда специального назначения. Опыт у него большой, многое видел, многое пережил. Здесь он солдатам и командир, и опора, а если нужно, и брат, и отец.

– Наш батальон очень «боевой», не знает страха. Мы были во всех четырёх новых регионах России. Были и большие потери, и «трёхсотых» много. Все здешние ребята – «мужики», реально батыры, джигиты. Так и напишите, на самом деле так и есть. Восхищаюсь, горжусь ими! Мы уже один год здесь, совсем не отдыхали. Полгода были на передних, передовых позициях, и сегодня там находимся, после этого дружная оборона, штурм… без сна и отдыха – это очень много, долго, утомительно. В таких условиях человек может свихнуться, с ума сойти. Мои «мальчишки» терпят, и не просто терпят, они умирают за страну, за наше будущее… Хотя у них и видна усталость на лицах, она и в душу проникла, но дух их не сломить, сами видите.

Да, здешний режим, здешние трудности могут выдержать, наверное, только очень стойкие, терпеливые. Вот так и начинаешь понимать, что родину защищать – это, оказывается, большой, тяжкий труд. Когда Боцман говорил с похвалой о своих парнях, он нисколько не бахвалился, увлекаясь в запале, наоборот, он говорил степенно, с некоторой задумчивостью и печалью. Передал по рации какое-то сообщение, потом сходил, осмотрел улицы с частными, деревенскими домами.

– Сейчас в Горловке спокойно. А до этого не было ни дня без взрывов.

– Это потому, что мы приехали, – пытаюсь шутить, желая смягчить остроту момента.

– Наверное, – улыбнулся Боцман. – Почаще приезжайте тогда.

– Горловка уже наглоталась огненных клубков, взрывы здесь очень часты. Враг неистовствует. Не жалеют и мирных, простых жителей. В день последнего звонка на школы… у них такие дела поставлены на поток, стали обычным явлением, им известны все координаты. Несмотря на то, что там дети, ученики, выпускают снаряды из дальнобойных орудий прямо по школам. Если бы выпускали ракеты, тогда было бы не счесть трагедий.

Вместо того чтобы радоваться звону школьного колокольчика на последнем звонке, ученики вынуждены слушать грохот канонады «бах да бах», замирая, трясясь от страха. Это просто бесчеловечно. Но город всё равно живёт, все структуры работают. Куда же деваться людям, если их дом, их родная земля здесь. Я обратил внимание вот на что: люди живут своей жизнью, ходят не спеша, в некоторой задумчивости. Когда подходишь к ним, вздрогнув, смотрят на тебя как будто с надеждой, ожиданием.

– Вот уже почти неделю всё тихо. Шаймуратовцы стоят рядом, это тоже прибавляет уверенности и душевного спокойствия. Сейчас поменяли позицию, нельзя же всё время быть на передовой, отдых тоже нужен.

По словам командира, шаймуратовцы с доставаловцами даже в футбол успели поиграть. А передняя линия отсюда всего в семи-десяти километрах. И для них эта совместная встреча – большое событие: в прямом смысле бойцы не только земляки, однополчане, они и родные, братья, готовые горой постоять друг за друга. Я же говорю, что на войне – своя жизнь, своё течение, свои радости и свои печали. Но только сегодня батальоны испытывают нехватку солдат. Например, у доставаловцев сегодня вместо 430 человек всего 260 бойцов. А в роте Боцмана вместо 96 солдат всего 48 парней с оружием в руках сражаются. Половина роты… Бывают и пополнения. При мне командир по рации как раз вёл разговор на эту тему. Вроде немного и поругался. «Хотели двоих только прислать, но теперь трое приедут», – сказал с удовлетворением и на радостях обнял за плечи своего водителя, помощника с позывным Танкист, он из Аургазинского района. Чуть позже меня умилило и обрадовало, что командир роты знает всех солдат в лицо, называет каждого по имени и обнимает, как родного сына. И солдаты тоже тянутся к нему, стараются прилепиться.

К слову, по поводу сыновей. Сам Боцман вместе с супругой воспитывает двоих сыновей. Жена у него филолог, специалист по башкирскому языку. Для мужа она и самая большая опора, и всё понимающий, смотрящий за детьми родной человек, настоящий подарок Всевышнего. Для Боцмана это самое главное. «Только имея крепкий тыл, воин силён и телом, и духом, а значит – и страна в надёжных руках», – любит он повторять. Старший сын, беря пример с батыра-отца, сегодня получает знания в военном училище. А младшему – всего пять лет.

– Хотел бы, чтобы твой сын приехал сюда? – спрашиваю у него.

– Это от него самого зависит. Если будет приказ, на его хотение или нехотение никто не посмотрит, взял в руки оружие – и вперёд! Какому же отцу захочется отправлять сына на войну, вот только как мужик, будучи патриотом, любящим свою родину, могу с гордостью сказать, что страну защищают мужчины. Судьба родины – в руках мужчин, с пониманием этой истины должны расти наши сыновья. Самое главное, чтобы сын прибыл сюда подготовленным, умным, грамотным, много знающим офицером. Тогда он убережёт и себя, и солдат от непредвиденных опасностей, бед, нежелательных ситуаций. Беда нынешней армии как раз в этом: мало подготовленных должным образом командиров. Не так, как было прежде.

Здесь воюют настоящие мужчины, настоящие патриоты. Никто не думает о деньгах. Нельзя сидеть и ждать прибытия бензина, запасных частей, часто приходится самим покупать в складчину. Скажем, военные машины заходят на переднюю линию и там остаются работать. Вывоз раненых, подвоз боеприпасов – всё это делается с помощью уазиков. Бензин добываем, если сломается что, наши парни сами, в полевых условиях, ремонтируют, и снова в путь. Если сидеть и ждать от министерства обороны, то, как говорится, и стадо спозаранку убежит… Здорово выручает наш гумконвой, всё, что ни попросим – вовремя приходит. Говорю прямо: по сравнению с другими регионами, от республики мы получаем святую, священную поддержку, другие смотрят на нас с завистью, с восхищением. Все вопросы решаются вовремя.

Вопрос питания, обеспечения продуктами на высоком уровне, нет никаких задержек. В сентябре-октябре прошлого года во время неразберихи в Запорожье были времена, когда голодали, пару банок тушёнки приходилось растягивать на три дня. Тогда не было возможности что-то купить, да и магазинов самих не было. Местное население, обделяя себя, старалось помочь тем, что вырастили на своих огородах...

Тут мы стали свидетелями очень примечательной, необычной, прекрасной картины. Играющие на обочине дороги двое мальчиков пяти-шести лет, увидев медленно двигающуюся нашу машину, застыли по стойке смирно и отдали честь командиру, глядя на него. В открытое окно машины Боцман подмигнул им и тоже приложил руку ко лбу. А когда Танкист посигналил, эти мальчишки вприпрыжку погнались за нашей машиной. Немного пробежав, остановились в поднявшейся пыли и стали махать вслед рукой. Эх, эта пора мальчишества, когда хочется быстрее вырасти и стать солдатом. Да ведь как чётко, прямо встали, приложив руки к козырьку своих пыльных голов – привыкли уже к такому. Ещё и генералами станут. Несмотря на то, что сон их постоянно нарушают взрывы, вон как бегают, с весёлым настроением. А на востоке страны их сверстники загорают на солнце у моря, купаются в речке, едят мороженое...

– Куда бы мы ни пошли, местные люди принимают, встречают нас с распростёртыми объятиями. Восемьдесят-девяносто процентов населения хорошо относится. Когда мы вошли в Запорожье, люди вставали на колени, молились, говоря о том, что давно ждали этого. Им и самим-то есть нечего, а в руках у них то пара яиц, то всего два куска хлеба – протягивают нам в качестве гостинца… Очень трогательная была картина.

В ходе разговора морпех поднял очень важную и серьёзную проблему. Героически сражающиеся парни не получают причитающихся им наград, орденов-медалей России, то есть их подвиги не оцениваются должным образом. Оказалось, что расстраивает и огорчает воинов и их командиров долгие блуждания наградных бумаг, отправленных в министерство обороны, что они не доходят до верха, в этом деле много бюрократизма, пресловутый человеческий фактор вставляет палки в колеса. Да, руководство республики в этом деле впереди, Башкортостан своими орденами-медалями поднимает боевой дух наших бойцов. И всё же если бы должная оценка приходила и из столицы нашей страны Москвы, то какая это была бы мощная мотивация, это и объяснять не нужно. Слов нет, не из-за этих блестящих медалей по большому счёту они идут в огненное пекло, однако проливающий кровь за свою страну воин должен был прославлен, получить награды. И на вершину своей славы он не ползком взбирается, а взлетает отважным орлом, смелым соколом.

Когда джигит в сраженье победит,

С ним верный конь приходит домой.

А если им придётся в землю лечь,

Их слава пролетит над землей, – не зря же так поётся в народной песне «Азамат».

– Характер здесь можно очень легко сломать. Если в первой атаке испугался, растерялся, потом долго мучаются, не могут встать на ноги, прийти в себя. Особенно «маменькины сыночки». Поэтому их надо растить смелыми, спортсменами, приучать читать книги о героях, отважных людях, смотреть патриотические фильмы. Если солдат потом окрепнет, он превращается в дуб, в сталь, не гнётся, не ломается и даже не горит. Настоящие мужчины смерти не боятся, они стараются не попасть в плен. Поэтому, если понадобится, один патрон всегда, – Боцман прикоснулся рукой к груди, – при себе. Наша армия сильна. Очень хорошая техника, БМП-3, оружие. Всё современное, компьютеризированное. Нужны лишь подготовленные должным образом специалисты, и, повторюсь, бой должны вести грамотные, храбрые офицеры...  

Останавливаемся возле разваливающегося дома из красного кирпича.

– Азат Шамилевич здесь. Вчера посреди ночи вышел с передней линии и тут остановился, – услышав эти слова, я очень удивился. Только мы вошли через ворота, из этой развалюхи вышли парни. Среди них и вправду есть Бадранов. Чтобы враг не пронюхал, видно, поэтому и выбрали этот заброшенный дом. Вон оно как на поле боя, вице-премьер ли ты, простой ли солдат – везде сон неприхотлив, лишь бы было где голову преклонить. Бадранов поздоровался со всеми объятиями.

И в этот момент откуда-то появился щенок, стал бегать, ковыляя, под ногами парней. Тринадцатый свалил его и начал ласково щекотать по животу, а тот как зарычит, пытается зубами ухватить за пальцы.

– Смотри-ка, какой злой, – сказал Азат, потом поднял щенка на руки и прижал к груди.

Оказалось, судьба у щенка непростая. Родился он в условиях военных действий, иначе говоря, под огнём. К сожалению, мать его погибла. Бойцы батальона имени Доставалова случайно обнаружили этот живой комочек и взяли к себе. Он у них жил, окреп, встал на ноги. А теперь вот уже и кусаться пытается. Боцман широко улыбнулся:

– Вижу, кажется, вам понравился, командир, – сказал он, обращаясь к Бадранову. – Это божье создание, друг наш Азат, хотим подарить тебе. Зовут его Персик. В последнее время он нас согревал, настроение нам поднимал. Вон уже, как взрослый пёс, начал рычать. Пусть теперь Всевышний подарит ему очень хорошую судьбу, – заключил Боцман.

– Спасибо. Персик поедет в Башкортостан, в Архангельский район. Дети мои будут за ним смотреть, вырастят. И то правда, пусть живёт в мирной жизни, и пусть у него будет счастливая судьба, – и с этими словами Азат опустил щенка на землю. А тот старался прислониться, приласкаться к ногам каждого из нас, искал тепла, цепляясь за штанины, хотел играть. Каждый с удовольствием гладил его, ласково трепал за шёрстку.

Впереди нас ждут неотложные дела, поэтому спешно выдвигаемся. Персик увязался за нами до ворот, затем немного постоял. Когда же Тринадцатый посвистом позвал его, он побежал к своему новому хозяину. Живой комочек, ковыляя-ковыляя, «покатился» к своей счастливой жизни.

Дальше наша дорога пошла в сторону леса. Ехали себе потихоньку, вдруг из лесу выскочил парень и махнул рукой. Мы, чтобы не было видно машины, заезжаем в лес из коротких, в два-три метра деревьев и останавливаемся. Не успели слезть с двух машин, как их тут же накрыли маскировочными сетями.

– Наденьте как следует бронежилеты, не снимайте, в любой момент могут быть «прилёты», – ещё раз предупредил нас Боцман.

Под согнутыми деревьями проходим вглубь. Как будто это какая-то арка-дверь. В лесу тихо-тихо, так я сначала подумал… внутри оказалось нечто вроде небольшого поселения. Лес – это, конечно, громко сказано, подобие нашей рощи, деревья в локоть толщиной, но очень густо стоят. Тропинки проложены в разные стороны. Показалась группа солдат, в печке огонь горит, наверху водружён казан, кто-то чистит оружие, кто-то спокойно курит. В сторонке высотой с метр – зелёный занавес, туда заходишь согнувшись. Постелены матрасы, на сучьях деревьев развешаны разные вещи. Это место для сна, отдыха. Чуть дальше, под землей, вырыта комната. На лежащие сверху 10–15-сантиметровые брёвна положен брезент, а на него толстым слоем насыпана земля. Подумав, что это блиндаж, спускаюсь по земляным ступенькам вниз, но оказалось, это склад для хранения продуктов питания и других предметов, утвари.

Лес, лес, святой лес – дворец под зелёной крышей! Это мир с таинственной силой. Тёмный лес не страшен, страшно не увидеть его весь, так говорят в народе, и это верно. Он охраняет здесь солдат. Маскировка. Всё же тревожно на душе. И только зудение комаров возвращает к обычной жизни.

Второй полк пока в зоне ожидания, то есть ждут команды выдвижения вперёд при готовности всех военных. Враг не знает их позиций. И не должен знать. Это большой секрет. И нас строго предупредили, что нельзя упоминать, указывать место в своих сообщениях, ни в письменном виде, ни в фотографиях. Где-то здесь спрятаны военные машины пехоты. Видимо, они в другом месте. Во всяком случае, в этом лесочке на глаза не попадались. Они появятся лишь в необходимый момент, наводя страх на врага.

– Без техники типа БМП мы лишь пешие, то есть просто пехота. И без них мы бессильны. Девяносто процентов всей нашей работы делает техника, мы на неё опираемся. Мы день и ночь в боевой готовности. С получением приказа сразу выдвигаемся, – говорит ротный командир Карпыч, очень живой, проворный, быстрый парень. Как раз он нас и встречал при въезде в лесок. Видно, что и очень серьёзный.

Знакомлюсь с Латипом. Он из Илишевского района. Здесь уже около года. Водитель-механик БМП. Говорит, что приехал сюда не за деньгами. Служил в армии, имеет большой опыт. Когда стали набирать в большом количестве добровольцев, которые и автомат-то держать не умеют, ему стало жалко их, и он сам записался. Участвовал в жестоких сражениях в Запорожье, в Херсоне. Не очень охотно вспоминает то время, тогдашние бои, сражения, битвы. Во время разговора всё время говорит: «Не надо, не будем об этом». Может, не хочет жить нехорошими, мрачными мыслями, воспоминаниями. От вопроса, не снятся ли ему погибшие товарищи, тоже ушёл, одно твердит: «Не надо, говорить об этом не надо». Возможно, просто боится сглазить свою живучесть, ведь не погиб в той мясорубке. Как бы там ни было, но вспоминать прошедшее не любит. Когда спросил его о житье-бытье, ответил просто:

– Вот здесь и живём. Вон палатки стоят. Не жалуюсь. Еды хватает. С ребятами между собой дружны. Живём, как одна семья. Привыкли друг к другу, – заключил он.

Здесь их семнадцать человек. Собрались из разных мест. Многие из парней вместе начинали, вместе прошли боевые дороги. Новичков только трое-четверо. Если внимательно посмотреть, то каждый чем-то занят.

– А разве можно огонь разжигать? – спрашиваю.

– Стараемся особо не разжигать. Если надо что-то по-быстрому сготовить, без огня ведь не обойтись. Днём дыма не видно, быстро расходится среди деревьев. Коптеры днём летают без тепловизоров. Ночью разжигать огонь ни в коем случае нельзя. Иначе тепловизоры его быстро заметят. Большинство наших действий, движений совершается ночью.

– А коптеры опасны?

– Да как уж сказать, опасны… Снаряды, гранаты могут сбросить. Они же, как доносчики, видят, где мы находимся, и докладывают. Мою первую машину так разбомбили. Только из ремонта пришла. В БМП нас трое: командир, водитель и наводчик. И ни одному из нас ничего не было, – очень спокойно рассказывает. Я смотрю на него с удивлением, то ли сам себя настроил на такой лад, то ли уже привык к такой военно-полевой обстановке. А он продолжает: – Если уж у тебя на роду написано, судьбой предначертано, значит, и на тебя упадёт.

– Выходит, и сюда может упасть?

– Очень даже может. Если только обнаружат точку… Там тоже не дураки сидят. Это поле сражения, брат, тут опасность везде есть. Хотя с утра до ночи в небе летают коптеры, беспилотники, если подумать, это место для нас считается ещё спокойным. – Эти слова совсем уже удивили меня. Крепкий это парень, настоящий воин. – Люди по-разному принимают, конечно. Есть такие, кто умоляет: «Не уходите, пожалуйста, иначе мы пропадём!», находятся и такие, кто кричит, ругается: «Зачем вы сюда пришли?» Больше таких, которые кидают цветы, провожая, машут рукой вслед проходящей нашей колонне. Вот это греет душу. Через несколько лет они поймут, что мы были правы. На самом деле, они же в фашистском плену жили.

Здесь они, оказывается, могут раз в день связаться с родителями, родными и близкими. Почему нельзя чаще, вполне понятно. Отойдут в укромное место, в сторонку, быстро поговорят и сразу выключают свой телефон. И даже в этом случае только один человек может взяться за телефон. Если будут частые звонки, их могут засечь, узнать о месте. А на передней линии связь вообще выключается. Короче, каждый свой шаг, каждое действие нужно совершать продуманно, осторожно, не выходя за рамки принятых правил, норм, положений.

– А леса у них похожи на наши? – меня тут всё интересует.

– Нет. Хей, наши леса – это же богатство. Тут у них и деревьев-то настоящих толком нет. Как говорится, лицо прикроешь, на ноги не хватает, – улыбается он широко. – Ладно ещё листья есть технику прикрыть. Хотя бы тот самый неприхотливый американский клён могли бы понасажать в большом количестве.

– Летом-то понятно, а как зимой выживаете?

– В лесу под укрытием или же в блиндажах живём. В этом нет ничего необычного. По-разному бывает. Можем землянку выкопать. Или в каком-нибудь заброшенном доме. Самое главное – чтобы надёжные друзья были рядом. Мышей очень много, конечно. Вместе едим, вместе спим, как говорится, – смеётся Латип.

– Сказал тоже, я очень боюсь мышей, – сплюнул я с отвращением. В дороге и Боцман тоже рассказывал об этом: «Осенью житья не стало от этих тварей. Спишь в спальнике, и там, где заканчивается движение “молнии”, обычно возле шеи, мышь находит щель и залезает внутрь, ухватишь её быстро рукой, чёрт побери, пока она копошится, выбросишь и дальше продолжаешь спать. Уставший же», – от этих его слов у меня тогда мурашки по коже побежали. 

– Я тоже боялся, а потом уже привыкаешь. Ко многому привыкаешь. И мыши начинают надоедать, и война, только бы вот братьев не лишиться. Когда мы вместе, забываются все трудности. Не надо, давайте не будем жить в мрачных мыслях. Победим и вернёмся, – так простился со мной Латип.

С Техником разговариваем. Его позывной вполне понятен, потому что доставка запасных частей, горючего, сопровождение сломанной, «раненой» техники в ремонтную роту – за всё это отвечает пожилой боец.

– БМП должна быть всегда в полной боевой готовности. Если сломалось что-то по мелочи, это могут починить механик-водитель и наводчик-оператор, а если нужен серьёзный ремонт, доставляем в ремонтную роту. В военных условиях каждая машина должна работать как часы, так ведь. Если в самый ответственный момент сломается, тогда враг может и прорваться. Поэтому нужно всегда обращать внимание на любой посторонний звук в двигателе, любой скрип, любое рычание, на каждую мелочь. В свободное время чистим оружие, за техникой смотрим, смазываем её, – очень просто и доходчиво объяснил специалист с высокими техническими знаниями, когда-то служивший механиком на флоте Техник.

Это не поле для соревнований, а поле сражения, всё очень серьёзно, всё очень ответственно, добавляю я. Обнявшись, прощаемся с бойцами.

Быстро выдвинувшись из укрытия, отправляемся дальше. Стараемся передвигаться быстро. Выехав с дороги, углубляемся в более высокие деревья. И снова, не успели остановиться и сойти со своих «коней», двое солдат тут же закрывают машины маскировочными сетями. Деревья здесь редкие, но по сравнению с прежним лесом высокие. В глаза бросился круглый стол. Вокруг него стоят семь-восемь чурбаков. Рядом напоминающая банную печку из толстого чугуна двухэтажная полевая кухня, на ней установлен казан. Приближается обеденное время, высыпав в казан из полиэтиленового мешка пельмени, парень вытирает пот со лба. Вместо того чтобы подумать, что сегодня ребят ждёт сытный обед, в голову не к месту приходит мысль о том, что у них тут, оказывается, и холодильник есть. Чуть дальше можно заметить подземные комнаты, палатки. Возле укрытого ветками деревьев блиндажа раздаются звуки топора, пилы. У передвижной бани идёт шумная возня. Под зелёным укрытием-навесом соорудили небольшой спортивный зал, там лежат гири, штанги, гантели. Да уж, в таком месте очень нужна физическая сила. Кажется, всё есть для повседневной жизни. Сейчас здесь бойцы проходят ротацию.

Раздвинув рукой ветки, Боцман показывает в сторону открытой местности.

– Если глаза острые, вон на той возвышенности можно увидеть сопку, на которой всего в десяти километрах укрылись «укропы», – говорит он. В конце поля – лощина, дальше к возвышенности снова простирается открытое место. Внимательно смотрю и, хотя не вижу ничего, достойного внимания, киваю головой, соглашаясь. Неожиданно раздаётся звук взрыва. Видно, откуда-то выпустили снаряд. Я вздрогнул и присел. Командир улыбнулся из-под усов:

– Наши выпустили, не бойся.

Жаркие дни июня. На цветах запах младенца, в воздухе – цвет копоти и гари… Пока Боцман сидит, развалившись, на чурбаке, давая отдых ногам, идём к машине, берём газеты-журналы, а также мешки с грецкими орехами, сухофруктами, собранными усилиями поэтессы Зухры Кутлугильдиной, ставим всё это на стол.

– Здесь очень много парней-башкир, очень хорошо, очень замечательно, – говорит Боцман и берёт в руки газету. – В этих газетах ведь жизнь республики, люди Башкортостана…

– Мы ещё и три коптера со смартфонами для них привезли, оставили их в логистическом центре, распределят, – добавляет председатель Союза журналистов Вадут Гайфуллович.

– Очень нужны нам. Сегодня же позвоню, попрошу, один точно нам, – обрадовался командир роты. – Замечательные вы парни, не только духовный мир Башкортостана, но и его воздух, само солнце оттуда привезли! – Похлопал ласково по спинам и обнял. Мы тоже улыбнулись от души. Позже, когда собрались за столом, земляки наши с радостью разобрали газеты-журналы. «Хотя здесь и не так много свободного времени, очень хочется почитать книги, газеты. В привычку вошло, что ли?» – говорят они. Если с малых лет рос, читая, может, и вправду, вошло в привычку, и всё же, сам не раз замечал, что в трудные минуты, в моменты испытаний, человек начинает сильнее и глубже задумываться, и в это время руки сами собой тянутся к книге, журналу. На первый план выходят мысли о других ценностях. Всё равно, человек живёт не только повседневными бытовыми заботами, в какой-то момент он должен понимать, что носит в себе частичку, осколок Вечности. Какие бы ни были периоды, будь то страшные, кровавые войны и разрушения или мирные времена, нужно стремиться к росту, развитию и совершенству – никогда человек не отказывался от умного, мудрого слова. Пройдёт и суета, закончится война, и будут жить неповторимые произведения литературы, жемчужины искусства и, конечно же, страна, народ. Для этого сегодня и взяли в руки оружие.