Вот они — двенадцать присяжных — входят в зал для заседания, и мне уже кажется, что я смотрю не русский фильм «12» русского режиссера Никиты Михалкова, а какой-то средненький западный фильмец о России: и зал-то оказывается спортивным, и школьники-то какие-то невоспитанные — окно выбили мячом, с ног почти сбивают, и кругом-то бардак. И герои вот-вот заговорят по-русски с американским акцентом. Слава богу, не заговорили. Хотя и вели себя немного как дикари.
Нам опять попытались навязать взгляд на наше бытие. Актеров, конечно, подобрали что надо: Петренко, Гармаш, Ефремов, Гафт, Маковецкий, Адабашьян и еще столько же знаковых кино-имен, которые и сами наверняка счастливы были играть в фильме, где абсолютное торжество монологов и таланту есть простор. Какой-нибудь американский потребитель эту хорошо оплаченную картинку проглотит и не подавится. Но в своем российском зрителе Михалков ошибся.
Или он это нарочно? Нарочно допускает постоянные издевки над царящим вокруг бардаком, в котором решается вопрос человеческой жизни или смерти, — и на фоне этого хаоса политически грамотно проталкивает образ человека будущего (которого сам и играет, а как же иначе!), доброго и пушистого, чуть ли не с нимбом над головой. Нарочно нарочито разбрасывает по всем углам символы: рояль за решеткой, иконку среди спортивных наград, перебрасываемый мяч, ножи, залетевшую в зал птичку, танцующего мальчика, собаку, несущую в зубах человеческую руку — я могу продолжить список до конца страницы. И все эти идейные флажки буквально разжевываются и кладутся в рот мне — зрителю. А я хочу чувствовать себя умным зрителем, и мне вовсе не обязательно, чтобы, выпуская на улицу отогревшуюся пташку, присяжный в исполнении Маковецкого нудно объяснял: если хочешь лететь — лети, но только решай это сам.
Он нигде не оставил простора для размышления, этот хитренький Михалков. Вот и в финале, когда его герой дядя Николай вместе со всеми принимает решение против своей воли и все двенадцать стареющих мужчин суетно собираются по своим делам, так и хочется, чтобы все замерло и пошли титры. А дальше мы уж сами додумаем, поможет дядя Николай освобожденному мальчику Умару или нет. Но нам не дают подумать — нам это показывают долго и в подробностях.
Ну хоть бы ляпов среди этих подробностей было поменьше! А их — мелких — громадье. К примеру, среди двенадцати присяжных заседателей странным образом нет ни одной дамы. С чего бы это? Или вот еще: маленький чеченский мальчик, у которого «вырезали» семью и сожгли дом, идет из аула в город, в гущу событий. Зачем? Почему один из героев — хирург, выходец с Кавказа — ругается по-армянски, а когда задевают его национальную гордость, начинает вспоминать своих великих земляков, среди которых грузины: Шота Руставели и Пиросмани. Картинный Михалков, шмыгающий носом, говоря, что бывших офицеров российской армии не бывает — это вообще кадр, это надо видеть. Но если он готов от этого расплакаться, что же не ведет себя как офицер с самого начала, а предлагает быстренько всем проголосовать и разойтись? Отчего это присяжные — целых 12 человек! — три дня слушали показания свидетелей и ничего не поняли? И тут вдруг, когда сроки у каждого уже поджимают донельзя, начинают один за другим выкладывать отточенные версии преступления.
Да и вообще сам по себе набор персонажей несколько ошибочен. Нет, конечно, Михалков замечательно прорисовал типажи. Но в том-то все и дело, что они слишком типичны: этакий нАстАящий русский мужик Гармаш, недалекий бизнесмен Стоянов, старенький Гафт, как будто Джузеппе, сошедший с картинки в книжке про золотой ключик, метростроевец Петренко с чемоданчиком «все свое ношу с собой», клоун Ефремов с больными, печальными глазами… Мы давно знаем их откуда-то из анекдотов, мы знаем, как они должны говорить, как должны двигаться, и какие у них жизненные истории. И поэтому нет в этом фильме открытий — все герои и их красивые, жалостливые монологи предсказуемы.
Мне показалось, что фильм «12» в прессе изначально позиционировался как гуманный. Мол, человек, личность и доброта в нем — наверху, а остальное — политика, межнациональные отношения и так далее — остается где-то ниже. Но какой же это гуманизм, когда сами 12 присяжных нисколько внутри не изменились? Они до утра трындели (словечко из фильма) о ценности человеческой жизни, сравнивали ее с какими-то арбузами, они друг другу душу выворачивали, но не сроднились. Не породнились они и этому мальчику, из-за которого грызли друг другу сердца, махали ножами и ставили эксперименты над собственными нервами. Вот сошлись во мнении, вынесли вердикт и бегом-бегом побежали кто куда. Какой уж тут гуманизм…
«Здесь вообще все очень по-русски», — примерно такой фразой оценивает герой Гармаша ситуацию в зале заседаний. Михалков это постоянно подчеркивает: здесь все по-русски. Хотя получилось-то все показушно русское. И за что это режиссер так не любит свою Родину? Да любит он ее, просто сильно рассчитывал на «Оскара»…
Из архива: март 2008 г.