Воспоминания Екатерины Александровны Толстой найдены музыковедом Э.М. Давыдовой. «О том, как попала мне в руки эта тоненькая школьная тетрадка, исписанная убористым почерком, – рассказ отдельный, – говорит Эльмира Мингажевна. – Она сохранилась у москвички, которая была в Уфе в эвакуации в годы войны, вместе с нотами готовившегося к изданию сборника «Композиторы – фронту». Это были «оборонные» песни композиторов и музыкантов из Москвы, Ленинграда, Киева, Минска, нашедших в те суровые годы приют в Башкирии. Был среди них и музыковед-фольклорист из Киева Моисей Береговский... На обложке тетрадки, попавшей ко мне совершенно случайно, написано: «Уфа. 90-е годы XIX столетия. Записала Е.А. Толстая, преподавательница Уфимской музыкальной школы. Записано по просьбе М. Береговского. Уфа, весна 1942 г.».
Дочь священника, выпускница Сорбонны и Московской консерватории Екатерина Александровна Толстая после гибели на барже смерти в 1918 году мужа Петра Толстого осталась одна с двумя маленькими детьми. Но, возможно, именно трагическая смерть Толстого позволила его сыновьям не только не попасть в лагеря, но и занять достойное положение в советском обществе. Да и сама Толстая вряд ли смогла бы учить детей – чуть ли не до самой смерти в 1968 году она преподавала в музыкальной школе.
Уже состарившись, Екатерина Александровна частенько вспоминала своё венчание, рождение сыновей, строительство нового дома. По утрам, сидя на веранде, она пила крепчайший кофе – единственное, что умела варить сама. После смерти Екатерины Александровны у неё под подушкой нашли фотографию пропавшего без вести сына Александра, принимающего присягу, и «охранную грамоту»: «По устному распоряжению В.И. Ленина Толстая Е.А. не подлежит ни выселению, ни уплотнению».
Светлые, прекрасные странички далекого детства. Папа, мама, сестра Зина и я. Это родное гнездо, где тепло и уютно... Ранняя весна. В зале за зеркалом вентиляция. Там живут воробьи. Я люблю слушать, как они весело, шумно чирикают. Цветут на окнах яркие луковицы – лилии. На улицах лужи. Великий пост. Благовест в нашей Успенской церкви. Там хороший хop. Мне нравится чистый, серебристый, как колокольчик, дискант Коки Данилова, крошечного мальчугана с тёмной шевелюрой. В глубине клироса стоит бас (октава) – Тимошевский (видимо, Тимашевский. – Ред.). У него красный нос, зато красивый бархатистый голос. Это талантливый человек, говорит мама, но его губит вино.
...У старенького фортепиано в зале готовит уроки музыки моя двенадцатилетняя кузина Саша. С ней занимается подруга мамы, моя крестная Мария Васильевна Герасимова. Присутствуя на занятиях музыкой, я убеждаюсь в том, что моя умненькая кузина – исключительное существо. Она сидит за инструментом, смотрит на раскрытую перед нею тетрадку с «чёрными точками» (так я называла ноты) и знает, что ей говорят эти «чёрные точки». Первой преподавательницей музыки в мои восемь с половиной лет была милая Юлия Августовна Кинд. Помню её прекрасные синие глаза с пушистыми ресницами и точёные длинные пальцы. Уроки наши, однако, продолжались недолго. Я горько плакала, узнав, что моя Юлия Августовна вышла замуж.
«Мужа», отнявшего её у меня, я страшно невзлюбила, не зная его совершенно. Утешилась я отчасти только тогда, когда уроки музыки возобновились с новой учительницей – Ольгой Ивановной Поповой. Сытая жёлтенькая лошадка подъезжала к нашему дому три раза в неделю часам к шести вечера. Занималась Ольга Ивановна кроме меня и с моей младшей сестрой – Зиной и кузиной – Валей Евладовой (в 1915 году окончившей Петербургскую консерваторию по вокальному классу Альмы Фострем).
Ольга Ивановна шутя называла мои худенькие пальцы «косточки в мешочках» и осторожно старалась укреплять их. Сама была ученицей Гензельта, который занимался с нею в Петербургском институте, где Ольга Ивановна воспитывалась. Наши уроки обычно начинались с «больших экзерсисов» Гензельта. Гаммы проходились в минимальных дозах. Этюды обязательно заканчивались игрою в четыре руки.
По совету Ольги Ивановны я была подписчицей уфимского нотного магазина Дворжеца и чуть ли не ежедневно меняла там свои ноты на новые. Работать над звуком, над фразой меня учила уже позднее, перед поступлением в Московскую консерваторию, Лидия Александровна Цветкова, окончившая Петербургскую консерваторию по классу Фан-Арка. Ее отец (бас) А.С. Цветков пел в концерте Уфимского дворянского собрания. А Ольга Ивановна любила и умела поговорить. После уроков мама обычно приглашала её отдохнуть за чашечкой чая. Она очень аппетитно кушала варенье за нашим уютным круглым столом и так же аппетитно, сочно рассказывала нам о том, как ей жилось а Петербурге в ученические годы, как хороших учениц везли в оперу.
Провожала Ольгу Ивановну обыкновенно вся наша семья. Папа выходил со свечой даже на крыльцо. И в передней ещё гостья задерживалась с разговорами очень надолго.
Несколько раз в году она собирала нас у себя. Мы играли в 4 и 6 рук мазурку из «Жизни за царя», а несколько раз мне пришлось аккомпанировать ученице Ольги Ивановны – Марусе Соколовой, имевшей еще и прекрасный голос. После исполненной программы Ольга Ивановна угощала нас чашкой шоколада с бисквитами и, довольные, мы разъезжались по домам.
Муж её (мой гимназический учитель математики) был хорошим пианистом, единственным аккомпаниатором всех посещавших Уфу гастролёров. Старший сын их – Сергей Попов (скрипач) в гимназические годы часто бывал у нас, и я ему аккомпанировала. Он пользовался исключительным успехом на гимназических концертах, где неизменно выступал и поражал всех незаурядной техникой пения.
В конце 80-х годов большое место в музыкальной жизни Уфы занимала семья Варвары Димитриевны Паршиной (урожденной Савостьяновой). Ученица Антона Рубинштейна, она создала в Уфе тип его школы. Варвара Димитриевна раз в неделю собирала у себя всех учениц и занималась с ними теорией музыки, а дальше и гармонией. Весною она устраивала открытый экзамен для учащихся, где присутствовали не только родители учеников, но и почётные гости, любители музыки, каким, например, являлся Дмитрий Семенович Волков – уфимский городской голова.
Отец Варвары Димитриевны скрипач Савостьянов выступал в Уфимском дворянском собрании в трио с братом своим, виолончелистом, а Варвара Димитриевна исполняла партию рояля. Обладая исключительным по красоте тембра голосом, она являлась любимицей уфимской публики как певица. Её партнером в дуэтах была Емельянова – бывшая оперная певица. Все столичные гастролёры посещали прекрасную певицу и пианистку Паршину. Так мы, дети, получили хорошую школу и научились ценить подлинное искусство.
Свекровь Варвары Димитриевны – Авдотья Антоновна Паршина, совсем «тёмная» крестьянка, носившая самотканые сарафаны в девичестве, будучи впоследствии женой уфимского купца «красным товаром», говорила своим знакомым: «Андрюша наш (Андрей Митрофанович, муж Варвары Димитриевны. – Ред.) взял бесприданницу».
Узнав об этом, Варвара Димитриевна и начала давать уроки музыки. Слава её как педагога, была велика, желающих учиться у неё являлось столько, что многим она вынуждена была отказывать. При этом за уроки ей предлагали высшую ставку – полтора рубля в час. («Вот её «приданое», – говорили друзья Варвары Димитриевны). Сын её Николай (драматический баритон) был принят стипендиатом в Московскую консерваторию, но не окончил её. Никогда не занимаясь музыкой серьезно, этот Коля с листа играл на двух роялях со старшей ученицей профессора Игумнова. Уже глубокой старушкой (в 1939 году) В.Д. Паршина давала уроки музыки в Москве.
Коля и Соня Паршины много пели у нас дома. С успехом выступала Соня в гимназических концертах. Помню, как хоровая пианистка – ученица нашей гимназии (Мариинской. – Ред.), не хотела идти на эстраду после Паршиной, спевшей романс «Я помню чудное мгновенье». «Вот это действительно «гений красоты, – твердила Шейхали, – а я после Сони жалкая мазила».
Мама моя в молодости пела в любительском хоре, папа играл на скрипке «для себя». Оба обладали очень хорошим слухом и любили наши детские домашние концерты. Эту любовь к артистическим выступлениям детей разжигал брат мамы – Александр Васильевич Евладов.
Ежегодно под режиссерством дяди Саши мы, дети, давали спектакль с концертным отделением после него. Дуэты Мендельсона «Скоро, увы» и «Как весело жилось в полях» пели кузины мои – Валя и Марина Евладовы, кузен Гриша Евладов играл на скрипке серенаду... («Выше, выше, Гриша», – кричал папа из своего кабинетика. Гриша учился у московского скрипача Александра Могилевского.
Много хороших часов провели мы в детстве, слушая приятельницу родителей Анну Васильевну Еварестову (супруга священника Е.В. Еварестова. – Ред.). Чуткая, скромная пианистка умела находить время для работы над собой, играла ночью, когда засыпали её дети, а их было 12 человек. Один из её сыновей – Николай Евграфович Еварестов – тенор, после окончания ГИТИСа, был принят в Московский Большой театр. Отличался всегда своей музыкальностью. Товарищи по сцене Большого театра, получая трудные партии, говорили: «Я ведь не Еварестов, чтобы в трамвае роль учить».
Первыми учителями в Уфе в 70 – 80 гг. ХIХ в. были Воланж, Игнатович, Гедронович, Казанцева, Паршина, Серебренникова, а дальше Попова, Соколова, Асс – ученица Ленитицкого. В её доме мы часто слушали струнные квартеты уфимских любителей.
Шиленкова Ольга Ивановна, окончившая Петербургскую консерваторию, имела свои композиции. Свои «вещи» имела также Мария Ивановна Домбровская. Приятелем их семьи в Петербурге и поклонником старшей сестры Марии Ивановны – пианистки Ольги Ивановны Домбровской – был Милий Алексеевич Балакирев. Он очень одобрял творческие попытки М.И. Домбровской и гармонизировал ей несколько романсов.
Ряд оперных певцов в Летнем театре парка имени Луначарского (бывший Видинеева) пели романсы Марии Ивановны, и на шумные аплодисменты автор, крошечная старушка, приветливо раскланивалась. «Встаньте, встаньте!» – требовала публика. «Да я давно стою, друзья мои», – добродушно кричит из партера Мария Ивановна. Она так миниатюрна, что и поднявшись с кресла, едва достает до вершины своего стула.
Уфимкой была и Елена Яковлевна Барсова-Цветкова (сопрано), певшая в оперном театре Солодовникова и считавшаяся любимицей Москвы. Лучшей её партией была «Орлеанская дева».
В Уфе в Соборном хоре пел Ф.И. Шаляпин. Кроме того, председатель Уфимского кружка пения, музыки и драматического искусства – Михаил Димитриевич Брудинский финансировал Фёдора Ивановича Шаляпина для поездки в Казань и получения музыкального образования. Шаляпин выступал и в Уфимском кружке (с оплатой 3 рубля). Деньги, полученные Фёдором Ивановичем от Брудинского, он дорогой (на пароходе) пропил и дальше Казани на этот раз не доехал. Сын М.Д. Брудинского Сергей – пианист. Он окончил Петербургскую консерваторию по классу Николаева.
Известная пианистка, давшая целую плеяду пианистов, – Есипова – также уроженка Уфы.
В Мариинский театр была принята уфимка Наталия Лузинова (контральто). Позже она с успехом пела в Пермской Опере. Обладала прекрасным голосом, громадным по диапазону. Уроженкой Уфы была и пианистка Тиманова. В Московском Большом театре пел уфимец народный артист республики Владимир Малышев. Народный артист республики Максим Дормидонтович Михайлов также наш земляк. Он блестяще пел еще в 1909 – 1910 годах в Уфимском кафедральном соборе «Разбойника» (соло на древнееврейском напеве). Его бархатный бас наполнял своды собора чисто органными звуками.
Уфимцы давно были избалованы церковными хорами. В 1880-х годах здесь смешанными хорами кружка любителей и духовенства была исполнена оратория «Сотворение мира». Много духовных концертов с успехом провел в Уфе Ипполит Петрович Райский.
В 1870-х годах в городе существовал струнный оркестр. Пользовался симпатиями уфимской публики. Даже военные предпочитали его своему оркестру духовой музыки. В 1890-х годах дирижером духового оркестра в Уфе был музыкальнейший чех – Франц Францевич Моттль, получивший со своим оркестром на конкурсе духовой музыки премию.
В городе существовало отделение консерватории. Лучшей ученицей её была Софья Гербст. Директором музыкального отделения – Марионелла Ивановна Андржеевская (ученица Зилоти). Кроме неё фортепианный класс вела Полещук-Уводская. В 1892 году Андржеевская, окончив Московскую консерваторию, приехала а Уфу и несколько лет была заведующей Уфимской детской музыкальной школой. Эта школа открылась в 1920 году и обязана своим основанием Лидии Андреевне Галановой, которая в первые годы революции много сделала для создания музыкальной школы: собирала и приводила в порядок разбросанные по городу инструменты, приискивала помещения, приглашала педагогов и с любовью возилась со своим детищем как руководитель и администратор.
Из архива: июль 2010 г.