№9.2021. Светлана Чураева. Стерлитамакские хроники. Отрывок из книги «Хроники золотого века»

Светлана Чураева

Стерлитамакские хроники

Отрывок из книги «Хроники золотого века»[1]

 

 

В 2021 году отмечает свое 255-летие второй по величине город Башкирии – Стерлитамак, чья история началась с небольшой соляной пристани. В 1735 году в междуречье Ашкадара и Стерли появилась почтовая станция Ашкадарский Ям. Три десятилетия спустя купец Савва Тетюшев, выполняя указ Екатерины II, основал на реке Ашкадар соляную пристань. В 1781 году поселение получило статус города. А в 1919–1922 годах Стерлитамак был столицей только что созданной Башкирской Советской республики…

 

 

*  *  *

 

Мы дали возможность, например, башкирским массам учредить автономную республику внутри России, мы всячески помогаем самостоятельному, свободному развитию каждой народности, росту и распространению литературы на родном для каждого языке…

 

Владимир Ильич Ленин. «Ответ на вопросы американского журналиста», 20 июля 1919 г.

 

 

1919 год, 19–20 августа

 

К 1919 году «Советская Россия рассыпалась на целый ряд как бы независимых друг от друга республик»^[2], – писал итальянский историк и журналист Джузеппе Боффа. На самом деле советское государство лишь начало постепенно складываться из фактически автономных советских образований, возникших на месте губерний, областей и уездов рухнувшей Российской империи.

9 августа 1919 года в сметный отдел Народного банка в Уфе пришло любопытное послание от эмиссара К. П. Мультина. «При рассмотрении сметы Карательного отдела Н. К. Ю., – писал Мультин, – на 2-е полугодие с. г. встретилась необходимость установить, из каких губерний составилась Башкирская Республика, не найдя нигде каких-либо данных для разъяснения этого вопроса, прошу дать мне надлежащую по сему справку, по возможности в самом срочном порядке. Одновременно прошу указать, из какой местности образовалась губерния, именуемая “Немецкая Трудовая Коммуна Поволжья”».

Точного понимания о том, где проходят границы новоявленной Башкирской советской республики, не было ни у кого. После соглашения от 20 марта 1919 года в состав Малой Башкирии вошли значительные части территории Уфимской и Оренбургской губерний. Непосредственно из Уфимской губернии к Малой Башкирии перешли части территорий Стерлитамакского, Златоустовского и Уфимского уездов. Но надолго основной повесткой большинства заседаний обоих революционных комитетов – в Уфе и в Стерлитамаке – стали земельные споры между двумя субъектами РСФСР.

Москва устанавливала контакты с лидерами на местах, отправляя по возможности деньги, оружие и «товарищей»: чтобы те разъясняли «линию партии» и помогали Советам из митингующих и воюющих революционеров формировать «комиссариаты», «отделы», «комиссии» – то есть реальную местную власть. В ответ большевистское правительство требовало продовольствие и войска. «Решающие победы Красной армии на Востоке обеспечили свободное развитие башкирского народа», – писал Владимир Ленин в телеграмме Башкирскому революционному комитету – Башревкому, как тогда было принято сокращать, – 5 сентября 1919 года и там же давал указание перевести башкирские части в Петроград «в кратчайший срок и с наименьшим обременением для железнодорожного транспорта». «Прошу передать братский привет красноармейцам-башкирам»^[3], – трогательно завершается послание вождя мирового пролетариата.

Башкирское правительство рассчитывало использовать башкирскую армию для укреплений собственных позиций в территориальной борьбе с оренбургскими и уфимскими коммунистами. Так, Ильдархан Мутин, бывший в это время наркомом внутренних дел Башреспублики, отдал распоряжение председателю Тамьян-Катайского кантона «о немедленном захвате Башсовнархозом всех заводов Белорецкого района». Тем не менее башкирские войска отправились отстаивать Петроград от Юденича и белофиннов.

В августе 1919 года на сторону Красной армии, после предварительных переговоров, перешла половина Башкирской кавалерийской бригады Мусы Муртазина, состоящая из трёх полков. Муртазинская бригада успешно воевала на Уральском фронте против казачьей армии генерала Толстова, затем – на польском фронте в 1920 году.

Известна злорадная фраза Михаила Калинина, сказанная на закрытом заседании оренбургских большевиков: «Автономия Башкурдистана – буф для восточных народов. Мы башкирам не верим, гоним их солдат под Питер… Нам надо играть в их автономию, повсюду пролезать к ним и коммунизмом парализовать корни и остальные вредные стороны»^[4].

Между тем, 19–20 августа 1919 года Башвоенревком со всеми учреждениями окончательно переехал в Стерлитамак. Этот город фактически был центром Малой Башкирии с самого её объявления, даже когда столица автономной республики находилась в Темясово. В августе 1920-го Стерлитамак официально принял статус столицы, и почти три года Автономная Башкирская Советская республика существовала одновременно с Уфимским губернским исполкомом, причём сам Стерлитамак фактически подчинялся Уфе.

Башвоенревком усердно занимался организацией наркоматов – народных комиссариатов – ещё во время пребывания в Саранске, с 1 мая по 1 августа, и одновременно через своё представительство в Москве, во ВЦИК, вёл работу в урегулировании вопросов взаимоотношений между Наркоматами БССР и РСФСР, так что сразу после переезда весь правительственный аппарат должен был оперативно включиться в работу.

Однако в условиях противостояния на территории Башкирии двух революционных властей и продолжающейся Гражданской войны, когда большая часть образованного класса уходила к границам страны, отступая вместе с белыми, организовать деятельность комиссариатов оказалось непросто.

«Дело создания новых органов – дело трудное, – заявил представителям Башкирского правительства член Уфимского губревкома товарищ Правдин на заседании 25 августа. – Прежде чем будут созданы эти органы, ставить население в известность – значит поставить его перед фактом. От этого ничего хорошего не будет. До тех пор пока Башревком не возьмёт на себя все дела, которые к нему переходят, они должны оставаться целиком у тех органов, у которых они сейчас находятся»^[5].

Комиссар народного просвещения Малой Башкирии товарищ Аллабирде Нурмухаметович Ягафаров сурово ответил товарищу Правдину: «На ту территорию, которая отходит к Башреспублике, уже послан ревком, который не будет ждать, когда от губревкома будут переданы дела, и приступит теперь же к управлению этой территорией»^[6].

 

 

1919 год, 25–26 августа

 

26 августа Башревком издал «Приказ № 1», обращённый к «Трудовому населению» о том, что он вступает в непосредственное управление Башкирской Советской Республикой. Кратко изложив в этом документе историческую ситуацию, его авторы призывали трудящихся:

«Товарищи!

Успешность начатого дела зависит от вас, от вашего содействия и энергичной работы. Военно-революционный комитет ставит своей целью поднятие вашего благосостояния и окончательное освобождение от ига капитала.

Знайте же, товарищи, что только вы сами можете указать на свои недостатки. Идите, работайте во всех органах советской Башкирии – в ней нет различия между нациями: и русский, и татарин, и башкирин, и чувашин, и мордвин и пр. являются равными сынами, и все они участвуют на равных правах в управлении советской Башкирией, в ней нет места только капиталистам-эксплуататорам и врагам советской Башкирии и вообще советской власти.

Товарищи!

Следите за работами всех органов и обо всех несправедливостях и замеченных вами упущениях сообщайте в отдел жалоб комиссариата государственного контроля при Башкирском революционном комитете.

Советская Башкирия – для трудящихся Башкирии. Дружно же, товарищи, принимайтесь за работу, время не ждёт!»^[7]

«Дружно» приниматься за работу получалось со скрипом. В «Известиях» Уфимского губревкома от 13 сентября 1919 года (№ 51) говорилось о «Приказе № 1»: «Этот-то приказ и все сделанные во исполнение его распоряжения внесли дезорганизацию в местную жизнь и породили трения между губревкомом и Башревкомом».

Трения были нешуточные. Как раз накануне обнародования «Приказа № 1», 25 августа в Уфе состоялось заседание губернского революционного комитета, на котором рассматривалась передача Уфимской губернией Башкортостану административных и, что особенно важно, продовольственных органов управления. От Башреспублики присутствовали Ягафаров, Каримов и Гессель. Ягафаров доложил собранию, что приехал в Уфу с товарищами для принятия от Уфимского ревкома дел вместе со всеми аппаратами, служащими и денежными средствами.

Как справедливо отмечено в книге по истории финансовых органов Свердловской области, «военные события, переход власти из рук в руки, многочисленные эвакуации и реэвакуации не способствовали созданию работоспособных органов управления, и комиссары подчас по нескольку месяцев работали практически в одиночку или при малочисленном штате сотрудников»^[8]. Эти слова в полной мере относятся и к Абдулле Мирхайдаровичу Курпячеву.

 

 

Абдулла Мирхайдарович Курпячев

 

Имя Абдуллы Мирхайдаровича Курпячева на долгие годы было забыто, сведений о нём почти не осталось. Его фамилия и инициалы впервые упоминаются в списке служащих Правительства Башкирии от 20 декабря 1918 года: тогда он трудился бухгалтером в финансовом отделе под руководством «временно не работающего» Ильдархана Ибрагимовича Мутина и исполняющего обязанности начальника финансового отдела Галиахмета Валимухамедовича Хасанова. С учётом того, что кроме Хасанова и Курпячева на тот момент на службе присутствовали лишь делопроизводитель и машинистка, понятно, что вся основная работа легла на плечи этих двоих.

Затем Галиахмед Хасанов уехал в Москву учиться в Коммунистическом университете имени Якова Свердлова; назначенный в феврале 1919 года Гумер Куватов полностью переключился на здравоохранение; деятельный Яхъя Салихов возглавил наркомзем; таким образом, бухгалтеру Абдулле Мирхайдаровичу пришлось стать наркомом финансов. Именно его подпись стоит под документами, которыми Башревком обменивался с Москвой по поводу устранения своей зависимости от банков Уфы и Стерлитамака.

Ещё 19 августа 1919 года Советом Народных Комиссаров РСФСР было постановлено отпустить Народному комиссариату финансов в счет сметы второго полугодия 1919 года двадцать пять миллионов рублей для выдачи учреждениям Башкирской Советской Республики, согласно распределению этой суммы по сметам Народных Комиссариатов. Также согласно этому распределению Народному Комиссариату финансов подлежало отпустить авансом в счет сметы указанного комиссариата 200 000 рублей в распоряжение правительства Башкирской Народной Республики.

И Абдулла Мирхайдарович как Башнаркомфин 4 октября подписал, вместе с Харрисом Юмагуловым, сердитую телеграмму от Башвоенкомиссариата, в которой пытался выяснить судьбу этих высланных центром для Башревкома двадцати пяти миллионов рублей. «Дошли только десять, – телеграфировал Курпячев, – десять миллионов задержала Уфа, пять Стерлитамак. Если впредь будут чиниться такие тормозы, то Башревкому совершенно нельзя будет работать. Просим принять меры к устранению подобных явлений»^[9].

Сразу меры приняты не были, так что Башнаркомфину Курпячеву 14 октября пришлось снова телеграфировать в Москву: «Прошу деньги направить под охраной непосредственно [в] распоряжение Башревкома, Стерлитамак, через станцию Раевка, так как высылка денег через Уфу и Стерлитамак тормозит всё дело, что выражается: Уфа переводы [в] Стерлитамак для Башревкома направляет почтой, на что уходит целая неделя, [а] денежные знаки, высланные Башревкому Уфой [с] одной стороны, Стерлитамаком [с] другой, удерживаются, каковые случаи были как в отношении Башревкома, так и в отношении Башвоенкома[та]»^[10].

В ответ в Стерлитамакский Башревком на имя его главы – Хариса Юмагуловича Юмагулова – постоянно шли директивы от заместителя комиссара финансов РСФСР товарища Чуцкаева, в том числе такая телеграмма, датированная октябрем 1919 года: «Телеграфируйте Сметный Нарбанка сформирован ли Стерлитамаке сметнокассовый отдел Башкирского Наркомфина Возможно ли переводить Ваше распоряжение непосредственно Стерлитамак на этот отдел точка».

Сметно-кассовый отдел в Стерлитамаке на тот момент сформирован был: 1 сентября 1919 года должность заведующего Сметно-кассовым отделом финансового органа вновь образовавшейся Башкирской республики принял приехавший из Самары заведующий приходным отделением сметно-кассового подотдела Самарского Губфинотдела Василий Иванович Осиповский.

В ноябре в Стерлитамакском казначействе было сосредоточено, в связи с пребыванием там Башкирского Ревкома, все счетоводство по крупным кредитам Башкирской Советской республики. «Вместе с сим, – писал в другой депеше в Стерлитамак товарищ Чуцкаев, – во внимание к упадающей на Казначейство значительно работе, я нахожу возможным усилить состав его, 1 декабря, на одного кассира и одного бухгалтера; соответствующе переводное требование одновременно высылается. Независимо сего, казначею надлежит тотчас же войти в сношение с находящимся в Стерлитамаке Финотделом Башревкома о временном усилении казначейства».

Всю осень Абдулла Мирхайдарович упрямо пытался построить финансовую систему молодой Башреспублики в условиях, когда столица этой республики по-прежнему фактически являлась уездным центром Уфимской губернии.

И 25 декабря он непосредственно участвовал в событии, эпохальном для истории финансового дела республики, – в разработке и утверждении Положения о центральных и кантонных финансовых органах БССР. Это Положение наконец-то официально определяло порядок организации местных финорганов, систему их управления и состав. А когда 29 апреля 1920 года была принята новая редакция Положения о народном комиссариате финансов Башкирской республики, под ней вновь красовалась подпись: «Народный комиссар финансов БССР Курпячев».

После 1920 года Курпячев, по всей вероятности, продолжал трудиться на ответственных постах в советских учреждениях, переехавших в 1922 году из Стерлитамака в Уфу. Его фамилия упоминается в печати, в том числе в сообщении об открытии первой Уфимской широковещательной радиостанции Башсовнаркома: «7 ноября 1927 года в здании Дворца культуры и искусств^[11] состоялось торжественное собрание, на котором присутствовали председатель Башсовнаркома Аксан Мухаметкулов, секретарь Башсовнаркома Харис Кальметьев, секретарь БашЦИКа Мансуров, а также Чаплиц, Курпячев, ответственные работники Правительства, обкома партии, БашЦИКа и представители промышленных предприятий и организаций республики».

Имя и отчество Курпячева, который по-революционному указывал в документах лишь фамилию, удалось найти лишь в Книге памяти жертв политических репрессий Республики Башкортостан. Там о нём есть краткая статья: «Курпячев Абдулла Мирхайдарович, 1898 г. р., место рождения: Оренбург, башкир, б/п^[12], образование среднее, профессия / место работы: Башснабсбыт, экономист, арестован 15.1937 г., осуждён по ст. 58-10 к лишению свободы на 5 лет, реабилитирован 07.03.58 г.»^[13]

 

 

1919 год, 31 октября

 

В октябре 1919 года в Стерлитамак в числе двадцати двух специалистов, откомандированных в Башреспублику, прибыл профессиональный революционер, работавший до этого в Москве в должности заведующего финансово-контрольным отделом Московского продторга, Иван Карлович Озоль. И, хотя продовольственный вопрос на тот момент был самым насущным, председатель Башревкома Харис Юмагулов перенаправил Озоля в Башнаркомфин как имеющего опыт финансовой службы.

Специалисты продолжали прибывать в Стерлитамак и небольшими группами, и по одному-два человека, продолжая укреплять кадрами советские учреждения республики.

К тому времени количество кантонов в БССР сократилось до одиннадцати, в связи с чем 31 октября Башкирский военно-революционный комитет утвердил положение об организации кантонных финансовых отделов.

 

 

1919 год, ноябрь

 

Историк и журналист Рашит Аюпов пишет, что единственным отделом народного комиссариата юной республики, более или менее интенсивно работавшим в 1919 году, был центральный кассовый, который при численности сотрудников не более восьми человек «выполнял почти всю работу Башнаркомфина: исполнял не только кассовые операции (правда, весьма незначительные по объёму и не очень сложные), но и вёл бухгалтерию и все прочие дела по получению и выдаче кредитов и денежных знаков»^[14]. Причём «касса при Башнаркомфине не получала непосредственно из Москвы денежных средств, а пользовалась лишь подкреплением денег через Оренбургский народный банк и Стерлитамакский финансовый отдел»^[15].

Несмотря на то что границы Башкирской автономии были определены ещё соглашением от 20 марта 1919 года, споры между Башревкомом в Стерлитамаке и губернскими властями Уфы об административной принадлежности тех или иных селений не прекращались. «Одно время БАССР представляла такую картину: все башкирские волости и отдельные деревни, большая часть татарских и часть русских селений и деревень подчинялись Башревкому, немногие татарские и большая часть русских – подчинялись губернским и уездным властям»^[16].

И без того сложная ситуация с границами БССР обострилась, когда с восстановлением в Приуралье и Поволжье советской власти возобновилось обсуждение вопроса о создании Татаро-Башкирской республики. Решение об этой республике уже принималось Народным комиссариатом по делам национальностей РСФСР в марте 1918 года, но из-за наступлений белых армий – Комуча летом 1918-го и колчаковской весной 1919-го – осталось лишь на бумаге.

Власти автономной Малой Башкирии упорно противились созданию Татаро-Башкирской республики. В конце ноября 1919 года II Всероссийский съезд коммунистических организаций народов Востока принял решение об образовании Татаро-Башкирской республики, но 13 декабря Политбюро РКП(б) под давлением руководства Автономного Башкурдистана отменило это решение. И только тогда началась подготовка к созданию отдельной Татарской Советской республики.

 

 

1919 год, 25 декабря – 1920 год, 5 января

 

25 декабря состоялось специальное заседание Президиума Военно-революционного комитета Башреспублики, на котором рассматривалось «Положение о народном комиссариате финансов БСР и его местных органах» – то есть Башкирское правительство смогло вплотную взяться за создание собственной системы финансов.

Через десять дней – 5 января 1920 года – Положение было снова рассмотрено и подписано. «В целях объединения и единообразного направления финансового, налогового, сметного и кассового дела, – говорилось в нём, – общее руководство им в пределах Башкирской советской республики, а также изыскание средств для удовлетворения всех нужд республики и дача заключений по важнейшим и принципиальным вопросам в области финансовой политики возлагается на народный комиссариат финансов»^[17], во главе которого стоят народный комиссар финансов и коллегия комиссариата.

В стране в это время шли невиданные преобразования.

Фронты Гражданской войны уползали все дальше к границам бывшей Российской империи, но обыватель еще не верил, что Советская власть – надолго. Не знали тогда такого слова «надолго» – ткань бытия расползалась под пальцами. Лучше всего это было заметно по деньгам. Совсем недавно, полновесные и солидные, они, радужно переливаясь, хрустели в руках… Но быстро растеряли и радужный цвет, и приятную плотность, их бумага и краски становились все худшего качества, качество денег начало переходить в количество – так стремительно, что носить их приходилось охапкой… А потом деньги окончательно вышли из обихода.

Разумеется, деньги исчезли не сразу. Сначала – обычная для военного времени инфляция, потом – облигации «займа свободы» Временного правительства, частично заменившие деньги, мотыльки-однодневки совзнаков... За годы Первой мировой – с 1914-го по 1917-й – денежная масса увеличилась почти в 8,5 раза, а за два с половиной года Гражданской войны – в 26,7 раза, причем покупательная сила рубля упала в 188 раз.

Пока рубль буквально рассыпался в пыль, заработная плата рабочих и служащих постепенно становилась натуральной – выплачивалась либо продовольствием, либо продукцией самого предприятия. Удельный вес натуроплаты труда составлял в 1918 году 28 %, в конце 1919-го – 70 %, в 1920-м – 82–87 % и в первом квартале 1921 года – 93 %.

Одновременно вводилась бесплатная раздача продовольственных пайков и «товаров ширпотреба», топлива и фуража, медикаментов и билетов на проезд в транспорте, несколько раз отменялась плата за коммунальные услуги, почту, телефон, радио.

Безденежным становился товарообмен между городом и деревней. На рынке роль «условной» денежной единицы играл золотой червонец – рыночная цена десятирублевой монеты царской чеканки. В хозяйственных расчетах использовались физически не существующие «хлебный» рубль, т. е. пересчитанный по индексу цен на хлеб, «индексный», или «бюджетный», рубль, пересчитанный по изменению цен набора продуктов, включенный статистикой в бюджет рабочей семьи, и «товарный» рубль, пересчитанный по динамике цен всех товаров. Госбюджет составлялся в дореволюционных рублях.

Календарь ликвидации денег начинается еще с апреля 1918 года, когда большевистским правительством были введены безналичные чековые расчеты между советскими предприятиями и учреждениями и был принят декрет о прямом добровольном товарообмене. Затем декретом Совнаркома от 2 мая 1918 года «о соблюдении единства кассы» все советские учреждения и предприятия обязывались держать свои деньги в Народном банке или государственном казначействе.

Для того чтобы государство располагало товарными фондами, 13 мая декрет о продовольственной диктатуре установил монопольное право государство на закупку и продажу хлеба.

В том же месяце был отменен царский закон о кредитовании государства под обеспечение казначейских обязательств, а 5 июня комиссарам банков и сберкасс было предписано в обязательном порядке выполнять все распоряжения Наркомфина. Дольше – больше: декретом от 31 октября 1918 года Совнарком объявил о прямом слиянии казначейства с учреждениями Народного банка, а в декабре были ликвидированы отделения иностранных банков и все коммерческие отечественные банки. Декрет о добровольном товарообмене действовал в это стремительное время чуть больше четырех месяцев – уже 5 августа 1918 года был принят декрет об обязательном товарообмене.

26 ноября 1918 года постановлением ВСНХ и Наркомпрода была установлена торговая монополия государства на многие промышленные товары – для создания фонда обмена на сельхозпродукты. Денежное обращение стали заменять созданные в центре и на местах так называемые эквивалентные комиссии, определяющие соотношения обмена одного товара на другой.

23 января 1919 года был принят декрет Совнаркома о расчетных операциях между советскими учреждениями. Декретом от 4 марта устанавливалось правило, согласно которому все государственные предприятия переводились на сметное содержание за счет бюджета. Так отпала основная часть задач Народного банка, связанных с кредитованием госпредприятий. А вследствие блокады Советской республики иностранными государствами упразднилась также внешнеторговая функция банка.

В конце концов, в январе 1920 года Народный банк был ликвидирован за ненадобностью. Его функции объединили с функциями Казначейства, Казённых палат и финансовых отделов земских управ в одном Бюджетном управлении. Башнаркомфину пришлось перестроить свою структуру вслед за центром, для чего, собственно, и понадобилось положение о центральных и кантонных финансовых органах от 5 января 1920 года.

После ликвидации Уфимского отделения Народного банка для исполнения государственного бюджета были созданы приходно-расходные кассы Башнаркомфина. Также к началу 1920 года в Башнаркомфине наконец была сформирована единая бухгалтерия; однако из сорока девяти определённых по штату сотрудников работало лишь семь счетоводов.

После чего основная деятельность Наркомфина и финотделов местных Советов состояла в получении и распределении дензнаков, покупательная способность которых падала чуть ли не ежечасно. К 1921 году на дензнак в 50 тысяч рублей можно было купить то же, что и на одну довоенную копейку – если, конечно, удастся найти что-нибудь для покупки. А к 1 октября 1922 года довоенной копейке равнялись уже 100 тысяч рублей.

Появилось слово «лимон» – миллион. Но поскольку и эта отечественная валюта была кисловата, растет курс «жидкой валюты» – в 1921 году чуть ли ни в каждом доме сочились слезой алхимические аппараты, превращающие отруби или иные полуфабрикаты в чистую прибыль. Арифметика простая: на уфимском рынке пуд отрубей стоил 58 тысяч денежных знаков, что равнялось стоимости одной из десяти получаемых при варке бутылок. Поэтому рейды милиции по домам были бесполезны – вместо одного конфискованного самопального аппарата граждане свободной республики сразу собирали другие.

Рубль становился субстанцией инфернальной: так, к примеру, известно, что в начале 1921 года, когда в семье сотрудника первого советского НИИ будущего академика Сергея Вавилова родился сын, детскую коляску купили за пятнадцать миллиардов рублей.

Деньги, окончательно превращаясь в дым, вытеснялись разрастающейся системой распределения.

10 февраля 1920 года в Москве был введен бесплатный отпуск обедов всем рабочим и служащим советских предприятий и учреждений.

25 марта по РСФСР отменена оплата советскими учреждениями услуг почты, телеграфа, телефона и радио. Поэтому, когда в конце апреля через Уфу проходит из Омска в Казань пресловутый «золотой эшелон», начальник поезда двадцатилетний чекист Александр Косухин беспрепятственно и бесплатно шлет телеграммы Ленину – и со станции Уфа, и со станции Абдулино.

Первую телеграмму Косухин отправил 21 апреля: «Москва. Кремль. Вне очереди. Срочно. Товарищу Ленину. Эшелон особой важности № 10950 вышел из Омска двадцать первого апреля в двадцать часов московского времени на запад». С дороги отстучал еще шесть: в Златоусте, Уфе, Абдулино, Самаре, Сызрани и Алатыре. 4 мая, когда страна фактически существует без денег, в Казани начинается четырехдневная выгрузка золота, платины и серебра Монетного двора, Главной палаты мер и весов и Горного института, не так давно увезенных Каппелем из хранилища казанского отделения Госбанка.

15 июля 1920 года запрещены расчеты между предприятиями наличными, чеками и прямыми ассигновками. 16 августа отменена оплата перевозки государственных грузов по железным дорогам и введен бесплатный проезд командированных, детей до 16 лет, лиц, едущих в отпуск и обратно, учащихся при поездках на учебу.

В октябре были отменены: плата за государственное жилье и коммунальные услуги для рабочих и служащих, гербовые и все прочие пошлинные сборы. 4 декабря установлен бесплатный продовольственный паек, 17 декабря бесплатное снабжение распространено на все промышленные товары, отпускаемые населению. На следующий день декретом была намечена ликвидация имущественного страхования. И, наконец, 23 декабря отменена оплата всех видов топлива, поставляемого государственным учреждениям и занятым в них рабочим и служащим.

Итак, в течение одного 1920 года – с января, когда деньги перестали быть кредитными и прекратил свое существование банк, по декабрь – товары и услуги стали бесплатными.

 

 

1920 год, 4–16 января

 

Тем временем противостояние Башкирского революционного комитета в Стерлитамаке и Уфимского губернского революционного комитета дошло до предела. 4 января 1920 года Башревком провёл экстренное заседание и обнародовал заявление, в котором говорилось о существовании в Башкирской республике группы заговорщиков, «действующих против БССР, Башревкома и башкирских деятелей». И постановил: «Пресечь авантюру группы в корне и самым решительным образом, лишив временно свободы Измайлова Абдрахмана, Шамигулова Галия, Мустафина Сагдия, Муценека… В случае активного выступления Сергеева-Артема, Самойлова и др. принять меры к их отстранению… Об арестах немедленно телеграфировать ВЦИК, СНК – Ленину, Троцкому, Сталину…, петроградской группе башкирских частей, бригаде тов. Муртазина, запасному полку и во все кантонные ревкомы…»

10 января 1920 года большевистский областной комитет Башкирии принял решение о реорганизации Башревкома, заявив, что все постановления Башревкома, «имеющие общесоюзное, а не только частно-башкирское значение», должны утверждаться уполномоченным ВЦИК при Башревкоме. Должность уполномоченного на тот момент занимал профессиональный революционер Фёдор Никитич Самойлов.

В ночь с 15 на 16 января 1920 года Башревкомом был произведён ряд заметных арестов. И утром 16 января выпущено «Воззвание ко всему населению и красноармейцам БССР» о раскрытии заговора, целью которого было «разрушение БССР», а его участниками являлись «давнишний и непримиримый враг башкирского движения и властолюбец Шамигулов Галий и ничем не связанный с башкирской беднотой, ценящий интересы башкирской бедноты за грош казанец Исмагилов, он же Измайлов, и другие…»

16 января 1920 года по созыву уполномоченного Центрального комитета РКП(б) Артёма (Ф. Сергеева) и уполномоченного ВЦИК Фёдора Самойлова состоялось чрезвычайное совещание, которое приняло решение о передаче партийному суду Харриса Юмагулова и Тагира Гильмановича Имакова и об их немедленным отстранении от всех постов. Обо всём произошедшем Сергеев и Самойлов известили Председателя Совнаркома РСФСР Ленина и командующего Туркестанским фронтом Фрунзе.

 

 

1920 год, 20 апреля – 15 мая

 

В марте Лев Троцкий провёл в Уфе специальное совещание с целью примирить конфликтующие стороны. Сохранился протокол этого совещания, где говорится: «Ввиду заявления тов. Валидова, что спорный вопрос^[18] вызывается выделением из старых волостей новых, не перечисленных по этой причине в соглашении, товарищу Валидову предлагается обратить внимание особой комиссии на соответственный приказ замкомвнудела тов. Владимирского относительно необходимости в определении территории Башреспублики пользоваться сведениями, основанными на переписи и др. данных 1912 года. Никакие изменения границ, никакого разрешения спорных вопросов односторонним путем, то есть помимо особой комиссии, не допускается»^[19].

20 апреля Сталин отправил в Стерлитамак телеграмму, в которой настоятельно приглашал Фёдора Самойлова и Ахмет-Заки Валиди прибыть в Москву для дачи объяснений по поводу сложившейся конфликтной ситуации.

12 и 14 мая Валиди из Москвы по телефону передал соратникам сообщения о результатах встречи с Иосифом Сталиным. Лидер башкирского национального движения понял, что большевики намерены сформировать новый подконтрольный себе Совнархоз БССР и подчинить все башкирские наркоматы центральным наркоматам, то есть окончательно лишить республику какой бы то ни было самостоятельности. Валиди также сообщил о намерении Сталина создать Татарскую республику при сохранении Уфимской губернии.

Получив послания Заки Валидова, Башревком ушёл в подполье. В Москву был отправлен письменный протест за подписью Халикова, Мутина, Куватова, Бурангулова, Тухватуллина и других членов Башревкома, в котором говорилось, что Башревком «не намерен принимать какой-либо отставки Заки Валидова».

 

 

1920 год, 19 мая

 

В обстановке фактического перехода Башревкома на нелегальное положение 29 апреля 1920 года члены Коллегии народного комиссариата финансов Башкирской Светской республики во главе с наркомом Курпячевым рассматривали Положение о наркомфине в новой редакции. И, как и в чём ни бывало, представили 25 мая этот документ на заседание президиума военно-революционного комитета БССР.

Между заседаниями коллегии Башнаркомфина и президиумом ревкома произошло очередное историческое событие.

19 мая 1920 года было издано совместное Постановление Всероссийского центрального исполнительного комитета и Совета народных комиссаров РСФСР «О государственном устройстве Автономной Советской Башкирской Республики», которым существенно ограничивалась башкирская автономия. В ответ летом и осенью 1920 года в юго-восточной Башкирии началось крупное восстание, которое завершилось лишь 26 ноября 1920, когда в Темясово было заключено соглашение с повстанцами.

 

 

1920 год, 25 мая

 

Система финансов Башреспублики встраивалась в общероссийскую финансовую систему, и это нашло отражение в принятом 25 мая 1920 года «Положении о центральных и кантонных финансовых органах Башкирской советской республики». На народный комиссариат финансов республики возлагалась разработка и издание декретов, постановлений и распоряжений, «согласованных с финансовой политикой РСФСР и обязательных для всех подведомственных Башреспублике учреждений и лиц как по налоговому, так и сметно-кассовому делу, и ближайшее наблюдение за исполнением таковых, равно и дача заключений по всем важнейшим и принципиальным вопросам в области финансовой политики»^[20].

Всего через два дня, 27 мая, было принято постановление ВЦИК и Совнаркома РСФСР об образовании Автономной Татарской Советской Социалистической Республики (фактически создана 25 июня), которой был передан Мензелинский уезд Уфимской губернии и значительная часть Бугульминского уезда Самарской губернии. Остальные уезды Уфимской губернии остались в её составе, но вопрос о присоединении Белебеевского и Бирского уездов к Татарии остался «открытым впредь до волеизъявления трудящегося населения этих уездов».

 

 

1920 год, 15 июня

 

15 июня 1920 года в знак протеста против декрета ВЦИК «О государственном устройстве Автономной Советской Башкирской республики» от 19 мая почти все члены Башревкома покинули свои посты. В этот день Ахмет-Заки Валиди отправил Башревкому письмо, в котором говорилось: «Центр отнимает все экономические богатства Башкортостана, а также подчиняет себе их политические органы, нам оставляет нечто вроде культурно-национальной автономии. Поэтому нужно стараться захватить в свои руки богатства Башкортостана. Выбирайте меня и Юмагулова в органы продовольствия». Башкирский лидер предлагал сподвижникам провести кантональные съезды, которые должны были принять резолюции, требующие вызова из Москвы его и Юмагулова.

В случае неудачи члены Башревкома должны были уехать в Среднюю Азию и действовать там. «Не оставляйте никого в центре из башкир, которые должны были бы служить прихвостнями русских шовинистов и могли бы своим влиянием привлечь башкирский народ»^[21]. На подпольном совещании Башревкома, в котором участвовали около полусотни человек, письмо Валиди было вынесено на обсуждение. Мутин, Алкин, Ишмурзин, Имаков и Ягафаров полностью поддержали предложение Валиди. Биишев, Идельгужин и Халиков сомневались в необходимости прибегать к столь радикальным мерам.

На следующий день, 16 июня, члены Башревкома, один за другим, стали уезжать из города «на охоту», «на кумыс», «на праздник» – в этот день был Ураза-байрам. Им Валиди отправил новую зашифрованную инструкцию с планом действий по организации повстанческого движения: «Близкому своему другу Фатхелькадиру Сулейману написал, чтобы он прибыл в Казахстан в местечко, именуемое Арка, к ишану Ахмеду и занялся организационными делами среди казахской интеллигенции, после чего выехал в Кунград или в Самарканд и присоединился к нашим друзьям. Ильдархану Мутину (заведовавшему финансовым отделом) было предписано вместе с киргизом Ибрагимом Джанузаковым ехать в Фергану к басмаческим предводителям Ширмамету и Амину Пехлевану, оттуда прибыть в Самарканд и ждать нас там»^[22].

Сам Ахмет-Заки Валиди тоже смог уехать в Туркестан, где стал одним из деятелей антисоветского движения. В 1920 году он прибыл в Бухару, где, как он писал, «основная наша задача заключалась в том, чтобы под видом борьбы против свергнутого эмира организовать национальную армию Бухары и, вызвав наших представителей из Хивы, Туркменистана и Казахстана, создать организацию Туркестанского национального объединения». Соратники Валиди стали собираться в Бухаре. «Прибыли также Ильдархан Мутин и Харис Игликов, находившиеся в окружении предводителя ферганских басмачей Ширмухамед-бека, и Мустафа Шахкули, находившийся у курбаши Рахманкула»^[23]. В 1920 году вместе с Илдарханом Мутиным в Бухаре также находился бывший политкомиссар Башкирской кавалерийской дивизии, защищавшей осенью 1919-го Петроград от финнов и Юденича, бывший глава финансового отдела Башкирской республики Нуриагзам Тагиров.

 

 

1920 год, июль – август

 

В июле 1920 года на I съезде Советов Башкирской Республики, среди делегатов которого были в основном русские и татары, были образованы новые органы власти. В июле – августе в ряде районов юго-востока Башкирии вспыхнуло повстанческое движение во главе с Мурзабулатовым.

Только 12 августа 1920 года Стерлитамак был включён в состав Автономной Башкирии. Именно на этот период и пришлось проведение первой советской переписи, о которой говорил в Уфе ещё Троцкий. Таким образом, на момент переписи, проводившейся в сентябре, а кое-где затянувшейся до октября, по состоянию на 28 августа 1920 года, от шести уездов Уфимской губернии дореволюционной конфигурации в её составе оставались полностью Белебеевский и Бирский и частично Уфимский, Стерлитамакский и Златоустовский уезды.

 

 

Иван Карлович Озоль

 

В исторической справке на сайте министерства финансов РБ говорится, что с 13 октября 1919 года наркомом финансов Башкирской автономной республики служил Иван Карлович Озоль. Однако в своей книге Рашит Аюпов указывает другую дату – 5 июля 1920 года и пишет, что в октябре 1919-го Озоль только приехал в Стерлитамак из Москвы и сначала был назначен в наркомфин главным бухгалтером кредитно-валютного отдела, после стал заведующим этим отделом, работал председателем бюджетного совещания, заведовал бюджетно-расчётным управлением^[24]. Состоял в Коллегии Башнаркомфина.

В конце мая 1920 года в одном из протоколов заседания президиума Военно-революционного комитета БССР Иван Карлович записан как представитель налогового отдела наркомфина. И лишь с июля в документах стоит его подпись как народного комиссара финансов.

Одновременно с профессиональной деятельностью Иван Карлович на общественных началах участвовал в профсоюзном движении и до 21 февраля 1921 года возглавлял правление профсоюзов советских работников Башкирской республики.

Башкирия находилась в первой тройке регионов Российской империи по количеству живущих в ней латышей. И фамилии Озоль, Озолин, Озолиньш не были редкостью на башкирских землях. Однако Иван Карлович родился 18 октября 1885 года в Доблинском уезде Курляндской губернии, на территории нынешней Латвии. И в Башреспублику попал по партийному направлению.

Большевик, имеющий одновременно и пролетарское происхождение, и опыт работы на заводах и в депо, и в то же время большой опыт бухгалтерской деятельности, Озоль был отличной кандидатурой для должности наркома финансов. И после конфликта башкирских лидеров с большевистским центром, когда Валиди с частью сподвижников ушёл в Среднюю Азию, когда летом 1920 года в Башкирии развернулось повстанческое движение, Иван Карлович закономерно сменил «валидовца» Абдуллу Мирхайдаровича Курпячева. Пост наркома Озоль оставил только 19 мая 1922 года, накануне переезда правительства из Стерлитамака в Уфу.

Рашит Асгатович Аюпов пишет, что «дальнейшая его судьба не известна»^[25], и это действительно так. На Архангельском кладбище в Казани похоронен некий Иван Карлович Озоль, расстрелянный 7 июля 1938 года, но дата рождения «казанского» Озоля не совпадает с «уфимским»: на могиле указан 1896 год рождения. В тридцатые годы ХХ века светские латыши подверглись массовым репрессиям, однако и в списках репрессированных нет отставного Башнаркомфина.

И до сих пор следов Карла Ивановича, приехавшего из столицы в охваченную войной, голодом и разрухой башкирскую республику, чтобы организовать в ней финансовое дело, в документах не обнаружено.

 

 

1920 год –1921 год, 21 марта

 

Впервые деньги – двигатели прогресса – были брошены под колеса истории. И цивилизация завалилась на бок – наступил очередной конец света.

Конечно, ни монеты, ни купюры, ни ассигнации не растворились в воздухе, они просто перестали быть деньгами, превратившись в денежные знаки. Из денег ушла магия, они перестали быть «волшебным средством», как называл их Маркс.

Когда с весов человечества сняли деньги, равновесие рухнуло. Повалились все опоры и подпорки человечности – внутренние и внешние. Развалилась организация бытия.

В Уфе дотла сгорело знаменитое прогрессивное медресе «Галия», оставив после себя только обожженные кирпичные стены. А улицы, как сообщает пресса, просто «превращены в форменные помойки и выгребные ямы». Газеты отражали картину полного презрения даже внешних формальностей жизни: «Выметенный ли сор, выеденную от яйца скорлупу и тому подобные лоскутки и объедки уфимские обыватели смело и безнаказанно выносят в парадные двери и выливают в соседнюю с тротуаром канаву. Даже еще проще бывает, сплошь да рядом все это летит из окна, попадая подчас прямо на головы прохожих. В результате уличные канавы до того изгажены и загружены, что мостики совершенно закупорились, и бурлящей дождевой воде приходится размывать и без того разбитые тротуары».

Порядка не стало абсолютно нигде – везде свирепствовал хаос.

Общество заболело: клиники осаждали специфические больные, для которых вынужденно открывается «Кожно-венерологический амбуланс» во главе с доктором Ройзенцвитом.

Впрочем, при всеобщей разрухе хватало и «обычных» инфекционных больных, а врачей, наоборот, не хватало: на 90 тысяч человек – 4 специалиста. Причем без лекарств и бинтов, которые врачи вынуждены сами покупать у населения.

Ну а самая главная проблема, естественно, была связана с пищей. Связанная с гражданской войной разруха усугубилась сильнейшими засухами два года подряд – в 1920-м и 1921-м, и на территории Башкирии начался чудовищный голод.

Согласно новой доктрине, власти обещали перевести всех горожан на «классовый паек», покрыть всю Уфу сетью новых советских столовых и кормить всех страждущих исключительно в общественной системе питания. Однако в 1920 году уфимские столовые отпускали только до 7 000 порций еды в сутки – ничтожно мало. Поэтому совслужащие ходили в столовые с кастрюльками по ночам – чтобы не дразнить остальных запахом пищи. В кастрюльки складывали еду для своих близких и бежали, глотая слюни, домой.

Рецепты невероятные для жителя XXI века передавались из уст в уста и печатались в городских газетах. Например, сообщалось, что фунт корней одуванчика при сушке даёт 100 граммов массы, похожей на кофе. Морковная крошка заваривалась как чай. А обычный сухой лопух – прекрасное подспорье для будущих сладких лепешек, заменителя хлеба. Но в большинстве случаев к небольшой горсти ржи примешивалась лебеда. Пропорция в пользу травяного растения. При употреблении не исключен смертельный исход – предупреждали медики.

«Суррогатный xлeб может быть трех сортов, – писал в специальной брошюре авторитетный врач Василевский. – К лучшим его сортам относятся такие, которые имеют примеси, сами по себе довольно питательные и примешиваемые к хлебу даже и в благополучнее годы. Такова мука с примесью молотого гороха или бобов… К худшему же сорту относятся вещества, обычно в пищу не употребляемые, либо идущие в корм скоту: травы и иные дико растущие растения (мхи, лишайники и пр.). Хлеб из этих суррогатов называется голодным и допускается только в очень тяжелых обстоятельствах на короткое время. Наконец, в еще большей крайности изготовляют хлеб с примесью либо вовсе бесполезных и отягчающих желудок веществ, либо даже прямо вредных и ядовитых, как грубая толченая древесная кора, торф и пр. Ещё дальше идут такие, уже совершенно несъедобные примеси, как ил, глина, сланцы, ильмовая кора, конский щавель, лапша из конских и собачьих экскрементов, клопы, тараканы мокрицы – все решительно, вплоть до конского и коровьего навоза».

Но и это не самые страшные рецепты. В архивах органов внутренних дел хранятся засекреченные когда-то свидетельства конца света. В них рассказываются истории, возможные лишь в страшных сказках. О том, к примеру, как старуха, живущая у дороги, заманивала некоторых из тысяч бредущих в поисках пищи осиротевших детей на кусок хлеба, убивала их, варила и ела. «При том, – отмечается в милицейском протоколе, – что не доведена была ещё голодом до крайнего предела, у неё были обнаружены запасы крупы».

В некоторых башкирских деревнях, не приученных ещё к сельскому хозяйству, съев весь скот, принимались готовить в пищу умерших сородичей…

Сотни матерей падали замертво вдоль дороги, ведущей в город. Дети не плакали возле них – не было сил. Сотни матерей упрямо несли на руках уже мёртвых младенцев. Так свобода от денег обернулась свободой от жизни.

Путь к безденежной экономике закончился, когда с принятием известного декрета о замене продразверстки натуральным налогом от 21 марта 1921 года восстановился товарообмен. А 24 мая была легализована частная торговля – разрешена продажа излишков сельхозпродуктов и изделий кустарной и местной промышленности.

Без банка экономика нашей страны протянула 20 месяцев, но и они были наполнены борьбой за возврат к банковской системе.

10 июня того же года декретом ВЦИК кооперативным учреждениям разрешалось свободно распоряжаться имеющимися у них денежными средствами, а 30 июня было предоставлено право всем гражданам держать у себя на дому любые денежные суммы и пользоваться без ограничений вкладными и переводными операциями в кассах финансовых учреждений.

В июле 1921 года на кредитное финансирование перевели кооперацию. Органами Наркомфина санкционировалась выдача ссуд кооперативным организациям, чтобы они были в состоянии выполнять договоры, заключённые ими с государственными организациями.

9 июля был введён новый тариф за перевозки железнодорожным и водным транспортом, 1 августа – оплата услуг Наркомата почт и телеграфов; 5 августа декрет Совнаркома провозгласил принцип платности всех продуктов и услуг, отпускаемых государством частным лицам.

За 11 дней до декрета от 24 мая был создан обменный фонд общей стоимостью 40 млрд рублей, состоявший из промышленных изделий, которые предназначались для натурального, безденежного обмена на продовольствие для рабочих семей.

Непродолжительная попытка обойтись без денег показала, насколько разнообразными были пути перехода от военного коммунизма к новой экономической политике. Когда осенью 1921 года подводились итоги работы обменного фонда, выяснилось, что прямого продуктообмена так и не получилось. Вначале товары из обменного фонда продавались, затем на вырученные деньги приобретались сельхозпродукты. Стихийный переход от предполагаемого прямого продуктообмена к купле-продаже ещё раз показал естественность и необходимость существования денег.

 

 

1921 год, октябрь – 1922 год, 14 июня

 

Совнарком и Наркомат финансов РСФСР оказывали серьёзную помощь: Уфимской губернии было выделено шесть миллионов рублей, а Малой Башкирии в октябре 1921 года Наркомат финансов РСФСР перечислил пятнадцать миллионов рублей, так как её территория пострадала от голода сильнее всего. С октября по май 1922 года, по приведённым Рашитом Аюповым данным, Башкирия получила 483 353 миллиона рублей денежными знаками 1921–1922 годов. Также Уфимская губерния и Малая Башкирия были освобождены от продовольственного налога и от возврата семенной ссуды, полученной в 1920 году, а возврат ссуд, взятых в 1921–1922 годах, был перенесен на 1923–1924 годы^[26].

В Уфимской губернии специально созданная комиссия помощи голодающим провела лотерею, на билетах которой стоят подписи замглавы Уфимского губернского комитета помощи голодающим и заведующего губернским финансовым отделом Бойкова.

Чем дальше откатывалась к границам страны Гражданская война, тем энергичнее приводились в порядок советские учреждения.

3 октября 1921 года в составе Башнаркомфина было создано Центральное страховое управление и его подотделы в кантонных финотделах.

В сентябре было разработано положение о Государственном банке РСФСР, которое было утверждено декретом от 13 октября 1921 года. Для работы возрождённому банку было выделено из бюджета 50 млн рублей золотом в дензнаках 1921 года. Поскольку они быстро обесценивались, то, когда открылись филиалы Госбанка, 50 миллионов «превратились» в 20. Было очевидно, что на дензнаках нельзя начинать восстанавливать работу банка, поэтому 11 октября 1922 года Госбанк РСФСР получил право выпускать беспроцентные кредитные обязательства – банковские билеты, или банкноты, достоинством в 10 рублей золотом: червонцы. Стабильный червонец вызвал потребность в разменных денежных знаках, и были выпущены казначейские билеты достоинством 1, 3 и 5 рублей золотом, а затем серебряные и медные монеты.

18 ноября 1920 года большинство волостей Стерлитамакского уезда также были включены в состав Башкирской Республики.

16 декабря 1920 года Башкирский центральный исполнительный комитет утвердил положение о филиальных кассах Башнаркомфина.

К этому времени постепенно наладилось регулярное снабжение Башреспублики денежными знаками, в связи с чем в Башнаркомфине была приведена в порядок сметная деятельность. Как отмечает Аюпов: «Башсовнарком по предложению Башнаркомфина отменил межведомственные сметные и бюджетные совещания, утвердил новый порядок прохождения смет, который затем был утверждён Наркоматом финансов РСФСР для всей Российской Федерации»^[27].

9 июня 1922 года в связи с объявленной новой экономической политикой, когда налоги стали основным источником денежных средств для правительства, Башкирский Совет народных комиссаров издал приказ № 13, определяющий меры по укреплению налоговой системы республики.

Помимо всего прочего, в 1922 году Башкирский народный комиссариат финансов стал соучредителем книгоиздательского и торгового паевого товарищества «Башкнига». Также издавалось совместное печатное издание Башнаркомфина, Башкирского экономического совета, Башнаркомзема и Башпрома – «Башкирской край».

С 1920 года велись переговоры о передаче дел уездных финотделов Уфимской губернии Башкирской республике, а с июля 1922-го все финансовые функции на территории республики велись уже аппаратом Башкирского Наркомата финансов и его кантонных органов. В этом же 1922 году была организована республиканская контора Государственного банка.

14 июня 1922 года Уфимская губерния была упразднена, а вся её территория вошла в состав автономной Башкирской ССР

К этому времени вся власть в БАССР была окончательно централизована, подчинена Москве, и финансовая система республики закономерно стала частью финансового кругооборота страны.

 

 

Алексей Егорович Сулимов

 

Когда пришло время перевозить всё разросшееся хозяйство наркомата финансов БССР из Стерлитамака в Уфу, во главе ведомства поставили чекиста Алексея Егоровича Сулимова. И он, не имеющий специального образования, руководил народным комиссариатом с 19 мая по 18 июля 1922 года. Сведений о нём осталось немного. Родился Алексей Егорович Сулимов в 1983 году в русской рабочей семье недалеко от Челябинска в посёлке Миньярского металлургического завода, ныне это город Миньяр Челябинской области.

Вслед за старшим братом Даниилом, 1890 года рождения, в девятнадцать лет вступил в российскую социал-демократическую партию большевиков, участвовал в революционном движении. Тогда, в 1912 году, это грозило по меньшей мере тюрьмой и каторгой. Притом надежды на то, что доведётся когда-нибудь увидеть крушение несправедливого мира самодержавия и капитала, не было. Тогда даже лидер коммунистов Ленин не верил в возможность успешной революции в России. Получается, выросшие на заводе братья рисковали жизнью ради гипотетического счастья будущих поколений.

Тем не менее революция свершилась. И после неё Алексей Егорович возглавлял комитет РСДРП (б) Миньярского металлургического завода, воевал в Гражданскую в рядах Рабоче-крестьянской Красной армии. В 1921 году работал в Стерлитамакской городской ЧК, был ответственным секретарём Стерлитамакского кантонного большевистского комитета.

В 1922 году он получил партийное задание перевезти наркомат финансов из Стерлитамака в Уфу и, видимо, отлично с этой задачей справился. После чего недолго работал заместителем наркома рабоче-крестьянской инспекции БАССР. В 1923 году ему доверили возглавить Воткинскую автономную область, теперь это республика Удмуртия. С 1924 по 1932 год Алексей Егорович служил на хозяйственной работе то в Свердловске, то в Иркутске, то в Башкирии. В 1932 году переехал в Москву.

В Москве он оказался не случайно. К тому времени, с 1930 года, его старший брат Даниил, с которым в детстве вместе мечтали о светлом будущем человечества, стал ни много ни мало председателем Совета народных комиссаров РСФСР, то есть главой российского правительства.

О Данииле Егоровиче Сулимове в истории сохранилось чуть больше памяти, чем об Алексее Егоровиче.

В 1935 году московские газеты с восторгом описали почти «булгаковский» сюжет: как глава РСФСР пошел в ГУМ, провел в нём много времени в роли простого покупателя. Потом Сулимов явился к директору, ждал своей очереди на приём и предъявил жалобы, не называя себя. В конце разговора объявил, кто он такой. В лицо его, конечно, никто знал. Можно только догадываться, какой бледный вид имел «всесильный» директор ГУМа, когда обнаружилось, что стоящий в его кабинете мрачноватый рабочий «с Урала» – это Председатель Совнаркома РСФСР.

Данил Егорович избирался членом ВЦИК и ЦИК СССР, был членом комиссии по подготовке Конституции СССР 1936 года, текст которой написали Бухарин и Радек. В том же 1936 году город Баталпашинск на Северном Кавказе был в честь российского главы переименован в Сулимов.

Всего через несколько месяцев город Сулимов переименовали в Ежово-Черкесск (ныне Черкесск), поскольку в июне 1937 года Даниила Егоровича арестовали прямо на Пленуме ЦК ВКП(б), тогда же исключили из состава ЦК.

27 ноября 1937 года Сулимов-старший был приговорен к высшей мере наказания и быстро расстрелян. Реабилитирован Военной коллегией Верховного суда СССР в 1956 году, в том же году посмертно восстановлен в партии. Его именем названы улицы в Екатеринбурге, Челябинске и Глазове.

А его младший брат, перевозивший в должности наркома народный комиссариат финансов БССС из Стерлитамака в Уфу, в 1937 году бесследно пропал.

 

[1] Публикуется в журнальном варианте.

[2] Боффа Джузеппе. История Советского Союза: В 2 т. Т. 1: от революции до Второй мировой войны. Ленин и Сталин. 1917–1941. «Международные отношения». – М., 1994. С. 64.

[3] В. И. Ленин. Полное собрание сочинений. Т. 51. С. 44.

[4] НГУБ. Т. 2. Ч. 2. С. 405.

[5] Цит. по: Свод законов и нормативных правовых актов Башкортостана. III том. 1919–1920 гг. Секретариат Государственного Собрания – Курултая Республики Башкортостан. – Уфа, 2005 г. С. 26.

[6] Там же.

[7] Цит. по: Свод законов и нормативных правовых актов Башкортостана. III том. 1919–1920 гг. Секретариат Государственного Собрания – Курултая Республики Башкортостан. – Уфа, 2005 г. С. 17.

[8] Сапожников А. Г., Старков В. И. Министерству финансов Свердловской области – 90 лет. – Екатеринбург: Издательство «Сократ». 2009. С. 16.

[9] ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 94. Д. 578. Телегр. бланк; ЦГИА РБ. Ф. 1107. Оп. 1. Д. 44. Л. 57 («Журнал исходящих телеграмм 1919 г.»; 4/Х. 244 а).

[10] ЦГИА РБ. Ф. 1107. Оп. 1. Д. 83. Л. 118. Отпуск; Д. 44. Лл. 60 об.-61 («Журнал исходящих телеграмм 1919 г.»; 14/Х. 261).

 

[11] В настоящее время в этом здании размещается Башкирский государственный театр оперы и балета.

[12] Беспартийный.

[13] Книга памяти жертв политических репрессий Республики Башкортостан. Т. 3. – Уфа: Китап, 2001. С. 306.

[14] История финансовых органов Башкортостана. / Авт.- сост. Р. А. Аюпов. – Уфа: Гилем, 2002. С. 44.

[15] Там же.

[16] Юмагулов Х. Об одном неудачном опыте изучения национальной политики в Башкирии в 1918–1920 гг. (Ответ тов. Ф. Самойлову) // Пролетарская революция. 1928. № 3 (74). С. 170.

[17] ЦГИА РБ. Ф. 1107. Оп. 1. Д. 87. Л. 198. Подлинник.

[18] Имеется в виду вопрос о границах Башкирской автономии.

[19] Цит. по: Самойлов Ф. Малая Башкирия в 1918–1920 гг. (Из истории одного опыта применения национальной программы ВКП) // Пролетарская революция. 1926. № 12 (59). С. 192–193.

[20] ЦГИА РБ. Ф. 1107. Оп.1 Д. 88. Лл. 155–156. Подлинник.

[21] Заки Валиди Тоган. Указ. соч. Кн. 1. С. 365.

[22] Заки Валиди Тоган. Воспоминания. Кн. 2. – Уфа: Китап, 1998. С. 13.

[23] Заки Валиди Тоган. Указ. соч. Кн. 2. С. 45.

[24] История финансовых органов Башкортостана / Авт.- сост. Р. А. Аюпов. – Уфа: Гилем, 2002. С. 153.

 

[25] Там же.

[26] Давлетшин Р. А. Голод // Башкирская энциклопедия. – Уфа: ГАУН «Башкирская энциклопедия». 2015–2018.

[27] Там же. С. 49.