Алена Чурбанова. Убить Карлсона

Отпуск

Мой отпуск – это четырнадцать свободных августовских дней в съемной городской квартире, двухкомнатной, с соседом за тонкой стенкой. В обычные дни я его почти не вижу, поскольку работаю в офисе днем, а он чем-то промышляет по ночам. Вероятно, неким преступным занятием, почти с гордостью за свою мнимую храбрость думаю я иногда. Мне, с одной стороны, лень, а с другой – боязно спрашивать даже о том, как его зовут, потому что в последнее время обилие поверхностного общения стало меня сильно напрягать. Недавно заметила, что если после дежурного вопроса: «Как дела?» – начинаются длительные россказни, то буквально через двадцать секунд мой мозг самопроизвольно отключается от этого вязкого потока чужой жизни…

Утром, проснувшись, я обычно долго лежу на кровати, курю и смотрю на паучка, который бегает по потолку, в некоторых местах слегка потрескавшемуся.

Сосед в это время уже стучит по клавишам компьютера, пьет кофе литрами и иногда грязно ругается вполголоса. Мне нравится воображать, что он там пишет весьма славно закрученный криминальный роман, и когда однажды он не вернется со своего наверняка опасного ночного промысла, я подожду пару дней, а потом все-таки удовлетворю любопытство и прочту то, что сосед все это время настукивал… Вполне может быть, что именно так рано или поздно и произойдет, как знать.

Ночами у него негромко играет кубинская музыка – впрочем, может быть, и не кубинская, но во всяком случае латиноамериканская, а у меня щебечет по телевизору бородатый ведущий с внешностью, как у Курта Кобейна, если бы тот дожил до пятидесяти лет и имел нетрадиционную сексуальную ориентацию. Бог эфира в темное время суток рассуждает о вечном, курит трубку и гладит большого симпатичного рыжего кота.

Иногда мне звонит из Америки мой когда-то близкий, а теперь очень далекий друг. Хотя теперь уже, наверное, и вообще никто. От когда-то огромного всего остался только голос в телефонной трубке, словно без конца повторяющееся эхо. Мы играем с ним в «эмигрантскую грусть».

– Как у вас там?

– Да все так же. Разве что новый президент, а так – то же самое.

– У нас жара – прямо мозг плавится.

– И здесь лето.

– Хочу осенью приехать на недельку.

– Уже третий раз хочешь.

– Все не выходит. Работа, ты же понимаешь.

– Конечно.

– Вот видишь.

– Расскажи, что у тебя нового.

Включаю «громкую связь», достаю из шкафчика припрятанную когда-то давно бутылку красного вина, открываю ее, наливаю рубинового цвета жидкость в два бокала (зачем-то в два) и слушаю. Смысл слов мною не воспринимается, я слушаю голос из телефона, как музыку.

Так и проходит мой отпуск, размеренно, лениво и бессобытийно.

Впрочем, бывает, что ближе к середине ночи, когда на улице идет дождь, кто-то стучит в мое окно, всегда четырежды, а потом замолкает.

Я просыпаюсь, включаю настольную лампу и некоторое время всматриваюсь в темноту. Сердце начинает биться более учащенно. Иду на кухню, грею воду, пью чай с молоком и опять ложусь спать.

В последнюю «отпускную» ночь, услышав стук вновь, я думаю сквозь полудрему, что, может быть, стоит открыть окно, вдруг что-то важное, вдруг случилась революция или переворот. Но потом вспоминаю, что девятый этаж, что завтра на работу, и какая к черту революция, если сегодня кончается лето…

Кролик в твоей голове

– Когда я родилась, у меня целых три дня не было имени. Совсем никакого, – меня называли просто «девочка». Потом родители решили назвать меня Алисой. До сих пор не знаю, что лучше – когда ты совсем без имени или когда ты Алиса. «Алиса» для меня звучит как нечто среднее между «лиса» и «подлиза». В детстве я часто врала сверстникам, называла другие имена, иногда даже мужские. Вас, наверное, тоже бесит, что родители назвали вас Сергеем. Имя «Сергей» – оно похоже на «егерь-гей».

Я смеюсь, да что там смеюсь – ржу в голос.

Он смотрит на меня непонимающе-растерянно. Еще бы. По телефону я была много более любезна.

Я оглядываю его кабинет. Для начальника отдела персонала, в общем-то, неплохо. По крайней мере, черный кожаный диван присутствует. Остальное мне не важно.

Он что-то бормочет о моем «великолепном резюме». Я усмехаюсь – на этот раз про себя. Резюме действительно прямо-таки совершенно – мечта для любого работодателя. Только вот лживо от первой до последней буквы, – это единственный его недостаток.

Я опускаю взгляд под стол. Модные ботинки блестят так, что больно смотреть.

Мой тоже такие носил, пока было на что надевать. До аварии.

…Диван оказался довольно удобным. Только начальственный Сережа в первый раз кончил слишком быстро, но во второй раз был очень даже неплох…

Во второй половине дня встречаюсь с председателем местного отделения одной мелкой, никому не нужной партии – видела его как-то по телевизору. Позвонила накануне, предложила встретиться по поводу «возможного сотрудничества». Наплела с три короба – что-что, а это я умею. От мужа научилась.

...Сидим в модном кофе-баре. Рассказывает что-то о неудавшемся плане создания предыдущей столь же мелкой, никому не нужной партии.

– Я должен был быть финансовым директором,– с явным сожалением в голосе произносит он. – Планировали набрать не менее двадцати процентов на выборах.

Смотрю на этого лощеного красавчика и понимаю, что он просто самонадеянный болван, хоть и симпатичный. Представляю его длинные, «музыкальные» пальцы на моем теле…

– А как вы, Алиса, относитесь к сетевому маркетингу? – голос «партстроителя» возвращает меня из мира грез на грешную землю. – Не хотели бы в этой сфере посотрудничать? Мы занимаемся лекарствами, это сейчас очень выгодно…

При словосочетании «сетевой маркетинг» в памяти сразу всплыли «Гербалайф», чрезмерно сытое лицо Довганя, одно время смотревшее на жителей нашей страны с десятков видов продуктов питания, и более мелкие примеры «кидалова». Неинтересно. Пора заканчивать разговоры.

Мило улыбаюсь, говорю: «Нет, спасибо, простите, очень спешу, было приятно познакомиться», и, стараясь не идти слишком быстро, выхожу из кофейни.

На улице уже довольно темно, а воздух необычайно вкусен и свеж. Я достаю из пачки сигарету, закуриваю. Успела сделать целых три затяжки, прежде чем из кофе-бара вылетел мой спутник. Старею, черт побери.

Номер, ванна, секс. Много хуже предыдущего, но иногда хочется и такого – быстрого, грязного, животного.

Я выхожу из гостиницы, ловлю такси и еду домой. Захожу в круглосуточный супермаркет. Покупаю много сладостей, сгребаю их с полок почти не глядя.

Он лежит в постели, делает вид, что уже спит. Я провожу рукой по его вьющимся темным волосам. Его ресницы чуть вздрагивают. Моя рука спускается на его шею, спину, потом еще ниже…

«Просыпается». Конечно, сразу же все понимает.

– Ты опять?..

– Ну ты же знаешь, как это бывает... «Это не я – это все кролик в моей голове». Тебя цитирую, между прочим. Так ты мне говорил совсем еще недавно. Когда я стаскивала с тебя девок.

Он кривится и прячет лицо в подушку.

– Не смотришь? Противно?

А то. Мой размазанный чужими губами по лицу макияж говорит красноречивее любых слов.

После аварии таким послушно-сентиментальным стал. Скотина.

– Ну не грусти, мой хороший. Я тебе там сладкого принесла.

Ложусь рядом с ним и закрываю глаза. Кролик в моей голове удовлетворенно засыпает. Я ненадолго освобождаюсь от его сладкого плена.

Спокойной ночи, дорогой. До завтра.

Убить Карлсона

Даша сидела на подоконнике и смотрела на соседний дом. У нее сегодня был шестой день рожденья, а она, как назло, заболела ангиной. В пятиэтажной хрущевке напротив не было ничего примечательного. Кроме чердака. Потому что на чердаке жил Карлсон. Он был любимым Дашиным сказочным героем. Она твердо верила в то, что он живет на чердаке соседнего дома и еще ни разу не прилетел к ней лишь по какой-то нелепой случайности. Или потому, что она еще маленькая.

Раздался звук поворачивающегося в двери ключа. Это пришли родители – с подарком! Даша просила на день рожденья щенка или котенка. То, что она увидела, было не совсем тем, что она заказывала, но все равно вполне подходящим. Это был волнистый попугайчик в клетке. Он забавно чирикал и в целом был очень симпатичным на вид. Она назвала его Кешей.

Даша быстро к нему привязалась. Ей нравилось ухаживать за ним, менять ему воду в клетке, сыпать корм. Когда родители были на работе, она часто разговаривала с попугаем, рассказывала о своих секретах. Выпускала его из клетки, а потом ловила старым маминым платком.

Но через полгода попугай заболел. Неделю он практически неподвижно сидел в клетке, нахохлившись. А спустя еще пару дней Даша проснулась утром и увидела, что клетка пуста. Она сразу побежала к маме.

– Мама, где же Кеша?

Мама прятала глаза, но всеми силами пыталась «сохранить лицо».

– Детка, Кеша… он улетел, – и показала рукой в сторону окна.

Даша посмотрела в окно, увидела крышу соседнего дома, чердак… И ее осенила догадка.

– Он улетел к Карлсону, да, мам?

Мама едва сдержала вздох облегчения.

– Да, Дашенька. Кеша улетел к Карлсону.

– Но… Он вернется?

– Конечно, детка. Правда, я не знаю, как скоро это произойдет. Поэтому пока мы уберем клетку в кладовку, хорошо? А когда вернется, вытащим опять. Или мы можем подарить тебе другого попугая, а когда вернется Кеша, они будут дружить.

Даша совсем не хотела другого попугая.

– Нет, ма, мне нужен только Кеша.

– Хорошо, милая. Тогда мы просто подождем Кешу.

…Прошло шесть месяцев, но попугай так и не вернулся. Даша сначала спрашивала маму, почему же его до сих пор нет, а потом ей надоели ее однообразные утешительные отговорки.

«А что если Карлсон не отпускает Кешу? Что если он совсем не такой хороший, как написано в книжке?» – эти вопросы без ответов терзали Дашу ежедневно.

«Я должна пойти туда и освободить его», – это решение показалось ей единственно верным.

Отпросившись у мамы погулять около дома, Даша не мешкая пошла в соседний дом. На улице было тепло, но мама, всегда боявшаяся простуд, надела-таки на нее шапочку в виде кошачьей головы, с двумя забавными помпонами по бокам в виде ушек. Даше было жарко, но снимать шапку она не стала.

Поднявшись на последний этаж, Даша увидела, что замок на чердачном входе не закрыт. Она обрадовалась и полезла по лестнице наверх.

На чердаке было темно и грязно. Пару раз споткнувшись, девочка конкретно измазалась. «Мама заругает, – тоскливо подумала Даша. – Но, с другой стороны, если я вернусь с Кешей, она обрадуется и простит мне испачканную одежду». В углу кто-то лежит, поняла Даша, когда глаза немного привыкли к отсутствию освещения и она получила возможность осмотреться.

Даша подошла поближе.

– Эй!

Существо, лежащее в углу, было одето в зелено-серые лохмотья, отозвалось смачным храпом.

Девочка немного испугалась увиденного, поэтому на всякий случай подняла с пола первую попавшуюся палку.

– Эй! Карлсон! Я пришла за Кешей! – Даша постаралась сказать это как можно громче, в надежде, что ее все-таки услышат.

«Карлсон», которого вообще-то звали по давно потерянному паспорту Федей, а сейчас все чаще величали просто Укурком, недовольно застонал и разлепил веки.

Увиденное повергло его в шок. Перед ним стояло маленькое чумазое нечто с рожками на голове и копьем в руках!

– Аааааа! – заголосил Укурок.

– Сгинь, сгинь, нечисть поганая!

Даша от поднятого крика, разумеется, испугалась. Но, впрочем, не настолько, чтобы тут же бежать без оглядки.

– Верни Кешу! – дрожащим голоском выкрикнула она.

Укурку же послышалось: «Вали на крышу!» Он вскочил и быстро полез в указанном направлении.

Даша полезла за ним. Естественно, она оказалась на крыше значительно позднее Укурка. И не знала, что тот, будучи по пьяни не вполне адекватным, поскользнулся на сырой от прошедшего дождя поверхности крыши и не сумел удержать равновесие…

Даша стояла на крыше, и по ее щекам текли слезы. «Он улетел, – думала она, – Карлсон улетел, и теперь я никогда больше не увижу Кешу».

Внизу кто-то закричал, а потом приехала скорая помощь. Дашу отпаивали лекарствами, плакала мама, сердился папа… А потом все стало как прежде. Только книжку о Карлсоне ей никогда больше не читали.

Из архива: август 2009 г.