№3.2024. Фирдауса Хазипова. Восемнадцатое мгновение весны

Берлин. 28 апреля 1945 года, 16:00

Штирлиц медленно вёл свой «Хорьх» по Тиргартенштрассе в сторону озера Нойэр-Зее. Он ехал на встречу с новым радистом, присланным взамен Кэт, которая уже находилась в Париже в полной безопасности. Но по возвращении в Берлин из Швейцарии Штирлиц понял, что за ним идёт неприкрытая слежка. Это его не очень беспокоило. Советские войска вот-вот войдут в город. На улицах ухают снаряды, слышатся автоматные очереди. Советские и американские самолёты соревнуются за право закрепить господство в небе и на земле.

Остановив машину у решетчатой металлической ограды, он неторопливо двинулся в парк. Стоял погожий тёплый субботний день. На спокойной глади озера солнечные лучи играли с лёгкими волнами. По берегам неспешно прогуливались горожане. На середине блестящего водоёма одиноко плавала коричневая, с сизым отливом утка. На дальней скамье мужчина в поношенном пиджаке читал газету. У его ног лежал жёлтый пёс. Штирлиц намётанным глазом увидел в газете дырку на уровне глаз. Слегка опустив газету, мужчина потрепал собаку за ухо, шлепком отправил её по направлению к озеру. И вновь уткнулся в газетный лист. На ближней скамье господин в сером приличном костюме обмахивал лицо мягкой серой шляпой.

Собака подбежала к берегу. И вдруг утка неестественно быстро, как конькобежец, рванула к берегу. Собака заволновалась, потрусила ближе к воде, ступила лапами и отбежала назад. Вода показалась ледяной. Она призывно залаяла, как бы убеждая утку в желании подружиться. Но утка, оглушительно крякая, рванула к середине озера. Пёс, опять попробовав воду, разозлился и неистово залаял. Его худые бока дрожали, лай становился все громче и неистовей. Публика оживилась. Послышались громкие ободряющие крики, смех, кое-кто начал заключать пари. А странная пара вела непонятную игру. Пёс оглушительно, истерично лаял. На морде ясно читалось, что он решительно настроен схватить нахалку и отгрызть ей лапы. Утка же как будто дразнила собаку: она то резко приближалась к берегу, то, как бы ведомая невидимой силой, резко откатывалась на середину озера.

Собака не выдержала сладкой муки, с разгона бросилась в воду и тут же громко завизжала от холода. Господин в сером костюме, положив шляпу на скамью, подошёл к озеру и, подхватив дрожащего пса за впалый живот, вытащил его на берег.

«Опаздывают на двадцать секунд», – отметил про себя Штирлиц. Послышалась воздушная тревога, в воздухе завыли самолёты, в городе послышались разрывы бомб. Публика торопливо покинула парк. У озера остались трое мужчин: поношенный пиджак на дальней скамье с газеткой и мокрой собакой и господин в серых мокрых брюках. Штирлиц неспешно подошёл к серому костюму и доброжелательно сказал:

– Это очень благородно, что вы спасли собаку.

– Ничего особенного я не сделал. Вот только брюки и обувь намокли.

Отзыв на пароль был правильный. Штирлиц быстро, очень тихо проговорил сообщение для Москвы. Рядом с ними крутилась рыжая собака с вертикально поднятым ухом.

Помня, что последние слова запоминаются, Штирлиц громко произнёс:

– Вам надо непременно выпить шнапса, чтобы не подхватить простуду.

– Я это и собираюсь сделать на Хохштрассе, 20, там есть отличное заведение.

Они приподняли шляпы, прощаясь.

«Значит, ответ из Москвы придёт в 20 часов», – запомнил Штирлиц, направляясь к выходу из парка.

А в это время утка с истеричным кряканьем летела, как на коньках, в сторону камышей. Из озера вышел водолаз в мокром чёрном костюме. Потянув за леску, привязанную к утиной ножке, подтащил птицу к себе, свернул ей шею, положил на берег. Вытащил из-под корней гражданский костюм, переоделся и, подхватив утку под мышку, скрылся среди деревьев.

Берлин. 28 апреля. 20:00 часов

Штирлиц, «водолаз» и радист сидели в креслах в уютном особняке штандартенфюрера Штирлица. Уютно горел камин, на вертеле поджаривалась утка. Первым делом Штирлиц прочитал вслух шифровку из Москвы: «Алекс Юстасу. Ваше сообщение о том, то Гитлер собирается покончить с собой, чрезвычайно важно. Необходимо сделать всё возможное, чтобы это свершилось».

Мужчины расслабились. Они пили русскую водку и закусывали немецкой уткой. Лица смягчились. В воздухе пахло водкой, птичьим мясом, воспоминаниями о далёкой Родине. Не сговариваясь, они душевно, вполголоса запели:

Ой, ты степь широкая...

У двери послышался шорох. Бойцы невидимого фронта подтянулись, выставили на стол шнапс, припрятав русскую водку в угол. Штирлиц взял утиную ножку и, нарочито сильно покачиваясь, пошёл к двери.

На пороге стояли шпик в поношенном костюме и рыжая собака. Запах утиной ножки чуть не свалил его с ног. Собака заёрзала лапами, худые бока задёргались, в глазах заблестела мольба.

– Я знаю, что вы советский шпион, – плаксиво сказал шпик. – Я доложил в гестапо, но им, похоже, не до этого. Что мне делать, не знаю.

Он с мольбой уставился на ножку.

– Дружок, – Штирлиц откусил нежное мясо. И в своей восхитительной манере – проникновенным голосом в сочетании с тончайшей иронией – посоветовал: – Лучшее, что ты можешь сделать, это пойти на озеро, взять в руки самый тяжёлый камень и сигануть на дно. Пока не поздно.

Он захлопнул дверь перед их носом и вернулся в уютную компанию. И снова советские разведчики пили русскую водку, закусывали немецкой уткой и тихо задушевно пели:

Ой ты, Волга-матушка...

Пели вполголоса. Потому что команды раскрывать себя пока не было...

Шпик оглядел пустынную улицу, вынул из уха собаки микрофон, швырнул его в канаву. И пошли они понуро в сторону озера. Ибо им стало ясно: русские победили. Окончательно и бесповоротно.