№12.2023. Казбек Исмагилов. История одной любви

Подарки

– Сходите в кино, – говорю жене с дочерью утром 8 марта, – а я вам подарочки приготовлю.

– В кино, в кино! – запрыгала дочь.

Выпроводил семью. В моём распоряжении, прикидываю, два – два с половиной часа: за это время надо написать короткий рассказ для Кати и придумать сказку для дочери. Напишу, решил, для начала рассказ. Романтично опишу первое наше свидание, интересно, узнает она себя? Вывожу заглавными буквами на дисплее компьютера название: «История одной любви».

«Самое значимое в художественном произведении первое предложение. Хоть Толстого возьми с его эпопей, хоть Чехова с “Тремя сёстрами”», – наставлял меня на заре моей литературной деятельности известный сатирик Рафаил Соколовский.

Начинаю: «Встретились мы…» Никак не вспомню, где же мы встретились. В голове крутятся строки шансона пятидесятых годов: «Встретились мы в баре ресторана, как мне знакомы твои черты…». Не там, конечно, встретились: Катя на дух не переносит подобные заведения, спортсменкой была в юности, разрядницей.

Внимание отвлекает звук капели из кухонного крана. По мозгам тюкает. Опять вспомнил совет наставника: «Ничто не должно отвлекать, тем более раздражать». Пошёл на кухню, заменил клапан на кране – давненько купил его, да всё руки как-то не доходили. Заодно посуду помыл, что скопилась в раковине. Заулыбалась кухня!

Сажусь за рассказ. Где же всё-таки я встретил её? Может, в библиотеке? Скользнул взглядом по стенке с книгами. Тома Пушкина разрознены, детские книги стоят там, где моя научная литература. «Как ведь всё просто, – критикую семью, – взял книгу, почитал, поставь на место!» Расставил книги по тематике, а заодно и книжные полки пропылесосил. Заиграла стенка!

Замечаю, что уже думаю не столько о месте нашей первой встречи, сколько о внешних раздражителях, отвлекающих от творчества. Собрал в коробку детские игрушки, разбросанные по всем комнатам. Что же ещё раздражает? Вышел в прихожую: Клондайк в части беспорядка! Почистил и расставил обувь по ранжиру, вынес мусор. Заодно выкинул обшарпанный коврик и свою старую дублёнку вместе с молью. Свободно стало в прихожей!

Где же я её встретил? Починил утюг – давно жена просила, помыл полы. Любуясь на творение своих рук, выискиваю возможные раздражители. Сбегал в магазин за тортом, шампанским и конфетами для дочери, сварил кофе, накрыл праздничный стол.

Звонят в дверь.

– Прости, милый, задержались, – извиняется жена. – После фильма в зоопарк заглянули – белок орешками покормили.

– Ничего, ничего, – говорю виновато, сочиняя на ходу сказку для дочери: «Жили-были дед да баба, и была у них Курочка Ряба, – фу ты, плагиат. – В суп бы эту курочку».

– О-о-о, – воскликнула жена, пройдя в гостиную и любуясь порядком и праздничным столом. – Вот это подарок!

– Катя, – спрашиваю, – не помнишь, где мы познакомились?

– На катке, – и, обняв, закружила меня: – И звенит под ногами каток, словно в давние школьные дни, – пропела звонко.

Подошла дочь, ластится.

– Жила-была Курочка Ряба, – пробормотал я, – и принесла она тебе конфеты, которые так и называются – «Курочка Ряба», посмотри под подушкой.

– Конфеты, конфеты! – запрыгала дочь. – Мои любимые!

Праздник удался.

Открытие

Доктор физико-математических наук Синицын проснулся ночью, оттого что замёрзла спина. Юрий Иванович поворочался, подоткнул одеяло, затих в ожидании тепла и уюта. Уют не наступал. Тут-то он и обнаружил – жены нет рядом, некому спину греть.

«На кухню, наверное, пошла. Попить», – подумал он и крикнул в пустоту:

– И мне, Кать, водички!

В ответ в утробе высотного дома что-то заурчало. Синицын полежал ещё с минуту, продолжая мёрзнуть, пока дискомфорт не трансформировался в тревогу: где же она? Встал, сунул ноги в безразмерные тапочки, обошёл жилую и полезную площадь двухкомнатной квартиры. Жены дома не было. Случилось подобное впервые за 32 года совместной жизни. Ситуация была до того нелепой, что Синицын ещё раз обошёл квартиру, заглянул под кровать, в стенной шкаф и даже в холодильник. Пусто! «И аргумента-то у такой функции не может быть, чтобы что-то логически предположить, – с математическим уклоном подумал учёный. – Словно теорему Пифагора отменили решением администрации».

Синицын предпочитал горизонтальный образ жизни как наиболее устойчивый с точки зрения прикладной механики. Телевизор смотрел лёжа, и газеты читал, и размышлял о прелестях квадратных и кубических корней. «Куда же она могла уйти на ночь глядя?» – продолжал думать доктор наук, укладываясь на диван. Зелёный базар отпадал – закрыт ночью. Отпадали и учреждения быта и администрация. А может, её уже с вечера нет дома?

Стал вспоминать, что было вечером. Конечно же, футбол. Сборная России играла с английским «Арсеналом». Три – ноль! Потом – программа «Время» и двухсерийный фильм «Выстрел в банке». Детектив!

Жена между программами не просматривалась. Выходит, её с вечера нет! Тревога возрастала в геометрической прогрессии. Возникло мрачное видение: перебегает Катя улицу, в руках тяжёлая сумка с продуктами, домой торопится. Скрежет тормозов… Поздно!

По ноль девять узнал номер телефона дежурного ГАИ. Наездов на пешеходов вчера не было.

Похитили с целью выкупа? Позвонил в милицию.

– Какого числа пропала? – стал буднично уточнять майор Романов.

– Почему пропала, откуда вы взяли? – испугался Юрий Иванович.

– Вы же сами сказали: пропала жена.

Синицын посмотрел на стенные часы – три пятнадцать ночи.

– Вчера, наверное, а может, и сегодня.

– Как проспитесь, перезвоните, – сказал майор и отключился.

Синицын тут же позвонил повторно:

– Если хотите знать, я вообще не употребляю эту гадость. Могу сообщить номер начальника, подтвердит.

Дотошный майор стал интересоваться приметами Екатерины Владимировны. Юрий Иванович, волнуясь, явственно вспомнил одно из первых свиданий с Катей. Было ей тогда девятнадцать:

– Стройная, коса до пояса, глаза голубые, веснушки на носу…

– Характер?

– Характер? – переспросил Синицын. – Характер золотой.

Майора интересовал другой аспект характера пропавшей. Решительность! Способна ли Екатерина Владимировна плюнуть на всё, включая сюда и самого доктора наук, и уйти.

– Куда уйти? – не понял Синицын.

– К другому.

– Вы… Вы в своём уме?!

– Такое случается.

Синицын тут же представил «другого»: кавказская наружность, в усах и большой кепке. Внутри у математика сделалось плохо.

Скрипнула балконная дверь. Про балкон Синицын, обходя квартиру, как-то забыл. Вошла Катя.

– Ну ладно, – радостно закричал Юрий Иванович в трубку, – заболтался тут с вами, дома, оказывается, она.

Отключился.

– Кать, ты что это там? – кивнул на балконную дверь доктор наук, улыбаясь сквозь набежавшие слёзы.

– За звёздами наблюдала. Мишка, внук наш, трубу подзорную мне на день рождения подарил.

Помолчали. Екатерина Владимировна села рядом с мужем. Синицын с интересом посмотрел на жену: никакого сходства с его словесным портретом – ни косы, ни талии, ни веснушек. Вот только разве что глаза и, конечно же, золотой характер.

– Юра, звезду я новую открыла. Совсем рядом с Большой Медведицей, – сообщила жена, – без трубы её не видно.

– Уж прямо дожидалась она, пока тебе внук игрушку подарит, – подумал Синицын, а вслух сказал: «Очень даже любопытно, можно взглянуть?»

Супруги вышли на балкон. Небо было сплошь усеяно крупными сверкающими звёздами. Синицын обнял жену, прильнул к её тёплому боку и подумал: «Звёзд-то сколько! На всех по штуке хватит, только открывай».

Светлая полоса неба

Лето достигло апогея. Окна второго этажа сельской гостиницы распахнуты настежь, но нет и намёка на прохладу, словно они всасывают горячий воздух. Старик посмотрел на дисплей мобильника – 02:00 ночи. Оделся не спеша, осторожно ступая по скрипучим деревянным ступеням, спустился в «предбанник» гостиницы.

– Куда это вы на ночь глядя? – тяжело подняла голову дремавшая за стойкой полногрудая деваха с пустыми, как у статуи, глазами.

– Подышу воздухом, – изобразил постоялец улыбку, которая осталась не воспринятой – дежурная уже уронила тяжёлую голову на пухлые руки, сложенные на столе.

Старик вышел из гостиницы, огляделся, как бы решая, в какую сторону идти.

– Значит, так, – сказал он сам себе и, не вникая в смысл сказанного, на «автопилоте» пошёл по улице Октябрьской в сторону центральной площади села, на которой 70 лет назад 1 мая и 7 ноября с дощатой трибуны секретарь райкома приветствовал демонстрантов, нёсших портреты вождей и транспаранты с призывами и обещаниями. Самой представительной была колонна средней школы. За школой шли студенты педучилища и сельхозтехникума, труженики колхоза «Большевик». Замыкали праздничное шествие прочие немногочисленные трудовые коллективы районного центра. Диктор с трибуны выкрикивал здравицы, колонны вразнобой эхом отзывались: «Ура, ура, ура!»

Первого мая демонстранты под гармошку пели «Утро красит нежным светом стены древнего кремля…», а 7 ноября – «Наш паровоз, вперёд лети, в коммуне остановка…».

Пройдя с полкилометра по Октябрьской, старик свернул налево, на Большевистскую. На этой улице в доме номер 26 он прожил свои первые 18 лет. Того бревенчатого дома уже нет, снесли при строительстве общежития.

Дойдя до озера Серебрянка, что на окраине села, старик понял, что, не осознавая этого, он шёл именно сюда…

Село Топорнино, развёрстанное по левому берегу реки Белой, служило перевалочным пунктом для снабжения района промышленными товарами. Пятьдесят первый год… Весна переходит в лето. Окончив девятый класс, он подрабатывал грузчиком на пристани. Льстило, когда ватага немолодых грузчиков выбрала его бригадиром. Не из-за внушительной фигуры – её не было, а из-за умения торговаться с работниками райпотребсоюза по части расценок за разгрузку барж.

Надежде в то лето исполнилось двадцать три. Невысокая, ладно сложенная, всегда красиво одетая. Краля что надо – он был тайно влюблён в неё. В те годы из-за бушующих гормонов влюблялся часто и каждый раз навеки.

Надежда вела в педагогическом училище физкультуру. Слыла девкой с придурью, ходила в брюках, что тогда не было принято, наперегонки с пацанами гоняла по селу на велике, забиралась на верхнюю палубу пассажирских пароходов, что чалились к пристани села, а когда они отплывали, прыгала с верхотуры в бурлящую от работы лопастей воду, исполняя в падении замысловатые кульбиты.

Зналась с его матерью, которая учительствовала в начальной школе при педагогическом училище. Родом из одной деревни, они часто встречались, пили чай, вспоминали знакомых. В тот памятный летний вечер что-то отмечали. На столе домашнее пиво, пироги. Рано повзрослевший в военные годы, он тоже сидел за столом. Засиделись, стенные часы пробили полночь. Надежда засобиралась.

– Проводишь? – бросила на него быстрый взгляд и тут же перевела его на гостеприимную хозяйку, как бы ожидая одобрения.

– Проводит, проводит, – сказала та.

Они вышли в лунную ночь, молча шли по безлюдной улице, их причудливые тени от лунного света бежали впереди. Окна домов темнели как пустые глазницы, без воодушевления лаяли собаки.

Дошли до озера на краю села.

– Хочешь искупнуться? – спросила Надежда.

– Нет, – ответил он. – С этого берега мелко.

– Ну и что, – сказала она, стягивая сарафан. – Зато дно песчаное, вода прохладная, родники бьют.

Лифчика на ней не было, трусов тоже.

И, как бы только заприметив его, вскрикнула:

– Ой, отвернись, бесстыжий!

– Ну, пойду я, наверное, – сказал он, отвернувшись. – Тут же вам рядом.

Уходить не хотелось.

– Нет, – возразила она и как бы даже приказала: – Покараулишь мою одежду!

Проплыв по-мужски сажёнками до противоположного берега и обратно, Надежда, не прикрывая руками наготу, вышла из воды. Гармоничные линии тела были окутаны сияющей дымкой лунного света. Он отвернулся, ожидая, пока Надежда наденет сарафан на мокрое тело. Она подошла, бесшумно ступая по ковру стелящегося лютика, обняла его:

– Согрей, замёрзла я, – прошептала дрожа.

Голос был низким, волнующим, в нём звучал откровенный призыв...

Потом они долго лежали на прибрежной траве. Полные губы её были приоткрыты. Она молчала. Он выпаливал слова, не поспевая за ними:

– На будущий год мне восемнадцать, школу окончу, уедем в Узбекистан, дядька мой там директором заповедника, буду работать егерем.

– Ты совсем ещё мальчишка, – сказала она. – Будешь много раз влюбляться и разочаровываться, пока не остановишься на одной. – И помолчав, добавила: – А может, и не на одной…

Старик напряжённо вглядывался в гладь озера, как бы ожидая появления Надежды.

– Отмотать бы назад годы, – вздохнул тяжело, – и тогда…

Что было бы тогда, старик так и не додумал.

Но, как и тогда, на востоке показалась светлая полоса неба.