№3.2023. Казбек Исмагилов. Выстрел в банке Туран.

ХIV

Четырнадцатого октября Кирилл Ларкин перехватил возбужденный блеск в глазах приемщика камеры хранения Ярославского вокзала. Тот переводил возбужденный взгляд то на молоток, лежащий на прилавке, то на короткостриженую голову Ларкина.

– Дядя, – очень вежливо и доброжелательно сказал Ларкин, – тебе доводилось слышать мудрую народную поговорку: «Против лома нет приема!» Так вот, дядя, лом – это я. Пока ты дотянешься до молотка, я уже буду звонить твоей родне, чтобы заказывали гроб.

– Понял, – сдавленно произнес приемщик. – Дай хоть стольник. Себе остальное забирай, я ничего не видел.

– Сотню не могу, трояк, может, наскребу.

Ларкин пошарил по карманам.

– И трояка нет. Вот два рубля. Тебе хватит на бутылку бормотухи. Куда больше-то? Голова не будет болеть завтра утром.

– Огромное спасибо! Дай Бог здоровья и счастливой вам дороги, – заученно поблагодарил приемщик багажа.

– А теперь, дядя, закрывай лавочку и вперед.

– Куда?!– встревожился приемщик. – Я к чемодану никакого отношения. Что сдают, то и храню.

– Звонить пошли. Багаж будешь нести. Не имею пока права его изымать. Закон есть закон.

Приемщик удивился подобному закону, не представляя, что какие-то законы распространяются и на ментов.

Звонил Ларкин из комнаты милиции. Показал дежурному документ, после чего решительно выставил его и попросил постеречь приемщика багажа, чтобы тот не успел потратить два рубля.

Капитан Пичугин вначале не особенно внимательно слушал выдумщика. Но, когда Ларкин сообщил о реальном чемодане денег, проявил живой интерес.

– Ты откуда звонишь?

– Из комнаты милиции Ярославского вокзала, товарищ капитан!

– Будь там. Минут через тридцать подъеду.

– Понял вас, товарищ капитан, – коротко ответил Ларкин.

– Приемщика немедленно отошли на рабочее место. Приставь двух милиционеров. Если хозяйка чемодана вернется, пусть задержат.

– Слушаюсь, товарищ капитан.

– Кирилл, – не по-уставному мягко сказал Пичугин. – Не напоминай мне о моем звании...

– Почему?

– Потом скажу.

Капитан давно уже был бы майором, если бы не имел обо всем собственное суждение. Это шефов сильно раздражало.

Пичугин с командой прибыл, как и обещал, через полчаса. Команда состояла из эксперта, официанта из ресторана и трех парней из группы захвата.

Эксперт снял отпечатки пальцев с чемодана, пересчитал денег, установил их подлинность. Хотя Галина старательно тратила халявные деньги, преуспела она мало. Составили акт. Приемщик багажа, когда и его попросили подписать документ, загордился: будет что рассказать сменщику. А для придания большей значимости своей роли в событиях, надумал приврать, что дали не два рубля, а двадцать. На них он туфли купил. Не обязательно показывать.

Официант ресторана Союза писателей улыбался, кривя тонкие бледные губы, сверкая зубами из нержавеющей стали. Улыбка была сложной, выражала возвышенные чувства. У него подобного случая еще не было. Премиальные светили. А то и орден!

– Вот и я же говорю, – встревал, не соблюдая субординации, – мало того, что болтают неположенное, еще и шпионят. Я сразу усек. Меня враги начали вербовать: «Угодишь – червонец!» Нет, господа хорошие, я Родину за червонец не продам. Даже за сотню меня не купишь.

На большую сумму фантазии у официанта не хватило.

«Мудак», – молча прокомментировал Пичугин монолог официанта. Более того, уважительно попросил:

– Опишите, пожалуйста, женщину из компании. Ту, что Варей зовут.

– Варю? – недоуменно раскрыл рот официант и округлил влажные, полинявшие глаза.

– Да. Ту, что посолиднее.

Официант женщинами не интересовался: все они для него на одно лицо – размалеванные стервы.

Со своей последней сожительницей, что исправно выворачивала его карманы, разошелся шесть лет назад. И больше не усложнял жизнь общением с прекрасной половиной человечества. Зачем? Жизнь и так внапряг. Одному и спокойнее, и дешевле. Хотя и раньше не очень-то на женщин тратился. Разве что поначалу.

– Так, так, так. Значит, интересуетесь той, что покрупнее? Правильно! – на всякий случай одобрил сексот интерес следователя.

Тяжело вздохнул, ибо от счастья ополоумел и абсолютно ничего вспомнить не мог.

– А он все на латыни: диски, диски! Ученого из себя корчил. Хотя за километр парашей несет. Еще не проветрился…

– О нем мы еще поговорим. Давайте о женщине.

– Что покрупнее? – тоскливо спросил официант.

– Ты что, оглох или охренел? – не сдержался Пичугин.

– Баба как баба, – стал выкручиваться официант. – Обыкновенная. Их только в меню ресторана нет, а так каждый день полон зал. Нахалки такие...

– Молчать! С вами все ясно, – подвел черту под «показаниями» сексота раздраженный капитан. – Зря деньги тратим на тебя охламона.

– Так ведь он главный, классику знает, – потер официант переносицу.

– Все, хватит!

– Слушаюсь, – произнес официант, наткнувшись на холодный взгляд.

 

Кирилл Ларкин был лаконичен и точен в описании Галины. Рост – сто семьдесят, вес – шестьдесят пять, брюнетка, стрижка короткая, лицо овальное, лоб широкий, брови тонкие, дугой, губы пухлые, нос с горбинкой, глаза голубые, большие. Физически развита, похоже, бывшая спортсменка. Способна на энергичные, решительные действия. Не вооружена.

– Как ты это определил?

– Держится свободно. Когда у женщины оружие, ее кособочит.

Пичугин улыбнулся: молодец!

Приемщик багажа камеры хранения вокзала, хотя и был положительного мнения о женщинах, не запомнил Чумакову.

– Так ведь их за смену столько. Двух-трех, может, и приметишь, хе-хе!– подмигнул капитану. – Вот эту бы... Да и чемоданчик-то – глянуть не на что.

Деньги из неказистого чемодана изъяли, упаковали его брошюрами с мудрыми речами членов правительства, одолжив их в газетном киоске вокзала. Все равно спросом не пользуются.

Чемодан вернули на хранение. Устроили засаду. Один сотрудник внутри камеры хранения за стеллажами, готовый катапультироваться через окно выдачи багажа. Двое снаружи, изображают подвыпивших. Ведут разговоры о Колыме, обращаются панибратски к публике: «Мужик, а мужик, закурить не найдется?» И без причины громко смеются. Придуриваются за интерес, чекистам начисляются премиальные к зарплате за оперативную работу, связанную с риском для жизни.

 

Галина Чумакова, сдав чемодан в камеру хранения Ярославского вокзала, доехала на метро до Рижского вокзала. Села там в электричку. Мыслила под стук колес. Пока все ладно. Новые документы скоро. Недолгая связь с Савицким. Не тот объект. И новая жизнь!

За окном мелькали столбы с натянутыми между ними проводами, березовые колки, отдельно стоящие дома с хозяйственными постройками.

Картина за окном как бы иллюстрировала мысли, иногда органически вплетаясь, иногда внося диссонанс.

«Принца заморского надо искать, – думала Галина, – в тех местах, где они обитают. Днем возле посольств, вечером в престижных ресторанах.

Одной там появляться неприлично. За шлюху примут. Дядю Мишу надо привлечь. Постричь, приодеть по западной моде, сбрызнуть мужским одеколоном. Выучить нескольким иностранным словам: мерси, пардон. Будет смотреться! Рост хороший, седина благородная. Аристократ! Молодая женщина в бриллиантах и мехах пришла в ресторан не с кем попало, а с папашей, похоже, дипломатом. Пожалуйста, ухаживайте! Мы готовы. Она мысленно сделала красивый жест рукой, бриллианты на пальцах сверкнули.

Квартирку снять в центре Москвы, это само собой! Иностранца чтобы не стыдно пригласить.

 

Капитан Пичугин доложил о чемодане с деньгами своему шефу – полковнику Хомутову. Тот связался с руководством МВД, попросил сводку о крупных ограблениях за последний месяц. Таких оказалось четыре: в Хабаровске, Свердловске, Гае и Москве. Только одна женщина участвовала в ограблении. Приметами «гайская мадонна» походила на московскую Варю. И сумма похищенного совпадала. Но гайская налетчица, как сообщили, уже арестована! И призналась. В чём Хомутов сразу засомневался – ему были известны методы дознания милиции.

Вызвал Пичугина.

– Поезжайте-ка, голубчик, в Оренбург, разберитесь, – приказал капитану. – Доведем дело, коль уж начали. Не так что-то. Налетчицу там арестовали, а деньги тут гуляют. Не вяжется…

 

Вечером двадцать шестого октября Пичугин был уже в Гае. Крепко прижал Саакяна, тот аж заикаться стал.

С Захаровой встретился:

– Ты что это, Зинуля, на себя наговариваешь? – спросил ласково.

Вначале Зинаида молчала, потом прониклась доверием к московскому следователю:

– Аборт, сказали, сделают, если не буду говорить так, как велят. Ребеночка Мишиного загубить грозились.

Напуганный Саакян – к шурину:

– Выручай, дядя Слава! Рушит всё варяг московский, хотя и сказал ему, что с обкомом согласовано. Плевать, говорит, хотел на твой обком. Представляешь? Против партии прет. Ты бы позвонил его министру... – Монолог зятя попахивал интригой.

– Мне до персональной пенсии, Валера, – вздохнул осмотрительный родич, – всего нечего. Сам мозгами шевели. Если, конечно, они у тебя окончательно не заплесневели.

Валера крепко обиделся. И по возвращению в Гай ночевать пошел к заведующей кафе. Чтобы жене досадить, племяннице секретаря обкома! Будто она причастна к его невзгодам.

Захарову пришлось освободить. Вышла она на свободу постаревшая, с потухшими глазами.

 

ХV

Двадцать шестого октября Фортуна широко улыбнулась Галине, подцепила шейха. Случилось это на станции метро «Кузнецкий мост». Она подымалась на эскалаторе, он по параллельной линии спускался. Шейх мельком бросил взгляд на Галину. Та из озорства показала язык. И загадочная улыбка Джоконды озарила ее лицо.

Шейх замычал, как охочий бык, и бросился вверх по движущемуся вниз эскалатору. Да так шустро, что очутился на верхней площадке одновременно с озорницей. Обменялись улыбками.

– Фройляйн Марта, сотрудница посольства Германии, – на немецком представилась Галина, убежденная с юности о превосходстве всего заграничного.

– Аль Мун ибн Сави, я гость этой страны, – на искаженном русском произнес араб. И смущенно добавил:– Дойтш нихт шпрехен.

– Владеет ли Аль Мун английским? – перешла на английский Галина.

– О, да!

– Можно, буду звать вас Альбертом? – спросила Галина.

– Конечно. Как вам угодно, – не переставал улыбаться новоявленный Альберт.

Разговаривали на английском. Принц в совершенстве владел им.

Принц взял такси, поехали отмечать знакомство. Ни Галина, ни араб не заметили слежки. Славно посидели в ресторане «София». Болгарские вина, изысканные закуски. Шейх оказался деликатным ухажером. Не распускал ни руки, ни язык. На вопрос о цели пребывания в Москве скромно заметил:

– Знакомлюсь с культурой. Улетаю скоро на родину...

Галина, зная обычаи Востока, не досаждала шейху вопросами. Больше слушала, восторгаясь умом кавалера. Альберт много путешествовал, было что рассказать. Договорились встретиться двадцать восьмого там же, где познакомились.

 

Утром двадцать седьмого октября настроение у Галины было отличное. Скоро получит новый паспорт – и прощай Чумакова со своим почти уголовным прошлым. Варвара Савицкая – дама стерильная. Будущая любимая жена шейха.

Галина подала алюминиевую бирку приемщику багажа камеры хранения и стала трясти сумочку в поисках мелочи «на чай». Приемщик посмотрел на бирку. Вспотели ладони, подкосились ноги. По инструкции, он должен принести красный чемодан, сигнал для группы захвата – «Внимание!». Когда клиентка возмутится, должен сказать: «Извиняйте, гражданочка», и принести чемодан, напичканный макулатурой.

Галина, увидев сигнальный чемодан, перевела взгляд на приемщика. Тот побледнел, вот-вот грохнется в обморок.

«Тревога!!!» – зазвучало в голове у Галины.

– Извините, я через минутку, – сказала она и скорым шагом направилась к лестнице, что вела в многолюдный зал ожидания вокзала.

Следившие за ней сотрудники КГБ не задержали ее сразу. Народу много. Взяли, когда она вышла из вокзала и направилась к стоянке такси. Подошли с двух сторон:

– Гражданочка, пройдемте с нами, – сказал старший из группы, – не шумите, госбезопасность, проверка.

Галина, может, и подняла бы шум, но не было сил. Подступила тошнота. Ее затолкали на заднее сидение легковушки. По бокам разместились сотрудники госбезопасности. Каждый держал ее руку со своей стороны. Это было излишне, но по инструкции.

«Вот и все!– промелькнуло у нее в голове. – Все, все, все!» – как у пойманной птицы учащенно билось сердце.

Сумбурные мысли Галины наскакивали одна на другую, создавая хаос. Временами мысли так путались, что Галине казалось, что она теряет рассудок. Схватили ее. Арестовали. Следствие, суд, приговор, расстрел! А может, ее выкрали вымогатели? По наводке Савицкого. Тот каким-то путем прознал про чемодан денег. Она и документы не спросила у ЭТИХ. Боже мой, да кто бы их стал показывать? Обязаны! Если настоящие. У нас правовое социалистическое государство. Лучшее в мире. Газеты вон пишут крупными буквами. Верно, иногда московские лекторы намекают – не совсем соблюдаем хорошие законы.

– Покажите документы!– истерично выкрикнула Галина и дернулась, высвобождая руки. Ей это удалось. «Захватчики», державшие ее уже для проформы, недоуменно переглянулись.

– Немедленно покажите документы и постановление на арест, – уже более спокойно потребовала Галина.

– Заткнись, не то по морде схлопочешь, – посоветовал один из агентов, до КГБ он профессионально занимался боксом и иных аргументов не ведал. Ему они и не требовались. Ни на ринге, ни в КГБ.

– Оставь ее, Федя, – сказал другой агент, бывший комсомольский вожак завода железобетонных изделий. – Видишь, девушка нервничает. Тебя бы так захватили.

И обратился к Галине:

– А вы успокойтесь. Сейчас приедем, там вам все объяснят. Наше дело доставить вас с комфортом.

– Куда?!

– К тра-та-та матери, – грязно выругался Федя, обиженный на своего напарника, старшего группы. Хотя тот и третьего разряда по боксу не имеет, а командует, комсомол сопливый!

На какое-то время к Галине вернулась ясное мышление и способность анализировать. За что взяли? Скорее всего, обнаружили чемодан денег. Взаимосвязи денег с ограблением банка и убийством милиционера у них нет. Костя не мог на нее навести, если даже и арестован. Значит, только деньги. Кто она для них? Фамилия ее неизвестна, обращаются «гражданочка». Она может назваться кем угодно. Однако проверят и разоблачат. Веры уже не будет. Назваться следует своей фамилией. Прошлое ее чистое. За исключением банка. Про банк они, скорее всего, не знают. Откуда деньги? Нашла! Где? Пошла утром с ведром на помойку мусор высыпать, чемодан валяется возле контейнера. Заглянула ради любопытства – деньги! Кто выбросил? Откуда ей знать, она нашла, и все. Собиралась заявить в милицию, не успела. Виновата. Что часть денег потратила, промолчит. Это уже преступление. Может, и хотела потратить. Но за «хотение» не судят. Не могла же законопослушная учительница английского языка, известная спортсменка ограбить банк!

Возможно, скоро все выяснится. Привезут Костю. Тогда уж не отвертеться. Надо сбежать. Уехать на Дальний Восток. Затеряться там среди бродяг. Костя о них как-то рассказывал... Работал там после института по направлению

 

Двадцать восьмого октября состоялся разговор между секретарем Оренбургского обкома партии Елохиным и бывшим следователем прокуратуры Лутцем. Разговор напряженный, хотя внешне весьма любезный.

– Садитесь поудобнее, Леонид Альфредович, – ткнул секретарь обкома на стул за приставным столиком, – и рассказывайте все по порядку.

– Об отставке? – поднял вопрошающе брови Лутц.

– То нам, Леонид Альфредович, известно, и будем считать недоразумением. – Проинформируйте подробно о ходе следствия по ограблению банка.

– Хм, – прокашлялся Лутц, – так ведь, – начал было и замолчал, систематизируя факты.

Елохин не торопил бывшего следователя прокуратуры. У секретаря обкома свой резон, его проинформировали, что московский детектив в Гае интересуются ограблением банка. Им не покомандуешь! Это Елохина озадачило. Что придурок-зять окажется за решеткой, казалось ему не большой потерей. Общих детей с Мариной у них нет. Та молодая, видная, со светлой головой, найдет себе мужика поумнее.

А Елохину, если лишится кресла, другое достойное место не светит. Так же, как и московская квартира, после выхода на пенсию.

Лутц же понял: фальсификация Саакяна по раскрытию гайского дела каким-то образом лопнула. Появилась надобность срочно раскрутить банковское дело. С обкома, видать, тоже спрашивают.

– Так я вас слушаю, Леонид Альфредович, – прервал затянувшееся молчание хозяин кабинета.

– Хвастаться-то, Вячеслав Ильич, пока особо нечем. К тому же, кто я? Частный сыщик.

– С этим уже разобрались. Увольнение ваше я отменил. Составьте отчет по Новосибирску. С суточными и прочими расходами. Я кое-что подброшу из своего фонда.

Леонид Альфредович хотелось сказать: «Спасибо, пока не побираюсь». Но промолчал. В интересах дела. Даже двух дел. Расследование убийства Хвощева для него даже важнее.

– Успехи весьма скромные. Деньги пока гуляют, хотя личности грабителей установлены.

– И кто они?

– Женщина – жительница Новосибирска, некто Чумакова Галина Семеновна, двадцати пяти лет, учительница. Второй грабитель – местный. Не буду до времени его называть, как принято говорить, «в интересах следствия». Скажу единственное – не профессионал. И, в общем-то, добропорядочный человек.

– Вы меня пугаете, Леонид Альфредович.

– Чем, позвольте узнать?

– Если учительницы и добропорядочные граждане начали бомбить банки, что же ожидать от рецидивистов?

– Так уж случилось, стечение обстоятельств. Из ряда вон.

– Какие у вас, Леонид Альфредович, отношения с начальником гайской милиции? – Елохин с отсутствующим видом переплел пальцы.

– Пока никаких. Коль вы возвращаете меня в лоно правоохранительных органов, будет он моим подследственным.

На лице секретаря обкома выразилось что-то среднее между озабоченностью и безразличием. Лутц знал об его отношениях с Саакяном, чтобы впредь избежать двойственного положения, жестко заявил:

– Саакян – организатор убийства Хвощева. В корыстных целях. И должен понести наказание.

– Эка хватили, батенька, – как-то примирительно сказал секретарь обкома. – В ваших милицейских делах всякое случается. Как у саперов. Издержки производства, так сказать.

Елохин почувствовал, что сравнение с саперами не совсем удачное. Поправился:

– Ну, может, не совсем как у саперов. Одним фронтом надо против преступности.

Секретарь обкома посмотрел на часы. Лутц понял: разговор завершился. Вел он себя не совсем дипломатично. Деликатнее надо бы.

– Извините, Вячеслав Ильич, злоупотребляю вашим вниманием. Если позволите, коротко доложу.

– Извольте.

– За неделю, полагаю, завершу банковское дело. Предстоят поездки. Мои помощники за это время выявят участников второго преступления, убийства Хвощева. Саакяна следует взять под стражу. Знаю, он вам доводится...

– Исполняйте свои обязанности, соблюдая закон, – сухо прервал секретарь обкома следователя и повторно посмотрел на часы: – Спасибо за информацию. Прощаюсь с вами, через пять минут разговор с Москвой.

Телефонный разговор предстоял с влиятельным чиновником ЦК. Тот дочь замуж выдавал, интересовался рыбными деликатесами.

– А вы, Леонид Альфредович, ступайте к заведующему орготделом обкома, он все уладит с вашей работой.

 

Лутц вернулся в «стойло» прокуратуры. Его кабинет еще не заняли. «Ремонт бы», – обвел взглядом двадцать квадратных метров закопченного потолка. Выдвинул ящик стола – тощий таракан бросился в дальний угол ящика. Леонид Альфредович, улыбнувшись, подумал, что таракан – один из немногих живых существ, кому в радость его возвращение. Иногда оставлял недоеденные бутерброды.

На фанерном дне ящика стола Леонид написал: 30 ОКТЯБРЯ, ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА. Выходит, отсутствовал на службе две недели. А ощущение, что его не было здесь почти год.

 

27 октября на допросе в следственном изоляторе КГБ Галина изобразила обиженную капризную девочку. Надула губки – вот-вот заплачет. Обидели малышку, ай-ай-ай!

– Садитесь, – предложил капитан Пичугин, когда конвоир завел ее в кабинет.

– Мерси, – по-французски произнесла капризная девочка.

– Итак, – начал капитан, как бы продолжая прерванный разговор, – будем чистосердечно признаваться или строить глазки? Меня устраивают оба варианта. Люблю водевили. Вам, думаю, больше подойдет первый – раньше сядете, раньше выйдите.

Чумакова твердо решила, пока не покажут Костю в наручниках, придерживаться версии – «чемодан денег нашла». Ее прошлое идеально чистое. Даст подписку о невыезде, пока ведется следствие. Ее на время освободят из-под стражи, и она исчезнет. Документы должны быть уже готовы. Денег от продажи купленных драгоценностей хватит надолго.

– Представьтесь даме, – изобразила Галина наивную улыбку, которую под определенным ракурсом можно было бы воспринять как загадочную. – Тогда я еще подумаю, стоит ли мне общаться с вами или потребовать аудиенцию с вашим генералом.

– Справедливо: Иван Федорович Пичугин. Звание, думаю, вас не интересует.

– Почему же? – начала кокетничать Галина, сверкнув глазами. – Женщин очень даже интересуют звания мужчин.

– Капитан.

– Всего-то? – разочаровалась капризная девочка. – А я-то думала... Или вы выглядите старше своих лет? Жена капризная, дети двоечники?

Саркастическая улыбка тронула губы Пичугина.

– Хорошая привычка думать. Не изменяя ей, перейдем от моих проблем к вашим. И так, кто вы?

– Чумакова моя фамилия. Чумакова Галина Семеновна. Возраст сами видите – молодая, симпатичная. Так ведь?

– Продолжайте.

– Чумаками были предки отца. Окончила Институт иностранных языков имени Мориса Тореза. Три года преподавала в институте Народного хозяйства в Новосибирске. Чемпионка Союза по бегу на короткие дистанции.

Галина замолчала, обдумывая, что бы еще бросить на чашу благодеяний.

– Только хотел спросить, не та ли вы Чумакова?

– Да. К сожалению.

– Почему не к радости?

– В спорте была первой. Оставила спорт, а быть первой в последующей жизни не удавалось. Нищенская зарплата, вот и позарилась, извиняюсь, на эти «помойные деньги».

– О каких деньгах вы говорите? – очень правдоподобно выразил удивление Пичугин.

– Иван Федорович, не разрушайте моих симпатий дешевыми милицейскими приемчиками. Вы прекрасно знаете, о чем я говорю.

– Понятно. Откуда они, деньги?

– Нашла.

– Вот те раз!

– На помойке. Около дома дяди Миши. Собиралась сообщить органам. Все как-то откладывала.

– Не могли бы показать, где та помойка? Самому там покопаться, – пошутил Пичугин.

– Я обязана показать. Как же иначе?! В Тушино. Кстати, и документы мои, они вас, безусловно, интересуют, тоже там. У дяди Миши.

– Хотите вопрос на засыпку?

– Не поняла вас, Иван Федорович?

– Я буду спрашивать, вы экспромтом отвечать. От правдивости ответов будет зависеть моя вера вашим показаниям.

Галина зашторила паузу улыбкой, соображая, какой вопрос может последовать. На карту поставлена сама жизнь! И высчитала – фальшивые документы. Он о них знает! Официант, похожий на крысу, что обслуживал в писательском ресторане, подслушал разговор и донес. Потому-то за ней следили и вышли на деньги. Что сказать?! Зачем ей другой паспорт, если нет надобности скрываться?

Пичугин выжидал, наблюдая за Галиной. Мыслит напряженно, возможно, догадается о сути предстоящего вопроса, ищет правдоподобный ответ.

– Готовы отвечать?

– Готова!

– Зачем вам понадобился другой паспорт?

– Другой паспорт? – механически переспросила Галина, продолжая обдумывать ответ.

– Да, фальшивый. Или вы отрицаете этот факт?

– Факт? – недоуменно спросила Галина.

Мыслила спешно, но четко.

– Нет, почему же. Не отрицаю. Мне нужно было уйти от самой себя. Нормальному человеку такой фортель не понять. Скажите, ведь за хотение не судят. Верно?

– Верно.

– Слукавила я. С самого начала не собиралась сообщать о найденных деньгах. Хотела присвоить их. И стать другим человеком. С другой судьбой, с другими друзьями и с другой фамилией. Вам не понять, вы нормальный человек, со здоровой психикой. Я же раздвоилась! Это смерть одной личности и рождение другой. Психологический сдвиг.

Галина разрыдалась. Со слезами из нее выплескалось напряжение последних дней. Освободившееся место заняло полное безразличие к судьбе. Что будет, то и будет.

– Успокойтесь. Ваши эмоции отношения к следствию не имеют. Они не являются подтверждением правдивости ваших показаний.

– Вы же меня отпустите до выяснения? – спросила Галина.

– Какого выяснения?

– Ну, откуда деньги эти. Возьмете подписку, что никуда не денусь.

– Вряд ли. И не я это решаю. Что касается меня, я не тороплюсь расставаться с вами. За два-три дня мы выясним все. Это не сложно. У нас уже имеется информация о последних крупных ограблениях по стране. И если вы не причастны к одному из тех ограблений, а в одном случае и убийстве, тогда вы свободны.

«Скорее бы все...» – думала Галина. – Конец, конец, конец, – билось учащенно сердце.

Следователь посмотрел на Галину. Лицо ее ничего не выражало. Нос немного распух и покраснел. Пичугин на какое-то время усомнился в ее виновности.

– Тогда, – повторил он, – возможно, и освободим вас.

– Мерси.

– Сейчас, Галина Семеновна, все, что сказали мне, изложите на бумаге.

– Зачем? Я не откажусь от своих слов.

– Такой порядок. Не забудьте указать адрес и фамилию человека, который обещал вам изготовить фальшивый паспорт.

– Я не знаю, где он живет.

– Когда вы должны с ним встретиться?

– На будущей неделе.

– Где?

– Об этом не говорили. Валя должна сообщить.

– Та, что была с вами в ресторане?

– Да.

Галина пристально посмотрела на капитана. Догадка ее подтвердилась. Подслушали разговор и засекли ее именно там, в ресторане.

– Фамилия его?

– Савицкий. Игорь Савицкий.

– Фю-ю, – присвистнул капитан. – Он ведь подписку дал.

Зазвонил телефон.

– Да, приезжай. Скоро освобожусь, – сказал Пичугин абоненту.

 

Галина взяла ручку, посмотрела на чистый лист бумаги, словно собиралась начать жизнь заново.

– Про себя что писать? – спросила, как школьница.

– Кто такая и что натворили.

– Ничего я не натворила. Знаете же.

– Так и пишите.

Пичугин подозревал, что Чумакова – та самая гайская налетчица, но не спешил с выводами. Подобно опытному удильщику, без резких движений подводил сачок под большую рыбину. На первом этапе Чумакова письменно подтвердит, что заказала фальшивые документы. Они должны быть уже готовы. Савицкого надо задержать. На следующем этапе Пичугин докажет ее причастность к ограблению банка. Похищенные деньги были у нее. Фамилию меняет, чтобы надежно скрыться. А дальше еще не известно. За границей бывала не раз, может, и с иностранной разведкой связана. Находка денег на помойке – детский лепет. Почти в любом преступном деянии первоначально подобная шелуха. До поры надо делать вид, что веришь. Это расслабляет подследственного, он теряет бдительность, сочиняя абсурдную историю, и прокалывается.

 

Пичугин посмотрел на часы, вечером предстоял кутеж – Булат Жумабаев из ГРУ отмечал повышение в звании.

Давняя дружба связывала Пичугина с Жумабаевым. На границе лейтенантами начинали. Отличились, прошли проверку, перепроверку и были зачислены в секретные органы. Пичугин выявлял и нейтрализовал внутренних врагов. Жумабаев готовил и засылал в страны Ближнего Востока агентов – внедрять там социализм, что недешево обходилось для своих сограждан. Кормить же надо друзей за бугром, чтобы те кричать начали: «Да здравствует коммунизм!»

Жумабаев понимал, что арабы Коран на «Капитал» Карла Маркса не променяют. Но служба! Сейчас он разрабатывал программу замены монарха Омана. Ну, не уважает султан Саид бен Таймур Советский Союз. Хоть ты его убей. Что и планировал полковник. Султан с англичанами дружбу водит. Оружие у них покупает, хотя российское дешевле. Это заботит руководство Советского Союза.

 

Галина принялась за второй лист «сочинения», когда без стука вошел Жумабаев. Крупный, короткостриженый брюнет с азиатскими скулами и пристальным взглядом серых глаз. Под клетчатым пиджаком белая рубашка, галстук темно-красный, брюки светлые, туфли в тон. Модник, однако!

– Привет, старый хрен, – начал визитер и осекся, увидев Галину.

Вытянулся и серьезно отрапортовал:

– Товарищ генерал, по вашему приказанию прибыл!

– Посиди минутку, – буднично сказал Пичугин, – освобожусь скоро.

Жумабаев сел, посмотрел на Галину, словно на вешалку с дамскими нарядами, и тут словно током ударило. Чуть не вскочил – ведь она Марта! Утром ему ее фотографии принесли, снятые скрытой камерой. Та самая фройляйн, что вчера познакомилась с Аль Мун ибн Сави в метро. Почему она здесь? Или он ошибается...

– Товарищ генерал, можно вопрос даме?

Пичугин неодобрительно посмотрел на визитера. Хохмить сейчас начнет.

– Ну, если...

– Как раз если. Скажите, красавица, – пристально посмотрел визитер на Галину, – вы случайно не знакомы с фройляйн Мартой?

Галина растерялась и, ища поддержку, посмотрела на Пичугина. Ему и ответила.

– Не знаю никакой Марты.

Знает! Глаза у Жумабаева наметаны!

– Иван Федорович, мне надо с тобой срочно поговорить. Наедине.

Пичугин по телефону вызвал Кирилла Ларкина.

– Галина Семеновна, товарищ проводит вас. Там вы и допишете свои показания. Извините, вынужден задержать вас до утра. Для вашего же удобства.

Галина не поняла, какие удобства ей сулят. Но возражать не стала. Попробовала улыбнуться. Получилось криво.

– Что за баба? – спросил Жумабаев, когда Чумакову увели.

– Да так, не нашего профиля. Завтра передам по принадлежности.

– И что она натворила?

– Многое. Банк ограбила, милиционера шлепнула. Серьезная особа. Хорошо держится. Случайно к нам попала. Из-за бездарности нашего осведомителя в ресторане.

– Мне она нужна.

– Зачем? – удивился Пичугин.

– Понравилась, – пошутил Жумабаев. – Жениться пора.

 

ХVI

Ларкин проводил Галину на третий этаж, завел в свободный кабинет.

– Садитесь поудобнее, Галина Семеновна, и пишите.

– Откуда вы знаете мое имя? – встревожилась Галина, не обратившая внимания на то, что Пичугин при лейтенанте обращался к ней по имени отчеству.

– Вычислил, – ответил Ларкин. – Служба такая.

Галина почувствовала неладное еще в кабинете Пичугина, когда ворвался тип с проницающим взглядом. Следил, выходит, за ней с какой-то целью. Может, ему все уже известно? Про банк, про убийство милиционера.

Кирилла Ларкина она восприняла как одного из своих студентов, восторженный недотепа. Решила спровоцировать.

– И давно Иван Федорович вернулся из Оренбурга? – спросила как об известном обоим факте.

Кирилл знал о поездке шефа туда. Сам ему билет покупал.

– Мне он не докладывает, – смутился.

– Так он ездил?

Ларкин понял: подследственная для ориентации выпытывает нужные сведения.

– Я этого не знаю, – сказал сухо. И покраснел: – Не отвлекайтесь, пишите, что велено.

Галина поняла, что ездил Пичугин в Оренбург, подозревает ее в ограблении банка. Подозрение – не доказательство. Нет Кости, нет ее участия в налете на банк. Но Костя будет. День-два, и он будет. Ему-то что, не он стрелял в охранника. Надо срочно что-то придумать, чтобы на время освободиться и исчезнуть.

Галина почувствовала приступ голода. С утра ничего не ела. Обычно по утрам не ест. Так, чашка кофе. А тут ее от голода стало мутить.

– Как тебя зовут? – спросила «студента».

– Кирилл.

– Кирилл, голубчик, не мог бы ты принести из буфета бутерброды? У вас же здесь есть буфет?

– Мог бы. Оставить вас не с кем.

– Мне и одной не скучно

– Не положено.

– Ты дверь запри.

– Не положено одну оставлять.

– Голодом морить женщину положено!– возмутилась Галина. – Издеваться над человеком – положено?!

– Никто не издевается. Даже наоборот. Очень корректно.

– Еще как издеваетесь! Взяли и заграбастали. Как предмет какой-то.

– Была причина, значит.

– Хочу бутерброды, – шмыгнула носом Галина. – С колбасой. Сырокопченой.

Ларкин вздохнул тяжело, сняв трубку, позвонил.

– Нина, вы?

– Да-а, – отозвался певучий голос. Очень приятный. – А это кто?

– Лейтенант Ларкин.

– Слушаю, лейтенант, – недовольно ответила буфетчица.

– Нина, извините, пожалуйста, не могли бы вы в триста пятый кабинет принести бутерброды с колбасой? Сырокопченой. И стакан кофе.

Молчание. Буфетчица была возмущена поведением лейтенанта. Иногда она, когда просили, приносила еду и напитки большим чинам. Один из них даже изнасиловал ее. На скользком кожаном диване. Ей потом премия вышла. Ко Дню милиции.

– Сам, что ли, не можешь спуститься?! Барин нашелся! – отчитала лейтенанта.

– Не могу, Нина. Пожалуйста.

– Ладно, – согласилась буфетчица и подумала: «Большим начальником будет, сопля эта». – Но чтобы в первый и последний раз. Понял?!

– Понял, Нина. Так, с твердокопченой, не забудь.

– Сырокопченым, – поправила Галина. И улыбнулась в душе: «Пофлиртовать бы с этим лейтенантом, нецелованный».

Нина принесла четыре бутерброда с аппетитной колбасой и стакан кофе с молоком. Горячий, ароматный. Посмотрела оценивающе на Галину, открыла было рот, чтобы прокомментировать ее присутствие, но передумала. Окружающая обстановка за три года и на нее, болтливую, повлияла. Приучила думать, прежде чем говорить.

Ларкин рассчитался.

– На мой счет запиши, – приказала Галина.

– Угощаю. Закусывайте и за работу.

– Какую?

– Что приказано.

 

– Как вы ее сцапали-то? – поинтересовался Жумабаев, когда Галину увели. – Серьезную такую.

– Случайно. Наш осведомитель – официант из писательского ресторана, большая сволочь, – стал провоцировать ее кавалера на антисоветчину. Знаешь, кто кавалер?

– Ну, ну?

– Игорь Савицкий! Он как-то и на тебя работал.

– Значит, ей документы новые понадобились?

– Да. И по вполне понятным причинам.

– Сможет на меня работать?

– Взбалмошная.

– Коротко о ней.

– Закончила иняз московский, преподавала в Новосибирске. Бывшая спортсменка из сборной Союза. Чемпионка Европы.

– По какому виду?

– Бег на короткие дистанции. Я ее и раньше знал. Не лично, по фотографиям из «Советского спорта». Сам бегал. И на тебе, пошла банк потрошить.

– Нужна она мне, Иван. Для большого дела. Мои агенты следят за ее ухажером. Рядом засветилась.

– Забирай, бутылка с тебя, – улыбнулся Пичугин.

– Долгосрочная программа у меня – женщина там. Молодая, крепкая во всех отношениях. Способная на решительные действия.

– Ты-то как на нее вышел? – поинтересовался Пичугин.

– Двадцать шестого октября фройляйн Марта познакомилась с моим объектом, одним из наследников султана в небольшой стране Аравийского полуострова. Похоже, возник обоюдный интерес. До этого объекту нескольких своих агентов прекрасного пола подсовывал. Не заинтересовался. Марту сам нашел. Существенно, что не проститутка. Вчера не встречались. Следующая встреча у них завтра. До этого ее нужно завербовать.

– Если не сбежит.

– Здесь нет. А за бугром некуда.

Пичугин подробно рассказал Жумабаеву об ограблении банка.

– Может, и не она, – в голосе капитана прозвучало сомнение. – Хотел бы я, чтобы была не она.

– А я наоборот. И в моей программе, возможно, стрелять придется.

 

Не успела Галина закончить сочинение на «свободную» тему – звонок. Полковник Жумабаев ее затребовал.

– Слушаюсь, – сказал Ларкин, как всегда коротко.

– Галина Семеновна, начальство без вас скучает.

– Так я еще пишу.

– Оставьте. Может, и не потребуется...

Ларкин знал, какие люди нужны Жумабаеву. Не один уголовник у него патриотом стал. Изменив фамилию, а то и внешность. Один из них, после «расстрела», с новым лицом женился на своей бывшей жене. У той, когда узнала, с кем спит, крыша поехала. Судимость с «молодожена» к тому времени была снята как ошибочная.

– Идемте, – поторопил Ларкин.

Галина не любила, когда ей указывали. Сама любила командовать. А тут приходится исполнять чужую волю. Ее это обижало.

 

Жумабаев выпроводил Пичугина из его кабинета.

– Я скоро... – пообещал и в ожидании Чумаковой стал обдумывать разговор. Ударно надо!

Постучали. Жумабаев встал и сам открыл дверь.

– Товарищ полковник… – бодро начал Ларкин.

– Спасибо, – прервал его Жумабаев и радушно Галине:

– Проходите, Галина Семеновна, проходите! Садитесь вот здесь, на диванчик. Чтобы удобно вам было.

– Свободен, – повернулся к Ларкину, который все еще топтался возле двери. И вслед:

– Далеко не уходи.

Галина села, одернув платье, плотно сжала колени.

– Может, Галина Семеновна, хотите заявление сделать?

– Какое еще заявление? Ивану Федоровичу все рассказала.

Жумабаев одарил Галину проницательным взглядом серых глаз. Будто зимним холодком пахнуло на Галину из внезапно распахнувшегося окна.

– Я в детстве очень любил сказки, – продолжил Жумабаев, не спуская глаз с Галины. – Да и сейчас перечитываю «Тысячу и одну ночь». Чтобы Восток лучше познать, – на его лице появилась отрешенность, словно он погрузился в волшебный мир сказок.

У Галины внутри как бы образовался вакуум. Даже живот втянуло, дышать стало тяжело. От этого сероглазого не уйти. Сказки будет рассказывать, но душу вывернет. Расстрел, расстрел, расстрел, – учащенно билось сердце, словно стремясь до роковой минуты сделать больше ударов.

– Фройляйн Марта, позвольте по псевдониму, давайте так, я предлагаю вам условие. До утра вы обдумываете. От вашего ответа будет зависеть отправить вас в Оренбург или оставить здесь.

Наступило тягостное молчание.

– Вы кто? – спросила Галина.

– Скажу как можно проще – нечто вроде агента иностранной турфирмы.

– Про какой-то Оренбург упомянули, – еле слышно произнесла Галина.

– Этот городок на Южном Урале вы знаете лучше меня. И не будем тратить время на легенды.

– Согласна я, – уже твердо произнесла Галина.

– На что согласны?

– На все, кроме Оренбурга.

– Да-а, Марта, – неопределенно произнес Жумабаев. – Жизнь порой непредсказуема. Вам она улыбнулась. Не следи мы за Аль Муином, через недельку, другую... Страшно подумать.

– Кончайте преамбулу, условия диктуйте! – прервала Галина полковника, словно она тут главная. Жумабаев, посмотрев на нее удивленно, улыбнулся:

– Буду откровенен с самого начала. Никакую подписку не беру – знаю, не проболтаетесь. В собственных интересах.

– Я не из болтливых.

– Вот и хорошо, Марта.

– Галина, – поправила Чумакова.

– Останетесь Мартой. Для Альберта. Документы нужные мы выправим.

– Извините, – перебила Галина, – я редко пью вино. Но сейчас…

– Конечно! И я с вами. За успех дела.

Жумабаев знал, где Пичугин хранит спиртное. У него всегда был запас. Достал из правой тумбы стола начатую бутылку коньяка «Ахтамар», две стопки, коробку конфет. Разлил напиток

– За то, что нас свел счастливый случай, – поднял полковник свою стопку.

Выпив, Галина закашлялась.

– А сейчас отдыхайте. – Жумабаев посмотрел на часы.

– Мероприятие у меня сегодня, завтра обстоятельно о работе поговорим. Я бы, конечно, вас домой отпустил. Живете-то где?

– В Тушино.

– Приставить некого. С сегодняшнего дня вы круглосуточно под надзором. Попытка к бегству воспримется как ваша непригодность к делу. Надеюсь, догадываетесь о последствиях.

– Да.

– Станете жить на улице Герцена, пока не покинете страну. Квартира прослушивается и охраняется. За рубежом будет особый режим.

– В чем заключается моя работа?

– О-о-о! Блестящая карьера, любимая жена наследного принца. Одна из первых дам страны.

– Не Франции? – пошутила Галина успокоившись. Она под «крышей», защищена от черного ока винтовки!

– Омана. Арабы там, ух! – выгнул брови Жумабаев.

– Можно, я с вами на мероприятие?

Просьба оказалась неожиданной. Жумабаев ответил не сразу. Как-то и у него крутилось подспудно взять ее с собой.

Полковник изучающе посмотрел на Галину. На лице было написано: «Возьму тебя как делового партнера, на большее не рассчитывай».

– Да, конечно, фройляйн, – дружески улыбнулся Жумабаев, подчеркивая тем самым, что служебные дела на сегодня завершены.

– Тогда мне надо привести себя в порядок, – посмотрела Галина на полковника. – Душ принять, сменить белье.

 

ХVII

Тридцатого октября на Южный Урал надвинулся циклон. Холодные, влажные пласты атмосферы перемещались с запада на восток, то орошая землю дождем, то припорашивая мокрым снегом. Пасмурно, сыро, неуютно.

Прошло три недели со дня налета на гайский банк. Константину же казалось, что прошла целая жизнь, разделенная на два периода. Светлая и скоротечная – до ограбления банка, пасмурная, долгая – после.

Проведя утреннюю разнарядку, Константин решил пройтись с ружьем по берегу небольшой речушки, что впадает в Ириклинское водохранилище километрах в десяти от стройки. Как знать, может, в последний раз. Попросил Амалию принести ружье и патронташ, что хранились в ее кладовке.

– И я с тобой, – попросилась Амалия, выражая радость на лице. Иногда он брал ее.

– Одному надо побыть, – буркнул Константин, ревизуя содержимое патронташа.

– Пока охотишься, я машину посторожу. Чай приготовлю. А?

Исаев промолчал.

– Мне надо сказать тебе что-то очень важное, – продолжила Амалия просительно.

– Потом. Когда вернусь.

Амалия обиделась, глаза увлажнились, что привлекло внимание Константина. Он обнял женщину, привлек к себе, слегка похлопал по плечу, как делала мать, успокаивая его в детстве. Амалия доверчиво прильнула.

– Успокойся. Скоро вернусь. Мне же сегодня уезжать.

– Я знаю.

Константин не удивился осведомленности Амалии. Она умела угадывать его намерения.

– Ты поспеши. Ждать буду здесь в прорабской. Сказать тебе надо что-то очень важное.

– Хорошо, – неопределенно произнес Константин, не выходя за круг своих мыслей.

Оставив машину на пустующем полевом стане, Константин пошел по пологому берегу речушки. За лето на больших участках она пересохла, оставались небольшие, поросшие камышом озерца, питаемые подводными родниками. Вода чистая, холодная в любую жару. Утки держались здесь до поздней осени.

На первом же озере Константин сбил двух из трех поднявшихся птиц. Редкая удача.

Второе озеро оказалось пустым. Возможно, утки улетели, напуганные прозвучавшими выстрелами.

С третьего озера, громко крякая, тяжело поднялся селезень с изумрудно-зеленой головой. Исаев поднял было ружье, но не стал стрелять, проводил улетающего селезня долгим взглядом.

Вот и сам он сейчас под прицелом…

Прошел не спеша еще два озерца. Порывистый ветер рябил воду, шелестел камышом. Полтора десятка лет он будет лишен возможности созерцать подобную красоту, слушать таинственные звуки природы. Сколько же ему будет, когда освободится? Тридцать три, плюс пятнадцать. Сорок восемь! Больше половины отпущенной Господом жизни.

Облака порвались, раскрыв кусок синевы. Ветер не стихал. Константин, выбрав место, сел под обрывом берега. Здесь не дуло. Закурил.

«Галина, – думал он. – Галина!» – Мысли вертелись вокруг нее. Верил ей больше, чем себе. Была Галина – жизнь била ключом. Все рухнуло. Обида бередила душу. Не из-за денег. Зачем они? Купить эти озера невозможно. А выпить, закусить, повесить побрякушки на Амалию или еще на кого-то, хватит того, что зарабатывает.

Сбежать! На край света. Уйти от реальности... Но от кого бежать?! От СЕБЯ и в НИКУДА.

Крайний левый патрон в патронташе заряжен пулей... Нет!

Много чего он наворотил, но эту ошибку невозможно будет исправить.

Вернулся на базу. Скоро обед. Пожилой шофер под навесом возится с буровой установкой. Решил изучить и работать на ней. Спокойнее, чем крутить баранку, да и заработок. Хотя, куда ему? Не пьет, не курит. Женщина, с которой жил, ушла к молодому бурильщику.

При появлении Константина в прорабской Амалия поспешно убрала рукоделие. Застеснялась вроде.

– Ты что? – бросил Константин любопытный взгляд.

Амалия покраснела.

– Ну, – дернул головой прораб, словно подбадривая ребенка прочитать стишок.

– Шью вот…

– Ты еще и шьешь?! Кроме прочих талантов...

– Раньше не шила, сейчас шью.

– Наряды, чтобы мужикам нравиться, – улыбнулся Константин.

– Узнаешь потом!

– Когда потом?

Амалия задумалась, шевеля губами. Словно подсчитывала.

– Через полгода. Даже чуть раньше. Дней на десять.

– И что же произойдет потом? – спросил Константин, думая о своем.

– Отцом станешь!

Константин внимательно посмотрел на Амалию. Галину вспомнил с ее вымышленной беременностью. С минуту осмысливал услышанное:

– Ты что буровишь?!– прервал паузу.

Сказанное прозвучало грубо, но относилось скорее к Галине, чем к Амалии.

Женщина встала, подошла к Константину. Очень близко, обдав его ароматом духов:

– Тебе не кажется, что ты... – заморгала Амалия, губы ее дрогнули. – Твой ребенок... Продолжатель твоей жизни.

Константин все еще не воспринял сказанное ей, как реальность.

– Откуда знаешь, что мой?

– Рудольф не способен. Я прожила с ним два года… Сегодня ушла.

– Куда?

– Пока не знаю. Что-нибудь до вечера придумаю. Не это главное.

– Что же главное?

– Ты!

Амалия прижалась к Константину, две крупные слезинки, выкатившись из глаз, упали на его раскрытую грудь.

– Амалия… – Константин, обняв ее, замолчал.

– Не беспокойся, – прошептала женщина. – Осложнений не будет. Я не покушаюсь на твою свободу.

– Меня долго не будет. Очень долго.

– Значит, это ты?

– Что я?

– Сам знаешь. Не хотела верить, Костя. Ночей не спала. Но не ты же стрелял! Не ты!!!

– Откуда такие мысли?

– Люди шепчутся.

– Что я в ограблении банка участвовал?

– Что женщина стреляла. Про тебя только я догадывалась. И мент, что приезжал. Мысли он читает.

– Как раз с ним сегодня и уезжаю.

– Мы будем ждать. Я и наш сын. Ждать хоть сколько…

Амалия взяла руку Константина, приложила к теплому животу.

Константин улыбнулся. Опустил руку чуть ниже...

– Ну, – дернулась она.

– Ребенка тебе давно пора было заводить. Отцовство признаю. Верю. И извини.

– За что?

– Не знаю. Наверное, не такой я муж и отец, какого бы ты хотела иметь для жизни.

– Другого я бы и не полюбила. Не виноват ты. Из-за нее пошел. Способен, значит, жертвовать собой ради любви.

– Уже нет. Ни ее, ни той любви.

– Одна любовь прогоняет другую и никогда не длится слишком долго. Тогда как целой жизни не хватит, чтобы забыть предательство...

– Прямо-таки философское изречение!– удивленно посмотрел Константин на кладовщицу.

– Это у Джона Голсуорси. Знаю, уйдя от тебя, она оставила пустоту в твоей душе.

Константин хотел спрашивать, откуда все это ей известно. Но и не стал.

– Тебя пора убивать, – пошутил. – Все-то ты знаешь.

– Ахмак, – ласково сказала Амалия.

– Это уж точно.

– За это и люблю.

– Надежная ты.

И подумал: «...одна любовь прогоняет другую».

 

Исаев приехал в Орск за час до прибытия поезда Оренбург – Челябинск. Купил билет в шестой вагон, как заранее договорились с Лутцем по телефону. Отношение к нему двойственное. Копает под него. Но это его работа. Реальный мужик. Куда бы проще следователю затолкать подследственного в кутузку. Похлебает баланду, понюхает парашу и вспомнит, где его краля. Так нет – поверил, взял его в помощники.

Подошел поезд Оренбург – Челябинск. Лутц вышел из вагона. Поздоровались. Прораб – сдержанно, следователь – с улыбкой.

– Сухарики прихватил? – улыбнулся дружески.

– А что, уже?

– Закусывать ими будем.

– Очень остроумно, – буркнул Константин.

Поднялись в тамбур, прошли в купе. Следователь попросил проводника никого не подсаживать к ним и принести ужин из вагона-ресторана. Дав деньги, сказал:

– Можешь стопку хлопнуть за мое здоровье.

– На службе не употребляем, – соврал уже подвыпивший проводник. – Устав!

Константин полез было в карман внести свою лепту, Леонид Альфредович остановил, положив руку на его плечо:

– Я как бы сопровождаю тебя по этапу, обязан кормить и поить, – пошутил.

Поезд медленно тронулся. Подростки на перроне, среди которых были и две девчушки, провожали уходящий состав взглядом. Иногда они приходили к поезду, хотя никого не встречали и не провожали. В глазах – неосознанная тоска: укатить бы далеко-далеко, в будущую неизведанную жизнь.

Сели ужинать. Салат из крабов, свинина отбивная с картофелем фри, кофе натуральный. Повар вагона-ресторана постарался – проводник поделился с ним щедрыми чаевыми.

– Ну, – посмотрел следователь на прораба, – анекдоты трави.

– Про Василия Ивановича?

– Можно.

– Успеем. Налей еще.

Лутц плеснул в стаканы. Выпили молча, закусывая.

– Нравишься ты мне, Константин. Не пойму только чем.

– Помогаю…

– Не только.

– Не прошу вознаграждения…

– Я и без тебя бы управился...

– Зачем тогда я?

– Глупостей чтобы еще не натворил. Банка и взорванного склада тебе хватит на большой срок.

– С банком ты прав – сценарий я разработал. Но со складом мимо.

– Да ну?..

– Сто процентов.

– Непонятно, зачем Николаеву наган понадобился? – произнес Лутц, как бы спрашивая самого себя.

– Я его взял, – признался Исаев.

И, помолчав, добавил:

– После ограбления выбросил в топкое место водохранилища.

– Тогда тебе трудно будет доказать суду, что не ты склад взорвал. Если Николаев не объявится.

– Я как-то не думал об этом.

– А то и его на тебя повесят...

– Возможно….

– Скажу откровенно, Константин: не найдем Чумакову – тебе за все отвечать. Я не смогу помочь. Но, думаю, найдем.

– Сам бы не стал ее искать, – сказал Константин, не отрывая взгляда от пейзажа за окном вагона. – Деньги мне не нужны.

Разговор как-то сошел на нет. Начало темнеть, легли спать.

Константину снится сон: мать летит над зеленым склоном горы, в объятиях – ребенок. Это он.

– Куда мы, мама? – спрашивает Костя.

– На похороны.

Идут по склону горы. Впереди босой старик с растрепанной бородой, несет маленький гробик, повесив платком на шею. За ним человек несет крест. Следом, во всем черном, женщина ведет за руку белокурую, босоногую девочку...

– Амалия, твоя будущая жена, – указывает мать на босоногую девочку.

– А в гробике? – спрашивает Костя.

– Галина, предавшая тебя.

Костя проснулся. Стал прокручивать сумбурный сон. Эпизод за эпизодом.

 

В Новосибирске управление треста «Сибсельмаш» находится за пределами режимного предприятия. Посещать его можно без спецпропуска. Начальник отдела кадров Нохрин – человек неопределенного возраста, крупный мужик с неподвижным лицом, изучив предъявленное следователем удостоверение и ощупав личность подозрительным взглядом, посмотрел на Исаева. В глазах немой вопрос – а этот кто такой?

– По одному делу, – перехватил взгляд следователь. – Нас интересует ваш работник по фамилии Редун.

Кадровик помолчал, обдумывая ситуацию. Другого ходока сразу бы отшил, сославшись на секретность объекта, а тут следователь прокуратуры.

– Редун, говорите, вас интересует? – пробурчал. – Опять Редун…

– Владимир, – уточнил следователь.

– Вы, выходит, из самого Оренбурга? Там-то он что натворил?

– Ничего. Нам надо поговорить с Владимиром по делу, не касающемуся вашего производства.

– С башкой у него неладно, – постучал кадровик по голове, – что на ум придет, то и ляпнет. А с умом напряг! И не на кухне в коммуналке болтает, а в рабочем коллективе. Заинтересовались им органы. Вот я и подумал, что и вы...

– Увидеть-то его можно? – прервал его Лутц. – Вопрос у нас не политический.

– Если найдете, – дернул головой кадровик, как бы высвобождая шею из тесного ворота.

– Так он что, не на работе? – спросил следователь.

– Вот именно. Но где, не знаю. Что у вас за вопрос? Может, я отвечу...

– Нас интересует место работы одной знакомой Редуна.

Нохрин засомневался в искренности посетителей.

– А фамилия той женщины? Может, из наших.

– Фамилия ее нам не известна. И работает она, скорее всего, не у вас. Элей зовут.

Тут кадровик совсем засомневался – темнят мужики!

– Тэкс, Эля, говорите. Эльвира значит.

– Да, Эльвира, – подтвердил Константин и для ориентации описал внешность:

– Пышная такая особа.

Кадровик согнал появившуюся было улыбку.

– Владимир Алексеевич серьезно болен. Находится на излечении в закрытом учреждении. Вряд ли сможет с вами встретиться.

– Так мы сами к нему...

– Вас не пустят.

– Ясно, – задержал Лутц взгляд на Нохрине. – От чего его лечат?

– Сказал же, с головой не все ладно.

– Понятно, не с ногами. С головой-то что?

– Вы партийные? – испытующе посмотрел Нохрин на посетителей.

– Члены, а как же!– ответил Лутц за обоих.

– Обозвал самого генсека маразматиком и вешалкой для орденов. На общем собрании коллектива.

– Похоже, действительно серьезно болен, – прокомментировал следователь.

 

Редуна содержали за городом в специальном медицинском учреждении. Лутц послал на свидание с диссидентом Исаева. Знакомы как-никак. Да и лицо не официальное, пришел навестить больного.

Долго скрипели и гремели металлические засовы, прежде чем Константин очутился в палате. Вся мебель прикручена к полу, окна зарешечены.

Редун, признав Константина, даже обрадовался. Исаев не стал расспрашивать о здоровье, зная причину заточения.

Поговорили о погоде.

– Эля как поживает? – как бы между прочим поинтересовался Константин.

– Порвал с ней. Точнее она со мной. Побоялась работу потерять. Да и к лучшему.

– Там же работает? – спросил Константин, старательно маскируя интерес.

Обостренная психика Редуна уловила фальшь.

– От кого ты узнал, где я нахожусь?

– В вашей конторе справился.

– Зачем тебе Эля? Она не разделяет моих убеждений. Даже наоборот.

– Извини, Володя, не хотел тебя грузить: Галина исчезла. Потому и хотел встретиться с Элей, хоть какая-то зацепка.

Редун так же быстро успокоился, как и вспылил.

– В «Облпотребсоюзе» работает. – И уточнил: – Хламушкина ее фамилия.

– Спасибо, Володя. Восхищен твоим мужеством.

– Не болтай лишнего. Здесь и стены слушают.

 

В «Облпотребсоюзе» ходокам из Урала сообщили, что заведующая отделом заготовки даров природы Хламушкина отдыхает в писательском пансионате в Коктебеле.

Уже на улице следователь, сфокусировав взгляд на Исаеве, попросил:

– Тебе придется слетать в Крым. Не напряг?

– Да нет. Отпуск как раз.

– Тогда вперед. Можешь пару дней покутить там. Но не больше. Позвонишь, договоримся о встрече. Думаю, в Москве.

 

ХVIII

Дымят заводские трубы, соревнуются рабочие тяжелой и легкой промышленности, выполняя пятилетку за четыре года. Оклады служащих сносные, зарплата трудящихся приличная, сообразительные еще и приворовывают. В праздники собираются нарядные компании трудящихся. Мужики пьют беленькое, женщины – красненькое. Закусывают селедкой под шубой. И, захмелев, поют романтичные песни про хорошую любовь и «зеленое море тайги». Чем не жизнь!

Без скрипа и грохота работают обильно смазанные госбюджетом механизмы МВД, КГБ и ГРУ – трех китов. О сущности ГРУ не знают даже «очкарики». Настолько оно засекречено! Случается, соприкасаются «киты» по ходу расследования запутанных дел. Мнения и интересы не всегда совпадают. В таких случаях майор КГБ может повысить голос на полковника МВД, а капитан ГРУ послать подальше того и другого. Такая субординация.

Взаимоотношения капитана КГБ Ивана Пичугина и полковника ГРУ Булата Жумабаева тем не менее дружеские. Когда-то из одного котла хлебали. Вот и сейчас Жумабаеву понадобился «объект», раскручиваемый Пичугиным, так нет проблем – забирай!

Ларкин пошел показывать Галине душевую комнату. Заодно и постеречь.

Вернулся выставленный на время Иван Пичугин.

– Ну, как кадра? – растянул капитан губы. Знал слабость полковника к слабому полу.

– Пошла подмыться. Поди, пугал девушку?

– Н-да, – неопределенно изрек Пичугин. – Напугаешь такую…

– Напросилась на банкет. Заберешь ее потом. Так что, Ваня, право первой ночи за тобой, – пошутил Булат.

– Занятно может получиться, – сказал малорослый Пичугин на полном серьезе. – Лежу в постели, томлюсь. Она выходит из ванной, вся в белом, сгребает меня в охапку, выносит на балкон и роняет с шестого этажа. Лечу и думаю: «Лучше бы с женой по телеку фильм смотрел».

– Неужто способна?!

– Ну, я это гротескно. Но терять ей нечего, мента шлепнула не задумываясь.

В сопровождении лейтенанта вернулась Галина. Помолодевшая. На ярких губах, не тронутых помадой, улыбка.

– Гражданка Чумакова, – начал докладывать лейтенант.

– Сам вижу, привлекательная особа, – оборвал его Жумабаев. – Шашлыки, лейтенант, любишь?

Ларкин продемонстрировал сообразительность.

– Слушаюсь, товарищ полковник!

Галина перевела взгляд с капитана на полковника. Будь право выбора, предпочла бы Пичугина. Жумабаев шибко породистый. Такие мужики доставляют удовольствие только себе.

– Джентльмены, я готова, – улыбнулась Галина. – Приглашайте!

Было это притворством. На секунду уходящий из комнаты луч солнца высветил в глазах тревогу. Помимо воли взгляд метнулся, как загнанный зверь. Сбежать ей или остаться? Если сбежать, то откуда? Из ресторана? Или позднее, когда один из этих кобелей станет приставать?

В шашлычной «Кавказ» никто из «кобелей» особо за Галиной не ухаживал, хотя мужики изрядно набрались. О работе – ни слова. Галина ждала, что будут хоть какие-то намеки на дальнейшую ее судьбу.

После банкета Ларкин отвез ее неизвестно куда. За высокой оградой – серое пятиэтажное здание. Без балконов, но и без решеток на окнах. Охрана при входе. Ларкин доложил. Поднялись на пятый этаж. Охранник по этажу в форме сержанта козырнул лейтенанту.

– Пятьсот тринадцатая палата, женская, – доложил.

Переведя взгляд на Галину, поздоровался с ней:

– Добрый вечер!

Длинный, ярко освещенный коридор со множеством дверей. Кирилл позвонил в пятьсот тринадцатую. Открыла коренастая женщина неопределенного возраста. «Законсервировалась» в свои сорок и, наматывая годы, не старилась. На лице ни единой морщины. Посмотрела на Галину, как на мешок картошки, что оставляют на хранение.

– Утром заберут, – сообщил Ларкин.

Кирилл, не желая обидеть девушку нелестной характеристикой «особо опасная» – обязан по уставу, завуалированно сообщил:

– Очень способная!

– У нас морской закон!– строго сказала женщина без возраста, выпятив грудь, отчего стала похожа на утку. – Все, голубчик, ступай.

– Мария Ивановна, – представилась смотрительница фешенебельной тюрьмы. – Можешь просто тетя Маша. Не обижусь. Проходи, располагайся.

Галина прошла в большую комнату, села на краешек дивана, сложила руки на коленях, стала без интереса рассматривать комнату. Ничего лишнего, как в дешевой гостинице. Смежная комната, видимо, спальня. Тетя Маша села в кресло напротив, широко расставив ноги.

– Ни о чем тебя не расспрашиваю. Не положено. Морской закон! Мне платят за охрану, а не за треп с постояльцами. Хорошо платят, грех жалиться. И в тепле, опять-таки. Вон, сеструха двоюродная, Томка... Получает меньше, хотя и образованная.

Тетя Маша откинула полу цветастого халата и из недр синих рейтуз извлекла наган. Обтерла подолом, дунула в ствол. Наган устрашающе отозвался свистом.

– Другую «пушку» тут предлагали, – внимательно посмотрела на Галину, – отказалась, привыкла к этой системе, когда на зоне работала. Безотказная!

– Вы не лишены чувства такта, тетя Маша, – улыбнулась Галина.

Поняла – сбежать отсюда невозможно.

– Такие, девка, дела, – сказала тюремщица, пряча наган в недра рейтуз, где, видимо, был пришит карман.

Тетя Маша раздела ночлежницу и, осмотрев вещи, выдала пижаму:

– Иди спать, соседняя комната твоя. Подъем у нас в семь тридцать. Морской закон.

– Почему морской? – зевнула Галина. – Тут и близко-то моря нет.

– Все бы тебе знать. Сказано, морской, значит, морской! Иди спать.

Тетя Маша встала, подтянула рейтузы.

«Хоть наган с тебя штаны стягивает, – зло подумала Галина. – Да-а, отсюда не сбежишь».

Утром за Галиной зашел молодой человек, рослый, широкоплечий, с неприметным лицом. Штатская одежда не скрывала военную выправку.

Тетя Маша кивнула на Галину:

– Сдаю в сохранности, – подтянула рейтузы подолами халата, видимо, согласно «морскому закону».

– Василий меня зовут, можете просто Вася, – представился конвоир. И поинтересовался:

– Как отдохнули? Нет ли жалоб на здоровье?

– Спасибо, – поблагодарила Галина.

Посмотрела на конвоира – искренняя ли его обходительность? Вроде да. Дела у нее, похоже, не так уж и плохи.

Спустились на первый этаж. Небольшая столовая. В меню и водка «Столичная», и пиво «Жигулевское».

– Водку можно? – спросила Галина конвоира.

– Пожалуйста.

– Пошутила. Кофе мне.

– Закажем.

Подали кофе и бутерброды с сыром.

 

Кабинет Жумабаева располагался на втором этаже соседнего трехэтажного здания.

Конвоир постучав, завел Галину.

– Здравья желаю, – поздоровался.

– Спасибо, свободны, – отозвался Жумабаев.

И, когда конвоир покинул кабинет, встал. Вчерашний кутеж не отражался на облике.

«Крепкий мужик!» – подумала Галина

– Настроение ваше? – осведомился полковник и, не дожидаясь ответа, продолжил:

– Все зависит от настроения. Все! И его надо культивировать.

Галина молчала. Да и что бы она сказала.

– Приступим, – сказал полковник, посмотрев на нее, как скульптор на ком глины, из которого собирается лепить образ.

– Для начала вопрос, Галина Семеновна. Потом условия. Вопрос такой: идете к нам из страха быть ликвидированной или руководствуетесь иными побуждениями?

Галина продолжала молчать. Она не знала, что ответить.

– Ну, скажем, – подсказал полковник, – влекут вас лавры Маты Хари или деньги? А их вы, похоже, любите.

– Не знаю. Скорее страх.

– Спасибо за откровенность. Страх нас тоже устраивает. Тогда вперед. Вначале подпишем один документ.

Полковник из ящика стола достал заготовленный лист с машинописным текстом.

– Можете не читать. Здесь написано: за все, что не соответствует нашим требованиям – ликвидация.

Галина подписала. Жумабаев внимательно рассмотрел автограф, как бы определяя по нему пригодность нового агента для серьезного дела.

– Итак, что от вас требуется. Кстати, давайте по рюмашке за ваше назначение.

– Кем?

– Первоначально снохой султана Омана.

Галина ничего не поняла, изобразив улыбку. Где-то уже служит, кем-то защищена.

Жумабаев открыл холодильник.

– Коньяк, виски?

– Если можно, сухое вино.

– Компот не держим, – усмехнулся полковник.

– Тогда все равно.

– Давайте виски.

Жумабаев налил напиток в бокалы. Выпили молча, закусили шоколадом.

– Итак, за дело.

Жумабаев на минуту замолчал. Все-таки в голове после вчерашнего был кое-какой дискомфорт.

– Я предельно откровенен с вами. И мои сообщения – государственная тайна под грифом: «Совершенно секретно». Вам, Галина Семеновна, крупно повезло, что вы случайно познакомились с Аль Мун ибн Сави. Кстати, он вам нравится?

Галина неопределенно пожала плечами.

– Нет, Галина Семеновна, вы должны ответить четко и искренне. Приятно вам это или не совсем. Дело того требует.

– Да, он мне понравился. На первом этапе планировала уехать с ним за бугор. Там осмотреться.

– Понятно. Спасибо за откровенность. И впредь так. Пошли дальше. Шейх Альберт, как вы его окрестили, старший сын султана Омана, кому семьдесят восемь. Тридцатипятилетний наследник султана, ваш поклонник, считает, что отец засиделся на троне. Это действительно так.

Англичане с давних пор имеют экономическое и военное влияние на Оман. По нашим разведданным в последнее время они усиленно обхаживают наследника, вашего поклонника.

Немного истории. Оман – маленькое государство. Население всего около миллиона. Из них девяносто процентов – арабы. Остальные – персы и выходцы из Индии, Пакистана и Африки. Питаются скудно, если что, то не накладно будет нашей казне прокормить страну. Религия – ислам.

Араб может взять в жены девушку иной национальности и веры. Но та должна принять мусульманство.

После выразительной паузы полковник добавил:

– Для женщины это без проблем.

И улыбнулся, посмотрев на Галину: поняла ли шутку?

– Очень остроумно, – прокомментировала та.

Жумабаев обиделся было, ну да ладно, подумал, дело того требует.

И не в первый раз задумался: чье это ДЕЛО? Он бы с удовольствием плюнул на все дела и удрал с такой девой в Испанию. Виноградник высадил, носил сомбреро, ездил на ослике, наплодил кучу хулиганистых пацанов. Но кто позволит?

– Ладно, отвлеклись. Продолжим ликбез. Оман – маленькая страна...

– Вы об этом уже сказали.

– Ну и что?

– Ничего. Повторяетесь. Я и подумала...

– И что же вы подумали? – дернулось лицо полковника. Болел затылок.

– Не пропустить ли вам еще стаканчик? Сосуды головы расширить.

Полковник вытаращил глаза: мысли читает или наглеет?

– In vino veritas! – улыбнулась Галина.

– Логично. А вы?

– И я. Только боюсь привыкнуть. Нам, женам султанов, наверное, не полагается.

– Это все потом…

Жумабаев не договорил. Он не представлял сценария будущего своей-то жизни.

Галина пригубила обжигающий золотистый напиток. Булат выпил одним глотком.

– Ну что, опять про Оман? – спросил.

– Давайте, Булат. Можно вас так?

– Очень мило. Оман – маленькая страна, но является замком Персидского залива. Кто владеет заливом, тот владеет Ближним Востоком! Думаю, вам понятны намерения нашей страны?

– Да, – кивнула Галина. Хотя и представления не имела, где находится Оман.

– Очень рад вашей осведомленности!

Помолчали.

– Так вот, – продолжил полковник ГРУ, – мы планируем оказывать активное давление на султана Омана. Улавливаете мысль?

Галина кивнула, хотя ничего и не уловила.

– Альберт предлагает придворному лекарю отправить папашу в иной мир, – продолжил полковник.

– Классический прием иезуитов, – прокомментировала Галина.

– Ну, не совсем так. Султан – старый человек, больной. Медицина иногда ошибается. Вот и у наших врачей это часто случается, больной умирает не от того, от чего его лечили.

Жумабаев, скосив глаза на Галину, продолжил:

– Задание по первому пункту – соблазнить шейха Альберта. Извините за бестактность, дело того требует. По сообщению наших агентов интимных отношений с шейхом у вас еще не было. Это так?

– Да.

– Тогда поторопитесь и продемонстрируйте непорочность. Нужна вам консультация специалиста?

– Нет.

– Прекрасно. Через пару недель сообщаете своему возлюбленному о беременности. Она должна быть натуральной.

– Понятно.

– В начале ноября с наследником покидаете Союз. Арабы любят детей и женскую ласку. Изъясняетесь больше глазами и руками. Изучайте арабский язык.

Альберт после смерти отца станет султаном. А Оман – демократической республикой. Вот и вся ваша работа. Операция детально разработана. Рядом с вами будет находиться завербованный нами придворный.

И последнее – не было случая, чтобы кто-то от нас ушел «по собственному желанию».

Тревожная мысль отразилась в глазах Галины: ошибка, и ее не станет.

Жумабаев, узрев ее состояние, подбодрил:

– Ошибок не должно быть.

– А что потом, после внедрения демократии? – поинтересовалась Галина.

– Останетесь при дворе султана нашим агентом.

– Не верю вам. Мне нужны гарантии.

– Их у меня нет. Но вы можете отказаться. Тогда...

– Хорошо, – перебила Галина, – сама о себе позабочусь. На берегах Персидского залива.

– Каким образом?

– Пока не знаю.

– Вы мне нравитесь, Марта. Решительностью.

– Спасибо за комплимент. Надеюсь, он искренний.

Помолчали.

– Шофером такси будет Василий, что привел вас сюда, – прервал молчание полковник.

– Какого такси? – не поняла Галина.

– Вы же сегодня с Альбертом собрались на природу. Он и будет вас катать. Не скупитесь на чаевые, у нас все останется, – пошутил Жумабаев.

 

ХIХ

Тридцать первого октября Лутц провожал Исаева в Новосибирск. За деньгами. Предстояли немалые расходы на розыск Эльвиры в Крыму.

– Я там у тебя, м-м… – промычал Леонид, посмотрев на Константина с иронией, – шороха навел.

– Там, это где? – не понял Исаев

– В твоей управе. Ты уж сам улаживай последствия.

– Звонил мне инженер. Так это ты, выходит, Жирова пугал?

– Его и пугать не надо – чуть тряхни, всю подноготную выложит. Против тебя никакого компромата.

– Придется его еще потрясти. За деньгами же еду.

Шли молча. Лутц думал о прорабе – правильно ли решил, отпуская его на все четыре стороны? У Исаева мысли дробились: сколько ему отмерят отсидки, сколько будет, когда освободится, Амалию кто заберет из роддома?

После продолжительного молчания Лутц испытующе посмотрел на Исаева:

– Костя, я тебе доверяю, но должен предупредить – исчезнешь, всю родню твою перетрясут.

Дошли до автобусной остановки в аэропорт. Леонид свойски хлопнул по плечу Константина:

– Ну, давай! Жду звонка из Коктебеля.

 

Контора Новосибирского «Спецуправления» лениво расточала рабочее время. С трепом и длительными перекурами.

Начальник управления Жиров, отложив «Комсомольскую правду», стал подсчитывать, сколько дней осталось до выхода на пенсию. Он сделал это еще утром, но решил перепроверить. Сегодняшний день – первое ноября – не в счет. Где-то восемьдесят восемь дней. А если выбросить выходные, и того меньше. Заглянул в календарь: так-так-так... Семьдесят пять!

Свобода! – воскликнула душа начальника. – Сам себе господин! Займется здоровьем. Зарядка по утрам, прогулки на свежем воздухе, водные процедуры. Сбалансированное питание – жиры, белки, углеводы, витамины.

В субботу вечером – театр. Прочтет всю классику. Начнет с Достоевского. Потом Тургенев, Лесков…

И тут же, минуя парадный портал, украшенный цветами, в сознание постучалась меланхолия: «Ты что, дурак, до этого-то скучно жил! Ни одного яркого, памятного дня. На склоне лет вспомнить нечего. Хочешь остаток дней украсить Достоевским и апельсинами?»

Широко распахнулась дверь, как к себе, в прорабскую ввалился Константин Исаев.

– Привет!– поздоровался с начальником как с ровней. Последний раз общается. – Все еще на свободе? – пошутил мрачно.

Жирова передернуло. В голове столкнулись мысли, спровоцировав утробный рык.

– Гы-ы! Что так рано? Отчетность у тебя только пятого.

– Отдохнуть решил.

– Молодой, а уже устал?

– Деньги нужны.

«Бежать решил, – подумал Жиров, – сообщить бы... Да и куда, и кому? Да, вроде и не просили. Себе хуже сделает. Такой, – посмотрел с опаской на прораба, – и по башке может трахнуть. Надо послушать, а уж потом...

– Интересовались тут тобой, – сказал Жиров неопределенно.

– Прощупывали-то тебя. Старое делишки всплыли, не досидел. Поручился за тебя, – сочинил Исаев.

Вон оно что!– заерзал Жиров, словно его посадили на горячую плиту.

– Ты-то тут причем, Константин?

– Сотрудничал когда-то с органами. Да и сейчас зовут... Надо подумать.

Жиров силился вникнуть в суть сказанного прорабом. Годы лагерной и конторской отсидки атрофировали мозги. В голове – грохот, словно пьяные грузчики передвигали там громоздкую мебель.

– Фотографию твою из личного дела забрали, – вспомнил Жиров.

– Шелуха все это.

Исаев решил, начальник спекся, готов к серьезному разговору.

– Деньги нужны. Часть оставлю на твои проводы.

– Какие проводы? – дернулся Жиров, силясь выйти из транса. – Пока живой…

– На заслуженный отдых.

– Фу-у-у. Болтаешь тут. Так и до инфаркта человека можно довести. Заменишь, думаю, меня.

– На кой хрен мне это?

– Как там у тебя? – махнул начальник управления, предположительно в сторону Южного Урала.

– Нормально. Претензий у заказчика нет. План, как всегда.

– Оформляй рацпредложение. Балую тебя, – по-отечески, нарочито строго сказал Жиров. – С бухгалтершей сам договаривайся.

По подсказке Исаева оперативно сфабриковали рацпредложение: только что поступила смета на строительство Верхне-Тобольского гидроузла в Казахстане. Начнут строить – смета разбухнет, как подсолнечный жмых в теплой воде. А пока ее можно урезать. Без склада взрывчатых материалов, например, можно обойтись. Зачем его строить? Взрывчатку на расход можно получать в соседнем руднике. Большая экономия государству, а Исаеву – вознаграждение за рацпредложение.

Константин пошел к Алие Ахметовне согласовывать сумму премиальных по рацпредложению. В успехе не сомневался, были основания…

Бухгалтерша занимала отдельный кабинет. Константин деликатно постучал. Последовало: «Да-а». Зайдя, прораб закатил глаза:

– О-о-о! Как всегда, обаятельная!

Алия Ахметовна источала парфюмерный аромат и обаяние. После комплиментов прораб перешел к сухим цифрам.

– Миллионная экономия государству, из которых всего три тысячи вознаграждение. За рацпредложение, – показал прораб для наглядности три пальца. – Тысяча Жирову на прощальный банкет.

– Обойдется. Одну сюда, – похлопала бухгалтерша по карману жакета.

Константин не стал возражать.

 

Из Новосибирска до Симферополя Исаев долетел с пересадкой в Минеральных Водах. До Феодосии добрался одним автобусом, до Коктебеля другим.

Осенью пансионат был тихим. Шумная писательская братия разъехалась, и отдыхала сейчас степенная пожилая публика c Украины.

Эля Хламушкина была недовольна отдыхом. Нет стоящих ухажеров. Только старикашки и пялятся на ее прелести. Так и уедет, не отдохнувши. Наряды зря треплет да косметику переводит.

Был, верно, один малахольный член Союза писателей Украины. Виктор, как она к нему обращалась с французским прононсом, делая ударение на последнем слоге имени. Кушали за одним столом. Виктор переводил на украинский «Отца Горио» Бальзака. В договоре с издательством значилось: «Перевод с французского». Французского языка Виктор не знал, перелопачивал старые дореволюционные переводы.

Член Союза писателей большую часть дня бродил по берегу моря. По ночам терзал папашу Горио.

Хламушкина даже отдаленно не походила на юную мадемуазель Викторину Тайфер из романа Бальзака, и потому, сидя за одним столом в столовой пансионата, Виктор в упор не замечал ее прелестей.

Эля обрадовалась приезду Кости. Степень восторга можно сравнить с появлением в меню столовой пансионата бифштексов с картофелем фри вместо надоевших котлет с рожками.

Эля подсуетилась, поселила Константина в свой номер. В первый же вечер, лежа рядом с ней, Константин заговорил о Галине, чем осложнил себе жизнь. Эля незадолго до отъезда на юг поцапалась с подругой. В запале даже выкрикнула: «Костя твой бабу путем обработать не может!»

– Не смей при мне говорить о Галине! – возмутилась Эля.

– Да я так, – промямлил Константин, – вспомнилась что-то...

– Ну и таскал бы ее с собой!

– Не получилось.

– Больше при мне не смей ее упоминать! Иначе...

– Что иначе? – привстал Константин с кровати, как бы собираясь покинуть ложе.

– Иначе катись!

Костя притих. Такой Элю он еще не знал.

На второй день нужный разговор опять сорвался. Лимит времени, отпущенный Лутцем на «кутеж», истекал без пользы для дела и удовольствий в постели с Элей.

На третий день Исаев пошел ва-банк. Сочинил версию: Чумакова обокрала его и исчезла. Намерен найти и наказать. Версия была близка к истине.

Эля рассмеялась:

– Врешь бездарно.

– Ну, хорошо, пусть вру, – медленно произнес Костя, – нужна она мне и действительно исчезла.

– Вот и ищи, – ехидно улыбнулась Эля, – я не справочное бюро.

Константин стоял возле раскрытого окна, набросив рубашку. Курил. Море, шелестя, накатывало на берег волны. Пахло водорослями. Эля поднялась со скрипучей кровати, стала одеваться.

– Ты куда?

– Сказать откровенно?

– Говори.

Из ее уст откровение прозвучало не скабрезно.

– Вполне приличное место, – сказал Константин. – А все-таки, где ее искать?

– Она что, уволилась?

– Да. И выписалась из Новосибирска.

– Тогда под Москвой в Тушино. У дяди Миши.

– И фамилию его знаешь?

– Чумаков. Дядька ее по отцу.

– А адрес?

– Адреса не знаю. Пятиэтажный дом, против конечной остановки автобуса из Москвы. Называется не то Октябрьская, не то Советская. Что-то революционное.

Наводка вполне достаточная. Эля продолжала медленно одеваться.

– Ты куда? – спросил Константин, забыв, что уже получил на этот вопрос исчерпывающий ответ.

– Я же сказала.

Константин улыбнулся, обнял девушку, рука скользнула по изящней талии.

– Так далеко и одна, – шепнул на ухо, – вместе пошли.

Ласки его были неистовы. Утром Эля спросила, не проявляя интереса:

– Зачем она тебе? Только не ври.

– Кто? – притворился Константин непомнящим.

– Чумакова.

– А-а, Галина, что ли? Не мне она нужна, а человеку, которого ты не знаешь.

– Сегодня уезжаешь?

– Да.

– Догадывалась, зачем приехал. Потому и не хотела сразу говорить. – Да, ладно, прощаю. Счастливой тебе дороги. И спасибо за прошедшую ночь.

 

Константин стоял у открытого окна. На востоке зарождался новый день.

По дороге на автостанцию зашел на почту, позвонил Лутцу. Договорились встретиться четвертого ноября в Москве в ресторане «Славянский базар». Место Исаеву знакомое, трест его «Гидрострой» напротив.

 

ХХ

То, что не под силу агенту ГРУ, в «обойме» которого подкуп, шантаж, угроза физической расправы, может исполнить слабая женщина, используя единственное оружие – обаяние.

Полковнику Жумабаеву не раз доводилось пользоваться этим феноменом. Щитом страны выставлялась не бронетехника, а стыдно даже и сказать!

Повторная встреча шейха Альберта с Мартой Шнайдер должна многое прояснить. Если не все! Галину решили оставить гражданкой ФРГ. По двум соображениям. Католичка-немка вызовет большее доверие при дворе султана, чем русская безбожница. А случись провал – погибнет при загадочных обстоятельствах гражданка Германии.

Марту на свидание наряжал профессиональный костюмер. Все на ней, начиная от шляпки и кончая туфлями, из Германии. Двухкомнатную квартирку на Герцена, куда Галина должна пригласить влюбленного араба, обставили на немецкий манер. Туалетную бумагу – и ту учли.

Свидание прошло успешно. После осмотра церквей Звенигорода и прогулки по осеннему подмосковному лесу Марта пригласила шейха к себе. Попили кофе с коньяком, послушали Иоганна Себастьяна Баха. А дальше по классическому канону: когда мужчина и женщина остаются наедине, им не приходит в голову заучивать суры из Корана.

Свидания влюбленных стали ежедневными. Оставалось мало времени для обучения агента методике внушения. Галина оказалась способной ученицей.

Планы ГРУ на жарких берегах Персидского залива затрагивали жизненно важные интересы всех слоев советского общества, от кухарки до члена правительства.

Предстояла поэтапная операция под условным названием «Капкан», отправка старого султана в иной мир и водворение на трон Альберта.

Одновременно произойдет изгнание из страны угнетателей-англичан, вместо которых придут истинные друзья из Советского Союза.

 

Повторно Галина встретилась с Савицким на его квартире. Художник поначалу даже не признал в представительной даме Чумакову. Уверенный взгляд, гордая осанка, модная одежда. Галина протянула руку для поцелуя. Крупный бриллиант небесно-голубого цвета на ее пальце рассыпал цветные искры.

Выкупив ранее заказанный паспорт, Чумакова заказала другой, на имя Марты Шнайдер, гражданки ФРГ.

Савицкий развел руки:

– Материала нет!

– Вот, – достала Галина из модной сумочки бланки паспорта и водительского удостоверения, – и вот, – выложила образцы подлинных документов.

Тут художник другую причину выставил.

– Свобода дороже!

– На сколько? – спросила цинично женщина.

Художник недоуменно поднял худые плечи. Галина выложила пачку банкнот.

– Пять тысяч. Можешь не пересчитывать, банковская упаковка.

Савицкому такие деньги и не снились.

– На кого работаешь, милашка? – поинтересовался.

Прозвучало это как «дурашка».

– Сама на себя.

– Так не бывает, чтобы женщина была бесхозной.

– Успокойся. Не буду рекламировать твой талант в Союзе.

– Можешь и там погореть...

– А ты здесь можешь угодить под автомобиль, переходя улицу по всем правилам.

Савицкий внимательно посмотрел на Галину. Ничего угрожающего не узрел. Решил, что лучше будет промотать дурные деньги, пока на свободе.

 

Леонид Лутц встретился с Константином Исаевым, как и было обусловлено, напротив «Славянского базара». У следователя было приподнятое настроение – вот-вот должен выйти на «объект». У Константина же наоборот – остались считанные дни нахождения на свободе.

– Как отдохнул в Крыму? Выглядишь – ух! – изобразил восторг следователь.

– Да так… – буркнул Исаев. – За работу мне что-то полагается?

– Прошу, – театрально поднял руку Лутц, показывая на вывеску ресторана, – прямо сейчас и рассчитаюсь.

При входе в зал их встретил Алексей Шарыгин. Он теперь состоял осведомителем КГБ в «Славянском базаре». Ученые сюда частенько заглядывают. Стукач уже имел постоянное денежное довольствие. Обнаглел. Заносчиво относился к коллегам в ресторане. Он активно вербовал для «загранки» научных сотрудников секретных лабораторий, помогая органам выявлять потенциальных изменников Родины.

– Рад вам, дорогие интеллектуалы! – поклонился сексот. – Прошу за этот столик. Сам Антоша за этим столом сиживал.

– Что за тип? – спросил без интереса Лутц.

– Чехов, писатель-гуманист.

– И ты с тех пор здесь? – пошутил Исаев.

– Нет, почему, – смутился Шарыгин, что с ним случалось редко. – История все помнит.

Шарыгин прикинул: клиенты явно научные работники, одеты небрежно. Подал меню, вложив стодолларовую банкноту. Лутц, обнаружив валюту, поднял взгляд на официанта. Тот, демонстративно озираясь, изобразил смущение.

– Вчера, – понизил голос, – ужинал один сэр. На чай, видать, оставил. Бывает, могу свести…

– Зачем он нам? – пожал плечами Константин.

– Ученых там ценят, – кивнул Шарыгин на потолок, – не то что у нас!

Лутц сообразил, с кем имеет дело. Гости пересели за другой столик.

«Я вас, козлов, посажу», – мысленно пообещал обиженный Шарыгин.

 

Дядя Миша с утра пребывал в дурном настроении. Галина отвадила постоянных клиентов, а сама куда-то запропастилась. Вот уже больше недели непривычно трезвый. Душевный дискомфорт – мысли о смысле жизни в голову лезут.

Постучались требовательно в дверь. Хотя могли и позвонить.

– Кого надо? – подозрительно спросил хозяин, помня недавний визит кавказца.

– Прокуратура!

– Так я и поверил.

– К окну подойдите, покажу удостоверение.

Да, действительно, не врет мужик, следователь прокуратуры. Хотя и близко не похож на легавого. У тех морды наглые. Рядом – другой, тоже не похожий на представителя органов.

– А что надо? – открыл форточку хозяин, встав на табурет. – Можем и так поговорить.

– Зайдем, скажу.

Пришлось впускать. Лутц уже побывал у соседей, собрал нужный компромат на хозяина квартиры.

– Та-ак, – начал майор, обозревая квартиру, – значит, притон открыли?

– Какой еще притон? – смутился Чумаков.

– Азартные игры, проститутки. От трех до пяти...

– Что до пяти?

– Лет. С конфискацией или без оного.

И, обозрев комнату, добавил:

– Скорее без оного.

– Что верно, то верно, – согласился дядя Миша, – скромно живу.

Не стал информировать, что, когда жену сажали, все подчистую конфисковали.

– Ну ладно, Михаил Борисович, – примирительно сказал Лутц. – Скажите-ка лучше, где сейчас пребывает гражданка Чумакова?

– Сам бы рад ее видеть, неделю как не появляется.

– Где может скрываться?

– Представления не имею.

– Одевайтесь! – приказал Лутц.

– Зачем?

– Там будете вспоминать.

– Где это – там?

– В следственном изоляторе.

Дядю Мишу слова «следственный изолятор» пугали пуще ада. Да есть ли он еще, ад тот? Дал адрес Вали. Какая-то отсрочка. А может, и обойдется.

– Кто такая? – спросил Лутц.

– Подружка ее. Очень начитанная девушка.

Следователь расспросил про Валентину. Чтобы было чем ее стращать.

 

Валентина подробно и с удовольствием рассказала все о Галине. Дала адрес Савицкого.

– Похоже, вы ее очень любите, – пошутил следователь.

– При чем здесь люблю – не люблю. Законы уважаю.

 

Лутц показал Савицкому удостоверение и ордер на арест Чумаковой.

– Ну, так как, Игорь Александрович, особо опасных преступников снабжаете документами?! Две статьи, – показал следователь для наглядности два пальца. – Червонец в совокупности.

– Горбатого к стенке, – растянул губы в усмешке художник. – Пиши, начальник: гражданин Савицкий Игорь Александрович, явился с повинной.

Савицкий коротко и толково поведал о своем «художестве». Высказал предположение:

– У Чумаковой первоначально были одни планы, потом она их изменила. Собирается, видимо, сматываться из страны. Торопилась. И самый короткий путь для нее через аэропорт Шереметьево.

Компаньоны заспешили.

– Два счетчика, – сказал таксист на стоянке, сжав губы, что означало – торговаться не намерен. Москва уважает денежных гостей.

Лутц согласно кивнул:

– Давай жми!

Погода стояла летная, аэропорт четко функционировал. Дежурный по аэропорту, рослый блондин с бесцветными водянистыми глазами, явно выбракованный из летного состава, мельком взглянул на удостоверение Лутца, брезгливо отодвинул документ на край стола.

– Ха, провинциальные детективы, – сказал, подавляя зевоту. – Своих тут не хватало...

И, водрузив ногу на ногу, занялся визуальным обследованием ботинок, словно прикидывая, выбрасывать или еще поносить.

– Костя, подожди меня там, – ткнул Лутц на дверь.

Исаев вышел из кабинета. Следователь, вложив в удостоверение два червонца, пододвинул «сэндвич» к дежурному.

– Так я, – продолжил следователь, словно только вошел, – насчет моей знакомой, Марты Шнайдер. Каким она рейсом?

Дежурный, стряхнув деньги в ящик стола, посмотрел внимательно на посетителя.

– Из Оренбурга, значит. Чкалов бывший.

– Насчет Марты Шнайдер, – напомнил Лутц. – Каким она рейсом?

– Один момент.

Дежурный позвонил по внутреннему телефону и очень любезно поговорил с кем-то. Тот оперативно выдал нужную информацию.

– Вот и ему надо дать, – не конкретизируя сумму, пошелестел пальцами дежурный по аэропорту.

Лутц выложил в удостоверение десятку.

– Да. Билет на имя Марты Шнайдер куплен на рейс до Стамбула.

Дежурный посмотрел на свои часы.

– Уже и посадка должна начаться. Выход номер два.

Развязка стремительно приближалась. Следователя охватила внутренняя дрожь.

– Костя, – возбужденно сказал Леонид Альфредович, выйдя от дежурного, – быстро к выходу на посадку.

И тут Исаев увидел Галину. Высокий мужчина, с копной черных вьющихся волос, явно иностранец, вел ее под руку и что-то оживленно рассказывал. Женщина счастливо улыбалась. На ней – элегантный черный костюм и черные лаковые туфли. Запястье левой руки украшал золотой узорчатый браслет в виде змейки с зеленым изумрудным глазом. На безымянном пальце правой руки кольцо с большим бриллиантом. Галина была неузнаваемая, только голубые насмешливые глаза выдавали ее.

– Она, Галина, – кивнул Исаев. – С каким-то хохриком, – добавил ревниво.

– Стой здесь, – приказал Лутц и энергично настиг счастливую парочку. Цепко взял Галину за руку.

– Гражданка Чумакова, вы арестованы. Пройдемте!

Галина побледнела, подкосились ноги, прошептала по-немецки:

– Вы ошиблись, господин полицейский, я гражданка Германии.

– Гитлер капут, – улыбнулся Лутц и энергично потянул женщину за руку. Если бы не поддержка спутника, она бы упала.

– В чем дело? – на ломаном русском спросил ее спутник. – Это моя жена, говорите со мной.

Говорить Лутцу не пришлось. С двух сторон подошли короткостриженые парни.

– А-а, Федя!– сказал один из парней пьяным голосом, крепко обнимая Лутца за талию. – Вот ты где, ексель-моксель! Пойдем, Федя, блюда стынут.

– Позвольте, – попытался освободиться следователь.

Не позволили. Один из парней, не размахиваясь, ткнул следователя под дых.

– Молчать!– приказал шепотом. – Шевели копытами.

Лутц понял, что это за люди. Надо идти, объяснить, кто он, и как можно скорее вернуться.

К иностранной парочке спешно подошел мужчина азиатской внешности.

– Мадам! Мосье! – улыбнулся пассажирам. – Проходите на посадку. Извините, мосье, господа немножко шнапс употребили, – щелкнул азиат выразительно по подбородку.

– Успокойся, – обнял Галину шейх, – пьяные. Я это сразу заметил.

 

Лутца привели в помещение, занимаемое агентами ГРУ. Дверь украшала табличка: «Посторонним вход строго запрещен». Следователь показал документы на арест гражданки Чумаковой.

– Ты что-то путаешь, какая Чумакова?! – сказал назидательно Булат Жумабаев. – Международный скандал хочешь учинить?

– Она и есть Чумакова!

– Чумакова Галина Семеновна вчера, выходит, третьего ноября, погибла. Это я узнал совершенно случайно, – расставил слова Жумабаев. – Попала бедняжка под автомобиль. Труп ее вы можете осмотреть, документы забрать. Для закрытия дела.

– Вы кто? – заморгал Лутц близоруко.

– Полковник ГРУ Жумабаев.

Лутц знал, в ГРУ иногда вербуют уголовников. Верно, потом легко от них избавляются...

Жумабаев посмотрел на следователя лишенными выражения глазами, что означало – разговор окончен.

Лутц вышел из кабинета.

– Что случилось, Леонид Альфредович? – встревоженно спросил Исаев.

– Нет больше Чумаковой. Погибла она.

– Как?! Вот же была!

– Ты обознался.

– Клянусь, она!

– Мало ли похожих людей.

– Глаза...

– Ты обознался. Да ладно.

Лутц скорым шагом, не оглядываясь, пошел к выходу из аэропорта. Исаев догнал его.

– Куда мы теперь, Леонид Альфредович?

Лутц остановился.

– Костя, кхе-кхе, – закашлял. – Дело закрыто.

И, помолчав, досказал:

– Что касается Галины Чумаковой.

– А я, со мной что?

– Возвращайся в Оренбург и явись с повинной в милицию.

– А ты? Мы же вместе…

– Буду дня через три. Кое-какие дела здесь. Твое содействие зачтется, – пожал руку Исаева.

Лутц исчез за стеклянными дверями аэровокзала. Константин, нерешительно потоптавшись, поднялся на второй этаж в поисках буфета. Сел за столик. Отсюда была видна взлетная полоса.

Лайнер после стремительного разбега оторвался от бетонной полосы, стал набирать высоту, унося Галину Чумакову из жизни Константина Исаева.

 

ЭПИЛОГ

17 января 1968 года в газете «Таймс» на 47-й странице мелким шрифтом прошло сообщение: «Вчера в султанате Оман казнены пять иностранных агентов, готовивших дворцовый переворот. Руководила преступниками гражданка Германии Марта Шнайдер».