№3.2023. Гульшат Абдеева. Тонкая игра

Гульшат Гаязовна Абдеева родилась в 1989 году в городе Учалы, Башкортостан. Окончила БашГУ по специальности «Филология. Английский язык». Финалист Международного литературного Гайдаровского конкурса (2016). Победитель общероссийского литературного конкурса «Счастье есть» (2017) и конкурса детского журнала «Жирафовый свет» (2019). Участница семинаров для детских писателей фонда Сергея Филатова, Молодёжного литературного фестиваля «КоРифеи». Живёт в Уфе. Автор книги «Однажды в Капустине» (2021).

МОРОЖЕНОЕ В КАФЕЛЬНОМ СТАКАНЧИКЕ

В садике их заставляли топиться каждую среду. Люда отлично помнила скользкие кафельные стены, уходящие под потолок, и объемный живот Светланы Николаевны. Выше живота, обтянутого белым халатом, висели очки на золотой цепочке. Они ехидно блестели, покачиваясь, будто говорили: «Не уйдёшь, не спрячешься». Очередь таяла быстро, и вот широкая лапища Светланы Николаевны подталкивает к бортику Люду.

– Марусина следующая!

Перед ней ловко прыгает в воду Оля. Выплывает, поправляет лямки новенького розового купальника с русалочкой и под одобрительные взгляды идёт в хвост очереди. Люда подтягивает хэбэшные трусики, робко переступает с ноги на ногу, страшась заглянуть в бездну за бортиком.

– Марусина, ну?! Звёздочкой, как мы учили!

Люда косится на надувные игрушки, рассаженные по краям бассейна. Пухлые зайцы и петушки равнодушно смотрят нарисованными глазами поверх белобрысой Людиной макушки. Им всё равно, утонет кто-то или нет, их резиновые тушки вода всегда вытолкнет, спасёт.

– Оля, покажи ей ещё раз!

И снова розовый купальник сигает в воду, а Люда дрожит. Светлана Николаевна не видит, что щёки у девочки белые, а губы сжаты в тонкую полоску.

– Ну?!

Люда зажмуривается, бежит вперёд и кульком прыгает в пропасть, пахнущую хлоркой. Ребята с визгом разбегаются, по белому халату Светланы Николаевны расплываются мокрые пятна. Глаза её превращаются в щёлочки.

С тех пор Люда, когда видит кафельные бортики или чувствует запах хлорки, вспоминает эти щёлочки. Презрительные и насмешливые. От этих щёлочек страх перед водной бездной ещё сильнее, руки-ноги слабеют, мысли путаются.

Мама удивляется:

– Никогда я воды не боялась, в кого же Люсенька?

Папа молча косится на ружьё на стене. В прошлом году на даче он на спор переплыл речку Медянку и получил от председателя это самое ружьё как приз. Медянка быстрая, с заворотами, не меньше ста метров шириной. В кого Люсенька так боится воды, было совершенно непонятно. А Люсенька вспоминала надувных чудищ, писклявый голос Светланы Николаевны и молча вздыхала. Свои проблемы она привыкла решать самостоятельно.

И сообщение о том, что семиклассники на уроках физкультуры будут ходить в бассейн, приняла стоически. Где-то внутри появилась надежда: вдруг страх прошёл и она, Люда, сможет стать лучшей пловчихой в классе? Бывает же, человек после удара молнии начинает говорить на китайском, которого никогда в жизни не учил! Или упадёт, головой ушибётся – и на скрипке начинает играть. Вдруг Светлана Николаевна, сама того не зная, подарила Люде талант?

Надежда растаяла уже в общей душевой. Кафельные стены упирались в высоченный кафельный потолок, одноклассницы хихикали, толкались под душем.

Страх писклявым голосом Светланы Николаевны достал Люду.

«Смотри, какие холодные, мокрые кабинки, того и гляди, стенки сойдутся. А дальше больше – дальше бездна. Отцепишься от бортика, и бездна утянет тебя безвозвратно», – нашёптывал он.

Влажный воздух давил на виски. Гул ребячьих голосов множился, расходился по залу многократным эхом. Люда помялась у лесенки, нехотя скинула сланцы. Невидимая Светлана Николаевна дышала ей в затылок.

Лесенка ходила ходуном и очень скоро оборвалась. Дрожащей ступнёй Люда нащупала дно бассейна. Холодная вода сдавила лёгкие. Судорожно дыша, девочка добрела до бортика и вцепилась в него. Если стоять на цыпочках, вполне терпимо, вода только до ключиц. Люда старалась не смотреть в другой конец бассейна, где у тумб для прыжков плавали самые смелые одноклассники.

Слава Богу, звёздочкой прыгать не заставляли, да и плавать тоже. Ребята оказались предоставлены сами себе. К Люде подплыла, точнее, подошла Алёна, которая держалась за бортики ещё крепче. Пока мальчишки с хохотом топили друг друга под сердитые окрики физкультурника, а девочки, поглядывая на мальчишек, плавали на скорость, Алёна и Люда болтали. Обсудили грядущую контрольную по алгебре и злющую училку, похихикали над мальчишками. А потом над ними нависла тень учителя физкультуры.

– Класс, за мной!

Девочки нехотя выбрались наружу. В воде остались дежурить самые рослые ребята, Андрей и Ян. Люда и Алёна вцепились друг в друга, когда поняли, что им предстоит. Нырять с тумбы!

Алёна нашлась быстро.

– Ага, щас! – решительно заявила она. – Этого мне только не хватало! Я пошла.

Люда осталась. Ну не заставят же её силой нырять, это же не детский сад, правда? Одноклассники один за другим сигали в воду. На лицах ни тени страха. Девочки кокетничали, прыгали шумно, с визгом. Мальчишки старались обрызгать девчонок. Люда стояла на бортике одна. Симпатичный физкультурник махнул рукой.

– Ну!

– А это обязательно?

– Ещё как!

Люда подошла к тумбе. Глубина больше двух метров. Андрей и Ян давно отвлеклись, говорят о чём-то, смеются. Что если они её не вытащат?

– Ты вылетишь как пробка, вода сама держит!

Верилось с трудом. Как назло, класс затих и стал наблюдать за Людой и учителем. Тот схватил её за руку и потащил к воде. Девчонки завистливо щурились: в физкультурника было влюблено полшколы. Мальчишки смотрели равнодушно и немного презрительно. Первым отвернулся Андрей.

– Размазня, – сказал он себе под нос и поплыл по дорожке, высоко вскидывая руки.

Но Люда услышала. Всхлипнула, вырвалась и, оскальзываясь, побежала к раздевалке. Андрея она любила с первого класса. Единственным, кто её похвалил, оказался голос Светланы Николаевны в голове:

«Видишь, видишь, как это небезопасно? Не вздумай соваться туда ещё раз. А Андрей… пусть себе плывёт куда хочет».

Это было слабым утешением, и Люда долго плакала, стоя одна в раздевалке. Когда послышались шаги девочек, она прямо в купальнике забежала в одну из узких, как стаканчики, душевых кабинок. Отвернулась к стене, увеличила напор до максимума, выкрутила ручку в сторону надписи Hot. Люда вся покраснела, от неё едва не шёл пар, но она терпела. Остервенело натирала руки мочалкой. Одноклассницы, одна за другой, скрылись в раздевалке. В душевой стало тихо.

Люда решила дождаться, пока все соберутся домой. Вспомнила свой позор, слёзы, зажмурилась и замотала головой, чтобы прогнать неприятное воспоминание. А когда открыла глаза, не увидела ничего. Сплошная темнота.

Страх обрушился на неё, как огромная ледяная сосулька с крыши, рассыпался мурашками, сделал её тело слабым, безвольным. Вода перестала казаться горячей. Люда потянулась к вентилю, но напор не стихал. Закрутила в другую сторону и осталась в тишине. В непроглядной темноте слышалось только: кап-кап. Ни шагов, ни голосов.

На ощупь выбралась из кабинки и пошла, как ей казалось, в сторону раздевалки. И услышала… сначала – щёлк! А потом – скри-и-п. И снова – щёлк! Смех и торопливые шаги.

Дверь нащупала с третьего раза, подёргала ручку – безрезультатно. Кричать? Звать на помощь? Попробовать выбраться обратно к бассейну?

Вторая дверь тоже была заперта. Люда почувствовала, как дрожат руки. И услышала звяканье. Противное звяканье очков о золотую цепочку. В глубине душевой тяжело задышала невидимая Светлана Николаевна. Или уже видимая?

Люда ойкнула и рванулась в сторону. Рассадив локоть, влезла в один из кафельных стаканчиков душевой, забилась в угол. Прежде кричать было стыдно, а теперь страшно. Кричать в темноте – значит привлекать внимание.

Противный холодный купальник прилип к телу. Голову больно сдавливала тесная резиновая шапочка. Люда стянула её, стараясь не дышать. Шаги Светланы Николаевны в темноте стали почти осязаемыми. По телу побежали мурашки – от холода и не только.

«Ну, Марусина! Звёздочкой, как учили!»

– Не могу! – нервно крикнула в темноту Люда. И добавила шёпотом: – Не могу больше бояться.

Встала, вышла из кабинки. Приготовилась: сейчас скользкие пальцы схватят её за руки. Секунда, другая. Долгую минуту стояла Люда, раскинув руки. Заикаясь, шептала:

– Не могу, не могу, не могу…

Из оцепенения её вывел громкий щелчок. Люда вздрогнула и бросилась в кабинку, снова ударившись локтем. Свет ослепил. К ней шёл Андрей.

– Слушай, если хочешь, я могу научить тебя плавать, это не сложно. А на этих дур внимания не обращай, шуточки у них всегда были дебильные. Ты чего сидишь? Руку давай! Ого, ледяная! Замороженная. Мороженое в кафельном стаканчике! Пошли!

За спиной Андрея таял силуэт в белом халате.

ВОЛК С СОСЕДНЕЙ УЛИЦЫ

На ступеньках магазина сидел белый волк. Шерсть серебрилась на солнце, карие глаза строго следили за мальчишкой. Отступать было некуда. Продавщица, выдав Ильке булку и кетчуп, только что закрыла магазин на обед.

– Вареники в морозилке, печенье в коробке с надписью: «Для кухни». Если пойдёшь за хлебом, прихвати кетчуп. И телефон возьми, – наставляла его мама утром.

Её ждал первый день на новой работе, и она боялась опоздать. Телефон Илька, конечно же, забыл среди нераспакованных коробок. Да и кому звонить? Папе в далёкий Екатеринбург, где он отрабатывал положенные две недели? Или маме? Спаси, мол, непутёвого сыночка.

Илька тыльной стороной ладони откинул каштановую чёлку. Переложил пакет в левую руку. Волк напрягся. Глаза у мальчика стали янтарными, как всегда с перепугу. Он бочком-бочком вылез между перекладинами перил и не оглядываясь, прямой, как палка, пошёл в сторону дома. Краем глаза заметил сбоку белую молнию, выронил пакет и побежал. Взгромоздился на ближайший дощатый забор. Ободрав щёку, упал в крапиву с другой стороны и невнятно выругался. Из-за забора слышалось тяжёлое дыхание – волк царапал доски, нетерпеливо рыча.

Илька поспешил выбраться из чужого огорода на соседнюю улицу, огляделся и почти бегом стал удаляться от опасности. Город подслеповато щурился на него пластиковыми окнами многоэтажек, словно не узнавая. Ещё утром он казался ласковым и уютным. Из окон новой квартиры был виден частный сектор с магазинами, мелкими конторами и складами. Неподалёку зеленел парк. Туда Ильке соваться было запрещено: ориентироваться на местности он не умел совершенно.

Зелёные сады, как гигантский мох, заполняли пространство вокруг. Домики были зажаты вольготно растущими яблонями, тополями и липами и казались игрушечными. Высотки остались где-то позади. От города мальчика отрезала плотная тишина незнакомого пространства. На улицах было пустынно.

Илька уже жалел о брошенном пакете. Там на дне бултыхалась сдача, которая теперь могла пригодиться. Во рту пересохло. Впрочем, магазинов и киосков видно не было, зато через сотню метров мальчик набрёл на древнюю колонку. С трудом продавил рычаг, отпрыгнул от коварного водопада, окатившего кроссовки. Неумело напился, намочив футболку. Зубы свело от холода.

Он решил при первой возможности свернуть направо, а потом ещё раз. Но местные улочки коварно изгибались и уводили Ильку всё дальше и дальше от дома. Он напряжённо вглядывался в ворота каждого дома, отходил подальше, если тротуар подступал к ним вплотную. Но его ни разу не облаяли, даже цепь ни разу не загремела. Так Илька дошёл до деда.

Дед был могучий, как богатырь из сказок. Тяжёлые широкие ладони лежали одна на другой, прикрывая трость. Выцветшую голубую рубашку закрывала лопатообразная белёсая борода. А про такие плечи говорят в книжках – косая сажень. Илька сразу понял, что дед слеп: плотно опущенные веки не двигались.

– Сеня, ты? – неожиданно высоким голосом спросил он.

Илька оглянулся. Улица была пуста.

– Не-е-т, – в тон старику пропищал он. Прокашлялся и добавил более уверенно: – Я не Сеня.

– А кто же ты?

Мальчик никогда не разговаривал со слепыми.

– Илька, – смущённо ответил он.

– Друг мой, Илька, сбегай за Сеней! Она обещалась к обеду забрать меня, а от самой ни слуху ни духу. Сеня, тощая такая, с пушистыми косичками.

– Хо-о-р-ошо. А ку-у-да идти? – Илька сморщился, поняв, как бестактно прозвучал вопрос.

Дед ткнул тростью влево, скамейка под ним заскрипела.

– Там дом двухэтажный, с башенкой. Там и покличь.

Илька кивнул. Потом спешно добавил:

– Хо-о-рошо. – От волнения он начинал заикаться.

Илька шёл и шёл, но дома с башенкой не было. Зато через два квартала встретил девочку. Она сидела на обочине, поджав разбитые коленки к подбородку, и тряслась, задыхаясь от слёз. Рядом валялся велосипед с погнутым колесом. Илька увидел стёртые в кровь ладони и вздрогнул. Кончиками пальцев девочка убрала с глаз пушистую чёлку и сморщилась от боли.

При виде мальчишки она сердито отвернулась. Неловко встала, отряхивая с подола налипшие травинки. Впервые в жизни Илья почувствовал себя взрослым. Поднял с травы велосипед, с трудом перекатил его через бордюр.

– Куда?

Девочка молча пошла вперёд, припадая на левую ногу. Почти не всхлипывала. Через некоторое время искоса посмотрела на Ильку, прищурилась. «Артистом будет!» – восклицали мамины подружки, а он краснел. А папа говорил: «Мужчине красота ни к чему, мужчина рукастый должен быть. И смелый». В садике и в школе Илька участвовал во всех постановках. Учителя кроили под него роли, чтобы поменьше слов, из-за заикания. Но упорно продолжали наряжать его в костюмы то Кая, то Маленького Принца. Илька терпеть этого не мог, но где-то вычитал, что, играя на сцене, можно перестать заикаться, и каждый раз соглашался.

Девочка посмотрела на его ресницы и отвернулась. У неё их не было. Точнее, белёсые, как выцветший лён, ресницы и брови делали её похожей на инопланетянку. Из-за этого круглые синие глаза казались всегда по-птичьи удивлёнными.

– Говорила я им, что не успею, – заговорила наконец она, – а они: сделай то, сделай сё. А за дедом когда? Он уже спёкся там на жаре, наверное. Ходит и ходит к этому дому. Он там раньше с бабушкой жил, а теперь к нам переехал.

– Ты Сеня? – обрадовался мальчик. – А я к тебе шёл!

– Александра, – сурово поправила его новая знакомая, – Сеней меня только деда называет. А зачем?

– Д-д-д-еду-ушка, – только и сумел неловко выговорить Илья.

Давешняя смелость слетела с него. Он осторожно заглянул во двор, который указала ему Александра. Ни будки, ни цепи. Закатил велосипед внутрь. На крыльцо вышла молодая женщина с тазом белья. Увидела девочку, ахнула, бросилась за аптечкой. Александра повернулась к Ильке:

– А ты не мог бы сходить за дедушкой? Он старенький, ему на солнце долго нельзя, а я пока дохромаю…

Илька кивнул и поспешил обратно. Едва не ушёл в другую сторону, женщина окликнула его:

– Налево!

Мальчик смутился ещё больше, бросился бегом. До деда он не добежал квартал, потому что за кустами сирени, пышно растущей вдоль дороги, его схватили. Трое мальчишек и две девчонки вцепились ему в футболку. Илья еле перевёл дух и не мог произнести ни слова, челюсти свела проклятая судорога.

– Он бежал от Селёдкиной дачи, это точно шпион! В плен его, в плен! – верещала низенькая полная девочка в шортах.

Илью потащили в ближайший двор, затолкали в пыльный сарай. Он не мог выговорить ни слова, только крепче сжал губы, чтобы не расплакаться от обиды. За что его сюда? Какая ещё Селёдкина дача? Как там дедушка? А ведь Сеня подумает, что он, Илька, их бросил, убежал. Снаружи задвинули щеколду, свет проникал только сквозь широкие щели в стенах и двери. Илька нервно огляделся: доски, сети какие-то да вёдра. А потом услышал звон цепи и похолодел.

– Сторожить, Акела! – звонко крикнул один из мальчишек и исчез за воротами, только красная футболка мелькнула.

А слева, у крыльца, Илька увидел «волка». Белоснежная лайка внимательно следила за входом в сарай, взбивая пыль свёрнутым в крендель хвостом.

Илья отошёл в угол, сел на корточки и обхватил себя руками. Нестерпимо захотелось пить. Бежать снова было некуда. Он нервно прислушивался к звукам снаружи, но схватившие его ребята исчезли. Видимо, ловили других шпионов в своей дурацкой игре.

И тут Илька заплакал. Не стесняясь. Всё равно никто не видит. Но сделал он это зря, потому что Акела подошёл с другой стороны и ткнул носом дверь сарая. Мальчик отполз в дальний угол. Притих.

А собака начала копать. Быстро, тяжело дыша, лая от нетерпения. Сначала в образовавшейся дыре показался чёрный «резиновый» нос. Копал Акела хорошо, и через несколько минут под дверью появилась его морда. Ещё через четверть часа собака проползла внутрь.

Ильку била крупная дрожь. Цепь не давала Акеле подойти ближе, но и этого Ильке было достаточно, чтобы вспомнить. Себя, шестилетнего малыша. Крупные белые зубы у самого лица. Хриплый лай, обрывающийся у горла. Тяжёлые лапы на груди. От той встречи у Ильки остались заикание и ребристый шрам на коленке. И вечный страх.

Акела наклонил голову набок, стоячие уши качнулись. Нетерпеливо копнул землю пару раз и улёгся, как сфинкс. Не отрываясь следил за мальчишкой. Время от времени тянул к нему лапу, протяжно зевал. Каждое его движение сопровождалось скрипом двери. Илька понял, что хлипкая задвижка съехала, пока собака делала подкоп.

Путь был открыт.

Почти.

Пять лет Илья не подходил к собакам ближе чем на три метра. И сейчас смог только осторожно вытянуть затёкшие ноги. Акела вильнул хвостом. Ещё раз и ещё. И вдруг Илька сделал то, чего сам от себя не ожидал: отодвинулся от стены сарая сантиметров на десять. Собака снова наклонила голову.

– Ак-к-ела…

Тук-тук-тук, застучал хвост о земляной пол.

– Ак-к-е-ела хороший, – чуть смелее сказал Илька.

Лайка легла на бок, подставила белое брюшко. Илья преодолел ещё десять сантиметров, потом двадцать. Скоро ребристые подошвы его кед оказались у самой морды собаки. Акела потянулся к ним, лизнул. Он не прыгал на мальчишку, не лаял, только внимательно наблюдал. Скоро Илька сидел уже вровень с ним, с трудом сдерживая дрожь. Робко поднял руку и второй раз в жизни попробовал погладить собаку.

Пальцы утонули в мягкой белой шерсти. Акела замолотил хвостом. Илька гладил пса, пытаясь ногой поддеть дверь. Страх медленно, капля за каплей таял. Илька всё ещё прерывисто дышал. Акела подполз к нему поближе и улёгся под бок. Глядел искоса.

Илька медленно поднялся, Акела тут же вскочил, вильнул хвостом. Мальчик толкнул дверь. Собачья цепь зацепилась за доску, и Акелу повело в сторону, он заскулил. Илька торопливо вытащил цепь. Оказалось, просидел он в сарае дольше, чем думал, на город уже опустились розовые летние сумерки. После заточения в темноте перед глазами плыли пятна. Илька неуверенно пошёл к воротам.

А потом тихий двор разом наполнился шумом. Сердитая Сенька с забинтованными коленками и ладонями выговаривала что-то мальчишке в красной футболке. Её мама влетела во двор, оттащила Акелу. Встряхнула, осмотрела Ильку. И тут его затрясло по-настоящему. Страх покидал его, как зимняя стужа в тёплой прихожей, пробираясь по косточкам, покалывая тут и там. Говорить он не мог, плакать, слава Богу, тоже.

– Он здесь! Он здесь! – завопила какая-то пухлая девчонка.

– Они идиоты, – сердито шептала ему на ухо Сеня, вытаращив синие глаза, – на этой Селёдкиной даче, ну игра такая, полрайона свихнулось, бегают, как дураки. Я сначала думала, ты просто ушёл. Или потерялся. А потом встретила наших, а ты, оказывается, тут.

Оглушённый, Илька не сразу понял, кто подхватил его на руки. Сначала в нос ударил запах канифоли, и мальчик вспомнил паяльник и железки, вечно разбросанные по квартире. Потом разглядел лицо. И тут же обнял, уткнулся в плечо. Папа.