№3.2023. Александра Гольцева. Весенние сказки

Берекет

Бабушка Зульхиза жила в башкирском ауле. Там небо глядело, как в зеркало, на озеро Талка́с и высились горы в пене облаков. В лесах водилось много дикого зверья и птиц, которых Айсылу видала только в книжках и по телевизору. А тут с восходом солнца даже волчий вой иногда слышат!

Гостила у бабушки каждое лето. Много занятий было у Айсылу: она и хозяйничала в огороде, и ловила рыбу, и гоняла гусей, и собирала ягоды с грибами. Но порой приходили хмурые дни. Резко темнело в их маленьком деревянном доме, и тень скуки ложилась на лунный лик Айсылу[1]. Не пускают гулять, пока дождь марширует по крыше.

А бабушка всё стоит у окна и только шепчет, как заклинание, одно слово: «Береке́т». Много у неё слов чудны́х, непонятных. Вот и спрашивает Айсылу:

– Олэсэй[2], а что такое «берекет»?

– Ах, берекет… – с улыбкой говорит бабушка и садится с ней рядом за стол. – Вот представь, что я тебе дала триста рублей. Ты можешь купить на них, скажем, граммов двести хороших конфет. Шоколадных, как ты любишь. А можешь купить почти два килограмма муки и бидончик масла и налепить, например, пирожков. На какие деньги ты накормишь больше людей? Какая покупка даст каждому по куску и никого не обидит?

Айсылу недолго думает и выбирает второе.

– Правильно! Так вот «берекет» переводится как «достаток». А «достаток» от слова «достаточно». Ещё мама моя – твоя прабабушка – говорила, что дождь нам даёт достаток: поит сухую землю и приносит урожай.

Бабушка Зульхиза всегда умела объяснить сложные вещи просто и понятно. С тех пор Айсылу, когда слышит дождь, с улыбкой представляет себе, как каждая из капель монеткой падает в раскрытые ладони всех нуждающихся и превращается в тот самый «берекет».

Мудрые зубы

В детстве я говорила, что у бабушки мудрые зубы. Она была учителем русского языка и литературы, и слово в её устах – сокровище. Оттого мне было непонятно, почему молчание – золото. Разве не должно быть наоборот? Помню, делая вместе уроки, мы читали одно стихотворение:

Словом можно убить, словом можно спасти,

Словом можно полки за собой повести.

Словом можно продать, и предать, и купить,

Слово можно в разящий свинец перелить[3].

В послушной тишине моей домашней «классной» комнаты звенел голос бабушки, хотя в нём уже пробивалась благородная старческая хрипотца. Каждое слово бабушка чеканила, как золотую монету. Каждое она тщательно взвешивала. Помню, как сквозь лимонные занавески нежно лился церковно-чистый свет, и, когда бабушка улыбалась, её мудрые зубы сверкали золотом.

Когда я стала старше, выучилась на филолога. На лекциях мне рассказывали о лингвистической экспертизе, и я больше узнала о ценности слова. Я даже поработала школьным учителем, как бабушка. Но об её «мудрых» золотых зубах из детства мечтаю до сих пор.

Зелёный глаз

Говорят, что артисты театра – самые суеверные люди на свете. Но в жизни каждого из них наступает тот день, когда все приметы работают вкривь и вкось. И у Евгения он наступил, когда увидел сквозь щель в занавесе её.

Лариса, Лара… стоило ей появиться в переполненном зале, как Евгений уже не мог отвести взгляд от этих колдовских глаз цвета бутылочного стекла. Должно быть, не зря Алевтина Сергеевна называла её «хищницей». «Мамино сердце не обманешь!» – говаривала она за спиной потенциальной невестки. Но даже если бы Лара это слышала, она лишь усмехнулась бы, обнажая ряд остреньких белых зубок.

Евгению до сих пор не верилось, что эта гордая, «породистая» дама приняла его приглашение. От этой мысли он ощущал сладостную внутреннюю дрожь. Евгений не раз умирал на сцене, переживая под разными масками сотни трагедий, но теперь они казались ему вздором. Ах, как жаль, он не сможет подмигнуть ей со сцены или послать воздушный поцелуй, как тогда, на экзамене в консерватории! Да и друзья теперь не смогут увидеть, как он притягивает взор главной красавицы училища.

И внезапно Евгений увидел себя со стороны почти так же ясно, как если бы глядел в зеркало. Высокий и статный, он намеренно слегка горбился и ступал так, словно к его ногам привязали по две большие гири, как следовало его герою. Белая краска слегка стягивала черты лица, но Евгений к этому привык. Давно уж сросся он и с нелепым костюмом Канио, героя оперы «Паяцы». В своих мечтах именно благодаря этой роли Евгений рассчитывал когда-нибудь встать в один ряд с такими мэтрами, как Энрико Карузо или Лучано Паваротти.

И вот почти отыгран первый акт, коллеги Евгения покидают сцену. Очередь за знаменитой арией Канио. Взметнулись призывно вверх руки дирижёра, и артист, развернувшись к залу, вступает со словами:

«Играть! Когда точно в бреду я,

Ни слов я,

ни поступков своих не понимаю!»

Евгений чувствовал, как плавно вибрирует его грудь, как сочный мягкий звук разливается волной по партеру до самого райка. Руки, висящие по бокам, как плети, вдруг взмывают в порыве отчаянья:

«И все же должен я играть!

Что ж, ты разве человек?

Нет, ты паяц!»

И тут… каким бы чутким ни было ухо певца, оно не сразу уловило подозрительное волнение в зале. В конце концов, этот тихий и сдержанный гул никак не мог перекрыть его густой мощный тембр. В душе Евгения поселилось опасение. Он отследил привычную паузу в музыке и тогда вдруг услышал откуда-то пронзительное «мяу». Голос Евгения оборвался. Краем глаза заметил в двух шагах от себя неизвестно откуда взявшегося огромного рыжего кота.

Всё это очень походило на чью-то дурацкую шутку или какой-то страшный сон. Музыка не умолкала, и, несмотря на все попытки отыскать выход, он и не думал останавливаться. Говорят, что шоу должно продолжаться. И сдаваться так просто он был не намерен. А усатый мурлыка с невозмутимым видом задрал голову и, к несчастью артиста, истошно замяукал, будто передразнивал его. Рука дирижёра застыла в воздухе, и под звуки расстроенной скрипки зал взорвался безудержным смехом. Упрямо цедя каждое слово из своей партии, Евгений попытался незаметно отпихнуть кота ногой. Из-за кулис сквозь смех и сдержанные всхлипывания зрителей он услыхал: «А ну-ка, брысь!», «Пошёл отсюда!», «Гав-гав!» Но наглый котяра, помахивая хвостом, продолжал аккомпанировать артисту. Голос Евгения постепенно начал затихать, раздавленный хохотом зала. Мужчина уже не знал, как ему быть. Всё было против него. Его взгляд в панике метался по залу в попытке отыскать хоть какую-то поддержку. Но натыкался лишь на перекошенные от истерического смеха лица. Будь его, артиста, воля, он бы схватил этого горластого наглеца и заткнул бы ему пасть ладонью, а может быть, и задушил… если бы не пара глаз, сверкающих в толпе осколками муранского стекла на солнце. Лезвие насмешливо-дерзкого взгляда пронзало Евгения насквозь.

«Смейся, паяц, над разбитой любовью!» – с горьким надрывом бросил он в зал, чувствуя, как его накрывает то жар, то холод. Снова крики кота и оглушительный, будто пьяный, гогот. Сквозь густой белый грим проступил алый цвет и залил всё лицо Евгения.

«Смейся, Паяц, ты над горем своим!» – хрипло прошептал он перед падающим занавесом, который и вынудил кота ретироваться со сцены. А Евгений никак не мог понять, чьи слёзы бегут по лицу: его или Канио. Сквозь мутную пелену слёз он видел лишь вспышки камер со всех сторон и исчезающую за дверьми Лару. Шатающейся походкой он прошёл за кулисы и направился в свою гримёрку. Дверь была приоткрыта. На пороге Евгений едва не лишился чувств от увиденного. На его месте сидел тот самый кот и лукаво подмигивал ярко-зелёным глазом.

Бумажная бабочка

Бумажная бабочка верила в судьбу. Она отличалась от тех мотыльков, которые беззаботно порхали на воле. С её крыльев не осыпалась лёгкая пыльца, жизненно необходимая другим, чтобы летать. Бумажная бабочка плавала по волнам ветра. Подует – взлетит, полный штиль – не пошевелится. Бумажная бабочка не нужна растениям, хотя и сама когда-то росла среди них. У неё другой смысл жизни. Но какой – пока не знала.

Она долго лежала на дне тёмного и душного кармана размышляя. Пока однажды большая мужская ладонь небрежно не смяла её и не потащила на свет.

«Вот и мой час настал», – решила бабочка, как вдруг увидела, что перед ней разверзлась бездна. В чёрном зеве, полном нечистот, покоились её предшественники. Бабочка затрепетала от страха. Неужели весь смысл её короткой жизни сведётся к мимолётному взгляду? И нет шанса этого избежать?..

Но тут рука остановилась, схватила бабочку за смятое крыло и бросила её на стол.

– Что это? – раздался женский голос. Крылья бабочки аккуратно раскрыли и расправили её скомканное брюшко. Сверху раздался счастливый всхлип. Узоры на бабочке сложились в слова. Лишь тогда она осознала, что ждала всю жизнь этого момента. Женский голос над ней произнёс, обращаясь, по-видимому, к мужчине:

– И я тебя тоже.

Притча о Страхе

Однажды Маленький Страх спросил у Большого Страха, что значит «брать за душу».

– А это значит, что человека можно обезволить и так его собою приморозить, что имя собственное забудет, – ответил Большой страх. – Но делать так всегда мог только я.

И захотел Маленький Страх как Большой стать. Отправился он к людям. То к одному подкрадётся из-за угла, будто вор, то холодком пробежит по коже к другому. И только тогда открыл для себя Маленький Страх ужасную правду. Понял он, что не стать ему никогда Большим Страхом. Ведь брать людей стало не за что.

Слепая кошка

Если ангелы и ходят по земле, не каждый разглядит за их невзрачной оболочкой сияющие души.

В тени полусгнившего пня сидела слепая кошка. Никто не знал настоящий цвет её глаз, покрытых мутной плёнкой, как чистейшее озеро покрывается толстой коркой льда. С годами на молочной шёрстке в чёрно-рыжих «яблоках» осел слой пыли. Загрубели и стёрлись подушечки на лапках. Пушистый, как у белки, хвост влачился по земле, собирая весь сор и головки репейника. Кто распознает в такой замарашке кровь гордых турецких ангор?

В остальном же ничем от домашних эта кошка не отличалась. Слепота ей словно и не мешала жить той тихой, незаметной жизнью, которую вели её сородичи на улице. Стоило вырасти преграде на пути слепой кошки, как она замирала, вытягивая лапы и жадно втягивая ноздрями воздух. Казалось, она ощупывает пространство распушенными, как метёлки, усами, чтобы только после этого обойти препятствие.

Тёплая труха большого пня служила кошке укрытием от непогоды и местом засады на охоте. Но когда шерсть седела от инея и лапы тонули в снежной каше, приходилось особенно туго. Поэтому жила кошка зимой лишь за счёт жалких крох от людей. Подойдёт к ним, мяукнет, и покажется, что заплакал ребёнок – настолько жалобным был голос.

В тот день внимание кошки привлёк звук шагов и шелест переполненного пакета. Аромат свежих булочек был прекрасен, но с запахом рыбы он не шёл ни в какое сравнение. Кошка, не видя брезгливо поморщенного носа, тёрлась лисьей мордочкой об ноги изо всех сил.

– И чего ты ко мне привязалась? – удивлённо произнесла девочка. – Всё равно не дам – мама ругаться будет. Брысь! Уходи!

Она насилу выпуталась из «объятий» пушистого хвоста, прежде чем до слуха кошки донёсся удаляющийся скрип снега. Аромат начал медленно таять, а вместе с ним – и надежда на желанный обед. Не желая его упустить, кошка ринулась вслед за девочкой. И так она торопилась, что потеряла всякую осторожность. Будто из ниоткуда выросла длинная сухая ветка. Хруст! И вот кошка уже летит прямо в снежные лапы. Но разве это её остановит? Вскочить бы только побыстрее и снова броситься вдогонку! Но странная боль тут же вспыхнула там, где её раньше не было. Так, прихрамывая на одну лапу, кошка упрямо поплелась по следам человека.

Это новое место с незнакомыми запахами вселяло страх. Кошка уже решила, что поблизости никого нет, но раздался шорох. Звук медленно, словно крадучись, приближался к ней. Кошка ощутила запах, от которого шерсть вставала дыбом. Опасность поджидала её снова. Слепая кошка прижала уши к голове и медленно попятилась назад. Может, она и попробовала бы напугать неизвестное ей существо, но настороженное рычание ещё больше её убедило в том, что борьба бесполезна. В этот момент раздался выкрик: «Полкан, фу!»

Он и заставил пса с недовольным ворчанием уйти прочь. Но не успела кошка сделать и пары шагов, как снова раздался скрип снега. Тяжёлые шаги и облако сладковатого аромата подсказали: идёт человек. Кошка доверительно приблизилась, выгибая спину с холмиками позвонков. В её горле уже закипала знакомая песня нежности, но раздался зычный женский голос: «Кыш отсюда! Ходит тут, заразу разносит».

И тут же резкая боль от тупого мыска обуви пронзила её бок. Ослабевшая кошка качнулась и рухнула на землю, но лишь затем, чтобы вскоре подняться снова. Молча, незаметно исчезнуть с глаз человека и его тёмных мыслей, пока в хрупком теле не разлилась новая боль. Кошки не умеют жаловаться. Они никогда не расскажут о своей боли. Но это не значит, что кошки ничего не чувствуют. Потеря зрения не так страшна, как слепота людских душ.

Заунывный вой ветра заставил кошку неприятно поёжиться. Близилось ненастье. Выгнув дугою спину, она напрягла слух. Всё вокруг застучало, забилось, заскрипело единым хором. Аромат желанного угощения оказался безнадёжно утерян. А кошка всё брела, не находя приюта. Снежные пчёлы беспощадно жалили в нос и уши. Крупная дрожь била маленькое тщедушное тело. Если бы прямо сейчас небеса смилостивились над ней и укрыли своим тяжёлым снежным одеялом, сомкнув слепые очи в вечном сне…  кошка точно не услышала бы скрип двери и знакомый голос: «Вот это да… слепая, а нашла меня!»

Запах сдобы, тянувшийся от той девочки с пакетом рыбы, не обманул. Кажется, кошка вышла на чей-то дом. С трудом подняв голову, она помедлила: вдруг прогонят или ударят? Но голос человека, пестривший удивлением и мягкостью, смыл все сомнения. И тогда кошка слабо мяукнула, точно жалуясь на приключившиеся с ней несчастья.

– Что же мне с тобой делать? – задумчиво произнесла хозяйка сладко шелестящего пакета. – Ну, ладно, заходи!

Снова скрипнули несмазанные петли. Слепую кошку окутало тепло, и запах рыбы раздался ещё острее. Ткнувшись носом в мягкий кусок, она радостно проглотила весь кусок. Волна удовольствия прокатилась внутри, обволакивая, и вылилась в густое, благодарное мурлыканье. После этого и боль в лапе показалась ей не такой сильной.

Свернувшись калачиком в углу, кошка не видела улыбки девочки. Но мягкость человеческого голоса, уют дома и сладкий рыбный кусок ещё долго грели изнутри. Но не было уверенности, что её не погонят наутро. Так, кошка решила уйти сама. Но с тех пор бродяжка всегда дожидалась свою девочку возле знакомого дома.

В один прекрасный день слепая кошка исчезла с улиц и перестала ночевать в тени у пня. И в это же время у Веры, той самой девочки, появилась питомица, названная Серафимой. Когда кошка впервые попала к ветеринару, он удивлённо пробормотал, что никогда не видел таких глаз. «Ты береги её. Особенная кошка. Она принесёт тебе счастье», – услышала Вера. Серафима, конечно же, этого не слышала и в страхе вырывалась из рук врача, таких холодных и чужих. Зато стоило девочке приласкать кошку, проведя рукою по шерсти и почесав за ушком, как пушистая мурлыка принялась успокаиваться. Вера спросила, нельзя ли что-нибудь и для кошки сделать. Ведь как может кошка, приносящая счастье, быть самой несчастной? Услышав это, врач улыбнулся.

И по сей день в окне дома Веры прохожие часто видят ослепительно белую кошку в рыжих и чёрных пятнах с удивительными голубыми глазами.

Весенняя сказка

В сером городе не таял снег. И даже в конце апреля холод забирался под одежды, кусая вечно спешащих прохожих. Никто уже не поднимал глаза к серому небу и не искал среди облаков хоть один лучик солнца. Пока однажды в город не пришла маленькая девочка в пёстром платье. И всякий прохожий, заметив её улыбку, улыбался в ответ. Так приятно было взглянуть на её смуглое личико с россыпью веснушек! Карие глаза светились простым детским счастьем. Девочка бежала, не боясь споткнуться или устать. Никто не мог найти причину её счастья, но каждому хотелось бежать вслед за ней и делиться с прохожими своей неясной радостью. В руках девочки был голубой шар на ниточке. Как-то раз она отпустила его в небо. И тогда к ней подошёл маленький мальчик с вопросом:

– Не жалко, что посеяла такой красивый шарик?

На это девчушка только лучезарно улыбнулась и ответила:

– Я подарила его небу.

И взмыл голубой шарик к облакам, раздвигая махровые края небес. Сквозь свинцовые волны показался медный пятачок солнца. Но одна маленькая тучка не хотела никак уходить. Тогда девочка приманила её, как собачку. Заморосило. Тогда бабушка, сидевшая на лавке возле дома, проворчала:

– Опять этот дождь… хоть бы раз солнце выглянуло.

– Бабушка, да ты посмотри, какое чудо! – сказала девочка. И в голубом небе расцвела в тот же миг величавая радуга. Солнце согрело замёрзший город, растапливая лёд. Звуки дождя сменились звонкой капелью. Всё в городе озарилось необычайным блеском. Сквозь них пробивались маленькие зелёные ростки. Ветер стих, и стало совсем тепло.

Так продолжалось несколько дней. И за такое короткое время девочка выросла. Теперь по улицам когда-то серого города прогуливалась девушка. Она по-прежнему дарила всем улыбки и радовала одним своим видом. Когда она шла, то видела нераскрывшиеся листья и касалась их кончиками пальцев. Почки стали одни за другими лопаться, показывая клейкие концы остролистых и гладких листовых пластинок. В сквере, где не было снега, девушка увидала невзрачные бледно-зелёные листья. Тогда она достала краски с кистью. И совсем скоро свежие малахитовые листочки уже крепко держались за родную ветку, открываясь тёплому солнцу.

Девушка очень любила горожан и часто брала их за руки, уводя куда-то. Удивлённые горожане следовали за гостьей, пока она не останавливалась и не исчезала, оставляя их с кем-то наедине. И тогда они забывали обо всём на свете. Только смотрели друг другу в глаза несмело и с восхищением, а иногда уходили куда-то вместе, держась за руки. Девушка наблюдала за ними и нежно улыбалась, зная, что новая пара не разлучится. Иногда она их звала за собой и пряталась в зелёных кронах, таяла в тумане или исчезала в каплях фонтана. Тогда люди будто теряли головы, искали её, пока не приходили к выводу, что эта девушка могла им только померещиться. А она всё-таки была. Только притворялась чьим-то сном. Люди полюбили её игры и стали ждать свою любимую гостью.

Но однажды она исчезла. И лишь одна пара, гуляя на окраине города, заметила стройную фигуру красавицы с золотистыми локонами. Всё дальше и дальше девушка уходила, оставляя преображённый город.

– Куда ты уходишь? – закричал кто-то ей вслед.

Она обернулась. На смуглом лице в россыпи веснушек смеялись большие карие глаза.

– Сама не знаю. Но я ещё вернусь, – принёс ветер далёкое эхо её голоса.

– Скажи хотя бы своё имя! – упрашивали горожане. По окраине разнёсся звонкий смех. Самый прекрасный на свете.

– Моё имя – Весна.

[1] Имя «Айсылу» имеет тюркские корни и переводится как «лунная краса».

[2] Олэсэй (башк. говор) – бабушка.

[3] Отрывок из стихотворения В. С. Шефнера «Слова».