№2.2023. Юрий Горюхин. Мужик, а ты чё в плавках-то?! Целомудренные банные рассказы

Женский день

Первый раз я пошел в баню годика в два… ну в три. Баня была деревенская, точнее совхозная и общественная. Совхоз назывался… а никак не назывался! Он был имени! Имени 1 Мая. И знаменит тем, что в него не приехал Хрущев. Для главы Страны Советов в деревенский туалет белый унитаз поставили, сливной бачок на крышу водрузили, а он не приехал! Ну не приехал – и не приехал, мало ли где его ждали, а он не приехал! Так вот, в баню я пошел во вторник, потому что вторник по графику, утвержденному в правлении совхоза, был женским днем, а четверг – мужским. Пошел вместе с мамиными сестрами – тетей Соней и тетей Алюшей. В раздевалке тети меня быстро раздели, попытались стянуть трусы, но я вцепился в резинку – и ни в какую! Тети поуговаривали, а потом плюнули: «В трусиках так в трусиках!» Тяжелая дверь моечной открылась, и мы шагнули в зловещий туман. В серой пелене лязгали оцинкованные тазики, струя горячей воды била в белую плитку на полу, красные бабы с громкими охами окатывали себя ушатами холодной воды, стоял какой-то мокрый беспрерывный гомон. Вдруг все стихло. Я огляделся. На длинных бетонных лавках сидели огромные тетьки, они были словно из бабушкиного теста, которое сначала страшно и неотвратимо поднималось в квашне, а потом еще страшнее переваливалось через края. Тетьки был розовые и красные, от красных шел густой пар, от розовых – почти не шел. Около каждой стоял тазик, с перекинутой через край желтой лыковой мочалкой, около тазика лежал шкодливый кусок мыла и постоянно пытался соскользнуть на пол.

– Это что такое?! – грозно нависла надо мной огромная тетька. – Мужик в женский день в баню пришел!

Я попытался спрятаться за тетей Соней и тетей Алюшей, но открылась дверь парной, и красная необъятная баба зычно на всю помывочную объявила:

– Девки! Мужик-то в плавках!

– В плавках?! – возмущенно встала с бетонной лавки такая огромная тетька, такая красная, что и не тетька вовсе, а целая Баба-яга!

– Раздевай его, девоньки! – поднялись со своих мест колышущиеся тетьки и, протягивая руки, медленно двинулись ко мне.

Ну и раздели, конечно. Что дальше было не помню, но с тех пор в темную безлунную ночь мне иногда снится, будто огромная красная баба достает из оцинкованного тазика лыковую мочалку, мылит ее и шаляпинским басом спрашивает: «Мужик, а ты чё в плавках-то?!»

Шаляпин

Как известно, карьера великого русского баса началась 26 сентября 1890 года в городе Уфе. Началась и почти сразу закончилась. Труппа Семенова-Самарского, с которой Шаляпин приплыл из Казани на пароходе, погастролировав несколько месяцев в Уфе, отправилась дальше, семнадцатилетний певец, несмотря на успех, остался без стабильного заработка. А куда идет талант без стабильного заработка? Верно, на госслужбу! Сначала временно, чтобы только на билет до столицы скопить, потом долги отдать, следом гардероб обновить, женитьба, дети, карьерный рост, а вот уже и пенсия…

В общем, 29 апреля 1891 года по протекции поклонников, по расположению самого председателя губернской земской управы Брудинского великого Шаляпина устраивают писцом в эту самую управу с окладом в 25 рублей.

Но, как говорит русская поговорка: «Жалует царь, да не жалует псарь!» Не полюбила уфимская канцелярия Шаляпина. Заподозрили мелкие чиновники в нем шпиона! Их можно понять: «Председатель нас в упор не видит, ни разу ни с кем не поздоровался, а с Шаляпиным – ласково беседует, руку пожимает. Очень Федя нам не понравился, а он от этого нервничал и переживал». Это реконструкция тирады моего прадеда по отцовской линии Горюхина Константина Ивановича. По стечению обстоятельств он в то же самое время, что и Шаляпин, работал в этой же самой управе таким же, как и он, писарем! Годков они были почти одних, Федору Ивановичу тогда уже восемнадцать исполнилось, а Константину Ивановичу – двадцать два. С моим прадедом Шаляпин и объяснился, даже в книжке об этом написал: «Я откровенно заявил одному из служащих, молодому человеку: "Послушайте, мне кажется, что все вы принимаете меня за человека, который посажен для надзора за вами, для шпионства. Так позвольте же сказать вам, что я сижу здесь только потому, что меня за это обещали устроить в консерваторию. А сам я ненавижу управу, перья, чернила и всю вашу статистику". Этот человек поверил мне, пригласил меня к себе в гости и, должно быть в знак особенного доверия, сыграл для меня на гитаре польку-трамблан».

С чего, спрашивается, этот «молодой человек», сыгравший великому басу польку-трамблан, мой прадед? А больше некому! Из присутствия они с прадедом выходили вместе и шли домой по улице Ильинской до перекрестка с Ханыковской, где Шаляпин поворачивал налево, а Горюхин шел прямо к Никольской. Через месяц такого пешего знакомства, не захочешь в гости пригласишь, на гитаре и польку, и трамблан сыграешь.

А где же баня? С ней еще проще! За время службы и жизни в Уфе Шаляпин не мог не мыться! Помывочных заведений в городе хватало: Лаптевские бани, Вахмянинские, Григорьевские, Сергеевские и еще с десяток-другой. Были и Горюхинские бани на Никольской, 58, владел ими отец Константина, мой прапрадед Иван Сергеевич Горюхин. И как было сыну своего отца не порекомендовать сослуживцу замечательную во всех отношениях баню – у кержаков так не принято, родителей они уважали!

«Эх, дубинушка, ухнем!» – пел Шаляпин в парной Горюхинской бани. А может, и не пел, сидел тихо на мокрой лавке, мылил себя лыковой мочалкой и размышлял: «Как бы слинять из этого города, ссуду, что-ли, в управе взять…»

Гиммлер, Блюхер и асс Юлия Цезаря

В каждой семье есть несколько ключевых историй, которые постоянно вспоминаются и передаются, передаются и снова передаются старшим поколением подрастающему. Я, например, всегда любил историю про Гиммлера и Блюхера.

Как все помнят, 11 августа 1973 года вышел на телевизионные экраны Советского Союза один из лучших многосерийных фильмов всех времен и народов «Семнадцать мгновений весны». А 1 января 1974 года к нам пришла новогодняя открытка от бабы Ани из Казани. Жили мы тогда в свежих хрущевках на улице Блюхера. Баба Аня под впечатлением от неотразимого Штирлица в исполнении неотразимого Тихонова взяла и написала в адресной строке открытки не улицу имени командарма Василия Блюхера, а улицу рейхсфюрера Гиммлера. Самое смешное в этой ситуации, если, конечно, было смешно, то, что открытка пришла, принесли ее на Блюхера, в почтовый ящик бросили и никого никуда не вызвали, даже в домоуправлении не пожурили! Возможно, почтальоны, а то и сами органы – все были под впечатлением от неотразимого Штирлица!

Другая история была о том, как мой прадед Константин Иванович богатства несметные потерял. Будто были у старого Горюхина монеты старинные цены немалой и втерся к нему в доверие какой-то ушлый малый и, как у всех ушлых водится, скупил все монеты на корню и по дешевке! Одним словом, лишил состояния. Потом обычно рассказывалось, что после смерти прадеда пришел старичок из общины староверов и тоже безвозмездно забрал все старинные книги – толстые, в кожаных переплетах, с замочками. Про книги сразу скажу: ежели они были для литургии в молельных старообрядческих домах, то гонимая и советской властью, и официальным православием община имела на них свое божеское право – чего сожалеть!

А по поводу монет история неожиданным образом продолжилась. Объявился шельмец! Нашелся ушлый малый! Им оказался известный уфимский краевед Борис Попов. Именно ему в конце 50-х годов прошлого века другой известный уфимский краевед Петр Ищериков посоветовал разыскать 90-летнего Горюхина, который пытался продать старинные монеты краеведческому музею, да тот отказался. Молодой нумизмат Попов моего прадеда нашел и даже опознал. Оказывается, Константин Иванович парил его в Лаптевских банях, потому как до войны первый класс обслуживали только банщики-старики, молодым не дозволялось! Краевед Попов тут же вспомнил и старшего Горюхина – Ивана, владевшего до революции банями на Никольской, вспомнил и решил, что вполне логично, когда сын продолжил дело отца таким образом.

Раритеты Попов, конечно же, купил и даже письменно перечислил: античные монеты Византии и Пантикапея, древней Греции и Рима, в их числе асс Юлия Цезаря, греческие обол и гемидрахма. Почему продали? Не знаю, вроде не бедствовали. Дети-внуки не интересовались? Так дети-внуки никогда не интересуются.

Жалко ли мне «богатство»? Да нет, пожалуй. Все равно разошлись бы монеты по родственникам, а тут у девяностолетнего Попова до 9 марта 2017-го хранились, теперь уже по его родственникам разойдутся.

Единственно, не испытал я удовольствия, узнав, что мой прадед не только ассы, оболы и гемидрахмы отдал, но еще этого нумизмата в бане парил – перебор вроде…

Не укради!

Кручу в руках резную хрустальную печать с отколотым краешком. Верчу. Краешек отколот не зря – это чтобы подделать было затруднительно. Говорят, когда-то под Москвой целые деревни промышляли липовыми печатями – вырезали их из податливой древесины, ставили на договоры кабальные, и будь добр, господин хороший, выплачивай кредит, что взял на покупку тарантаса, на постройку дома каменного, на свадьбу купеческую – печать-то твоя! Все как у нынешних мошенников. Вдавливаю печать в податливый детский пластилин, с чмоком отлепляю, в пластилине остаются выпуклые буковки: Иван Сергеевич Горюхин. И даже подобие какого-то герба можно разглядеть. В школьные годы этой печатью вводил в заблуждение своих одноклассников. «Никак граф?!» – робко спрашивали друзья-хулиганы. «Ну, – не возражал я, – пожалуй что…»

Печать – это все, что осталось от прапрадеда, почившего в далеком 1923 году. К этому времени его бани на Никольской реквизировали, национализировали, всякую эксплуатацию банщиков, печников, водовозов прекратили.

А раньше… Раньше: 3 марта 1861 года отменили в России крепостное право, а 21 марта 1869 года в деревне Воскобойниково Дмитриевской волости Уфимского уезда у старовера Ивана Горюхина родился сын Константин. Была ли связь между этими событиями? Да нет, конечно, так, к слову.

Дали Константину какое-никакое образование и в 1885-м решили на семейном совете, что пора в Уфу перебираться, на скопленные кержацкие капиталы бизнес открывать. Понятно, что бизнес – это все те же Горюхинские бани.

К чему такая преамбула, когда обещалось про дрова? Сам не знаю, наверное, тоже к слову.

Банный бизнес неторопливо развивался, Иван Сергеевич дела вел, Константин ходил на службу в земскую управу, по вечерам польку-трамблан на гитаре тренькал. Но как-то подзывает отец сына.

– Чего, папенька? – спрашивает Константин.

– Костя, сынок, – прищурил глаз Иван Сергеевич, – ты наши дрова, что для топки банных печей, никуда, часом, не сбываешь?

– Как можно! – обиделся Константин.

– Поубавились что-то… – задумчиво произнес Иван Сергеевич, потом хитро улыбнулся в бороду, взял одно полено да в сарай унес чего-то мастерить.

Через день-другой у пронырливого мужичка на соседней улице что-то так шарахнуло в печке, что эта печка взяла и развалилась на две половины.

Сурово? Сурово! Я бы даже сказал, что не по-христиански, а скорее по… Но не будем разжигать межконфессиональную вражду. С другой стороны, а как бы иначе кержаки капиталы свои сколачивали? Ведь известно, что капитализм в России держался именно на старообрядцах. А в капитализме – еще Карл Маркс говорил – будь ты хоть самый сердобольный и самый первый вегетарианец, а все равно человек человеку волк!

В общем, в 1917 году Горюхинские бани у Горюхина отобрали!

Эротика

Про эротику в мужском отделении рассказывать нечего, там примерно так же, как в скульптурном зале музея античного искусства – однообразно. А значит, как сказала бы борец за правду Валерия Новодворская, – скучно.

Другое дело женское отделение!

Когда первый хулиган нашего класса Киля предложил сходить в баню на Новомостовой, я сначала поморщился и отказался: «С утра душ принимал».

– Не мыться, – многозначительно произнес Киля и перешел на влажный шепот: – Подглядывать! За девчонками!

– Голыми?! – зашумело в моей тринадцатилетней голове.

– Нет, в школьной форме! – презрительно, по-хулигански усмехнулся Киля.

– С уроков сбежим? – тут же согласился я.

– Торопишься? – еще презрительнее усмехнулся Киля. – Там не по расписанию, хоть весь день смотри.

– Да что, я не видел, что ли!.. – протянул я в ответ таким тоном, что даже ворона, пролетевшая за окном, поняла, что ни черта не видел.

После уроков, закинув портфели по домам, мы, небольшая группа самых отважных учеников 7 «Б», выдвинулись с улицы Рабкоров в сторону бани на Новомостовой. Проехав с десяток остановок, выскочили из автобуса на нужной и пошли за своим лидером в сторону бани. Смеркалось. Незнакомые люди недобро шли нам навстречу. Светофор зловеще мигал. В каждом подъезде серой пятиэтажки наверняка сидел милиционер в засаде.

– Сюда, – прохрипел Киля.

Мы обошли баню с обратной стороны, гуськом пробежали через задний двор и юркнули в приоткрытую дверь служебного входа. По темной лестнице, почти на ощупь поднялись на верхнюю площадку, повернули налево и оказались в маленьком замкнутом помещении без окон и дверей. «Вот тут нас всех и повяжут!» – обреченно подумал я. Но Киля ткнул пальцем в небольшое отверстие у самого пола:

– Вон там! – и тут же первым к нему приник.

Настала и моя очередь. Распластавшись на бетонном полу, заглянул в потусторонний неведомый мир. Сначала было мутно, потом глаза стали привыкать, а потом я вспомнил все!

В серой пелене лязгали оцинкованные тазики, струя горячей воды била в белую плитку на полу, красные бабы с громкими охами окатывали себя ушатами холодной воды. На длинных бетонных лавках сидели тетки, они все были словно из теста. Вдруг с бетонной лавки встала огромная красная баба. Колыхаясь всем телом, она подошла к стене, наклонилась к вентиляционному отверстию и спросила басом Шаляпина: «Мужик, а ты чё в плавках-то?!»

Криминал

Баню на Новомостовой мы с пацанами посещали изнутри тоже. Вентиляционное отверстие в мужском отделении было точно таким же, как и в женском – в стене у самого пола. Проходя мимо, невольно прикрывался веником – а вдруг там девчонки распластались на полу и подглядывают!

Но история не об этом.

– Эй, Василий! – крикнули с противоположной стороны раздевалки. – Иди к нам, тут место освободилось!

Василий засуетился, схватил белье в охапку, сумку под мышку, солдатский ремень на голое тело и побежал к друзьям-дембелям. Так заспешил Василий, что про свои добротные зимние сапоги на густом бараньем меху забыл напрочь – под лавкой оставил.

– Смотри, – толкает меня в бок Киля.

Смотрю. Мужичок, сосед Василия, вдруг вместо того чтобы раздеваться и идти в помывочную тазиком греметь, начинает, наоборот, неспешно одеваться. Смотрит куда-то поверх мокрых голов и рубаху натягивает. Бросил равнодушный взгляд в сторону – и в брюках уже. Невзначай открыл сумку и спрятал в нее свои войлочные ботинки «прощай, молодость». Еще мгновение – и на его правой ноге оказался добротный зимний сапог Василия.

– Надо предупредить… – шепчу Киле в ухо.

– Чего ты, как баклан! – со знанием дела возражает Киля. – Люди в такие дела не вмешиваются! В тюрьме впишешься за кого-нибудь, сам вместо него отвечать будешь!

«Тоже мне люди!» – приготовился возразить, но не успел, Василий все-таки вспомнил про свои сапоги. Прибежал, возбужденный, сунулся под лавку – пусто. Пошарил глазами – нашел сапоги! Схватил мужичка за пятки и стянул с него свою обувку. Бить не стал, только замахнулся. Мужичок с задранными ногами закрылся руками: «Что такое? Сам не понимаю! Обознался! Мои точно такие же, вон пацаны подтвердят. Да ведь, пацаны?!»

Я обомлел. Ничего себе! «Люди» нас соучастниками делают, в шайку свою подверстывают.

Хорошо, что Василий разбираться не стал, махнул рукой и опять к друзьям побежал о службе в армии вспоминать и строить общие перспективные планы.

А был случай и с мордобоем! Под Новый год пришла молодежь в баню на Российской. Сначала все чинно: пиво выпили, попарились. Но когда снова попарились – зазвенели в сумках да пакетах.

Надо сказать, в баню на Российской народ ходит в одни и те же дни, в одно и то же время десятилетиями, все друг друга знают, шутят старыми шутками, жизненных историй новых не придумывают, в общем, коллектив дружный и сплоченный.

Молодежь тем временем стала выяснять, кто из них старшак, а кто так себе, кто близкий друг местного авторитета Пельменя, а кто с ним всего лишь знакомец шапочный. Расшумелись, разматерились. За грудки схватились, затрещали на них белые простыни. Один другого головой боднул, второй третьему оплеуху отвесил, четвертый… быть бы предновогодней махаловке, да встали со своих дубовых сидений отцы семейств, которых эта самая молодежь «кузьмичами» кличет, подошли они плотной бескомпромиссной стеной и погасили конфликт в зачатке, никакой милиции не понадобилось.

А по поводу закуски-выпивки в банях-саунах так скажу: несмотря на то, что многие пытаются совместить все удовольствия в одном стакане, лучше получать их по отдельности. Эффекту больше! Проверено.

Веники

Возможно, кто-то думает, что парятся только березовыми вениками. Ну еще изредка дубовыми. В действительности, чем только не парятся! И елочными вениками, и сборными – это когда ту же самую елочку вкладывают в березовые или дубовые веточки, и пучком бамбуковых палочек – русский с китайцем братья навек – постукивают вдоль позвоночника! А как-то видел компанию бравых офицеров с эвкалиптовыми вениками – не иначе как из длительной командировки привезли.

Однажды и у меня появился свой экзотический веник. Сначала я решил, что он не экзотический, а вполне обычный. Но все по порядку.

Дело было летом, погода была и ни туда и ни сюда, настроение тоже и ни туда и ни сюда, то есть банное! Бросил жену, бросил дела, бросил в сумку сменку, полотенце, мочалку с мылом и задумался. Веника-то нет! Конечно же, он есть – всегда около бань сидят на раскладных стульчиках дядечки, а перед ними на ящиках из-под фруктов разложены веники разных сортов. Слева худенькие в три прутика – самые дешевые, справа толстые и плотно сложенные – самые дорогие. Но дело в том, что с одним из этих дядечек я умудрился разругаться. Спросил что-то, а он дыхнул перегаром, ответил невежливо, словом, и настроение испортил, и веник я тогда не купил.

Задумался, значит. А потом по лбу себя хлопнул – уфимцы народ смекалистый, а в пятом поколение, так вообще!

Взял я из кладовки топор. Жена на всякий случай повторила, что ради бога, иди-иди в свою баню. Поднял ладошку, мол, все нормально, «в Багдаде все спокойно», и пошел в ближайший лесопарк. Берез не нашел, нашел ровную посадку тополей. «А что, – подумал, – лист по форме схожий, цвет все тот же – зеленый».

Небольшой медицинский экскурс: у мужского населения нашей планеты есть, помимо прочих дефектов, еще один, у женщин почти не встречающийся, – дихроматизм. Как не трудно догадаться, для меня зеленый – это зеленый и зеленый! А для жены моей, к примеру, и пятидесяти оттенков зеленого будет мало.

Прихожу домой с веником, жена ничего не говорит, только ухмылку в кулачке прячет. Иду в баню. Кассирша на мой веник посмотрела и на всякий случай купюру на свет проверила. Банщица билетик взяла и тоже рот раскрыла. Потом мужик в парной подивился: «Ну у тебя и веник!» Простодушный мальчик своим оглушительным дискантом спросил отца на всю помывочную: «Папа, а разве такие, как у дяди, веники бывают?» Хотел показать мальчику кулак, но поймал на себе два десятка заинтересованных взглядов, накрыл веник тазиком, прыгнул в бассейн и долго не выныривал.

– Он что, с каким-то перламутровым отливом этот зеленый тополиный цвет?! – допытывался дома у жены.

– Не переживай, – успокаивала супруга, – точно такой же, как и березовый, только зеленее!

Больше с тополиными вениками я в баню не ходил.

Страшная история

Черной-пречерной ночью… Я проснулся. Ночь была действительно – глаз выколи! Ни луны, ни звездочки, ни фонарика, только волны о борт корабля… Я тоже тогда подумал: «Какого, к морским чертям, корабля!» Даже ущипнул себя, чтобы проснуться. Нет, все так же: стою на корме какой-то посудины, держусь за поручни из арматуры, а в лицо брызги летят. Решил вернуться туда, откуда вышел. Нашел дрожащими пальцами ручку двери, открыл, зашел. Все та же чернота. Стал ощупывать помещение. Вроде стол, вроде топчан, вроде лопаты, вроде дрова. Вдруг отдернул руку – обжегся! Еще раз осторожно потрогал – горячая! Так это ж печь! В кочегарке! То есть я на каком-то ржавом корыте в открытом море и при этом, судя по всему, работаю кочегаром! Может быть, меня продали в рабство сомалийским пиратам? Но когда и как это произошло? Все вроде бы помню: родился-женился, работаю в литературном журнале. Откуда океан взялся? Даже если мне по башке чем-то шарахнули, какие-то фрагменты должны были вспыхивать. Опоили! По состоянию организма понимаю, что не без этого, но не настолько же! Кто виноват, неважно, сейчас главное определить: что делать? Попробовал отстучать лопатой по железной печке SOS: три точки, три тире, три точки. Не помогло.

Опять выползаю на корму. Опять – не зги! Вода бьется о корабль и со всей силы летит в лицо – штормит. Нырнуть и плыть, куда глаза глядят? Так они и не глядят никуда, потому что некуда глядеть – темень. Решил попробовать пройти вдоль борта, где-то должны были быть матросы, боцманы, старпомы, капитан в своей огромной каюте в плетеном кресле с бокалом «Маргариты» в руке и Маргаритой на коленях.

Перебираю руками железную арматуру вдоль борта, медленно продвигаюсь, кажется, впереди брезжит свет. Тихо. Наверное, команда пиратов нарезалась своего рома, натрескалась своего джина и теперь дрыхнет, беспорядочно раскинувшись по палубе.

Свет впереди стал ярче, сейчас я все увижу, не опередил бы меня часовой, он наверняка где-нибудь на мачте в бочке сидит. Еще шаг и…

И тут в глаза мне ударил сноп света! Фонарь. Улица. Нет, не аптека – дача моего товарища и коллеги – художника Игоря Валерьевича.

Классические шесть соток Игоря Валерьевича расположены в шикарном месте, на песчаной косе Кармановского водохранилища. Все участки прямо у воды, длинные пирсы уходят далеко в «море». Почти у каждого жителя дачного поселка баня на самом берегу, чтобы можно было сразу освежиться после того, конечно, как хозяин поддаст пару и выпорет дорогого гостя сразу двумя вениками.

Вот ведь ночь русалочья! Сам, дурак, капризно настоял, чтобы постелили на топчане в предбаннике! Кто ж знал, что черти луну с неба утащат и на посмешище выставят! Хорошо хоть, об этой истории я никому не рассказываю.

СНТ

СНТ – это не просто аббревиатура, это целая жизнь! Когда-то простой садово-огородный кооператив, в котором даже фанерный домик было поставить непросто, теперь полноценное землевладение, где можно возвести не только теплицы, но и коттедж, мангальную зону и, разумеется, какую хочешь баню!

Батя захотел подземную. Правда, еще тогда, когда можно было только фанерный домик. И выкопал. Прямо под домом. Сначала расширил подпол до погреба, а потом подвел кирпичные стены под несущие балки, то есть создал цокольный этаж одной совковой лопатой! Сколько трудов и опасностей! Как-то незакрепленная периметром кладки кирпичная стена упала под давлением грунта и придавила отца – чуть выбрался из этого склепа. А бесконечные перестройки! Печка такая, печка сякая, то дымит, то не греет, хорошо хоть сейчас электрическая, но тоже глаз да глаз. А однажды баню взяли и отняли! Застолбили то есть. Приезжаем в наше СНТ, спускаемся под дом, чтобы печку тумблером включить, а на полу земли по щиколотку. Огляделись: сидит на печи крот. И не абы как сидит – хозяином! Мы к нему, а он шипит, лапками машет, прочь гонит. Кое-как доказали ему свое право собственности, к соседям ход прорыл.

Раз уж зашла речь о соседях. Не стали они ничего копать и поставили баньку не ледяную, а лубяную. Нормально служила она первому поколению садоводов-огородников, второе парилось и мылось, третье подросло. И стало это третье молодое поколение загулы выходного дня устраивать. Вроде бы, кто их теперь не устраивает – в какое СНТ не плюнь, непременно там будут поросятину на открытом огне жарить, пивом обпиваться, караоке орать. Но тут всю ночь около бани за летним столиком: «А я ему! А он мне! Я такая! Он такой! Я грит! Я грю! Он грит! А ему грю!» Не выдержал, сделал замечание и в ответ до утра слушал, какая я свинья недожаренная под вокальное сопровождение «мужчина – ламборджино – рожу ему сына, если полюбит по-французски».

Не скрою, тоже мысленно желал им всего наилучшего. И случилось то, после чего начинаешь верить в силу неизреченной мысли. Прав Тютчев: «Взрывая, возмутишь ключи, питайся ими — и молчи…» Молодежь уехала, а их бесконечное «я грю, он грит» вдруг материализовалось – крыша старой «лубяной» баньки вдруг задымила. И быть бы большой беде, но мой батя сноровисто забрался к ним на чердак, разломал трубу, потом залил все водой. Молодежь недели две-три была ниже травы…

О пожарах. Не могу не договорить. Жила через дорогу от нас семейная пара, их белый песик Атос всегда встречал наш приезд лаем, видимо считая, что вся территория, которую он обнюхал и пометил, принадлежит его хозяевам. Соседи капитально строились, сначала высокий забор по периметру, потом большой кирпичный гараж, потом баня размером с наш дом, потом заложили фундамент приличного коттеджа. Прицел у них был явно на круглогодичное постоянное местожительство. Той осенью они продолжали строиться, песик Атос все так же изучал окрестности, а я уехал сплавляться по реке Большой Инзер. И в тот день, когда мы на Сарыштинских порогах, основательно продрогнув, соорудили туристическую баньку, соседи заночевали в своей – сосновой и хоромистой. Мы сложили из обкатанных Инзером камней печь и часа три ее топили, соседи просто включили электрообогреватели. Натянув на каркас полиэтиленовую пленку, мы накрыли каркасом протопленную печь, следя за тем, чтобы в камнях не остались коварные дымучие угольки. У соседей коротнул обогреватель, огонь, возможно, занялся не сразу, но страшный угар сделал свое дело – все, кто был в бане, включая Атоса, потеряли сознание.

Прошло уже несколько лет, соседский участок зарос молодыми белыми березками, над забором мрачным предупреждением поднимается черная от копоти кирпичная труба печи…

Многословное послесловие

Вышел из парной в прохладную раздевалку бани на Российской, тяжело, но с удовольствием сел на свое пронумерованное место. Направо повернулся:

– В Сипайлово баню открыли. Современную. Денег за вход не берут!

– Быть не может!

Налево повернулся:

– Книжки надо читать! Молодежь ничего не читает! Уткнутся в свои телефоны, а там фига!

– Не скажи! Я такой рассказ в телефоне прочитал! «Баня» называется. Лев Толстой написал. Там мужик и две…

– Ну какой Лев, когда Алексей! И то под большим вопросом.

На противоположный ряд посмотрел:

– Достоверно известно, что римляне дошли до Башкортостана и всех живших до них арийцев вытеснили в Индию!

– Брехня! Какие римляне?!

– Мавзолей Тура-хана знаешь в Чишминском районе?

Опять прислушался к тем, что справа:

– А вот может! Они деньги на выходе берут. Компьютер подсчитывает, сколько ты в ихнем помещении находился, и выдает посекундную распечатку к оплате.

– Изверги! Так ведь и не расслабишься, с другом о жизни не поговоришь. Кстати, у тебя как с Любкой? А с Валькой?

Переключился на тех, что слева:

– Пушкин же написал нам, потомкам, что шерстяная рукавица и полотняный пузырь непременно должны быть в русской бане. Двести лет прошло, и где они, эти рукавица и пузырь, я тебя спрашиваю, где?!

– Да бог с ним, с Пушкиным! Там у этих Толстых в ихних «Банях» мужик и две…

– Не мужик, а барин! И не две, а три: Наташка, Малашка, Фроська. С телефона он читает!

На противоположном ряду тоже не молчали:

– Думаешь, этот Тура-хан был римским цезарем?

– Хитрее все! Сюда слушай! Какая деревня перед мавзолеем? Нижние Термы! А какая после мавзолея? Верхние Термы!

– И чего?

– А того! Кто, кроме римлян, мог построить ихние бани? Откуда термы в Чишминском районе?!

– Ну у тебя и логика! Давай еще по пивку и в парную. Кстати, разве тирмә по-башкирски не юрта?

Вслед за этимологами и я поднялся с нумерованного кресла еще раз попариться перед уходом.

«Я список кораблей прочел до половины…»

Вместо списка использованной литературы перечислю бани. Нужно ли? Даже если не нужно, бессонница мучает, поэтому перечислю.

Общественной бани совхоза имени 1 Мая давно нет. Да и совхоза нет, нет даже сараев за баней, в которых местные жители держали коров, овец, и из одного сарая мы с местными пацанам как-то утащили ночью курицу, жесткую, несоленую, невкусную.

Моя «подростковая» баня на Новомостовой переименована почему-то в «Эдельвейс» и находится в перманентном ремонте.

Игорь Валерьевич дачу, а с нею и баню на Кармановском водохранилище продал – жизнь.

В бане на Российской появилось отдельное крыльцо с вывеской «Сауна», смысл которой мне был не ясен, пока не увидел выпархивающую с этого крыльца стайку юных созданий – тоже жизнь.

Подземная банька в садово-огородном кооперативе «Березка» продолжает замерзать осенью, промерзать зимой, расцветать вместе с яблонями и грушами весной и радовать все лето.

Горюхинские бани, доживи они до наших дней, стояли бы не на Никольской, а на улице Мажита Гафури, но не стоят, потому что там стоит длинная пятиэтажная хрущевка, которую со временем тоже снесут.

На месте самых больших в Уфе Лаптевских бань, где мой прадед Константин Иванович краеведов парил, теперь чугунный Феликс Эдмундович Дзержинский за порядком следит.

Вахмянинские бани на улице Чернышевского почти по крышу ушли в землю, но держались долго, только в 2007 году их перестали эксплуатировать. Не зря ходит легенда, что очень ценил их Федор Иванович Шаляпин.

Дольше Вахмянинских работали только Сергеевские бани на Зенцова. Аж до 2019 года функционировали!

Горфункинские, Григорьевские, Губинские, Дикушинские, Долининские, Зверевские, Зоринские, Котеневские, Прокофьевские, Савельевские, Сереевские, Цибульские, Ягодинские…

Половина ли это списка? Сколько еще уфимских бань было? Кто его знает! К тому же и бессонница прошла, глаза слипаются, сейчас опять придет здоровенная красная баба с тазиком и спросит: «Мужик, а ты чё в плавках-то?!»