№1.2023. Илгиз Ахметов. Путь к истине. Роман

Я люблю тебя, жизнь,

Что само по себе и не ново.

Я люблю тебя, жизнь,

Я люблю тебя снова и снова.

Константин Ваншенкин

 

Пальцы сами бегут по клавиатуре: события, приключения и проблемы, вновь всплывая из глубин памяти, отнимают мой покой и просятся наружу. А что будет, если я не расскажу? Но я решил рассказать… Ведь никто, кроме моих друзей, иначе так и не узнает той истины, к которой я имел неосторожность прикоснуться и, конечно, испачкаться на всю жизнь. Не узнают истинного лица многих: снаружи таких белых и пушистых, преуспевающих, влиятельных, даже честных я бы сказал… А внутри… Внутри все они под завязку заполнены грязью. Жадность, алчность, вещизм. Власть, вкус халявной кормушки, безнаказанность…

Одним словом – нелюди. Дураки, подонки, маньяки. Кто их остановит? Дурака может остановить только дурак, поддонка – другой поддонок. А чтобы маньяка остановить – против него должен заслоном встать другой маньяк. Либо такой, как я – прошедший специальную подготовку. Он должен думать как противник, видеть как противник, чувствовать и знать каждый следующий его шаг и действовать на опережение. И наверняка. А иначе никак. Не остановить сегодня – завтра их аппетит может стать куда больше… «Истерический», так сказать, факт… Методика цветных революций.

Но, как бы там ни было, прошу воспринимать эти строки не как исторический документ, а как художественное произведение.

 

***

Потолок. Белый, отштукатуренный. Белые стены. Белая простыня – кругом всё белое… Я посередине. На единственной кровати. Тишина. Такая оглушительная, что даже монотонный писк аппаратуры кажется неслышным. Тело, как будто свинцовое, лежит как труп… Труп? А может, я умер?

Который раз уже я открываю глаза и задаю себе этот вопрос? А вправду интересно который? Такое плавное возвращение к реальности у меня, как всегда, происходит в полном одиночестве. Возвращаюсь как будто в пустоту. Или из пустоты – да кто его разберёт… Мысли разрозненные, как в клочья разорванные ветром облака. Неправильные, несвязные обрывки. Такие далёкие от реальности. Постепенно они обретают смысл. Становятся более-менее связными, приближаются к действительности. Но на самый главный вопрос так и нет ответа: как я сюда попал, вообще – кто я?

Со скрипом открывается дверь, и появляется…

Нет, не Смерть с косой…

Медсестра. Девушка в белом. Спасительница моя. Только тогда и замечаю, что я весь к аппаратуре подключен, на обе руки капельницы поданы.

– Ну, как себя чувствуем? У вас множественные переломы. Сломаны три ребра: мы их зафиксировали. Левая нога под панцирем, там кость раздроблена. Чашка коленная. Понадобится операция. Ближайшие дни резких движений делать нельзя. Нагрузку давать тоже. Так что вам нужно лежать. Потеря крови большая, но не критическая. Организм сам восстановит. Вы сильный человек, раз выжили после такого…

После какого? После чего я выжил? Что же произошло?

– Сломаны пальцы. Гипс накладывать не стали – закрепили пластиковым каркасом. Левый локтевой сустав, наверное, претерпел страшный вывих – там сплошные растяжения. Есть и трещины. У вас в кармане были две ампулы гидроморфина. В машине тоже была пустая ампула. Сколько раз вы кололи? По венам мы не смогли определить. Слишком много следов, и все свежие. Наверное, вы сами – чтоб обезболить, и не могли попасть?

– Не знаю… Не помню… Ничего… не помню…

– Ничего. Выжили – уже хорошо. Хорошо, что не промедол – реакция организма была бы куда тяжелее… При таких-то дозах…

– Ну, как орёл, слетал до гор? – за спиной моей феи появился молодой лейтенант – такой знакомый и близкий, но всё равно не помню… – Выходит, ты и вправду в Чечню ездил. А я не поверил. Думал, шутишь. Сына-то нашёл?

Сын… Да! Я ведь сына ищу! Уже давно. Кажется, всегда. А я нашел? Я и вправду в Чечне был? Может, не доехал? Но что же случилось тогда? Авария? Вряд ли. Раз машина здесь. Бой? Огнестрела нет… Значит, в рукопашку… Но с кем?

Перед глазами промелькнули моменты драки. Дикие крики, кровь, грязь… Огромный сумоист, чем-то напоминающий Кинг-Конга… Сумасшедший каратист-недоросток… Толпа зевак, которых тоже нормальными не назовёшь…

Неужели это правда? А может, это только сон?

– Ущипните меня… Пожалуйста… Скажите, что я сплю…

– Нет, не спишь… Это всё наяву. Самое страшное уже позади. Главное – ты жив…

Явь сменилась сновидениями. Такой прекрасный сон! Цветной, объёмный – как в реальности. Даже чем-то лучше…

 

***

Место, куда мы поставили палатку, было очень удобным: северную и восточную стороны закрывали склоны, покрытые кустарником и деревьями, обвитым лимонником, как лианами, а на юг и запад открывался изумительнейший вид. Два огромных карьера, ставшие со временем озёрами, так и манили к себе: на их зеркальной глади прыгали и играли мелкие рыбёшки, поодаль мирно плавали дикие утки…

Мальчишка, лет четырёх, радостно бегает по мягкой траве… Мы – молодая семья: я, жена, сын и дочь… С нами ещё друг мой – Коля… Друг семьи, как обычно говорят о таких.

Сын, счастливый, довольный свободой, природой, бегает туда-сюда, заливается смехом. А мы в это время ставим рогатулины, готовим костёр. Каждый занят своим делом. Всем хорошо, приятно. В воздухе запах дыма от костра, аромат сладкого чая с листьями смородины и лимонника. Благодать, да и только.

– А искупаться можно?

– Конечно можно! Вода – просто счастье! Такая тёплая, чистая.

Капли воды радугой блестят в воздухе…

Проходит какое-то время. Все чем-то заняты… Вдруг – детский крик. Тут же жена нечеловеческим голосом:

– Ильнур!!!

Не знаю как, но расстояние почти в сто метров я, кажется, не пробежал – а пролетел над мелководьем побережья. Барахтающегося сына я схватил уже под водой. В прозрачной воде, к счастью, поймал сразу. На самой середине – самое глубокое место. Его надувной круг прибило ветром к берегу. За цветком потянулся, как потом объяснил. Вот и упал с круга, не удержался.

Сон – такое удивительное творение природы! Это способ и нейтрализации, и нормализации организма. Во время сна человек не просто отдыхает – происходит релаксация, самовосстановление, если сравнить с компьютером – это перезагрузка, самотестирование, саморегуляция… А может, форматирование, даже дефрагментация…

И я просыпаюсь, весь в холодном поту. Ощущение реальности сна постепенно возвращает меня в настоящую реальность. Такое хреновое чувство, как будто только что вылили помойное ведро, оно пусто, но то и дело местами встречаются прилипшие остатки. Отголоски прошлого. Хоть что-то вспомнил.

Сын… Такой родной и близкий человек… Частичка себя… Сначала маленький, ещё в пелёнках, прямо ангелочек, мирно спит, прижавшись к груди. Счастливый, детский смех, заполняющий пустоту. А вот теперь – снова пустота. Только другая. Страшная. Даже не пустота, а опустошенность. Как будто вынули самое дорогое, самое близкое и родное…

 

***

Просыпаюсь. Так продолжается довольно долго: то вроде засну, то опять смотрю на этот белый потолок.

Руки пристегнуты ремнями к кушетке, на обеих – капельницы с гемодезом. Тишина. Такая оглушительная! Слышно, как тикают часы, где-то в другом конце коридора кто-то хлопнул дверью… А я лежу. Пытаюсь вспомнить последние события.

Помню, к одной бабушке пришёл. В конце октября в деревне Ахманово. Это в Бакалинском районе Башкирии. Говорят, всё предсказывает. А ведь сбывается…

– На-ко, сынок, карты в ручонках подержи своих тёпленьких… Покладистей станут. Пусть всю правду скажут. Ничего не утаят.

Она протёрла стол, застелила чистый платок, села напротив.

– Карты мои верные, будьте смирные, скажите только правду, укажите истину, я верю вам воистину…

Она шептала эти слова колоде, забрав их у меня. Начала раскладывать… А сама с каждой картой менялась в лице:

– Как же так? Не может быть…

Тут же собрала карты, начала вновь. И опять…

– Ну вот же – это ты, это твоя дорога… Это – было… Это – будет… Ты в путь собираешься, дальний… Очень дальний… В чужие края… Туда, где горы… А дальше – нет дороги… кончается… обрывается… крест стоит…

А после оказалось, что карты-то не ошиблись…

– Не едь туда, сынок, убьют тебя там. Не едь, если можешь…

– Как же, бабушка, ведь сыночек мой… Сказали, там… Туда увезли…

Тишина. Тяжелая, оглушительная. Взгляд мой на пол упал. Голова чугунной стала. Но я чувствовал, как будто видел такой пронзительный взгляд бабы Нюры, отчего мне становилось ещё тяжелее…

– А мы посмотрим: карты всё скажут… – бабушка повернулась к иконе, – Боже всемогущий, прости, за грех не прими, святое дело – сына найти… Позволь мне помочь хоть чуть-чуть…

Когда она повернулась обратно, я увидел её лицо совсем другим, вмиг постаревшим: во впалых глазах было столько боли, горя и чего-то ещё, я недопонял тогда… Это я потом уже узнал, что много лет назад она тоже потеряла сына… Сын просто исчез. Исчез без всяких на то причин, без следа. Вот тогда она и взяла в руки карты впервые…

И до сих пор ищет… Всю жизнь ищет…

– Жив, жив твой сыночек… Жив… Недалеко он. Иногда ты совсем рядом с ним бывал, да разминулись, видно. А может, не позволяли…

– Так он в неволе?

– Да нет, он свободен. Сам он, по своей воле…

– Как? Он ведь без документов…

– Ему они и не нужны. Скоро сам всё узнаешь…

Время шло. Я продолжал поиски. Тщетно. Слова тех мальчишек, с которыми я разговаривал возле кафе «Отдых», почему-то у меня подозрения не вызывали. А ведь я должен был перепроверить. Видно, и правда, утопающий за соломинку хватается. Причем за каждую. Даже если она мнимая, кажущаяся…

По теории вероятности найти очевидцев, как Ильнур садился в кабину грузовика, причем запомнить, что это были чеченцы, а потом, спустя год с лишним суметь вспомнить и рассказать в мельчайших подробностях, как всё было… невозможно… Разве что по заранее выдуманной и тщательно подготовленной легенде…

По подсказке чьей-то…

Да и мальчишки ведь. Не бабка, что каждый день, как прописанная, в одном и том же месте семечки продаёт, замечает и помнит всё, а мальчишки. Это потом уже, спустя годы, я понял, что всё это просто была подстава. Водили за нос дурака…

И этот дурак – я. Отец, потерявший сына. Человек, для которого нет больше ничего, кроме судьбы своего ребёнка… Одержимый только одной мыслью – найти… И как можно скорее… Несмотря ни на какие преграды: болезни, погоду, насмешки окружающих, финансовые трудности, технические неполадки…

И я искал. Несмотря ни на что искал. Каждый день искал.

Прошёл месяц. За ним другой. Меня всё время тянуло туда, куда как будто увезли. В Чечню. Я боролся сам с собой, никак не мог поверить предсказаниям. Уже в конце февраля месяца я не выдержал, поехал в эту деревню, решил вновь зайти к этой же бабушке. Заехать-то заехал… Но только не застал её. Опоздал… Калитка была занесена снегом, окна осиротевшего дома были крест-накрест заколочены досками. Ниточка оборвалась. Я стоял, не знал, что делать. И вдруг…

Ведь день другой, и год другой, другие звёзды над головой. Может и карты сегодня по-другому бы легли, а может… Может, всё по-другому и получится?

Решено! Поеду! План поездки разрабатывался на ходу. Гасан, мой старый друг ещё с Дальнего Востока, был тогда большим человеком, крупным криминальным авторитетом в Дагестане. Найти его мне не составило труда – он сразу сказал, что поможет. Наши сыновья когда-то вместе ходили в садик. Обещал и людей дать – и проводника, и прикрытие. Был у меня ещё один – запасной канал: двоюродный брат другого друга Машади (мы его Мишей звали), был замначальника МВД РД. По карте проложил максимально удобный маршрут: Оренбург – граница Казахстана, Актюбинская развилка, дальше строго на юг. Там на Гурьев выйду. Паром-челнок через Каспий два раза в сутки ходит. Тронусь в обед, жене скажу, что Александровский спиртзавод проверю – там был раньше знакомый у сына по кличке «Белый», наркотой промышлял… Его, правда, уж полгода в живых-то нет: двинул копыта от передоза. Но жена-то об этом не знает! Когда я первый раз перекопал это осиное гнездо, тамошний участковый за голову схватился. Наверное, до сих пор хранит мою дубинку. Я тогда двенадцать человек лицом в землю положил. Многих помял, конечно, оно и понятно. А когда я уже почти половину допросил, прибыл участковый… Ох как у него тогда раскрываемость повысилась!

…В этот мартовский день с утра разыгралась настоящая пурга. Как будто сама природа была против этой поездки… К обеду буран только усилился. Закончив уроки, я ведь тогда директором школы был, поспешил в гараж. Всё давно приготовлено: запас еды, топлива, оружие…

Всё! Пора! В путь! Хоть и недавно прошёл снегоочиститель, дорогу быстро заметало снегом. Просто так не проедешь. Остановился. Надел цепи, закрепил лопасти на задние колёса. Дополнительное дюралевое днище передней части «шестёрки» превратило в настоящий катер-снегоход. Я несся по уже заметённой дороге, как глиссер по волнам. Обгонял тех, кто полз ещё кое-как, объезжал уже увязших, оставляя за собой поднятое лопастями снежное облако. Впереди стоял КамАЗ, почти полностью перегородив проезжую часть. Водитель, уверенный в себе, упорно старался меня остановить. Даже подозрительно. Я на газ – машина рванула ещё быстрее, – взял левее, нагло объехал со скоростью около 60 км/ч. Стоявшие перед машиной ещё двое были настолько удивлены, выражение их лиц я до сих пор вспоминаю с усмешкой. Возвращаясь на проезжую часть, слегка сбросил скорость. Предчувствие меня не обмануло: заезжая на извилистую дорогу, сквозь снежную завесу я заметил грузовик, стремительно приближающийся ко мне.

– Как сказал великий полководец Василий Иванович: «Хвосты надо обрубать вовремя!» Ну что, поиграем в догонялки, что ли?

Я здешние дороги знал наизусть, потому и действовал уверенно. Следующий поворот извилистой части дороги налево: мостик через ручей. Сейчас всего этого не видно – всё под снегом… Ни ручья, ни крутых его берегов. Всё бело и гладко. Я, с улыбкой на лице, предвкушая удовольствие, повернул налево – раньше поворота – наперерез через гладь снега. Поднявшись обратно на трассу, остановился, осмотрелся: КамАЗ, следуя по моему следу, накрепко сел в русле ручья. Надолго.

– Вот так вот! Не зная броду – не суйся в воду. Что дозволено Юпитеру – не позволительно быку! Если вдруг бык возомнит себя крутым – то обязательно появится тореадор. Тогда быку точно конец. Знать надо своё место! Каждому – своё!

Это ещё только начало. Впереди – незнакомая дорога, многокилометровые степи Казахстана со всеми капризами и непредсказуемостью погоды. Ладно, машина надёжная, движок сам форсировал: блок расточил под максимальный размер: 82 мм. Гильзы хромом покрывал. И коленвал хромированный… Так что КПД на грани мечты… Да ещё присадка с молибденом и фторопластом в моторном масле…Коробка передач, главная пара редуктора заднего моста тоже были изменены так, какими я их хотел. Да что двигатель, трансмиссия, багажник – и тот был переделан: там было двойное дно. И всё это выполнено в заводских условиях, на заводском оборудовании. Просто так не обнаружишь. Удобное, кстати, место для хранения оружия. Один недостаток – низко очень. Там я хранил автомат, магазины, гранаты… Дальше положишь, ближе возьмёшь. Хотя если бой – разве враг будет ждать, пока ты оружие из багажника доставать будешь?

Мысли, мысли… Километры, сотни, тысячи километров водители одолевают наедине со своими мыслями. Конечно, радио, магнитофон выручают – но мысли…

На объездной дороге Оренбурга меня тормознул молодой лейтенант. Представился, поздоровался, спросил документы.

– Куда путь держим?

– В Чечню, блин… – усмехнулся я. Лейтенант расхохотался:

– Оружие хоть есть, чеченец?

– Да в чём базар, дорогой, какой музик бэз пэстолэта? – шутливо произнося слова с искусственным горным акцентом, достал из бардачка пластмассовый игрушечный вальтер, протянул ему. Он сначала испугался, ведь игрушка была точной копией боевого оружия. А настоящий лежал совсем рядом – только руку протяни.

– А вправду: цель поездки?

– Да сына я ищу, пропал. Уж все ближайшие города… как сквозь сито… А он как сквозь землю – да прости меня, господи… – проговорил я обрывками, проглатывая чувства.

– Может, я видел? Фото есть? А вдруг?

Я из нагрудного кармана достал несколько снимков.

– Вроде нет. Ну, кто его знает, сейчас ведь молодёжь вся на одно лицо. Ну, что сказать, держись… И верь!

Уезжая, я спиной, что ли, чувствовал, как он меня вслед перекрестил.

Эх, парень, знал бы ты, что я мусульманин…

Хотя бог-то у нас один. Только пути-дорожки разные.

Причём не просто у каждой религии, а вообще – у каждого человека свой. Вообще, сама жизнь – это и есть путь. И каждый его проходит по-своему…

Как ни крути, путь идёт к единому.

Это путь к истине.

Единственной. Вечной истине.

Только не всем удаётся её познать. Успеть познать.

До границы доехал быстро, легко нашёл спрятанные доски, без труда перекинул их через траншею – и всё! Я уже в другой стране! Дороги там, конечно, намного хуже…

В темноте недолго и заблудиться. Знаков нет. Спросить некого. По обе стороны дороги – снежная целина. Не знаю, сколько проехал, около восьми вечера впереди замелькал одинокий огонёк…

От былой огромной деревни осталось только три жилых дома, стоявших отдельно у самой дороги. Я постучался. На пороге появился дед с охотничьим ружьём в руках. Позже в воспоминаниях он у меня выглядит как «дед, повидавший много бед». Развал, в какой бы форме он ни был, он больно бьёт именно по простому народу. Я всегда задаю вопрос в таких случаях: в чём причина и кто виноват? Так как нет прямого ответа – возникает справедливый следующий вопрос: кому это выгодно? Анализируя политические события в мире за последние сто лет, в принципе несложно догадаться. И размышления уходят за океан… В Америку. В этот рассадник бандитизма, терроризма и беспредела. В страну беглых каторжан и изгнанных преступников. Россия всегда была сильной, могущественной. Наверное, оттого и завидовали, пытались ущипнуть, откусить кусочек. Чужого всем им хочется. А чему завидовать? Земли много? Так мы гостям всегда рады. А ведь нет, суровый наш климат им не по душе. Им богатства земли нашей подавай! Да ещё на блюдечке с голубой каёмочкой (в смысле: с берегов Балтики до самого Тихого океана…). А фигу вам не надо??? Можем и с перцем!!! Если уж вам так сильно, ну, очень-очень хочется… Никита Сергеевич «предложил» ведь уже один раз. Ботинком своим по столу. «Кузькину мать». Стихли было тогда немножко. Теперь опять норовят зубы сломать. Как писал Лермонтов: «Об русские штыки»... Во все века так было, и так будет всегда. Кто, как говорится, к нам с мечом…

– С чем пожаловал, путник запоздалый?

– Дорогу спросить хотел. Да и устал очень…

– Ты один, что ли? У нас неспокойно на дорогах.

– Нет, дедушка, верный друг всегда со мной.

Я, на миг распахивая куртку, крутнулся перед ним. Вальтер в оперативке у него не вызвал ни удивления, ни страха. Как будто так и положено. А может, действительно, для нормального человека так оно и лучше, когда есть защита? То есть чем защищаться. А ведь плохие парни – бандиты, грабители, да и представители власти (они тоже – не всегда и не все хорошие) – всегда при оружии. И используют они их намного чаще. Не во благо.

Дом, хоть и маленький, оказался уютным.

– Принимай гостя, хозяйка. Вот и самовар скоро закипит.

За чаем дед объяснил, как до Актюбинска добраться: оказывается, уже почти доехал. Рассказал и про обстановку, перечислил опасности… В общем, за какие-то полчаса сложились самые, какие только возможно, тёплые взаимоотношения. Прямо как родители к родному сыну. Может, это моя беда сближала, а может, ещё какая-то, неизвестная мне причина… Отпускать не хотели. Будто предчувствовали грядущую беду…

– Вернись, сынок. Обязательно вернись. Живым и здоровым. Обязательно заедь на обратном пути…

Поехал… Тот же буран. Только стих немножко.

Через пару километров выехал на трассу. Асфальт. Снег убран. Ещё «Урал», снегоочиститель роторный, навстречу попался. Везде порядок. Следят, значит, за порядком-то. Скорость за 100. Приятно ехать. Но всё хорошее, когда-то кончается. Не одно, так другое.

Впереди слева замигали огни города. Дорога плавно стала поворачивать, огибая город справа. Скоро мой поворот. Ага! Вот и он! Только слишком много народу почему-то. Машины стоят дорогие. В основном иномарки. Кто-то попытался меня остановить…

С колёс и цепи, и лопасти я снял давно. Часть груза – пустые канистры и две полные с бензином, а также колёсные лопасти выгрузил у деда. Так что налегке уйти сумею. С моим-то форсированным. Делая вид, как будто не заметил, проезжаю мимо. Никто не знает, что у них на уме. Столько машин за городом в одном месте – скорее сходняк или стрелка. Но никак не случайность. Не сабантуй же…

Кому-то захотелось же меня тормознуть… Смельчаков-единомышленников прибавилось – целая толпа! Я на газ – рванул. Следом хвост. Да такой огромный – просто страшно вспоминать. Полупьяные любители острых ощущений стремительно приближались ко мне. Ёжиков, может, выбросить? Но их немного осталось. Да и разозлю только. Преимущество на чужой стороне. Газ – до полика. Что тут сравнить – я на шохе, они на иномарках. Стрелка спидометра дрожит, коснувшись ограничительного штифта. Скорость бешеная. Ну, держись, мой конёк-горбунок, вытяни меня из этой беды! Не подводи! Ведь бывало и пострашнее…

Эх, пополнить надо было запас ёжиков! Поленился ведь, часа два поработал бы, сварил из болтов М6, да и самих болтов было хоть отбавляй – целых полведра! Вари, пока не надоест… Хоть тысячу штук. А что? На шаблон три болта положил, электродом прикоснулся – основа есть. Перевернул, приварил ещё один – вот и готово чудо злодеяния. Как ни кидай – упадёт на основание. На любую из четырёх поверхностей. Так что один из болтов всегда торчит вверх. Остаётся «на посту». До «встречи» со своей резиной.

Правда, и времени-то свободного уж совсем не было.

Мысли…

За какие-то мгновения перед глазами успевает мелькнуть столько воспоминаний, даже вспомнить всё просто нереально. Как-то раз ребята машину под заказ пригнали. «Мерс» штучного изготовления. Такой аппарат! Просто мечта.

– Может, опробуешь? Ты такой ещё…

– Да! На картинках только видел!

– Ну! Соглашайся! А то век жалеть будешь! Другой такой на свете нет!

Не устоял, да и перед ребятами пасовать не хотелось. Изысканно-спортивное убранство салона, прекрасно сочетавшееся с роскошностью, будоражило душу, ноги сами хотели давить на педали. Сказать, столько-то лошадей под капотом для этой машины звучало неправильно: правильнее – СКАКУНОВ!

Улица Магистральная как никогда (к нашему счастью) была пуста. Я перевёл рычаг коробки-автомата, вытянулся с наслаждением и нажал на акселератор. Машина, как выпущенная из лука стрела, устремилась… Рёв мотора, визг резины… Стрелка спидометра за секунды проскочила половину шкалы. Нас от такого страшного ускорения вдавила в сидения чудовищная сила. Ребята кричали, то ли от страха, то ли инстинктивно, то ли от удивления. Я отпустил ногу, стал тормозить. Участок дороги в 5 км вмиг остался позади. Салон заполнился криками восторга, счастливого удивления и ещё какими-то возвышенными чувствами.

Бортовой компьютер показал максимальную скорость 320 км/ч. Страшная цифра. При 196 грузовой самолёт с земли отрывается…

…Вдруг мои преследователи почему-то стали отставать…

Оторвался?

Не тут-то было!

Поворот впереди!!!

Поздно! Крутой, слишком крутой поворот налево…

Вот почему они сбавили ход! Изучать маршрут надо было!

Не впишусь! Слишком поздно тормозить! Конец… Да будь что будет!!! Не торможу – наоборот! На газ! До предела!

Если смерти – то мгновенной,

Если раны – небольшой…

Руль направо!

…Мой верный конь отрывается от земли…

Держись, горбунок, мы с тобой одно целое…

– А-а-а-а-а...

Уже оторвавшись от земли, я продолжаю давить на педали.

Мгновение. Какие-то секунды. Ох, как долго они тянутся… Как будто вечно. За это время перед глазами успевает промелькнуть вся жизнь. Все события, успехи и трудности, тяготы и наслаждения, сладость побед и горечь поражений, боль потерь… И вдруг… Такая глупая мысль… Я, кажется, лопату снеговую забыл в гараж занести… А где же я её оставил? Чистил выезд, а потом… Не помню…

Какая нелепая, пустая мысль… Разве сейчас о лопате надо думать, когда через мгновение машина врежется в мёрзлую землю?..

 

***

Тишина. Нет более страшной тишины, чем тишина заглохшего мотора. Дверь не открывается. Зажало снегом. Опустив стекло, выползаю на снег. Изо всех сил, опершись, надавливаю плечами – машина встает на колёса. Открываю дверь, самое главное – оборона. Скорее! Оружие в руки! Ставлю увеличенный магазин, передёргиваю затвор. Только тогда догадываюсь – свет не выключен. Поздно! Уже заметили. Машины, одна за другой, останавливаются наверху, на трассе. Их неорганизованное движение вызывает и надежду, и опасение. Насчитал более 15 человек. Допустим, я кого-то не заметил. Прикинем на 20. Обойма – 14 патронов. При такой дальности поражение до 30 %. Значит, около 60 выстрелов… Это уже пятый, получается, магазин. Не смогу! Ствол перегреется! А автомат достать я просто не успею…

«Ребята, может, подождёте, я калаш достану?..» Смешно… Смешно? А не страшно?

Наверху голоса. Казахский, очень похожий на татарский, я отлично понимал. Вперемешку звучала и русская речь.

– Что церемонитесь? Дай очередь, да поехали! Не жилец! Так кувыркнуться!

Дотянувшись, щелкнул выключатель усилителя. Как хорошо, что АГУ не сдал тогда, когда уходил… Сдал один рупор, один оконечник и центральный блок. А второй рупор с оконечником и ещё предварительный усилитель оставил себе. Ну, присвоил, что ли… Некрасиво, но именно они сейчас мне и помогли из проблемы выйти.

– Не балуй с огнём! А то сам первый ляжешь! – крикнул я в микрофон и дальше добавил длинную фразу на татарском языке из сплошных матерных слов. Максимальная громкость рупора под капотом сильно их удивила…

– Ты кто такой? Лопочешь по-нашенски – свой, что ль?

– Кончай его! Поехали!

– Опусти ствол! Даю предупредительный! Дальше бью на поражение!

Нажимаю курок – короткая очередь моего полуавтоматического вальтера уходит в темноту.

– Ну-ну! Тихо! Всем тихо! Стволы вниз!!! Кто ты, смельчак?

– Имя моё тебе ничего не скажет. Илгиз меня зовут. А так – свои, физиком кличут…

– А откуда ты? И куда едешь?

– Сейчас я из Башкирии еду. В Чечню. Сына искать.

Наверху засуетились, о чём-то разгорелся жёсткий спор.

– Физик – такой в Татарии был. А ты кто – самозванец?

– Это я и есть. Меня знают от Сахалина до Балтики. Хотите уточнить – спросите у Фрола Бугульминского.

– Ладно, поверим. И проверим. Всё равно другого варианта нет. Если это тот самый физик – его и дьявол не одолеет.

– Тот, тот. Завитинский. Другого нет на свете! Я не хотел никого беспокоить, просто случайно получилось. Я бы оторвался. Не люблю хвостов.

– Да наслышаны мы, как ты хвосты обрубаешь! Считай, повезло нам всем! И как теперь? Может, вытащить?

– Справлюсь…

Через несколько минут, после целого ряда пустых, необязательных слов… Вдруг…

– Так, про сына… Что же случилось?

– Пропал он… Пропал! Просто исчез! Второй год ищу, не найду… Никак! Тут сказали, что видели, как с чеченцами уехал. Туда и еду…

– Ты не горец, одному нельзя. Может, дать кого?

– Не надо. Справлюсь. В Дагестане друг встретит. Раз меня знаете, значит, и про него слыхали. Гасан его звать…

– Как мир тесен…

– Айда поможем, вытащим.

Во мне недоверие так и не угасло, тревога терзала изнутри. Да шут знает, что у них там на уме. А вдруг залёг где-то снайпер и ждёт терпеливо…

Попрощались. Одна за другой уехали крутые машины. А я остался. Один. На богом забытом повороте. А кругом степь. Пустота.

Тишина. И темнота. Невольно вспоминается глупый анекдот. Школьный. Ещё с Дальнего востока…

Как-то спрашивают у одного мальчика, хулиганистого такого, которому море по колено да грязь по уши:

– Ты хоть чего-нибудь боишься?

– Ох, как боюсь!

– Чего?

– Стоматолога…

– И всё?

– Ещё темноты…

– Стоматолога понятно, темноты-то чего бояться?

– А ты хоть знаешь, сколько стоматологов может быть в этой темноте!?

…Вот и я так…

Может, снайпер остался там лежать? В этой самой темноте… Ждёт, когда я шелохнусь. Терпеливо ждёт.

…Мнительный я стал, однако…

А вокруг тишина. Оглушительная. Лишь изредка где-то ветер прошуршит, пошевелит засохший бурьян, торчащий из-под снега, откуда-то издалека доносится звук шакала – то ли плачет, то ли смеётся…

Холодно. Ох, как холодно.

Стоп! Мне холодно, значит, и ему там не тепло. Да ещё ветер там, наверху. Если он там есть, значит, терпит из последних сил. Вот-вот сорвётся. Скорее бы. Так. Помочь ему надо. Сорваться поскорей. Что же придумать? Дотягиваюсь, достаю из кармашка сиденья фальш-патрон – универсальный термитный факел. Привязываю к запальному кольцу шнур метра два, длиньше просто не нашёл, да и тот – шнурки с ботинок взял – а как найдёшь, шелохнуться лишнего нельзя!

С размаху швыряю влево – как можно меньше выдавая себя – и всё! Если он там есть, инстинктивно вильнёт стволом, вот тогда я его и замечу…

Факел догорел. Как долго тянулись эти пять минут! Я внимательно смотрел вверх, на дорогу.

Но увы!!!

Никакого движения. Хотя, почему – увы? Это же хорошо, что там никого нет!

Хорошо…

Да кто знает, что хорошо и что плохо?

Холодно. И пусто. Даже звук шакала, доносящийся откуда-то издалека, звучит намного тревожнее, чем буквально минуту назад. Чувство одиночества и беспомощности делают человека слабее. Хотя, с другой стороны, одиночка всегда осторожнее.

 

Мне повезло. Машина завелась с первой же попытки. Катаю машину вперёд-назад, укатывая снег для разгона.

Поехал. Кругом темно. Ориентиров никаких. Несложно и заблудиться. Впрочем, так оно и случилось. Так как в нашей стране правостороннее движение, любой водитель любое, абсолютно любое препятствие объезжает с левой стороны. Это происходит инстинктивно, на уровне подсознания, потому с этим ничего нельзя сделать. Со мной произошло то же самое. В результате я оказался намного левее намеченной точки. Вместо Гурьева на Каспийском побережье я попал на Казахско-Узбекскую границу. Но пока этого я ещё не знал…

Чувство, что неправильно еду, пришло слишком поздно. Компас куда-то затерялся, видно, при падении, да ещё планшет в гараже на полке забыл… И звёзд не видно, как назло. Мартовское небо покрыто сплошным серым туманом, еле светящимся, как будто от радиоактивного фона. Небо так светилось после Чернобыльской аварии. Всё как в молочном тумане… Ориентир нужен, но где его взять: степь кругом… С такими тяжёлыми мыслями ехал я ещё минут, наверное, двадцать, вдруг впереди мелькнул огонёк. Вот и ориентир! Раз свет горит, значит, там люди есть! Вперёд!

Меня опять стали одолевать мысли. Пронеслись обрывки воспоминаний как стадо оленей… Есть шум, грохот – и в результате никаких следов. Только пустота.

Невольно смотрю на это молочное небо, на еле светящиеся облака. И всё-таки свечение очень похоже на радиоактивное…

Радиоактивность – страшная вещь. От неё не скроешься, не спрячешься, иммунитет не выработается, да и не исчезнет радиация сама по себе, пока не выработает своё… Пока не убьёт. Пока не изуродует…

Невольно ребят своих вспоминаю…

Выполняли мы тогда лабораторную работу. Задача стояла простая: могла ли Чернобыльская АЭС взорваться или это была диверсия?

Как только ни издевались мы над реактором: и температурный режим сбивали, и перегрузки запредельные давали, и некачественное топливо пробовали. Бесполезно – не выходит из режима, и всё тут! Как только начинается перегрузка – стержни замедлителя тут же его сбивают. Мы даже автоматику этих стержней отключать пробовали. Думали, может так… Бесполезно! Бериллиевые кассеты просто отрывались в верхней части и падали. Реактор наш просто заглох…

Ведь что за процесс – цепная реакция? Если попытаться объяснить суть на простом, понятном обывателю языке, это реакция, протекающая по принципу домино. Первая падающая костяшка толкает вторую, она – третью, потом четвёртую, пятую…

А потом случилась беда. Когда завезли рабочие аварийно-утилизационный контейнер, чтобы разгрузить «печь», нечаянно зацепили отвод водяной рубашки. «Тяжёлая» вода стала заполнять полы нижнего яруса. Ребята, их было там четверо, кинулись класть стяжной хомут на место утечки.

Мы с Анваром были на 3-м ярусе.

– Отсос!!! – крикнул он сзади, когда я щёлкал последние тумблера.

Да! На улице, прямо за стеной, на площадке стояла тележка с агрегатом вакуумной откачки.

– Скорей!

Он уже стоял со стремянкой в руках.

– Лезь! За ремень меня подтянешь!

Стремянка до окна не доставала, Анвар её поднял на плечи. Я полез. Какой он молодец! Свой ремень пристегнул к самому верхнему крючку стремянки! Вот я и на подоконнике. С размаху ударил по стеклу.

– А-а-а-а! – закричал я от боли. – Не поддаётся!!!

– Стремянкой! Стремянкой бей!

Подняв стремянку за ремень, я ударил. Только после третьего удара я пробил первое 7-миллиметровое стекло. А ведь ещё одна, наружная рама, есть! Но с ним я разделался уже намного легче.

Стремянку опустил вниз, к Анвару. Схватился. Я стал поднимать. Лестница согнулась на середине…

Быстро перебирая руками ступеньки, он приближался. Вот-вот разорвётся алюминиевая конструкция…

Успел! Последний рывок – и он рядом со мной. В следующее мгновение мы уже были возле прицепа с агрегатом.

Расстояние – около 40 метров! Как же мы вдвоём дотолкаем громадину в 4 тонны?

– Боже всемогущий! Пом-м-моги-и-и!!!!

С таким криком Анвара совпал момент, когда мы оба приложились к протекторам колёс…

Сумели! Сначала медленно, потом всё быстрее стала двигаться огромная конструкция. Вдруг стало полегче: оказывается, на звон стекла к нам прибежали два дворника, что подметали возле ворот…

Дальше – все как по нотам. Как в инструкции написано. Присоединили веерные щётки к рукаву и стали опускать в проём окна. Одну за другой наращивали рукава, а вместе с этим росло и сомнение. Вдруг не получится?!

За спиной затарахтел пускач, спустя секунды завёлся дизель.

Хорошо, что всё рабочее, заправленное!

Беду мы предотвратили. Успели. Только вот… Ребята только успели получить смертельную дозу радиации. Всё-таки не успели, получается.

Не уберёг я своих пацанов…

С тех пор такое люминесцентное и фосфоресцентное свечение отнимает мой покой… Невольно чувствую себя в чём-то виноватым… Хоть и не мог ничего больше… Никогда не забуду их лица. Они так и стоят перед глазами. С немым вопросом:

– Может, как-то можно было ещё хоть что-то сделать?

Лица, без единого волоска… Брови, ресницы – и те все выпали до последнего…

– Может…

…И вопрос остаётся висеть в воздухе…

И звучит вечно.

Мы ведь, кажется, нет, реально, сделали абсолютно всё, что только можно было… Даже невозможное…

Только всё равно не успели, получается…

И загладить это чувство вины никак и нечем…

А действительно виноватых грузчиков никто и не обвинял…

Ох уж эти безалаберные подсобники!

На следующий день было подписано заключение. Аварии на АЭС такого типа быть не могло. Ни теоретически, ни практически. Следовательно, остаётся последний вариант: диверсия. Форма исполнения, методы, использованный материал – не так уж важно. Важно другое – кому выгодно…

Вот и думай после этого… Про заокеанские козни… А в то время нам даже думать об этом запретили…

Как показало потом время – зря… Ох, как зря!

Ведь пока не устранена причина, болезнь не лечится. Даже если купировать, может, даже и суметь устранить, казалось бы, причину полностью, корни-то останутся. Значит, дадут новые всходы, значит, вырастут и новые проблемы. Да ещё неизвестно, какими они будут. Неизвестно, к каким приведут последствиям…

Не исполнителей, а идейных вдохновителей надо искать…

 

***

 

Степь – почти идеально ровная поверхность. Там гуляет только ветер. Да шакал, наверное. А я там гость непрошенный. Такой гость – что в горле кость. Чувство своей ненужности никому угнетает, делает человека слабым. Зато пробуждается осторожность, чувство самосохранения не позволяет излишне рисковать…

Но от ошибок, по сути, никто и не застрахован…

И я тоже…

Увидев свет, я обрадовался, потому и потерял бдительность. Беспечность – главная причина рокового исхода…

– Я спросить хотел… В Гурьев как проехать? На побережье…

Два полупьяных идиота в странной униформе, да ещё с невпопад пристёгнутыми пуговицами смотрели на меня каким-то непонятным взглядом, как будто предвкушая удовольствие. Я ещё не знал, что это – таможня на Казахско-Узбекской границе…

– Заходите, там вам скажут…

– И покажут… – добавил второй. С явной насмешкой.

Перешагнув через порог, я попал в тёмный и тесный коридор, откуда меня нагло втолкнули в спортзал. Я кубарем скатился по ступенькам метра на полтора вниз. Пистолет с оперативки вылетел. Ударившись головой, я потерял и самоконтроль, и преимущество. И безоружный…

Сверху эти двое что-то крикнули, я не разобрал. Через несколько секунд всё стало ясно.

Ко мне с насмешкой на лице стал приближаться даже не человек, а скорее чудовище, напоминающее Кинг-Конга. Я оказался в роли спортивной груши. Вот он приближается. С каждым его шагом окружающая публика скандировала, накаляя ещё неясную для меня обстановку. Он протянул руку. Как будто здороваться. Я, дурак, в ответ. Он схватил меня за кисть, резко дёрнул к себе и, прокрутив в воздухе над головой, швырнул вглубь зала. Силён, однако… Пока я летел, какой-то щуплый каратэка в прыжке ударил меня ногой. Полы были устланы матами, я упал удачно. В этот раз я уже не позволил схватить правую руку – это сумоиста только забавило. Остальных тоже. Правда, ненадолго. Меня подняли и толкнули к нему, а он схватил меня за кисть. Пальцы затрещали. Бой пошёл на смерть. Резко дёрнувшись к нему, правой, свободной рукой, я успел схватить врага за кадык раньше, чем он меня метнул. И он метнул… Самоубийца… Падая, я попал как раз на каратиста, потерявшего бдительность при виде брызгов крови с разорванной глотки сумоиста.

Раздался хруст шейных позвонков. Я мягко приземлился на обмякшее тело с вывернутой головой. Прыгнув с кошачьей ловкостью в сторону двери, я сразил ещё нескольких. Точно выполненный удар с угрожающим названием «Кобра» не оставлял у них ни единого шанса. Но силы были не равны. Один против целой своры… И без оружия…

Вдруг…

Жгучий удар в колено… Это кто-то ударил… То ли трубой, то ли монтировкой… Коленная чашка разбилась вдребезги… Я потерял сознание…

 

Эх, знать бы, где упадёшь… Да соломку бы постелить…

Подъезжая, сразу порешил бы лишних…

Конечно… Это я сейчас так говорю. А на самом деле, не смог бы на ещё невинных оружие поднимать. Тем более на поражение.

Это сейчас мечтается: вот, подъезжая, сразу швырнул бы пару гранат в окна этого гадюшника, отстриг бы лишних с калаша, да и допросил бы последнего…

Страшная мысль. Мировоззрение, вбитое в наши головы американскими боевиками…

Слово для них придумали красивое – ЭКШЕН. Фильм-боевик значит. Назначение простое – вбить в головы молодёжи с ещё не окрепшей психикой представление, что война – хорошо, убивать – приятно, деньги, богатство – сами идут в руки: только дуло подними…

Помню, фильм какой-то был, где один с пулемёта строчит – люди ровными рядами падают, прямо как трава на сенокосе… А люди всё идут, идут – трупы образуют гору… Гора становится всё выше и выше. В такт с пулемётом в уголке экрана вращается счётчик. Идёт отсчёт трупов. За каждой тысячей в зале растёт восхищение, зрители даже усидеть спокойно на месте не могут…

Идёт скрытое воспитание молодёжи в духе зла…

Слом идеологических устоев.

Делают, вернее, «воспитывают» нашу молодёжь в духе зла.

Зло… Кто-то всегда первым совершает зло. Оппонент отвечает злом. Зло множится. А совесть молчит. И нет никакого оправдания этому молчанию. А оно, молчание совести, переходит в минуту молчания. По этим самым случайным, почти невинным жертвам…

И у меня… Скольких я их сразил? Не хочется ведь сказать «убил»… А ведь я их… Хоть и защищался только… Я ведь жизнь у них отнял… Пусть даже врагов…

В первый раз такой страшный поступок я совершил много лет назад… Ещё в уже таком далёком 87-м… Афган… Семь грузовых самолётов. Туда – с грузом: оружие, амуниция; назад – раненных. Наш самолёт – третий. Посадка – штатно. Разгрузка – по графику… Погрузка началась. В первые два самолёта – груз 200… Дальше – трёхсотые… В наш уместились почти двести раненных. Если быть более точным – 196… Конечно, если мне память не изменяет… Большинство – тяжёлые. Тут обстрел начался. Душманы наступали, как облако саранчи… Стреляли отовсюду… Жуткая картина. Не мог я бездействовать. Ждать, когда нас раздавят, смешают с землёй и грязью. В лучшем случае – просто убьют… В худшем – и представить страшно. Плен, унижения… Я не хочу и не буду! Дам бой, даже если он будет последним… Но с чем? У нас, летунов, кроме пистолета, только голые руки. Тут что-то посерьёзнее надо! Оглядываюсь по сторонам. Смотрю – на базе пикапа шилка стоит. Четырёхствольная автоматическая зенитная установка. Далековато, конечно. Почти 300 метров я пробежал как неуправляемый. Кручу рукоятки, вдруг слышу:

– На ноль не спустим, он – зенитный! Задрать перед надо!

Это какой-то сержант за мной следом, оказывается, бежал.

Секунды – мы уже стояки откручивали.

– Заводи!!! Мордой – на бугор! Скорей!!!

Я в кабину – ключа нет!

– Ключи!!!

– Козырёк! На козырьке!!!

Секунды. Эти секунды уносят жизнь ребят…

Подсевший аккумулятор еле-еле крутит…

– Не подведи, конь железный! Выручай! Во имя Отечества!!!

Завелась! Услышал, видно… Вперёд! На горку щебня!

– Деррж-ж-жи-и-ись!

– Есть! Держаться!!!

Машина остановилась, немного поднявшись на горку.

– Заряжаю второй!

Я поднял третий, за ним и четвёртый магазин.

– Есть четвёртый! Стреляй!!! Я готов!

Я нажал гашетку. Сержант, прижавшись к окулярам, уверенно крутил маховички… За какие-то секунды магазины под полста кило стали пустыми. Сплошной поток смертоносного металла ушёл в сторону противника. Затворы захлебнулись, выплюнув последние пустые гильзы… Дымились перегретые стволы пулемётов. Солоноватый запах порохового дыма разъедал глаза. А я до сих пор как будто трясся в такт с пулемётами… Под ногами гора пустых гильз… Уши заложило грохотом выстрелов. Это тебе не учебка…

Сержант, которого я до сих пор даже разглядеть-то не успел, смотрел на меня и улыбался. Он что-то говорил, но мои уши ещё не могли тогда слышать. Мы замерли в крепких объятиях. В бинокль было видно, что мы натворили своим ураганно-кинжальным огнём. От вида закружилась голова, затошнило, чуть не вырвало. Земля была залита кровью… Трупы лежали повсюду. Где-то один-два, где-то горы трупов. Зенитные пули взрывались, только потеряв скорость… А значит, пробив насквозь десятки тел… А взорвавшись, каждый осколок убивал ещё добрый десяток из этого полчища. Ни один, получается, заряд зря не ушёл. Прямо-таки коса огненная… Меч-кладенец из сказки…

– Молодцы мы с тобой…

Молодцы…

А спустя годы взгляды изменились. Я – убил… Я убил более ста человек. А может, и тысячу. Пусть врагов. Но кто назначил их врагом? Они ведь на своей земле…

Одно оправдание – столько жизней спасли. Своих спасли. Не с миром ведь, нас ведь убивать шли.

А по возвращении, рано утром, меня разбудили. И забрали. Под трибунал.

Видно, всерьёз я спутал чьи-то планы. Потому-то я и не люблю интендантов… Прямо так и ненавижу. Тварей этих продажных…

Всплывают из глубин памяти воспоминания. Такие же твари. Подонки! Нет счёта даже. Как будто весь мир из одних только тварей таких и состоит… Замаскированных. Затаившихся. И все они ждут своего часа, своего «звёздного» мгновения. Когда можно будет «хапнуть», присвоить, украсть…

Но почему так? Ведь не могут все шесть миллиардов человек земного шара быть подлецами!

Но даже если и так! Быть подлецом – это проблема личная. И не надо искать оправдания, будто все такие. Каждый должен отвечать сам за себя. Как в песне: «Собственной трусости надо бояться»…

И если один задумается, не совершит свой гнусный поступок: не украдёт, не обидит, не убьёт… Станет честным! Человеком станет! Значит, уже не шесть миллиардов, а на одного меньше! Но ведь, будучи в здравом уме, никто не скажет, что он самый честный во всём земном шаре. Значит, есть ещё! И немало! Выходит, не настолько безнадёжно и будущее наше…

Это уже потом… Ну, в смысле – размышления.

А пока я лежал бесчувственным, меня эта свора испинала, как только могла. На теле один за другим становилось всё больше и больше переломов…

В пустой темноте появилась какая-то тёмная фигура. Фигура стала приближаться. За ним, немножко отступая, кралась толпа. Как облако пыли… Чёрная, безликая. Вот… Уже близко… Это СМЕРТЬ. Сейчас он заберёт мою душу, вытянет её из тела… А эта туча набросится на меня… И станут они её, моё тело, терзать, вытягивая жизненную силу с каждой клеточки.

 

Наверное, били долго. Пока тело моё хоть какие-то признаки жизни подавало. Потом бы выбросили, наверное. В степь. Шакалам на растерзание…

Но тут появился ЧЕЛОВЕК. Звали его, если моя пострадавшая память не ошибается, Фаритом. Может, он был единственным татарином на сотни вёрст кругом, но, к моему счастью, именно он оказался рядом. Он подошёл к машине, там ещё играла татарская музыка, поднял с сиденья тетрадь с моими стихами… И, поняв, сразу зашёл. Я не знаю, как ему удалось справиться с этой обезумевшей толпой, но он меня спас.

– Ты не должен умереть. Ты – сын моего народа. Ты должен выжить. Я помогу. Фарит меня зовут. Здесь после армии остался. Земляк ты мне. Значит – свой. Верь мне.

И сделал мне укол в вену.

 

Гидроморфин – лекарство сильное. Но жаль, привыкание быстро вызывает. Когда пришёл в себя, сказать, чувствовал себя – неправильно. Я вообще ничего не чувствовал. Я уже столько лет пытаюсь вспомнить подробности этого дня. Но в памяти – пусто. Смутно помню, как оттуда уехал, как ехал, как остановился, как пытался дрожащими руками попасть в вену, чтобы вколоть следующую дозу…

Не помню, как упал…

Да что там говорить, я даже не помню, как мимо Актюбы проехал… А дальше…

Дальше – бездна. Потерял сознание.

…В ушах звучал тот же страшный хохот… Смеялась СМЕРТЬ надо мной… Так же нарезала круги вокруг меня тенью с чёрными бездонными дырами вместо глаз.

Чёрные дыры… Это дорога в никуда. Это путь невозврата…

В астрономическом понимании чёрная дыра – это тело с массой, больше критической, у которого собственная масса давит на внутренние слои с такой величиной, которая превышает силу взаимного отталкивания нуклонов. В результате смешиваются вместе протоны, нейтроны, электроны… Хаос. Хаос в плазменном состоянии. Плотность вещества становится всё больше и больше… Сила гравитации растет по мере увеличения собственной массы тела. Такая звезда начинает притягивать к себе все частицы… Сначала пожирает собственные спутники, потом ближайшие пылевидные частицы, блуждающие в космосе молекулы водорода и гелия, потом – одна за другой падают и ближайшие космические тела… Даже звёзды…

Каннибализм прямо…

Только в космическом масштабе…

Масса становится всё больше и больше. Гравитация тоже. Уже даже собственное излучение не может покинуть поле притяжения звезды, она проглатывает абсолютно всё… Даже свет. И другие виды излучения тоже. Некогда яркая, красивая звезда пожирает сама себя. Прямо, как у людей…

Это уж точно точка, из которой нет возврата.

Смерть в полном смысле слова.

Деградация… Аннигиляция…

…Едкий запах нашатырки вернул меня в реальность. Странно. Ничего не болит. Так легко, наверное, никогда так легко не было. Как будто тело не моё.

– Эх, бала, бала… Хоть когда-нибудь найдётся? Ведь он ради сына влез в эту мясорубку… Вот! Глаза открыл!

Возле меня на краю кровати сидел дед. Тот самый дед, у которого я совсем недавно останавливался. «Дед, повидавший много бед».

После уже, по их рассказам я узнал, что рано утром дед запряг лошадь, взял вилы, аркан, термос и вместе с бабкой поехал за сеном на дальние луга. Далеко, у самого горизонта от лобового стекла моей стоящей машины отражались первые лучи восходящего солнца. Уже не до сена было – они помчались ко мне. Нашли они моё бесчувственное тело сразу – я пытался вколоть дозу, но дрожащие руки не слушались. Попытка за попыткой только отнимали силы. Любое наркотическое вещество в организме человека работает как блокирующий элемент. Отступает боль, голова ни о чём (лишнем) не думает, всё внимание и силы только об одном. Оттуда и понятие «допинг». Если правильно использовать, такую можно пользу получить! Например, боец, тяжело, а может и смертельно раненный, мог бы отключить эту боль, тогда чувство долга брало бы верх. Он ещё несколько минут воевал бы как полноценная боевая единица. Потому и промедол в солдатской аптечке – первое средство. Да и вколоть его может человек без медицинского опыта. В любую мышечную массу. И действовать начинает быстро.

Не догадался я тогда внутримышечно вколоть. Вообще, человеку присуще строго подчиняться инструкциям. Особенно в состоянии кризиса…

И я так. Когда поехал, ведь почти сразу после дозы ничего не болело: я не чувствовал неровности дорог, давил на газ и песни пел. Этой первой ампулы хватило на четыре часа. Ну, может, чуть побольше. Сначала стихли песни, упала скорость, я заметил, что руки, ноги, да вообще всё тело болит так невыносимо… Затем боль становилась всё сильнее, каждая тряска приносила адские боли. Кроме дороги я не видел абсолютно ничего. Ехал автоматически. Даже не заметил, как мимо Актюбинска проехал… Я терпел, сколько мог. Но всё же не смог. Молодец Фарит, всё с запасом положил: шприцы с десяток, зелья 5 ампул.

– Лекарство сильное. Даю с запасом. 4 ампулы – критическая доза. Уже 5-я вызывает привыкание. Будь осторожен. Ты должен выжить. Я вколол один. Времени не теряй. Старайся быстрее. Вторую вколешь, только когда тяжело станет.

И я терпел. До последнего терпел. Но с моими опухшими руками, с переломанными пальцами в вену попасть так и не смог. Я плакал: и от боли, и от обиды. Сам не могу, а помощи просить некого. Искал вены, но они от холода как будто попрятались… Старался, но не смог. Боль переходит в шок. Уже теряя сознание, я успел подумать, что надо было раньше, пока та доза ещё хоть чуть действовала. Но было уже слишком поздно… Хоть внутримышечно… Не догадался…

…Дед и бабка, учуяв неладное, гнали лошадь, как только могли. Положили меня на сани, собрали рассыпанные мои лекарства в аптечку, помчались домой. Привели фельдшера, та не знала, что делать. Когда увидела, как я, пытаясь попасть, исколол всю руку, взяла мои ампулы:

– Значит, он это от боли колол. Чтоб увечья не чувствовать. Он весь переломан. В больницу бы… Пока не обезболим, он не выдержит.

Укол. По телу побежал живительный огонёк…

От нашатырки вернулось сознание. Пока лежал, меня перевязывали ласковые и нежные руки бабушки. Вытерла влажной тряпкой засохшую кровь с лица. Да так нежно, с такой любовью и заботой она это делала…

– Это дед тебя увидел. Мы за сеном было собрались. Потом он и машину подогнал.

– Да ладно меня хвалить. Это ты молодец, не растерялась.

– Мне… скорее… ехать… пока доза действует…

– Куда? Тебе лежать надо!

– Дома отлежусь… Поеду… скорее… после четвёртой ампулы мне хана… Успеть надо…

– Ампул ведь больше?

– Если вколоть пятую – зависимость пойдёт… наркоманом стану…

– Хоть поешь немного.

– Поеду. Ехать надо. Так надо. А то не доеду…

Тут прозвучал командный голос деда:

– Заверни ему перекусить! И чаю покрепче, с сахаром. С собой возьмём. Я с ним поеду. К свату зайду. Он меня назад и привезёт. К вечеру, бог даст, буду…

Дед, одним словом, навёл во всём порядок. Через пару минут мы уже были в пути. А дальше – ещё один укол в пути, дед помог, потом попрощались, а дальше – в Оренбург. Ну, что было потом – я уже рассказал… Терпел я до последнего… Дотянул-таки до объездной Оренбурга… И остановился… Возле гаишника… Оказался тот же парень, который меня накануне тормознул. По чистой случайности. Это его сменщик, так скажем, не заменил – отпросился… И пришлось дежурить дальше… И он, пересадив, если точнее выразиться, переложив меня на заднее сиденье, привёз в больницу. Прочитав мои каракули, решил никуда не оформлять, просто помочь. Как человек. Вот так мы оказались в больнице, где работала его невеста. Наконец мой организм получил первые дозы холинолитиков. Не знаю, что именно кололи: это мог быть атропин, метацин… Именно они являются первыми средствами для снятия интоксикации производными морфия. И, конечно, обильное питьё. Потому и меняли системы – одну за другой… Было почему-то душно. Видимо, я температурил. Обливался холодным потом. И запах моего пота мне был противен…

Видно, организм боролся, практически на уровне невозможного…

Ведь наркотик – это жуткий соблазн. Сам знаешь, что нельзя, понимаешь, что с каждой следующей дозой затянет только глубже, станет только тяжелее… А организм просит… Требует! Если идти на поводу у этого соблазна, в следующий раз будет требовать ещё сильнее, ещё настойчивее. Значит, ещё тяжелее будет устоять, выдержать, не поддаваться.

– Ты выдержишь! Возьми себя в руки! Будь сильнее!

– Есть! Есть быть сильнее!!!

И я держался.

Во имя высокой цели.

Ради сына.

 

***

 

Спустя добрых 15 лет, уже оправившись от былых увечий, я съездил в эту деревню в степях Казахстана. Съездил и к границе, где узнал, что таможня та – Узбекская… Только Фарита так и не смог отыскать. Да и особо рисоваться тоже было нельзя. Пока не начали на меня охоту, надо было уйти. Я ведь там нелегально… Развернулся обратно. Уж очень хотелось поблагодарить своих спасителей. Не знаю, что правило мной, но я был как одержимый: какая-то необъяснимая сила меня тянула туда. Вёз гостинцы, вино своего производства. Так хочется сказать, своего творения… Ведь, как сказал один из моих друзей, ну, имя называть не буду, но многие наверное узнают по словам, ведь они прозвучали с экранов телевизоров, говорил: «Виноделие – это искусство. Высокое искусство! Собрать букет – надо уметь! Не каждому это дано!» Конечно! Учил-то кто? Виктор! Человек, выросший в Молдавии! Там, где веками занимались виноделием. Витька, он не был молдаванином. Он цыган. В начале 60-х годов произошли какие-то стычки с цыганским табором на украинской земле. Цыгане убегали. Если сказать словами Виктора, «текали». Многие погибли. Витьку, ещё младенца, возле застреленных родителей нашли местные молдаване. Бездетной семье бог послал дитё. Ребёночка. Смысл жизни. Рос Виктор счастливым ребёнком, и в деревне он был любимым. Но когда после школы поехал учиться в какой-то город на Украине, начались проблемы. Наверное, сыграли гены, требовавшие мести за родителей... Он, непремиримый к любой несправедливости, часто попадал в неприятности. Витька-Цыган стал угрозой «обществу». Точнее, это общество стало угрозой! Чтоб не попасть в очередной раз за решётку, он уехал на Дальний Восток по программе переселения... Там мы и познакомились, подружились. Наверное, сближало (это я сейчас так думаю) обострённое чувство справедливости...

Кстати, речь-то ведь не о нём, о вине!

В общем, вёз я эту литровую бутыль, наполненный ароматом, силой и духом моей родной земли... Хотел обрадовать стариков...

Но не застал. На месте былой деревни я увидел только несклько криво торчащих столбов. На одной из них качалась на ветру осиротевшая калитка. Скрип её шарниров резал душу как ножом по живому телу... Деревни больше нет. Никого нет! Постоял немного, поехал дальше. Не мог переносить этот скрип калитки... Вот оно, то самое место, где я лежал. Тот самый поворот, такие же сугрбы... Только деда нет...

Невольно опускаюсь на колени, глаза наполняются слезами.

Сколько прошло времени: минута, час – не знаю... Холодно стало...

Я поднял голову, увидел парня, стоящего возле джипа. Он удивлённо смотрел на меня. Молчал. Видно, не хотел прервать мои мысли.

– И что случилось? – спросил он на русском, с сильным казахским акцентом.

– Здесь... я... лежал... Спасли дед с бабкой... Там... деревня была... – воздуха не хватает, я судорожно расстёгиваю воротник...

– Давно, наверное, лет 5 прошло, а может, и больше, как деревню снесли. Последние жители умерли за год вроде до этого...

– Дед с бабкой?

– Ну, я-то откуда знаю. Вот отец мой... Он иногда им продукты завозил...

– Поехали к нему!..

– Куда? К отцу? Он на кладбище... Инсульт... Не успели... довезти...

– Прости... Дорогой мой! Возьми гостинцы, я деду вёз... Пожалуйста!

– Чудак...

Поехал обратно. Так же играл буран, как много лет назад, так же местами переметало дорогу. Всё так же. Только нет деда с бабкой. Моих спасителей. Так я и не смог им сказать спасибо за своё спасение. Так они и не узнали о том, что сыночек мой жив...

Опоздал я...

Уже подъезжая к границе, в зеркалах заметил мелькнувший огонёк. Кто это ещё быстрее, чем я, ездит по заснеженным дорогам?

Огонёк стремительно приближался. Я уже отчётливо видел включенную мигалку. Выбрав участок пошире, прижался вправо. Думал, пропущу, пока есть место поудобнее...

Автомобиль «Дэу-Эсперо» со скрипом тормозов остановился почти рядом.

– Это ты? Это был ты? Не ты – Физик?

Он шёл, нет, наверное, парил над землёй и стремительно приближался.

Ветер сорвал с него фуражку, он даже не обратил на это внимания. Мы застыли.

– Да. Я. А… что… случилось-то… что?..

– Как хорошо, что догнал! Отец… Он так много говорил о тебе… Просил перед смертью найти тебя…

– Так, там, на дороге…

– Брат мой! Младшенький! Он и сказал! Отец просил узнать – сына нашёл???

– Да…

Гаишник меня обнял. Мы застыли. Он – от счастья, я – в непонимании.

– Или я что-то не знаю, или что-то не понимаю…

– Сейчас! Сейчас всё объясню… Пойдём…

Он только тогда заметил, что фуражки нет. Пока он бегал по сугробам, я хоть чуть-чуть стал успокаиваться.

Успокоившись, он начал свой рассказ:

– Отец у меня крутым ведь был. Юрист по образованию, как перестройка началась, безработным стал… Я тогда только после армии, молодой был, дурной… Сам понимаешь… Все мы бываем такими в молодости… Попал за хулиганство. В принципе и виноват-то был не я. Отец, когда узнал, пришёл разбираться. Сначала не позволили, к документам не подпускали. Но он за пару дней группу целую организовал. Из бывших. И все безработные. Сначала меня вытащили. Потом ещё несколько фальшивых дел развалили. Слава пошла. Ну, и работа какая-никакая. К нему за советом со всех концов ездили. Консультации были платными. Жизнь наладилась. Меня учиться отправили. В юридический. Сначала здесь. Потом в Москве стажировался. Когда приехал, отец уже диагноз имел. Приговор. Рак. Болезнь прогрессировала медленно, но верно. И операция не помогла. От химии тоже толк небольшой… Просто отдаление конца… Пришлось здесь обосноваться. Отца на операции и процедуры возил… Да разве судьбу обманешь? Инсульт сразил… Братишка тогда только учиться поступил. Как я уеду? Мать недавно похоронили, отец болен. Стал работу искать. Так я и стал гаишником.

Он усмехнулся. Закурил.

– Тьфу, ты… Я же бросил… Нервы, наверное…

Он уставился в одну точку, задумался. Я не хотел ему мешать. Чувствовал, что он хочет сказать что-то важное, но не знает как…

– Вот тогда отец мне и говорит: «Съезди-ка ты, сынок, в деревню, продукты отвези. Там дед с бабкой… Уж совсем старые стали. Я бы сам, да мне трястись, сам понимаешь, нельзя». Приехал. А они про тебя спрашивают… А я не… вообще не знаю. Вот они и рассказали мне… Потом у отца спрашиваю, а он вообще страшные вещи рассказывает… Как гнались за тобой, как вы друг друга чуть не перестреляли… И всё твердил: «Найди его! Найди! Помочь я должен был тогда…» Я искал. Но никто ни о чём даже говорить на эту тему, видимо, не хотел. Все про твоё, ну, прошлое, знают. А где теперь – не знают. Или, может, просто говорили, что не знают… И про сына твоего тоже…

– Сын на юге теперь. В Краснодарском крае. Пусть лучше там, чем здесь…

– Сегодня уже поздно. Завтра же, утром… к отцу схожу. На кладбище. Расскажу. Может, услышит…

– Обязательно услышит. Я тоже часто к отцу на могилу хожу. Скольких людей мой Ильнур в горе бросил… Отец ведь у меня тоже от рака умер. Это, наверное, от нервов.

– А как случилось, что ты исчез? В современном мире – иголку можно запросто найти в стоге сена, не то что человека!

– Я ведь весь израненный был тогда, переломанный… Сплошь из пластика состоял… Ещё и защемление сердечного клапана…

– Это мне сказали… В Бугульме…

– Они меня и спрятали практически… Устроили в Туймазах… На завод. Медицину закрепили. Присматривали. Подстраховывали. В общем, так я и выжил. Слово дал, что ввязываться в передряги не буду. Правда, нарушил несколько раз. Не по своей воле, конечно… А потом, после смерти отца, в деревне обосновался. Простым монтёром связи работал… Оказывается, это так хорошо – быть простым! Но только я так не могу, оказывается… Видно, не для меня он, покой… Открыл свой автосервис. Назвал в честь отца – «ТИМЕР». Отца ведь Тимерзагитом звали…

– А сын-то, сын?

– Для себя я его списал. Сейчас всерьёз думаю обо всём этом написать… Роман, думаю, получится. Вот напечатаю – подарю с автографом… Многим. Из этого самого прошлого… Моего… Нашего… Бог даст, может, и тебе посчастливится лицезреть… А может, улыбнётся судьба – встретиться посчастливится…

 

КТО ВИДЕЛ СМЕРТЬ – ТОТ ХОЧЕТ МИРА

 

Дальше проводили в посёлок Северный, а они эстафету Бугульме передали. Хоть и больно было, я терпел. Сумел воздержаться от дозы. Даже бывалые ребята – и те удивлялись… И везде меня – на кушетку, системы с гимодезом, опять холинолитики… Ребята бугульминские мне навстречу даже выехали – встретили на Акбашевском перекрёстке. И прямо в железнодорожную больницу. Был я тогда как кукла. Робот. Не помнил имена; да вообще мало, что помнил… Память пропала. Сказать «забыл» – не подходит, я просто ничего не помнил. Как будто в пустоте. Ни земли под ногами, ни солнца над головой… – только сплошной молочный туман. Иногда только из него появляются отдельные действующие лица. Как это хорошо, иметь имя: тебя все знают, тебя все помнят. И все желают тебе добра. Каждый о чём-то рассказывает… Постепенно мой мир оживает. Такое ощущение, как будто в огромной библиотеке на абсолютно пустые полки каждый заносит и ставит книги. Кто-то маленький, но очень-очень важный листочек, а кто-то огромные стопы томов…

Моё тогдашнее состояние зомби до сих пор не прошло полностью. Как полнолуние наступит – при лунном свете ко мне приходят все: погибшие ребята моей группы, тот страшный сумоист, каратист-недоросток, душманы в чалмах на голове, ребята молодые, совсем ещё мальчишки с Афгана… И с каждым полнолунием седых волос становится всё больше и больше… Что удивительно, раньше я в такого рода видения не верил. Считал, что это – нарушение психики. А теперь уверен: всё это – реально. Но эту реальность не все способны видеть. Похоже, при «встрече» со СМЕРТЬЮ мозг терпит какое-то изменение. Открываются паранормальные способности. Ведь у нормального человека мозг работает всего несколько процентов от своих возможностей. А что мог бы человек, если бы мозг работал на все сто?

Время для меня остановилось. В тот самый миг, когда сын исчез. 21 июля 2001 года. Эх, вернуть бы то время да ошибки исправить… Ведь чтоб цепочку бед предотвратить, всего лишь одного человека надо было обуздать… Причём задолго до этих событий… Тогда достаточно было покопаться лишь в его финансовых махинациях. Ведь знал я об этом! Причём знал я и его, и его дела, если сказать точнее «делишки», ещё со студенческих лет. Впервые мы встретились в стройотряде, когда в НУНПЗ работали. Тогда он был главным инженером этого завода. Правда, инженерного огонька я в нём так и не узрел… Зато как-то странно он комплектовал к себе кадры. Из «ненормальных». Один кривой, другой косой, и так далее… Сплошные уроды. Только их почему-то инвалидами называют.

Странно ещё и другое – у них круговая порука! Поддерживают друг друга как близкого родственника! Друг друга тянут, толкают вверх по ступенькам власти. Часто по головам действительно заслуживающих уважение честных и способных, перспективных кадров. Сметая всех и всё ради личного обогащения и благополучия.

А вот честные люди так не могут. Да никто им и не позволит. Выходит, если ты здоровый – значит, на тебе ездить надо. И налоги, и взносы, и проверки, и подчинение стандартам. Чуть что не так – штрафы. Прямо руки опускаются…

Алчность, вещизм… Раньше мы, в социалистическом прошлом, это мещанством называли. А теперь, пользуясь вседозволенностью, они присвоили народное добро.

А думали ли они хоть когда-нибудь, что за все свои грехи придётся ответ держать? Если не на этом – то уж на том свете… Точно…

Отвлёкся я… Пролежав несколько дней в железнодорожной больнице, я стал чувствовать себя намного лучше.

Выходя на улицу в первый раз после всего этого, вдруг себя поймал на мысли, как я сильно люблю жизнь.

С крыш свисают сосульки, слышна весёлая капель. На ветвях щебечут воробьи, где-то воркуют голуби. Эхом откуда-то слышится стук колёс. Ветер несёт запах весны: талого снега, набухающих почек и ещё какой-то еле уловимый аромат. Это – запах надежды. Запах ожидания, предчувствия прекрасного.

Какое оно, это самое «завтра», какие там сюрпризы ожидают?

И всё равно сквозь такие сладкие мысли, как будто тёмные пятна на белом снегу, давят по мозгам тревожные предчувствия.

Как же быть? Где ещё искать? Вообще – жив он ещё или я опоздал???

Где, где же ещё я не искал?