Андрей Александрович Баранов живёт и работает в Москве. Печатался в журналах «Дальний Восток», «День и ночь», «Журнал ПОэтов», «Дети Ра», «Зинзивер», «Белый ворон», «Эдита» и других. Постоянный автор интернет-изданий «Сетевая словесность», «45-я параллель», «Топос», «Лиterraтура». Автор четырёх книг стихов. В 2021 году в электронном виде был опубликован роман «Полёт бабочки» (Ridero, 2021), а в 2022 –  книга прозы «Средневолжские хроники» (Ridero, 2022).

Королева Марго

Рассказы

Вся жизнь впереди

Никогда не имел успеха у женщин.

Точнее так: успех-то, наверное, был, но я никогда не умел им правильно воспользоваться. И началось это ещё с детства.

Помню, лежал я как-то в детской больнице. Больница маленькая –  всего три палаты, из них одна для мальчиков и две для девочек. Был я парень видный: высокий, черноглазый, смуглолицый, с копной густых волос и пробивающимся пушком над верхней губой. Мне недавно исполнилось тринадцать, но выглядел я на все пятнадцать, а то и шестнадцать, что пробуждало во всех обитательницах больницы от четырнадцати и старше нескрываемый интерес. Тем более что всем другим обитателям «мужской» первой палаты было не больше десяти.

Во второй палате таких девиц было три, в третьей –  тоже три. Они так и дружили –  по трое, и конфликтовали –  трое на трое.

Сначала я сблизился с девицами из третьей. Они были более спокойные и интеллигентные. Носили длинные и застёгнутые на все пуговицы халаты, гладко причёсанные и стянутые на затылках в пучки волосы. Поили меня чаем, угощали вареньем, внимательно слушали мои рассказы об Александре Македонском и Чингисхане, иногда задавая умные вопросы и делая дельные замечания.

Девицы из второй были настоящие хабалки. Халатики на них были такие короткие, что при малейшем наклоне давали возможность лицезреть их белые трусики. Верхние пуговицы были небрежно расстёгнуты, приоткрывая верхнюю часть активно формирующейся девичьей груди. Волосы они распускали по плечам, подкрашивали ресницы и покрывали цветным лаком ногти (даже на ногах!).

Сначала они меня демонстративно не замечали, самоуверенно полагая, что ни один парень не может равнодушно пройти мимо них, а потому предоставляли мне возможность самому проявить инициативу. Однако, заметив, что вечерами после всех обходов, уколов и процедур я начал пропадать в третьей, они забеспокоились и перешли в активное наступление.

После обхода ко мне подошёл Васёк –  белобрысый семилетний мальчишка с большими голубыми глазами и ушами, торчащими в разные стороны.

–  Девчонки из второй просили передать, –  важно сказал он и сунул мне в руки сложенный конвертом и заклеенный лист клетчатой бумаги, явно вырванный из ученической тетрадки. На самодельном конверте красовалась строгая надпись «Совершенно секретно! Лично в руки!!!». От бумаги за километр несло запахом духов.

Я распечатал послание, его текст гласил:

«Дорогой Андрей! Приглашаем тебя сегодня в нашу палату после отбоя!»

Это была серьёзная заявка на победу в соревновании с «третьей». Ещё бы! Девицы из второй приглашали не просто на чай или печеньки –  они предлагали захватывающее приключение! Перемещаться после отбоя из палаты в палату было вообще запрещено, а тем более из палаты мальчиков в палату девочек! За этим строго следила дежурная медсестра, пост которой располагался таким образом, чтобы держать в поле зрения двери всех трёх палат.

И потом, оказаться в темноте, среди распахнутых постелей и полуголых девушек –  в этом было что-то манящее и опасное.

Вечером, как обычно чаёвничая в третьей, я не испытывал обычной тихой радости. Внутри всё замирало: «Скорее бы отбой!» Да ещё «вторая» демонстративно фланировала по коридору, бросая через открытую дверь победные взгляды на соперниц. Те недоумевали и истолковывали эти взгляды по-своему, списывая их на зависть и злобу отвергнутых.

И вот приходит время отбоя.

Я лежу на своей железной кровати, притворяюсь спящим. В палате темно, но два источника света создают таинственный полумрак –  это свет уличного фонаря, льющийся в узкое и глубоко утопленное в стену окно, и свет от маленькой настольной лампы сестринского поста в коридоре, проникающий в комнату сквозь приоткрытую дверь.

Я вижу голову медицинской сестры в белой марлевой шапочке, склонённую над какими-то бумагами. Я, как охотник в засаде, выжидаю момент. Время тянется мучительно долго. Кажется, проходят не минуты, а века. Безмолвие окутывает собой всё окружающее пространство, слышно только, как тикают часы в коридоре и тихо посапывают во сне мальчишки.

Вдруг сестра поднимается и куда-то уходит. Я моментально выскакиваю из-под одеяла –  я полностью одет и готов к подвигам. Тапок не надеваю. На цыпочках подхожу к двери. Через носки чувствую прохладу больничного линолеума. Выглядываю. На посту никого. До двери второй палаты по диагонали через коридор метров десять. Я стремительно пробегаю это расстояние –  и снова оказываюсь в полумраке, но теперь уже с другими звуками и запахами. Это запахи спящих девочек и их лёгкое дыхание во сне.

Меня ждут. Кровати трёх подружек стоят рядом: две составлены вместе подобием большой двуспальной кровати, а третья стоит от них через проход. Увидев меня, девчонки с двуспальной выбираются из-под одеял и садятся, взбив подушки и прислонившись к железным прутьям спинок, а девочка из-за прохода хватает свою подушку, одеяло и перепрыгивает в «двуспалку». Втроём они располагаются  полумесяцем, развёрнутым в мою сторону. На краю кровати чётко вырисовывается место, куда мне, судя по всему, нужно сесть. И я, разумеется, сажусь. Повисает неловкая пауза. Я смущён видом своих ровесниц в лёгких спальных рубашках, под которыми, скорее всего, вообще больше ничего не надето. Голые руки и плечи, глубокие вырезы, открывающиеся при неловких движениях бёдра –  всё это жутко меня возбуждает. Язык пристаёт к нёбу, в горле становится сухо, я не знаю, с чего начать общение и выгляжу полным дураком.

Девчонки приходят на помощь. Они просят рассказать им какие-нибудь страшные истории на ночь. Это –  палочка-выручалочка! Я знаю сотни таких историй, а главное –  умею их рассказывать, нагнетая и нагнетая ужас, чтобы в финале крикнуть неожиданно что-то вроде «Отдай своё сердце!» –  и вызвать визг и неподдельный испуг у слушателей.

Условия конспирации, конечно, накладывали определенные ограничения на манеру рассказа, но кто сказал, что зловещий шёпот действует меньше, чем крик?

Девчонки были в полном восторге. Визжали они тоже приглушённо, зажимая рты и накрывая друг друга подушками, но шуму мы наделали достаточно! Дежурная сестра пару раз заглядывала в дверь. При её появлениях третья девочка стремительно перелетала на свою кровать, а первые две укладывали меня между собой и накрывали сверху одеялом!

Я лежал там, в уютной и опасной темноте, пропахшей запахами девичьих тел, и был абсолютно счастлив. Наверное, так счастлив я не был больше никогда во всей своей долгой и полной приключений жизни.

Так началась моя двойная жизнь.

Вечера до отбоя я проводил в третьей за традиционным чаем и интеллектуальными беседами, а после отбоя отрывался во второй.

Многие мужчины ведут такую жизнь. Тогда я ещё не знал об этом, но такая жизнь мне определённо нравилась. Я был окружён любовью и заботой шести любящих женщин! Правда, тогда они воспринимались мной как две, и звали их: «Вторая» и «Третья».

Третья была любящей и привычной женой, с которой хорошо посидеть вечерком у камелька, выпить чаю, поговорить о ремонте на даче и проблемах старшей дочери в школе.

А Вторая была любовницей, запретной и от этой запретности особенно желанной!

Но, как известно, двойная жизнь не может длиться вечно.

Наступила неизбежная развязка и в моей истории.

Приближался Новый год.

И во второй и в третьей готовились праздничные столы. Они состояли из переданных от домашних апельсинов, конфет, пирожных и лимонада. Девочки очень старались украсить свои палаты снежинками, гирляндами и серпантином, надевали поверх больничных халатов расшитые звёздами и узорами накидки сказочных фей, сооружали на головах диковинные причёски и украшали их диадемами из ёлочного дождя. В обеих палатах появились маленькие пластмассовые ёлочки, и каждая из палат старалась перещеголять соперниц богатством ёлочных украшений.

Как и следовало ожидать, я получил приглашение на банкет в обе палаты. Я радовался, как ребёнок! Впрочем, я и был ребёнок, но всё-таки тринадцатилетний, а радовался, как какой-нибудь четырёхлетний карапуз. Праздник во второй был назначен на 19:30 –  сразу после ужина, а в третьей –  на восемь часов вечера. Это обстоятельство тоже меня порадовало. Я думал: приду во вторую, всех поздравлю, выпью лимонада –  и перейду в третью, там посижу до отбоя, а после отбоя снова вернусь во вторую. Таким образом, никому обидно не будет!

Святая простота! Не знал я ещё тогда коварной женской природы, а то не радовался бы так!

Всё началось хорошо. Ровно в полвосьмого я был во второй, поздравил девочек с наступающим Новым годом, рассказал несколько анекдотов, чокнулся со всеми лимонадом, закусил пирожным «картошкой», извинился, что мне нужно заглянуть ненадолго в третью, –  и ушёл.

С сияющей улыбкой, ещё не успевшей сползти с моего лица, переступил я порог третьей палаты и радостно закричал:

–  С Новым годом, девочки!

Гробовая тишина была мне ответом. Все три старшие девицы сидели с каменными лицами –  и с такими же каменными вся остальная мелкотня, явно предварительно обработанная старшими.

–  Вы что такие грустные? –  ещё не догадываясь, что происходит, спросил я.

–  А ты что такой весёлый? Во второй развеселился? Вот и возвращайся туда –  там весело!

Ни капли сочувствия не увидел я ни на одном лице. Это был удар по самому больному месту –  моему мужскому самолюбию.

–  Ну и чёрт с вами! –  вспылил я. –  Сидите тут одни!

Развернулся и решительно направился во вторую палату. Но пока меня не было что-то произошло и во второй. Здесь на меня посмотрели не холодно, а со злой стервозной ухмылочкой.

–  Что? Не приняли? –  спросили меня. –  А ты иди на коленях попроси, может быть, примут!

–  Да, бросьте вы, девчонки, я же вернулся! –  попытался защитится я. –  Не хотят –  как хотят, я буду с вами праздновать!

–  Он будет! –  съязвила одна из девчонок. –  Нужен ты нам здесь –  катись в свою третью!

Я стоял как громом поражённый. Ещё вчера здесь все меня любили –  и вот теперь не нужен никому! Я вернулся в «мужскую» палату и до отбоя сидел на широком подоконнике, глядя на заснеженную улицу, заштрихованный снегом свет фонаря и освещённую им часть тротуара. По тротуару бежали, спеша успеть к праздничным столам, закутанные в зимние одежды прохожие. Мне было горько и одиноко. Я впервые в своей жизни почувствовал своё онтологическое одиночество. Никто не пришёл и не пожалел меня, никто не дал заднего хода. Тогда я впервые понял, что значит оскорблённая женщина.

И вдруг в тёплом свете фонаря я увидел своих одноклассников: пяток моих самых преданных друзей. Они решили навестить меня накануне Нового года, чтобы мне не было так грустно. Как же я обрадовался им тогда! Даже слёзы благодарности выступили на глазах. Они кривлялись и шутили, корчили умильные рожи и всячески пытались меня поддержать, а я смотрел на них через окно и каждой клеточкой ощущал преимущество мужской дружбы над любовью женщин.

В это время в одной из девчоночьих палат включили кассетный магнитофон. «Не надо печалиться, –  зазвучали слова знакомой песни, –  Вся жизнь впереди! Вся жизнь впереди –  надейся и жди!»

Песня попала в унисон моему настроению. Я махал руками и корчил ответные рожи своим друзьям. Они смеялись, колотили друг друга шапками по головам, кувыркались в снегу и были бесконечно счастливы. А музыка всё лилась из коридора, вселяя несбыточную надежду на долгую и счастливую жизнь.

Королева Марго

Обычно рабочий день Маргариты Николаевны, главного редактора издательства «Андромаха», складывался так: она появлялась в офисе часов в одиннадцать и просила девочку на ресепшн приготовить себе кофе, несколько минут сидела в кабинете с чашечкой кофе в одной и сигаретой в другой руке, потом выходила в коридор с мобильным телефоном, пачкой сигарет и зажигалкой –  и больше в кабинет не возвращалась.

Всё остальное рабочее время она ходила по коридорам и кабинетам или торчала в курилке. Встретив кого-нибудь в коридоре, она радостно улыбалась и говорила громким голосом:

–  Как хорошо, что я тебя встретила, я как раз хотела с тобой обсудить одну проблему!

Далее начиналось обсуждение проблемы, которое могло продлиться очень долго. Попутно в дискуссию вовлекались всё новые и новые люди. Разговор на двоих перерастал в небольшое производственное совещание –  и заканчивался так же неожиданно, как начинался: например, кто-то звонил по мобильному, или приглашали к руководству, или возникало желание пообедать или покурить. Иногда проблема решалась, иногда нет, но было совершенно непонятно –  а если бы этот человек не встретился в коридоре, проблема вообще обсуждалась бы или нет?

Между собой сотрудники издательства называли её Марго. Она была статной, яркой, молодящейся брюнеткой с большими, чуть навыкате глазами и громким учительским голосом. Говорила уверенно и безапелляционно, даже если несла полную чушь. Не терпела возражений и умудрялась смотреть на всех свысока, даже на тех, кто был выше её ростом.

Ей хотелось всем рулить и всем управлять, но при этом ни за что не нести ответственности. Если в издательстве случалась какая-нибудь победа –  престижная премия или попадание в топы продаж, –  она всем встречным недвусмысленно объясняла, какой неоценимый вклад она внесла в эту победу, если же случался прокол вроде грубой орфографической ошибки на обложке книги –  виноват был кто угодно, но только не она.

Марго не выносила никакой критики в свой адрес, даже шутливой. Однажды на новогоднем капустнике отдел маркетинга позволил себе такую критику –  в результате весь отдел во главе с начальником на целый год впал в немилость. Она отказывалась консультировать маркетологов, саботировала совместные проекты, настраивала авторов не участвовать в маркетинговых акциях и не здоровалась ни с одним сотрудником отдела в коридорах, демонстративно отворачиваясь при встрече.

Такое поведение сходило ей с рук, потому что исполнительный директор издательства –  правая рука генерального –  целиком попал под её обаяние.

Марго умела пустить пыль в глаза! Она создавала впечатление очень компетентного и погружённого в материл специалиста. С лёгкостью поддерживала разговор о мировых тенденциях развития книжного бизнеса, козыряла своими отношениями с топовыми авторами и всегда намекала, что она обладает неким «тайным знанием», благодаря которому дела издательства идут так хорошо.

А дела действительно шли хорошо, но вряд ли благодаря тайному знанию Марго. На дворе стояли тучные нулевые, когда росло всё. Народ богател на лёгких нефтяных деньгах. Уже не думалось, как в 90-е, чем бы накормить семью, а хотелось чего-то и для души! Книжная торговля набирала обороты –  и вместе с ней росли продажи «Андромахи». Тем более что в издательстве собрался коллектив профессионалов: сильные редакторы, сильные маркетологи, раскрученные постоянные авторы –  в такой обстановке можно было смело ничего не делать, главное, чтобы тебя не раскусили.

В кризис 2008– 2009 годов рост продаж прекратился, и генеральный (бывший одновременно собственником и отцом-основателем издательства) забеспокоился. Марго пришлось пережить несколько неприятных месяцев. На каждой планёрке генеральный требовал от Марго новых идей, проработанной портфельной политики, новых направлений, имён и серий. Марго, делая умный вид, объясняла, что работа по всем задачам идёт, но в силу таких-то и таких-то объективных причин результаты немного запаздывают. Надо немного подождать –  и всё будет.

–  Сколько ещё ждать? –  недоумевал генеральный, хмуря брови и недобро поглядывая на Марго.

Но тут в бой вступал исполнительный. Ещё раз объяснял все объективные причины и подтверждал слова Марго, что вот-вот всё будет, ждать осталось уже совсем немного.

Генеральный нехотя отставал от Марго, а на следующей планёрке всё начиналось заново.

Терпение генерального, несмотря на его выдержанный характер и в целом доброжелательное отношение к людям, тем более к своей команде, подходило к концу. Марго начинала уже думать о запасном аэродроме, но тут случилось неожиданное –  на её горизонте появилась Тамара Семёновна, или, проще, Семёновна, как звали её в издательской среде.

Семёновна долгие годы была главным редактором другого успешного издательства, причём, в отличие от случая с Марго, там успех действительно во многом зависел от её личного вклада.

Семёновна была специалистом от Бога, чувствовала книжный рынок, как стук собственного сердца, она безошибочно угадывала, какую книгу ждёт успех, а какую неудача, знала все современные тенденции, была знакома со всеми знаменитостями, её уважали и ценили в книжном мире. Но случилось так, что в её издательстве сменились собственники, и она разошлась с новыми акционерами по идейным причинам.

Узнав эту новость, Марго моментально набрала номер Семёновны и договорилась с ней о встрече.

Издательство «Андромаха» было крупнее и раскрученнее, чем то, в котором много лет проработала Семёновна, поэтому приглашение её заинтересовало. К тому же она знала Марго уже много лет, часто встречалась с ней на книжных выставках и салонах, и даже была с ней на «ты» –  короче, Семёновна с радостью согласилась на встречу, а Марго сделала всё возможное, чтобы уговорить её пойти к себе заместителем.

–  Сама подумай, –  говорила она Семёновне, сидя с ней в глубоких кожаных креслах дорогого московского ресторана, –  материально ты даже выигрываешь, а ответственности в сто раз меньше –  все шишки на меня!

Марго умела быть обольстительной и обаятельной, когда хотела –  Семёновна подумала и согласилась.

С этого момента в карьере Марго открылось второе дыхание.

Появилось всё: и портфельная стратегия, и новые имена, и новые серии, издательство начало смело осваивать новые ниши, вытесняя оттуда менее удачливых конкурентов. Разумеется, всё это были заслуги исключительно Маргариты Николаевны. Она блистала на всех планёрках, выступая с новыми интересными идеями и проектами, её звонкий голос ещё громче раздавался в издательских коридорах, и никто не обращал особого внимания на невысокую, сухонькую женщину, почти старушку, которая приходила каждый день к половине десятого и сидела у себя в кабинете до восьми часов вечера, постоянно общаясь с авторами и редакторами, просматривала макеты новых книг и согласовывала оформление новых серий.

Тем временем рейтинг Марго и внутри издательства, и в издательском мире стремительно рос. Росло и само издательство. Вскоре оно занимало уже более пяти процентов книжного рынка, а это такая величина, после которой тебя начинают замечать настоящие акулы.

Заметили и «Андромаху».

Однажды в офис нагрянули «маски-шоу». Они наводнили собой бухгалтерию, серверную и кабинеты руководителей, расселись у служебных компьютеров, рылись в финансовых документах. Набег продолжался две недели.

А через две недели стало известно, что генеральный продаёт издательство крупному книжному холдингу.

В процессе оформления и закрытия сделки руководство «Андромахи» зачастило к главному акционеру книжного холдинга –  Хозяину, как они стали называть его между собой.

Хозяин был крепкий лысоватый мужчина лет под пятьдесят, всегда модно одетый и пахнущий дорогим парфюмом. Он сидел в своём кабинете, как паук в центре гигантской паутины, своим фасеточным зрением он видел все закоулки гигантского холдинга, всё замечал, во всё вникал, вливал деньги в проекты, сулящие большую прибыль, безжалостно отсекал всё, что мешало эффективности его бизнеса, не руководствуясь при этом никакими доводами, кроме доводов холодного расчёта.

Сначала он хотел сохранить генерального и исполнительного на своих местах, но чем больше он общался с ними, тем больше видел, что это люди старой формации: слишком мягкие, слишком человечные, слишком сентиментальные. После двух-трёх месяцев плотного общения он решил для себя, что будет расставаться с «этой парочкой» (как он их про себя называл).

Поняла это и Марго. И резко переориентировалась со старых руководителей на Хозяина. Она активничала на встречах, постоянно выступала, стремясь убедить Хозяина, что у неё много идей о развитии бизнеса. Эти идеи как бы спонтанно приходили ей в голову непосредственно на встречах, хотя на самом деле она долго формулировала их в общении с Семёновной, ни слова не говоря об этом своим прежним руководителям.

Тактика возымела успех. Хозяин из всего топ-менеджмента «Андромахи» оставил только её, даже подняв ей зарплату.

Это был звёздный час Марго. «Андромаха» медленно переваривалась в удавьем желудке холдинга: все подразделения ставились под кураторство чужих руководителей, многие дублирующие отделы ликвидировались, шли массовые сокращения сотрудников, люди боялись за своё будущее и с трудом привыкали к новым бизнес-процессам. «Андромаха» напоминала большой разорённый улей, из которого извлекли матку, и подавленные, мрачные сотрудники, как растревоженные пчёлы, бродили по издательству, ощущая всем своим существом утрату жизненных смыслов.

В этой тревожной, почти апокалиптической атмосфере Марго ходила по коридорам счастливая и полная энергии, никогда её голос не звучал так громко, а высказываемые суждения не были так категоричны. Поскольку к новым, чужим по сути, руководителям люди ещё не привыкли, со всеми проблемами они бежали к ней –  последней из прежнего менеджмента, –  и Марго смогла обернуть эту ситуацию в свою пользу, выглядя в глазах Хозяина человеком, который помогает ему переварить вновь приобретённое издательство, а в глазах сотрудников –  защитницей их интересов.

Вершиной триумфа Марго стало празднование её 55-летнего юбилея. На поздравление приехал лично Хозяин. Вся фирма собралась в большом фойе издательства. Марго буквально завалили цветами, подарками и красивыми словами. А Хозяин то ли в шутку, то ли всерьёз назвал её «королевой Марго» и водрузил ей на голову диадему, усыпанную стразами Сваровски. Марго и правда почувствовала себя королевой.

Но, увы! –  катастрофа подстерегает нас, когда мы меньше всего её ожидаем.

Однажды Марго пришла на работу, как обычно, в одиннадцать часов, зашла в свой кабинет, попросила девочку с ресепшн принести ей чашечку кофе и уже потянулась за сигаретой, как вдруг раздался звонок. Марго нехотя сняла трубку –  кто это беспокоит её в такую рань? Это был звонок из приёмной.

–  Доброе утро, Маргарита Николаевна, –  раздался в трубке знакомый голос Ани –  помощницы генерального, –  Вас приглашает Валерий Александрович.

Валерий Александрович –  было настоящее имя Хозяина, и Марго несколько удивило то, что Хозяин так рано на фирме, да ещё звонит ей из кабинета генерального. Что-то настораживающее было в этом звонке. Марго внутренне собралась и отправилась в приёмную, не допив свой утренний кофе и не выкурив привычную сигарету.

В кабинете генерального она увидела Хозяина, развалившегося в кресле перед журнальным столиком, но он был не один: в другом кресле, рядом сидел молодой человек в опрятном светлом костюме. Первая мысль, которая мелькнула в голове Марго, когда она увидела этого человека, была: «Безликий какой-то!»

Хозяин встал навстречу Марго, следом поднялся и «безликий».

–  Маргарита Николаевна, позвольте вам представить нового генерального директора издательства «Андромаха», –  широко улыбаясь, проговорил Хозяин, –  Игорь Родионович Сычёв. Прошу любить и жаловать!

Игорю Родионовичу едва перевалило за сорок. Он действительно казался каким-то безликим: небольшой рост, невыразительные стеклянные глаза, редкие белобрысые волосы. Ничего яркого и выдающегося не было в его внешности. Говорил он тихо, как бы стесняясь собственного голоса. Яркая, громкая и энергичная Маргарита Николаевна почувствовала облегчение. Ей показалось, что она сможет без труда управлять этим человеком, как она прежде управляла исполнительным.

Но уже первый разговор, происходивший в присутствии Хозяина, несколько насторожил Марго. «Игорёк», как Марго успела окрестить нового генерального в глубине души, говорил сухо, мало, по делу, задавал непростые вопросы, пытливо смотрел на Марго, когда та отвечала на них, –  и никакой реакции нельзя было прочесть в его бесцветных глазах.

«Ничего, –  подумала Марго, –  и не таких обламывали!»

Пошли своим чередом серые издательские будни.

Каждый день Марго под любым предлогом старалась зайти к Игорю Родионовичу, но он запретил Ане пропускать её к себе без вызова или предварительной записи. Она караулила его у приёмной, чтобы вместе пойти покурить, –  он бросил эту вредную привычку. Даже в тех случаях, когда Марго удавалось где-то остаться с «Игорьком» один на один, он не отвечал ни да, ни нет на её бесконечные предложения и небольшие просьбы, а со своей стороны ставил очень серьёзные вопросы, на которые она с ходу не могла ответить или пускалась в пространные рассуждения, которые он сухо прерывал и уходил по своим делам.

Марго поняла, что ей не удастся взять «Игорька» под контроль.

Тогда она резко сменила тактику –  она начала его демонстративно игнорировать. По любому вопросу она старалась попасть к Хозяину через голову генерального. Хозяин пару раз её принял, но потом недвусмысленно дал понять, что все вопросы она должна решать с Сычёвым. А Сычёв стал тщательно разбираться в хозяйстве Маргариты Николаевны, а разобравшись, стал всё чаще решать вопросы напрямую с Семёновной, отодвинув Маргариту Николаевну подальше от себя.

Взбешённая Марго взяла в общении с Игорем Родионовичем демонстративно пренебрежительный тон, стараясь показать участникам совещаний и деловых встреч его некомпетентность, но Сычёв отвечал на выпады спокойно и деловито, в свою очередь ставя Маргариту Николаевну в тупик резонными вопросами и замечаниями по существу.

Жизнь Марго в издательстве стала невыносимой, и она решилась на отчаянный шаг: записалась на приём к Хозяину.

Хозяин принял её в своём гигантском рабочем кабинете в пентхаусе одного из столичных небоскрёбов. Кабинет был обставлен со скромным шиком: стол, кресло, мягкий уголок с журнальным столиком, аквариум, несколько книжных шкафов, несколько светильников, разбросанных тут и там, картины на стенах –  вот, собственно, и всё, ничего особенного, но каждая вещь в этом кабинете была настолько дорогой, а между ними было столько свободного пространства, что посетителя невольно охватывал благоговейный трепет, как в храме. Это и был храм –  храм новой капиталистической веры, только не общее пространство для верующих –  для этого вполне хватает офисов, коворкингов и опенспейсов, –  а святая святых, заалтарное пространство, куда допускаются только избранные и посвящённые.

Из окон храма открывался панорамный вид на столицу: небоскрёбы, проспекты, излучина Москвы-реки, тысячи и тысячи домов, раскинувшихся до горизонта, изредка перемежаемые зеленью парков и скверов.

Хозяин любезно вышел из-за стола и подошёл к Маргарите Николаевне.

–  Добрый день, Маргоша, –  в установившейся между ними односторонне фамильярной манере общения приветствовал он её и указал на кресло возле журнального столика, –  присаживайся!

Сам он занял кресло напротив и замолчал, пристально глядя прямо в глаза.

Марго невольно поёжилась под его тяжёлым взглядом.

–  Валерий Александрович, –  собравшись с духом, начала она, –  мне поступило предложение от «Лакримозы». Предлагают вице-президента. Перед тем как дать ответ, я решила посоветоваться с Вами.

Марго блефовала. На самом деле никакого предложения ей не поступало, но она понимала, что давит на самую болезненную точку Хозяина –  «Лакримоза» была давнишним и очень сильным конкурентом холдинга. Обе компании были акулами на книжном рынке и бились не на жизнь, а на смерть за свою кормовую базу.

Лицо Хозяина оставалось спокойным и невозмутимым, взгляд ещё пристальнее ввинтился в глаза Марго, как будто считывал что-то с тайных мониторов её мозга.

–  Ну, и что ты решила для себя? –  спросил он после небольшой паузы.

–  Скорее всего, я приму предложение, –  со вздохом ответила Марго, всем своим видом показывая, как ей не хочется этого делать.

–  Тебя что-то не устраивает в твоей нынешней работе? –  был следующий вопрос.

Марго лихорадочно думала, как ответить. Она могла упирать на новые перспективы, которые открываются на новом месте, но тогда весь нынешний визит терял всякий смысл, и она решилась:

–  Да, Валерий Александрович, скажу честно –  я долго боролась с собой, но силы мои кончились –  я больше не могу работать в одной компании с Сычёвым.

Дальше она стала излагать продуманную и тысячу раз отрепетированную систему аргументов, из которых выходило, что издательство последнее время динамично развивается прежде всего благодаря ей и вопреки некомпетентности Сычёва. Она строила из себя оскорблённую невинность, доказывала, что все проколы последних месяцев было следствием бездарного руководства Сычёва, а все успехи были достигнуты благодаря её усилиям, но чего ей это стоило!

–  Я устала, я больше не могу, –  почти плакала она, пытаясь сыграть на естественном желании любого мужчины защитить слабую и беззащитную женщину.

Ещё тридцать лет назад эта тактика безусловно сработала бы в разговоре с любым советским или партийным руководителем, но за последние тридцать лет выковался новый тип собственника и менеджера –  тип, лишённый всяких сантиментов, порода киборгов, недоступных человеческим чувствам, когда речь идёт о прибыли. Конечно, Хозяину было по-своему жаль Марго, но он отлично понимал, благодаря чему и кому вновь приобретенная компания даёт стабильную прибыль, и Марго в числе факторов прибыли не значилась.

Марго надеялась, что Хозяин попросит её остаться, она, поломавшись, согласится, но эта просьба даст ей дополнительный инструмент в борьбе с Сычёвым, позволит ей при необходимости апеллировать к Хозяину, делать его арбитром в их разборках. Понимал это и Хозяин, поэтому просьбы не последовало. Он внимательно выслушал Маргариту Николаевну, и в кабинете повисло неловкое молчание. Неловкое для Марго, потому что Хозяин давно уже не испытывал нигде, никогда и ни перед кем такого чувства, как неловкость.

Через пару минут, которые показались Марго веками, он спокойно резюмировал:

–  Ну, что ж, ты девочка взросленькая, решай сама, что для тебя лучше. Надеюсь, мы останемся друзьями, что бы ты для себя ни решила.

Это был полный провал. Своими спокойными и внешне дружелюбными словами Хозяин полностью отдавал её в руки Сычёва, и ей оставалось теперь только смириться и начать, наконец, работать, а вот работать-то она как раз и не умела и в глубине души отлично знала об этом.

Каждый сентябрь, когда на ВДНХ собирается грандиозная международная книжная ярмарка, работники издательств привыкли видеть на своих стендах располневшую и несколько обрюзгшую женщину под шестьдесят всегда в яркой одежде с макияжем, но при этом с жёлтыми от никотина пальцами и зубами. Она ходит от стенда к стенду, подолгу разговаривает с руководителями разных уровней (разумеется, из тех, кто доступен для такого общения). Она много и пространно рассуждает о тенденциях и проблемах современного книжного рынка, намекает, что её знания и опыт могли бы сильно помочь издательству занять на рынке более достойное место. Её выслушивают, кивают головами, обещают связаться, как только будет такая возможность, –  и, извиняясь, удаляются для проведения деловых переговоров.

Стендисты смотрят на неё с жалостью и шёпотом сообщают друг другу, что вроде бы это бывший главный редактор одного из ведущих издательств страны, что кличка у неё «королева Марго» и что вообще это очень забавная, но страшно надоедливая старушенция.