№1.2020. Алла Докучаева. Пропала девочка в розовом платьице. Детективная история

Алла Анатольевна Докучаева родилась 7 января 1935 года в Нижнем Новгороде. Окончила Горьковский университет. С 1970 года живёт в Уфе, работала зав. отделом, с 1982 года – секретарём, в 1993–2001 годах – заместителем главного редактора газеты «Вечерняя Уфа». Автор более 20 художественных и документальных книг. Член Союза писателей РБ с 1994 года. Заслуженный работник культуры Башкортостана. Лауреат премии им. Ш. Худайбердина (1997).

Алла Докучаева

Пропала девочка в розовом платьице

Детективная история

Кузовлев терпеливо обходил все помещения, чьи окна выходили на зеленую площадку перед входом, где мама оставила девочку. Он прекрасно понимал, что прошло уже больше пяти часов после исчезновения шестилетней Светочки, но надеялся на неожиданную удачу. Конечно, был тот час после завтрака, когда вся санаторная публика расходилась по процедурам, но ведь на семи этажах самого большого корпуса в здравнице существовали не только номера курортников – медицинские кабинеты, подсобки горничных, гладильни. Мог же кто-то чисто случайно подойти к окну и увидеть малышку, играющую возле искусно выстриженного из живой листвы слоненка, и кого-то, кто вероятно к ней подходил. Почему-то Кузовлев был уверен, что никуда она не ушла, не заблудилась, а ее элементарно заманили и похитили. Теплилась надежда, что возможно не с самыми злыми намерениями – скажем, не дал бог детей, хотели иметь ребенка, а тут очаровашка без присмотра взрослых… Однако немалая следовательская практика подсказывала, что подобный вариант крайне редок. Гораздо чаще такие прелестные доверчивые девчушки оказываются жертвами жестоких маньяков, которые лишь иногда бросают их истерзанными, но живыми, а, как правило, убивают, боясь быть потом опознанными. Кузовлев сам себя мысленно критиковал за свойственный ему пессимизм, рисующий конечный результат расследования задолго до его насыщения фактическим материалом, но ничего поделать не мог и обычно черпал настрой на лучший исход в жизнеутверждающем реализме своей жены. С ней многим делился, в отличие от большинства коллег, оставляющих профессиональные сложности за дверьми служебных кабинетов. Анна Павловна, не имеющая юридического образования, случалось, подсказывала какой-то поворот в деле, опираясь на свой «нюх» педагога с 15-летним стажем.

Вообще-то Кузовлевы в санаторий «Зеленодольский» приехали как обыкновенные отдыхающие. Уговорили их провести тут отпуск друзья, которые с тремя детьми второе лето подряд обустраивались здесь дольше, чем на месяц. Анюта училась вместе с Ириной в пединституте, впоследствии подружили и своих мужей. Садовские радостно встретили приятелей, показали им живописные окрестности, а буквально вчера, когда гуляли в сосновом бору, познакомили с молодой женщиной Верой. В коляске она везла годовалого крепыша Славика, а белокурая «принцесса» Светочка тут же подбежала к «принцу» – семилетнему Стасику Садовскому, с которым, как оказалось, с первого же дня завязалось «любовное общение» – так тихонько перешучивались родители.

После ужина опять встретились все три семьи в местном культурном центре, где дети под присмотром 12-летнего Егора Садовского отплясывали на дискотеке. Мужчины играли в шахматы, а женщины устроились на скамейке перед парадным входом, пока мальчуган спал в своей просторной коляске. Потом ели мороженое за столиками возле фонтана, заняв почти все свободные кресла. К Садовским присоединилась еще и молодящаяся бабушка – врач Георгина Витальевна, и компания выросла до десяти человек, не считая крошек – Славика и двухлетней дочки Садовских Дашеньки, которая тоже мирно спала сначала на руках у Ирины, а потом на соседнем мягком диванчике.

Назавтра Павел Садовский подошел к Кузовлеву во время обеда:

– Олег, у Ордынцевых дочка пропала.

– Кто такие Ордынцевы? – первое, что спросил.

– Вчера вы с Верой познакомились. Я с ее мужем Евгением вместе работаю.

– Так это Светочка пропала? Где? Прямо в санатории?

– Да, перед входом в корпус. После завтрака. Вера пошла на углекислые ванны с сыночком, всегда и дочку брала, а та попросила разрешения поиграть возле слоника. Рядом еще две старушки на скамейке сидели, Вера и согласилась. Вернулась через час, ее нет, и кругом никого. Спросила у дежурной в рецепшене. Нет, говорит, в корпус девочка не входила. Мы с женой и с Егоркой всю территорию обегали… Олег, что делать? Подскажи…

– В полицию заявили?

– Позвонили туда. Говорят – приезжайте, пишите заявление. Тёща моя Георгина Витальевна поехала – у нее здесь машина. Прямо возле корпуса, на стоянке. Все это затянется. Ты что ли нашу полицию не знаешь? Это везение, что свой следователь рядом оказался.

Анна Павловна поторопила мужа:

– Алик, доедай сливы и бегом.

Кузовлев отправил Павла в детский городок, что располагался в поселке, за прогулочной зоной, отделявшей его от санатория. Подумалось, вдруг какие-то ребятишки постарше Светы позвали ее туда поиграть. Сам, выйдя из ресторана, который занимал часть первого этажа, вызвал лифт. Стучал во все двери подряд, отмечал на прихваченной салфетке те номера, где никого не было, – видимо, отдыхающие из второй смены, как и они с женой, еще не успели отобедать. К ним зашел на обратном пути. Итог довольно длительного обхода дал минимальный результат.

Врач с третьего этажа Саида Ишмухаметовна, у которой как раз наблюдались Кузовлевы, утром принимала пациента, когда ей позвонил главврач по внутреннему телефону. Аппарат стоит на тумбочке у окна, и она видела девочку, которая сидела верхом на слонике. В розовом платьице она очень живописно смотрелась на его травянистом фоне. Вокруг доктор никого не заметила.

В соседнем кабинете работал массажист. От него уходил клиент. Следующего попросил подождать, когда Кузовлев показал ему свою визитку, где под фамилией достаточно крупно напечатана должность – старший следователь. Массажист тут же протянул свою карточку. Кузовлев поинтересовался, почему фамилия – Сивцев и профессия – массажист набраны мелким шрифтом, а имя – Юрий занимает почти половину листочка.

– Отдыхающим фамилия моя ни к чему. То, что я массажи делаю, они и так знают, раз их в этот кабинет распределили. А имя для общения необходимо.

Юрий оказался не только разговорчивым собеседником, но в некотором смысле почти что свидетелем похищения девочки. Он тогда получил неожиданный получасовой отдых: муж пациентки сказал, что она приболела. Открыл окно, чтобы проветрить кабинет, и обратил внимание на девочку, которая каталась на слоненке. Около нее спиной к окну стоял мужчина в красной футболке. Что было дальше, не видел – отошел от окна в подсобку, вспомнив об оставленном в кармане куртки ключе от кабинета.

Пожилая женщина с пятого этажа на вежливый стук откликнулась издалека: «Иду, иду, подождите!» Открыла, тяжело опираясь на палку. «Да, конечно, про все знаю, – вздохнула в ответ на объяснение Кузовлевым своего визита. – Милая такая девочка, всегда здоровалась, если встречались – чаще в лифте, внизу, когда они с мамой коляску завозили… Я ее видела после завтрака, с лоджии. Меня дочка там в кресле устроила, сама на ванны спешила. Я немножко посидела, нога занемела, я и встала. Смотрю – девочка стоит около слона этого зеленого и кому-то что-то говорит. Кому – мне не видно, а смотрит она в сторону от входа в корпус. Потом головкой кивнула и побежала к стоянке машин. Я еще подумала: как бы сбоку транспорт какой не показался – велосипед или таратайка, на которой чемоданы развозят. Там хоть и узкая дорога, но ее надо перейти, чтоб к стоянке попасть. Она огляделась по сторонам – видно, правилам обученная – и спустилась по ступенькам. Дальше уже скрылась из вида – деревья же стеной стоянку огораживают…

– За ней кто-нибудь проходил туда?

– Нет. Я еще долго стояла. И она назад не вышла, и на стоянку никто не входил. Но там ведь в другую сторону главный въезд. Туда и наше такси заезжало, когда сюда приехали.

– Возле входа в корпус не было мужчины в красной футболке?

– Мне сам вход не видно отсюда. Может, кто и стоял, не знаю.

– Спасибо, Надежда Тихоновна. Я ваше имя запомнил, вы очень помогли.

Она кивнула:

– В столовой в обед как объявили, что пропала девочка в розовом платьице, я дочке сразу сказала, что ее видела. Она главврачу позвонила. Он ответил, мол, ждем из Зеленодольска полицию, тогда и расскажете, номер наш записал. А тут вы… Значит, уже приехали?

– Нет, я не оттуда. Такой же отдыхающий. Просто по профессии следователь. Вот и включился, чтобы время не терять.

Кузовлев мысленно все показания выстроил в цепочку. Похоже, что по времени они скорее всего следовали друг за другом. Сначала врач заметила девочку верхом на слоненке, потом массажист увидел с ней рядом мужчину в красной футболке, затем девочка, уже не верхом, а внизу, с кем-то говорила и смотрела при этом вбок. Здание корпуса с двух сторон имеет полукруглые «крылья», которые архитектурно не слишком красиво смотрятся, но как бы защищают вход от сквозного ветра и от солнца. Можно предположить, что человек, с которым разговаривала Света, стоял по ту сторону этого «укрытия». Но логично и другое объяснение: девочка в своих фантазиях кого-то себе представляла, разговаривают же дети с игрушками или с придуманным «карлсоном».

Девушка на рецепшене твердо заявила, что мужчины в красном ни в корпусе, ни возле двери снаружи не было – может, с территории явился, откуда-то сбоку. Зато видела старушек, которые сидели на скамейке у входа в корпус, когда Вера рассталась с дочкой. «Это две сестры из 205-го номера, они оставили мне ключ и ушли в третий корпус, даже спросили, где он находится, – они ведь только накануне в санаторий заехали». Кузовлев к ним постучал – их комната окнами смотрит в противоположную сторону от входа. Обе обратили внимание на женщину с коляской и симпатичной девочкой, потому что они поздоровались. Девчушка помахала маме рукой и взобралась на слоненка. Сестры посидели еще минут пять, сдали ключ и отправились к кардиологу в третий корпус. Никого, кроме малышки, на территории перед входом не заметили.

Появился Павел Садовский: нашел мальчугана, который с утра рулил на самокате. После завтрака сказал, снова приходила бабушка с двумя мальчиками, они всегда здесь бывают. Еще прибегали его друзья из шестого корпуса. Звали кататься на велосипеде. Никакой маленькой девочки в детском городке не было.

Кузовлев теперь все внимание собрался сосредоточить на автостоянке. У выхода из корпуса столкнулся с главврачом, который сопровождал высокого мужчину в форме – похоже, следователя. «А я вас искал, – обрадовался главврач, пожимая руку Кузовлеву. – Мне передали, что вы начали расследование. И вот Василий Алексеевич захотел с вами познакомиться».

– Панкратов, – довольно сухо представился молодой человек. – Что-то выяснили, что может помочь в моей работе?

– Давайте присядем, – предложил Кузовлев, показав на скамейку.

– Мне выделяют кабинет с компьютером, пойдемте туда, – Панкратов пропустил вперед главврача.

Подробно рассказав о своих выводах, Кузовлев зашагал к беседке, где раза два отдыхали с женой в тени. На душе было как-то неспокойно: знакомство с Панкратовым в который раз настроило на негативное восприятие юридической поросли, которая расстраивала Кузовлева в последние годы не столько даже непрофессионализмом, сколько нежеланием его преодолевать. Но возможно, что в данном случае и ошибся: первое впечатление бывает обманчивым. Хотя не один раз убеждался, что именно начальное восприятие человека подтверждается в ходе дальнейшего его узнавания. Во всяком случае, у него так и случается. Даже будущую жену вычислил с первого взгляда. Анюта сидела в парке на скамейке среди подружек, он шел мимо с занятий в университете – важный дипломник, лишь краем глаза глянул на щебечущих девчонок. И на одной словно споткнулся – так привлекла внимание, что через три скамейки на этой аллейке сел на четвертую, откуда весь этот девичник хорошо просматривался. Дождавшись, когда они встали, пошел следом и довел до дверей общежития пединститута. Оставалось через два дня дежурств на противоположной стороне улицы увидеть приглянувшуюся студентку, зайти за ней в трамвай и оказаться рядом на сиденье, благо не в час пик, пассажиров в вагоне можно было пересчитать по пальцам.

Жена в беседке не обнаружилась, Кузовлев вернулся в корпус. И опять в дверях встретился с Панкратовым, который к удивлению поприветствовал его неожиданным предложением:

– Не хотите пройтись до автостоянки? Там, говорят, есть видеонаблюдение.

Картинка поставила в тупик. Около темно-синих «Жигулей» девочка вспорхнула розовой бабочкой и вприпрыжку затанцевала вдоль корпуса машины куда-то вперед. Дальше ее скрыл белый лимузин, въезжавший на стоянку. Очевидно, в нем прикатили жених с невестой. Неподалеку высилась мечеть, и местные свадьбы неоднократно привлекали внимание отдыхающих, когда до регистрации в загсе молодые получали благословение муллы.

У следователей появилась, однако, некая зацепка. Узнать, чья проходила свадьба или помолвка, не представляло особого труда, и кто-то мог заметить девочку там.

В мечети направили в поселок Новый (там находился и детский городок, «обследованный» Садовским) – женился его житель Равиль Сафуанов. Дом нашли быстро – по звукам громкой музыки. Гости продолжали веселиться. Все, кто сопровождал утром молодых в мечеть, были здесь, за праздничным столом. Тут же объявился хозяин синих «Жигулей», который видел, что симпатичная девочка в розовом стояла в переднем ряду, а куда делась потом, в суматохе рассаживания по машинам уже не заметил. Подтвердила ее присутствие на церемонии и невеста, во всяком случае, в начале, а дальше ей уже было не до наблюдений. Кстати, тех, кто сопровождал тогда молодых, оказалось не так много – восемнадцать человек, и никто на ребенка в розовом платьице вообще не обратил никакого внимания, тем более что и в их группе, и среди любопытствующих зрителей было немало детей.

Удивительно, что мечеть располагалась на санаторной территории. Кузовлев спрашивал у главного врача, почему так, тот рассказал, что бывший их директор возвел молельню в память о своей матери, она и называется Ляля. Когда его снимали три года назад за финансовые махинации, ему эту мечеть припомнили, как построенную на незаработанные деньги.

Прямо за мечетью начинался горный подъем, заросший сосновым бором, и, хотя в передней его части были проложены тропинки с указателями длины прогулочных маршрутов, лес тянулся дальше, и его густота пугала заброшенной мрачностью и непроходимостью запутанных зарослей. Единственное, что успокаивало: с внешней стороны вся эта глухомань была закрыта высоким санаторным забором, входя в собственность здравницы. Панкратов грустно покачал головой: ниточка снова оборвалась. «Отдыхайте, я вас отвлек от отпуска, – кивнул на прощанье Кузовлеву, – буду копаться в старых судебных делах, может, наткнусь на маньяка. Между прочим, хозяин «Жигулей» утверждает, что никакой красной футболки у него нет, а был он в белой рубашке».

Следующим утром к столику, где супруги завтракали, подошла Вера с сынулей на руках и незнакомым мужчиной.

– Евгений Ордынцев, – назвался он и попросил Кузовлева: – Можно вас отвлечь на минутку?

Вера, бледная, с покрасневшими от слез глазами, едва держалась на ногах. Муж усадил ее на диванчик в вестибюле, повернулся к Кузовлеву:

– Я вчера приехал, нас тут же с Верой пригласил следователь. Какие-то странные вопросы задавал, с Верочкой так жестко разговаривал, будто она нарочно дочку бросила.

Голос его дрогнул, но он сдержался:

– Олег Викторович, мы бы хотели, чтобы вы независимо от официального расследования вели свое. Любые деньги, любая благодарность… У меня неплохой бизнес.

– Ну что вы, о чем? – замахал руками Кузовлев. – У меня нет тех возможностей, что у законного следствия. Но, конечно, подключусь, попробую…

– Тут к нам аниматоры обратились, которые с детьми занимаются. Студенты, парень и девушка, свои услуги предложили. Они волонтеры, так это вроде называется. Таня и Игорь. Может, они вам помогут.

Анюта встретила смущенное заявление «о некоторой занятости» во время отдыха с полным одобрением:

– Я сама хотела тебе предложить не бросать поиски. Такая девочка чудесная… Кому только в голову пришло ее похитить! Хоть бы живой осталась.

У ворот, где был въезд в санаторий, в своей будке сидел тот же пожилой охранник, который встречал приехавших в санаторий на такси Кузовлевых и вызывал тогда местный транспорт для перевозки вещей. Предъявив удостоверение и выяснив имя-отчество, Кузовлев поинтересовался, кто вчера пропускал машины.

– Я же и дежурил, – откликнулся довольный почтительным обращением Егор Спиридонович. – Какие машины отсюда выезжали, хотите знать? Сейчас поглядим.

Открыл толстый фолиант с записями:

– Не так много… Правда, с утра целая свадебная процессия: автобус, лимузин, джип и пара «Жигулей». Ближе к обеду отдыхающая уехала, по фамилии Звонарева Г.В.

Кузовлев предположил, что это тёща Садовского Георгина Витальевна отправилась в полицию. Записал номер – проверить.

– А дальше только наши сотрудники, ближе к вечеру. По домам разъезжались. А без машин, так тут за день столько людей пройдет, на них и не смотрю.

– Понятно. А кто-то, может быть, въезжал вам незнакомый?

– Накануне вечером двое отдыхающих: в 3-й корпус Кац Н.Д., в 5-й – Ромова Т.С. А утром вчера только наши сотрудники – на работу. Но тут еще такая петрушка есть, – добавил дежурный. – Со стороны поселка две калитки в ограде – с вахтерами. Бывает, около них машины останавливаются, и люди в санаторий проходят. Пассажиров из машин дежурные обязаны проверять. А кто без машин, так свободно идут. Иначе всех не напроверяешься, отдыхающие то и дело снуют – гуляют, на пляж ходят, в церковь на служение, на рынок – кто куда…

В кабинках возле калиток немолодые вахтеры, видимо, подрабатывающие пенсионеры, сказали, что машины тут стояли, как обычно, – тех сотрудников, что живут в поселке. Народу проходило немало, но свои – либо санаторные, либо поселковые, почти всех уж в лицо изучили. Чужие появляются с вечера пятницы по понедельник – городские приезжают на пляж и к святому источнику. Так что в будни таковых не было…

В общем, надо опять думать, что же предпринимать дальше. То, как собирался действовать Панкратов, показалось Кузовлеву не сулящим удачу: отсутствовала «чистота эксперимента». Можно было собрать данные на сотрудников санатория, на жителей поселка Новый. Но куда девать сотни отдыхающих, да еще при почти ежедневной их сменяемости? И разве исключено, что преступник явился из райцентра Зеленодольск, который тоже в непосредственной близости? Вопросы, вопросы – и все пока без ответов.

Между тем, миновал еще один день без каких-либо следов Светочки Ордынцевой. Сосновый бор в самых глухих местах «прочесали», как они сами выразились, симпатичные ребята из музыкально-педагогического колледжа – волонтеры Таня и Игорь. По просьбе Кузовлева они и на пляж ходили – он небольшой, на берегу речки два десятка лежаков под зонтиками – там народ расспрашивали. А два неглубоких пруда, заселенные утиными семействами, вдоль и поперек мутили какими-то длинными батогами с сетчатыми корзинками местные мужики – видимо, по наводке Панкратова.

Кузовлев снова мучил своими вопросами милую девушку, что дежурила на рецепшене: кто выходил из корпуса в течение небольшого промежутка времени, когда пропала девочка. «Как назло, в понедельник и вторник видеосистема не работала», – сокрушалась Регина, силясь восстановить в памяти, кого еще заметила. Конечно, в тот час мало кто был в корпусе, только что на массаже или новенькие на приеме у врача. К тому же сама на что-то отвлекалась, разговаривала по телефону, да и не всех отдыхающих успела запомнить в лицо: «Из наших две горничные спустились с пятого этажа – тетя Маша и Айгуль Тимашева. Еще Юра Сивцев проходил – покурить, наверное. А, вспомнила! Парикмахерша Люся спешила в 6-й корпус, ее вызвали к какой-то «шишке» из города… Может, кого я и пропустила, особенно из новых отдыхающих…»

«Сивцев же не говорил, что выходил из корпуса», – сразу мелькнуло нечто похожее на подозрение, и Кузовлев поднялся в массажный кабинет.

– Запамятовал сказать… Когда перерыв у меня оказался, спустился перекурить. Но девочки около слоника уже не было.

Кузовлев снова подошел к Регине: «Горничные и массажист через сколько времени обратно поднимались?»

– Горничные вообще, по-моему, закончили работу – они без халатов были и без инвентаря. А когда Юра возвращался, я, видно, пропустила. Наверное, минут через десять. Он редко перекур устраивает, клиенты у него один за другим.

Анюта собралась на экскурсию в павлиний питомник. Осторожно заикнулась, сможет ли и он поехать: «Это недалеко, минут тридцать на автобусе. Какой-то частник разводит павлинов и попугаев». Кузовлев согласился отвлечься, тем более что пока не представлял, в какую сторону повернуть дальнейший поиск.

Через открытое окошко дул приятный ветерок. Автобус подпрыгивал на ухабистой проселочной дороге. Мелькали аккуратные деревенские домики с огородами и садами, перемежаясь желтыми полями недозрелых подсолнухов. Особняк, к которому подъехали, выделялся и размерами, и добротной отделкой. Высокий забор огибал солидную территорию. Возле калитки красовалось панно с нарисованной птицей, ее маленькое туловище венчал пестрый веер роскошного хвоста и стихотворная надпись: «Дружок, павлинов посети! Питомник на твоем пути!»

– Ну что ж, дружок, – подал руку жене Кузовлев, – пойдем посещать этих царственных птичек. Только почему попугаи не отражены в афише?

– А ты, дружок, предложи подходящий стих, – откликнулась Анюта, намекая на способность мужа сочинять шутливые вирши на юбилеи друзей.

– Без проблем! – засмеялся Олег Викторович и тут же выдал продолжение рекламного призыва: «И пусть вас не испугает, что в вольере попугаи. Это же не страшный зверь, открывайте нашу дверь!»

Из калитки вышел навстречу полноватый мужчина в джинсах и футболке с нарисованным попугаем: «Я – Лаврищев Петр Зиновьевич, любитель редких представителей фауны. Содержу их, так сказать, для собственного удовольствия и другим даю возможность красотой налюбоваться. Прошу в наш птичий рай. Моя жена Валерия сопроводит вас комментарием». Его цветистая речь вызывала улыбку, не сочетаясь с курносым носом и щекастой физиономией. Экскурсовод, напротив, была стройна до худобы, а ее сведения о вышагивающих по сочно-зеленому ковру красавцах были просты и понятны. Сине-фиолетовое оперение переливалось на солнце золотистыми искорками, и, будто понимая свою волшебную неотразимость, птицы передвигались с высокомерной грацией моделей на подиуме. Попугаи, свободно летающие за решеткой просторной клетки, выглядели более простецким народцем, а двое толкались на жердочке, самой близкой к публике. Валерия позвала: «Здравствуй, Тоша!» – и получила в ответ почти воронье карканье: «Здр-р-ра-ствуй!» Потом посыпались оскорбления в адрес любопытных зрителей: «Дур-р-ра-ки, р-ра-бы, р-ра-зявы, р-ру-ти-на…»

Опять появился хозяин: «Вам наверняка понятно – на благородном хобби особо не заработаешь. Это, так сказать, культурная среда жизни. А для экономической составляющей держу ферму с индюшками. Могу показать, пройдемте за мной. Это недалеко, триста метров отсюда. Индюк – тоже интересный экземпляр фауны…»

Анна Павловна опустилась в тени на скамейку: «Я не пойду. Ужасно жарко. Алик, я тут подожду». Но Олег Викторович устроился рядом: «Я что, индюков не видел? Лучше павлинами полюбоваться».

– И то верно, – кивнула с улыбкой Валерия. – Полностью с вами согласна. Сама в индюшатник хожу только их кормить. А здесь душой отдыхаю.

Принесла низенькую табуретку – видимо, поговорить хотелось, не одни экскурсии водить. В том и призналась: «Посетители у нас редко, пообщаться не с кем. Мы немного на отшибе, иначе с таким хозяйством соседей утомишь. А муж без живности не может. С первого класса на птицах помешан, мы с ним учились вместе, за одной партой сидели. Вот и досиделись, – засмеялась.

– Детки есть у вас? – спросила Анюта.

– Двое, дочка школу заканчивает, а сын в пятом классе. Сейчас они у деда с бабушкой на каникулах, в Зеленодольске, – и через паузу спросила: – Вы ведь из санатория? Там, говорят, девочка пропала? Не нашли? Нет?

Повздыхала: «Родителям-то каково… Может, это наш маньяк опять объявился?»

– Что за маньяк? – навострил уши Кузовлев.

– Да из соседнего села. Года полтора назад первоклассница исчезла. В школу шла, на ближайшую улицу. Через неделю ее труп нашли аж в Магнитогорске. Мучил-мучил и убил.

– И кто убийца? Арестовали?

– Родители его тут жили, в Богушеве, от нас близко. А он в Магнитогорске в такси работал. Может, на свободу уже выпустили, взялся за старое? У нас ведь какой-нибудь воришка пачку сигарет стащил и полный срок сидит, а кто людей загубил или казну обчистил, тому амнистию быстренько состряпают или вообще условную статью придумают…

Кузовлев никогда не защищал в разговорах своих коллег, хотя обидно бывало, что при порочной системе огульно причисляют к негодяям порядочных. Сам служил избранной профессии честно и знавал в своей среде не менее добросовестных. Анюта с Валерией о чем-то еще затеяли разговор, а он отошел к вольеру с попугаями: сообщение о маньяке требовало совета с Панкратовым, тот мог быстро получить нужную информацию. Сколько раз в юридической практике так бывало, что чистая случайность вдруг уводила следствие по новому пути.

Когда зашел к Панкратову, с удивлением застал у него массажиста Сивцева. Тот был красный, взвинченный и продолжал нервные выкрики, даже не прореагировав на приход Кузовлева: «Дурак я, связался с вами. Всю правду выложил. Забыл, сколько от вас натерпелся. Зарок себе давал – живи тихо, не реагируй, не ввязывайся…»

– Проходите, Олег Викторович, добрый день, – Панкратов прервал словесный поток Сивцева, объяснил: – Пытаюсь понять, зачем в то утро Юрий Борисович покидал свой кабинет и не общался ли с девочкой Ордынцевой. Тем более, что ранее в судебном порядке был наказан за интерес к несовершеннолетним.

– Какой интерес? Что вы мелете! – вскинулся парень.

– Выбирайте выражения, – урезонил его Панкратов. – Вы же не отрицаете, что восемь лет назад изнасиловали 14-летнюю Людмилу Аксёнову.

– Отрицаю, не насиловал. Все было по обоюдному согласию. Я же вам говорил – она в меня влюбилась. Я в выпускном классе учился, мне уже 18 лет, а она в седьмом. Письма без конца писала, свидания назначала, у нее дома все и произошло.

– Но ведь произошло, – хмыкнул Панкратов.

– Сама напросилась. Потом родители ее узнали, такой хай подняли… В колонию меня и загнали. Люська мне туда письмо накатала, прощения просила. Жалко, в сердцах его порвал… А эта совсем девчушка, она же крошка… У Люськи – фигура женская, к себе манила. А тут… Вы с ума сошли меня обвинять… Да я ни сном, ни духом… – он чуть не плакал, даже руки дрожали.

– Успокойтесь, – вмешался Кузовлев. – Насколько я понимаю, вас пока ни в чем не обвиняют, просто выясняют ваше местопребывание, уточняют обстоятельства.

Сивцев дернулся, взгляд как у затравленного зверя:

– Я вам лично все, как есть, рассказывал. Что же еще надо?

– Как выяснилось, не все сообщили. О том, что курить выходили, утаили, – спокойно констатировал Кузовлев.

– Не утаил, а забыл.

– Странно забыли, – усмехнулся Панкратов. – Причем, никто не видел, когда вы возвращались обратно. И возвращались ли…

– Ну, это уж вы хватили! У меня всего полчаса был перерыв. Следующий пациент подтвердит, он же приходил на массаж.

– А следующий пациент, согласно документам, в тот же день выписался из санатория… Может, и не бывал у вас, – подытожил Панкратов.

И Кузовлев лишний раз про себя отметил, что этот молодой следователь достаточно тщательно проверяет полученные сведения. В данном случае как раз то несоответствие в показаниях массажиста, на которое обратил его внимание Кузовлев.

– Можете быть свободны, – махнул рукой Панкратов. – Пациента вашего найдем, выясним. Кстати, чтобы спрятать девочку, полчаса вполне достаточно…

– Опять вы за свое, – уже без прежнего эмоционального надрыва тяжело вздохнул Сивцев. – Ладно, выясняйте, я-то знаю, что он у меня был…

После ужина отправились с Анютой в кинозал: показывали «Военно-полевой роман», который можно было пересматривать не один раз и всегда восхищаться тем трогающим душу лиризмом, который пробивается у Петра Тодоровского в самых обыденных, а порою и жестоких обстоятельствах. Анюта из всех исполнителей выделяла Инну Чурикову: «Гениальная! В каждом повороте головы, в каждой улыбке целый мир чувств…» Кузовлев погасил ее эмоции коварным вопросом: «А ты смогла бы так? Терпеть, быть доброжелательной к сопернице?»

– При чем тут я? – рассердилась, а потом почти всерьез ополчилась на него: – Что ты имел в виду? Признавайся… Зачем спросил? Да, давай, рассказывай, кто она. К кому мне быть доброжелательной?

Допрос чуть из шутки не превратился в сцену ревности, если бы их не догнал Панкратов: «Олег Викторович, сведения такие… – и на мгновение остановился, чтобы произнести «Добрый вечер!» в сторону Анны Павловны. – Маньяк этот, таксист, Зубавин по фамилии, отсиживает срок в колонии строгого режима. Но я еще одного нашел, он отсидел и давно выпущен на свободу. Живет в поселке Новый. Чем черт не шутит, вдруг он. Завтра хочу туда наведаться».

– Меня с собой захватите?

– Конечно! – Панкратов провозгласил это с такой неподдельной радостью, что Кузовлеву даже подумалось с некоторой долей гордости – может быть, молодой служитель Фемиды совсем не прочь у него, опытного, чему-то и поучиться…

Жара не спадала даже утром, когда вдоль утиных прудов они шагали по прогулочной тропе в сторону поселка. Было безлюдно, отдыхающие завтракали. Возле входа в грот к святому источнику стояла женщина с мальчиком на костылях – здесь, как правило, даже очереди бывали «за исцелением». Надо было у кого-то спросить, где дом, который они ищут: поселение разбросано без особого порядка, есть и улицы, и просто группы двухэтажных строений. Издали увидели добротное здание, похожее на учреждение. Поспешили туда: на воротах – крест, у входа – священник в рясе. Кузовлев учтиво поклонился: «Будьте любезны, батюшка…» Тот сначала поинтересовался, откуда, мол, будете, потом показал, как идти: «Молотилов, говорите? Да, живет здесь, наш прихожанин». Кузовлев полюбопытствовал: «Красивый этот особняк ваш?» «Не только мой, – солидно ответствовал отец Михаил, как он отрекомендовался, – половина для семьи, у меня детей шестеро, а половина – церковное помещение. Высшие служители приезжают, так живут как в гостинце. Для трапез есть расположение, и для сирых обитель находится…»

Батюшка оказался толковым: в самом деле, зеленая калитка в высокой ограде из сетки-рабицы была украшена деревянной резьбой с почтовым ящиком посередине, а на нем фамилия – Молотилов. Надавили на звонок, открыл атлетического сложения детина лет за пятьдесят. Следователи непроизвольно встретились взглядами: на нем была красная футболка. Показали удостоверения, спросили фамилию. Он пригласил войти.

Комната производила впечатление благополучия: окна – стеклопакеты, телевизор шириной чуть ли не в полстены, угловой диван, остальная мебель светлого дерева с причудливым узором. Хозяин сидел нахохлившись, пока следователи осматривались, потом, словно что-то надумав, произнес с угодливой улыбкой: «Может быть, чаю или кофейку?» Кузовлев разрядил напряжение: «Мебель у вас необычная. В какой стране такую производят?»

– Вот этими руками, – ответил и взглянул с каким-то внутренним достоинством.

– Где научились? – с явным подвохом включился в разговор Панкратов.

– Вы же знаете где, – склонил голову и снова напрягся.

– Паспорт свой достаньте, пожалуйста, – попросил Кузовлев и снова постарался расслабить будто спрятавшегося в скорлупу Молотилова. – Имя у вас какое необычное – Самсон. Кто так нарёк?

– Батя мой, Макар Евграфович, царство ему небесное, – вздохнул и объяснил: – Он из купечества происходил, а там имена-то старинные бытовали.

– Вы понимаете, почему к вам пришли? – вернул разговор в нужное русло Панкратов.

– Нет, не понимаю, – с жалкой полуулыбкой промямлил Молотилов.

– В понедельник утром к седьмому корпусу санатория зачем приходили? – Панкратов буравил его взглядом.

– Не был я там, – отвернулся от его глаз, но тот не отставал: – Что произошло в то утро, надеюсь, хорошо знаете?

– Кто ж не знает, все в курсе, – почти прошептал Молотилов.

– Я не про всех спрашиваю, а про вас одного. Камера видеонаблюдения показала, что вы там в это время находились, – соврал про неработавшее в тот день видео Панкратов.

– Ну, был… И что? Что это доказывает? – обреченно промолвил и совсем сник, весь съежившись, вначале показавшийся огромным мужчина.

– А то это значит, что придется вам с нами пройти, – жестко отчеканил Панкратов.

– Нет, нет, – мотнул головой Молотилов. – Не имеете права… Я со своим недугом уже десять лет борюсь. В церковь хожу, грехи отмаливаю. Свое отсидел, больше не хочу… – голос у него сорвался.

– А тут такая крошка миленькая рядом оказалась, – подхватил Панкратов. – Куда вы ее дели? Что с ней сотворили?

– Да ничего я с ней… Поговорил только и домой пошел, – сглотнув слюну, еле слышно проговорил Молотилов.

– Кто-то может подтвердить? – спросил было Кузовлев, но Панкратов перебил, не дожидаясь ответа, задал свой вопрос с недоброй усмешкой: – А скажите-ка, Самсон… э… Макарович, не побывали ли вы тогда в мечети у новобрачных, а?

– Побывал, – опустил голову Молотилов. – Туда и пришел – полюбопытствовать. Сынок моего кореша бывшего женился.

– Почему бывшего? – поинтересовался Кузовлев.

– Со школы дружили. А как случилось со мной, отвернулся…

– Ну и зачем пошли, коли так? – пожал плечами Кузовлев.

– Обидно. Думал – может, заметит меня, и будет все у нас как раньше…

– Видите, как ловко выкручиваетесь, – хмыкнул Панкратов. – Сначала соврали, что домой пошли. Теперь насчет кореша сочинили. А не потому ли в мечеть направились, что туда девочка побежала?

– Да, она там стояла, но от меня далеко.

– Может, видели, с кем стояла? Опять что-нибудь придумаете? – продолжал Панкратов.

– Не обратил внимания. Там народу было много, – вздохнул Молотилов.

– О чем с девочкой разговаривали? – спросил Кузовлев.

– О чем?.. Как ее зовут, с кем отдыхает… Она бойкая такая. А вы, говорит, откуда, тоже отдыхающий? Сказал, что недалеко живу, что пришел на свадьбу в мечеть… Но я быстро от нее ушел, хотел посмотреть, кого из гостей пригласили…

– Та-ак… На церемонии до конца были? – Панкратов не спускал глаз с Молотилова.

– Только до тех пор, пока Вилька меня не увидел, кореш мой.

– Он что, вас выгнал? – уточнил Кузовлев.

– Нет, но обозлился. Я ж его хорошо знаю, по лицу понял. Ну, я плюнул и ретировался.

– С девочкой? – опять подхватил Панкратов. – Нет? И кто подтвердит ваш уход и время?

– Не знаю. Не было дежурного у калитки, на выходе к поселку… Отдыхающие попадались, но я им не знаком.

– То-то и оно, – протянул Панкратов с ехидством. – Алиби-то у вас не вытанцовывается, дражайший Самсон Макарович. – Да, кстати, а где ваша Далила?

– Какая еще Далила? – огрызнулся Молотилов.

– Вы женаты? – перевел на понятный язык Кузовлев.

– Нет, не женат. Здесь еще сеструха моя проживает. Дом-то родительский. С ней сын взрослый, 25 лет, оба в Зеленодольске в стройконторе работают. У них машина есть, вот туда и ездят.

– Какой марки машина? – тут же среагировал Кузовлев, держа в памяти видео с автостоянки.

– Всего-навсего старый джип, на «Мерседесы» мы не заработали…

– Чего ж так скромно? Вон вы какую мебель понаделали. За нее тысячи можно получить, – недоверчиво прищурился Панкратов.

– Можно. Только чтоб один такой стул с резьбой сотворить, одного месяца будет мало.

– А спешить-то вам куда? Вот разберемся с вашим враньем – глядишь, еще одну ценную профессию освоите, – резюмировал Панкратов. – Пока вас оставляю, с подпиской о невыезде. Номер телефона назовите. Чтоб повестку долго не доставлять, позвоню – вызову в Зеленодольск. И не вздумайте скрываться! Везде достану.

Однако Молотилов скрылся. Номер его телефона не отвечал, а когда повестку доставил зеленодольский курьер, сестра сказала, что накануне вечером он собрал свои вещи в рюкзак и ушел, не объявив куда.

Панкратов тут же уехал из санатория – объявлять розыск, предупреждать вокзал и аэропорты. Наскоро простившись с Кузовлевым, корил себя за мягкость: «Зачем я его дома оставил, до сих пор не пойму. С самого начала был уверен: он девочку похитил. Все сошлось: и красная футболка, и пребывание в санатории именно в то время, когда Света пропала, и присутствие его в мечети. Теперь ищи-свищи ветра в поле…»

Кузовлев, хоть и не был стопроцентно уверен в виновности Молотилова, но все равно как-то свободнее себя почувствовал в связи с отъездом Панкратова и нацеленным его поиском подозреваемого преступника. Может, так оно и есть, и расслабиться в отпуске следовало теперь себе позволить. Анна Павловна тут же записалась на очередную экскурсию, и они поехали в довольно далекую деревню, где прихожане своими силами восстанавливали пострадавшую во время пожара старинную церковь, в которой остался целым лишь иконостас да сохранились таблички с ятями на захоронениях священнослужителей. Пока жена изучала старославянское написание на могильных плитах, Олег Викторович с интересом наблюдал, как рьяно местная активистка вытягивает с экскурсантов деньги «для воссоздания храма». Женщины выстроились к ней в очередь «на освящение» записок с просьбами к Всевышнему. Кузовлев силился понять, почему надо что-то писать за пятьдесят рублей «с носа», когда верующий человек может в искренней молитве испросить здоровья или излечения и себе, и ближнему.

Вернулись к ужину. У дверей номера ждал Евгений Ордынцев. Вид у него был потерянный, и Кузовлев испугался, не появились ли недобрые вести о Светочке.

Вести, неожиданно возникнув, наоборот вселили некую надежду. Утром мужской голос произнес по телефону: «За дочь – три с половиной миллиона. И не спеши в полицию. Иначе не увидишь живой». И дальше – гудки.

– Я ждал в течение часа. Надеялся: скажет, куда приносить. Нет, глухо, – Евгений сдерживал волнение. – Что теперь делать, Олег Викторович?

– Ждать. И доставать деньги.

– Деньги у меня есть. В том-то и дело, что именно такую сумму я заработал, выполнив крупный заказ.

– А вот тут поподробнее, – попросил Кузовлев.

– У нас общий бизнес с Пашей Садовским. Мы же с ним оба инженеры – он строитель, я химик. Ну и арендовали небольшое помещение, делаем утеплители для жилых домов. У нас свое ноу-хау, товар пользуется спросом. Работали вчетвером: еще двое рабочих с нами. А тут случился огромный заказ из северного городка – Буржинск называется, в честь первооткрывателя каких-то минералов. Мы привлекли еще двоих, торчали там день и ночь, выполнили даже досрочно. Получили очень хорошую прибыль, сняли новый цех побольше и себя не забыли: все остались довольны, а мы с Пашей начислили себе по три с половиной миллиона.

– Вот как, – протянул Кузовлев. – Телефончик не отпечатался, конечно?

– Не отпечатался, да он и не на мобильник звонил.

– На домашний?

– Нет. На тот, что в цеху.

– В старом цеху или в новом?

– В старом. Мы в новый еще не въехали. Только об аренде договорились.

– Все рабочие ваши в пределах досягаемости?

– Да, конечно. Двое продолжают у нас трудиться. А двое других – это свои: мой братишка двоюродный и жених Пашиной тёщи. Так что с каждым можно встретиться, всех могу к вам сюда доставить.

– А скажите-ка, пожалуйста, у вас некто Молотилов никогда не работал? – наугад спросил Кузовлев, заранее предвидя отрицание.

Так и произошло. И все-таки вопрос напрашивался: мог ли и каким образом, через кого-то, например, узнать про деньги и про номер телефона Молотилов? Ведь то, что он сбежал, увеличивает подозрения на его счет. Непонятно только, почему звонок о выкупе раздался не сразу. Хотя, если преступник что-то понимает в психологии, он поступил очень правильно, заставив родных как следует переволноваться и даже настроиться на худшее. И вдруг лучик надежды – тут уж любые условия примут. Правда, повидав этого Молотилова, Кузовлев с трудом мог предположить, что ему подвластны какие-то обдуманные ходы.

С утра пораньше Ордынцев появился с двумя своими рабочими. Молодые парни имели бесспорное алиби, поскольку в день пропажи Светочки работали в цеху. Оба твердо заявили, что никому насчет получения больших денег не рассказывали. Иван вообще живет один в общежитии, а Тимур снимает комнату с любимой девушкой, но она сейчас в отпуске у родителей, и ему даже не с кем было поделиться радостью, что заработал целый миллион. Что касается телефона в цеху, то они им никогда не пользуются, даже номера не знают: у каждого есть персональная связь – у одного мобильник, у другого – планшет.

– Завтра постараюсь разыскать Вадима, брата своего, и Михаила Афанасьевича – это будущий муж тёщи Паши Садовского. Думаю, не откажутся со мной или самостоятельно сюда подъехать. Ордынцев попрощался, а Кузовлев опять настроился на нулевой результат и начал прокручивать вариант с Молотиловым, который, согласно логике, никак не укладывался в голове: слишком далек этот Самсон от Ордынцевых и Садовских, точки пересечения не просматривались. Если просто позарился по старой памяти на ребенка… Но тогда откуда взял номер телефона?

Вадим оказался рыхлым блондином с хитроватыми глазками и скептической ухмылкой после ответа на каждый вопрос. «А почему я должен скрывать заработанные всего за две недели целых пятьсот тысяч? – вопрошал, прищурив и без того узкие и почему-то смеющиеся щелочки глаз. – Я даже своих друзей пригласил такое событие отметить. Кроме жены моей, еще две пары присутствовали – Сухаревы и Ситдиковы. Могу адресочки подкинуть и номера телефонов. Только сдается мне, что они даже про существование этого санатория вряд ли знают, не то чтобы сюда ехать и кого-то похищать».

– А жена ваша кому-то могла рассказать? – спросил Кузовлев, номера телефонов однако записал.

– Почему бы и нет? Люба – моя гражданская жена, в салоне педикюрный мастер. Ноги скоблить скучно, вот она каждой клиентке про мой заработок и похваляется, – опять ухмыльнулся и даже хохотнул Вадим.

– Смеетесь-то вы напрасно, – покачал головой Кузовлев. – Речь идет о жизни ребенка. У вас самого дети есть?

– Бог миловал, – он погасил улыбку, чуть посерьезнел. – Я несчастье понимаю. Да только я-то тут при чем?

– Помочь, видимо, не очень хотите. Кто-то из ваших сотрудников или жена звонили вам в цех?

– Зачем? У меня свой номер есть. Через него и общаюсь – хоть с Любой, хоть с начальниками, с Женькой то есть, – опять выдал свою ухмылку.

– Не припомните ли, где сами находились в то утро, о котором речь? – Кузовлев внимательно смотрел на Вадима, но тот, невозмутимо посмеиваясь, развел руками: «Увы, алиби у меня нет. Представьте, спал у себя дома и поздно проснулся, часов в 11, не раньше…»

Хоть и остался у Кузовлева неприятный осадок после беседы с Вадимом, однако уже через пару часов улетучился, когда тот вдруг позвонил и произнес без всяких веселых наслоений: «Кузовлев? Это я, Вадим. Так вот, Люба ни с кем о моих деньгах не говорила».

Вечером, перед ужином, в дверь постучал пожилой джентльмен – с иным обозначением не ассоциировался этот похожий на англичанина (как их принято изображать) сухопарый седовласый мужчина с черной бабочкой на белой рубашке, рукава у которой, видимо, исключительно из-за лета были короткими.

– Я – Михаил Афанасьевич Друзин, – с легким поклоном отрекомендовался хозяевам. – Мой будущий родственник просил к вам зайти. Я как раз сегодня собирался навестить Георгину Витальевну. Вы, возможно, слышали, что у нас через десять дней свадьба?

– Часто навещаете свою невесту? – поинтересовался на всякий случай Кузовлев, имея в виду число, когда пропала девочка.

Тот кивнул: «Стараюсь по мере возможностей. Мы, понимаете ли, нашли друг друга в годы немолодые, этим дорожим. А в тот день, про который мне Евгений Иосифович говорил, я Георгину намеревался посетить, но она позвонила, что едет в полицию. Ну я уж сюда и не поехал, с полпути домой возвратился. Настроение уже не то, понимаете ли, было».

– Понимаю, – согласился Кузовлев. – Попрошу вас вспомнить, не говорили ли кому-то о заработанных деньгах.

– Говорил, – быстро ответил Друзин. – Причем многим. Мы, понимаете ли, с Георгиной Витальевной квартиру подыскиваем. С детьми жить нет желания. Так я на примете кое-что имел, хозяева денег ждали, вот я и сказал, что частично расплатиться могу. Да и Георгина сообщила, что Павел ей обещал без всяких процентов одолжить сумму. Я всех троих, у кого квартиры приглядел, предупредил, чтобы ждали, не продавали пока. А уж выбирать вдвоем будем, когда официально брак оформим. До этого, понимаете ли, Георгина Витальевна торопиться не хочет. Словно юная невеста, – улыбнулся. – Но мне даже так и нравится.

Кузовлев аккуратно записал координаты владельцев квартир. А собеседник его продолжал перечислять тех, кто знал про деньги: «Я, понимаете ли, в ресторане был у приятеля на юбилее, там человек пятьдесят присутствовало. Так хозяин, когда гостей представлял, про меня целую речь держал: вот, мол, бывший начальник в Автодоре, ныне пенсионер, а к пенсии аж много тысяч прибавил, никакой работы не боится, да еще в 66 лет жениться собирается. Мне даже как-то неловко стало. В перерыве, понимаете ли, некоторые ко мне подходили, знакомились и даже поздравляли. Один приезжий родственник был, из Канады, он особенно долго руку мне тряс. У них ведь, понимаете ли, культ денег… В отличие от нашего менталитета».

Досадой на этого трепача Кузовлев поделился с Анютой: «На вид такой цирлих-манирлих, а язык за зубами держать не умеет. Не только не опросить, найти даже всех теперь немыслимо».

Жена посочувствовала: «Все-таки у тебя работа от людской психологии зависит. Кто-то разговорился, информация разошлась, и уже подозреваемых бог знает сколько…» Через солидную паузу деликатно поосторожничала: «Отпуск-то хоть не прервешь? В город не помчишься юбиляра проверять?»

Олег Викторович утешил: «Панкратову передам. Пусть он решает, как тут поступить». Но сам успокоиться не мог. Все чуть-чуть наметившиеся к разработке версии утонули в количестве лиц, среди которых вполне мог быть и тот, кто позарился на добычу, сулившую немалые деньги. Даже у самих «денежных мешков», им опрошенных, нет алиби. Разве те двое молодых рабочих, которые действительно были заняты в цеху, не могли настроить на преступление кого-то другого, и тот вел наблюдение за женой и детьми Ордынцева? Мысли наскакивали одна на другую, отвергались за отсутствием логики и снова наслаивались какими-то надуманными парадоксальными ситуациями.

После ужина и вечерней прогулки Анна Павловна отменила телевизор: «Ложись пораньше, пожалей свои нервы, поспи подольше».

Заснул мгновенно, но перед рассветом его разбудил тревожный сон. За ним гнались какие-то разбойники в красных футболках. Когда он почти оторвался от них, из-за угла вылез Молотилов в рубашке с черной бабочкой, потом лицо его как-то поплыло в сторону, заменившись на хитрую ухмылку Вадима…

– Ты что, Алик? – проснулась Анюта. – Весь мокрый… Бормочешь во сне. Не заболел?

Потряс головой, приходя в себя. И заулыбался:

– Все в порядке. Герои мои приснились, покоя от них нет. Ни мне, ни даже тебе. Спим, еще рано.

Второй день от Ордынцева не было вестей, и Кузовлев не выдержал – позвонил. Тот отвечал как-то неуверенно, что, мол, все без изменений, потом пообещал после обеда приехать.

– Пойдемте, погуляем, – попросил и, выйдя из корпуса, заметил: – У стен есть уши.

– Вам позвонили, – нисколько не сомневаясь, произнес Кузовлев.

– Да, еще утром. И очень жестко предупредили: «Если обратитесь в полицию, девочку получите частями».

– Что требовали?

– Отнести деньги в камеру хранения на вокзале и к следующему звонку назвать код.

– И вы?

– Я только что положил. Звонка теперь надо ждать. Олег Викторович, я вас прошу, пожалуйста, ничего не говорите Панкратову. Мне теперь глубоко наплевать, кто это сделал. Я хочу видеть дочь.

– Понимаю, – вздохнул Кузовлев. – Наверное, вы правы. Главное – вызволить Светочку. В конце концов, преступников вычисляют и постфактум. Так тоже бывает… Но у меня к вам ответная просьба. Все-таки сообщите мне, как и где назначат вам передачу дочки.

– Конечно, обязательно, – согласился Евгений и заторопился: – Поеду сидеть у телефона.

– Можно было бы попробовать вычислить, с какого номера звонят, но тогда надо подключать Панкратова.

– Нет, нет, ни в коем случае, – замахал руками Ордынцев.

Когда утром после завтрака Кузовлев отправился лечить поясницу магнитным поясом, он не поверил своим глазам: верхом на слонике сидела Светочка, а рядом стояла счастливая Вера со Славиком на руках.

– Олег Викторович, доброе утро! – просияла Вера, и он заулыбался: «В самом деле, уж такое доброе, ну просто счастье». Расцеловал девочку: «Как мы по тебе соскучились!»

– Я тоже, – своим нежным голоском проворковала маленькая красавица.

– Кто тебя привез? – не удержался от следовательского вопроса.

– Баба Люда, – ответила девчушка. – Я через дощечку прошла.

– Оказывается, в заборе есть доска сломанная, – пояснила Вера. – Она мне показала, где сюда пролезла.

– Ты на машине приехала? – продолжил Кузовлев.

– Ну да, с бабой Людой. Она доску отодвинула, я зашла, а она в машину села и уехала.

– Она умеет водить машину?

– Нет, она старенькая, – засмеялась девочка. – Там дяденька какой-то сидел.

– Он тебя и туда тоже вез?

– Я не помню. Я тогда спала. Съела булочку, из термоса сладкий чай попила и заснула. А проснулась уже у бабы Люды на диване.

– А сюда долго ехала? – попытался выяснить длину маршрута Кузовлев.

– Я тоже спала, – захохотала девочка. – Я такая соня-засоня. Но меня баба Люда рано разбудила, сказала: «К маме поедем!» Я запрыгала от радости.

Вера приложила палец к губам, и Кузовлев понял, что она не сказала дочке о похищении, оставив ту версию, которую ей озвучила эта инкогнито – баба Люда: «Папу срочно вызвали в другой город по делам, он забрал с собой маму с малышом, а тебя попросил пока пожить у меня – мы с ним близкие знакомые».

– Светочка, где ты встретилась с бабой Людой? – девочка на вопрос Кузовлева даже плечиками пожала: «Как где? Прямо в мечети, когда все расходились».

– А машина где стояла? У ворот?

– Нет, она не стояла. Она подъехала, и мы сразу сели.

– Машина красного цвета, да? – спросил наугад.

– Нет, голубая.

– Обратно тоже ехали на голубой?

– Обратно на черной, – мотнула головкой Светочка, слезла со слоненка и потянула мать за руку – похоже, на вопросы отвечать ей надоело.

Кузовлев заспешил в дальний корпус на магниты, раздумывая над странной информацией и понимая, что без новых расспросов девочки просто не обойтись.

Увидев Ордынцевых еще издали, когда возвращался, сменил маршрут и подошел к песочнице, где Светочка играла с братом, а Вера сидела рядом на скамейке. Подсел к ней, тихонько объяснил: «Попытаюсь что-то выяснить у вашей дочурки. Не беспокойтесь, я осторожно».

– Какой дом ты слепила замечательный, – «подлизался» к Светлане. – Ты, наверное, строителем хочешь стать?

– Вот и не угадали, – повернулась к нему девочка. – Я буду моделью. Показать, как хожу на подиуме? – и, не дожидаясь ответа, продефилировала около скамейки так похоже на профессиональных манекенщиц, что Кузовлев руками развел: «Слушай, просто гениально. Но тут ведь не только красиво ходить надо, а самой быть немножко дизайнером. Знаешь, кто такие дизайнеры?»

– Конечно, знаю. Как красиво украсить…

– Да, правильно. А на свадьбе красиво было?

– Очень. У невесты платье было, как на подиуме.

– А баба Люда тоже была в нарядном платье?

– Нет, – засмеялась Светочка, – в платочке.

– А квартира у нее красивая? – не очень элегантно продолжил нужную тему Кузовлев.

– Нет, у нас дома лучше. У нас картины висят и на полу ковер. А у нее только фотографии.

– И кто же на них?

– Какой-то военный. Еще мальчик в панамке. Ну, и другие, – Светочка усердно помогала братику вылепить шар.

– А гулять вы ходили с бабой Людой?

– Во дворе гуляли, а один раз в парке. Там я на паровозике каталась.

За этот паровозик Кузовлев уцепился как за опознавательный знак. Если это детская железная дорога, то в каком-нибудь селе или райцентре такая вряд ли есть. Но тут Света произнесла фразу, которая заставила Кузовлева посмеяться над самим собой. «Я там и раньше каталась, с мамой и папой», – сказала девочка. «Ну, Олег Викторович, а еще профессионалом зовешься, – мысленно поругал себя Кузовлев. – Вычисляешь близлежащие поселения, а Свету элементарно держали в городе, откуда приехали Ордынцевы и большинство отдыхающих».

– Светочка, а далеко ли до парка добираться?

– Надо в гору идти. Можно на трамвае, но мы пешком ходили.

– Дом большой, где ты жила? Многоэтажный?

– Нет, это свой дом, как дача. И двор с садиком.

– Я поняла, где это, – тихонько подсказала Вера. – Детская железная дорога только в этом парке. И там как раз улица вниз ведет, к вокзалу. Дома в основном частные вокруг.

– Что ж, это облегчает дело, – обрадовался Кузовлев. – Большой там частный сектор?

– Целая улица. И еще сбоку есть взгорье, где домики вразброс стоят.

Олег Викторович позвонил Панкратову, попросил приехать – есть новости.

– Свяжусь с городом, – тот примчался через полчаса. – Пусть проверят всех проживающих в этом квартале. Возможно, Людмил преклонных лет вычислить будет нетрудно.

– Если она там прописана, – добавил Кузовлев. – Взрослый человек мог бы проехаться и узнать этот домик, а тут ребенок… Правда, очень сообразительный. Но это уж самое последнее, что, может быть, и придется попробовать. Кстати, я даже не спросил, что с Молотиловым. Никаких следов?

– Пока никаких. Но если предположить, что он? На мой взгляд, вполне. Подставил какую-то свою знакомую из города. Машина у его племянника есть, цвет у нее какой, я не проверил… А может, и у этой бабы Люды есть у сына или у родственника. Не исключено, что и сам где-то в городе скрывается. Деньги-то забрали из камеры хранения на вокзале. Хотя цвет машины – тоже ерунда. Сегодня голубая, завтра черная. Покрасили хоть в серый, хоть в буро-малиновый…

– Резон с Молотиловым есть, не спорю. Проверять надо. В общем, тот район с частным сектором прочесывать основательно.

– Позвоню нашим, пусть поработают. Может, и сам подъеду, – подытожил Панкратов. А через два дня пожаловался: «Сидят там в городе, жиры наращивают, делать ничего не хотят, говорят, мол, некогда. Врут лентяи, шевелиться не желают. Все на этих пресловутых фейках выезжают. Любые подставы, обманы, лишь бы дело закрыть».

– Не преувеличиваете? – поосторожничал Кузовлев.

– Преуменьшаю! – завелся Панкратов. – Среди вашего поколения еще попадаются динозавры, кому до сути достучаться важно. А у молодых цинизм почти поголовный.

– У вас же нет, – улыбнулся Олег Викторович.

– У нас курс был очень порядочный, учителя хорошие. Но, поверите, это исключение из правил… В общем, занялся я, сам пробил через адресный стол. Двенадцать Людмил насчитали, из них пятеро возрастные. Вечером не выдержал – съездил. По-моему, пусто. У одной дом шикарный, у другой халупа, но без всякого садика. Еще две – прописаны, но уже почти год где-то у родных гостят в другом городе. Пятая вроде бы подходит, так у нее никаких фотографий не висит, наоборот – пара картин.

– Вот еще что, Василий Алексеич, – призадумался Кузовлев. – Я когда в школе учился, у нас химичка была откуда-то из Прибалтики, Людгардой ее звали. А еще артистка такая была – Люсьена Овчинникова. Так что Люда может вылезти из многих имен. Люция, к примеру.

– Или Луиза, – обрадовался Панкратов. – Понял, спасибо. Имена редкие, адресный стол – подсказчик…

– Представьте, Луиза сработала! – ликовал назавтра по телефону Панкратов. – Никаких Люсьен и так далее не оказалось в прописке. Я на авось посетил Луизу. Все точь-в-точь, как Светочка говорила, – домик с двором и садиком, висят фотографии, и военный есть, и мальчик в панамке, а тут еще соседка любопытная, увидела мужчину и забежала: «Люда, одолжи спички…» Ну я, конечно, вроде как дома инспектирую, какие на снос. Пришел днем, чтоб не боялись. Поспрашивал и ушел… к соседке. Чтоб без подозрений. Теперь как-то связи надо проверять у этой Люды-Луизы. Второй раз к ней пока не зайдешь, только спугнешь.

Порадовавшись лишний раз тому, что молодого коллегу охватил розыскной азарт, Кузовлев ничего не мог с собой поделать, и голова работала опять же в том направлении: кто за спиной этой внешне скромной пожилой женщины?

Панкратов не выдержал – примчался «поразмышлять». Сидели на лоджии, перебирали варианты, как не напугать бабу Люду и выведать у нее желаемое. «Никого не могу послать, – вздохнул Василий. – Всем все до лампочки, нашлась, мол, девочка и ладно, дело закрыть можно. А если это повторится еще с кем-то?»

– А меня не хотите послать? – вдруг откликнулась Анюта, которая сидела с другой стороны лоджии, уткнувшись в книжку, «чтобы не мешать разговору»…

– Как ты себе это представляешь? – почти возмутился, но сдержал себя муж. – Это же в городе, три часа езды… Да и как ты представишься?

– Не бойся, соображу, – улыбнулась и подсела поближе. – Разработаем детали.

– Не пущу одну, – вскинулся Кузовлев. – Тоже поеду.

– Остановись, собственник, – мягко попеняла жена. – Сам понимаешь, что ты там лишний.

Кузовлев вздохнул и махнул рукой:

– Ладно, давайте думать, как да что…

…Даже в самых больших и благоустроенных городах бывают совершенно заброшенные уголки, где нет тротуаров и воду берут в колонках на улице. Взгорье с разбросанными по всей высоте домиками в окружении где садов, где огородов открылось перед Анной Павловной в полной неприглядности, еще когда она ехала с Панкратовым в машине, совершая обзорную разведку по окрестностям. В частности, нужно было заприметить близлежащую школу, узнать хотя бы ее номер, потому что новоиспеченная оперативница собиралась представиться учительницей, которая переписывает будущих первоклассников. Удивительно, но это оказалось школа № 6 – такая же цифра значилась в удостоверении Кузовлевой: само провидение шло навстречу ее затее. Начала обход с дома № 1, по порядку, тем более что Луиза Афанасьевна Моральцева прописана в доме № 5, близко. Ее хозяйство, в отличие от двух соседних, выглядело довольно ухоженным: почти новый забор, аккуратно покрашенный фасад, тонкие трубы тянулись внутрь двора – похоже было на подведенное водоснабжение.

Калитка долго не открывалась, хотя шаги Анна Павловна слышала – видимо, ее рассматривали в глазок. Еще раз переспросив, кто это, на что было продемонстрировано удостоверение, хозяйка щелкнула замком. «Я из школы», – еще раз поспешила заявить, чтобы не вызвать настороженность у невысокой седой женщины, и вошла за ней в дверь.

– Что школе от меня надо? Весной уже приходили: не ветеран ли войны? Нет, родилась в 52-м. Что теперь? – она говорила спокойно, а смотрела внимательно, прямо в глаза.

– Можно пройти? Я все объясню, – с улыбкой попросила Кузовлева.

– Пожалуйста, – нехотя пригласила баба Люда. – Присаживайтесь.

– Я переписываю будущих первоклассников, – и, переведя взгляд на большую фотографию мальчика в панамке, не дала ей возразить, воскликнув: «Ой, какой у вас малыш чудесный!» Встала, подошла поближе: «Глазки такие живые, умненькие. Прелесть, что за ребенок. Внук?» Спросила наугад.

– Внук, – кивнула Луиза Афанасьевна, улыбнувшись уголками рта.

– Пойдет в первый класс? Или на подготовку?

– Пойдет, но не в этой школе, – поджав губы, отвернулась к серванту, достала конфеты: – Угощайтесь.

– Спасибо. Если честно, ушла из дому ни свет ни заря, попила бы чаю.

– Далеко живете?

– Нет, напротив парка. Просто по выходным мы в саду. Хотела успеть на первый автобус.

– Где дача? – вежливо спросила баба Люда.

Назвала район, что по пути к Зеленодольску:

– Дача-то не наша, друзей, но летом стараемся там бывать. У вас садик мне понравился, уютный.

– Да вы его почти не видели, прошли по дорожке к дому, – констатировала хозяйка.

– Глаз учительский внимательный, успела порядок разглядеть. Я по родителям, бывает, хожу. У нас ведь микрорайон огромный, но ваш участок мне мало знаком, за него вообще-то не я отвечаю. А такого мальчика заполучить в школу было бы неплохо. Сразу видно, что способный. Не с вами живет? Какой школе повезет?

– В другом конце города. Не знаю, какой номер, на подготовку куда ходил, – произнесла почти скороговоркой, наливая чай.

– А вы со мной не будете? Мне как-то неловко, что попросила меня чаем напоить…

– Буду, коли так, – села напротив, поставив на стол печенье.

– Вас как величать?

– Анна Павловна. А вашего внука как?

– Гришенька, – голос потеплел.

– Может, родители переведут его к нам? Вы бы его водили… У нас очень хорошие опытные педагоги как раз нынче и на подготовке, и в первом классе. Учеников этого возраста мало, мы каждым дорожим.

– Нет, об этом речи быть не может…

Анне Петровне показалось, что глаза бабушки увлажнились. И она продолжила «рыхлить эту грядку»:

– Наверное, со снохой не сговоритесь, обычная история… И наносят раны сердечные с помощью ребенка…

– Почти так, но не совсем, – махнула рукой Луиза.

– Зять плохой попался?

– Скорее, так. Да и какой он зять! Дочки-то уж нет давно, – тут уж и слезинка покатилась.

– Я вас расстроила, простите великодушно, – в искреннем волнении посочувствовала Анюта.

Та вытерла слезы, встала:

– Больше ни слова. Я себя приучила держаться. Так что извините, на этом точка.

Анна Павловна поднялась, понимая, что дальше в душу залезать не стоит – как бы не провалиться… Слишком сердечный разговор может привести к желанию продолжить, контакты понадобятся, а раскрывать себя никак нельзя. И без того уж себя по имени-отчеству назвала… Простились сдержанно. Для маскировки пришлось стучаться еще в два дома. Панкратов ждал на автостоянке, достаточно далеко от горы с беспорядочно разбросанными домами, а кое-где буквально лачугами. В машине наконец расслабилась, чуть позже рассказала, что удалось выяснить.

Кузовлев встречал за воротами санатория, прогуливаясь туда и обратно, по лицу было видно – волнуется. Панкратов из машины не вышел – спешил на работу. Анюта чмокнула мужа: «Есть хочу. Боялась опоздать к обеду, – и заявила почти победно: – Не раскрылась и кое-что полезное узнала».

Добавила лукаво, уловив его желание тут же получить информацию:

– Только после еды, а то упаду от голода…

Панкратов пропал, звонить ему не стали: человеку некогда, делом занимается. Как-то к вечеру, когда прогуливались, к стоянке подъехала его машина. Радостно поздоровались, сели в тенечке на скамеечку. Новые сведения складывались в цепочку, которая требовала дальнейшего поиска. Раньше в квартире у Луизы была прописана дочь Зоя с той же фамилией, в графе «отец» – прочерк, отчество названо Ивановна: как правило, такое и дают – первое, что приходит в голову, когда регистрирует ребенка мать-одиночка, а впрочем, никто не ведает, не действительное ли это имя папаши. Дочь так и была здесь прописана до самой своей смерти, случившейся четыре года назад. У нее к тому моменту остался сын, на той же фамилии – Григорий, тоже с прочерком на месте отца. Вот это и удивляло, поскольку слово «зять» в разговоре с Анютой присутствовало, да и ребенок, судя по всему, живет с этим зятем – не зятем, но, видимо, с отцом и, возможно, уже имеет другую фамилию. По крайней мере, попытки Панкратова поискать этого Григория по фамилии матери среди будущих первоклассников не удались.

– Конечно, легче всего вызвать эту Луизу повесткой и припереть к стенке по поводу удержания Светланы Ордынцевой, – делился своими мыслями Панкратов, – но ведь спугнешь главного зачинщика. А она-то его вряд ли выдаст – видимо, он ее внуком и шантажирует.

– Крутить надо попробовать через покойную дочь. Где-то же она училась, работала, были подружки, наверняка кто-то что-нибудь да знает, – размышлял Кузовлев.

– Эх, мне бы молодого помощника толкового, – вздохнул Панкратов. – Послал бы по соседям походить. Сам я в свое время побегал опером с большим интересом… Но теперь среди студентов таких и не сыщешь. Рвусь на части, но буду стараться…

И снова исчез, на сей раз до конца недели, даже не звонил. Кузовлевы наслаждались чуть опустившим градусы теплом, ходили на пляж, общались не только с Садовскими и Ордынцевыми, Анюта уже знала «полсанатория», как подшучивал Олег Викторович.

То ли Панкратов, то ли его жена оказались меломанами и приехали в санаторий, когда там среди отдыхающих появился знаменитый баритон из Мариинки, у которого родители жили в этих краях. Концерт был объявлен на открытой эстраде, сидячие места продавались, а вокруг стояли или сидели на принесенных одеялах толпы людей, даже за забором расположились слушатели. Любители приехали не только из ближнего Зеленодольска, но и до города, видимо, дошли слухи. Певец, на редкость симпатичный, дал на бис чуть не половину программы. Вечер после бури аплодисментов и громкой музыки казался удивительно тихим, гуляющие бродили вокруг прудов. Дамы познакомились и быстро нашли общий язык, а Василий Алексеевич докладывал Кузовлеву о своих «открытиях», что снова заводили в тупик. Разыскал подругу Зои Моральцевой по швейному колледжу, та ее ухажера не раз видела, помнила, что имя его то ли Стас, то ли Влад, и что именно он – отец ребенка. Дала адрес еще одной подружки, которая после окончания работала с Зоей в одном ателье. У нее сведений было еще меньше, единственное ценное, что вытекало из ее скудных рассказов: этот папаша принадлежал к какой-то крутой команде, потому что Зоя и его, и его дружков панически боялась и сына от него старалась держать подальше. Ни фамилии, ни адреса, никаких о нем сведений, откуда можно было потянуть хотя бы тонкую ниточку. Даже имя под вопросом. Зато в разговорах Зои, как вспоминала вторая подруга, мелькало похожее на прозвище имя какого-то Плиточника. Она еще спросила однажды, что это за профессия, Зоя отмахнулась:

– Какая еще профессия? Мол, так, дружок один.

– А ведь это на воровскую кличку похоже, – откликнулся Кузовлев.

– Да, и мне показалось. Я уже начал среди этой публики шуровать. Есть у меня пара гавриков послетюремных, одного нашел – нулевой результат, другой пока не отозвался. Все раздумываю, не вызвать ли Луизу на допрос, пусть скажет, кто отец ее внука.

Кузовлев не посоветовал:

– Можно спугнуть его, если он причастен к похищению. А она так точно откажется: не было у нее никакой девочки, мало ли что ребенку привиделось.

– Да, это так, – согласился Василий Алексеевич. – На соседей сошлешься, мол, видели девчушку, так опять отговорится. Она ведь, как я узнал, подрабатывает тем, что с детишками сидит, если родители работают, а в садик свое чадо отдавать не хотят.

Через два дня Панкратов позвонил: «Олег Викторович, не сможете ли ко мне в Зеленодольск подъехать? Я кое-что выяснил, надо бы посовещаться. Анну Павловну захватите, они с Викой моей вроде симпатизируют друг другу, дорогими гостями будете».

В самом деле, и богатый стол ожидал, и семейные видео были показаны, но, главное, любопытными оказались новые сведения. Некто Печатников второй год отбывал срок за мошенничество в крупных размерах. Панкратов съездил к нему в тюрьму, спросил, знает ли Зою Моральцеву, и получил в ответ: «Так ведь померла она». А дальше было совсем не трудно выяснить, что «испортил ее» Борька Елагин, который «выбился в люди» на деньгах ворованных, с прошлым завязал, где-то за городом купил себе дом. Даже мальчишку, говорят, усыновил.

Панкратов со смехом рассказал, что своими вопросами этого Печатникова чуть ли не до слез довел, когда тот без конца повторял: «Надо же, мы из одной кодлы вышли… Мне еще три года баланду хлебать, а он, гад, на свободе жирует».

– Ну вот теперь-то вызову Луизу по повестке, – подытожил Василий Алексеевич. – Вам еще сколько дней осталось? Пять? Авось удастся весь этот узелок развязать.

Как и предполагалось, повела себя Луиза Афанасьевна Моральцева очень уверенно:

– Да, была у меня девочка Светлана, попросили взять ненадолго, пока родители в отъезде. Деньги заплатили, я и возилась с ней.

– Кто попросил?

– А я не знаю, он кто. Мужчина. Паспорт не спрашивала.

– Как же вы так неосторожно поступаете? Может, это аферист какой. Вдруг девочку украл, а?

– Я со многими ребятишками сидела. Всегда нормально, никто не обманывал.

– Видеонаблюдение показало, что вы Светлану из мечети увели, со свадьбы. Как вы туда попали? Из города, за много километров… У вас вроде родственников нет в тех краях.

– Сказали, чтобы оттуда ее и забрать.

– Когда сказали?

– Рано утром, в тот день. Число уж не помню.

– Нестыковочка получается, Луиза Афанасьевна. Девочка на свадьбу случайно попала, рано утром вряд ли кто знал, что она туда побежит. Вы должны были проследить. Так что ваш подельник кое-что соображал…

– Какой еще подельник? Вы о чем?

– О том, что кто-то вас в санаторий привез. Не Борис ли Елагин, вашего внука отец?

Как прокомментировал Панкратов, она изменилась в лице, но ответила тем же ровным голосом:

– Я хоть его на дух не выношу, но и напраслину возводить не хочу. Мужчину, что про девочку просил, я раньше не видала.

– Просил или угрожал? Не воспроизведете, что именно говорил?

– Пожалуйста. Узнал, значит, что я с детишками соглашаюсь побыть, а тут его друг срочно должен уехать вместе с женой, за дочкой надо присмотреть. Ей сказать, что, мол, родители ее даже предупредить не успели, так быстро должны были уезжать.

– Допустим. Но ведь девочку вам показать надо было…

– Показали, рано утром.

– Ой ли? Неужто заранее знали, что мама ее на часик одну оставит?

Она замолчала. Потом, словно что-то для себя решив, согласилась:

– Вы правы. Он меня накануне привозил, показал их с мамой…

– Опять нет логики, Луиза Афанасьевна. Если так, то версия с мгновенным отъездом родителей Светланы рушится. Вы же опытный человек, должны бы насторожиться.

– А мне-то какое дело! Я вроде как на работе, деньги платят…

– Может, все-таки расскажете, как было на самом деле. Чистосердечное признание срок обычно сокращает.

– Какой срок? За что? – было видно, что она испугалась.

– За соучастие в похищении ребенка. И не делайте вид, будто вы наивно поверили той версии, которую озвучили… Советую указать, кто тот человек, который вас вовлек в опасное предприятие. Если не Борис Елагин, как утверждаете, то кто же? Вряд ли такая женщина, как вы, немало лет прожившая, вступит в денежные отношения с первым встречным. К вам придешь, вы двадцать раз в глазок посмотрите прежде, чем во двор к себе пустить. Так что жду вашего признания, вы же себе навредить не хотите.

– Я себя виноватой не считаю. Попросили с ребенком побыть, я согласилась. В чем тут вина?

– Зря упрямитесь, Луиза Афанасьевна. Мы ведь главного преступника и без вас найдем, только тогда вам, как соучастнице похищения ребенка с целью вымогательства денег, грозит статья, куда более суровая, чем если согласитесь на добровольное признание и содействие следствию.

В общем, этот первый допрос Луизы мало что дал в смысле установления личности преступника. Зато родил у Панкратова идею проверить в санатории, не значилась ли там Моральцева среди отдыхающих, и тут ждала удача: за четыре дня до похищения она въехала в соседний корпус, самый дешевый по оплате, и жила в номере на первом этаже, где удобства были в коридоре. Так что вторая встреча с Луизой оказалась более продуктивной. Она призналась, что с самого начала знала о намерении украсть девочку, следила за Ордынцевыми, улучила момент и сообщила по сотовому телефону, чтобы подъехала машина.

– И кто же этот владелец телефона?

– Имени, правда, не знаю. Молодой парень, лет 20, не больше. Он пригрозил: если не сделаю, что велит, или проболтаюсь, то не увижу внука живым.

Она заплакала, сквозь всхлипывания причитала: «Господи, и без того Борька надо мной издевается. Гришеньку если привезет раз в два-три месяца, так и на том спасибо. А этот вообще прирезать его обещал. Конечно же, я согласилась…

– Номер телефона есть?

– Номер-то есть, да только он его давно поменял. Я было пыталась до него дозвониться, как вы меня вызвали. И ничего…

– Имя его знаете?

– Назвался Максом, да только не его это имя. Я чего-то у него спросила, когда к санаторию подвозил, так он и не откликнулся поначалу, потом, видать, только вспомнил…

– Как он выглядел, подскажете?

– Чернявый такой, пострижен по моде, виски побриты, позади хвостик, как у девчонки. Зуба одного нет сбоку, а может, уж и есть, вставил. Росту среднего. Взгляд такой наглый, а сам-то худощавый, хиленький даже.

«Вот и все сведения, – вздохнул Панкратов. – Кто такой, где искать… Как ветра в поле».

– А что у наших денежных героев со взрослыми детьми или племянниками? – спросил Кузовлев.

– Можно поинтересоваться, но ведь о полученных ими деньгах знало очень немало людей, в том числе и чьи-то подросшие дети, – пожал плечами Панкратов.

Однако занялся этим рутинным копанием в родословной прежде всего тех, кто был напрямую связан с исполнением заказа и получением заработанных денег. Выяснил, что ни у Садовских, ни у Ордынцевых в близкой родне молодых мужчин не имеется. У одного из рабочих есть младший брат 19 лет, но он служит в армии. У жениха Георгины Витальевны есть двое детей от первого брака – дочь и сын, у обоих семьи и дети до 15 лет. У двоюродного брата Ордынцева Вадима вообще нет детей. Панкратов считал этот поиск 20-летнего парня среди родственников «денежных героев» совершенно провальным, поскольку о заработанных миллионах знало слишком много народу, но тупо продолжал «копать» – других же версий все равно нет. Тем более что привык проверять любую, самую невероятную.

Неожиданно возвратился Молотилов. Панкратов попросил, чтобы Кузовлев к нему наведался, хотя оба понимали: вряд ли он виноват, раз перестал скрываться.

– Я и не скрывался, – хмуро возразил «путешественник», уезжавший в Калужскую область к корешу, с которым отсидел срок в одной камере. – Достали вы меня, я уж после старого успокоился, по-другому зажил, а тут опять ко мне прицепились. Вот и решил подальше податься, время переждать. Выходит, не переждал, раз опять ко мне пожаловали…

Кузовлев успокоил:

– А вы коли не виноваты, так и волноваться не надо.

– Знаю я вас, – проворчал Молотилов. – Не найдете настоящего, так и любой сгодится. Лишь бы дело закрыть.

Следователей привело к нему вовсе не желание выслушивать его оправдания об исчезновении. Вертелась в голове зацепка – не племянник ли его к истории сей причастен, тем более машина у него имеется.

– Где ваши домашние? – спросил, имея в виду, что на работе вечером уже не бывают.

– Сеструха в магазин ушла, а Генка в Турцию укатил. Устал, видите ли… – неодобрительно хмыкнул дядя.

– Давно ли там?

– Сеструха сказала: уже две недели. И пока обратно не собирается. Деньги на ерунду не жалко, что ли… Будто здесь купаться негде.

Конечно, очень уж сомнительно было, чтобы этот Генка что-то знал про Ордынцева, да еще с точностью до полученной суммы, но чем черт не шутит. Живет от санатория поблизости, мог на танцы сюда повадиться да что-то ненароком услышать… Сам себя уговаривал и тут же опровергал Кузовлев, хотя поездка в Турцию на срок больше двух недель тоже ведь денег требует…

Через несколько дней загорелый молодой человек с хвостиком на затылке предстал перед Панкратовым, буквально пройдя двести метров: стройтрест, где он служил инспектором, находился «в шаговой доступности» от шикарного по зеленодольским понятиям здания, где располагались следственные и судебные органы райцентра. Панкратов вызвал его не по повестке, просто позвонил и попросил зайти.

Объяснил, что надеется на его помощь в расследовании похищения Светы Ордынцевой. Тот удивился: «Чем же могу помочь?»

– Живете близко, молодежную среду наверняка знаете. Кто чем дышит, кто в санаторий захаживает, – спрашивал, а сам наблюдал за реакцией парня. Совершенно спокоен, задумался. Вроде пытается что-то сообразить, о ком сказать. Вздохнул, развел руками: «Боюсь, не буду вам полезен. С работы приезжаю поздно. В поселке только один друг у меня, еще по школе, так и тот в городе в сельхозе учится, тут редко бывает. Сам я в санаторий не хожу. Бильярд у нас и здесь есть, я любитель. Какое там кино идет, в поселке объявлений нет. Если что, в Зеленодольске фильмы смотрю, а так все больше на кассетах».

– Скажите, Геннадий, к Равилю Сафуанову приглашены не были? – поинтересовался Панкратов.

– Нет, я с ним не приятельствую. Это по дядиной части. Он туда ходил, злился потом, что-то не так сложилось. Вы ведь к дяде Самсону приходили? Еще перед моим отпуском…

– Да, даже не один раз, – согласился Василий Алексеевич, отмечая парню пропуск.

Панкратов с грустью констатировал, что не продвинулся в своем расследовании ни на йоту: все версии проверены, и все оказались пустыми. Если верить Луизе, что она действительно не знакома с молодым шантажистом, запугавшим ее аж гибелью внука, как расплатой за отказ исполнять его волю, то нарисованный ею устно портрет преступника своим стандартным обликом, без каких-либо особенностей, кроме отсутствия одного зуба, не прибавлял возможностей для его отыскания. Во всяком случае, среди фотографий находящихся в розыске воров и аферистов похожих нашелся десяток, но только похожих. Встреча с Борисом Елагиным, отцом Луизиного внука Гриши, не дала никаких намеков на его родство с парнем лет двадцати. Панкратов даже проверил в коттеджном поселке, где этот Елагин проживает вместе с сыном и «гражданской» женой, всех прописанных там лиц от 18 до 30 лет. Список их был не так и велик, у всех целые зубы, и только у двоих модные, с косичкой, прически, но обоим по 30 лет, и они вполне приличные люди, женатые, с детьми и отличными характеристиками по службе.

В воскресный день, только было Кузовлев пригласил Анюту в честь скорого отъезда отужинать в ближнем кафе, как в дверях появился Евгений Ордынцев.

– Не пугайтесь, – заявил чуть ли не с порога, – никаких дурных вестей. Напротив, приближается радостное событие, к которому вы, Олег Викторович, причастны. Светочке исполняется шесть лет, мы завтра отмечаем в ресторане «Лотос», просим вас вдвоем с супругой к шести часам.

Кузовлев смутился: «Спасибо, с удовольствием приедем. Но результата ведь все еще нет…»

– Результат главный – с дочкой ничего не случилось. А вы столько сил приложили. И прилагаете… Вы стали нам близким человеком.

– Народу много будет? – спросила Анна Павловна.

– Человек 20. Все свои – родня и Садовские. Олег Викторович почти всех знает. И вы познакомитесь. Будем очень вам рады.

Ресторан только что открылся в центре, имел несколько залов. Тот, куда привел встретивший их у входа Ордынцев, блистал белоснежными атласными скатертями уставленных яствами столиков. Их усадили вместе с Садовскими, так что парочка «молодых» – Георгина Витальевна и Михаил Афанасьевич – оказалась прямо напротив. Кузовлев про себя усмехнулся при виде этого пожилого чересчур разговорчивого денди. Тот в самом деле, не успев устроиться, обрушил целый словесный поток на соседей, их приветствуя и перемежая свои выспренные фразы бесконечными «понимаете ли». За дальним столиком Кузовлев углядел родственника Евгения – его брата Вадима. Появившаяся в зале пышнотелая крашеная блондинка выкрикнула: «Вадик, ты где?» «Ага, это, наверное, его гражданская жена», – подумал следователь.

Вечер, по-домашнему теплый, с веселыми тостами, с выступлениями детей, отвлек Кузовлева от вновь набежавших мыслей по поводу незаконченного расследования. Анюта позвала его танцевать, рядом кружились Вера и Евгений Ордынцевы, держа за руку Светочку, которая выделывала такие коленца своими стройными ножками, что невольно приковывала всеобщее внимание. В тот момент, когда счастливый отец поднял дочурку над головой под общий восторг и аплодисменты, возле столика, где сидели Вадим со своей дамой, возникла фигура нового гостя. Кузовлева словно неведомая сила толкнула изнутри: это парень, о котором говорила Луиза! Черненький, бритые виски, косичка на затылке, тщедушный на вид, и подошел именно к столику Вадима, который был в курсе полученных сумм Ордынцевым и Садовским. Кузовлев почувствовал азарт охотника, на миг ему показалось: сейчас этот молодой человек поймет, кто перед ним, и сбежит, испарится. У него даже мелькнула шальная мысль – позвонить, вызвать полицейских, немедленно арестовать.

– Алик, что случилось? – Анюта смотрела на него с беспокойством, и он как-то сразу взял себя в руки.

– Нет, ничего, – улыбнулся, – коньяк ударил в голову. Выйду на минутку на воздух.

Едва отошел от жены, как к ней заспешил Вадим и пригласил танцевать. Кажется, удача сама плывет в руки, – сориентировался Олег Викторович и повернул к столику Вадима, где его полнотелая мадам разговаривала с парнем. Склонился в поклоне:

– Разрешите вас пригласить.

Чернявый взглянул недовольно, а она зарделась и встала. Кузовлев повел светскую беседу. Назвал свое имя, она остановилась и жеманно протянула ему руку: «Любовь».

– Видно, вас любит не только муж, – откликнулся, снова увлекая ее в танец, Кузовлев. – Молодые оказывают внимание.

– Да это сынок мой, Стасик, – хохотнула женщина.

– Неужели? Старшей сестрой я бы еще вас назвал, – польстил ей «кавалер», – на маму вы не тянете.

Музыка кончилась. Кузовлев подвел ее к столу:

– Принимайте маму в целости и сохранности.

Тот выдавил улыбку. Все зубы были на месте. Правда, показалось, что сбоку сверкнул золотой. Надо же, – он не мог успокоиться, – сколько времени потратили на отслеживание детей и племянников того круга лиц, что могли иметь хоть какое-то касательство к случившемуся, и обошли почему-то этого Стасика, как бы пасынка Вадима. С другой стороны, понятно – при разговоре с Кузовлевым Вадим так повернул тему про детей, что вывод сам напрашивался: у него их нет.

Между тем мамаша о чем-то с этим юнцом говорила, похоже было, что он не собирался оставаться, а она его уговаривала. Подойдя поближе, Кузовлев даже услышал конец фразы: «Нет, мать, не приставай, есть дела…» Ладно, пусть уходит, теперь ни он, ни его так называемый отчим никуда от Панкратова не денутся…

***

Панкратов начал с опознания Луизой преступника: нашел еще четырех человек с такими же прическами. Она без всяких сомнений показала на Стасика – Станислава Зотова, и его тут же задержали. Он упорно не желал признаваться: «Старуха меня с кем-то перепутала, память, видно, отшибло». Панкратов соврал: «Ваши пальчики нашли в ячейке камеры хранения, откуда вы деньги забирали». И тут парень дурака свалял: «Лажа, я был в перчатках», понял, что прокололся, и поспешил исправиться. «Я к тому, что туфту клеите – любой бы сообразил перчатки надеть». Панкратов в ответ предложил:

– Вам лучше всего написать чистосердечное признание, тогда появится надежда, что срок уменьшат.

– При чем тут срок, если я не виновен!

– Попробуем кое-что выяснить у сожителя вашей мамы, – не отреагировал на его нервный выкрик следователь.

Узнав, в чем дело, Вадим аж поперхнулся от возмущения: «Ну и паршивец! Я с самого начала знал, что он тюрьмой кончит. Злой он и без царя в голове. Ему 14 лет было, когда я к ним пришел. Волком на меня смотрел, да и не только на меня. Мать ни в грош не ставил, последними словами обзывал, только что не бил, когда деньги выпрашивал, меня тогда еще побаивался. А взрослее стал, так вообще нас не замечал, где-то вечно мотался».

– Он где работает? Мне сказал, что извозом занимается, – Панкратов никак понять не мог, как он вышел на Луизу, как узнал о ее внуке. Единственное, что было совершенно ясно, так это откуда он узнал про деньги.

– Про деньги-то он, конечно, дома слышал. Я не скрывал, даже, наоборот, похвалился. Но что он на преступление решится, никак не предполагал. Какой ни на есть он, только на такое вроде бы не способен… А где работает, я не знаю. Ездит куда-то, но не каждый день. Может, в самом деле на извозе копейки и получает. Только он ленивый, чтобы ежедневно на службу ходить.

Свет пролила мамаша парня – Любовь Зотова. На тот же вопрос, где сын работает, всхлипнула, желая его защитить:

– Жалоб на него не было. Вы его хозяина спросите. Он торгует чем-то, Елагин его фамилия. Богатый, одних машин то ли три, то ли четыре. И грузовик есть. Сын мой у него когда водителем, когда так и грузчиком. Этот Елагин однажды к нам приходил, ему в воскресенье куда-то ехать надо было, вот он Стасика и вызвал. Я еще спросила, как он там у вас, довольны ли, он кивнул – мол, не жалуюсь.

Вот и замкнулась цепочка. Наверняка подвозил своего босса к Луизиному дому – Гришу Елагин ведь иногда к бабке милостиво отправлял.

– Вы Моральцеву-то когда заприметили, чтобы ей девочку подбросить? – спросил в другой раз Зотова. Тот голову опустил – дальше отпираться не стоило…

Кузовлевых провожали Садовские и Панкратов. Анна Павловна настойчиво приглашала следующим летом в гости:

– У нас городок небольшой, но зеленый, чистый. И река рядом. Музей есть интересный, церковь красивая. У нас на даче поживете, – и пошутила: – Надеюсь, без преступлений обойдемся…

– Конечно, – поддержал жену Кузовлев. – Хотя, – озорно улыбнулся, – с каким азартом мы нынче отдыхали…