№10.2019. Ирина Соляная. Треугольник. Рассказ

Ирина Владимировна Соляная родилась в 1976 году в Воронежской области. Окончила ВГУ, кандидат юридических наук, действующий судья. Публиковалась в изданиях «Аврора», «Южная звезда», «Млечный путь». Победитель в номинации «Проза» литературной премии «Антоновка сорок плюс». Автор двух поэтических сборников. Живет в Воронежской области.

Ирина Соляная

Треугольник

Рассказ

Пенсионерка Людмила Михайловна Мельникова отдала школе тридцать лет. Из них двадцать лет она проработала завучем. Ученики запомнили ее упрямый рот с тонкими губами, всегда плотно сжатыми, прямой пробор в седой прическе, слегка оттопыренные уши, которые она прятала под прядями прилизанных волос. Взгляд строгий, иногда с ехидцей. Сергей Николаевич Карпов сразу ее узнал, хотя и давненько не видел. В старших классах ему туго давалась химия, особенно задачи. Людмила Михайловна преподносила материал четко и скрупулезно, но также дотошно проверяла задачи на расчет масс веществ, получаемых в результате химических реакций. И всегда у Сережки Карпова были ошибки в расчетах.

И вот теперь старая женщина стояла перед ним, военкомом, теребя в руках беленький носовой платок. А он вместо того, чтобы приосаниться и начальственным голосом спросить у нее, зачем, дескать, старушка, беспокоишь важного человека, вспоминал свои двойки и редкие тройки по химии. Откашлявшись, он поздоровался.

– Здравствуй, товарищ Сережа, – по школьной своей привычке сказала Людмила Михайловна, – ты удивишься, с каким я вопросом к тебе.

Сергей Николаевич привык на своей должности к любым вопросам, поэтому его было сложно чем-то удивить.

– Я вас внимательно слушаю, – сказал он.

– Дочка моя, которая в Москве живет, на сайте «Подвиг народа» сведения нашла о моем отце. О Степане Порфирьевиче Степнове. Там написано...

– Постойте, Людмила Михайловна, – невежливо перебил ее «товарищ Сережа», – как же об отце Степане, если вы по отчеству Михайловна?

– Да, так и есть. Отец у меня Степан был. Он в войну пропал без вести, мать получила извещение. Мне было четыре года. После войны мать вышла замуж за Михаила Никаноровича, а уж потом, когда мне было шестнадцать лет, отчим меня удочерил.

– Что ж ждал долго? – спросил не к месту «товарищ Сережа».

– Пенсию по потере кормильца получала мать на нас с братом. А потом сказала она, что мы живем неправильно. Вроде одной семьей, а вроде и не одной.

– А-а-а... – протянул военком, начиная скучать.

– Так вот, на сайте «Подвиг народа» написано, что мой отец был награжден званием Героя Советского Союза. А мы этого не знали, и вручения награды не было, и мы... – Людмила Михайловна всхлипнула, поднесла платочек к лицу, но вскоре оправилась и продолжила: – Это же мой отец, я бы хотела этот орден получить. Не затерялся же он где-то?

– Трудно сказать, – пожал плечами военком, – столько лет прошло...

– Я тут распечатку с сайта сделала, мне соседка помогла. Может, пригодится? Там все совпадает: и имя, и отчество, и военкомат, с которого призывали. Только не пропал он без вести, погиб геройски.

Сергей Николаевич вздохнул и сказал, что надо написать заявление, а он уже запрос сделает. Под диктовку бывшего ученика растерянная старуха написала заявление и ушла.

Вечером за ужином «товарищ Сережа» рассказал жене об учительнице и ее просьбе.

– Делать ей нечего, – безапелляционно сказала Алина, протирая бокалы. – Сколько ей лет? Семьдесят?

– Больше, я думаю, уже семьдесят пять...

– Столько лет жила себе спокойно, а теперь ей орден понадобился. Что ей, прибавка к пенсии будет? Или внукам хвастаться?

– Нет у нее внуков, – буркнул военком, – Ленка в Москве живет, не замужем.

– Ничего не понимаю. – Алина со звяканьем водрузила бокалы на стеклянную полку шкафчика и плотно закрыла дверь, показывая, что разговор ей не интересен.

Через две недели пришел ответ на запрос, Сергей Николаевич позвонил своей бывшей учительнице. Он уже и забыл, как набирать пятизначный номер домашнего телефона. Никто из его знакомых не пользовался такой связью. Через треск в трубке он услышал взволнованный голос Людмилы Михайловны. Она ждала звонка, но ничего не поняла из того, что ей рассказал ее бывший ученик. Не откладывая на другой день, старая учительница пришла за известиями, а военком ей снова терпеливо объяснил, что орден ей не выдадут, потому что по существующим законам его могут вручить только самому герою, а ей, как дочери героя, могут вручить только орденскую книжку. Людмила Михайловна долго мотала головой, не соглашаясь с тем, как несправедливо собираются с ней поступить, но военком только пожимал плечами в ответ. Когда уже она было согласилась с порядком вещей, Сергей Николаевич снова ее огорошил.

– Для получения орденской книжки нужно подтвердить ваше родство с героем. То есть представить копию свидетельства о рождении, о браке. Вы же понимаете...

– Ой, – спохватилась старушка и растерянно посмотрела в глаза военкому, – у меня же в свидетельстве о рождении записан мой отчим. Он же удочерил меня.

– Есть же первоначальные актовые записи, – пришел на помощь военком, но Людмила Михайловна неожиданно расплакалась. «Товарищ Сережа» усадил старушку на кожаный диванчик и похлопал успокаивающе по спине.

– Можно же получить справку с актовой записью, – уверенно сказал он.

– Нет, ничего не выйдет. Я в Джизаке родилась, это Узбекистан... – старушка всхлипывала, уже успокаиваясь, – я как-то пыталась по запросу получить оттуда копии документов, не вышло. Мы же после войны переехали в Воронежскую область, тут прожили почти всю жизнь. Тут мама замуж второй раз вышла, отчим меня удочерил и брата моего... усыновил.

– Дела... – протянул военком.

Старуха поплелась к юристу. Надежд особых не было, но все-таки спросить было нужно. Молодая полная женщина постучала на клавиатуре компьютера, посмотрела в экран и сказала, что можно установить факт родственных отношений с умершим отцом. Это будет стоить триста рублей государственной пошлины и десять тысяч рублей за работу адвоката. Но обязательно нужны справки по списку и минимум два свидетеля, которые знали и ее, и ее отца и которые подтвердят родство с умершим. Людмила Михайловна, изучив список документов, вздохнула и, расплатившись за консультацию, побрела домой.

Вечером ей позвонила дочь из Москвы. Дежурные звонки успокаивали Людмилу Михайловну и давали ей уверенность в том, что о ней еще помнят и ее жизнью интересуются. В этот раз не стали обсуждать родившихся котят и непослушных соседских детей. Старуха сразу ввела дочь в курс дела. Описала все свои мытарства и безрезультатные похождения. Дочь сказала, что проверит информацию, тут в Москве, конечно, все иначе. Это в провинции бюрократия процветает, а у них уже давно порядок навели, детей войны обижать никто не посмеет, она, если надо, до «верхов» дойдет. Успокоенная Людмила Михайловна легла спать.

Прошли две недели, дочь ничего вразумительного не сообщила, каждый раз по телефону уклонялась от прямых ответов. Потом наконец сказала, что вроде бы всё верно, в военкомате не ошиблись. Нужны документы о родстве с погибшим воином. А вообще, бог с ними, с этими документами, прибавки к пенсии не будет, а о том, что ее отец герой, – мать и так знает. Чуть было не поссорились Лена и Людмила Михайловна. Они бы и поссорились, если бы Лена не сказала, что на сайте «Подвиг народа» она узнала о месте захоронения деда. Село Губкино Волосковского района Ленинградской области. И вроде бы там, в Волоскове, музей есть местный, где о погибшем деде есть информация. Лена продиктовала телефон музейного работника матери, и та сразу же бросилась звонить, даже не посмотрев, что уже вечернее время, когда все учреждения уже закрыты.

Ночью Людмила Михайловна спала плохо. Ей снился сон, детское отрывочное воспоминание. Она сидит на теплом пригорке в застиранной рубашоночке. Идет к ней навстречу огромный бородатый мужик, хватает ее под мышки, подкидывает над собой высоко и кричит басом:

– Неужели это Людка такая вымахала! А смотри, что твой дядька Никанор тебе привез из Германии!

Дядька начинает вытаскивать из котомки моток белого парашютного шёлка. Он трепещет на ветру. А Людка плачет. Никакого она дядьку Никанора не помнит. И зачем он привез ей эту ткань? И почему он радостно хохочет и хватает ее за руки, сажает себе на плечи и с гиканьем бежит с пригорка домой? Почему мать плачет и обнимает Никанора, шепчет ему: «Братушка, братушка мой. Живой... Вернулся...» Может, и папка Люды был такой высокий и широкоплечий богатырь, как дядька Никанор?

Едва дождавшись десяти часов утра, Людмила Михайловна стала звонить по номеру, который ей дала Лена. Ей ответила молодая сотрудница – Таня Зуева. Она долго и обстоятельно рассказывала Людмиле Михайловне о музее, о поисковом отряде «Зарница», который нашел почти десять лет назад захоронение павших бойцов в деревне Губкино. Людмила Михайловна торопливо записывала все, что ей рассказывала Таня, и пообещала приехать, как только сможет собрать деньги.

Начались походы за материальной помощью. Глава администрации района почтительно выслушал пожилую учительницу и, покивав головой, сказал, что денег в бюджете нет, но вот Совет ветеранов чем-нибудь да поможет ей. Посещение Совета ветеранов ничего не дало, его председатель с двумя юбилейными медалями на груди посетовал, что у него самого пенсия небольшая, а в Совете денег нет, потому что они готовят выпуск «Книги памяти» о воинах, призванных Калачовским сельским советов. Жаль, что ее отец был призван из Узбекистана. Ничем, дескать, помочь не можем, хотя «лишний» Герой Советского Союза не помешал бы нашему району, честь-то какая была бы...

Людмила Михайловна поняла, что слёз не хватит на каждый отказ чиновника, и продолжала свои походы упорно. За три дня она обошла Пенсионный фонд, райсобес, попала на прием местных депутатов, пришла к директору агрофирмы, которого на месте не застала. Везде качали головой и ссылались на нехватку денег. Дважды за эти дни она заходила к военкому просто потому, что ей больше не с кем было поделиться новостями. И хотя бывшая учительница видела, что ему порядком надоели ее визиты, не могла успокоиться и решила перед отъездом снова к нему заглянуть. Она как раз получила пенсию и понимала, что денег ей хватит на дорогу только в один конец, а обратно она заедет к дочери в Москву. А там видно будет.

Из Калачово Людмила Михайловна не выезжала более двадцати лет, в чем сама себе боялась признаться. Ее страшили мысли о дальней дороге, вокзалах и пересадках, чужих городах и мошенниках, которыми кишат поезда и залы ожиданий. Старуха отнесла в оптику очки, где ей подремонтировали оправу, купила в дорогу три «бомж-пакета» лапши, переложила из банки соленые огурцы в пакетик, на случай если ее будет укачивать в дороге. Помыла несколько лежалых яблок из погреба. Билеты она решила покупать на местах прибытия-оправления, начертив в блокнотике схему: Калачово – Воронеж – Санкт-Петербург – Гатчина – Волосково. Удержать в голове расписание поездов, о которых ей говорили в предварительной кассе продажи билетов, она уже не могла. А ведь раньше помнила огромное количество формул, а учебники цитировала наизусть. За день до отъезда она созвонилась с Таней Зуевой и подтвердила, что приедет в самые ближайшие дни, а из Санкт-Петербурга позвонит точно. Дочери не сообщила ничего, скрывая даже сам факт поездки. Почему-то была уверена, что Лена не поймет и не одобрит, будет отговаривать, и они непременно поссорятся. Сложив нехитрый дорожный скарб, Людмила Михайловна собралась было зайти к Карпову, как и решила раньше, но он сам заглянул к ней перед самой поездкой. «Товарищ Сережа» привез двадцать пять тысяч в конвертике. На ее немой вопрос, стесняясь, пояснил, что деньги собрали он и его одноклассники, когда узнали, что Людмила Михайловна едет на могилу отца-фронтовика, да еще Героя Советского Союза. Учительница долго отнекивалась, но потом со старческими слезами сунула деньги между вещами в сумке и позволила отвезти себя на автовокзал.

В дороге старушку не ограбили, не обидели. Она с удивлением знакомилась с новыми людьми. Ехали они кто куда. В автобусе до Воронежа заплаканная девчушка везла собаку к ветеринару, псина негромко скулила и вздыхала, но большую часть дороги мирно проспала. Воронежский вокзал сильно изменился с последнего посещения его Людмилой Михайловной. Сначала она растерялась, не понимая, что сумку нужно поставить на специальное приспособление, чтобы ее проверили насчет взрывчатых вещей и оружия. Затем она заблудилась между залами, ожидая посадки на поезд, но благополучно села в свой плацкартный вагон, благо помог какой-то волосатый парень в грязной куртке. Как оказалось, этот попутчик тоже ехал до Питера, как он выразился, на концерт какого-то БэГэ. Всю дорогу в плацкарте она весело проболтала с соседкой и ее двумя неспокойными близнецами. Пенсионерка угостила пацанов солеными огурцами, а они ее – йогуртом. Она им рассказала смешные стишки про химические элементы и перечислила, какие элементы находятся в вагоне поезда. А они рассказали Людмиле Ивановне о любимой игре «Майнкрафт» и о том, как в ней добывать руду и пищу.

В Санкт-Петербурге она позвонила музейщице Тане, переехала на такси с вокзала на вокзал. Но когда таксист назвал ей сумму, она испугалась и сказала, что за такую сумму она бы два раза съездила из Калачово в Волосково. Узнав, что старуха едет к отцу-фронтовику на могилу, толстый таксист взял с нее только пятьсот рублей и подарил на память георгиевскую ленточку, которых у него был полный бардачок.

Электричка до Гатчины шла недолго. В окнах мелькали деревья, покрытые майской листвой, веселые белые заборчики возле полустанков. По вагонам ходили проводники и предлагали кофе и мороженое, газеты и лотерейные билеты. Людмила Михайловна последний раз ездила в электричке, когда училась в пединституте. Тогда скамейки были деревянными, вагоны расшатанными. По вагонам ходили инвалиды и выпрашивали «копеечку».

«А еще говорят, что плохо живем», – подумала Людмила Михайловна и купила себе эскимо. Правда, эскимо теперь было совсем другим. Трансжиры, заменители вкуса. Людмила Михайловна не могла забыть вкус своего первого эскимо, когда она впервые в 1956 году приехала в Москву с делегацией отличников сельской школы. Не запомнила ни Красной площади, ни Воробьевых гор. Только желтый строгий профиль Ленина и его скорбно поджатые губы, да мороженое-эскимо.

В Гатчине она вышла на заполненный народом перрон.

«Популярная станция», – подумала Людмила Михайловна. Поддерживая двумя руками сумку, она оглядывалась по сторонам. Невдалеке она заметила молодого мужчину, державшего плакат с крупной надписью «Мельникова». Это ее встречал поисковик Алеша. С радостью, пересказывая перипетии поездки, Людмила Михайловна села в его раздолбанную пятидверную «Ниву», и они сразу поехали в Губкино.

– Вы проголодались? – спросил Алеша.

– Нет, нет, что вы. Уж какая еда! – засмеялась Людмила Михайловна.

Алексей протянул ей завернутые в фольгу бутерброды и термос с горячим черным чаем.

– Жена собрала в дорогу, – пояснил он, – до Губкино час ехать по такой дороге. Там покажу могилу. Потом в Волосково поедем в музей.

Губкино находилось в сорока километров от Гатчины. Как выразился бы директор сельской школы, в которой проработала Людмила Михайловна, тут не ступала нога добросовестного человека и гражданина. Старые проселочные дороги с остатками асфальта, покосившиеся дома. Алексей рассказал, что в селе осталось всего около трехсот человек жителей, все старики, но за обелиском ухаживают. Людмила Михайловна без труда нашла фамилию отца на плите обелиска. Вокруг бетонной стеллы был газон и стояли две скамейки. Людмила Михайловна присела на одну из них и почувствовала себя нехорошо. Алексей продолжал рассказывать, как он еще был школьником, когда поисковый отряд нашел еще одно захоронение. Там было пятьдесят человек, по-видимому, солдат. Только двенадцать из них удалось идентифицировать сразу по солдатским жетонам. А при Степане Степнове была книга, бережно завернутая в целлофан. Томик стихов Лермонтова, пожелтевший, испорченный. А внутри было письмо, солдатский треугольник, тронутый плесенью и тленом, местами чернила расплылись, местами сохранились. Этот треугольник лежит в музее.

Людмила Михайловна спохватилась. Как же так... Она не привезла с собой никакого букета. Хотела на вокзале купить, да растерялась. И горсти родной земли у нее не было, отец призывался из далекого Джизака. Не найдя ничего лучше, она просто перекрестила памятник.

Алексей и старушка сели в машину и двинулись в Волосково. Людмила Михайловна не могла поверить, что она увидит письмо отца. Кому он писал, что говорил? Как он писал этот текст: сидя в окопе перед боем, отдыхая на привале после длинного перехода или в землянке после ужина? Как он называл ее, мать, Петьку? Дома не сохранилось ни одного письма. Отчим не любил, когда вспоминали без вести пропавшего Степана. Он часто говорил матери: «Кто воспитывает, кормит – тот и отец». Постепенно память об отце стиралась у Люды и Петьки. Оставались только крепкие деревянные ложки, которые перед войной отец выточил из липы. Потемневшие, но крепкие. Потом выбросили и их.

За такими раздумьями Людмила Михайловна не заметила, как они доехали до музея. Обеденное солнце припекало; с трудом открыв дверцу машины, старушка грузно вылезла из прогретого салона и подошла с Алексеем к одноэтажному деревянному зданию, видавшему лучшие времена. В музее было пусто, полумрак. Вышедшая к посетителям экскурсовод Таня Зуева включила свет и радушно поприветствовала издалека приехавшую гостью. Людмила Михайловна хотела из вежливости посмотреть на экспонаты, но ее неудержимо влекло туда, где лежали томик Лермонтова и заветное письмо, так и не дошедшее до ее семьи. Таня и Алексей с пониманием переглянулись и привели старушку к стеклянной витрине. Там она увидела и письмо, и томик стихов, и погоны чьей-то гимнастерки, и целую россыпь медалей, которые были найдены на гимнастерках убитых солдат.

– Можно мне подержать письмо? – робко спросила старушка.

Таня и Алексей посмотрели друг на друга.

– Вообще-то, это не положено, – начала Татьяна, – тут есть текст расшифрованный, напечатанный на машинке. Текст письма, я имею в виду. Вот читайте рядом: «Милая моя женушка Катерина, детки Петюня и Люлька. Сегодня будет полевая почта, я шлю вам свой горячий фронтовой привет...» Ну и так далее.

Людмила Михайловна прочла текст письма, утирая слезы. Сил их сдерживать уже не было. Таня подвинула стул, а старая учительница опустилась на него, вздыхая и всхлипывая.

– Мы думали, что он без вести пропал, матери не приходила похоронка, только извещение, – причитала старушка, – я бы ходила по селу не как дочь одноглазого счетовода Михаила, я бы была дочерью Героя Советского Союза. Совсем другая жизнь была бы у нас! А мне даже орденскую книжку не вручат, я по документам Михайловна, а не Степановна. Хорошо, что хотя бы сюда приехала. Хотя бы увидела, что у меня отец был. Если есть могила, значит, и он был. Если письмо есть, значит, и меня он любил.

Голос старушки становился все глуше, а рыдания все тише.

Таня виновато посмотрела на Алексея и открыла ключиком стеклянную крышку витрины.

– Я схожу за фотоаппаратом, сфотографирую письмо. Потом сделаем фото, будет у Мельниковой письмо отца.

– Я думаю, это можно, – кивнул Алексей, – только заведующей не говори, орать будет.

Таня выскользнула из комнаты в кабинет за фотоаппаратом, Алексей пошел за стаканом с водой. Когда они вернулись, то Людмилы Михайловны не было. В открытой витрине оставались на своих местах медали, погоны и даже томик стихов. А желтый выцветший треугольник пропал.

Ругая свою беспечность на чем свет стоит, Таня выбежала на поиски. Алексей ринулся за ней, в другую сторону. Старушка как сквозь землю провалилась. Нашли они ее только через час в скверике на скамейке. Она не дошла до вокзала буквально пятисот метров. Тяжело дыша, с закрытыми глазами Людмила Михайловна сидела на скамейке, крепко сжав в руке треугольник солдатского письма.

– Меня заведующая убьет, – прошептала, округлив глаза, Таня, пытаясь вырвать ценный экспонат из рук воровки.

– Дура ты! – крикнул Алеша. – Нужно скорую вызывать.

Через час они вернулись в музей. На спинке стула висела старая сумка Людмилы Михайловны. В ней верещал сотовый телефон. Неубиваемая кнопочная «Нокия». Заплаканная Таня посмотрела на Алешу, тот кивнул. Она порылась в сумочке и достала телефон.

– Алё! Алё! – кричал мужской голос, – Людмила Михайловна! Это я, военком Карпов. У меня хорошие новости! Я нашел в архиве приказ о прекращении вам выплаты пенсии по потере кормильца – фронтовика Степана Степнова. В связи с тем, что вы удочерены Михаилом Мельниковым. Есть бумага, есть! Теперь мы ее вышлем с другими документами по инстанциям, и вам выдадут как наследнице орденскую книжку Героя Советского Союза! Алё. Алё! Вы меня слышите? Вы когда домой-то приедете?

– Не приедет она, военком Карпов, – сказала срывающимся голосом Таня Зуева, – не приедет уже.