№4.2018. Галимов Флюр. Покаяние над пропастью. Роман. Продолжение. Начало в №№2,3

Флюр Галимов

Покаяние над пропастью

(Продолжение. Начало в №№2, 3 2018)

Печатается в журнальном варианте и в авторской редакции. На башкирском языке роман выходил в журнале «Агидель» в 2014–2015 гг.

Лилия после получения шаманских способностей начала применять в обрядах бубен, и ее знахарская сила умножилась, работа стала гораздо плодотворнее. При всем том, сама была недовольна. После долгих раздумий она обратилась к Салавату:

– Чтобы развиваться дальше, мне нужно выбрать школу и учителя.

– Ты и так набрала силу, да и твое лечение стало эффективнее… – постарался приободрить ее Салават.

– Так-то оно так… Но сколько же приходится мне отлеживаться после приемов, чтоб восстановиться. Значит, я уязвима. Надо научиться способам защиты себя, тебя и детей от мести темных сил.

– Думаешь, они злятся?

– Конечно. Получается, мы делами своими ведем с ними жесткую борьбу. На меня у них сил не хватит… Потому обязательно будут мстить, подталкивая тебя и детей к дурному, постараются разрушить нашу семью…

Салавату стало не по себе: – Что ты предлагаешь?

Лилия положила перед ним журнал «Оракул»:

– Вот, я выбрала школу и учителя по душе: школа космоэнергетики Джамиля Базарова, город Москва, улица Рязанская, дом 17. Курсы начнутся через три дня…

Салават растерялся: – А сколько они продлятся?

– Начальный курс – неделя.

Немного поразмыслив, Салават решил:

– Одну тебя в Москву не отпущу, повезу сам.

Лилия посветлела лицом: – Ладно, поедем вместе.

***

Убаюканные покачиванием купейного вагона скоростного поезда, они за сутки доехали до Москвы.

Школа космоэнергетики находилась недалеко от Казанского вокзала. Без труда отыскав ее, заполнили в приемной необходимые бумаги, заплатили за учебу пятьсот долларов, и Лилия тут же приступила к занятиям.

У Салавата промелькнула мысль: не отучиться ли заодно и самому? Но он тут же отказался от этой идеи, потому как к подобному ничуть не лежала душа. Кроме того, он видел свое предназначение совершенно в иной стезе.

Чтобы понять суть космоэнергетики, а заодно и убить время, Салават придирчиво рассмотрел фотографии на стене, различные дипломы, сертификаты, благодарственные письма, вручённые Базарову и его школе, внимательно прочел посвященные им статьи из газетных вырезок, приклеенных тут же для рекламы.

Фотографии свидетельствовали об общении Джамиля Базарова, а также его жены и помощницы Индиры Хусу с далай-ламой, монахами Индии и Тибета, надо полагать, духовными учителями, о получении от них знаний и благословения. Оказалось, Джамиль Базаров – бывший инженер-конструктор, а Индира Хусу – врач, даже кандидат медицинских наук.

В приемной не иссякал поток людей. Сидевшая на месте секретаря полноватая молодая женщина по имени Светлана одновременно исполняла обязанности и бухгалтера, и кассира: отмечала в журнале, пересчитывала и складывала в ящик стола доллары.

Говорят, в школу Базарова приезжают учиться не только из России, но даже из стран бывшего Советского Союза.

Судя по физиономиям, здесь учатся разные люди… Внимательно рассмотрев их Салават испытал легкое разочарование: личностей с отблеском высокой души, большого ума или некой харизмы на лице практически не наблюдалось. Все были с вполне заурядной, даже серенькой внешностью. Салават предполагал, что в известную на всю страну школу космоэнергетики поступают учиться способные как Лилия люди, и наверняка, попадают сюда лишь после серьезного экзамена. Оказалось, для обучения здесь не нужно никакого таланта, у кого есть желание и деньги – тот и приходит…

Если бы случайный прохожий забрел сюда и прислушался к разговорам здешних учеников – непременно бы решил, что очутился в сумасшедшем доме.

Вот беседуют вышедшие на перемену:

– Сначала я пробурила колодец до самого центра Земли. Потом открыла Фарун-Будду, вскрыла грудную клетку больного, поставила туда дренаж, включила моторчик и выкачала всю грязь туда… – с жаром рассказывала неприглядная толстуха средних лет.

Длинный и болезненно худой мужчина с сальными волосами серьезно полюбопытствовал:

– А сама не забыла надеть панцирь?

– Нет, как же я забуду…

К странной беседе присоединилась молодая женщина несколько изможденного вида:

– Было б надежнее, если б вошла в золотую пирамиду…

– Но ведь золотая пирамида охраняет от зла из космоса… – с умным видом перебил ее длинный.

– А потом открыла Фираст и обдала целительным душем, – закончила рассказывать толстая женщина.

– У тебя и Фираст есть? – поинтересовался мужчина, почесав волосы.

– Да, я его еще весной оплатила.

– А почем весной давали Фираст? – заинтересовалась усталая женщина.

– За триста долларов.

– Нынче немного скинули цену: двести пятьдесят стоит, – заметил мужчина.

– Если берешь сразу три-четыре канала, получаешь хорошую скидку. – сказала толстуха.

Наконец, показалась и Лилия.

– Все давно уже вышли на перемену, а ты куда запропастилась? – с тенью недовольства спросил Салават.

– Были вопросы к учителю, поэтому задержалась…

– Какие вопросы?

– Потом скажу…

Учеников позвали в аудиторию.

– Ладно, осталось последнее занятие, подожди еще немного. – Лилия снова оставила мужа.

Из аудитории вышел Джамиль Базаров. Это был человек среднего роста лет сорока пяти с длинными волосами, собранными в хвост на резинке. Усталое бледноватое лицо, синеватые губы. Видно, утомился, столько долларов тоже нелегко ему достаются…

– Здравствуйте, Джамиль Петрович! – Салават встал с места, улыбнувшись, поздоровался с ним за руку.

– Здравствуйте… – Базаров вопросительно вгляделся в него. – Вы приехали учиться?

– Нет, привез жену.

– Понятно… А откуда приехали?

– Из Башкортостана.

– Из Башкортостана?.. Кажется, оттуда еще никто не приезжал… – Базаров посмотрел на Светлану.

Она тут же затараторила:

– Да, Джамиль Петрович, из этой республики еще никто не приезжал учиться, жена этого господина записалась первой.

– Хорошо, хорошо…

– А вы, Джамиль Петрович, бывали у нас? – поинтересовался Салават.

– К сожалению, нет.

– Вам обязательно нужно увидеть наши края! Знаете, какие уникальные достопримечательности имеются в Башкортостане? Чего стоят только знаменитый древний городок Аркаим, а известная на весь мир пещера Шульганташ?! В пещере сохранились рисунки, выполненные тридцать шесть тысяч лет назад. Я думаю, тайна этой пещеры до сих пор не раскрыта. Чтобы хоть немного понять ее чудеса, нужно внимательно и несколько раз прочесть великий эпос башкир «Урал-батыр».

У входа в Шульганташ – загадочное глубокое озеро. Туда пробовали нырять водолазы, но дна не достигли, погибли… Кто знает, может, в пещере имеются неоткрытые ранее третий, четвертый, пятый залы?.. Возможно, те самые сомати , которых описал Эрнст Мулдашев в книге «От кого мы произошли?» тоже сидят там в скрытых залах... – коротко рассказал Салават.

Услышав имя Мулдашева, Базаров воодушевился:

– В пещере Шульганташ есть сомати?.. – спросил он с живым интересом.

Салават смутился от неожиданности:

– Я не утверждаю, лишь предполагаю, что они могут находиться в неоткрытых пока залах пещеры…

– А-а-а… – разочарованно протянул Базаров, – а я подумал, что в пещере Шульганташ и вправду сидят сомати из книги Мулдашева…

Салават испытал неудобство, будто уличили его во лжи:

– Могу лишь предположить такую вероятность. Если бы вы поехали в Шульганташ, то с помощью своих способностей, выяснили бы это…

– Хорошо, мы подумаем о поездке. Спасибо за интересное предложение, – ответил Базаров, немного подумав, и пошел в аудиторию.

После окончания занятий поехали в Наро-Фоминский район Москвы, к однокласснице Лилии. Всю дорогу говорили о космоэнергетике.

– Что это такое? Как она появилась в России? Ваши учителя не похожи на шарлатанов? – выведывал у жены Салават.

– Космоэнергетика – способ лечения болезней и очистки от энергетического загрязнения с помощью энергий из космоса.

– Кем же посланы на Землю эти энергии?

– Это чистые энергии, ниспосланные Всевышним для оздоровления человечества.

– Но ведь Он ниспослал человечеству религии, разве этого мало?

– Видимо, в эпоху Армагеддона этого недостаточно…

– Откуда попала в нашу страну космоэнергетика? Когда она возникла?

– Тибетские монахи десятки лет проводили в групповой медитации, после чего Всевышний ниспослал человечеству космоэнергетические каналы в виде целительных лучей. Во время Великой Отечественной войны с одной стороны – Гитлер, с другой – Сталин снарядили в Тибет экспедиции для получения этих каналов.

– Гитлер и Сталин? Оба они были тиранами. А если эти каналы посланы темными силами, чтобы ввести человечество в заблуждение?..

На лице Лилии отразился гнев:

– Да нет же! Космоэнергетические каналы несут миру только добро: исцеляют почти от всех болезней, очищают от всякой грязи, избавляют людей от дурных, даже смертельных привычек – пьянства, наркомании. Как можно подумать, что эти каналы от темных сил?..

– А в Россию…

– В нашей стране метод космоэнергетики распространил Петров, он получил эти знания в Тибете.

– Значит, Петров… Базарова этому методу тоже он научил?

– Да, Петров – учитель Базарова, – подтвердила Лилия.

– А где сейчас сам Петров? – продолжал допытываться Салават.

– Говорят, Петров сейчас не занимается космоэнергетикой, прекратил свою деятельность…

– А-а, вон оно как… – Салават глубоко задумался. А мысленно предположил: «Может, Петров разочаровался в космоэнергетике?» Честно говоря, Салават пытался понять: верно ли утверждение Лилии и ее учителей, что эти энергии ниспосланы человечеству Богом?..

После недельного обучения Лилия получила диплом и положенный каждому выпускнику лечебный канал под названием Фарун-Будда. Вдобавок приобрела за отдельную плату каналы Миди, Гектас и Фираст.

Оказалось, у космоэнергетов существует своя иерархия. Чтобы стать мастером нужно получить сорок каналов. Для этого необходимы десять тысяч долларов. Магистр же обязан владеть двумястами каналами. Есть и высшая ступень – прогрессор.

Разумеется, нельзя сразу получить степень мастера, сходу выложив учителям десять тысяч долларов. Надо еще научиться работать с принятыми каналами с помощью разных упражнений. С этой целью следует заниматься несколько раз в день. Кроме того, даже за неделю невозможно усвоить все каналы мастера. Если такой поток энергии ворвется в сознание неподготовленного человека… он может сойти с ума.

Таким образом, Лилия вернулась из Москвы, как сама выразилась, став самым первым космоэнергетом в республике. К тому же, сменила имя: теперь ее звать не Лилия, а Лилит. «Так велели свыше», – кратко объяснила она…

Кстати, в столице она в корне поменяла взгляд на оплату своих услуг. Учителя Лилит объяснили просто: дескать, бесплатно – значит «бес платит». Потому что за все и за любой труд необходимо платить. Даром ничего делать не надо, да и нельзя. По их мнению, в таком случае платит шайтан, а затем потребует за это непомерно высокую цену…

***

По приезде из Москвы Салават занялся своими магазинами. Конечно, назначив ответственного человека, он каждый день звонил и справлялся о состоянии дел. Однако, как говорится, за глазами – что за горами: никто не будет стараться так, как если бы работал на себя.

Вечером вернулся домой, а там опять вся в поту лежала и стонала Лилит. Сердце едва не выскочило из груди, он подбежал к ней:

– Что с тобой?..

– Ох-х, внутри меня… война идет… – Лилит облизнула пересохшие губы и выпученными от боли глазами уставилась на Салавата. Он испугался, как бы жена с ума не сошла:

– Что ты говоришь? Какая война?.. – В голове струхнувшего не на шутку мужчины уже который раз пронеслась мысль: «Какой же я глупец! И зачем только связался с этой Зульфией? Жил себе, горя не знал. Не было печали – черти накачали. Что теперь поделаешь, сам виноват. Остается только терпеть».

– Ох-х, во мне, правда, идет война настоящая…

– Объясни, что за война такая?

–Ох-х, свои энергии, шаманство борются с каналами космоэнергетики!

Оторопевший Салават не знал, что и сказать. Наконец пришел в чувство:

– Но почему они не схватились еще там, в Москве?

– Ох-х, наверно, решили схитрить – выжидали тихонько. Ведь в Москве рядом были сильные учителя, видимо, остерегались их…

Противоборство в Лилит продолжалось три дня и три ночи. Потом резко прекратилось. Жена не могла сказать точно, кто кого одолел в этой «войне». Салават думает, что победили каналы космоэнергетики. Хотя, как знать… Может быть, две разные энергии пришли к перемирию, приняли решение как-то уживаться, вести совместную деятельность… Однако Лилит после «трехдневной войны» перестала в обрядах использовать бубен. Взяла в руки столь дорогой её сердцу инструмент, с тоской, словно в утешение, погладила. Затем, бережно завернув в чистую ткань, спрятала в кладовку. Бывает, в некоторых трудных случаях с сожалением вздыхает: «Эх, как силен был мой бубен, свои методы! Все хвори как рукой снимала. А с каналами приходится работать дольше…»

После учебы в Москве Лилит работает так: выстраивает посетителей в ряд, выключает свет и ставит специальную музыку. Затем прошептав секретные коды, открывает каналы космоэнергетики. Потом подходит к каждому – не прикасаясь, держит ладони в нужных местах. Сеанс под каналами длится около часа.

А то, что эти каналы реальны, Салават каждый вечер видит своими глазами. Когда они ложатся спать, Лилит открывает Фираст – и он начинает ниспадать сверху в виде розовато-фиолетового потока, заполняя всю спальню. До открытия канала Салават из любопытства лежит, подняв обе руки ладонями вверх. Прошепчет Лилит код – отчетливо видимые руки в течение нескольких секунд исчезают в розово-фиолетовом тумане…

Они не засыпают сразу, подолгу лежат, беседуя. Вот и сегодня Салават завел разговор:

– Как ты думаешь, почему Всевышний так жестко запретил прелюбодеяние, внес в ряд смертных грехов, даже поровняв с убийством?

– В школе космоэнергетики нам рассказывали, что в момент слияния мужчины и женщины никах невидимой завесой прикрывает и оберегает их. Если они не в браке, то остаются без защиты и сильнейшую энергию, возникающую во время соития, забирают себе темные силы…

Салавату стало не по себе: если это предположение верно, то сколько же сил высосали из него за всю жизнь?.. Помолчав, он продолжил:

– Может быть... А я понял так: измена приводит к оскудению любви. Супруги остывают друг к другу, от их ссор и скандалов страдают дети. От этой напасти мучается не только семья, но и близкие родственники.

– Вспомню время, когда ты путался с Зульфией, душа стынет. Как я смогла пережить такое, как с ума не сошла?..

– Не дай бог…

– Да, пусть убережет Аллах. А наши девочки до сих пор не могут простить тебя за Зульфию…

– Простят ли когда-нибудь?

– Не знаю.

– Я ведь осознал свои ошибки, оставил прелюбодеяние, ступил на верный, прямой путь…

– Так-то оно так…

– И не забывай: те страдания стали для тебя толчком к раскрытию целительских способностей. В борьбе с Зульфией ты нашла себя. А теперь своим даром исцеляешь людей, очищаешь их от колдовства и порчи, делаешь добро. В твоем случае подтвердилась теория диалектики Гегеля: борьба противоположностей – источник развития. Да, сложная штука жизнь: получается, иногда даже греховные действия могут подтолкнуть на верный путь?..

– Выходит, что так, наш случай тому подтверждение. А знаешь, в чем мой самый священный долг? – с воодушевлением спросила Лилит.

– Нет.

– Я должна спасти наш род от влияния колдовского приворота деда Кинзягула. Мне нужно разорвать цепь наказаний. Хватит, мы уже достаточно натерпелись за дедов грех.

– А это дело дозволенное?

– Вчера как раз Кинзягул-олатай приснился. Сказал, что только я смогу избавить нашу родню от бесчисленных наказаний.

– Пусть будет к добру твой сон…

– Аминь. И еще сегодня ниспослали очень важную информацию: решено дать тебе посвящение .

– Что за посвящение?.. – растерялся Салават.

– Высокое посвящение. За то, что смог обуздать свои пагубные страсти, перешел на сторону добра и борешься против зла, тебе решено дать очень высокое посвящение.

– Что это значит?

– Я еще и сама полностью не вникла. Что велели – то и передаю тебе. Смысл этого посвящения рано или поздно поймешь сам. А сейчас просто должен с благодарностью принять его.

– Каким образом?

– Нужно стоять под каналами космоэнергетики для очищения. Пока полностью не очистишься духовно, высокое посвящение принять не сможешь.

Вспомнив о своих бизнес-планах, Салават снова спросил:

– И долго мне придется чиститься?

– Каждый день по полтора часа на протяжении двух недель.

– Хорошо, согласен. Когда начнем?

– Завтра же.

С началом знахарской деятельности почему-то тело Лилии стало холоднее. Салават хорошо помнит: прежде она была гораздо теплее… А отношения между ними, напротив, потеплели. Чувства друг к другу, спугнутые бесконечными скандалами и скрывшиеся глубоко в душе, снова всплыли на поверхность, перешли на новый уровень.

А Салават переживал, что после такого кризиса они уже не смогут поладить меж собой. Оказалось, сердце и разум могут проложить мостик между супругами. Лишь дочери до сих пор не прощают отца: на помирившихся после разлада родителей смотрят искоса. Не могут принять, что мать простила его.

А с Рустамом происходит что-то непонятное. Салават помог сыну поступить в университет, но он не занимался, приходил подвыпивший, грубил матери. Мало того, начал подворовывать из дома деньги: если отец не успевал положить в сейф – стягивал из каждой пачки по одной-две купюры. Из-за сына Салават несколько раз попадал в неловкое положение перед давними деловыми партнерами. Те после звонят и говорят, мол, в вашей пачке недоставало купюр. Ведь, чтобы избежать непосильных налогов, нынче, в основном, приходится иметь дело с наличными. Салават был в смятении, не знал, как повлиять на сына, увещевания и нотации ничуть не помогали.

А жена винила в этом только его: «Сколько семейных денег ты извел на любовниц! Вот, сын повторяет тебя...». Когда Салават в отчаянии возражал: «Но я же остепенился, встал на прямой путь! Сколько можно расплачиваться за прошлые ошибки?!», Лилит лишь пожимала плечами.

Позже вскрылась еще одна выходка Рустама: он повидался с Зульфией и вместе с ней пил пиво. Еще когда отец путался с ней, она позвонила Рустаму и позвала, а он тотчас побежал. Похоже, Зульфия хотела найти в его лице союзника. А Лилит утверждает: она добавила в пиво зелье, чтобы Рустам пристрастился к выпивке и полностью сбился с пути… Узнав об их встрече, мать продержала сына несколько часов под каналами.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Хорошо помня, что сегодня первый день подготовки к посвящению, Салават пришел домой пораньше. Тщательно умывшись, встал в центре гостиной и зажмурился. Под каналами обязательно нужно стоять с закрытыми глазами. Он был взволнован.

Лилит поставила специфическую музыку. Прошептав коды, открыла каналы и приблизила ладони к его груди. Почти сразу из ладоней пошло тепло. Активизировав, как она объяснила потом, одну за другой все чакры, отошла от мужа и села на диван.

Салават начал медленно покачиваться в такт приятной мелодии, будто в ласковых волнах моря…

И накатили думы, словно безудержные волны, набегая друг на друга. «Верчусь как белка в колесе. Ни на миг не останавливается колесо жизни. День бежит за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Аргамак по имени Время мчится так быстро, что не угонишься за ним, не настигнешь, не вернешь. В силах ли кто-нибудь обуздать этого аргамака, который будто испугавшись чего-то, понесла колесницу бытия в неведомые дали?..

Скоро семь лет как мы вернулись в город. Все эти годы, гоняясь за деньгами, все больше отдаляюсь от чудесного мира творчества. Вначале мучился, чувствуя себя виноватым. Позже привык утешать себя, мол, завершу очередную сделку и возьмусь за картину. А пламя в сердце все слабеет. А какие удивительные, дивные сны мне снились? В тех снах я лил слёзы радости. Сколько фантазии, скрытого смысла в них было!.. Как же часто моя муза приходили ко мне во сне, призывая к творчеству…

Утром Лилит сказала: “Свыше передали: не примешься за картины – Всевышний лишит тебя талантаˮ. Слова жены обожгли мое сердце. О Господь, прошу, отсрочь свое решение! Я вернусь к живописи. Оправдаю надежды, исполню возложенный на меня долг, напишу произведения, которые могу создать только я.

О Всемилостивый, безгранично благодарю Тебя за то, что сотворил меня, спасибо за жену и детей моих.

Я всегда знал: отход от своего призвания – это большая трагедия. Ведь оно всегда было первично для меня. Даже семью я ставил лишь на второе место. Если семья – цель насущная, первоцель, то любимое дело – цель основная, истинная. Однако его величество капитализм на золотом тельце, перевернув все вверх тормашками, в одночасье передвинул семью на первое место. Будучи мужчиной, я не мог позволить, чтобы мои близкие жили в нищете.

Творчество требует, чтоб душа, сердце и ум были возложены на его алтарь и жизнь была посвящена ему. Не получая сих жертв, оно не дает хороших плодов. Золотой телец жаждет такой же цены. Оба они не довольствуются малым…

Мне велено вернуться к живописи… Да, это мое сокровенное желание. Ведь я мечтаю о творчестве, словно заблудившийся в пустыне жаждущий путник, исстрадавшийся по глотку воды. Сладостные муки и пьянящие радости творчества были высочайшими наслаждениями для меня. Они выше, пожалуй, самых ярких блаженств и соблазнов бренного мира. Создавая произведения, я испытывал глубочайшее удовлетворение, внутреннее ликование, духовный подъем. Окрыленная душа моя будто взлетала в горние выси...

Доведется ли мне вновь испытать счастье творчества? Сейчас не лучшее время для начала важного дела – луна идет на убыль. Новолуние через две недели. Вот тогда и решусь, встану за мольберт. Понимаю, после многолетнего перерыва трудно будет окунуться в творческую стихию. Ведь я не могу писать как другие, когда захочу. Перед тем как начать, долго настраиваю душу и сердце на нужную волну.

Эх, написать бы все, что пожелаю – без оглядки, невзирая ни на чье мнение! Самый суровый цензор для меня, конечно, Лилит… Ясно, как божий день, она растолкует все по-своему, будет ревновать и обижаться. А раз я опасаюсь своими картинами обидеть жену, выходит, не достиг еще творческой свободы. Разве возможно не имея внутренней свободы подняться до уровня истинного художника и создать великие произведения?.. Напишу ли когда-нибудь портрет своей первой любви – Земфиры? Я ведь всю жизнь мечтал об этом.

Биография моя так сложна и богата событиями. Поэтому память души многогранна, а жизненный опыт – уникален. Сюжетов столько, что за всю жизнь не переписать. Надо найти те этюды и положить на самое видное место. Чтобы вернуться в творческую колею, начну с них…

Бизнес… Золотой телец не желает отпускать меня, крепко держит. Не подчинит ли он меня полностью и не заставит всю жизнь гнаться за собой? Чтоб окончательно запутать, лишить дара и оставить с носом. Нельзя этого допустить. А если налажу дело как часы, найму надежного управляющего? Тогда смогу одновременно заниматься и любимым делом?

В любом случае, я должен вернуться к своему призванию и смыслу жизни – к творчеству, обязан выполнить миссию, возложенную на меня…»

Вдруг что-то начало яростно трясти Салавата, до того чувствующего себя как в челне, покачивающемся на ласковых волнах. Будто в море поднялся неожиданный шторм. Это продолжалось минут пятнадцать, пока сеанс не закончился.

Салават, кряхтя, сел на диван. Смахнув со лба пот, проговорил:

– Ну и задали мне трёпку – растрясли вовсю.

– Свыше объяснили, тормошат для очищения от накопленной грязи, грехов, измен твоих, чтобы вернуть тебя к своей сути, – пояснила Лилит.

– Так и будут трясти две недели?

– Может быть…

Так прошел первый день подготовки Салавата к посвящению.

***

На следующий день он снова вернулся пораньше. Приготовившись, встал под канал, закрыл глаза и начал покачиваться под музыку, пронизывающую душу. Перед глазами прошли воспоминания детства, бережно хранимые в памяти всю жизнь.

В доме ослепительно светло. Салават лежит в колыбели. Он чувствует легкость и негу во всем теле. Но чуть погодя ему становится одиноко. Потому что хочется прижаться к матери, спящей на топчане…

Салават в той же люльке. Каждый, кто входит в дом, радостно улыбается и жмет ему нос, шутливо приговаривая: «Курносый!» А Салавату это так не нравится…

Много-много лет спустя мать сказала: «В младенчестве ты был слишком курносым. Мы с соседками сжимали тебе нос и придали-таки нормальную форму».

Вот Салават сидит у окна, наблюдая за мальчишками, с шумом и гвалтом играющими на улице. День ясный, погожий. В большой луже плавают льдинки. Один мальчик нагнулся, поднял «стекляшку» льда, и она ярко засверкала под лучами солнца. Он попробовал льдинку на вкус, нахмурился и выбросил. Затем, приметив Салавата, подошел к окну, поглядел немного и с возгласом «Та-а!» скорчил рожицу…

На следующий день и Салавата вывели на улицу. Мама отвлеклась на что-то, а он прямиком прошлепал по луже. Прохладная вода, приятно охлаждая ноги, просочилась сквозь ботинки...

Когда дни совсем потеплели, перед домом зазеленела трава, зацвели одуванчики. Салават вышел на улицу и, увидев маленьких гусят цвета солнца, просто обомлел. Гусята беспрестанно пикали и старательно щипали травку. Они показались ему удивительно красивыми. Папаша-гусь, вне себя от радости, плясал на старом подносе с зерном. Крохотные солнечные комочки заворожили Салавата. Он сам не заметил, как очутился рядом с гусятами и потянулся к ним. Увидев это, гусак тут же забыл про танец, распростер крылья, вытянул длинную шею и, громко гогоча, яростно набросился на него. Полуторагодовалому Салавату он показался огромным и страшным зверем. Гусак исклевал до крови лицо, шею и руки Салавата. А он не мог противостоять или убежать. Хорошо еще, выбежала из дома бабушка и вырвала его у свирепого гусака…

Как только следы от гусиного клюва немного зажили, Салават снова выбрался на улицу. Погуляв по подворью, зашел в чулан и остолбенел – там лежал гусенок! Смерть птенца, так похожего на живой комочек солнца, потрясла Салавата. Как же так? Ведь он только вчера с радостным пиканьем клевал зеленую травку! Жалея бедного гусенка, он с плачем побежал домой…

У Салавата есть друг по имени Гали. Мальчишки постарше кличут его «Бэлиш» , а отец величает «Гали-батыр». Когда они подружились, Гали еще не ходил. Салават его научил ходить. Вот они вдвоем играют во дворе.

– А я петь научился! – делится радостью Салават. – Вот послушай: ля-ля-ля, ля-ля-ля… Давай, и тебя научу, повторяй за мной: ля-ля-ля…

– Ля-ля-ля, – повторяет Гали, но у него получается плохо, будто во рту кашу варит.

– Ладно, не пой – не умеешь. – Останавливает его Салават. Другу это не нравится.

– Зато я мателиться умею!

– Ну-ка, как?

– Вот так: мать твою! – Гали с торжествующим видом скалит зубы. – От папы слысал. Он вчела пьяный плисол.

Салават задумался: выходит, папы это такие дяденьки, которые ходят пьяные и матерятся?.. Он еще не видел своего отца. Но хорошо помнит, как бабушка похлопала его по спине и сказала: «Из-за распутного папаши еще до рождения остался ты безотцовщиной, дитя мое».

Вскоре Салават впервые увидел отца. Мать обливала его водой на каменном крыльце перед чуланом. Ему было немного зябко, поэтому это занятие не нравилось. Салават до сих пор помнит легкую прохладу того летнего вечера, свежесть воздуха, и какой-то негромкий гул вокруг.

Наконец, мать подхватила его и занесла домой. Салават вырвался из ее рук, спрятался под топчан и начал дразниться: «Кунакяс! Кунакяс!» Это было мамино прозвище. Позже он узнал, что из-за полноты в детстве бабушка ласково называла ее «коренастенькая как бочонок – кунакяс». Кое-кто это услышал, так и прилепилось прозвище к матери.

И тут в дом кто-то вошел. Обернувшись посмотреть, кто там, мать позвала Салавата:

– Выходи, тебя пришел повидать отец.

Салават припомнив слова друга Гали, испытующе поглядел из-под топчана на вошедшего. Он понравился ему: не пьяный, не матерится… Заметив прикрепленную к отцовскому пиджаку блестящую штуку, уставился на нее. Отец взял его на руки, приласкал, а Салават все не отводил глаз от блестящей вещицы.

Позднее мать объяснила, что приглянувшая ему блестяшка – это значок «Дружба». Когда отец ушел, она спросила:

– Ты хочешь, чтобы папа приходил снова?

– Пусть приходит, – Салават представил себе красивый значок и подумал про себя: «Так вот они оказывается какие, папы…»

Солнечный летний день. Ласково веет теплый ветер. Они идут втроем по проселочной дороге. Недавно мама вышла замуж и отчим Шагидулла забирает их в свой аул. Салавату четыре с половиной года, он еще не ходил пешком так далеко, ему тяжеловато.

– Путь недалекий, всего восемь верст, – успокаивает отчим. Чтобы подбодрить Салавата, показывает рукой на высокую гору:

– Смотри, это Шахтау.

Салават изумленно смотрит на Шахтау. Он еще никогда не видел такой высоченной горы. Вот это да! А на горе ездят маленькие игрушечные машинки.

– Там ездят игрушечные машинки! – обрадовался Салават.

– Это настоящие машины – «Белазы», они возят камни Шахтау в город, – объясняет Шагидулла-атай.

–Настоящие машины бывают большие, – недоверчиво возразил Салават.

– Эти машины тоже огромные, каждая по шестьдесят тонн. Просто они очень высоко, вот и кажутся игрушечными.

Салават был в восторге, хотя разумом пока не мог воспринять слова Шагидуллы-атая.

– Ладно, надо торопиться домой. – Отчим посадил его на плечи и зашагал вперед.

Салавату эта дорога показалась бесконечно долгой. Наконец, они добрались. Перед тем как зайти в дом, мама научила его:

– Улым, тут нас встретит одна бабушка. Как зайдем, ты подойди к ней и поздоровайся, скажи: «Здравствуй, олясэй! », хорошо?..

– У меня же есть олясэй, она осталась в нашем ауле, – возразил Салават.

– Ну, да. Но тебе же не трудно сказать «здравствуй, олясэй», пусть здесь будет еще одна бабушка.

Салават кивнул в знак согласия. Зайдя в дом, он протопал прямиком к встречавшей их пожилой женщине и сказал: – Здравствуй, олясэй!

Она с некоторым удивлением посмотрела на него:

– Я же тебе не олясэй…

Не очень приветливо встретила их бабушка Уммикамал, но вскоре приняла Салавата: потчевала вкусненьким, парила и мыла в бане, водила в гости в соседний аул к дочери. У нее были родные внуки и внучки, но Салавата она любила больше.

Отчим тоже относился к нему как к родному: всюду водил с собой, мастерил ему свистульки и деревянные игрушки. Приляжет днем после трудов отдохнуть – Салават тут как тут. Однако мать предупредила: начнет Шагидулла-атай биться в конвульсиях – сразу посторонись от него, чтоб в припадке нечаянно не задушил тебя. Он при приступах эпилепсии не помнил себя, дергался и корчился, пускал изо рта белую пену. Припадки могли случиться с ним в любое время и в любом месте.

Недавно это произошло с отчимом во время купания. Он задергал руками-ногами и начал тонуть. Детвора с визгом ринулась на берег. А выбравшись, принялись смеяться, показывая пальцем на барахтающегося на мелководье Шагидуллу-атая. А пятилетний Салават, не зная как помочь отчиму, с плачем метался на берегу. Наконец, парнишка постарше отделился от толпы зевак, неспешно вошел в воду и вытащил Шагидуллу-атая. Чуть отлежавшегося отчима вырвало водой, затем он пришел в себя.

Ослепительно ясный день. Отчим с Салаватом, взявшись за руки, идут в конный двор. Им нужна лошадь, чтобы съездить за сеном. У Салавата приподнятое настроение, ведь он обожает лошадей. Мечтает, что когда-нибудь и у них появится собственный конь.

– Шагидулла-атай, а когда мы возьмем лошадь?

– За ней и идем…

– Нет, когда у нас будет своя коняшка?

– Государство не разрешает держать лошадей

– А почему?

– Кто его знает…

Салавату пришла в голову отличная мысль, он обрадованно выпалил:

– Тогда купим маленького жеребенка!

– Жеребенка тоже нельзя…

Салават задумался, представил себе государство в виде злобного старика, грозящего всем пальцем. Затем спросил:

– А мы сейчас возьмем рыжую лошадь или вороную?

– Какую дадут, ту и возьмем.

Но конюхи отказали Шагидулле-атаю. Отчиму это не понравилось, не таков он был, чтобы отступаться от задуманного. Подумав немного, сказал: – Значит, нет для меня рабочей лошади? Тогда запрягу вороного жеребца бригадира! – Отчим решительно зашагал в конюшню. Конюхи испуганно всплеснули руками, побежали к нему, окружили:

– Не вздумай тронуть вороного, бригадир из нас душу вытрясет!

– Бригадир не бай какой-нибудь, не ему одному на вороном гарцевать!

Конюхи схватили его за руки, но Шагидулла-атай рассердился и вмиг расшвырял их. Больно вспыльчив он нравом – чуть что не по нему – сразу сжимал кулаки.

Тут появился бригадир колхоза Амир-агай. Он – огромный человек с багровым лицом и тяжелым взглядом, сильно смахивающий на быка.

– Ты зачем их бьешь?! – Амир-агай потянулся, чтобы схватить Шагидулу-атая за ворот, но получил такой удар, от которого грохнулся оземь.

– Сейчас же прекрати драться, я милицию вызову! – закричал невесть откуда взявшийся председатель сельсовета Миннигали-агай. В ответ отчим ударил его наотмашь. Представитель местной власти смешно кувыркнулся. Тут все разом – человек десять – с руганью и грубыми окриками набросились на него. Но один за другим, будто резиновые мячи, отлетали от разящих кулаков Шагидуллы-атая. Нападающих становилось все больше, шума громче, тем не менее, никак не могли управиться с ним. Войдя в раж, отчим лупил противников без всякой пощады. Салавата тоже охватил дикий азарт: размахивая маленькими кулачками, он смешно носился среди дерущихся со свирепым лицом, выкрикивая что-то, но его никто не слышал.

Пронзительно просигналив, подъехала машина «УАЗ», и из нее выскочили четыре милиционера. Они подбежали к Шагидулле-атаю, один из них сказал ему:

– Рамазанов, ты почему нарушаешь порядок? Вон, рука уже в крови. Ну-ка, покажи…

– Вот, – отчим доверчиво вытянул руки, а милиционер заученным движением мгновенно надел на него наручники.

– А-ах, вот ты как! – Шагидулла-атай прямо в наручниках начал драться с милиционерами. Бригадир, сельсоветчик и конюхи бросились им на выручку. Однако даже всей толпой не смогли запихнуть Шагидуллу-атая в «УАЗик».

Салават в слезах метался рядом, но ничем не мог помочь отчиму.

– Принесите аркан! – заорал бригадир. Один из конюхов подбежал с арканом. Шагидуллу-атая повязали, только все равно не смогли затолкать в машину. Не имея возможности пошевелить руками-ногами, он бодался головой и кусался.

Принеся еще один аркан, его полностью «запеленали» и всей толпой забросили в кузов грузовика. В кабину сел председатель сельсовета, и машина тронулась. За ними поехал «УАЗ» с милиционерами.

А зареванный Салават побежал за поднявшими серую пыль машинами…

***

Мать рассказывала позже, что Шагидуллу-атая тогда посадили в городскую тюрьму. На семнадцатый день отсидки, когда он избивал надзирателей, с ним случился приступ. Выявив эпилепсию, его отправили в уфимскую психбольницу.

Отчим вернулся домой через два месяца. Хоть и среднего роста, он был плотного телосложения, а теперь еще больше пополнел.

– Казенная еда тебе на пользу пошла, – заметила мать. Отчим с улыбкой ответил:

– Девяносто шесть кило набрал на дармовых пайках…

После этих воспоминаний почему-то перед глазами на миг возникла бутылка водки, и мысли потекли в другом направлении: «Почему я так шалею от выпивки?.. Еще в старших классах, лишь начиная пробовать спиртное на дружеских сборищах, я после этого всегда буйствовал напропалую. Хмель будил дремлющую глубоко в подсознании агрессию, толкал на бессмысленные драки. А на другой день так было погано на душе оттого, что кого-то несправедливо обидел. Значит, нельзя мне пить. Надо было уже тогда сделать этот вывод…

А как я сумасбродил на проводах в армию Наиля по кличке Комиссар? Ударил в лицо спокойно игравшего на гармошке Ильдара так, что инструмент выпал у него из рук. Саданул в челюсть заступившемуся за него Камилю. Еще один попытался было образумить меня, но получил удар ногой со свирепым криком «Киай!». Увидев, что я как с цепи сорвался, парни постарше собрались в кучку и горячо о чем-то заговорили. Разумеется, они правы: я поднял руку на тех, кто старше, теперь они собираются наказать меня. Я нащупал в кармане складной нож – «Лисичку». Тут подошел друг мой Рафис и предупредил, что старшие парни намерены разобраться со мной. А я, глупец, ни с того, ни с сего ударил лучшего друга. Известный на весь аул драчун Рафис тут же дал мне отпор – грохнул об забор. Я обнял его: наконец-то нашелся тот, кто оказал мне достойное сопротивление. Рафис слабее меня физически, хоть и старше на год. Но мне и в голову не приходило затеять с ним потасовку. Просто сам не заметил, как ударил сгоряча. Ведь мы дружим с пятилетнего возраста. Правда, бились мы с ним многократно в боксерских перчатках. Но это же не в счет. Рафис не так силен, но поразительно ловок, бесстрашен и крепок духом. Он никого не боялся, в драках всегда побеждал. Был яростен и стремителен как рысь.

Прошедшие армию старшие парни посмотрели на нас исподлобья, но не стали связываться. По правде говоря, зная о воинственном нраве Рафиса и его родных братьев, а меня считая опасным городским жуликом, они нас побаиваются.

А что я вытворял, когда на рассвете поехали провожать Наиля в город! Семнадцатилетний салага, я ходил по вокзальной площади, полной народа, размахивая «Лисичкой». А ведь там, в сторонке, стояли в ряд десятки милицейских машин. Как так получилось, что блюстители порядка не заметили меня? Кабы увидели – несдобровать бы мне тогда…

В тот раз я особо распоясался от беспрестанной боли на душе: недавно потерял свою первую любовь, в которой просто души не чаял. Бросила меня Земфира, и смысл моей жизни улетучился как утренний туман. Потому я решил для себя: погасло мое солнце, не видать мне счастья без нее. Значит, никуда не стоит стремиться, остается плыть по течению, пить, курить и лезть на рожон.

В бестолковой юности много было выходок, не вмещавшихся в рамки закона. Хорошо еще, не угодил за решетку. Ведь некоторые из друзей загремели в тюрьму. Несколько сверстников, попав туда, не смогли выйти на свободу, там и сгинули. А меня же некая сила оберегала всегда. Аллах берег. Это я понял лишь многие годы спустя.

О Всемилостивый, спасибо Тебе за все…

Прочитал где-то, что Вселенная – безграничное информационно-энергетическое пространство. Может быть, в нем прошлое, настоящее и будущее находятся одновременно?.. Жаль, многого не знаю. Вернее, совершенно не смыслю в этих тонких и сложных материях. Как мне кажется, кое-что понимаю интуитивно. Для получения настоящих познаний необходимы чистота сердца и развитие духа.

Насколько же я запятнал душу за последние годы!.. Проводя драгоценное время в объятиях чужих женщин, общаясь с дельцами, чиновниками, милиционерами и рэкетирами, скандаля и ругаясь, поистрепался и огрубел. Увы, в нашем обществе пока не добыть для семьи теплого места под солнцем, не показав клыки и когти. Живя среди волков, приходится выть по-волчьи. Как бы мне хотелось скорее очиститься от этой наносной грязи и прийти к покаянию.

Что же со мной происходит? Набираюсь жизненного опыта, необходимого как воздух творческому человеку или иду по ложному пути? Пишут, что Всевышний дал человеку право выбора: делай, что хочешь, но за все будешь отвечать. Об этом можно было бы написать картину «Распутник». Быть может, создам произведение, которое станет предупреждением в нашу эпоху вседозволенности…

Как же чиста была моя душа, как светлы были чувства, как высоки были помыслы, когда жил в ауле после университета! Охваченный эйфорией чудесной стихии творчества, испытывая высочайшее наслаждение, я вдохновенно писал свои произведения. Испытаю ли вновь настолько же сильные и тонкие переживания, такой же расцвет духа и счастье творчества?.. И что бы со мной сталось тогда в госпитале, если б не начал писать афганские этюды?..

Всемилостивый, прошу, не лишай меня счастья творить!

Помоги воплотить в жизнь мои добрые помыслы: мечтаю построить в родном ауле мечеть. Если сумею достичь этой цели, в память бабушки Гульфаризы дал бы мечети ее имя. Хорошим человеком она была, пусть земля ей будет пухом, а душа пребудет в раю.

Хочу помочь детям-сиротам. Не ожидая взамен ни благодарности, ни похвалы, буду делать как можно больше добра. А самое главное – я должен начать писать. О Всевышний, помоги мне возвратиться к творчеству!».

Внезапно Салавата, медленно покачивающегося под музыку, снова начала трясти неведомая сила. Промучившись около двадцати минут, он увидел возникших перед собой давних предков, скачущих на горячих конях с саблями наголо на царских солдат. Мчавшийся впереди войска на белом коне отважный всадник показался ему знакомым и близким человеком. Вскоре воины пропали из виду. Затем долго показывали ему младенца в колыбели, качающейся на разлапистой ветке дерева.

***

Сегодня у Лилит много посетителей. Ей пришлось разделить людей на три группы и провести сеансы по очереди. После всех она поставила под каналы Салавата.

Он постоял немного с закрытыми глазами, покачиваясь под музыку, затем его заставили долго вращать правой рукой справа налево. Потом вытянутую вперед правую руку начали каким-то образом «обрабатывать». Салават воспринял это как очищение.

Некоторое время спустя перед мысленным взором показалось перо. Когда оно исчезло, Салават стал непроизвольно двигаться: руки медленно поднимались вверх и опускались. Вот он с поднятыми руками сильно откинулся назад и «смотрел» закрытыми глазами вверх. Чуть погодя, невольно наклонился.

Долго постояв с опущенной головой, снова выпрямился, и перед ним, озаряя все вокруг, дважды промелькнула огромная золотая птица. Увидев ее третий раз, Салават понял – это птица счастья Хумай , и душу объяло чувство радости. Он вспомнил прочитанное когда-то, что увидеть хотя бы тень птицы Хумай – огромное счастье. Такая удача выпадает лишь редким счастливцам. Заставили трижды произнести «аминь» и выполнить упражнения из йоги. Затем понудили медленно встать на колени и припасть лбом к полу. Салават обратился с мольбой к Богу: «О Всемилостивый, прошу, прости мне мои прегрешения, совершенные с умыслом и без умысла! Безгранично благодарю Тебя за милосердие ко мне. Даруй счастье моей семье и детям. Сделай так, чтобы открывшиеся в Лилит способности были к добру. Избавь мой народ от пьянства и других мерзостей, освети их души лучами веры и выведи на праведный путь! Помоги мне не сбиться с найденного прямого пути, даруй твердость духа, силу и разум, дозволь очиститься с помощью этих каналов от грехов, утвердиться в вере, делать людям больше добра и прожить на белом свете с честью и достоинством!

Дай возможность служить Тебе своим творчеством, дозволь внести вклад в возвращение людей к добру и вере. Прошу, помоги мне развить дух и стать ближе в Тебе!»

После окончания сеанса они долго говорили с Лилит. Несмотря на усталость, жена тоже испытывала волнение:

– Сегодня было много информации свыше. Самое важное, поставив на колени, заставили тебя покаяться. Показали и толпу голых женщин, твоих бывших любовниц. Каждая из них пробежала по тебе, топча ногами. А ты руками разверз грязь и вырвался к свету. Сказали, что будем вместе и на том свете… Еще показали вот что: стоишь с лавровым венком на голове возле множества картин и рядов книг, держа в руках перо. Ты – духовный лидер своего народа… Сверху посыпались золотые монеты и сказали, что к нам придет богатство, но надо его выдержать достойно. – Лилит задумалась. Лицо Салавата посветлело:

– Да, сегодняшний сеанс был удивительным, чудесным, полным глубокого смысла. Лишь бы указанные мне знаки исполнились, пусть они будут к добру. А может, это и есть посвящение?

– Нет, тебе еще следует хорошенько очиститься.

Салават поделился радостью:

– Я видел птицу Хумай!..

Лилит тоже обрадовалась:

– Дай-то Бог, ведь птицу счастья могут увидеть лишь избранные Всевышним люди…

– Если то, что нам показали, правда – то мы очень счастливы… – сказал Салават, все еще не смея поверить в близкую возможность счастья.

– Ну, конечно, правда! – убежденно подхватила Лилит. Она всегда была уверена в себе и никогда не сомневалась в своей правоте. – Да, чуть не забыла, когда подумала: «Спасибо, что пытаетесь сделать из моего мужа человека», мне телепатически ответили: «Наоборот, мы избавляем его от человеческого…»

Слова Лилит потрясли Салавата. Это был серьезный выпад против всего человечества. Справедлив ли он? Как не крути, есть в нем доля правды: прогресс идет семимильными шагами, а мы не становимся лучше. Уже близится конец, а люди все беспощаднее друг к другу…

Салават снова обратился с мольбой к Богу: «О Всевышний, я тоже представитель рода человеческого и уже по уши погряз в грехах. Кроме грехов, совершал и преступления: еще подростками несколько раз взламывали с приятелями торговые киоски. Очень нужны были деньги на кино и мороженое. Особенно на фильмы “Бродягаˮ и “Генералы песчаных карьеровˮ, которые мы пересматривали десятки раз. А в юности пили и хулиганили с друзьями. Самоутверждались. Став предпринимателем, проводил сделки через фальшивые фирмы. Убегая от неподъемных налогов, хотел избежать банкротства. А на деле, получается, воровал. Да, в эпоху дикого бизнеса девяностых годов так поступали все предприниматели. Стремясь расчистить для семьи тепленькое место под солнцем, не кормил ли я детей своих харамом, неправедно добытой пищей? Не даст ли потом этот харам ядовитые плоды? Как же быть? Пальцами шевельнешь – грех, за что ни возьмись – преступление…

К стыду своему, кроме законов людских, нарушал я и Твои повеления. Возможно, из ниспосланных через пророка Моисея десяти заповедей не нарушил лишь одну – “Не убий!ˮ…

А Афганистан?.. Командиры втолковывали нам, что уничтожение врагов на войне не считается за убийство, здесь – либо ты, либо тебя... Мы называли их “душманыˮ, “духиˮ или “моджахедыˮ. А были ли они врагами на самом деле?»

В памяти всплыло одно из афганских событий. Во время короткого привала дозорные приволокли в лагерь захваченного в плен душмана. Командир группы, рыжеволосый старшина Копытов встретил их в бешенстве:

– Зачем нам понадобился этот дух?! – вскинулся он на солдат, брызжа слюной.

Салават растерянно ответил:

– Как вернемся, отправим в штаб, может, выдаст полезные сведения.

– Надо еще выжить… И как вы собираетесь таскать его с собой? А если заорет и выдаст нас?

– Мы ему заткнули рот бинтами… – начал было оправдываться второй солдат, но старшина еще злобнее прошипел, выкатив глаза:

– Тьфу, тупые! Так и думал: пожалели чурку, не замочили… Ладно, хватит лясы точить! Кто взял этого душмана в плен?

– Салават. – Простодушно выпалил тот солдат.

– Байгазин! Долбани его прикладом по башке, да столкни со скалы в пропасть. Не вздумай стрелять, душманы услышат…

Салават замешкался. Наконец, сразу охрипшим голосом проговорил:

– Он же… пленный!..

Старшина сверкнул глазами:

– Ну и что?! Нам теперь из-за него головами своими рисковать?! Байгазин, выполняй приказ!

Опешившие солдаты уставились на них.

– Он же пленный!.. – повторил Салават. У него внезапно пересохло в горле.

– Выполняй приказ! – Командир направил на него дуло автомата. После тягостного молчания, Салават твердо ответил:

– Не имеем права убивать пленного!

– Байгазин, не выполнишь команду – загремишь под трибунал! – Старшина Копытов от ярости закашлялся. Наконец, смачно сплюнул и, прицелившись в Салавата, грозно предупредил: – Байгазин! Не повинуешься приказу, расстреляю тебя безо всякого трибунала! – Копытов хорошо понимал: не заставит подчиниться – уронит авторитет перед солдатами. Потому и так вскипел. Салават тоже вышел из себя: обеими руками разорвав на груди тельняшку, уставился на Копытова с налившимися кровью глазами и грозно зарычал:

– Думаешь, напугал?! На, стреляй!!!

Копытов, не отводя от него горящего лютой злобой взгляда, процедил:

– Не расстреляю, но под трибунал – обязательно пойдешь! – резко повернувшись, он с силой ударил пленного прикладом по голове и скомандовал: – Швырните в пропасть!

Солдаты поспешили сбросить дергающегося в предсмертных конвульсиях пленного со скалы. В этот момент послышались звуки выстрелов: их начал атаковать довольно большой отряд душманов.

– Дождались-таки… – Старшина грязно выругался и стал давать приказ за приказом: – Занять позицию! Приготовиться к бою! Огонь!

Мощный огонь вынудил душманов затаиться за камнями. Воспользовавшись краткой передышкой, Салават крикнул Копытову:

– Старшина! Уводи группу, я прикрою!

Копытов посмотрел на него с ненавистью и криво ухмыльнулся:

– Слушайте мою команду: открываем по врагу дружный огонь и уходим! Байгазин, остаешься в прикрытии!

После кратковременного обстрела душманов все, кроме Копытова, кто дружеским кивком, кто помахав рукой, попрощались с Салаватом, и группа покинула позицию. Почуяв, что огонь противника ослаб, душманы зашевелились, громкими окриками подбадривая друг друга, поднялись и пошли в атаку. Салават длинными очередями опустошил рожок, положил автомат рядом и начал метать гранаты. После взрывов, быстренько схватив автомат, вставил новый рожок. Вдруг все перед ним вспыхнуло ярко-красным пламенем, мощная и горячая воздушная волна смахнула его с земли, как пушинку, и отбросила на голые камни.

В сознании Салавата снова заметались мысли: «Считается ли мое участие в афганском кровопролитии убийством?! Нарушал ли я божественную заповедь “Не убий!ˮ или нет?..

А ведь в детстве я был чист и безгрешен… Всевышний, молю, прости мне грехи мои тяжкие!»

Из закрытых глаз Салавата текли слезы.

***

На четвертый день подготовки к посвящению вновь пришлось весь день носиться с привычными для предпринимателя хлопотами.

Вернувшись лишь после девяти вечера, Салават быстро умылся и встал под канал. Сегодня над ним снова долго работали, заставив держать правую руку наполовину приподнятой. Рука порядком устала, но он терпел, понимая, что таким образом его очищают.

Вот начал непроизвольно делать различные движения. Сегодняшние упражнения немного отличались от вчерашних. Обе руки завертелись с быстротой пропеллера. Время от времени в зажмуренные глаза бил свет, как от электросварки. В какой-то миг промелькнула бабушка Гульфариза. Потом снова пронеслись перед глазами события, связанные с Афганистаном.

…Салават очнулся в вертолете. Присмотревшись, увидел: руки и ноги как кровавое месиво – сломанная кость правого бедра прорвала не только плоть и кожу, но и хэбэшные штаны и вылезла наружу, левая нога была вывихнута у колена и неестественно вывернута, кисть левой руки повисла. Но жуткая боль исходила не из разодранных конечностей, а с правой половины спины.

– Ы-ы, воды-ы… – простонал Салават, облизнув пересохшие губы. Ему дали глотнуть воды из фляжки и вкололи «наркотик войны» – промедол. Салават снова потерял сознание.

Когда очнулся, услышал противный гул. Наверное, от этого гудения и пришел в себя. С удивлением увидел, что его ногу сверлят обыкновенной электродрелью, даже дым пошел. Заметив синеватый дымок, врач сбавил обороты машинки. А Салават попытался сморщить разодранный нос, почувствовав жженый запах – он исходил от задымившей под воздействием сверла кости ноги. Оказалось, его успели привезти в отделение реанимации госпиталя. Продырявив ноги, продели сквозь них стальную проволоку и положили на вытяжку, чтобы поставить на место бедро с открытым переломом. Для соединения конструкции таза, расколотого надвое от сильного удара (на медицинском термине – «разрыва симфиза»), нижнюю часть тела поместили в гамак. Сухожилия ног и нерв малой берцовой кости были разорваны. Из-за сильной боли в правой стороне спины он думал, что порвался какой-то мускул, оказалось, был поврежден позвоночный столб.

А еще были разодраны ноздри (к тому времени врачи успели их пришить), огненные осколки исполосовали ему лоб и обе щеки.

Изнывая от боли, Салават провел первую ночь в полусне-полуяви в реанимации. Чуть забудется – и перед глазами встает человек с изуродованным до жути лицом, закованными в кандалы руками и ногами. Он вроде бы далеко, и в то же время до него рукой подать. Ночью ему несколько раз кололи сильный наркотик, однако унять боли не смогли.

Врачи не верили в выздоровление Салавата, но борьбу за его жизнь не прекращали: ему по шесть раз на дню ставили капельницы, кололи различные лекарства.

Когда на правую ногу, пытаясь поставить на место бедренную кость, навесили гирь на четырнадцать килограммов, ему показалось, что подошвы ног отрываются и горят огнем. Однако сломанную ногу вправить не удалось. Зато вытянули вниз правую сторону расколовшегося пополам таза. В общем, наделали делов…

Раз уж не помер Салават, как прогнозировали здешние эскулапы, они решили от него избавиться. Подсуетились и отправили в ташкентский госпиталь.

– Что наделали, ветеринары?! – вышел из себя заведующий травматологией, майор военно-медицинской службы Мухаметкулов Муфазал Галиевич, взглянув на рентгеновские снимки Салавата. – Правую часть тазовой конструкции вытянули вниз на пять сантиметров! – Он вытер выступивший на лбу пот.

Посовещавшись, военврачи пробуравили Салавату и левую ногу, на нее повесили гири, чтобы как-то выровнить смещенную конструкцию таза…

Через неделю его лечащий военврач капитан Васильев, внимательно посмотрев новый рентгеновский снимок, обеспокоенно обратился к заведующему:

– Бедро никак не встает на место…

– Что ты предлагаешь?

– А если попробуем под общим наркозом потянуть и поставить бедренную кость вручную?

Заведующий отделением пожал плечами:

– Решай сам…

Первую операцию Салават перенес очень тяжело. Потеряв сознание после общего наркоза, бредил. Ему снилось, будто он лежит в какой-то белой пещере. Рядом с ним возятся белолицые инопланетяне в белоснежных халатах. Вот один из них, потягивая пальцами обеих рук какую-то белую нить, начал водить ею сквозь голову Салавата. А сам без конца повторяет непонятное, режущее слух, отвратительное слово: батарабаракара, батарабаракара, батарабаракара… Кажется, оно звучало так. Вдруг Салават очутился внутри этой нити. В ней так тяжело и тесно. Но как бы ни было тяжко, он должен добраться до самого конца длиннющей и тонкой как струна нити и выбраться из нее. Собрав последние силы, он полз вперед. Мучился долго, но в конце концов выбрался наружу, освободился… На краткий миг Салават пришел в сознание. Губы и горло пересохли, язык прилип к небу. Так хотелось пить…Но не было сил отодрать язык от неба и попросить воды. Слава Всевышнему, к губам приложили намоченный кусок бинта. Эта влажная марля была для него как глоток воды зам-зам , протянутой изнемогавшему от жажды путнику в пустыне. Он вновь впал в забытье.

После операции долго не приходил в сознание. Наконец, очнулся, но не мог пошевелиться и открыть глаза. С огромным трудом повернул голову вправо – она тяжелая, словно чугунная, загудела. С усилием разлепил веки и обомлел: потолок, стены, занавески, кровати, одеяла и подушки – все вокруг было ослепительно белым. Взглянул на свои руки – они тоже были белоснежными, словно сахар-рафинад…

Вскоре предметы приняли обычный вид. Но Салават сделал важное для себя открытие: оказывается, цвет смерти – белый… Он посмотрел на оперированную ногу – она опухла и стала как кадка. Вопросительно уставился на пришедшую сделать укол медсестру. Она кивнула:

– Да, Байгазин, плохи дела: неудачная получилась операция – не смогли вставить твою бедренную кость на место.

Вдруг Салават вскрикнул от острой боли, внезапно пронзившей все тело. Нечто, натянутое как тетива, будто оборвалось вдруг около паха и «выстрелило» до самого кончика ноги – будто ударило мощным разрядом электротока. Через несколько минут «выстрел» повторился. Вызвали врача, а Николай Михайлович лишь пожал плечами:

– Похоже, мы потянули твою ногу сильнее чем нужно, задели нерв… – Врач не успел договорить, нерв снова «выстрелил», заставив его оцепенеть от боли.

– Ы-ы-ы! И что, теперь этот нерв всю жизнь меня будет мучить?..

– Успокойся, пройдет потихоньку …

Военврач велел вколоть Салавату морфий и вышел из палаты. Однако наркотик не помог, задетый нерв продолжал «постреливать» время от времени. И невозможно было предугадать, когда он шарахнет снова, причиняя нестерпимую боль. Салават нашел средство: разорвав полотенце на полосы, сплел веревку, обхватил ею ногу на уровне паха и взял концы в руку. Лишь только почувствует, что нерв начинает «стрелять», мгновенно сжимает веревкой ногу и не дает «выстрелить».

Пролежав «обуздывая» нерв двое суток, забылся беспокойным сном. И тут же привиделся человек с изувеченным лицом, закованный в кандалы. На этот раз он стоял на скалистом берегу бушующего моря и что-то выкрикивал ему. Но Салават не мог его расслышать из-за шума волн. Вскоре он пропал из виду и показался младенец в люльке, висящей на ветке дерева…

Сознание Салавата возвратилось в канал. Его снова заставили встать на колени и коснуться лбом пола. Он, повторив вчерашние мольбы о прощении грехов, попросил и за маму. Затем трижды произнес «аминь», открыл глаза и сел на диван.

– Нынче опять кое-что сообщили, – начала Лилит. – Передали, что будут чистить, пока не придешь к полному покаянию. Остерегают, что темные силы попытаются сбить тебя с пути с помощью выпивки и распущенных женщин. Они всегда стараются препятствовать духовному росту людей, толкая их на грехи.

Когда спросила: «Что будет, если он после покаяния снова погрязнет в грехах?», предупредили: «В таком случае потеряет все, что ему дорого – тебя, детей и свой талант». Я ужаснулась столь жестокому наказанию, но мне ответили: «Избранным людям достается и кара суровая».

Во время сеанса перед тобой стоял белобородый старец в белых одеждах. Это знак, что тебя готовят к посвящению.