-4 °С
Облачно
Все новости
Проза
13 Апреля 2018, 16:20
№3.2018. Богданов Вадим. Жизнь не должна закончиться. Рассказ
Вадим Алексеевич Богданов родился 1 января 1973 г. в с. Нагаево. Окончил Уфимский юридический институт МВД РФ. Работал руководителем служб общественных связей, маркетинга и рекламы в региональных и федеральных финансовых структурах. Публиковался в центральной и республиканской прессе, коллективных сборниках. Автор романов «Если бы судьбой была я…» (2001, в соавторстве с С. Чураевой), «Книга Небытия» (Москва, 2006), книги стихов «Если бы я был…» (Уфа, 2012). Участник II (2002) и III (2003) Форумов молодых писателей России (Москва). Лауреат Всероссийского конкурса «Сады Лицея» (2002), Всероссийского драматургического конкурса «Долг. Честь. Достоинство» (2005), международного литературного Волошинского конкурса (2012). Дипломант Южно-Уральской литературной премии (2013). Член Союза писателей РБ, РФ и Санкт-Петербурга. Они называли себя не по именам, не по прозвищам, шутливым или ласковым или даже интимным, они называли себя по основной профессии, в терминологии строгой жизненной функциональности, обыденной и необходимой. Они называли себя муж и жена.
Вадим Алексеевич Богданов родился 1 января 1973 г. в с. Нагаево. Окончил Уфимский юридический институт МВД РФ. Работал руководителем служб общественных связей, маркетинга и рекламы в региональных и федеральных финансовых структурах. Публиковался в центральной и республиканской прессе, коллективных сборниках. Автор романов «Если бы судьбой была я…» (2001, в соавторстве с С. Чураевой), «Книга Небытия» (Москва, 2006), книги стихов «Если бы я был…» (Уфа, 2012). Участник II (2002) и III (2003) Форумов молодых писателей России (Москва). Лауреат Всероссийского конкурса «Сады Лицея» (2002), Всероссийского драматургического конкурса «Долг. Честь. Достоинство» (2005), международного литературного Волошинского конкурса (2012). Дипломант Южно-Уральской литературной премии (2013). Член Союза писателей РБ, РФ и Санкт-Петербурга.
Вадим Богданов
ЖИЗНЬ НЕ ДОЛЖНА ЗАКОНЧИТЬСЯ
Они называли себя не по именам, не по прозвищам, шутливым или ласковым или даже интимным, они называли себя по основной профессии, в терминологии строгой жизненной функциональности, обыденной и необходимой. Они называли себя муж и жена.
Когда-то весной, едва они поженились, их ужасно забавлял это внезапно приобретенный непривычный и, как им казалось, комичный в своей серьезности статус официальных супругов. Они веселились и смеялись как дети, и как новые, впервые по-настоящему взрослые одежды, примеряли эти еще не привычные, но уже разрешенные звания – муж и жена.
Она говорила, например:
– Муж, новый фильм вышел с Джаредом Лето.
– Лето, это хорошо, – отзывался муж, – Жена, а не пойти ли нам на пляж?
И жена, довольная, отвечала:
– Конечно, муж! Но не забудь, на обратном пути нам обязательно нужно будет зайти к моим родителям.
– Да, жена, конечно, мы обязательно зайдем к теще и тестю.
Но это уже был перебор терминов свойства, жена обижалась и требовала, чтобы муж называл тещу и тестя мамой и папой, на что муж всегда заявлял, что мама и папа в жизни могут быть только одни. А профанировать столь важные универсалии он не согласен. Жена обижалась, уже ничего не требуя. Но не долго. Скоро она начинала требовать, чтобы муж поторапливался, – или она уйдет в кино без него. И муж всегда поторапливался. Он любил пляжи.
Словом из шутки и игры эти внутрисемейные позывные постепенно вошли в привычку, в быт, в жизнь. И даже редкие друзья, что иногда приходили и наблюдали супругов в местах обитания, заражались этой привычкой и уже называли их за глаза не иначе как Муж и Жена.
Она была из тех женщин, что улыбаются бродячим кошкам. Не из умиления или сопливого сахара в мозгу, а просто потому, что им нравятся независимые и грациозные животные.
Он был из тех мужчин, что, возникни у них необходимость плюнуть, обязательно постараются попасть в пчелу, копошащуюся в цветке. Не из хамства, а ради меткости.
Когда он входил в коридор, она зажигала свет на кухне. Когда он выходил из туалета, она включала вытяжку. Когда он напевал, она надевала на чайник свисток. Когда под ним хрустело дерматином кресло, она стукала фарфоровыми кружками, из которых одна непременно давала звук дребезжащий, из-за длинной, но, по счастью, не протекающей трещины, а другая несла на себе нелепый красный логотип.
Треснувшую чашку потом выбросили – от несчастья.
По осени Жена говорила:
– А Ярцевы в тридцатиэтажку переехали. Говорят, волшебная квартира. Паркетный пол. И гараж подземный.
– Гараж – это хорошо, только у нас машины нет, – отвечал на это обычно Муж.
– У нас и квартира старая. Муж!
– Да, Жена…
– Может быть, ты попросишь льготный кредит у шефа. И возьмешь сверх работы тот проект, про который говорил. Нам бы как раз на все хватило бы…
– О Боже, пожалуйста, Жена, не надо цитировать старых анекдотов!
– При чем тут анекдоты?
– Да при том, что это классический анекдот, когда жена пилит мужа за то, что у Ивановых новая машина, у Сидоровых новая квартира, Петровы вообще – пол поменяли!
– Значит, я для тебя анекдот, да? Старый анекдот?
– Я не сказал старый, я сказал классический… И ты не анекдот. Ты – поэма!
– Ты еще издеваешься! Ты совершенно меня не любишь и не жалеешь!
– Господи, ну почему с женщинами все так хрестоматийно…
– Это с мужиками все хрестоматийно! Лежишь как котяра, пузо пивом налил, и делать ничего не хочешь! А жена должна надрываться и все тянуть, как лошадь ломовая!
– Дорогая, ну не надрывайся! Для кого ты надрываешься, для меня что ли? Не надо для меня надрываться, мне и здесь замечательно в нашей квартирке и безо всякой машины и полов паркетных. Может быть, ты для себя надрываешься? Для себя любимой? Больше-то надрываться не для кого.
Тут Муж обычно отворачивался лицом к стене и добивал:
– Детей у нас нет.
– А кто в этом виноват?!
– Я???
Тут Жена убегала рыдать в спальню, потому что по объективным медицинским показаниям, виноват был Муж. Но Жена ему ничего о том не говорила. Сначала Жена рыдала от злости, потом от жалости к себе, потом от жалости к Мужу.
Через двадцать пять минут Муж заходил в спальню, и они мирились. И постель была им в том подспорьем.
Виноват был Муж… вероятнее всего… Потому что у Жены никаких препятствий к деторождению точно не было. Муж же со свойственной мужчинам… глупостью даже вообразить не мог ставить под сомнение свои способности. И уж тем более не соглашался на какие-либо проверки, ибо сама по себе любая проверка ставила оные способности под сомнение.
Вечерами Жена потихоньку подходила к Мужу, погруженному в какие-то неведомые или, напротив, совершенно очевидно нелепые компьютерные занятия. Жена останавливалась позади, заглядывала поверх… молчала и посапывала, потом начинала рисовать пальцем узор, следуя сутулости мужниной спины и порядковому счету натянутых ребер. Жена томно вздыхала, обнимала Мужа за плечи и опускала подбородочек ему на плечо в мягкую ложбинку ближе к шее. Иногда Жена ловила губами мочку его уха, и Муж потешно отстранялся и поводил головой от щекотки. Наконец Жена не выдерживала молчания и говорила, вызывая подбородочком в лад словам довольно болезненные ощущения в мужнином плече.
– Муж… расскажи что-нибудь интересное…
Муж отодвигал клавиатуру, разворачивался к Жене.
– Знаешь, – начинал Муж, – раньше, еще в советское время, были такие специалисты, назывались «массовик-затейник».
Далее следовало приличествующее ситуации описание профессии массовика-затейника, ее перипетий, пересказывались различной свежести анекдоты, случаи и юморески из жизни массовиков-затейников, начиная со «встаньте в круг» и заканчивая «а теперь поменяем партнеров». Все это выдавалось с должным юмором, доступно и в меру забавно.
– Так вот, – заканчивал Муж подобное повествование, – все, что я рассказал, относится к массовику-затейнику, а я – не ОН… Я – не массовик и я – не затейник. Поэтому развлекать кого бы то ни было, кто не может найти себя занятие и мается от скуки, я не обязан. Тем более, когда я работаю. Поэтому, пожалуйста, в следующий раз, когда тебе захочется, чтобы тебя развлекли и рассказали что-нибудь веселое, обращайся с подобными просьбами знаешь куда…
И Муж говорил, куда.
Реакцию Жены и дальнейшие события вы можете представить самостоятельно.
Впрочем, последние несколько фраз Муж всегда произносил не вслух.
– Ты никогда не говоришь со мной о хорошем, – упрекала Жена. – А ведь у нас было столько хорошего… раньше… весной…
Да, Муж не говорил о хорошем.
Он не понимал, зачем и для чего говорить о хорошем. О счастье не нужно говорить, им нужно жить. Так думал Муж и, конечно, ошибался – так думала Жена.
Для нее это хорошее становилось действительно хорошим только тогда, когда оно озвучено, записано, отснято на мыльницу и помещено в красивую рамочку на стену. Чтобы потом, когда со временем хорошее неминуемо кончится и начнется плохое, эту рамочку можно было сорвать и херакнуть с размаху об пол.
Иногда ясными осенними вечерами они выходили на балкон.
Восьмой этаж и возвышенность, на которой стоял дом, открывали им красивый вид на город – город был холмистый, и дома разбегались по нему уступами и террасами, живописно следуя волнистому рельефу.
Муж и Жена смотрели на густеющее вечернее небо, оранжевые окна, по яркости готовые поспорить с отраженным в них солнцем, смотрели на изящные струйки смога, играющие в нисходящих и восходящих потоках остывающего города.
– А из тридцатиэтажки вид еще лучше, – романтично говорила в таких случаях Жена.
– С чего это? – привычно не романтично отзывался Муж. – Она в овраге стоит.
– Вовсе и не в овраге, а очень даже высоко. Из нее, наверное, весь город видно, она ведь высотка!
Муж хмыкал.
– Да ее саму не видно!
– Как же не видно?! Вон она стоит.
– Где?
– Да вон же!
– Это? Это не тридцати-, а двенадцатиэтажка. Старая. Мы еще в ней пончики ели, когда в универе учились. А высотки твоей вообще нет!
– Как же нет! Вот она! Вот!
– Это труба от завода.
– Ты сам труба, левее смотри!
– Нету! Нету твоей высотки! Телебашня есть, краны строительные есть, крыша Дома культуры есть, даже сталинский дом вон выглядывает. А тридцатиэтажки нету! В природе нету! Нету! Нету!
– Фу, дурак, – Жена толкала Мужа в плечо кулачком, надувала губки и уходила.
А Муж долго не уходил. И осень несла мимо еще не касавшиеся земли листья. Но Муж не видел их, ведь листья летели далеко внизу в сквере, где чугунные тумбы и цепи.
Осенью Жена готовила Мужу вкусный ужин.
– Я шла. Был дождь. Котенок. Маленький.
– Нет, только не это!
– Ну, маленький такой котенок, одинокий.
– Ты сбрендила. Ненавижу кошек! Гадить! Ухаживать!
– Ты, может, и детей ненавидишь?!
– Может…
– Ка-зел.
– Дур-ра!!!
Ужин все-таки медленно доедался.
– Ну, где он?
– Кто?
– Котенок. Вытаскивай уже. Хватит прятать.
– Я не взяла его.
– Не взяла? А зачем же… Так как же… как же ты могла бросить несчастное существо под дождем?
– Муж.
– Что?
– Иногда ты хуже бабы.
Иногда Муж пропадал. Он не приходил с работы, он не звонил, он не вваливался в полночь, он не скребся в дверь заполночь.
Жена сидела возле телевизора и считала петли.
А потом телефонная трубка говорила корявым и мятым бесполым голосом.
– Забирай своего Мужа… – и сообщала адрес.
Жена вызывала такси, ехала по ночному проспекту в улицы, потом во дворы, заходила в подъезды. Жена стаскивала мужа с продавленных диванов зачумленных дворницких, поднимала с окурочных полов дружеских гостиных, отрывала от расписанных мусоропроводов лестничных перегонов. Жена везла Мужа домой, а он не узнавал ее и все отталкивал и кричал, и звал свою жену.
Наутро он ничего не помнил. По лицу, повадке Жены и собственному состоянию он понимал, что произошло.
– Прости, Жена, я виноват.
– Прощу.
– Я… Иди, ко мне… пожалуйста…
– Нет… Не раньше чем через неделю.
– Карантин? – пытался шутить Муж.
– Кретин! – отвечала Жена взглядом.
Жена лгала, она не прощала его. Она просто его не обвиняла.
Жена любила идти с работы медленно, как замерзают осенние лужи.
Иногда возле нее останавливалась длинная машина и увозила Жену в тридцатиэтажку. Жена поднималась в огромную квартиру, заходила в блестящую ванную и вытаскивала из сумочки дюрекс. После всего Жена думала, что, наверное, могла бы остаться, и это была бы ее квартира и ее машина, и через пару лет по ее квартире уже ползала бы пара милых детишек. Но Жена поднималась и шла домой, спеша и торопясь, как будто тянула ее туда до предела натянутая, но теперь сходящая в исходное положение мембрана, почти невидимая и такая же прочная, как сверхтонкий дюрекс.
– Муж, я вернулась! – говорила Жена, возвращаясь.
– Вернулась – это хорошо! – Восклицал неизменно Муж и раскрывал объятья. – Иди ко мне!
– Нет… не сейчас… ну… не надо… не время… – уклонялась от объятий Жена.
– Не раньше чем через неделю? – уточнял Муж.
– Раньше, – успокаивала Жена.
Когда Жена молчала и морщила переносицу, Муж понимал, что он сделал что-то плохое.
– Что-то случилось? Я в чем-то провинился?
Жена двигалась по квартире молча, даже в узком коридоре умудряясь обходить Мужа по кривой с радиусом более полутора метров. Муж пожимал плечами и садился за комп.
Жена на кухне била дробь.
Когда Муж выходил к ужину, посуда блестела, и плита была холодна как наружная сторона стеклопакета. Муж брал кусок хлеба с колбасой и возвращался к компу. Или без колбасы, если не находил ее в холодильнике.
Великое противостояние тянулось обычно три дня. На исходе третьего Муж, снедаемый изжогой и жаждой справедливости, решительно шел на приступ ледяных бастионов.
– Что все-таки случилось? Может быть, ты объяснишь?
– Ничего…
– Совсем ничего? Тогда какого…
– Отвали от меня. Вали к своим шалавам.
– К кому?.. Ты сбрендила?
– Не прикасайся ко мне, урод!
– Нет, стой! Ты охренела?! Ты чего это?!!
– На! На, гад! – Жена как фокусник выхватывала откуда-то специально для этой сцены припрятанный минималистический комплект нижнего женского белья в фирменной упаковке. – На, гад, забирай и вали к своим шалавам, которым ты эту дрянь купил! Гад!
Если везло, Жена попадала Мужу в лицо, если же он уворачивался, то качество ударов компенсировалось количеством. Впрочем, и при попадании в лицо, количество не пасовало перед качеством. Так что в любом случае разваливалась даже фирменная упаковка.
– Подожди, да подожди ты… – не слишком активно пытался перехватывать инициативу Муж, но, наконец, видя поругание дорогушного белья, тоже взъярялся. – Хватит уже!!!
– Гад! Гад! Сволочь! Еще и прятал!!! Вали к своим шалавам! Ка-зел!
– Дур-ра! Это я для тебя купил! Тьфу, блин, дура какая!
– Для меня…
– Ну да! Я хотел на день… ну просто купил тебе, чтобы тебя… – далее Муж отчего-то терялся и смущался. – Для тебя я…
– Для меня…
– Да…
– Ты издеваешься?
Жена прикидывала белье к себе, и даже Мужу явственно становилось видно, что белье это на пару размеров меньше, чем нужно.
– Надень, пожалуйста…
И Жена надевала белье. А Муж брал ее на руки и уносил на обеденный стол. Хотя наступало время ужина.
Осенью вообще происходило много интересного.
Осенью происходило так, что совместный отпуск, который все никак не складывался, вдруг становился возможным и даже необходимым. У Жены он как раз подходил по трудовому графику, а у Мужа по графику экономических инвольтаций к мировому финансовому эргрегору.
Впрочем экономическая ситуация, как и положено, сгущалась и грозновела все время и до и задолго до… но все никак не могла разрешиться очистительной грозой, смывающей частные накопления и либеральные ценности. Словом, все складывалось одно к одному, и супруги, решая подлатать семейную жизнь белыми нитками солнца по синей заплатке моря, отправлялись в турагентство. Там они брали путевку, такую же горячую, как Египет в любое время года. И садились на чемоданы.
В день накануне вылета они прибегали по экстренному вызову в турагентство и выслушивали извинения и объяснения, что по вине туроператора произошла накладка и они никуда не летят. Муж становился в стойку – правая рука у подбородка, левая перед носом. Мысленно, конечно… Но им успевали сообщить, что туроператор предлагает бесплатно поменять путевку на более дорогую в отель еще большей звездности и что вылет через три дня.
Жена брала мужа за кулак, уводила пошептаться, и супруги соглашались на все.
– Впереди три дня. Что будем делать, Жена?
– О, Муж, мы будем валяться, и смотреть телевизор!
– Ну, нет! Только не этот зомбоящик! У меня фильмов куча накопилась.
– Про любовь?
– Конечно! Про любовь к насилию.
– Хорошо, мы будем валяться и смотреть фильмы про любовь.
– Все?
– Все.
– И… эротику?
– А порно есть?
– Хи-хи… О нем и речь!
Они забивали холодильник едой и напитками, закрывали окна, задергивали шторы и клялись не выходить на улицу до самого вылета, а валяние прерывать только на удовлетворение трех основных вожделений.
Все начиналось, когда, откинувшись после удовлетворения второго вожделения, Муж и Жена принимались выбирать фильм. На пятом варианте…
…вспомнить все. Но как относились к этой ситуации мамы и тещи, котята, блядское мини и колготки в сетку, однобитные мозги, ничтожество и завышенная самооценка, пропитая зарплата и зарплата, потраченная на тряпки, бардак в доме и недособранные табуретки, и еще много всего-всего – как? Никто уже не думал об этом, и, хотя каждый скандировал свое, в общем истеричном хоре все это разнообразие обвинений и упреков сливалось в одно – громкое звенящее колокольным металлом – Скандал-л-л! Скандал-л-л!
Бедные дети, которые могли бы слышать это, с ужасом узнали бы, что вместе с таким и такой никто и не собирался их заводить, рожать, растить, любить и какое счастье на самом деле, что их нет…
…кружило по комнате в страшном подобии танца. И можно было бы представить, что в основе этого танца лежит имитация полового акта, если был бы такой половой акт, результатом которого являлось не зачатие, а нечто противоположное ему. Тяжелым слепящим и отравляющим сором бились в круге слова, срывался стол, и разлетались стулья, и звенела, ударившись об пол, теплая рамочка и стеклянными трещинами бежало по ней уродство на счастливые лица. А слезы и слюна темнели в этом хороводе до густоты крови. И казалось, эти два человека набирали в легкие не воздух, а…
…грохнули. Только мятая пачка дюрекса, успевшая за секунду побывать в двух правых руках и двух искаженных яростью лицах осталась лежать ровно…
…последний крик – и все.
Через минуту муж уходил на лоджию и начинал кашлять.
Такого с ним давно не случалось. С той студенческой осени, лет, наверное, пятнадцать назад.
Он любил девушку, он даже дружил с ней и все пытался перевести дружбу в нечто большее. Бесполезно. Это сейчас он знает и понимает, что такое попасть во «френд зону». Она допускала его существование рядом с собой, но не больше. Он нужен был для гуляния, сидения в кафешках, оплаты чего-то по мелочи. Нужен для ее осознания собственной значимости и статусности, как временный, за неимением лучшего, атрибут того, что должно быть у девушки.
В тот вечер он решил объясниться.
Они сидели в кафе. На него вдруг напал мелкий противный кашель.
– Тебе не светит, – сказала она и отвернулась. – Меня интересуют парни с кубиками на прессе и с крутым авто под задом.
Он тихонько кашлял. Он прятался за этим кашлем и медленно справлялся с ударом холода по конечностям и жара по ушам. Кашлял долго, как мог. Он закашливал обиду и злость, и сознательным волевым спазмом, подобным сжатию сфинктера, пытался сковать свое желание ударить и потребность заплакать.
– Да, – хрипло и скованно начинал он. И продолжал все свободнее по мере созревания и формулирования ответа. Как будто от него ждали ответа. – Я тоже… ищу свою настоящую девушку со стоячей грудью четвертого номера и ногами от подмышек. Но я понимаю, что девушки со стоячей грудью и с длинными ногами катаются в тачках у парней с кубиками. Поэтому я, пухлый пешелох, и сижу сейчас с тобой, плоской низкожопкой.
Он был уверен, что она его ударит. Но она промолчала. Его слова прошли мимо, а может сквозь, или не дошли, не долетели, были заглушены другой звуковой волной или, может, они попали на слепое пятно ее рассудка – не известно и не важно. Она глотала свое пойло и смотрела по сторонам.
Тогда он понял, что значит ставить блок.
Больше ему никогда не хотелось ни ударить кого-то, ни заплакать. И только сейчас он вдруг понял – жена била его. Била всю жизнь. Конечно, не только била, тут же оборвал он сам себя, но била тоже. Просто он ставил блок.
А сейчас не поставил – пропустил удар и вернул его. Но в любом случае – он сволочь. Жалко, что они так и не съездят вдвоем в Египет.
Холодный воздух останавливал кашель. Останавливал первый снег, сырой ветер и темные ветви деревьев где-то внизу, в сквере, где чугунные тумбы и цепи. А ночь складывалась в зрачок, и зрачок замыкал все в себе – все принимая и ничего не отражая. Как модель абсолютно черного тела.
В отличие от мужа, жена оценивала все случившееся коротко – это было последнее, из того, что я всю жизнь терпела от этого человека. Как только вернемся из Египта – развод.
Она сидела на кровати, насильно выпрямив спину и вскинув голову, с вызовом направленным неизвестно кому, и машинально гладила рукой покрывало.
В груди все что-то трепетало, болталось, никак не устаканиваясь, что-то изнутри било и язвило – точечно, в разных местах, ритмично, в такт пульса – обида, стыд, гнев, жалость, злость, снова стыд… Как будто вращался вокруг сердечного ядра по блуждающей орбите колкий электрон, который так же неисчерпаем, как и невидим.
Но как же все-таки в лад, в тишину…
…и входил.
– Я готов простить тебя.
– Да! Да! Конечно, я прощаю тебя! Господи… Я только представила отчетливо, что тебя больше со мной не будет, и мне стало так страшно.
И жена плакала.
Странно, но жена всегда считала себя сильной женщиной, поэтому не боялась показывать свою слабость никому, кроме мужа.
– Жена!
– Муж!
– Я… тебя… Я… люблю… люблю… тебя…
Как просто – но Муж почему-то не стыдился банальности происходящего, и Жена почему-то не обвиняла себя в уступчивости. Они просто упали там же, где и стояли, и смятая пачка дюрекса…
…обычно после таких вечеров он убегал на лоджию и кричал – отчаянно кричал невидимой тридцатиэтажке:
– Я – Пластилин Вселенной!!!
Мысленно.
Усталый и опустошенный следующий день проходил у них ровно и гладко, мерно катился, как тонко настроенный механизм, обильно смазанный влагой страсти.
К вечер…
…сладкая горечь.
На вторую ночь Муж прямо посреди сна подскакивал на кровати. От женского визга. Ничего не соображая спросонья, он, толкая от себя стены, бежал на крик.
Кричала, как очевидно, Жена. Она стояла в кухне, прижимаясь всем тылом к стене, будто стараясь вдавится в нее. Визг сменился нечленораздельным поскуливанием. Муж, проморгавшись на кухонный свет, стал оглядываться.
Все было в норме.
– Что с тобой, Жена?
– Господи! Пол…
– Чего – пол…
Только сейчас Муж посмотрел на пол.
Кухонного линолеума в переполосатую клетку в кухне сейчас не было. Вместо него пол покрывал копошащийся мохнатый ковер. Это были тараканы.
– Мать-перемать!
Муж протянул руку к Жене и выдернул ее в коридор. Жена всхлипывала. Медленно, медленно отдышалась и, наконец, почти успокоилась. Муж обнимал ее за плечи, качал головой.
– Откуда?! Сто лет уже тараканов во всем городе не видно было. А тут столько…
– Убери их, – слабеньким голосом просила Жена, – Муж, убери их, пожалуйста…
– Да как их уберешь.
Муж снова всунулся в кухню. Тараканы шли сомкнутым строем, не ковром, конечно, как показалось сначала, но довольно широким потоком. Они шли от одной стены из-под шкафа и кухонного обеденного уголка до другой и терялись под кухонным гарнитуром, плитой и мойкой.
– Может, соседи, где бабка старая, тараканов у себя травят? Тараканы часто у стариков живут…
– Мне все равно. Муж, ну прогони, прогони… я с детства их не терплю…
– У нас даже отравы нет.
Муж вооружался тапками на босу ногу и, решительным гулливером, вступал в тараканий поток. Под подошвой хрустел хитин, но тараканов от этой операции не уменьшалось. Они просто окатывали шустрой волной нежданное препятствие, и шли своим путем.
Муж выдергивал ноги и стряхивал рыжаков обратно в среду обитания. Плотно закрывал дверь в кухню.
– Пошли спать, Жена. Утро вечера мудренее, а сейчас все равно ничего с ними не сделаешь.
Муж уводил Жену в спальню, а она оказывалась настолько выбита из колеи, что даже не сопротивлялась.
Утром супруги первым делом направлялись в кухню.
Никаких следов ночного нашествия, кроме давленных насекомых трупов, не обнаруживалось. Жена проверяла все шкафы и тумбы, и мойку, и газовую плиту. Тараканы ушли так же необъяснимо и всем скопом, как и появились.
– Мистика! – делала заключение Жена.
А Муж выражался по-научному – массовая миграция беспозвоночных членистоногих стасиков.
– Жалко, фотик не догадались взять. Снять такое чудо надо было.
– Ой, не говори при мне об этом…
– Ну не буду, не буду, – Муж чмокал жену в нос, – ты у меня такая ранимая, нежная вся такая. Ты, может, и крысок боишься? А мокриц, а клопиков?
– Идиотов я боюсь! Перестань идиотничать! Не смешно. Мне всю кухню теперь перемывать, дезинфицировать.
И Муж спешил перестать, пока его не привлекли к дезинфекции. Но его все равно привлекали…
…грохот стоял весь вечер. Сосед разошелся не на шутку, от его ремонта квартира ходила ходуном и дребезжали стекла.
– Сил нет уже это терпеть! – в ответ на особо мощные удары восклицала Жена, – Муж! Ты мужик или нет? Сходи, поговори с ним.
Муж вслушивался в раскатистые взрывные удары.
– Отбойник что ли… Он там, совсем?.. Понятно, откуда тараканы… Похоже, уже не только перегородки, но и капитальные стены сносит…
– Боже, ну так сходи! Ты мужик или…
– До 23:00 имеет право. Потерпи, завтра уже на море будем.
– Но это же невозможно терпеть! Такое впечатление, что дом рушится!
– Ничего не рушится! Давай наушники наденем. Вот будет ровно одиннадцать вечера, и я тогда…
– Ты тогда?!.. Давай свои наушники. А это что такое?
Жена показывала на окно. Окно за легкой шторой светилось каскадами ярких вспышек, как от электросварки. Потом вспышки оборвались, но даже через двойное стекло и задернутую штору было видно, как им на смену по тучному темнеющему небу посыпались разноцветные огни. Через пару мгновений, пробившись сквозь ремонтный грохот, в комнату залетел глухой треск рвущихся фейерверков.
– Дурдом на дому! Один стены рушит, другие салют запускают!
– Вообще-то сегодня праздник.
– Праздник – это хорошо, – выдавал свою формулу Муж.
Он подходил к окну, чтобы выглянуть наружу.
– Муж, надеюсь, ты не прилипнешь теперь к стеклу любоваться огоньками! Закрой шторы плотнее, пожалуйста.
– Да закрываю, закрываю уже.
– Пожалуйста, и портьеру тоже.
– Закрываю, говорю тебе…
Ворча себе под нос что-то неразборчивое и, возможно, нецензурное, Муж вваливался в постель, натягивал наушники и утыкался в ноутбук. Жена натягивала наушники и утыкалась в телевизор.
Перед тем как уйти в мир грез, Жена последний раз косилась на Мужа и толкала его локтем в бок – вот тебе и совместный просмотр хороших фильмов. По экрану ноута у Мужа топтались орды зомби, взлетали и лопались напалмовые пузыри.
Без шести минут одиннадцать Муж, одетый и обутый, с плачущим лицом и по-бойцовски втянутым животом, стоял у порога квартиры, а Жена ободряюще и презрительно смотрела на него из коридора. Одновременно они смотрели на настенные часы, на которых минутная и часовая стрелка спешили слиться в экстазе на цифре 11. Стрелки двигались с заметным усилием, едва преодолевая царившие в квартире гром и содрогание. Наконец, они слились и разделились.
– Ну!
– Рано, еще четыре минуты.
– Ты мужик или…
– Блин, хватит уже…
Оборвав обе фразы, гром и содрогание вдруг разом пресеклись, создав пугающую тишину.
– Слава Богу!
– Воистину, – сказал Муж и с облегчением распустил живот.
Супруги коротко перекусывали и выпивали, празднуя тишайшую благодать, еще раз проверяли сумки и чемоданы и отправлялись спать.
Муж отрубался сразу, а Жена лежала еще какое-то время, тихо и бездумно глядя в сумеречный потолок.
В темноте становилось видно, как по краям глухих портьер пробивались резкие белые блики электросварки. Наверное, сосед доделывал что-то снаружи лоджии. Блики играли, мигали, резали острые тени. Если бы муж не спал, он бы, наверное, удивился такой яркости, но Жене было все равно, она повернулась на бок, обняла Мужа и заснула. Последнее что она услышала – отдаленный глухой удар самого мощного фейерверка.
Никто не видел, как в квартире отключался свет.
Это ложь, что сон сродни смерти. Сродни смерти – миг просыпания.
Проспали они до обеда, благо вставать рано нужды не было – самолет ждал их на старте только вечером. Наутро как заведено…
…холодно. Батареи остыли. И сквозняк. Не включается свет. Странно…
…не сговариваясь, шли на лоджию…
…светло и город лежал в чистом прозрачном воздухе. Воздухе удивительно прозрачном и изумительно светлом, будто светящимся изнутри. Ни облачка, ни дымки, ни смога, ни чада заводов. Муж и Жена никогда не видели свой город таким прозрачным – от неба до неба.
Только это был уже не город.
Повсюду, куда достигал взгляд, лежали руины. Нет, не лежали – стояли, топорщились, дыбились, нависали над провалами, зияли проломами.
Панельные здания – россыпь колотой плитки в куче пыли и сора, кирпичные – обглоданные клетки черноты и синего неба, монолитные – изъеденные гнилью зубы с дуплами до самых корней. И все они – проваленные сами в себя, как старушечьи рты, развороченные до глухого нутра, как похабные дыры, горбатые, прибитые, раздавленные, сбитые в кучу, раскинутые веером – камни, бетон, крошка, арматурины, остатки стен, сбитые наземь кровли, торчащие балки, каркасы, костяки, скелеты – все они – весь город. Весь город – они.
И удивительно неуместно, пародийно, вызывающе пошло над всем этим высилась сейчас уже совершенно отчетливо и определенно видимая тридцатиэтажка.
Муж и Жена держались за руки. Они подходили к самому краю, так что пальцы ног оказывались над бездной. Той, где раньше был сквер с чугунными тумбами и цепями. Они заглядывали в нее.
– Муж…
Муж вздрагивал.
– Я больше не могу…
Муж молчал.
– Я хочу ребенка.
Муж крепче сжимал руку Жены.
– Ты что не понимаешь?! Я хочу ребенка!
Дом дрогнул под ними, по полу, стенам, по бетонной плите побежали глухие волны.
Они посмотрели на горизонт. Накренившись под немыслимым углом, рушилась новая тридцатиэтажка. Этажи оседали и скатывались и ссыпались один с другого. Земля отвечала густым гулом, но воздушный звук еще не долетал до развороченной лоджии.
– Ребенок это хорошо, – говорил в таких случаях Муж.
И они возвращались в дом.
…ведь жизнь не должна закончиться…
Читайте нас:
Выбор редакции
© 1998-2024, «Бельские просторы» - литературно-художественный и общественно-политический журнал. Издается с декабря 1998 года. Относится к категории «литературных толстяков», таких, как «Новый мир», «Наш современник», «Знамя», «Дружба народов», «Урал».
Передавая рукописи в редакцию журнала, авторы соглашаются с условиями договора оферты, размещенного на сайте belprost.ru. Рукописи не рецензируются и не возвращаются. Редакция не вступает в переписку с авторами. Положительное решение сообщается. Мнение редакции не всегда совпадает с точкой зрения того или иного автора. При перепечатывании материалов ссылка на «Бельские просторы» обязательна.
____________________________________________________________________________
Свидетельство о регистрации средства массовой
информации ПИ № ТУ 02-01564 выданное
Управлением Федеральной службы по надзору
в сфере связи, информационных технологий
и массовых коммуникаций по Республике
Башкортостан от 31 октября 2016 года.
Главный редактор: Горюхин Юрий Александрович
_________________________________________________________
Единый телефон доверия для детей, подростков и их родителей: 8-800-2000-122 (звонок бесплатный и анонимный для всех жителей России).
Телефон доверия Республики Башкортостан: 8 (800) 700-01-83.
Телефон психологической поддержки детей и родителей: 8-800-347-5000.
Телефон
(347)292-77-62
Эл. почта
Адрес
450079, Республика Башкортостан, г. Уфа, ул. 50-летия Октября, 13, 9 этаж, каб. 912, 923
Рекламная служба
(347)292-77-62
Редакция
(347)292-77-62
Приемная
(347)292-77-62