№6.2023. Альваро Мато Гийе. Осип Мандельштам

Перевод с испанского Юрия Татаренко

Этих лагерных стен не отмыть никому,

А тем более – черному солнцу.

В ожидании ночи,

Приходящей из вырытых ям,

Кто-то успел нацарапать

Поверх самолюбия камней и бетона

Две главных строки Осипа Мандельштама:

«Неужели я настоящий

И действительно смерть придет?»

Надо подумать, что мне ответить поэту.

«Приходить, уходить – мы пока еще так не умеем,

Это просто иллюзия действия» –

Девственно белым стихом

Осип озвучит подсказку,

Не различая цветов дождя,

Не различая запахов птиц,

Убегая, стоя на месте,

Оттуда, где воздух не дышит,

Где место не гениально,

Где не ощущают струны под собой,

Барахтаясь в именах.

Так говорил бы поэт –

Со мною, но про себя, –

Не заметив, что листопад величают

Белой мраморной мухой,

А зеркало снова засижено

Тишиной-одиночеством

И прочими,

Кто ожидает смерти моей.

Деревья в ужасе разбежались,

Не разбирая дороги,

И не слушал никто

Птичьего отпевания.

В братской канаве

Осип лежал,

И зубы его

Были давно сухи.

Лагерь захватывал улицы,

Площади, города,

Рассаживался по лавочкам и парапетам,

Лез в окна квартир

И ветру за пазуху,

Не прячась под юбку радуги.

То, во что превратился Осип,

Пудрилось свежей пылью

И говорило теперь с облаками

И с саженцами берез.

На досуге

Знай себе удивляйся

Отраженью тугих парусов

В зеркале моря,

Шиканью листьев на осень,

Вкусу подопытной крови,

Вот только

Глаза Мандельштама

Вбирали в себя кладбищенский холод,

Запахи пепелища,

Инопланетный туман.

Лицо поэта выныривало

Между чьих-то зубов

И скрюченных пальцев,

И солнце

Отказывалось быть солнцем,

И сломанные ветки

Проваливались в осень,

Как в летаргический сон.

Конечно, его искали.

Искали стихи и тело

В орешнике, между сосен,

В пещерах, курганах, склепах,

Фамилию в мятых списках

Вписавшему не найти.

Ответом на все вопросы –

Не тишина в квадрате,

А тишина в тишине.

Молчали курки и дула,

Молчали ножи-заточки

Странною немотой.

Зачем продолжать, коль старуха

С косою прошла на поклоны?

Улыбка с лица Мандельштама

Взлетела к заброшенным гнездам,

А бледность его подбородка

Все глубже в снег зарывалась.

А существовать – зачем?

Он спрашивал камни в стенах,

Он спрашивал птиц, летящих

Подальше от глаз людских.

И все же

Иногда он садился описывать

Неприличие капель

На молодящихся листьях,

Что скоро полезут без очереди

В лужи, в тиски тумана,

А под конец – на рожон.

Осип садился

Страху сказать, что он – страх,

Осип хотел объяснить

Смысл и причины уныния,

Воздействия на несговорчивых –

И оставались строки

На разорванных листах,

На неровностях стен,

Под грязью цементного пола.

Облака своим прогулочным шагом

Не поспевают за птицами.

Пустота в глазах облаков

Вдруг воплощается в дождь,

Разъедающий кровь на ладонях

И теплое в полости рта,

И мышцы бедра до кости –

И вот уже нет и скелета…

А когда-то,

Сидя на скамье,

Он обнимал свою Надежду

И никак не мог вспомнить,

Что он когда-то утонет

И от него останутся круги под глазами

И швы с перегнившими нитками.

Птицы, прыгающие по штабелю тел,

Не ужасаются

Степени бледности утра.

Утверждают,

Что поэт Мандельштам

Умер в декабре, январе,

В марте и мае,

Когда шел снег

И когда шел дым

Из засыпанных ям.

«Неужели я настоящий

И действительно смерть придет?»

Седеют виски,

А я так и не знаю ответа.

Птицы не знают другого:

Кружа над могилой,

Сливаешься с черным солнцем.