№7.2021. Сергей Ивкин. Высокий воздух. Стихи

Сергей Ивкин – поэт, художник. Родился в 1979 году в Свердловске. Окончил Российский государственный профессионально-педагогический университет. С 2016 года – один из редакторов журнала поэзии «Плавучий мост» (Дортмунд, Германия). Автор десяти стихотворных книг. Лауреат премии MyPrize (2018) и Турнира поэтов на кубок Ирины Евсы (2021). Член жюри Всероссийской литературной премии имени П. П. Бажова. Живёт в Екатеринбурге.

Сергей Ивкин

Высокий воздух

*  *  *

Высокий воздух. Фляга «Бугульмы».

Сухарики. Далёкие холмы.

Вот с кем ты говоришь, башка седая?

Планета под ботинком проседает.

Хвост лошади, стоящей на горе.

Что очи, возведённые горе,

увидят в небе, кроме Салавата?

Немного зябко и череповато.

Усыпанная звёздами Уфа.

Куда ещё прийти во сне («Фа-фа», —

из Фёдорова строчку напевая,

из фляги по глоточку выпивая)?

Тогда нас было много, нас несло

сквозь сумерки, нам было весело,

и лишь ребёнок ныл, просясь на плечи.

Архитектура, жизнь, фрагменты речи.

А запись на повторе – ты один:

вперёд ушёл эскорт любимых спин,

и снятся только мелкий снег и фляга,

вечерний город в триколоре флага.

Вот так стоишь, как жёлтый сухоцвет.

Рассеянный совсехсторонний свет.

Шекспир какой-то. Акт четвёртый драмы.

И вместо титров вязь кардиограммы.

*  *  *

Дрон о четырёх вертушках,

что ты кружишь над душой?

Мне не тошно, мне не скучно,

мне почти что хорошо.

Схлопни огонёк зелёный,

в небеси не тарахти.

Я сегодня просветлённый.

Я в порядке. Я в сети.

Щёлкай камерой, вальсируй

над панельным домино.

Постою пешком. Спасибо.

Чито-гврито, Мимино.

*  *  *

Чувствую,

прямо к ноздрям

подошла обида.

Нужно

подняться на цыпочки

и дождаться.

Можно быть праведным,

как Иоанн Кронштадтский,

и погрузиться во зло,

и того не видеть.

В каждой войне правы оба.

На то и войны.

И не принявших сторону

не бывает.

Не прекращается

Вечная Мировая

ложи отвергнутых

с табором недостойных.

Вот и сижу

один

в тишине на даче,

слушаю цвирки птиц

и фальцет болгарки.

Я получил расчёт за свои подарки.

Да и чужую ненависть отбатрачил.

*  *  *

Пьяный смех из преисподней.

Треск тельняшки: «Я не вру».

Голова болит сегодня.

Не болела поутру.

Утром носом гной. И кашель.

Но в порядке голова.

А сегодня бесит каждый

выкрик за окном. Слова

поклевать на подоконник

прилетают. Дать люлей.

И весёлый, как покойник,

молча слушаю людей,

что не правы, что ответят,

зуб дающих, пьющих йод…

В голове гуляет ветер,

паруса с балконов рвёт.

*  *  *

Что там? Зелёный и кадмий.

Лето. Горячие камни.

Чёрное озеро. Змеи.

Всё, чего не умею,

было осилено: рыбкой

с берега прыгать на хлипких

досках причала ватагой,

счастье, друзья, отвага.

Альтернативное время

снова во снах... Арена

личного Колизея.

Веки сомкнул – глазею:

там я сильней и резче,

там я – любимец женщин,

там никакой бумаги –

счастье, друзья, отвага.

Суетный Марк Аврелий,

спящий под плач свирели.

Тихо, пусты трибуны.

Только свирель и струны.

Жизнь среди жёлтой пыли

там, где меня убили.

Вот оно – высшее благо:

счастье, друзья, отвага.

*  *  *

Квантовая психика распада

для того, кто смотрит сквозь хрусталь,

выглядит как мелкая награда,

стоило бы выкинуть, да жаль.

Пусть хранится на каминной полке

средь мизерных пластиковых штук.

Это лучше, чем носить наколки

или душу выдохнуть в мундштук.

Посмотрите, правда, крайне мило,

разве ль я не умница? Стоят

алебарды, грабли, пики, вилы,

всё, чем оцарапывался, в ряд:

память, нашинкованная в мессу,

вера, утрамбованная в грусть,

психика, устойчивая к стрессу,

но слегка разболтанная. Пусть.

Как прекрасен дом в пожаре лета!

Ничего не сохранить в огне.

Господи, а можно взять вот это?

Честно-честно, очень нужно мне.

*  *  *

Детство в азарте идёт по зелёной миле.

Странные птицы, поющие «Текели-ли»,

низко летят, прикрываешь рукой затылок.

Солнце легло в торосы и в них застыло.

Всякий кулик поминает свои Кулички.

Где Апокалипсис прочно вошёл в привычку,

нет метафизики – сами чернее Вия.

В космос уходит библейская Ниневия.

Самое время уста зашивать хулящим:

те, кому страшно в нынешнем настоящем,

не причастятся следующей печали.

Нам ещё столько жуткого обещали!

*  *  *

Разноглазый. С воровской улыбкой.

Тощий и сутулый. О тебе

что я вспомню, человек-ошибка,

номер первый в перечне потерь?

Выплатил твой долг – и не осталось

ничего, что связывало нас.

Разве что наследная усталость,

муторной гордыни контрабас?

Словно в зубы выбитые тычет

мой язык. Отхаркиваю желчь.

Пустота живая. Гневный вычет.

Прошлое необходимо сжечь,

чтобы только в сердце извивалась

ветка опалённого песка.

Маска городского карнавала

Lucifer with diamonds in the sky.

*  *  *

Да, мало приятного: я – Гумилёв,

но мне обещанье дано.

Когда сойдёт рыбарь, откроется клёв

и будет осушено дно,

я тоже смогу, заглотив червяка,

в открытое небо смотреть.

А эта вода – это только пока

не Дикая ловля, а смерть.

*  *  *

Держу в ладонях старую шкатулку.

И губы выгибаю: «Фхтагн, Ктулху».

А что другое на узор из звёзд

сказать способен выползший на плёс?

О, дачные коллекции… На бреге

остался от волны приезжих пегий,

поточенный зубами мыси скарб,

самодовольный зазеркальный карп.

Судьба предмета дольше человечьей.

Не замечая сколов и увечий,

вещь сохраняет некое «ого!» –

И ей вполне достаточно его.