Все новости
Поэзия
28 Июля 2020, 17:11

№7.2020. Эдуард Учаров. Домолчаться до нового бога. Стихи

Эдуард Раимович Учаров – поэт, эссеист, редактор. Родился в 1978 г. По образованию юрист. Публиковался в журналах «Дружба народов», «Звезда», «Новая юность», «Нева», «День и ночь», «Дети Ра», «Homo Legens», «Современная поэзия» и других российских и зарубежных изданиях. Лауреат премий Салиха Гуртуева, Максима Горького. Автор поэтических сборников «Подворотня», «SOSтояние весомости», «Трёхколёсное небо», «Инородная вещь», сборника прозы «Калмыцкие таблицы». Редактор-составитель ряда книг стихов и прозы. Работает руководителем литературного кафе «Калитка» Центральной библиотеки города Казани. Организатор и куратор ряда литературных проектовДомолчаться до нового бога* * * …и у нас в России рождался бог –то ли был с Толстым, то ли с Достоевским – но всегда в такие подтексты влёк,что нам в эти бездны и падать не с кем.

Эдуард Раимович Учаров – поэт, эссеист, редактор. Родился в 1978 г. По образованию юрист. Публиковался в журналах «Дружба народов», «Звезда», «Новая юность», «Нева», «День и ночь», «Дети Ра», «Homo Legens», «Современная поэзия» и других российских и зарубежных изданиях. Лауреат премий Салиха Гуртуева, Максима Горького. Автор поэтических сборников «Подворотня», «SOSтояние весомости», «Трёхколёсное небо», «Инородная вещь», сборника прозы «Калмыцкие таблицы». Редактор-составитель ряда книг стихов и прозы. Работает руководителем литературного кафе «Калитка» Центральной библиотеки города Казани. Организатор и куратор ряда литературных проектов
Домолчаться до нового бога
* * *
…и у нас в России рождался бог –
то ли был с Толстым, то ли с Достоевским –
но всегда в такие подтексты влёк,
что нам в эти бездны и падать не с кем.
Он такую трудную правду нёс
и такие истины словом плавил,
что распял себя, и себя вознёс,
и был принят нами как новый Авель.
Вот невинной крови забрезжит свет,
полоснёт по сердцу строкою рваной,
и вот эта кровь, что на всё ответ,
навсегда излечит людские раны.
Вновь придёт творец, и его свеча
озарит поэтовых домочадцев.
Ах, какое счастье: молчать, молчать –
и до бога нового домолчаться.
* * *
Сон бумажный смят и брошен
в неразбитое окно,
он давно уже раскрошен
на кино и не кино.
Отмотай немного плёнку:
скоро кофе закипит.
По столу ползёт клеёнка,
зайчик солнечный летит.
Перья в бок, строка на лыко,
я ещё не этим шит.
Мышью буквы не накликал,
горе в горле не першит.
Вот и здравствуй, постоянство.
Не вино, так всё равно.
И унылое пространство
рубят шашки домино.
ЧАСЫ
Не скрипнет засыпающий засов –
лишь маятник потрёпанных часов,
вися на волоске, качнувшись в полночь
от шестерёнок звёзд и сна пружин,
назойливо комариком кружит,
колёсиком звенит тебе на помощь.
Ну что за жизнь в бессмертии таком?
Под мерный стук ты возишься с замком,
проклятых стрелок приближая залежь.
Убив кукушку, смерть не обмануть;
макнёшь перо в сиреневую муть
и облако над домом продырявишь…
* * *
А что поэт? Сидит себе на жёрдочке,
клевещет клювом, зарится пером…
Легонечко весна коснётся форточки
и озарит лазурью птичий дом.
По зёрнышку, по лучику, по ядрышку
накрошит в плошку солнечных деньков
и радужно их сядет щёлкать рядышком
за прутьями плывущих облаков.
У клетки золотой названий тысяча.
Щеколдой нёба небо щекоча,
и ты сейчас сидишь себе напыщенный –
соловушкою в облике грача.
ЛЯДСКОЙ САД
Мы выжили, спелись, срослись в естество
чернеющей в садике старой рябины;
глухой, искорёженный донельзя ствол
не выстрелит гроздью по вымокшим спинам,
плывущим к Державину, выполнить чтоб
в обнимку с поэтом плохой фотоснимок;
блестят провода и качается столб,
троллейбус искрит, перепутанный ими,
а ливень полощет у сосен бока
и треплет берёзы за ветхие косы,
газон, осушив над собой облака,
под коврик бухарский осокою косит,
и голос фонтана от капель дождя
включён, вовлечён в наше счастье людское…
и мальчик соседский, в столетья уйдя,
по лужам вбегает в усадьбу Лецкого.
БОЯРЫШНИК
Мой грустный друг, когда слышны слова,
Бредущие к сочувствию прохожих,
Таинственная ягода зла вам
Не принесёт, а только лишь поможет.
Прислугой у аптечного замка
Вы так печально мелочью звените,
Что чёрствости теряется закал,
И губы сами шепчут: «Извините...»
А Муза рядом чек пробьёт пока –
Наступит ясность бытия земного,
И с божьей помощью её рука
Протянет кубок вдохновенья снова.
Тончайший лирик, в ком трепещет ток
Промозглых утр и мусорных прибоев,
Вы в два глотка осушите всё то,
Что мне за жизнь отпущено судьбою.
ЛУНАТИК
Как на лампаду, на небо дохнёшь –
погасишь звёзды, отвернёшься к стенке
и сном полурасстрелянный начнёшь
цедить глагол оспатой ассистентке.
Она тебе сквозь тюль засветит в глаз,
и ты, словечки нанизав на рёбра,
на ловкое циркачество горазд,
карнизом ржавым пятишься нетвёрдо.
О Господи, ты только не буди,
когда я черепицу разминаю,
ходи со мной по этому пути,
пока не приключится жизнь иная.
Тогда кульбиты будут так лихи,
так искренне прочертится глиссада,
ведь падать – это как писать стихи:
ни притворяться, ни уметь не надо.
РОЖДЕНИЕ
В новое переселяясь тело –
чувствовать озноб, неправоту.
Позабыть бы. Забываешь смело
то, что будет так невмоготу.
Радуешься солнцу, но не знаешь,
что это такое, какова
близится расплата за уменье
языком нащупывать слова.
Смотришь-смотришь ясными глазами
на рождённый в первом крике мир.
Вот и всё. Мне всё про всё сказали.
Обними и на руки возьми.
* * *
Снятся сны – голодные волчата,
правду звука из груди сосут.
Жизнь моя как заболоцкость чья-то –
свет, которым отмерцал сосуд.
Словно мышь, из этого кувшина
молоко взбиваю до крови,
но спасает тайная пружина
и пера зубчатый маховик.
По стихам, что делаются гуще,
выбираюсь и качусь, юля,
я качаюсь, я волчком запущен,
я верчусь и, значит, я – Земля!
Читайте нас: