Все новости
Поэзия
24 Декабря 2019, 14:47

№12.2019. Совет молодых литераторов. Маргарита Чекунова. Беглянка из времени «Y». Стихи

Маргарита Чекунова родилась в 1993 году в Тюменской области. Окончила ТюмГУ по двум специальностям. Работает журналистом на тюменском областном телевидении. Публиковала стихи в альманахах «День поэзии», «Наш современник», «Врата Сибири» в «Литературной газете» Маргарита Чекунова Беглянка из времени «Y» По сибирскому тракту Этой песни нет причины, а дороге нет конца. Перелески и ложбины, мчит кибитка от крыльца, где висели транспаранты, где прогнали нас... тихи, мы везем, как контрабанду, философские стихи.

Маргарита Чекунова родилась в 1993 году в Тюменской области. Окончила ТюмГУ по двум специальностям. Работает журналистом на тюменском областном телевидении. Публиковала стихи в альманахах «День поэзии», «Наш современник», «Врата Сибири» в «Литературной газете»
Маргарита Чекунова
Беглянка из времени «Y»
По сибирскому тракту
Этой песни нет причины,
а дороге нет конца.
Перелески и ложбины,
мчит кибитка от крыльца,
где висели транспаранты,
где прогнали нас... тихи,
мы везем, как контрабанду,
философские стихи.
Лёд растает, мир растопчет,
смолкнут друг и визави,
смутный век не обесточит
нежности в моей крови.
Тает ночь в дорожном звоне.
честь и слава на кону...
но оврагом мчатся кони,
Пуркуа-Па и Антр-Ну.
Путь фиалками не выстлан,
враг-неясыть, не кричи!
Дерзким взглядом фальшь от истин
отделим и отличим:
белладонна или клевер,
дым ли, тень ли облаков.
«Вы играете на флейте?»
«Наш мотив любви таков,
что и в резком интервале
не рождает диссонанс».
«Вы ещё не открывали
старой повести о нас?»
А дорога длится, длится,
за пригорком косогор.
Все на свете повторится,
даже этот разговор.
Будет лёд хрустящ и тонок,
синий сумрак, белый дым,
и какой-нибудь потомок
вскрикнет голосом моим,
Все о том, что годы сгинут
в объясненьях и борьбе,
всё о том, что нас не примут
в чьей-то маленькой избе.
Мы летим в лучах свободы,
по унылым мостовым.
Провода и кьюар-коды,
вал, погост, дорожный дым.
А свои нас ждут в опальных
избах, светлых от лучин.
Нас, надменных и нахальных,
мир не сможет отличить
от теней, от смеха в роще,
миражей в ночной дали.
Мы хотели стать чуть проще и земнее.
Не смогли.
Быть плеядами в эфире,
быть сиянием в пути
ни один догматик в мире
нам не сможет запретить.
Говорить в тревожный рупор,
что, изверившись совсем,
сумасшедший мир так хрупок
от закупоренных схем.
Но тяжёлые засовы сдвинет робкая рука:
«Чьи там кони? С кем вы? Кто вы?
Нам не велено впускать!»
«Вы чужие» – мы чужие…
Пыль столбом и звон подков!
Будем петь, пока мы живы,
Не тая превратных слов,
что, поскольку у истока
их прихода – боль и сны,
дрожью, пылью и дорогой
и терзаньем рождены.
А дорога длится, длится…
наша песня вновь проста.
нам дано однажды сбыться,
и в кибитке есть места.
Путь проделанный недолог.
Мчим, куда покажет Бог.
Сохранит ночной проселок
грустной песни эпилог.
Метафоры
Рыжий закат проплавал в окне – перья Жар-Птицы в руках!
Если душа моя не во мне, Господи, это как?
Феникс из пепла, из сажи – Пегас, безумным словам – простор.
Фитиль заката в окне погас. Сердце моё, за что?
Нет ничего бесподобней права жечь в темноте свечу.
Горизонтально, влево и вправо, мыслить, как захочу.
И, освещая привычный строй спрятавшихся фигур,
быть только откликом,
детской игрой,
знаком на берегу.
Может быть, странники всех морей вычислят мой маяк,
бросив звенящий восторг якорей.
Только когда и как?
Исповедь беглянки из времени «Y»
Я молча смотрю. Мигают часы на стенах.
Сто мыслей, несвоевременных, несовременных:
как падала в снег, разбивая о лёд колени,
как слышала в смехе симфонии поколений,
как видела раздвоение, растроенье
двуногих упрямцев, не верящих в исчезновенье
своих идеалов, и вынужденных скрываться,
как мир повернулся спиной, а тебе только двадцать;
как знала, что тон не зависит от камертона,
а любить платонически – выше идей Платона,
как писала слова молитвы на льду нечётко
и кричала толпе, как может кричать девчонка:
«пускай дан орлу полёт, а пингвину – ласты,
последний взлетит!» – и меня не любили схоласты.
По-прежнему верю в то, что однажды приснилось,
пусть небо за тысячелетье не изменилось,
и мой инструмент – это резкий смычёк Минервы,
и век восемнадцатый лучше, чем двадцать первый,
и, в тонкой одежде абсурда и грёз пришедших,
я лучший друг всех истинно сумасшедших.
Пусть пух откровений не крепче бетонной фальши,
мне хочется верить, что всё повторится дальше.
Читайте нас: