Маргарита Чекунова родилась в 1993 году в Тюменской области. Окончила ТюмГУ по двум специальностям. Работает журналистом на тюменском областном телевидении. Публиковала стихи в альманахах «День поэзии», «Наш современник», «Врата Сибири» в «Литературной газете»
где прогнали нас... тихи,
мы везем, как контрабанду,
Лёд растает, мир растопчет,
Тает ночь в дорожном звоне.
Путь фиалками не выстлан,
Дерзким взглядом фальшь от истин
Будет лёд хрустящ и тонок,
Все о том, что годы сгинут
всё о том, что нас не примут
в чьей-то маленькой избе.
Мы летим в лучах свободы,
вал, погост, дорожный дым.
А свои нас ждут в опальных
Нас, надменных и нахальных,
от теней, от смеха в роще,
Мы хотели стать чуть проще и земнее.
Говорить в тревожный рупор,
сумасшедший мир так хрупок
Но тяжёлые засовы сдвинет робкая рука:
«Чьи там кони? С кем вы? Кто вы?
Пыль столбом и звон подков!
Будем петь, пока мы живы,
нам дано однажды сбыться,
Путь проделанный недолог.
Рыжий закат проплавал в окне – перья Жар-Птицы в руках!
Если душа моя не во мне, Господи, это как?
Феникс из пепла, из сажи – Пегас, безумным словам – простор.
Фитиль заката в окне погас. Сердце моё, за что?
Нет ничего бесподобней права жечь в темноте свечу.
Горизонтально, влево и вправо, мыслить, как захочу.
И, освещая привычный строй спрятавшихся фигур,
Может быть, странники всех морей вычислят мой маяк,
бросив звенящий восторг якорей.
Исповедь беглянки из времени «Y»
Я молча смотрю. Мигают часы на стенах.
Сто мыслей, несвоевременных, несовременных:
как падала в снег, разбивая о лёд колени,
как слышала в смехе симфонии поколений,
как видела раздвоение, растроенье
двуногих упрямцев, не верящих в исчезновенье
своих идеалов, и вынужденных скрываться,
как мир повернулся спиной, а тебе только двадцать;
как знала, что тон не зависит от камертона,
а любить платонически – выше идей Платона,
как писала слова молитвы на льду нечётко
и кричала толпе, как может кричать девчонка:
«пускай дан орлу полёт, а пингвину – ласты,
последний взлетит!» – и меня не любили схоласты.
По-прежнему верю в то, что однажды приснилось,
пусть небо за тысячелетье не изменилось,
и мой инструмент – это резкий смычёк Минервы,
и век восемнадцатый лучше, чем двадцать первый,
и, в тонкой одежде абсурда и грёз пришедших,
я лучший друг всех истинно сумасшедших.
Пусть пух откровений не крепче бетонной фальши,
мне хочется верить, что всё повторится дальше.